Холт Виктория. Виктория – королева Английская

   – Ты ухаживала за этим мальчиком, – сказала вдруг королева.
   Аделаида ответила:
   – Герцог тревожился о нем. Ведь он его сын. Разве можно было отвергнуть его? Думаю, герцог доволен тем, что мы подружились.
   – Десять детей, – сказала королева. – Незаконнорожденные актрисы! Скандал! Настоящий скандал!
   – Возможно, что скандалов больше не будет. Я сделаю все, что смогу, чтобы скандалов больше не было.
   – Горячо желаю тебе этого, – сказала королева. – Но Уильям всегда был смешон.
   На какое-то время в комнате установилась тишина. Казалось, что королева забыла о своей посетительнице.
   – Я утомляю вас, – сказала Аделаида после долгого молчания. – Но я пришла попрощаться перед отъездом. Я пойду.
   Королева кивнула, не открывая глаз, и Аделаида поцеловала ее руку и на цыпочках пошла из комнаты.
   Перед дверью она еще раз посмотрела кругом, и ее глаза остановились на маленькой скрючившейся фигурке на кровати.
   «Я больше никогда ее не увижу», – еще раз подумала Аделаида, тихо закрывая за собой дверь.
   Она стояла за дверью. Как же там тихо! Она верила, что Смерть уже была в той комнате, ожидая, когда она сможет шагнуть вперед и сказать: «Следуй за мной».
   Она почувствовала непреодолимое желание еще раз попрощаться с королевой, тихо открыла дверь и остановилась на пороге.
   Королева Шарлотта открыла глаза, и они посмотрели друг на друга.
   – Ты… вернулась, – сказала королева.
   – Чтобы попрощаться… еще раз.
   – В последний раз, – сказала королева. Аделаида почувствовала слезы на своих щеках.
   – Подойди ко мне, – сказала королева, и Аделаида подошла к постели и остановилась.
   – Мое дорогое дитя, – сказала Шарлотта. – Да благословит тебя Бог.
   – Да благословит Бог Ваше Величество, – прошептала Аделаида.
   – Теперь иди, дитя, – сказала Шарлотта. – Я буду помнить, что ты вернулась. Я буду помнить, что ты плакала обо мне.
   Аделаида вышла к карете, смущенная и вместе с тем оживленная, спрашивая себя о том, что произошло между ней и нелюбящей и нелюбимой королевой Англии.

* * *

   На следующий день Аделаида и Уильям взошли на борт корабля «Ройял Соверен», но, несмотря на изысканную обстановку королевских кают, путешествие прошло неважно.
   Герцог не хотел ехать в Ганновер. В молодости, когда его послали на флот, он достаточно поездил по миру, сказал Уильям Аделаиде. Теперь ему хотелось поселиться в Англии.
   – Это мой дом, – заявил он, – и здесь моя семья. Он постоянно упоминал Фицкларенсов.
   Аделаида попыталась рассказать ему о своей последней встрече с королевой, но он не слушал. Уильям больше любил говорить сам, чем слушать других.
   – Моя мать? – говорил он. – О, боюсь, что это старая несносная женщина. Она хорошо поводила за нос короля, прежде чем его упрятали.
   Поэтому бесполезно пытаться что-либо объяснить ему. Она поняла, что всегда найдутся такие вещи, которые невозможно будет обсуждать.
   – А какой ожидается жизнь в Ганновере? – спрашивал он. – Кембридж генерал-губернатор, и ты займешь второе место после его Августы, так как у нас там не будет никакого официального положения. Как тебе это понравится, а? Причем Адольф на девять лет младше меня.
   – Это не имеет никакого значения, – ответила Аделаида.
   Замечание вызвало у него смех.
   – Знаешь, ты самая покладистая женщина, какую я когда-либо встречал.
   Казалось, разговор забавлял его.
   – Я надеюсь, это не звучит как оскорбление, – сказала она покорно.
   – Оскорбление? Скажи мне, какого мужа может оскорбить покорная и послушная маленькая жена?
   Она улыбнулась вместе с ним. Он тогда не понял, что, хотя ее как будто не волнуют такие мелочи, как этот вопрос о более высоком положении в обществе, она полна решимости добиваться своих целей.
   Но может случиться и так, что он этого не узнает никогда.

