...До тебя мне дойти не легко,
А до смерти - четыре шага.
Когда высокий баянист замолк, его просили петь снова и снова, и опять неслись из землянки в заснеженный лес хорошие слова и хорошая музыка.
Наверное, все вспоминали в эти минуты о любимых, о близких. Так повеяло мирным временем, так потянуло домой!
Я тоже думал о жене, о сыновьях. Как-то они там, получили ли обо мне весточку, знают ли, что не пропал я без вести и не в плену уже, а снова в строю рядом с русскими людьми...
Дело в том, что в декабре отряд отправил через линию фронта в штаб партизанского движения группу партизан за взрывчаткой и оружием. Многие партизаны, воспользовавшись случаем, готовили письма. Товарищи и мне посоветовали написать письмо жене.
В первый раз наша группа не смогла пройти через фронт. Шоссейные дороги были забиты немцами, на фронт беспрерывно шли пополнения. Но на следующий день партизанам пройти удалось. Побывав в Киеве, группа недели через две благополучно вернулась к нам со взрывчаткой и оружием.
Партизан Вася пришел ко мне и сказал:
- А письмо ваше, Иван Федорович, я сам опустил в Киеве в почтовый ящик. Дойдет наверняка!
Не могу не сказать здесь спасибо Васе и нашей почте - дошло письмо!
Скоро из Шепетовки вернулась наша группа, и мы с гордостью узнали, что гитлеровский воинский эшелон врезался на станции в эшелон с боеприпасами произошла крупная катастрофа.
Недели через две и из Проскурова вернулись люди, к сожалению, не все. Там нашими партизанами воинский эшелон был пущен под откос.
И еще хочется рассказать об одном, чрезвычайно взволновавшем меня событии, которое произошло в последние недели моей партизанской жизни.
Морозным утром начала 1944 года в лагерь возвращался с ночной операции взвод партизан. Они уже углубились было в лес, когда услышали неожиданно лай собак и шум моторов.
Партизаны замаскировались неподалеку от дороги и стали наблюдать.
Скоро глазам их предстала печальная картина. По дороге из Славуты на запад медленно двигались два броневика, за ними - охрана и большая колонна пленных, измученных, истощенных, кое-как одетых людей.
У наших хлопцев мгновенно созрело решение - конечно, напасть! Не позволить угнать наших людей на запад.
Но как это сделать? Немцев во много раз больше...
Все-таки решились.
Пропустив броневики подальше вперед, партизаны из леса открыли огонь по конвойным. Два немца были убиты сразу. Это внесло панику. Растянутая по обеим сторонам колонны, охрана открыла беспорядочную стрельбу из автоматов. Дорога была узкая, броневики быстро развернуться не могли, а конвоиры, боясь растерять пленных, не решались преследовать партизан. Пленные же, воспользовавшись суматохой, стали разбегаться по лесу. Охрана открыла по ним огонь.
Операция эта была закончена быстро, партизаны постепенно отходили в глубь леса, немцы их не преследовали, а конвоиров, пытавшихся ловить убегавших, наши люди сдерживали своим огнем. Только вечером вернулся партизанский взвод, зато привел человек пятьдесят пленных, В течение ночи были доставлены в лагерь еще восемь человек.
Утром перед строем так счастливо освободившихся людей я выступил с небольшой речью, поздравил их с удачным побегом и сказал:
- Сегодня часть из вас получит оружие, те, кто раздеты, - одежду и обувь, в дальнейшем все необходимое надо будет добывать у врага самим. Товарищи, на пищу сразу не набрасывайтесь, при вашем истощении неделю обязательно надо в еде себя ограничивать, чтоб не заболеть. А вообще-то пища у нас добротная, воздух свежий, быстро окрепнете. Это я по себе знаю.
Люди смеялись, радовались как дети, послышались аплодисменты, кто-то пытался даже крикнуть "ура".
Мы пожелали новичкам успеха в борьбе с врагом, пригласили их поесть, а перед едой поднесли каждому небольшую толику разведенного спирта.
И вот после завтрака ко мне подошел бывший пленный из числа пришедших к нам этой ночью и сказал:
- А я вас немного знаю.
