— Я тоже не верю, чтобы это была Хелен, — вполголоса пробормотала Филлис, допив свой стакан до последней капли и вытерев ладонью мокрый круг от него на столе. — Хелен слишком много имела с того, что была женой Джералда. Всегда находилась в центре внимания — неважно, хорошо или плохо то, что происходило вокруг. По-моему, Керни Фокс сделал это сам, из-за денег. — Она подалась через стол к Джолин и Элизабет и заговорщически склонила голову набок. — Он ведь с Айрон-Рэйндж, а там народ лихой.
   Айрон-Рэйндж? — вопросительно подняла бровь Элизабет. — Где это?
   — На севере Миннесоты, — ответила Джо. — Там раньше добывали таконит — железную руду. Правда, железа в ней мало.
   — Глухое место, одни волки да индейцы, — вставила Филлис. — А люди живут на пособие.
   — Безработица просто чудовищная, — перебила ее Джолин. — Кому сегодня нужна такая руда при нашем уровне добычи железа.
   — Янсен рассказывал, что этот человек приехал сюда искать работу. — Элизабет машинально потягивала напиток, чертя пальцем узоры на запотевшем боку стакана.
   — И, кажется, нашел, — фыркнула Джолин. — Если, конечно, называть работой убийство.
   — По-моему, свалить вину на того, кто в городе недавно, проще всего, — возразила Элизабет. — Наверняка были и другие, кто ненавидел Джарвиса.
   — Да неужели! — усмехнулась Филлис. — Все, чьи имена занесены в его черную книжечку. Но все-таки вряд ли кто-нибудь из них собрался бы убить его. В Стилл-Крик такого не бывает. Не по-нашему это: разозлиться и ничего не сказать. Вот как…
   Джо и Элизабет одновременно повернулись друг к дружке с загоревшимися глазами, как два почуявших куропатку сеттера.
   — Черную книжечку?
   На круглом личике Филлис появилась довольная, совершенно кошачья ухмылка, отчего все ее тонкие морщинки стали намного заметней и глубже. Может, не все это понимали, но, поскольку именно в «Чашку кофе» люди шли поговорить о делах, она знала почти все и почти обо всех в городе и не испытывала ни малейших угрызений от того, что случайно что-нибудь подслушала.
   — Джералд давал деньги взаймы тем, кому не дали бы в банке, и тем, кто сам не доверял банку или не хотел, чтобы кто-то знал, на что ему эти деньги. А имена должников записывал в свою черную записную книжечку. — Она с гордым видом кивнула на единственный в зале незанятый кабинет напротив. — Вон там он проворачивал все свои дела.
   Элизабет повернулась к Джолин.
   — Янсен сказал, что в отделении для перчаток в «Линкольне» Джарвиса кто-то основательно порылся. Они решили, что это преступник искал деньги.
   — А если нет? — пробормотала Джолин. Несколько секунд они ошеломленно смотрели друг на дружку. В головах у обеих крутились десятки версий, предположений и новых мотивов убийства. Наконец Джолин взглянула на часы:
   — Черт, нет у нас времени на размышления, шеф. Есл мы хотим успеть сверстать экстренный выпуск и отвезти его в Грэфтон, надо поторапливаться.
   Да, прошли те времена, когда местные газеты набирали свой тираж на печатных станках прямо в городе. Теперь даже в богом забытых уголках, вроде Стилл-Крик, все делалось на компьютере. Частью личного вклада Элизабет в «Клэрион» было как раз приобретение двух новейших издательских машин IBM для себя и для Джолин. Тексты они набирали сами, но тираж печатали в большой типографии в Грэфтоне. Управляющий пообещал втиснуть их экстренный выпуск между уже назначенными ежедневными выпусками газет других городков. Время печати всегда было расписано с точностью до минуты, и Элизабет пришлось долго клянчить, чтобы их пропустили вне очереди.
   Джолин права, надо пока отложить то, что сообщила Филлис. Они подумают над этим потом, и подумают как следует. Может, Дэн Янсен счастлив повесить это убийство на приезжего и закрыть дело, но ей, Элизабет, нужна правда. Может, «Клэрион» не заработает миллионов на убийстве Джералда Джарвиса и не устроит шумихи, как поступили бы газеты Брока Стюарта, но они напечатают правду — не сказку для взрослых, которая всех устроила бы, не громкую сенсацию, как сделал бы Брок, а правду. И если для этого придется разрыть чистенькие улицы Стилл-Крик и покопаться в грязи, она не побоится запачкаться.
   …Смертельно усталый, Дэн рухнул в кресло. Пожалуй, так он не выматывался еще ни разу с последнего выезда на сборы с командой «Рейдерз», когда возраст и травмированное колено каждый день заставляли его всерьез думать, не послать ли к черту эту жизнь. Он сомкнул налитые свинцовой тяжестью веки, запрокинул гудящую голову и застонал. С обеда до темноты он лазал вверх-вниз по no-росшим лесом холмам за городом, заглядывая буквально под каждый куст в поисках хоть каких-то следов Керни Фокса, но к почти семи часам вечера ему оказалось нечем похвастаться, кроме порванных джинсов, режущей боли в колене и отвратительного настроения.
   За прошедшие после убийства сутки они с помощниками прочесали каждый квадратный сантиметр округа Тайлер, но не нашли ни волоска, ни окурка — ничего. Оборотистый гаденыш. Наверное, сейчас он уже на полпути к канадской границе, ползет по канализационным трубам, как крыса, боится высунуть нос наружу. Если б у Дэна и были сомнения относительно виновности Керни, то теперь они все отпали. Человек не проваливается под землю, когда у него нет причин скрываться.