* * *

   Новобрачные устроились в Фюрстен Хофе и сразу окунулись в светскую жизнь Гамбурга. Августа скоро поняла, что Аделаиду не волнует перспектива занять второе место после жены генерал-губернатора, и они стали близкими подругами.
   Аделаида восхищалась тонкой вышивкой Августы, и они часто вместе сидели за работой. Жена генерал-губернатора любила выращивать цветы и создавать из них поистине художественные композиции. Это было еще одно хобби, которое она разделяла с невесткой, и две молодые женщины наслаждались компанией друг друга.
   – Аделаида, – говорила Августа, – ты самая разумная женщина, какую я когда-либо встречала.
   Они вместе смеялись над помпезностью церемоний, которые им обеим приходилось посещать; но больше всего любили говорить о будущих детях.
   Августа могла шепнуть Аделаиде о своей уверенности в том, что беременна, чтобы потом разочароваться и сказать, что больше не обмолвится ни словом, пока не будет уверена твердо.
   Постоянно за шитьем они молились о том, чтобы их мечты осуществились.
   – Я пропою хвалу Богородице, – сказала Аделаида. Августа была несколько шокирована, однако Аделаида продолжала:
   – Я буду чувствовать себя так, будто меня благословили.
   – Когда-нибудь, – сказала Августа, – одна из нас придет к другой и расскажет о том, как ей здорово повезло. Интересно, кто из нас будет первой.
   Первой повезло Августе. Она забеременела.

* * *

   Но через несколько недель такую же волнующую новость принесла Аделаида. Это еще больше сблизило невесток. Они не могли говорить больше ни о чем, кроме своих будущих детей.
   – Я молю, чтобы это был мальчик, – сказала Августа.
   – А я буду молиться о здоровом ребенке, – ответила Аделаида. – Быть может, мужу больше понравился бы мальчик, но мне все равно. Я считаю, что величайшее счастье, которое может познать женщина, это родить ребенка. Уверена, что испытаю полное счастье, когда родится мой ребенок.
   И Августа, глядя на подругу своими прекрасными глазами из-под тонко очерченных бровей, мягких и трепетных, согласилась с ней.

* * *

   Когда регент прибыл в спальню во дворце Кью, королева Шарлотта сфокусировала на нем свои глаза.
   – Дражайшая матушка! – Он опустился перед ней на колени.
   – Георг!
   Он поцеловал ее руку – старую, морщинистую, изуродованную ревматизмом.
   – Я хочу поговорить с тобой, Георг.
   – Я с удовольствием выслушаю вас.
   – Георг, мы с тобой любили друг друга, ты и я. Он кивнул.
   – С первой минуты, как тебя положили мне на руки, ты был для меня всем.
   Он прикрыл рукой свои глаза.
   – Я хочу, чтобы ты знал, что так было… всегда…
   – Матушка, вы утомляете себя. Ничего не говорите. Она кивнула, не отнимая у него своей руки.
   Это была трогательная сцена. Ей осталось недолго жить, и это печалило ее. Его отец, король, жил с затуманенным сознанием в изоляции от мира. Говорили, что он смотрит через окно своих апартаментов, ставших по существу его тюрьмой, и корчит гримасы каждому, кто смотрит в его сторону. Какая жалость! И этот человек когда-то господствовал в детских и немилосердно избивал его и его братьев, просивших пирожных к фруктам и мяса вместе с жиром. Он не умел управлять ни своей семьей, ни страной, а сейчас считают, что он сошел с ума. Но он продолжает жить, а королева приближается к смерти. Это похоже на иронию судьбы.
   «Все мы стареем, – думал регент. – Скоро всем нам придет конец». Было время, когда он думал, что скоро умрет и уйдет первым. У Фреда слабое здоровье. У его герцогини тоже. А жена самого регента – принцесса Уэльская – продолжает вести скандальную жизнь на континенте, давая ему, он в этом уверен, все основания для развода. Однако никто, кажется, не в состоянии представить ему необходимые доказательства. Если бы только…
   – Матушка, – начал он, но она не ответила. Регент посмотрел на нее и пробормотал:
   – Королева мертва.

* * *

   Королеву похоронили с большой помпой, и регент погрузился в глубокий траур. Он заперся в своих апартаментах в Карлтон-хаусе и предался горю.
   Аделаида узнала о смерти королевы без всякого удивления и с большой печалью. Она хотела бы, чтобы королева прожила достаточно долго, чтобы услышать о беременности ее и Августы. Но грустить в ее положении было невозможно. Она мечтала о ребенке и знала, что больше всего хочет быть матерью. Именно поэтому Аделаида была готова принять детей Фицкларенсов и надеялась, что у них сложатся с ней самые близкие отношения.
   Но собственный ребенок стал бы осуществлением всех ее желаний.
   Они с Августой радостно подсчитали, что Августа родит первой – в конце марта, а Аделаида спустя несколько недель.
   Уильям был в восторге. Он исполнил свой долг, и, как Аделаида, он любил детей.
   – Подожди, вот родится наш сын, – кричал он, довольно потирая руки.