Как будто и мне почудилось в нем что-то знакомое, Я спросил:
- А где мы встречались? Он улыбнулся чуть виновато.
- Встречались мы на чердаке второго блока славутского "Гросс-лазарета", перед побегом.
Сказал он - и сразу вспомнилось: полутемный чердак, простор из чердачного окна и страшная наша тревога в день, вернее в ночь побега, дыра подземелья, в которую я никак не мог пролезть... Видно, слишком живо было все это, потому что мне горло сдавило и я долго не мог вымолвить слова.
- Так чего ж вы не ушли с нами в ноябре? - чуть не крикнул я, справившись, наконец, с собой. И вспомнил опять, как мы ждали отставших перед внешним забором...
Он объяснил, что, когда люди в подкопе стали задыхаться, те, кто были сзади, испугались удушья и пополз- | ли обратно в блок. Попав в корпус, разошлись кто куда. . | А утром нагрянули гитлеровцы и всех, кто был мало-мальски здоров, угнали в Германию.
Некоторые из наших "новых" партизан и Романа Лопухина узнали. Как же благодарили люди этого прекрасного человека за его добрые дела в "Гросс-лазарете"! Теперь-то уж можно было говорить громко и откровенно. Немцы не подслушивали.
Пожалуй, что немцам в эти дни было уже не до подслушивания. Гитлеровская армия отходила на запад, ее преследовали части Красной Армии, а по ночам в гер-ма-нском "тылу" партизаны нападали на обозы, на автоколонны, пускали под откос поезда, жгли бензохранилища, помогая советским войскам освобождать родную землю.
Снова в армии
В двадцатых числах января 1944 года я с двумя товарищами из бывших пленных отправился в Славуту. Славута только что была освобождена.
Мы побывали в штабе полка, рассказали о себе и сообщили данные о противнике, имевшиеся в нашем отряде.
Нас тут же отправили к командиру дивизии, а оттуда в штарм.
Вскоре мне выдали военную форму, сапоги, папаху.
В марте я снова ехал на фронт в 18-ю армию. Командарм, помнится, поговорил коротко, а вот начальник политотдела армии Леонид Ильич Брежнев задержался со мной значительно дольше. Леонида Ильича интересовала не только наша Севастопольская оборона и горькая история плена, но и вся дальнейшая наша судьба, жизнь и борьба в партизанском отряде. Светлое, большое впечатление оставила во мне эта беседа.
Узнав о том, что я назначен заместителем командира 317-й стрелковой дивизии, Леонид Ильич сказал:
- Могу подвезти вас. Минут через тридцать я еду в эти края.
Мы сели в машину, выехали на шоссе и покатили к фронту.
Вечером следующего дня я добрался до командного пункта 317-й стрелковой дивизии.
Поселили меня в небольшой хатенке, связисты быстро провели телефон, принесли ужин. Где-то неподалеку на западе полыхало зарево пожара и слышался гул артиллерийских разрывов. Как все это было знакомо и как спокойно я себя здесь чувствовал - на своем месте, в строю!
Этой же ночью я проверил готовность двух стрелковых батальонов, а на рассвете наши части освободили город Литин. Это был мой первый бой в рядах армии после Севастопольской обороны.
Летом мы наступали на Львов. Затем форсировали Вислу, долго вели тяжелые бои на сандомирском плацдарме. Меня наградили орденом Красного Знамени. Первая награда после плена! Трудно представить и описать, какая это была для меня радость.
Осенью 1944 года у меня произошла знаменательная встреча. Меня принял командующий 4-м Украинским фронтом генерал Петров Иван Ефимович, в прошлом командующий Приморской армией под Севастополем, с которым мы виделись последний раз в конце июня 1942 года в бою.
Прошло немало месяцев войны, но Иван Ефимович выглядел сейчас много лучше, чем в Севастополе.
Когда я вошел в его кабинет, генерал встал и какой-то легкой, молодой походкой пошел навстречу. Он долго не выпускал моей руки, внимательно меня рассматривая. Потом сказал:
- Выглядите неплохо, но постарели, конечно.
- Плен не красит.
