Однако было уже поздно. У его кузины оказались длинные, действительно очень длинные руки, железная хватка и огромный напор. Тоуда обхватило что-то гораздо крупнее его, что-то, в чьих объятиях он едва не задохнулся, при этом оно еще издавало вопли радостного узнавания и приветственные возгласы, а от крепчайшего аромата духов Тоуда просто замутило.
— О счастье! — вскричала она, на секунду ослабив объятия, но лишь для того, чтобы с новой силой сдавить бедного Тоуда. — О радость! Я тебя уже обожаю!
— Графиня… Мадам… Кузина… — хрипел Тоуд, готовый лишиться чувств. — Я очень… я рад… я… помогите!
Сила объятий его кузины, безусловно, считалась обычной в богемной среде Парижа. Но Тоуд больше не мог этого вынести. Он все глубже погружался в море шелка, пудры, духов. От всего этого веяло такой женственностью, это было такое острое, неожиданное и восхитительное ощущение, предвещавшее восторги брака, что он… потерял сознание.
V ЛЕТНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
Ни Рэт, ни Крот вовсе не желали задерживать экспедицию. А когда они спаслись из Тоуд-Холла и все волнения остались позади, дух приключений и радостного ожидания снова проснулся в них.
День был теплый и солнечный. Рэт сел на весла, и они с Кротом болтали и любовались видом. Одно время они думали, что Выдра мог бы сопровождать их на первом этапе, а потом оставить, если бы у них все пошло хорошо. Но родительский долг вынуждал того присматривать за Порт ли, который хоть и стал с возрастом благоразумнее, но все еще нуждался в твердом руководстве, а иногда и в принуждении.
Кроту тоже не хотелось надолго оставлять Племянника одного. Подросток, недавно поселившийся с Кротом, вне всяких сомнений, был достаточно благоразумен но он такой общительный, он наверняка будет сильно скучать по своему дядюшке. И Выдра предложил приглядеть и за ним.
Если обязанности и вынуждали Выдру остаться на Берегу Реки, его роль в предприятии двух друзей, тем не менее, была весьма значительна. Они с Рэтом долго разрабатывали свой особый язык сигналов, который должны были применять в случае наводнения или другой опасности, чтобы предупредить всех живущих в Реке, на Реке или у Реки. Система была предельно проста, но эффективна: веточка терна, плывущая вниз по Реке, предупреждала о приближающейся опасности, веточка березы показывала, что нужна помощь, а три пучка какой-нибудь обыкновенной прибрежной травы — гравилата или касатика, означали возвращение.
В последние годы не было поводов использовать эту систему сигналов. Жизнь на Берегу Реки текла спокойно и неторопливо, а периодические срывы Тоуда Реку особенно не трогали. В результате вся сигнальная система свелась к шутливым предупреждениям Выдры (выше по течению), направляемым Рэту (ниже по течению): мол, собираюсь прибыть на чашку чая или на ужин. И у Рэта было время вскипятить воду к приходу Выдры. Или, если требовалось что-нибудь покрепче, он успевал протереть пивные кружки и открыть коробку свежего табака.
Однако, когда Крот предложил свой смелый план путешествия вверх по течению, проблема предупреждающих сигналов снова сделалась очень серьезной. Рэт, конечно, мог бы путешествовать по реке и в одиночку — он был хорошо знаком с ее переменчивым нравом, но про Крота этого сказать было нельзя. Он тоже любил лодки, но ни того искусства в управлении, ни того интереса к ним, что у Рэта, у него не было.
Барсук был этим очень озабочен, и Рэт с Выдрой отшлифовали свою систему подачи сигналов. На Выдру была возложена обязанность (а в помощники ему определили Портли) наблюдать за рекой на случай какого-нибудь сигнала от Рэта.
— Я совершенно уверен, что все будет в порядке, — говорил Крот, несколько встревоженный всеми этими приготовлениями и предосторожностями. — Самое худшее, что может случиться, — лодка перевернется, как было однажды, когда я учился грести, но теперь-то у меня опыта побольше.
— Может, и так, — отвечал Рэт, — но мы отправляемся на неизведанные просторы Реки, и осторожность не помешает. Мы-то с Выдрой прекрасно знаем, что Река далеко не всегда кроткая и смирная, у нее бывают разные настроения и капризы, и с ней всегда надо обращаться с уважением. А кроме того, мы и понятия не имеем, какие звери живут в верховьях.
— Наверно, такие же, как мы, — сказал Крот, — или ты думаешь?..
Ему вдруг представились огромные злобные и отвратительные твари, и он призадумался, а такая ли уж хорошая идея это путешествие.
— Не хочу пугать тебя, старина, рассказами о монстрах, что живут выше по течению и подстерегают нас на берегу или в воде, — сказал Рэт, — хотя, я думаю, всем приходилось слышать леденящую кровь историю о Латберийской Щуке.
— Да, — нервно кивнул Крот. Он и правда слышал эту легенду и не любил, когда ему о ней напоминали. Щука, бороздящая темные и таинственные воды, считалась воплощением зла. Крот нахмурился и еще больше засомневался.
— Нет, — продолжал Рэт, которому и невдомек было, как нервируют Крота эти разговоры, — я просто призываю тебя не считать, что всеживотные живут в такой гармонии, какой наслаждаемся мы здесь, на Берегу Реки. К тому же чужаков не всегда принимают радушно.
— Я обязательно возьму свою дубину,
— А я — свою верную саблю, которая так хорошо поработала в нашей славной битве с ласками и горностаями, когда мы отвоевывали старый Тоуд-Холл, — поддержал его Рэт. — Они могут и не понадобиться, но с ними мы будем чувствовать себя безопаснее…
…И вот оружие здесь, в носовой части лодки, как и договаривались. Наконец-то они чувствовали, что уже в пути, и разговор шел как раз о пользе предосторожности и о том, как они оказались умны и предусмотрительны, подумав обо всем, что может пригодиться в дороге.
— Сегодня вечером нам не стоит отплывать слишкомдалеко, — заметил Крот, — отплывем ровно настолько, чтобы почувствовать, что мы уже в пути и вне досягаемости наших ежедневных забот.
Таким близким друзьям нет нужды долго обсуждать этот вопрос — в нужный момент они разобьют лагерь, чтобы провести в нем первую ночь путешествия.