* * *

   Фредерику, герцогиню Камберлендскую, весть о смерти королевы Шарлотты привела в смятение.
   – Я хотела, чтобы моя дорогая тетушка знала, что я одарила ее внуком или внучкой. Подумать только, она умерла до того, как я успела доставить ей такое удовольствие.
   – Она сделала бы все возможное, чтобы не признать этого ребенка.
   – Она никогда не смогла бы этого сделать. Он будет ее внуком или внучкой и в свою очередь станет претендовать на английский престол.
   – А как же Аделаида?
   Тень набежала на лицо Фредерики.
   – Пока дети не родились, ничего определенного сказать нельзя. Аделаида еще не доказала, что может рожать здоровых детей. Насколько я слышала, она несколько болезненная женщина.
   – А мадам Кент?
   – Ах! Это реальная угроза. У нее уже есть двое своих детей. Пышная и полна жизненных сил. Именно тот тип, какой рожает своих детей, как цыганка, прямо на обочине дороги.
   – Сомневаюсь, чтобы они отнеслись к рождению ребенка с такой небрежностью.
   – Не сомневаюсь, что не отнесутся. Они очень уверены в себе. Кент распространяет слухи о том, что было какое-то пророчество. О Эрнест, у меня есть одна жалоба на тебя. Ты – пятый сын у твоего отца, и двое из них сейчас участвуют в гонке против тебя.
   – Однажды ты сказала, что препятствия усиливают возбуждение.
   – Теперь я в этом не так уверена. На нашем пути их слишком много.
   – Каролина становится очень известной на континенте.
   – С этим своим Пергами. Интересно.
   – Всему миру интересно.
   – Не забывай – только если будет доказано. Тогда регент может обойти нас всех. Что, если она зашла слишком далеко?
   – Так оно и есть.
   – А что, если измена будет доказана? Что, если он женится?
   – Слишком много «если», драгоценная моя. Нет, нам следует опасаться только ребенка Кента.

* * *

   Никто не мог так верить в успех, как герцог и герцогиня Кентские.
   Их ребенок должен родиться где-то в мае.
   – Мы должны вернуться для родов в Англию, – сказал Эдуард.
   Виктория уже приняла такое решение и, по существу, внедрила эту мысль в сознание Эдуарда.
   – Безусловно, – ответила она.
   – Впереди еще много времени. Виктория согласилась и с этим.
   – Она должна родиться в стране, которой когда-то будет править, – сказал Эдуард.
   – Как же ты уверен в том, что будет девочка. Конечно, это пророчество.
   – У меня предчувствие, что так и будет.
   – Эдуард, ты меньше всех склонен к фантазиям, и вместе с тем…
   – И вместе с тем я в этом уверен.
   – Только на днях Феодора говорила, что хочет маленькую сестренку.
   – Она у нее будет.
   Герцогиня Кентская улыбнулась от удовольствия. Она не разделяла уверенности герцога в том, что родится девочка, но совершенно не сомневалась в том, что ее ребенок будет править Англией.
   Между ним и троном стоит только отпрыск Кларенсов, а она не верила в то, что Аделаида способна рожать здоровых детей.
   И конечно же, герцогиня была столь же уверена, как и ее муж, что произведет на свет кандидата, который добьется успеха в гонке за трон.

* * *

   Уильям волновался все больше по мере приближения родов Августы.
   – Понимаешь, – заявил он Аделаиде, которая сама находилась на позднем этапе беременности, – этот ребенок может стать наследником престола. Если что-то случится с нашим ребенком или с детьми Эдуарда и Эрнеста, то он будет королем или королевой Англии.
   Аделаиду бросало в дрожь при мысли о том, что вдруг что-то может случиться с тем драгоценным грузом, который она носила, но Уильям отличался чудовищной бестактностью.
   – В королевских семьях случаются странные вещи, когда на карту поставлен трон.
   – Странные вещи?
   – Ходили слухи о том, что со стороны тайком приносили младенцев.
   – Но зачем Адольфу и Августе тайком приносить ребенка?
   – Если их ребенок родится мертвым…
   – Но для чего они могут захотеть чужого ребенка?
   – Чтобы иметь честь быть родителями правителя.
   – И ты мог подумать такое об Адольфе и Августе!
   – Нет, не думаю. Но это официальное событие. Я здесь и должен присутствовать при рождении ребенка.
   – Ты считаешь, что Августа и Адольф будут возражать?
   – Возражать! Дело не в возражении. Это вопрос процедуры.
   Как сказала бы его мать, Уильям опять превращал себя в посмешище.