Иван Ефимович долго расспрашивал меня о подробностях событий на берегу Черного моря после оставления нами Севастополя, о борьбе наших людей в плену. Беседа наша затянулась. Я понял, что генерал хорошо осведомлен и о поведении моем в гитлеровском лагере, и о моих действиях на 1-м Украинском фронте.
В конце беседы Иван Ефимович спросил неожиданно:
- А в горы хотите?
Я ответил согласием, хотя еще и не догадывался, что значит этот вопрос. Генерал сказал:
- Жду вас завтра к семи утра.
На другой день в назначенный час я явился. Командующий с карандашом в руке стоял у большой топографической карты. Поздоровавшись, он подозвал меня к карте. За условными обозначениями дивизий и корпусов легко было представить себе всю мощь нашей, теснящей противника армии. Генерал показал карандашом на карте города - Ужгород и Мукачев.
- Надо их освободить. Главное - Ужгород. Столица Закарпатской Украины!
В тот момент оба эти города были удалены от позиций наших войск на значительное расстояние и находились в глубоком тылу врага.
Я всматривался в рельеф горной местности, перерезанный узкими ленточками шоссейных, железных дорог и рек. Всматривался и раздумывал: воевать здесь будет явно нелегко. Особенно трудно будет протащить через горы на Мукачев и Ужгород тяжелую артиллерию и танки. Но раз нужно - значит протащим!
Командующий сказал:
- Запишите! Мотоотряд 18-А, гвардейская танковая бригада, самоходный артиллерийский полк, истребительный противотанковый артиллерийский полк, армейский зенитный полк - все это составит подвижную группу 18-й армии. Командовать группой назначаю вас.
Подготовка длилась недолго. Начались тяжелые походы и бои в Карпатских горах и ущельях. Трудно было с танками, пушками и самоходками преодолевать Главный Карпатский хребет. Вместе с другими частями 18-й армии мы с боем заняли город Мукачев, отсюда подвижная группа, сбив прикрытие врага, направилась на Ужгород. Движения были быстры, бои с врагом - дерзки.
Помнится жаркая боевая схватка с гитлеровцами днем двадцать шестого октября. Она разыгралась вскоре после того, как мы вышли на оперативный простор. Противник пытался замедлить наше движение, заставить нас развернуться, но эта затея немцам не удалась. С ходу, прямо с дороги, по противнику открыли огонь танки, самоходки и автоматические пушки зенитной артиллерии. Минут через двадцать - двадцать пять бой был окончен, на поле осталась масса трупов, были взяты в плен сотни солдат и офицеров. Не стану рассказывать о подробностях, скажу лишь, что в плен были захвачены три офицера - представители двух генеральных штабов, немецкого и хортистекого, координирующие действия между двумя армиями.
В 18 часов я доносил командующему: "Сбил противника с северной окраины Мукачева и к 17.00 с боем овладел Койданово. Противник бросает технику, пленных..."
В 22 часа того же числа наша подвижная группа захватила около двух тысяч пленных солдат и офицеров с оружием, исправными пушками, взяла обозы, даже не дав противнику времени вступить с нами в бой.
Мы вошли в большое селение, когда солдаты и офицеры противника спокойно разошлись по домам местных жителей, готовился ужин, пушки стояли вместе с обозом. Хортисты, удаленные на десятки километров от позиции, не допускали и мысли о возможности нашего появления, потому и были так беспечны.
Запомнилась забавная картина. Входим в дом, денщики суетятся у стола, готовя офицерам ужин, два или три офицера любезничают с молодыми женщинами, кто-то на гитаре играет и... вдруг - мы, советские офицеры, автоматчики.
На другой улице у походных кухонь мирно выстроилась очередь солдат с котелками, повара раздают пищу, вдруг появляются наши танки. Пусть не посетуют на нас те, кто остались в этот вечер без ужина!
В 20 часов 25 минут двадцать шестого октября 1944 года командующий фронтом писал: "Тов. Хомич! Продолжайте напряженно двигаться на Ужгород. 30-С. К. с севера овладел Перечни. 2 гв. сд. из района Турьян - Пасика спускается на юг в район Середне. Ив. Петров. Мукачев".