Воцарилась тишина. Лишь скрип уключин и плеск воды у далекого уже берега. Кроту оставалось только радоваться, что его мечта наконец сбывается, и вспоминать, как легко все могло кончиться бедой еще недавно и как важно, что этого не случилось!
Он представил себе Дальние Края, и об этих самых Дальних Краях он думал сейчас и о том, как много они значат для всех них. Но еще глубже в добром сердце Крота скрывалась другая мысль: как мало он сделал за свою жизнь. Он хотел успеть до старости сделать что-то, чтобы его вспоминали на Берегу Реки как нашедшего в себе силы и смелость отправиться навстречу приключениям, чтобы его пример вдохновлял других.
Он не воображал о себе невесть что, был слишком скромен, чтобы думать, что достигнет Дальних Краев, но, пройдя хотя бы часть пути, он когда-нибудь расскажет эту историю своему Племяннику, а тот (Кроту казалось, что у Племянника тяга к приключениям будет сильнее, а способности больше) найдет в себе смелость пойти дальше.
— Лишь в борьбе с самими собой мы движемся вперед, Крот, лишь в борьбе… — подвел Барсук итог их ночному разговору, который так много значил для Крота. Ведь именно этот разговор привел к воскрешению его замысла.
Таковы были источники порывов и мечтаний Крота, и он был безмерно благодарен Барсуку за то, что тот ни на минуту не усомнился в нем и решил, что если Крот чувствует в себе такое могучее желание, значит, путешествие должносовершиться. Времена меняются, жизнь не стоит на месте, и в ходе их экспедиции, возможно, будет найдено какое-нибудь новое направление. Кто-то должен идти вперед, сказал Крот себе и другим, потому что если никто не пойдет, то…
— Если никто из нас не пойдет, то что тогда? — задавал себе Крот все тот же вопрос.
Он не нашел на него ответа раньше, не находил и сейчас, сидя в сгущающихся сумерках в приятной компании Рэта. Уключины поскрипывали в такт гребкам. Для Крота путешествие вверх по течению значило гораздо больше, чем для его друга Рэта, и, может быть, даже больше, чем предполагал или мог рассказать Барсуку сам Крот.
Но они плыли, и то, что Крот не мог высказать Рэту свои мысли и свою не выразимую словами веру в их путешествие, было не так уж важно. Рэтти здесь сейчас,а не в каком-то бесплотном мистическом будущем, и если во всем мире есть существо, на которое Крот всегда может положиться в беде даже тогда, когда остальные простились бы с надеждой, то это, бесспорно, его друг Рэт.
Возможно, он бывал вспыльчив, любил покомандовать, а устав, покапризничать, но на самом деле не было никого надежнее его.
— Как ты смотришь на то, чтобы нам остановиться где-нибудь здесь, Крот, — прервал Рэт его размышления.
— Конечно, Рэт, как ты скажешь, — покладисто ответил Крот.
— Нет, Крот, как тыскажешь, потому что ты руководишь экспедицией и именно ты должен решать!
— А, ну ладно! — Крот приосанился и принялся деловито оглядывать берег, выбирая место для их первого лагеря.
— Чтобы выгрузить поклажу и поставить палатку, понадобится какое-то время, — сказал Рэт.
— Что ж, тогда не следует тянуть с остановкой, — заявил Крот. — Может быть, именно здесь?
— Мудрое решение, я бы сказал! А теперь приготовься спрыгнуть на берег и удерживать лодки, пока я не привяжу их. Потом я разберусь с палаткой, если ты приготовишь поесть.
Вот так и начались приключения двух друзей: хорошо оснащенные лодки надежно спрятаны в камышах, обязанности каждого члена экспедиции оговорены, готов довольно уютный ночлег и, наконец, желудки полны вкусной едой, а звезды присматривают за костром с высоты.
— Ох-хо-хо! — зевнул Крот. — Как я хочу спать!
— Я тоже, — признался Рэт. — Давай-ка закругляться, старина!
— Да, пора, — сказал Крот, не двигаясь с места. — Скажи, Рэт, ведь наша экспедиция действительно началась? Это не сон?
Звезды над ними подмигивали и сияли, где-то выше по течению сова звала своего детеныша, а ниже по течению семейство полевок пряталось на ночь в свою норку.
— Действительно началась, и все благодаря тебе. Одни только говорят, другие делают. Ты из деятелей, Крот, точно тебе говорю.
— Правда? — спросил Крот, у которого глаза уже совсем слипались. — Надеюсь, что так и что так теперь будет всегда.
В первые дни путешествия Крот и Рэт двигались с умеренной скоростью, и у них было много времени, чтобы примениться к походным условиям, научиться правильно рассчитывать, когда плыть, когда остановиться. Крот окреп и приобрел навык в гребле — не мог же Рэт грести все время!
В ту первую ночь они легли спать довольно поздно. Потом они подчинились природному ритму: поднимались с зарей, а укладывались с наступлением сумерек и не упускали случая вздремнуть днем на солнышке после полдника.
Они то болтали и смеялись, то молчали, если было настроение помолчать, старались во всем уступать друг другу и ставили дружбу и согласие выше мелких неудобств и раздражения, неизбежных в поездке, когда путешественники изо дня в день вместе.
Конечно, бывало, например, что первую половину дня Рэт держался холодно, а вторую — резковато, из-за того что лодка два раза чуть не перевернулась, когда Крот рулил. Даже Крот, который так редко раздражался, как-то раз позволил себе предположить, что только идиотне способен две минуты последить за кашей, чтобы она не пригорела!
Но такие стычки и срывы ничего не значили в сравнении с неисчислимыми удовольствиями и открытиями, ожидавшими их в пути. Одно из таких удовольствий — кулинарное искусство Крота, его здоровая деревенская кухня: пироги с колюшкой, получившие у Рэта высший балл, суп из кресс-салата, приправленный корешками черемши, непревзойденный и «превзойти который невозможно, по моему скромному мнению», как сказал Рэт.
Волнение охватило путешественников, когда они подплыли к Городу. Путь их лежал мимо дома его светлости — того самого исторического места, куда с неба прямо в оранжерею свалился Тоуд. Именно здесь, в лучшей комнате для гостей, он благодаря удачному притворству несколько дней купался в роскоши.
Тоуд мог оставить здесь по себе дурную намять, и они не рискнули наведаться в дом его светлости и представиться, хотя искушение было велико. Но рявкания овчарок его светлости вполне хватило, чтобы друзья воздержались даже отходить далеко от своих лодок.
