Хорвуд Уильям. Ивы зимой

   Рэт как будто собирался вовремя отправиться в дорогу. Того же мнения придерживались и его спутники. Каково же было их удивление, когда Рэт вдруг деловито заявил:
   — Ладно, вы идите — но не слишком быстро, — чтобы я смог вас догнать. А я… Мне тут кое-что доделать нужно. Вы не беспокойтесь, я мигом.
   Выдра явно ничего не понял.
   — Рэтти, — возразил он, — но мы ведь вполне можем подождать тебя здесь.
   Крот, известный своей деликатностью, взял Выдру за лапу и поспешно потащил его в сторону.
   — Не нужно расспрашивать его или пытаться переубедить, — объяснил он. — Когда Рэтти что-то задумал, лучше не соваться к нему с вопросами, а просто выполнять то, о чем он просит. Слушай, Рэт, — обернувшись, сказал Крот, — нам, значит, лучше особо не торопиться?
   — Именно так. Идите неспешно, как Выдра, когда он выслеживает с берега большую рыбу.
   Идя вдоль берега, Крот и Выдра слышали, как Рэт продолжал бормотать что-то у них за спиной. Но что именно он задумал — по-прежнему было для них тайной. Им оставалось лишь созерцать пейзаж, согреваемый лучами выглянувшего из-за облаков солнца, на глазах растапливавшего иней на камышах и деревьях. Откуда-то с опушки Дремучего Леса донесся раздраженный грачиный грай, за ним последовало воркованье лесного голубя с одного из высоких раскидистых дубов.
   — Не торопимся, — напомнил Крот Выдре. Они замедлили шаг и поглубже засунули передние лапы в карманы пальто, чтобы не зябнуть.
   Тем временем Рэт Водяная Крыса вновь прошмыгнул в дом Выдры и приник к окну, во все глаза уставившись на тропу, уходившую от реки к Дремучему Лесу и дальше — прямо к дому Барсука.
   Рэт нетерпеливо постучал когтями по подоконнику, а затем, взяв себя в лапы, стал преувеличенно спокойно набивать трубку, чтобы просто потянуть время. Не успев дойти и до середины этой серьезной процедуры, он взглянул в окно, отложил трубку и подбежал к двери, которую предусмотрительно оставил приоткрытой.
   — Ага! — удовлетворенно заметил он. — Так я и думал!

   Из сумрака чащи Дремучего Леса на тропу вышел Барсук. Шел он неторопливо, с какой-то нарочитой неохотой, всем своим видом давая понять, что то, за чем он идет, его нисколько не вдохновляет и не радует и, появись хоть малейший повод, он немедленно развернется и отправится назад, к дому. Рядом с Барсуком семенил Племянник Крота. Не совсем рядом — отставая ровно на полшага.
   Завидев дверь дома Выдры, которая показалась ему закрытой, Барсук почти торжествующе заявил:
   — Вот-вот. Что я говорил? Никого. Ни единой души! Все это была болтовня. Пустая болтовня. Всё как всегда. Ладно, пойдем назад: здесь делать нечего.
   — А может быть, они ждут вас внутри? — вполне разумно предположил Племянник.
   — Ждут? Как бы не так. Если они и там, то валяются в постели и сладко дрыхнут. А я-то, я… Чуть свет на ногах, и ровно в назначенное время…
   — Почти в назначенное время, мистер Барсук. Уже несколько минут десятого.
   — Вполне вовремя для не столь уж официальной встречи, — заметил Барсук весьма спокойно. — И кроме того, я-то здесь, а больше никого не видно.
   Забежав вперед, Племянник тотчас же увидел оставленные у двери следы и безошибочно прочитал их, поняв, что остальные участники назначенной «не столь уж официальной встречи» ушли вдоль речного берега.