Указания командующего и ориентировка позволили нам не опасаться за наш тыл. Мы были не одни, с гор спускались наши дивизии, которые в случае надобности могли поддержать нас в беде. Мы ускорили движение и усилили натиск. Вся ночь прошла в подготовке налета на столицу Западной Украины Ужгород. Многие местные жители, днем побывавшие в Ужгороде, рассказывали нам, что к вечеру в городе началось сильное волнение. Немцы ставили заграждения на улицах, движение было запрещено, многих галичан прямо с улиц забирали в гестапо.
Медлить было нельзя. Я заявил представителю Военного совета 18-й армии, что к утру необходимо взять город. Тем более, что командующий фронтом нам ясно сказал: "Продолжайте напряженно двигаться на Ужгород".
Всю ночь мы выясняли, уточняли у местных галичан и пленных данные об Ужгороде, а в пять часов утра двинулись на город и с боем заняли столицу Закарпатской Украины, захватив тысячи пленных, много железнодорожных составов, большие склады с продовольствием, боеприпасами и обмундированием.
Я радировал командующему: "Ужгород освобожден, галичане ликуют. Захвачены тысячи пленных, склады, подвижные составы. В отдельных частях города враг еще оказывает сопротивление, при отступлении был взорван мост, подожжены бензосклады".
Вечером мощный салют в Москве возвестил всему народу - Ужгород освобожден!
Дальше мы двигались ночью с открытыми фарами. Казалось, лавина огня обрушивается с гор на противника, оглушая шумом сотен моторов и лязгом гусениц.
У гитлеровцев началась паника, многие их операции были на ходу приостановлены. А с гор все спускались и спускались наши дивизии и корпуса.
Хорошо действовали в этих боях танкисты, самоходчики, артиллеристы, автоматчики, саперы и спецрота, наполовину укомплектованная бывшими военнопленными.
Пропавшие без вести вернулись в строй!
Примечания
{1}Условное обозначение.
{2}Сообщения Советского информбюро, т. III, стр. 9.
{3}Сообщения Советского информбюро, т. III, стр. 10.
А до смерти - четыре шага.
Когда высокий баянист замолк, его просили петь снова и снова, и опять неслись из землянки в заснеженный лес хорошие слова и хорошая музыка.
Наверное, все вспоминали в эти минуты о любимых, о близких. Так повеяло мирным временем, так потянуло домой!
Я тоже думал о жене, о сыновьях. Как-то они там, получили ли обо мне весточку, знают ли, что не пропал я без вести и не в плену уже, а снова в строю рядом с русскими людьми...
Дело в том, что в декабре отряд отправил через линию фронта в штаб партизанского движения группу партизан за взрывчаткой и оружием. Многие партизаны, воспользовавшись случаем, готовили письма. Товарищи и мне посоветовали написать письмо жене.
В первый раз наша группа не смогла пройти через фронт. Шоссейные дороги были забиты немцами, на фронт беспрерывно шли пополнения. Но на следующий день партизанам пройти удалось. Побывав в Киеве, группа недели через две благополучно вернулась к нам со взрывчаткой и оружием.
Партизан Вася пришел ко мне и сказал:
- А письмо ваше, Иван Федорович, я сам опустил в Киеве в почтовый ящик. Дойдет наверняка!
Не могу не сказать здесь спасибо Васе и нашей почте - дошло письмо!
Скоро из Шепетовки вернулась наша группа, и мы с гордостью узнали, что гитлеровский воинский эшелон врезался на станции в эшелон с боеприпасами произошла крупная катастрофа.
Недели через две и из Проскурова вернулись люди, к сожалению, не все. Там нашими партизанами воинский эшелон был пущен под откос.
И еще хочется рассказать об одном, чрезвычайно взволновавшем меня событии, которое произошло в последние недели моей партизанской жизни.
Морозным утром начала 1944 года в лагерь возвращался с ночной операции взвод партизан. Они уже углубились было в лес, когда услышали неожиданно лай собак и шум моторов.
Партизаны замаскировались неподалеку от дороги и стали наблюдать.