После этого они не поплыли дальше вверх по течению. Во-первых, дальше берега были застроены пристанями и фабриками, которые очень неприятно дымили, через Реку были перекинуты мосты с оживленным дорожным движением. Во-вторых, по сведениям Рэта, лучший маршрут лежал не мимо Города. Река по ту сторону Города была уже не той Рекой.
— Решишь, что этого не может быть, и легко ошибешься, — объяснял Рэт удивленному Кроту. — Видишь ли, в верховьях не так легко найти истинное начало реки. Только подумай, чего стоило бесстрашным исследователям найти истоки египетского Нила! То, что кажется крупным притоком, вскоре вдруг пересыхает, а то, что ты поначалу примешь за ручеек, который даже имени-то этой реки не носит, вдруг широко разольется и приведет к истоку.
— Понятно, — неуверенно сказал Крот.
— Я не говорил об этом раньше, потому что не был уверен, но сейчас у меня есть веские основания полагать, что тот рукав, заросший тростником и прочей травой, который мы проплывали перед самым домом его светлости…
Крот наморщил лоб, силясь припомнить то место, что описывал Рэт.
— Сведения Выдры подтверждают это, и старинные карты, которые я видел, тоже. И потому я считаю, что именно этим притоком нам и следует плыть.
— Но здесь река такая широкая, — возразил Крот — его не совсем убедили доводы Рэта.
— Возможно, она здесь шире и глубже потому, что ее расширили и углубили горожане для удобства. Но за Городом она вовсе не так широка.
— Конечно, мне вовсе не улыбается плыть мимо всех этих зданий, — сказал Крот, — а под мостами вообще делается жутковато, и, если тот маршрут снова выведет нас в дикие места, где и пейзаж и звуки привычны, я буду только счастлив.
— Не могу утверждать наверное, потому что никто из моих знакомых так же, как и мы дальше Города не плавал, но, думаю, нам надо повернуть обратно и попытать счастья на другом пути.
Подгоняемые течением, они очень скоро опять оказались около устья того притока. Крот не удивился, что в первый раз даже не заметил его, потому что проход в него зарос ивовыми кустами, тростником и осокой. Ржавая колючая проволока была натянута между берегами. Ее почти всю заплели растения, лишь посередине после зимних разливов застрял всякий мусор: обломки веток, обрывки бумаги и ткани и всякое такое.
Подплыв к этой преграде, они обнаружили надетое на проволоку письменное предупреждение, уже почти неразборчивое:
Но Рэт не слушал его. Он орудовал веслами, пытаясь удержать лодки на мощном течении из притока.
— Держись за проволоку, Крот. Я хочу взглянуть поближе, — крикнул Рэт Кроту. Он сначала вгляделся в глубину с борта лодки, а потом, прежде чем Крот успел сообразить, разделся и приготовился нырнуть.
— Рэтти, на твоем месте я не стал бы этого делать! — воскликнул Крот в некотором волнении, потому что, когда Рэта не будет на борту, именно на него ляжет вся ответственность за лодки, а он не чувствовал себя достаточно опытным.
Но просьба оказалась тщетной. Уж кто-кто, а Рэт хорошо знал капризы течения, кроме того, он разогрелся греблей. Ободряюще улыбнувшись Кроту, Рэт нырнул за борт и исчез из виду, только пузырьки, тут же подхваченные течением, напоминали, что он только что был тут.
— Рэтти! — с опаской позвал Крот, потому что течение было сильное и, похоже, становилось все сильнее, и лодка раскачивалась из стороны в сторону, а Крот сидел вцепившись в проволоку.
Проволока, казалось, жила своей собственной жизнью, потому что, как только Крот навалился на нее всем телом, она заскрипела и сдвинулась, а лодка заскользила из-под него. Невероятным усилием, как мог напрягая ноги, Крот все-таки удержал лодку и устоял сам.
— Рэтти! Возвращайся! — позвал он.
Рэт не появлялся. Проволока извивалась в руках Крота, а ее шипы норовили найти самые уязвимые места и впиться в ладони.
— Рэтти! — снова позвал Крот, не просто взволнованный, а разозленный.
Рэт опять не отозвался. Вторая лодка попала в самое течение, а первая снова попробовала выскользнуть из-под Крота. Осознав всю меру опасности и почувствовав, что силы ему изменяют, Крот понял, что должен рискнуть. Он оторвал одну руку от проволоки и попробовал нашарить у себя за спиной в носовой части лодки скрученный канат. Другой рукой Крот по-прежнему держался за зловредную проволоку.
— Рэтти! — нашел он в себе силы позвать еще раз. — Как руководитель экспедиции, я приказываю тебе вернуться к своим обязанностям!
Найдя наконец канат и оставив выяснение отношений с Рэтом на потом, Крот занялся неотложным. С трудом подтянув качающиеся и кренящиеся лодки поближе к проволоке, он просунул под нее веревку и обмотал. Обмотать-то он обмотал, но вот закрепить — это оказалось ему не по силам, и единственное, что оставалось, пригнуться к самому днищу лодки и так сидеть. Все его тело ныло, а силы таяли с каждой секундой.
— Рэтти, — слабо крикнул он из глубины лодки. При каждом толчке и покачивании лодки на Крота со всех сторон падали вещи и пакеты с провизией. — Когда же ты вернешься? Мне будет трудно простить тебя, так и знай! Рэтти!
Отчаяние Крота достигло высшей точки, когда под ним, скрежеща зубами и пробуя дно лодки в дюйме от того места, где он скрючился, появились глубоководные чудовища, обнюхали лодку и завели свою ужасную работу по медленному ее разрушению, чтобы потом добраться и до Крота.
— Рэтти! — завопил Крот. — Что мне делать?
Когда приглушенный водой треск расщепляемого дерева становился особенно зловещим, Кроту приходило в голову, что, может быть, лучше отвязать трос, пустить лодки вниз по течению и так избегнуть встречи с чудовищами. С другой стороны (в этом-то и было затруднение), когда появится Рэт, если он появится (Крот даже думать себе запретил о том, что чудовища уже, возможно, закусили Рэтом, а его оставили на обед), ему вряд ли понравится, что лодки разнесены в щепки течением и все имущество пропало.
Именно в такие моменты Крот находил в себе храбрость и силу духа, которыми он был известен на Берегу Реки. Да, Крот обычно был спокоен и невозмутим, его нелегко было рассердить, но уж если злые силы ополчались на него, чтобы загнать в угол, или угрожали кому-нибудь из его друзей, тогда он давал волю своему гневу.