* * *

   Как только у Августы начались схватки, Уильям оказался рядом. Он подозрительно следил за всеми, кто входил в ее спальню. Адольфа это отчасти раздражало и отчасти забавляло. Но ничего нельзя было поделать, и чтобы не возникло никаких неприятных слухов, было лучше, чтобы своим присутствием Уильям не допустил их возникновения.
   Августа ничего не знала о бдении Уильяма и в свое время родила мальчика. Она была на седьмом небе от счастья.
   Одной из первых ее поздравила Аделаида. Она держала ребенка на руках и любовалась им.
   «О Боже, – молилась она, – пусть и мой будет таким же здоровым, как этот».
   – Мы назовем его Георгом, – сказала Августа. Аделаида улыбнулась. Георг. Королевское имя!

* * *

   – Необходимо делать много упражнений, – сказал врач Аделаиды, человек, который служил в армии Веллингтона. – Это облегчит роды. Упражнениями надо заниматься независимо от погоды.
   Аделаида следовала его совету. Она совершала регулярные прогулки по территории дворца. Нередко Уильям ее сопровождал, и даже когда она чувствовала себя усталой, а это бывало довольно часто, он все равно настаивал на выполнении указаний врача.
   Во время одной из таких прогулок Аделаида промокла до костей, так как ливень начался внезапно. Однако Уильям настоял на том, чтобы она выдержала предписанное время, и прогулка продолжалась.
   Через несколько дней у нее началась простуда, перешедшая в плеврит. Врач немедленно назначил кровопускание.
   Она очень сильно ослабла в результате процедуры, и через несколько дней после рождения маленького Георга у Августы, у Аделаиды начались схватки, хотя до родов оставалось еще несколько недель.
   В результате преждевременных родов на свет появилась маленькая девочка.
   Врачи посоветовали немедленно крестить ребенка, и ее нарекли Шарлоттой Августой Луизой перед тем, как она умерла.

* * *

   Аделаида была безутешна. Ничто не могло успокоить ее. Более того, кровопускание ослабило ее, лишило той сопротивляемости, которая необходима, чтобы оправиться после родов.
   Уильям испытывал смятение.
   Он потерял своего ребенка, но больше всего – к некоторому его удивлению – его пугала возможность потерять жену.
   Они женаты меньше года, их брак это явный брак по расчету, и тем не менее он понял, что будет несчастен, если ему придется жить без нее. Она не красавица и не пробуждает в нем страстного желания… и все же ему будет ее не хватать, если он ее потеряет.
   Это было непонятно.
   Он постоянно находился в комнате больной, постоянно говорил с врачами, всем надоедал, как это мог делать только бедняга Уильям. Жена ощущала его привязанность, что поддерживало в горе. Но она оставалась несчастной. Аделаида знала, что жаждала ребенка, но только теперь поняла, как страстно. Те месяцы ожиданий были самыми счастливыми в ее жизни. А теперь… все пропало. Она бредила, и врачи сказали, что герцогиня стоит на краю смерти.
   Уильям не отходил от ее постели. Она должна поправиться, говорил он ей. Что ему делать, если этого не случится?
   Она смутно осознавала его присутствие, и хотя оно затрудняло работу сиделок, но давало ей утешение.
   Августе очень хотелось навестить ее, но она не решалась. Как будет чувствовать себя Аделаида, если она, благополучно родившая ребенка, придет к ней как триумфатор? Поэтому счастливая мать не заходила в комнату больной, а празднества, подготовленные по случаю рождения ее маленького Георга, отменили.
   Но с приходом апреля состояние Аделаиды начало улучшаться.
   Уильям по-прежнему сидел у ее постели и отказывался уходить.
   – Ты не должна беспокоиться, – говорил он. – Это врач… эти прогулки. Именно из-за них ты и заболела. А потом кровопускание… и ты потеряла нашего ребенка. Но ты еще очень молода. Будут и другие дети. Моя сестра, королева Вюртемберга, шлет тебе теплые письма. Она говорит, что ты не захочешь оставаться в Ганновере, а пожелаешь сменить обстановку. Она предлагает нам нанести ей визит, как только ты будешь готова к поездке. Тебе бы хотелось, а? Если не захочешь, мы не поедем. Теперь буду заботиться о тебе я. Не беспокойся. В следующий раз все будет хорошо. Я не хочу потерять свою жену. Дети не хотят потерять свою мачеху. Не теперь ведь, когда они начинают испытывать к тебе привязанность.
   Все это звучало несколько нарочито – грубовато-добродушный моряк выражал свои мысли вслух. Но это говорилось искренне и успокаивало ее.
   То, что она потеряла ребенка, не значило еще, что у нее больше не будет детей.