Скоро глазам их предстала печальная картина. По дороге из Славуты на запад медленно двигались два броневика, за ними - охрана и большая колонна пленных, измученных, истощенных, кое-как одетых людей.
У наших хлопцев мгновенно созрело решение - конечно, напасть! Не позволить угнать наших людей на запад.
Но как это сделать? Немцев во много раз больше...
Все-таки решились.
Пропустив броневики подальше вперед, партизаны из леса открыли огонь по конвойным. Два немца были убиты сразу. Это внесло панику. Растянутая по обеим сторонам колонны, охрана открыла беспорядочную стрельбу из автоматов. Дорога была узкая, броневики быстро развернуться не могли, а конвоиры, боясь растерять пленных, не решались преследовать партизан. Пленные же, воспользовавшись суматохой, стали разбегаться по лесу. Охрана открыла по ним огонь.
Операция эта была закончена быстро, партизаны постепенно отходили в глубь леса, немцы их не преследовали, а конвоиров, пытавшихся ловить убегавших, наши люди сдерживали своим огнем. Только вечером вернулся партизанский взвод, зато привел человек пятьдесят пленных, В течение ночи были доставлены в лагерь еще восемь человек.
Утром перед строем так счастливо освободившихся людей я выступил с небольшой речью, поздравил их с удачным побегом и сказал:
- Сегодня часть из вас получит оружие, те, кто раздеты, - одежду и обувь, в дальнейшем все необходимое надо будет добывать у врага самим. Товарищи, на пищу сразу не набрасывайтесь, при вашем истощении неделю обязательно надо в еде себя ограничивать, чтоб не заболеть. А вообще-то пища у нас добротная, воздух свежий, быстро окрепнете. Это я по себе знаю.
Люди смеялись, радовались как дети, послышались аплодисменты, кто-то пытался даже крикнуть "ура".
Мы пожелали новичкам успеха в борьбе с врагом, пригласили их поесть, а перед едой поднесли каждому небольшую толику разведенного спирта.
И вот после завтрака ко мне подошел бывший пленный из числа пришедших к нам этой ночью и сказал:
- А я вас немного знаю.
Как будто и мне почудилось в нем что-то знакомое, Я спросил:
- А где мы встречались? Он улыбнулся чуть виновато.
- Встречались мы на чердаке второго блока славутского "Гросс-лазарета", перед побегом.
Сказал он - и сразу вспомнилось: полутемный чердак, простор из чердачного окна и страшная наша тревога в день, вернее в ночь побега, дыра подземелья, в которую я никак не мог пролезть... Видно, слишком живо было все это, потому что мне горло сдавило и я долго не мог вымолвить слова.
- Так чего ж вы не ушли с нами в ноябре? - чуть не крикнул я, справившись, наконец, с собой. И вспомнил опять, как мы ждали отставших перед внешним забором...
Он объяснил, что, когда люди в подкопе стали задыхаться, те, кто были сзади, испугались удушья и пополз- | ли обратно в блок. Попав в корпус, разошлись кто куда. . | А утром нагрянули гитлеровцы и всех, кто был мало-мальски здоров, угнали в Германию.
Некоторые из наших "новых" партизан и Романа Лопухина узнали. Как же благодарили люди этого прекрасного человека за его добрые дела в "Гросс-лазарете"! Теперь-то уж можно было говорить громко и откровенно. Немцы не подслушивали.
Пожалуй, что немцам в эти дни было уже не до подслушивания. Гитлеровская армия отходила на запад, ее преследовали части Красной Армии, а по ночам в гер-ма-нском "тылу" партизаны нападали на обозы, на автоколонны, пускали под откос поезда, жгли бензохранилища, помогая советским войскам освобождать родную землю.
Снова в армии
В двадцатых числах января 1944 года я с двумя товарищами из бывших пленных отправился в Славуту. Славута только что была освобождена.
Мы побывали в штабе полка, рассказали о себе и сообщили данные о противнике, имевшиеся в нашем отряде.
Нас тут же отправили к командиру дивизии, а оттуда в штарм.
Вскоре мне выдали военную форму, сапоги, папаху.