— Рэтти, друг мой, если они сожрали тебя, то уже поздно. Но если нет, я еще смогу что-то сделать!
С этими словами Крот подтянул канат, подтащил лодки поближе к проволоке и, освободив себе побольше места, схватил саблю и выпрямился — настоящий викинг на носу своего боевого корабля, направляющегося к вражескому берегу.
Сжимая в левой руке канат, а в правой — смертоносное оружие, он вгляделся в темные глубины и увидел, что мерзкое шевелящееся чудовище собирается подняться на поверхность.
— Да поможет мне Тор! — вскричал Крот, прежде чем опустить свой меч — как северный мореплаватель перед последней битвой.
— Не стоит тратить столько сил на бревно, — послышался вдруг знакомый голос за его спиной, — это старое дерево само теперь уплывет, я отцепил его.
— Рэтти! — чуть не задохнулся Крот, обернувшись и едва не свалившись в воду. — Ты здесь, ты жив! Где ты был?
Смешанное чувство радости, обиды, удивления и ужасной усталости довело Крота до того, что он только и мог вытянуться в лодке и слушать Рэта, который, рассказывая о том, что обнаружил, умудрялся еще и с лодками управляться.
— Дно притока — чистейшее — из-за сильного течения, и, значит, выше вода лучше. Я убрал это бревно с дороги, и теперь мы можем просто проплыть под проволокой. Как хорошо, что ты пригнулся в носовой части и передвинул вещи, перераспределив давление на дно лодки и облегчив мне работу!
— А как же с предупреждением? — спросил Крот, и это была единственная доступная ему сейчас форма протеста.
— А, это! — пренебрежительно ответил Рэт. — Подумаешь! Ни один землевладелец не вправе чинить препятствия вольным путешественникам по Реке и ограничивать свободу их передвижения. Никакой суд не поддержит его.
— Кроме того, в котором он сам Председатель, — возразил, как всегда благоразумный, Крот.
— Тогда я обращусь к лордам Адмиралтейства, — величественно сказал Рэт.
— Но там было написано «ОПАСНО»! — сказал Крот, вспомнив, вероятно, о тех чудовищах, которые, как ему показалось, охотились за ним и, кто знает, может, рыщут сейчас где-нибудь выше по течению! — Взять хотя бы Латберийскую Щуку!
— Все чушь и сказки! — отрезал Рэт. — Старые сказки, чтобы не дать нам воспользоваться нашими законными правами! Но все эти угрозы рассчитаны только на робких малодушных трусов, а не на таких, как мы.
— Ты уверен? — робко усомнился Крот, ощущая приступ малодушия.
— Абсолютно уверен! — заверил Рэт. — А теперь пригнись-ка!
Крот увидел, как проволока с предупреждением проплыла над его головой, услышал за спиной шуршание пожухлых стеблей и не мог не полюбоваться тем, как Рэт ловко преодолевает все эти препятствия, прекрасно маневрируя и упорно продвигаясь вперед.
— Ну вот! — воскликнул Рэт через некоторое время. — Теперь можешь выпрямиться.
Крот так и сделал и вновь почувствовал вкус к путешествию. Чем энергичнее Рэт работал веслом, тем дальше удалялись проволока и запрет, пока и вовсе не исчезли из виду, а с ними пропала и Река — единственный водный путь, до сих пор знакомый Кроту.
Теперь перед ними, окаймленная по бокам непроходимыми зарослями кустарника, лежала совсем другая Река, глубже и быстрее прежней, с таинственными изгибами и поворотами. Все краски здесь были темнее, а запахи древнее, чем те, что знали Крот и Рэт.
— О Рэтти! — со страхом воскликнул Крот.
— Ага, — решительно ответил Рэт, — теперь нам понадобятся все наше умение и способность к выживанию, потому что это новая, неосвоенная территория. Здесь придется быть настороже, готовым ко всяким неожиданностям.
— Ура! — закричал Крот, крепче сжав рукоять сабли и подняв ее над головой, чтобы покрасоваться, потому что теперь, он чувствовал, в их экспедиции начиналось самое интересное.
VI СТРЕЛА КУПИДОНА
Если обморок Тоуда и был неожиданным, то не более, чем перемены, которые произошли в нем в эти незабываемые моменты встречи с кузиной.
Даже если бы друзья были совершенно неискушенными в романтической любви и неисповедимости, а часто и полной неразумности ее путей, они все равно могли бы сразу распознать симптомы уже по тому, как Тоуд произнес имя кузины. Потому что люди, не страдающие недугом любви, не восклицают «Флорентина!» так страстно и с таким чувством. И, очнувшись от обморока, не сжимают руками грудь и не кричат: «Где она?! Отнесите меня к ней сию же минуту, потому что я слишком слаб, чтобы идти! Один взгляд на нее вновь заставит мое сердце биться, а ноги — ходить!»
А потом, когда друзья уже начинают подозревать самое страшное, но еще не успевают собраться с духом и решить, что предпринять, НЕвлюбленные не говорят: «Оставьте меня! Я сам найду ее! Уберите прочь руки, негодяи, дайте мне защитить ее от вас!»
Примерно такие крики и вопли, проклятия и угрозы изверг сраженный любовью Тоуд, придя в себя.
Что он никак не мог найти мадам д'Альбер, было совсем не удивительно, принимая во внимание его дикое состояние. Она почувствовала, что благоразумнее и достойнее будет предоставить друзьям заниматься Тоудом. Она тогда и понятия не имела, что с ним, а если бы догадалась, то незамедлительно покинула бы Тоуд-Холл и Берег Реки.
А пока что, будучи прежде всего художником, она воспользовалась дополнительным временем, пока Тоуд находился без сознания, чтобы заняться своими делами. Она попросила Прендергаста встать в позу наливающего чашку чая, чтобы сделать с него набросок, и поместила свою модель в дальнем конце зимнего сада, где освещение оказалось лучше. Но поскольку все помещение было заставлено растениями в горшках, то, придя в себя, Тоуд изрядно попрыгал и поскакал, выкрикивая слова любви и надежды, прежде чем нашел свой предмет. Она заговорила первой:
— Все это так типично,так по-английски, как у вас говорят. Мне очень нравится ваш дворецкий!