   — Смотрите! — обратился он к Барсуку. — Они ждали нас здесь, а потом ушли. Но ушли, судя по всему, совсем недавно, только-только. И если мы поторопимся…
   — Поторопимся? — рыкнул Барсук и, резко обернувшись, с мрачной решимостью обратил взгляд на чащобу Дремучего Леса. — Еще чего! Да чтобы я… чтобы я торопился и догонял каких-то жалких зверюшек, у которых даже не хватило вежливости и доброй воли, чтобы хоть несколько мгновений подождать коллегу, которого заставили задержаться в пути весьма веские причины и который сделал все возможное, приложил все усилия, чтобы сократить опоздание до минимума…
   — Да ведь вы пробездельничали все утро и шли нога за ногу! — с некоторой твердостью в голосе заявил Племянник Крота, чем немало удивил и порадовал притаившегося за дверью Рэта, подслушивавшего разговор сквозь приоткрытую прорезь почтового ящика. — А я ведь вас предупреждал! Говорил я вам, что Рэт объявил: все уходят ровно в девять. Ровнов девять.
   — Если даже и так, — не сдавался Барсук, — дело сделано. Они ушли, и мы понятия не имеем — куда, а уж тем более зачем.
   — То есть как «понятия не имеем»? — Племянник Крота был явно поражен.
   Барсук же тем временем решительно направился к опушке леса.
   — Пошли, — махнул он Племяннику лапой. — Здесь нам больше делать нечего. Если уж они так хотели, чтобы я поучаствовал в этом мероприятии, то могли бы набраться терпения и вежливости и подождать немного.
   — Эй, Барсук, — изображая удивление, воскликнул Рэт, выходя из домика Выдры. — Вот это сюрприз. Приятнейший из приятнейших сюрпризов. Рад тебя видеть.
   — А я думал, что ты ушел, — изрядно недовольный, сказал Барсук. — Тут вокруг повсюду следы твоих ботинок, и…
   — А я и ушел, было дело, — кивнул Рэт. — Но сделал я это с превеликой неохотой и супротив моих самых лестных о тебе представлений. Нет, я-то знал, что ты не можешь опоздать надолго, но вот остальные… Выдра взял и потребовал, чтобы мы пошли. И даже Крот — ты не представляешь, каким нетерпеливым, не верящим в добродетель парнем он может быть! Но я им твердо ответил: «Надо подождать. Барсук всегда был не только разумнейшим, но и терпеливейшим зверем из всех, кого я знаю, и было бы, наверное, неправильно и несправедливо вот так просто взять и уйти, не подождав каких-то несколько минут. Опаздывать надолго — это совсем не в его духе. Не может же он отказать в поддержке столь ответственного дела, которое мы затеяли. Не может такого быть — и все тут!»
   — Да ну? — Барсук явно не верил своим ушам. — Так прямо и сказал?
   — Конечно, но, было дело, чуть не пожалел об этом. Вспомни сам, как ты относился в последние недели ко всему, что связано с Тоудом. Вот и Выдра с Кротом пораскинули мозгами и решили: «Эх, Барсук, Барсук. Видно, нельзя больше на него рассчитывать, нельзя нам на него полагаться. И вообще, пора идти».
   — Ух ты! — только и сказал на это Барсук, из которого словно выкачали весь воздух.
   — Но я-то, я-то не утратил веру в старого друга, — торжественно заявил Рэт. — Я им так и сказал: «Инстинкт и чутье говорят мне, что Барсук вот-вот будет здесь, и я, пожалуй, вернусь, чтобы дождаться его и порадоваться за нас обоих». Если уж начистоту, я был изрядно разочарован, не обнаружив тебя здесь, когда вернулся. Не зная, что и делать, зашел внутрь, чтобы спокойно набить трубку, и, выйдя снова на улицу, что я вижу? Правильно — моего старого друга Барсука. Мои предчувствия не обманули меня. Ты пришел, пришел, чтобы повести нас за собой к Тоуд-Холлу, возглавить нашу процессию, в которой все, включая усомнившихся было Крота и Выдру, всецело доверяют тебе. А кроме того, своим поступком ты заодно преподал Племяннику Крота урок чести, достоинства, верности, дружбы и даже почти пунктуальности. Такой урок останется в памяти юноши на всю его жизнь.