* * *

   Ни Кенты, ни Камберленды не стремились делать вид, что очень огорчены известием о трагедии Аделаиды. Все реагировали в соответствии со своим характером.
   – Она не может служить препятствием, – заявила откровенная Фредерика. – Она не способна рожать здоровых детей.
   – Такова Божья воля, – сказала Виктория с самодовольным видом человека, знающего, что он избран Богом. – Думаю, – продолжала она, – что пора возвращаться в Англию.
   И, как всегда, герцог с ней согласился.
   Им, конечно, следовало выехать раньше, но Виктории очень хотелось оставаться в Германии как можно дольше, чтобы поступали свежие сведения о состоянии Аделаиды. Получилось очень удобно, что роды оказались преждевременными. И хотя она не заходила так далеко, чтобы открыто сказать то же самое о смерти ребенка, тем не менее об этом думала.
   Но все это входило в предопределение судьбы.
   Конечно, деньги создавали трудности. Пришлось покинуть Англию из-за долгов герцога, а поскольку они все еще не были погашены, возвращение представляло некоторую опасность. Но этот важный ребенок должен родиться в Англии.
   Они должны занять денег на поездку; герцог может править лошадьми, чтобы сэкономить на зарплате кучера, а поскольку это была громадная карета, можно перевезти в ней достаточно много багажа.
   Был апрель, когда они тронулись в путь, и тогда-то до них дошло известие о том, что Аделаида и Уильям отправились с визитом в Вюртемберг.
   – Она предпримет еще одну попытку, – мрачно сказала Виктория, но герцог так верил своей цыганке, что не сомневался в том, что ни из этой, ни из других попыток ничего не получится.
   – Мы не должны рисковать, – сказала герцогиня.
   Она решила нанять повитуху, по слухам, лучшую в Германии, и эта женщина должна поехать с ними – на всякий случай.
   Ведь если бы, судя по всем рассказам, не несчастный случай, Аделаида могла родить здоровую девочку, которая встала бы на пути их ребенка, который вот-вот родится.
   Они должны быть готовы ко всему.
   Фрейлейн Сиболд была очень толковой женщиной. Она сказала герцогине, что не ожидает особых неприятностей, что все идет хорошо и она не сомневается, что ребенок будет таким же здоровым, как Чарлз и Феодора.
   И они отправились в Англию.

* * *

   Апартаменты в Кенсингтонском дворце подготовили к рождению, и 19 мая, совершенно не сомневаясь в успехе, Виктория взялась за рождение своего ребенка.
   Ребенок родился рано утром.
   – Дочь! – услышала герцогиня голоса над своей постелью.
   Герцог стоял у постели. Она слабо улыбнулась ему.
   – Мне жаль, что это не мальчик. Но герцог покачал головой.
   – Нет, – сказал он. – Ты же знаешь, это должна быть великая королева.
   Теперь и она уверовала в пророчество цыганки так же твердо, как он.

* * *

   Через три дня после рождения у герцога и герцогини Кентских дочери Фредерика, герцогиня Камберлендская, произвела на свет своего ребенка. К ее огромной радости и к радости герцога – это был мальчик.
   – Мы назовем его Георгом, – заявила Фредерика. – Это хорошее имя для короля.

* * *

   Таким образом, в тот год появились три претендента на трон – два мальчика и девочка. Но девочка, будучи дочерью четвертого сына короля герцога Кента и его герцогини, шла впереди.
   Только Аделаида была разочарована.
   – Но будет еще ребенок, – убеждала она себя, – и в следующий раз я не допущу, чтобы что-то случилось.
   В этом заключалась ее единственная надежда на счастье; это же больше всего пугало братьев мужа и их жен.