Тоуд подозрительно посмотрел на своего слугу и спросил:
— Прендергаст, вы можете дать удовлетворительное объяснение тому, что поливаете пальму чаем?
— Сэр, я…
— Тогда удалитесь, — нетерпеливо приказал Тоуд, — я хочу побеседовать с Мадам.
Но тут Тоуда настиг Барсук. То жуткое видение, которое пригрезилось ему, когда Крот впервые признался в совершенной им ужасной ошибке, сейчас на его глазах становилось кошмарной реальностью. Это было похоже на тропическую бурю, надвигающуюся с моря, чтобы опустошить мирный берег.
— О счастье! — вскричала она, на секунду ослабив объятия, но лишь для того, чтобы с новой силой сдавить бедного Тоуда. — О радость! Я тебя уже обожаю!
— Графиня… Мадам… Кузина… — хрипел Тоуд, готовый лишиться чувств. — Я очень… я рад… я… помогите!
Сила объятий его кузины, безусловно, считалась обычной в богемной среде Парижа. Но Тоуд больше не мог этого вынести. Он все глубже погружался в море шелка, пудры, духов. От всего этого веяло такой женственностью, это было такое острое, неожиданное и восхитительное ощущение, предвещавшее восторги брака, что он… потерял сознание.
V ЛЕТНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
День был теплый и солнечный. Рэт сел на весла, и они с Кротом болтали и любовались видом. Одно время они думали, что Выдра мог бы сопровождать их на первом этапе, а потом оставить, если бы у них все пошло хорошо. Но родительский долг вынуждал того присматривать за Порт ли, который хоть и стал с возрастом благоразумнее, но все еще нуждался в твердом руководстве, а иногда и в принуждении.
Кроту тоже не хотелось надолго оставлять Племянника одного. Подросток, недавно поселившийся с Кротом, вне всяких сомнений, был достаточно благоразумен но он такой общительный, он наверняка будет сильно скучать по своему дядюшке. И Выдра предложил приглядеть и за ним.
Если обязанности и вынуждали Выдру остаться на Берегу Реки, его роль в предприятии двух друзей, тем не менее, была весьма значительна. Они с Рэтом долго разрабатывали свой особый язык сигналов, который должны были применять в случае наводнения или другой опасности, чтобы предупредить всех живущих в Реке, на Реке или у Реки. Система была предельно проста, но эффективна: веточка терна, плывущая вниз по Реке, предупреждала о приближающейся опасности, веточка березы показывала, что нужна помощь, а три пучка какой-нибудь обыкновенной прибрежной травы — гравилата или касатика, означали возвращение.
В последние годы не было поводов использовать эту систему сигналов. Жизнь на Берегу Реки текла спокойно и неторопливо, а периодические срывы Тоуда Реку особенно не трогали. В результате вся сигнальная система свелась к шутливым предупреждениям Выдры (выше по течению), направляемым Рэту (ниже по течению): мол, собираюсь прибыть на чашку чая или на ужин. И у Рэта было время вскипятить воду к приходу Выдры. Или, если требовалось что-нибудь покрепче, он успевал протереть пивные кружки и открыть коробку свежего табака.
Однако, когда Крот предложил свой смелый план путешествия вверх по течению, проблема предупреждающих сигналов снова сделалась очень серьезной. Рэт, конечно, мог бы путешествовать по реке и в одиночку — он был хорошо знаком с ее переменчивым нравом, но про Крота этого сказать было нельзя. Он тоже любил лодки, но ни того искусства в управлении, ни того интереса к ним, что у Рэта, у него не было.
Барсук был этим очень озабочен, и Рэт с Выдрой отшлифовали свою систему подачи сигналов. На Выдру была возложена обязанность (а в помощники ему определили Портли) наблюдать за рекой на случай какого-нибудь сигнала от Рэта.
— Я совершенно уверен, что все будет в порядке, — говорил Крот, несколько встревоженный всеми этими приготовлениями и предосторожностями. — Самое худшее, что может случиться, — лодка перевернется, как было однажды, когда я учился грести, но теперь-то у меня опыта побольше.
— Может, и так, — отвечал Рэт, — но мы отправляемся на неизведанные просторы Реки, и осторожность не помешает. Мы-то с Выдрой прекрасно знаем, что Река далеко не всегда кроткая и смирная, у нее бывают разные настроения и капризы, и с ней всегда надо обращаться с уважением. А кроме того, мы и понятия не имеем, какие звери живут в верховьях.
— Наверно, такие же, как мы, — сказал Крот, — или ты думаешь?..
Ему вдруг представились огромные злобные и отвратительные твари, и он призадумался, а такая ли уж хорошая идея это путешествие.
— Не хочу пугать тебя, старина, рассказами о монстрах, что живут выше по течению и подстерегают нас на берегу или в воде, — сказал Рэт, — хотя, я думаю, всем приходилось слышать леденящую кровь историю о Латберийской Щуке.
— Да, — нервно кивнул Крот. Он и правда слышал эту легенду и не любил, когда ему о ней напоминали. Щука, бороздящая темные и таинственные воды, считалась воплощением зла. Крот нахмурился и еще больше засомневался.
— Нет, — продолжал Рэт, которому и невдомек было, как нервируют Крота эти разговоры, — я просто призываю тебя не считать, что всеживотные живут в такой гармонии, какой наслаждаемся мы здесь, на Берегу Реки. К тому же чужаков не всегда принимают радушно.
— Я обязательно возьму свою дубину,
— А я — свою верную саблю, которая так хорошо поработала в нашей славной битве с ласками и горностаями, когда мы отвоевывали старый Тоуд-Холл, — поддержал его Рэт. — Они могут и не понадобиться, но с ними мы будем чувствовать себя безопаснее…
…И вот оружие здесь, в носовой части лодки, как и договаривались. Наконец-то они чувствовали, что уже в пути, и разговор шел как раз о пользе предосторожности и о том, как они оказались умны и предусмотрительны, подумав обо всем, что может пригодиться в дороге.
— Сегодня вечером нам не стоит отплывать слишкомдалеко, — заметил Крот, — отплывем ровно настолько, чтобы почувствовать, что мы уже в пути и вне досягаемости наших ежедневных забот.
Таким близким друзьям нет нужды долго обсуждать этот вопрос — в нужный момент они разобьют лагерь, чтобы провести в нем первую ночь путешествия.
Воцарилась тишина. Лишь скрип уключин и плеск воды у далекого уже берега. Кроту оставалось только радоваться, что его мечта наконец сбывается, и вспоминать, как легко все могло кончиться бедой еще недавно и как важно, что этого не случилось!