   — Да ну? Вот оно как… — покачал головой Барсук.
   Тем временем Рэт, взяв его за рукав, вежливо, но настойчиво потащил за собой вдоль по тропинке, на которой еще не стерлись следы Крота и Выдры. Барсук не оказал никакого сопротивления, полностью растаяв под потоками лести, обрушенными на него Рэтом.
   — Тут ведь какое дело, — негромко бормотал Барсук частично себе, частично своим спутникам. — Попробовать,конечно, можно. Будь что будет. Плохо, что дело это связано с Тоудом. Особенно с его последней выходкой. И, честно говоря…
   — Говоря что, Барсук? — спросил Рэт, видя, что тот замялся.
   — Понимаешь, Тоуд, безусловно, должен быть наказан. И вполне возможно, что он уже наказан, сам знаешь за что. Но вот… Очень не хотелось бы, чтобы это наказание оказалось слишком суровым, я имею в виду — окончательным, непоправимым и неизбывным, вот…
   Произнес это Барсук мрачно, нахмурившись и поглядывая время от времени куда-то в небо, словно опасаясь увидеть там, в вышине, Тоуда, отчаянно и безуспешно борющегося с неуправляемым аппаратом, изо всех сил старающегося вести его или хотя бы безболезненно избавиться от предмета своей гордости, Тоуда, осознавшего все свои грехи, грешки и прегрешения и несущегося с этим осознанием к неумолимо приближающейся, жесткой, твердой и беспощадной земле.
   Рэт и Племянник Крота даже вздрогнули: при взгляде на мрачную, трагическую морду Барсука это кошмарное видение передалось и им. Сам же Барсук покачал головой и прошептал:
   — Нет, нет. Даже Тоуд, даже он не заслужил такой тяжкой участи.
   Пораженный мрачными образами, навеянными словами Барсука, осознавший вдруг всю хрупкость жизни, всю ненадежность привычного мира, который, казалось, был незыблем и изучен вдоль и поперек, Рэт тем не менее продолжал тащить Барсука вслед за собой по тропе, тянувшейся вдоль берега.
   Чтобы отвлечь Барсука от печальных мыслей, да и самому не впасть в беспросветную тоску, Рэт решил завести разговор.
   — Ничего, приятель, — сказал он. — Скоро мы наших ребят догоним, и все будет нормально.
   Так оно и получилось, причем довольно быстро. Дело в том, что Крот почти разгадал план Рэта и уговорил Выдру посидеть на берегу и подождать немного, несмотря на прохладную погоду.
   Вот так и получилось, что вскоре Барсук, сам того не ожидая, оказался в привычной для себя роли — возглавляющего более или менее многочисленную процессию зверей, решительно направляющихся к усадьбе, именуемой Тоуд-Холлом.
   — А теперь, — обратился к Барсуку Рэт, — пока мы еще не дошли до места, объясни нам, пожалуйста, что ты имел в виду, когда заявил, что Toyд-Холл обречен на запустение и разруху.
   — Сами скоро увидите, — коротко ответил Барсук, целеустремленно продвигаясь вперед и всем своим видом показывая, что чем скорее они дойдут до цели, тем скорее убедятся в его правоте и поймут, что именно он имел в виду.

* * *

   — Ну и дела! — присвистнул Рэт, когда, войдя в дом, друзья прошлись по коридорам и залам Тоуд-Холла. — Я и представить себе не мог!
   — Что творится! — вторил ему совершенно потрясенный увиденным Крот. — Кто бы мог подумать, что все может такбыстро таксильно испортиться!