В марте я снова ехал на фронт в 18-ю армию. Командарм, помнится, поговорил коротко, а вот начальник политотдела армии Леонид Ильич Брежнев задержался со мной значительно дольше. Леонида Ильича интересовала не только наша Севастопольская оборона и горькая история плена, но и вся дальнейшая наша судьба, жизнь и борьба в партизанском отряде. Светлое, большое впечатление оставила во мне эта беседа.
Узнав о том, что я назначен заместителем командира 317-й стрелковой дивизии, Леонид Ильич сказал:
- Могу подвезти вас. Минут через тридцать я еду в эти края.
Мы сели в машину, выехали на шоссе и покатили к фронту.
Вечером следующего дня я добрался до командного пункта 317-й стрелковой дивизии.
Поселили меня в небольшой хатенке, связисты быстро провели телефон, принесли ужин. Где-то неподалеку на западе полыхало зарево пожара и слышался гул артиллерийских разрывов. Как все это было знакомо и как спокойно я себя здесь чувствовал - на своем месте, в строю!
Этой же ночью я проверил готовность двух стрелковых батальонов, а на рассвете наши части освободили город Литин. Это был мой первый бой в рядах армии после Севастопольской обороны.
Летом мы наступали на Львов. Затем форсировали Вислу, долго вели тяжелые бои на сандомирском плацдарме. Меня наградили орденом Красного Знамени. Первая награда после плена! Трудно представить и описать, какая это была для меня радость.
Осенью 1944 года у меня произошла знаменательная встреча. Меня принял командующий 4-м Украинским фронтом генерал Петров Иван Ефимович, в прошлом командующий Приморской армией под Севастополем, с которым мы виделись последний раз в конце июня 1942 года в бою.
Прошло немало месяцев войны, но Иван Ефимович выглядел сейчас много лучше, чем в Севастополе.
Когда я вошел в его кабинет, генерал встал и какой-то легкой, молодой походкой пошел навстречу. Он долго не выпускал моей руки, внимательно меня рассматривая. Потом сказал:
- Выглядите неплохо, но постарели, конечно.
- Плен не красит.
Иван Ефимович долго расспрашивал меня о подробностях событий на берегу Черного моря после оставления нами Севастополя, о борьбе наших людей в плену. Беседа наша затянулась. Я понял, что генерал хорошо осведомлен и о поведении моем в гитлеровском лагере, и о моих действиях на 1-м Украинском фронте.
В конце беседы Иван Ефимович спросил неожиданно:
- А в горы хотите?
Я ответил согласием, хотя еще и не догадывался, что значит этот вопрос. Генерал сказал:
- Жду вас завтра к семи утра.
На другой день в назначенный час я явился. Командующий с карандашом в руке стоял у большой топографической карты. Поздоровавшись, он подозвал меня к карте. За условными обозначениями дивизий и корпусов легко было представить себе всю мощь нашей, теснящей противника армии. Генерал показал карандашом на карте города - Ужгород и Мукачев.
- Надо их освободить. Главное - Ужгород. Столица Закарпатской Украины!
В тот момент оба эти города были удалены от позиций наших войск на значительное расстояние и находились в глубоком тылу врага.
Я всматривался в рельеф горной местности, перерезанный узкими ленточками шоссейных, железных дорог и рек. Всматривался и раздумывал: воевать здесь будет явно нелегко. Особенно трудно будет протащить через горы на Мукачев и Ужгород тяжелую артиллерию и танки. Но раз нужно - значит протащим!
Командующий сказал:
- Запишите! Мотоотряд 18-А, гвардейская танковая бригада, самоходный артиллерийский полк, истребительный противотанковый артиллерийский полк, армейский зенитный полк - все это составит подвижную группу 18-й армии. Командовать группой назначаю вас.
Подготовка длилась недолго. Начались тяжелые походы и бои в Карпатских горах и ущельях. Трудно было с танками, пушками и самоходками преодолевать Главный Карпатский хребет. Вместе с другими частями 18-й армии мы с боем заняли город Мукачев, отсюда подвижная группа, сбив прикрытие врага, направилась на Ужгород. Движения были быстры, бои с врагом - дерзки.