Он представил себе Дальние Края, и об этих самых Дальних Краях он думал сейчас и о том, как много они значат для всех них. Но еще глубже в добром сердце Крота скрывалась другая мысль: как мало он сделал за свою жизнь. Он хотел успеть до старости сделать что-то, чтобы его вспоминали на Берегу Реки как нашедшего в себе силы и смелость отправиться навстречу приключениям, чтобы его пример вдохновлял других.
Он не воображал о себе невесть что, был слишком скромен, чтобы думать, что достигнет Дальних Краев, но, пройдя хотя бы часть пути, он когда-нибудь расскажет эту историю своему Племяннику, а тот (Кроту казалось, что у Племянника тяга к приключениям будет сильнее, а способности больше) найдет в себе смелость пойти дальше.
— Лишь в борьбе с самими собой мы движемся вперед, Крот, лишь в борьбе… — подвел Барсук итог их ночному разговору, который так много значил для Крота. Ведь именно этот разговор привел к воскрешению его замысла.
Таковы были источники порывов и мечтаний Крота, и он был безмерно благодарен Барсуку за то, что тот ни на минуту не усомнился в нем и решил, что если Крот чувствует в себе такое могучее желание, значит, путешествие должносовершиться. Времена меняются, жизнь не стоит на месте, и в ходе их экспедиции, возможно, будет найдено какое-нибудь новое направление. Кто-то должен идти вперед, сказал Крот себе и другим, потому что если никто не пойдет, то…
— Если никто из нас не пойдет, то что тогда? — задавал себе Крот все тот же вопрос.
Он не нашел на него ответа раньше, не находил и сейчас, сидя в сгущающихся сумерках в приятной компании Рэта. Уключины поскрипывали в такт гребкам. Для Крота путешествие вверх по течению значило гораздо больше, чем для его друга Рэта, и, может быть, даже больше, чем предполагал или мог рассказать Барсуку сам Крот.
Но они плыли, и то, что Крот не мог высказать Рэту свои мысли и свою не выразимую словами веру в их путешествие, было не так уж важно. Рэтти здесь сейчас,а не в каком-то бесплотном мистическом будущем, и если во всем мире есть существо, на которое Крот всегда может положиться в беде даже тогда, когда остальные простились бы с надеждой, то это, бесспорно, его друг Рэт.
Возможно, он бывал вспыльчив, любил покомандовать, а устав, покапризничать, но на самом деле не было никого надежнее его.
— Как ты смотришь на то, чтобы нам остановиться где-нибудь здесь, Крот, — прервал Рэт его размышления.
— Конечно, Рэт, как ты скажешь, — покладисто ответил Крот.
— Нет, Крот, как тыскажешь, потому что ты руководишь экспедицией и именно ты должен решать!
— А, ну ладно! — Крот приосанился и принялся деловито оглядывать берег, выбирая место для их первого лагеря.
— Чтобы выгрузить поклажу и поставить палатку, понадобится какое-то время, — сказал Рэт.
— Мудрое решение, я бы сказал! А теперь приготовься спрыгнуть на берег и удерживать лодки, пока я не привяжу их. Потом я разберусь с палаткой, если ты приготовишь поесть.
Вот так и начались приключения двух друзей: хорошо оснащенные лодки надежно спрятаны в камышах, обязанности каждого члена экспедиции оговорены, готов довольно уютный ночлег и, наконец, желудки полны вкусной едой, а звезды присматривают за костром с высоты.
— Ох-хо-хо! — зевнул Крот. — Как я хочу спать!
— Я тоже, — признался Рэт. — Давай-ка закругляться, старина!
— Да, пора, — сказал Крот, не двигаясь с места. — Скажи, Рэт, ведь наша экспедиция действительно началась? Это не сон?
Звезды над ними подмигивали и сияли, где-то выше по течению сова звала своего детеныша, а ниже по течению семейство полевок пряталось на ночь в свою норку.
— Действительно началась, и все благодаря тебе. Одни только говорят, другие делают. Ты из деятелей, Крот, точно тебе говорю.
— Правда? — спросил Крот, у которого глаза уже совсем слипались. — Надеюсь, что так и что так теперь будет всегда.
В первые дни путешествия Крот и Рэт двигались с умеренной скоростью, и у них было много времени, чтобы примениться к походным условиям, научиться правильно рассчитывать, когда плыть, когда остановиться. Крот окреп и приобрел навык в гребле — не мог же Рэт грести все время!
В ту первую ночь они легли спать довольно поздно. Потом они подчинились природному ритму: поднимались с зарей, а укладывались с наступлением сумерек и не упускали случая вздремнуть днем на солнышке после полдника.
Они то болтали и смеялись, то молчали, если было настроение помолчать, старались во всем уступать друг другу и ставили дружбу и согласие выше мелких неудобств и раздражения, неизбежных в поездке, когда путешественники изо дня в день вместе.
Конечно, бывало, например, что первую половину дня Рэт держался холодно, а вторую — резковато, из-за того что лодка два раза чуть не перевернулась, когда Крот рулил. Даже Крот, который так редко раздражался, как-то раз позволил себе предположить, что только идиотне способен две минуты последить за кашей, чтобы она не пригорела!
Но такие стычки и срывы ничего не значили в сравнении с неисчислимыми удовольствиями и открытиями, ожидавшими их в пути. Одно из таких удовольствий — кулинарное искусство Крота, его здоровая деревенская кухня: пироги с колюшкой, получившие у Рэта высший балл, суп из кресс-салата, приправленный корешками черемши, непревзойденный и «превзойти который невозможно, по моему скромному мнению», как сказал Рэт.
Волнение охватило путешественников, когда они подплыли к Городу. Путь их лежал мимо дома его светлости — того самого исторического места, куда с неба прямо в оранжерею свалился Тоуд. Именно здесь, в лучшей комнате для гостей, он благодаря удачному притворству несколько дней купался в роскоши.
Тоуд мог оставить здесь по себе дурную намять, и они не рискнули наведаться в дом его светлости и представиться, хотя искушение было велико. Но рявкания овчарок его светлости вполне хватило, чтобы друзья воздержались даже отходить далеко от своих лодок.