   — Может, может, — буркнул Барсук, — очень даже может, особенно если тратить все деньги на роскошь и мишуру да экономить на ремонте и поддержании всего этого в хорошем состоянии. Что мы и имеем, что и требовалось доказать. То же самое было с отцом Toyда. И вот теперь сынок точь-в-точь повторяет его судьбу.
   Здесь, в помещении, друзья были втроем. Выдра и Племянник Крота не выдержали тяжкого зрелища заброшенного и запущенного интерьера Тоуд-Холла и предпочли посмотреть на закат, сидя на ступеньках широкой лестницы, спускавшейся от бального зала к лужайке перед особняком.
   Выглядел Тоуд-Холл изнутри и впрямь печально. Была ли тому причиной небрежность, как полагал Барсук, или же несчастливое стечение обстоятельств, но во многих местах оставленные без присмотра трубы водопровода и отопления замерзли, полопались и вздыбили где полы, где потолки. Даже эту — весьма серьезную — аварию можно было бы ликвидировать с минимальным ущербом для здания, если заняться ею вовремя. Но большинство слуг и наемных работников усадьбы Тоуд отправил в отпуск незадолго до своего абсолютно незапланированного и скоропостижного отлета. Те же, кто оставался в Тоуд-Холле, обнаружили отсутствие хозяина и, не дождавшись от него каких-либо вестей или указаний, тоже разъехались по домам в ожидании лучших времен. В общем, заняться починкой лопнувших труб было абсолютно некому.
   Вполне возможно, что кое-кто из слуг и возвращался в усадьбу — узнать, как там дела и не появился ли хозяин. Но, увидев и оценив масштабы происшедшей с домом катастрофы, они беспомощно разводили руками и предпочитали ретироваться без лишнего шума. В общем, что бы ни происходило в Тоуд-Холле во время отсутствия владельца, результат был печальным. Вода, протекая, замерзая, оттаивая и вновь замерзая, нанесла зданию огромный урон. С потолков свисали ледяные сталактиты, повсюду поотлетала и попадала на вздувшийся пол штукатурка, обрушилась потолочная лепнина, обои отклеились от стен и теперь свисали грязными, неопрятными полотнищами, болтаясь у самого пола.
   Ковры — гордость Тоуда — были покрыты слоем мела, пыли и грудами штукатурки, как, впрочем, и любимые хозяином диваны и кресла. Так же плачевно выглядел и шезлонг Тоуда, в котором, сидя на веранде, он принимал тех своих знакомых, которых умудрялся затащить в поместье, чтобы они могли выразить владельцу свое восхищение им и его домом. Барсук, разумеется, никогда не принимал подобных приглашений, считая их унизительными для себя, а Крот и Рэт ничего не имели против того, чтобы поесть сэндвичей с огурцами и попить индийского чая со льдом, пусть даже выслушивая самовлюбленные речи Тоуда; поэтому они частенько присутствовали летними вечерами на этих чаепитиях.

   И вот теперь даже этот шезлонг, обтянутый некогда тончайшим, самого высокого качества алым шелком, был безнадежно испорчен водой, сыростью и появившейся вслед за ними плесенью. Повсюду виднелись неоднократно замерзавшие и оттаивавшие лужи, которые беспощадно уничтожали ковры и полы в залах и коридорах Тоуд-Холла.
   — Ой-ой-ой! Что творится! Какой ужас! Что же теперь делать? — вот, пожалуй, и все, что время от времени говорили трое гостей, бродивших по дому.
   Тяжелый вздох вырвался у них при виде того, что произошло с банкетным залом. В этом помещении не было ковров, зато какой там был паркет! Дубовый, полированный, натертый до зеркального блеска, ровный, как стекло… Эта паркетная гладь уходила, казалось, в бесконечность, переходя в дальнем конце зала в столь же роскошные, полированные и покрытые позолоченной резьбой двери, служившие для прохода официантов на кухню и в сервировочную комнату.