Помнится жаркая боевая схватка с гитлеровцами днем двадцать шестого октября. Она разыгралась вскоре после того, как мы вышли на оперативный простор. Противник пытался замедлить наше движение, заставить нас развернуться, но эта затея немцам не удалась. С ходу, прямо с дороги, по противнику открыли огонь танки, самоходки и автоматические пушки зенитной артиллерии. Минут через двадцать - двадцать пять бой был окончен, на поле осталась масса трупов, были взяты в плен сотни солдат и офицеров. Не стану рассказывать о подробностях, скажу лишь, что в плен были захвачены три офицера - представители двух генеральных штабов, немецкого и хортистекого, координирующие действия между двумя армиями.
В 18 часов я доносил командующему: "Сбил противника с северной окраины Мукачева и к 17.00 с боем овладел Койданово. Противник бросает технику, пленных..."
В 22 часа того же числа наша подвижная группа захватила около двух тысяч пленных солдат и офицеров с оружием, исправными пушками, взяла обозы, даже не дав противнику времени вступить с нами в бой.
Мы вошли в большое селение, когда солдаты и офицеры противника спокойно разошлись по домам местных жителей, готовился ужин, пушки стояли вместе с обозом. Хортисты, удаленные на десятки километров от позиции, не допускали и мысли о возможности нашего появления, потому и были так беспечны.
Запомнилась забавная картина. Входим в дом, денщики суетятся у стола, готовя офицерам ужин, два или три офицера любезничают с молодыми женщинами, кто-то на гитаре играет и... вдруг - мы, советские офицеры, автоматчики.
На другой улице у походных кухонь мирно выстроилась очередь солдат с котелками, повара раздают пищу, вдруг появляются наши танки. Пусть не посетуют на нас те, кто остались в этот вечер без ужина!
В 20 часов 25 минут двадцать шестого октября 1944 года командующий фронтом писал: "Тов. Хомич! Продолжайте напряженно двигаться на Ужгород. 30-С. К. с севера овладел Перечни. 2 гв. сд. из района Турьян - Пасика спускается на юг в район Середне. Ив. Петров. Мукачев".
Указания командующего и ориентировка позволили нам не опасаться за наш тыл. Мы были не одни, с гор спускались наши дивизии, которые в случае надобности могли поддержать нас в беде. Мы ускорили движение и усилили натиск. Вся ночь прошла в подготовке налета на столицу Западной Украины Ужгород. Многие местные жители, днем побывавшие в Ужгороде, рассказывали нам, что к вечеру в городе началось сильное волнение. Немцы ставили заграждения на улицах, движение было запрещено, многих галичан прямо с улиц забирали в гестапо.
Медлить было нельзя. Я заявил представителю Военного совета 18-й армии, что к утру необходимо взять город. Тем более, что командующий фронтом нам ясно сказал: "Продолжайте напряженно двигаться на Ужгород".
Всю ночь мы выясняли, уточняли у местных галичан и пленных данные об Ужгороде, а в пять часов утра двинулись на город и с боем заняли столицу Закарпатской Украины, захватив тысячи пленных, много железнодорожных составов, большие склады с продовольствием, боеприпасами и обмундированием.
Я радировал командующему: "Ужгород освобожден, галичане ликуют. Захвачены тысячи пленных, склады, подвижные составы. В отдельных частях города враг еще оказывает сопротивление, при отступлении был взорван мост, подожжены бензосклады".
Вечером мощный салют в Москве возвестил всему народу - Ужгород освобожден!
Дальше мы двигались ночью с открытыми фарами. Казалось, лавина огня обрушивается с гор на противника, оглушая шумом сотен моторов и лязгом гусениц.
У гитлеровцев началась паника, многие их операции были на ходу приостановлены. А с гор все спускались и спускались наши дивизии и корпуса.
Хорошо действовали в этих боях танкисты, самоходчики, артиллеристы, автоматчики, саперы и спецрота, наполовину укомплектованная бывшими военнопленными.
Пропавшие без вести вернулись в строй!
Примечания
{1}Условное обозначение.
{2}Сообщения Советского информбюро, т. III, стр. 9.
{3}Сообщения Советского информбюро, т. III, стр. 10.