После этого они не поплыли дальше вверх по течению. Во-первых, дальше берега были застроены пристанями и фабриками, которые очень неприятно дымили, через Реку были перекинуты мосты с оживленным дорожным движением. Во-вторых, по сведениям Рэта, лучший маршрут лежал не мимо Города. Река по ту сторону Города была уже не той Рекой.
— Решишь, что этого не может быть, и легко ошибешься, — объяснял Рэт удивленному Кроту. — Видишь ли, в верховьях не так легко найти истинное начало реки. Только подумай, чего стоило бесстрашным исследователям найти истоки египетского Нила! То, что кажется крупным притоком, вскоре вдруг пересыхает, а то, что ты поначалу примешь за ручеек, который даже имени-то этой реки не носит, вдруг широко разольется и приведет к истоку.
— Понятно, — неуверенно сказал Крот.
— Я не говорил об этом раньше, потому что не был уверен, но сейчас у меня есть веские основания полагать, что тот рукав, заросший тростником и прочей травой, который мы проплывали перед самым домом его светлости…
Крот наморщил лоб, силясь припомнить то место, что описывал Рэт.
— Сведения Выдры подтверждают это, и старинные карты, которые я видел, тоже. И потому я считаю, что именно этим притоком нам и следует плыть.
— Но здесь река такая широкая, — возразил Крот — его не совсем убедили доводы Рэта.
— Возможно, она здесь шире и глубже потому, что ее расширили и углубили горожане для удобства. Но за Городом она вовсе не так широка.
— Конечно, мне вовсе не улыбается плыть мимо всех этих зданий, — сказал Крот, — а под мостами вообще делается жутковато, и, если тот маршрут снова выведет нас в дикие места, где и пейзаж и звуки привычны, я буду только счастлив.
— Не могу утверждать наверное, потому что никто из моих знакомых так же, как и мы дальше Города не плавал, но, думаю, нам надо повернуть обратно и попытать счастья на другом пути.
Подгоняемые течением, они очень скоро опять оказались около устья того притока. Крот не удивился, что в первый раз даже не заметил его, потому что проход в него зарос ивовыми кустами, тростником и осокой. Ржавая колючая проволока была натянута между берегами. Ее почти всю заплели растения, лишь посередине после зимних разливов застрял всякий мусор: обломки веток, обрывки бумаги и ткани и всякое такое.
«ОПАСНО. ДАЛЬШЕ ХОДА НЕТ.— Мне очень жаль, Рэтти, — заявил Крот, не слишком, впрочем, огорченный, потому что там, за проволокой, было темно и опасно, — но мы не можем плыть дальше. Это было бы противозаконно!
Приказ Председателя суда».
Но Рэт не слушал его. Он орудовал веслами, пытаясь удержать лодки на мощном течении из притока.
— Держись за проволоку, Крот. Я хочу взглянуть поближе, — крикнул Рэт Кроту. Он сначала вгляделся в глубину с борта лодки, а потом, прежде чем Крот успел сообразить, разделся и приготовился нырнуть.
— Рэтти, на твоем месте я не стал бы этого делать! — воскликнул Крот в некотором волнении, потому что, когда Рэта не будет на борту, именно на него ляжет вся ответственность за лодки, а он не чувствовал себя достаточно опытным.
Но просьба оказалась тщетной. Уж кто-кто, а Рэт хорошо знал капризы течения, кроме того, он разогрелся греблей. Ободряюще улыбнувшись Кроту, Рэт нырнул за борт и исчез из виду, только пузырьки, тут же подхваченные течением, напоминали, что он только что был тут.
— Рэтти! — с опаской позвал Крот, потому что течение было сильное и, похоже, становилось все сильнее, и лодка раскачивалась из стороны в сторону, а Крот сидел вцепившись в проволоку.
Проволока, казалось, жила своей собственной жизнью, потому что, как только Крот навалился на нее всем телом, она заскрипела и сдвинулась, а лодка заскользила из-под него. Невероятным усилием, как мог напрягая ноги, Крот все-таки удержал лодку и устоял сам.
— Рэтти! Возвращайся! — позвал он.
Рэт не появлялся. Проволока извивалась в руках Крота, а ее шипы норовили найти самые уязвимые места и впиться в ладони.
— Рэтти! — снова позвал Крот, не просто взволнованный, а разозленный.
Рэт опять не отозвался. Вторая лодка попала в самое течение, а первая снова попробовала выскользнуть из-под Крота. Осознав всю меру опасности и почувствовав, что силы ему изменяют, Крот понял, что должен рискнуть. Он оторвал одну руку от проволоки и попробовал нашарить у себя за спиной в носовой части лодки скрученный канат. Другой рукой Крот по-прежнему держался за зловредную проволоку.
— Рэтти! — нашел он в себе силы позвать еще раз. — Как руководитель экспедиции, я приказываю тебе вернуться к своим обязанностям!
— Рэтти, — слабо крикнул он из глубины лодки. При каждом толчке и покачивании лодки на Крота со всех сторон падали вещи и пакеты с провизией. — Когда же ты вернешься? Мне будет трудно простить тебя, так и знай! Рэтти!
Отчаяние Крота достигло высшей точки, когда под ним, скрежеща зубами и пробуя дно лодки в дюйме от того места, где он скрючился, появились глубоководные чудовища, обнюхали лодку и завели свою ужасную работу по медленному ее разрушению, чтобы потом добраться и до Крота.
— Рэтти! — завопил Крот. — Что мне делать?
Когда приглушенный водой треск расщепляемого дерева становился особенно зловещим, Кроту приходило в голову, что, может быть, лучше отвязать трос, пустить лодки вниз по течению и так избегнуть встречи с чудовищами. С другой стороны (в этом-то и было затруднение), когда появится Рэт, если он появится (Крот даже думать себе запретил о том, что чудовища уже, возможно, закусили Рэтом, а его оставили на обед), ему вряд ли понравится, что лодки разнесены в щепки течением и все имущество пропало.
Именно в такие моменты Крот находил в себе храбрость и силу духа, которыми он был известен на Берегу Реки. Да, Крот обычно был спокоен и невозмутим, его нелегко было рассердить, но уж если злые силы ополчались на него, чтобы загнать в угол, или угрожали кому-нибудь из его друзей, тогда он давал волю своему гневу.
— Рэтти, друг мой, если они сожрали тебя, то уже поздно. Но если нет, я еще смогу что-то сделать!
С этими словами Крот подтянул канат, подтащил лодки поближе к проволоке и, освободив себе побольше места, схватил саблю и выпрямился — настоящий викинг на носу своего боевого корабля, направляющегося к вражескому берегу.