КРЕЩЕНИЕ В КЕНСИНГТОНСКОМ ДВОРЦЕ

   Принц-регент стал раздражительным. Он, несомненно, старел. Ему приходилось пользоваться румянами, чтобы придать своим щекам некоторое подобие того нежного оттенка, каким они сияли в юности. Подагра мучила его слишком часто. Он становился жертвой загадочных болезней, которых не понимали врачи и от которых они прописывали бесконечные кровопускания, заставлявшие его испытывать слабость.
   Его жена вела себя отвратительно на континенте, и, несмотря на все свои попытки, он не мог получить улики против нее, которые ему были нужны. А теперь еще весь этот шум по поводу новорожденных в их семье.
   У него теперь одна племянница и два племянника, а было бы намного уместней ему самому иметь сына.
   Еще не слишком поздно. Он в этом уверен. Если бы только он мог избавиться от Каролины, он бы женился и произвел на свет наследника, как все они.
   Ему жаль, что Аделаида потеряла ребенка. Если уж он сам не может дать наследника престола, он предпочел бы, чтобы это сделал Уильям. Он никогда не любил Эдуарда, который страдал излишней самоуверенностью, и невзлюбил его жену. Мадам де Сен-Лоран была настолько очаровательной, а мадам Виктория держалась слишком высокомерно. Она – типичная немка, решил он, спесивая, самоуверенная и готовая всех водить за нос. Она может это проделывать с Эдуардом, но и только.
   Еще хуже то, что эта женщина начнет вести себя так, будто она мать наследницы престола. Она как будто говорит ему, его отцу и Уильяму: давайте поскорей. Пожалуйста, умирайте, чтобы моя дочь могла унаследовать трон.
   Мадам Кентскую надо поставить на место. Если ему и дальше будет так же не везти, как не везло с того момента, как он встретился с Каролиной Брауншвейгской, то есть еще Аделаида и Уильям и их ребенок, который должен идти впереди ребенка Эдуарда.
   Лишь тот факт, что он связан с Каролиной, а ребенок Аделаиды умер, не означает, что эта новорожденная является наследницей престола. Отнюдь нет. Мадам Кентская делит шкуру еще не убитого медведя.
   Он упомянул об этом леди Хертфорд, которая постоянно находилась в его компании и которая, став его близким другом, позаботилась о том, чтобы ее семья тоже вошла в его окружение. Ее сын, граф Ярмутский, известный в народе как Ярмутский Франт, считался одним из ближайших друзей регента.
   Леди Хертфорд, холодная женщина, жаждавшая, чтобы все поверили в то, что их отношения носят платонический характер, не любила герцогиню Кентскую так же сильно, как регент. Ведь эта дама с ее кружевами, лентами и перьями было одета безвкусно; ее постоянно окружала свора маленьких собачек, а ее шляпы с висящими перьями выглядели просто смешно. Невозможно было ожидать, чтобы леди Хертфорд, законодательница моды и по-своему элегантная женщина, как по-своему элегантен был регент, одобряла леди, одетую так кричаще, как герцогиня Кентская.
   – Герцогиня слишком уверена в себе, – сказала она регенту.
   – Как всегда, моя дорогая, у нас абсолютно одинаковое мнение, – ответил он. – Я устаю от одной мысли о ней.
   – Она так устраивает крещение дочери, как будто это юная королева. В общем-то, довольно наглая особа. Вы знаете, она попыталась оскорбить меня.
   – Боже мой, до чего же нахальна! Я думаю, пора дать понять мадам Виктории, что мы не позволим ей править сейчас так, как, по ее мнению, когда-нибудь будет править ее дочь.
   – Герцогиня Кларенская намного благожелательней.
   – Намного, моя дорогая.
   – Я слышала, они собираются назвать дочь Георгиной, конечно, чтобы ее имя звучало как можно ближе к звучанию вашего, ваше высочество.
   – Они еще не консультировались со мной. Леди Хертфорд холодно засмеялась.
   – Ваше Высочество, я не думаю, что они собираются это делать. Герцогиня Кентская достаточно спесива, чтобы считать, что ей позволено отбросить все обычные формальности.
   – Она обнаружит, что это не так, – сказал регент мрачно.
   Его раздражение усилилось. Брат и невестка хотели, чтобы он стал крестным отцом ребенка, да он и должен им стать. Дела Уильяма всегда шли вкривь и вкось. Теперь вот пришлось жениться на женщине, которая потеряла своего ребенка, а поскольку это так, то ничто не могло изменить того факта, что пока самый важный ребенок в королевской семье – девочка, дочь Кентов.