   Но теперь пол не блестел. Вода и здесь сделала свое убийственное дело. Проникнув в зал и залив его тонким слоем, она не сразу, медленно, но верно впиталась в дубовые половицы, а затем в одну из морозных ночей застыла, превратившись в лед. Готовый выдерживать огромные нагрузки сверху, дубовый паркет оказался беззащитен против опасности, проникшей в его сердцевину. Вздыбленный и искореженный, пол в банкетном зале напоминал теперь вспаханное поле, оставленное промерзать бесснежной, холодной зимой.
   В довершение кошмара, словно для того чтобы дополнительно продемонстрировать безжалостную мощь такой с виду невинной воды, вся мебель в зале: банкетные столы и стулья, карточные столики и кресла, серванты и буфеты — все это тоже было вздыблено вместе с полом, перевернуто, покорежено и торчало теперь вверх ногами в самых немыслимых положениях.
   — Подумать только — ведь мы здесь отмечали победу над ласками и горностаями! Помните банкет по случаю изгнания захватчиков из Тоуд-Холла? — вздохнул Крот.
   Ответом ему были лишь столь же сокрушенные вздохи Барсука и Рэта, растерянно осматривавших чудовищный натюрморт.
   С недобрыми предчувствиями друзья решили предпринять дальнейший подробный осмотр здания, чтобы уточнить размер ущерба и определить возможность проведения каких-нибудь, пусть временных, ремонтных работ. В этом деле Барсук, к огромному облегчению Рэта, решительно взял руководство на себя. Разумеется, действовал он не только и не столько из желания порадовать Тоуда (даже при условии, что тот когда-нибудь вернется), сколько из свойственного его характеру неприятия любого беспорядка и запустения.
   Об осмотре верхних этажей покинутого здания никто из друзей не хотел много говорить — такое гнетущее впечатление осталось у всех троих от этой «экскурсии». Основной разрыв труб произошел на чердаке в двух местах. И поэтому очень сильно пострадали центральная часть особняка и его правое крыло. Спальни на втором этаже выглядели никак не лучше залов на первом. Одна из них, самая изысканная, пострадала больше других. Украшавшие ее шторы из плотного бархата намокли, отяжелели и своим весом оборвали карниз, обрушив заодно с ним и большую часть набухшего от влаги потолка.
   Наконец гости поднялись на верхний мансардный этаж. Уже отчаявшись обнаружить что-то хорошее, они молча поднялись по одной из скрипучих узких лесенок; путь им освещала единственная свеча, которую Рэт — настоящий мастер по организации и подготовке всякого рода путешествий, походов и экспедиций — не забыл прихватить с собой.
   Не успели они подняться на последние ступеньки, как откуда-то сверху потянуло холодом и сыростью, и внезапно налетевший порыв ветра задул свечу.
   — Ну-ну… — безнадежно сказал Рэт, на ощупь пробираясь вперед и распахивая чердачную дверь.
   В дверной проем хлынул поток белого зимнего света, взвилась в воздух горсть снежинок, пахнуло свежим ветерком. Обнаружить причину оказалось нетрудно: в крыше здания зияла огромная дыра. Часть черепицы лежала на полу чердака, часть отсутствовала вовсе. Чердак был открыт холоду, ветру, дождю и снегу — в общем, всем зимним стихиям.
   Все мансардные комнаты соединялись между собой в анфиладу. Сквозь открытые двери было видно, что эта дыра в крыше не единственная, хотя, по всей видимости, самая большая. Вскоре была обнаружена и лопнувшая труба, вернее — одна из лопнувших труб. Чем дальше, тем сильнее бросался в глаза урон, нанесенный аварией. Тут и там в понижениях пола вода осталась стоять лужами — замерзшими и превратившимися в маленькие скользкие катки.
   — М-да, здесь мы ничего сделать не сможем, — покачав головой, заключил Барсук и тут же добавил: — Как, впрочем, и на нижних этажах.