Сжимая в левой руке канат, а в правой — смертоносное оружие, он вгляделся в темные глубины и увидел, что мерзкое шевелящееся чудовище собирается подняться на поверхность.
— Да поможет мне Тор! — вскричал Крот, прежде чем опустить свой меч — как северный мореплаватель перед последней битвой.
— Не стоит тратить столько сил на бревно, — послышался вдруг знакомый голос за его спиной, — это старое дерево само теперь уплывет, я отцепил его.
— Рэтти! — чуть не задохнулся Крот, обернувшись и едва не свалившись в воду. — Ты здесь, ты жив! Где ты был?
Смешанное чувство радости, обиды, удивления и ужасной усталости довело Крота до того, что он только и мог вытянуться в лодке и слушать Рэта, который, рассказывая о том, что обнаружил, умудрялся еще и с лодками управляться.
— Дно притока — чистейшее — из-за сильного течения, и, значит, выше вода лучше. Я убрал это бревно с дороги, и теперь мы можем просто проплыть под проволокой. Как хорошо, что ты пригнулся в носовой части и передвинул вещи, перераспределив давление на дно лодки и облегчив мне работу!
— А как же с предупреждением? — спросил Крот, и это была единственная доступная ему сейчас форма протеста.
— А, это! — пренебрежительно ответил Рэт. — Подумаешь! Ни один землевладелец не вправе чинить препятствия вольным путешественникам по Реке и ограничивать свободу их передвижения. Никакой суд не поддержит его.
— Кроме того, в котором он сам Председатель, — возразил, как всегда благоразумный, Крот.
— Тогда я обращусь к лордам Адмиралтейства, — величественно сказал Рэт.
— Но там было написано «ОПАСНО»! — сказал Крот, вспомнив, вероятно, о тех чудовищах, которые, как ему показалось, охотились за ним и, кто знает, может, рыщут сейчас где-нибудь выше по течению! — Взять хотя бы Латберийскую Щуку!
— Все чушь и сказки! — отрезал Рэт. — Старые сказки, чтобы не дать нам воспользоваться нашими законными правами! Но все эти угрозы рассчитаны только на робких малодушных трусов, а не на таких, как мы.
— Ты уверен? — робко усомнился Крот, ощущая приступ малодушия.
— Абсолютно уверен! — заверил Рэт. — А теперь пригнись-ка!
Крот увидел, как проволока с предупреждением проплыла над его головой, услышал за спиной шуршание пожухлых стеблей и не мог не полюбоваться тем, как Рэт ловко преодолевает все эти препятствия, прекрасно маневрируя и упорно продвигаясь вперед.
— Ну вот! — воскликнул Рэт через некоторое время. — Теперь можешь выпрямиться.
Крот так и сделал и вновь почувствовал вкус к путешествию. Чем энергичнее Рэт работал веслом, тем дальше удалялись проволока и запрет, пока и вовсе не исчезли из виду, а с ними пропала и Река — единственный водный путь, до сих пор знакомый Кроту.
Теперь перед ними, окаймленная по бокам непроходимыми зарослями кустарника, лежала совсем другая Река, глубже и быстрее прежней, с таинственными изгибами и поворотами. Все краски здесь были темнее, а запахи древнее, чем те, что знали Крот и Рэт.
— О Рэтти! — со страхом воскликнул Крот.
— Ага, — решительно ответил Рэт, — теперь нам понадобятся все наше умение и способность к выживанию, потому что это новая, неосвоенная территория. Здесь придется быть настороже, готовым ко всяким неожиданностям.
— Ура! — закричал Крот, крепче сжав рукоять сабли и подняв ее над головой, чтобы покрасоваться, потому что теперь, он чувствовал, в их экспедиции начиналось самое интересное.
VI СТРЕЛА КУПИДОНА
Даже если бы друзья были совершенно неискушенными в романтической любви и неисповедимости, а часто и полной неразумности ее путей, они все равно могли бы сразу распознать симптомы уже по тому, как Тоуд произнес имя кузины. Потому что люди, не страдающие недугом любви, не восклицают «Флорентина!» так страстно и с таким чувством. И, очнувшись от обморока, не сжимают руками грудь и не кричат: «Где она?! Отнесите меня к ней сию же минуту, потому что я слишком слаб, чтобы идти! Один взгляд на нее вновь заставит мое сердце биться, а ноги — ходить!»
А потом, когда друзья уже начинают подозревать самое страшное, но еще не успевают собраться с духом и решить, что предпринять, НЕвлюбленные не говорят: «Оставьте меня! Я сам найду ее! Уберите прочь руки, негодяи, дайте мне защитить ее от вас!»
Примерно такие крики и вопли, проклятия и угрозы изверг сраженный любовью Тоуд, придя в себя.
Что он никак не мог найти мадам д'Альбер, было совсем не удивительно, принимая во внимание его дикое состояние. Она почувствовала, что благоразумнее и достойнее будет предоставить друзьям заниматься Тоудом. Она тогда и понятия не имела, что с ним, а если бы догадалась, то незамедлительно покинула бы Тоуд-Холл и Берег Реки.
А пока что, будучи прежде всего художником, она воспользовалась дополнительным временем, пока Тоуд находился без сознания, чтобы заняться своими делами. Она попросила Прендергаста встать в позу наливающего чашку чая, чтобы сделать с него набросок, и поместила свою модель в дальнем конце зимнего сада, где освещение оказалось лучше. Но поскольку все помещение было заставлено растениями в горшках, то, придя в себя, Тоуд изрядно попрыгал и поскакал, выкрикивая слова любви и надежды, прежде чем нашел свой предмет. Она заговорила первой:
— Все это так типично,так по-английски, как у вас говорят. Мне очень нравится ваш дворецкий!
Тоуд подозрительно посмотрел на своего слугу и спросил:
— Прендергаст, вы можете дать удовлетворительное объяснение тому, что поливаете пальму чаем?
— Сэр, я…
— Тогда удалитесь, — нетерпеливо приказал Тоуд, — я хочу побеседовать с Мадам.
Но тут Тоуда настиг Барсук. То жуткое видение, которое пригрезилось ему, когда Крот впервые признался в совершенной им ужасной ошибке, сейчас на его глазах становилось кошмарной реальностью. Это было похоже на тропическую бурю, надвигающуюся с моря, чтобы опустошить мирный берег.