   — Можно прикрыть кое-какие ценные вещи и мебель, чтобы вода и лед не попортили их окончательно, — предложил Крот.
   — Согласен, — кивнул Рэт. — Нужно перетащить самое ценное, включая документы и другие бумаги, в одну из комнат — из тех, что меньше пострадали и где на дверях сохранились хорошие замки. Так мы сохраним эти вещи от всяких воришек.
   С тяжелым сердцем они спустились вниз и, позвав на помощь Выдру и Племянника Крота, принялись за работу. Работа эта показалась на редкость мрачной и тяжелой в основном из-за того, что она не шла ни в какое сравнение с размером нанесенного ущерба и не могла быть названа даже частичным спасением поврежденных и подвергающихся риску ценностей.
   — Тоуда это просто убьет, — всхлипнул Крот, который ни на миг не усомнился в том, что Тоуд рано или поздно вернется.
   — Наверное, сейчас не лучшее время, чтобы говорить об этом, но боюсь, что богатство и стремление выделиться послужили первопричиной столь плачевного финала, — негромко сказал Барсук. — Зачем Тоуду такой большой дом, что он собирался делать со всеми этими комнатами, со всеми этими вещами — ума не приложу. Но я не могу отрицать, что испытываю глубокое сожаление по поводу увиденного сегодня. К тому же… — Тут он замолчал, явно не считая возможным распространяться далее на эту тему.
   Выполнив поставленную задачу, гости собрали в коробки то немногое, что им требовалось для чаепития. Со странным чувством они упаковывали чайный сервиз, большой фарфоровый чайник для кипятка, кое-какое столовое серебро и прочие мелочи. Всем казалось — и небезосновательно, — что эти вещи будут в большей сохранности там, куда их уносят, чем здесь, где им надлежало быть по праву.
   Выйдя из дома и закрыв за собой тяжелые двери, гости вздохнули полной грудью. Знакомый, такой гармоничный и упорядоченный пейзаж и свежий воздух приятно контрастировали с разрухой и запустением, поселившимися в особняке Тоуда.
   — Барсук, что ты хотел сказать там внутри, но не договорил? — спросил Рэт.
   Барсук вздохнул и сказал:
   — Я хотел… я собирался высказать предположение… В общем, мне кажется, что в свете увиденного нами лучше всего для Тоуда — несмотря на все его ошибки, вольные и невольные обиды, нанесенные нам, несмотря на все его недостатки и пороки, — в конце концов для него будет лучше, если он никогда не вернется в столь близкий его сердцу, столь любимый им Тоуд-Холл и никогда не увидит того, что лицезрели мы сегодня. Как совершенно точно сказал Крот, это просто-напросто убьет его.
   Все тяжело вздохнули, давая понять, что полностью разделяют чувства Барсука. С тяжестью на сердце они прошли по лужайке, бросили прощальный взгляд на Тоуд-Холл и молча направились по знакомой тропинке к своим теплым, надежным, пусть не столь роскошным, но целым и невредимым жилищам.

X УДАЧА ИЗМЕНЯЕТ ТОУДУ

   Недолго поздравлял себя Тоуд с удачным побегом из усадьбы его светлости. Оказалось, что стащить велосипед трубочиста — это одно дело, а вот ехать на нем — совсем другое, куда более трудное.
   Во-первых, когда та или другая педаль оказывалась в нижней части описываемой ею окружности, соответствующая лапа Тоуда не доставала до нее как минимум нескольких дюймов. Во-вторых, жесткое, из грубой кожи, седло, казалось, было нашпиговано какими-то узелками, бугорками и прочими неровностями, щекотавшими и натиравшими те деликатные места, которые Тоуд предпочел бы сохранить в неприкосновенности, оградив от посторонних воздействий. А кроме того, рама и руль этого транспортного средства были сделаны из грубых литых железных прутьев, что, разумеется, не придавало всей конструкции легкости, свойственной трубчатым стальным рамам, за любую из которых Тоуд с превеликим удовольствием отдал бы сейчас большие деньги, появись у него такая возможность.
   В общем, этот велосипед был явно сделан не под Тоуда, и поэтому продвижение беглеца по бесконечной (как, по крайней мере, ему показалось) подъездной дорожке усадьбы было неровным, непрямолинейным и неравномерно ускоренным. К моменту выезда на шоссе, уходившее к югу — более или менее в том направлении, где находился родной дом Тоуда, — сам мистер Тоуд был изрядно измотан, измучен и утомлен.
   Но, как бы ни был ленив мистер Тоуд, было в его характере и нечто такое, что позволяло ему собрать в кулак все свои силы, сцементировать их волей и добиваться своего — при определенных условиях. Сейчас условия были более чем «определенными»: существовала реальная угроза жизни, здоровью и личной свободе.
   Ничего удивительного, что, несмотря на всю усталость, на жжение и зуд в натертых седлом местах, на желание бросить этот чудовищный велосипед и перевести дух — несмотря на все это, услышав за спиной лай и вой своры гончих, явно направлявшихся в его сторону, Тоуд ощутил некоторый прилив сил, особенно в измученных тяжелыми педалями лапах. Вскоре этот прилив сменился настоящим воодушевлением: лай не только приближался, но и становился все более зловещим.
   Словно поршни мощного мотора, уперлись лапы Тоуда в педали, и медленное, неуклюжее передвижение превратилось в стремительную, даже в чем-то изящную гонку, ускорение которой придавала наиболее эффективная комбинация внешних условий: страх в сердце Тоуда сменился паническим ужасом, беспокойство за свою судьбу — твердым намерением любой ценой спасти свою жизнь, избежать встречи с жаждущими крови беспощадными чудовищами, пущенными по его следу.
   В довершение кошмара к собачьему вою добавились зловещие, наводящие ужас сигналы охотничьего рога, топот конских копыт, восторженные, все приближающиеся крики охотников и веселые, возбужденные скачкой женские голоса. Финал приближался неумолимо: вот за спиной Тоуда, достаточно близко, чтобы он мог не только видеть, но и слышать, на дорогу выскочило несколько гончих из своры лорда. От дробного звука их мягких лап, от тяжелого дыхания их пастей Тоуда забила мелкая дрожь. В довершение всего судьба отобрала у него последнее преимущество: усадьба лорда стояла на невысоком холме и до сих пор дорога от него шла чуть под уклон, что позволило Тоуду довольно легко набрать скорость и быстро катиться вниз. Теперь же уклон кончился, крутить педали стало заметно труднее, дала знать усталость, что еще больше снизило скорость, и вот Тоуд вполне отчетливо представил себе, как где-то здесь, на этой пустынной зимней дороге, он и встретит свой конец — жалкий и ничтожный.
   Разумеется, такая мысль никак не могла порадовать Тоуда. Ведь до сих пор, когда он задумывался о своей возможной гибели, а возможностей погибнуть ему представлялось немало (несколько из них — в самое последнее время), смерть всегда представлялась ему славной и героической, на худой конец — романтически-изящной.
   Неожиданно волна ледяного спокойствия окатила Тоуда и заставила его замедлить движения, чтобы дать себе возможность подумать. Разумеется, на окружающей обстановке это отразилось не лучшим образом: пыхтение гончих немедленно приблизилось к нему почти вплотную. Но эта пауза позволила Тоуду перевести дух и обратиться к себе с последними (как он искренне предполагал) словами:
   — Я должен остановиться и повернуться к ним лицом! Да, я должен — и я так сделаю! Я встречу их, как подобает настоящему герою. Я приму бой и… и обращу в бегство этих трусливых тварей — я, внушающий ужас Тоуд, Тоуд-боец, Тоуд — разящий насмерть воин!..