   Он готов был спорить на что угодно: в результатах дактилоскопической экспертизы, которую вот-вот пришлют из центральной лаборатории Сент-Пола, внутри и на поверхности «Линкольна» среди десятков случайных непременно окажутся заметные отпечатки пальцев Керни Фокса, и тогда уж ему не отвертеться. Если только удастся его найти.
   Дэн провел ладонями по лицу, отбросил волосы со лба, потер покрасневшие от усталости глаза и окинул печальным взглядом разгром, царивший в его некогда безупречно чистом кабинете. Повсюду стояли одноразовые чашки из-под кофе; одну опрокинули на стопку бумаг, и то, что лежало сверху, оказалось заляпано коричневыми пятнами. На столах и полках валялись недоеденные бутерброды, конфетные фантики вперемешку с докладами и рапортами; на больших черно-белых фотографиях с места препления россыпь крошек от печенья. Над всем этим витал ядреный запах мужского пота и слабый, но ощутимый запах псины.
   Все Игер со своей проклятой собакой. В рощу Хадсона они ездили вместе, и теперь весь салон «Бронко» был в собачьей шерсти, а на месте никчемная скотина только задирала лапу у каждого дерева. Больше ни на что не сгодилась.
   — Господи, когда это кончится, — пробормотал Дэн, глядя в потолок.
   Больше всего на свете ему хотелось вернуть прежнюю жизнь — мирную, спокойную, понятную. Но сегодня это вряд ли удастся: до сих пор все, кто хоть на что-то способен, занимаются розыском подозреваемого. Игер на день взял на себя руководство операцией, чтобы он мог поехать в Миннеаполис на вскрытие Джарвиса: из судебного морга округа Хеннепин уже сообщили, что патологоанатомическая экспертиза назначена на сегодня. Подумаешь, послеобеденное развлечение. Так что у него есть пять минут, чтобы проглотить бутерброд и позвонить Эми.
   Единственный, кого он мог послать вместо себя, был Элстром: он пока ничем не занят. Но, хотя причина смерти Джарвиса никаких сомнений не вызывала, Дэн не доверял Элстрому: этот рохля непременно что-нибудь важное упустит. Кроме того, это его округ, и он в ответе за то, что убит один из тех, кого он должен был защищать. Так что присутствовать при вскрытии — его прямая обязанность, которую никому нельзя передоверить.
   На столе лежал оставленный заботливой Лоррен бутерброд с ветчиной, аккуратно завернутый в бумагу. Дэн, морщась, посмотрел на сверток и потянулся к телефону.
   Дверь распахнулась настежь, и в кабинет вошла Элизабет Стюарт. Она уже успела сменить парчовую блузу Джолин на заправленную в джинсы простую белую футболку.
   Дэн легко мог представить себе, какой сейчас на ней лифчик: Кауфман при нем делал опись предметов одежды, бывшей на ней, когда она нашла труп, и выброшенной после в мусорный бак. Эта дама знала толк в белье — чувственном, сексуальном, дорогом.
   Дорогом. Это слово мгновенно охладило его воспаленное воображение, напомнив, кто такая Элизабет Стюарт, что она за женщина. Честолюбивая, алчная, выбирающая себе мужчин, которым доходы позволяют покупать ей французские кружевные трусики.
   — Перед тем как войти в комнату, положено стучать, — раздраженно бросил он.
   Элизабет медленно прошла вдоль прикрепленной к стене линии времени, на ходу фиксируя в памяти каждую запись.
   — Я не рискнула дожидаться возвращения на пост грозной мисс Уорт: кажется, она меня недолюбливает.
   — Вам нечего бояться, она ушла на весь день. Встав с кресла, он загородил ей дорогу, оттесняя от линии времени. Элизабет вовремя остановилась, но все равно чуть было не столкнулась с ним. Очень глупо: он и на полшага не сдвинулся бы. Все, чего она добилась, — подошла к нему слишком близко. Намного ближе, чем надо.
   — Я думал, вас ждут неотложные дела.
   — Мы уже закончили.
   Элизабет отступила назад и уселась на стул для посетителей. Дэн сел прямо напротив нее на край стола, что ее совершенно не обрадовало: лучше бы их что-нибудь разделяло. Форменную одежду, бывшую на нем на пресс-конференции, он сменил на клетчатую ковбойку, линялые джинсы и потертые башмаки грубой кожи.
   — У меня есть информация, которая может быть вам полезна, — сказала она.
   — Какая информация?
   — Представьте себе, мотивы к убийству Джарвиса были у огромного множества людей. Похоже, он держал подпольную кассу. Давал деньги взаймы под проценты, а имена должников заносил в черную записную книжку.
   Дэн выдохнул с явным облегчением, встал и отошел в сторону, работая дважды выбитым за сезон семьдесят девятого года плечом.
   — Ах, вот вы о чем.
   Элизабет смотрела на него в полном недоумении.
   — Что значит — «вот вы о чем»? Вы что, знаете?
   — Конечно, знаю. У нас ведь городок маленький. Да Джералд одалживал деньги тем, кому они были позарез нужны. Ну и что?
   — Как это — что?! — вскочив со стула, шагнула к нему она. — Как это — что? А если, представьте себе на минуточку, кто-нибудь из самых уважаемых горожан передумал возвращать ему долги? Что, если Джарвис попытался пригрозить кому-то, кто был не в состоянии платить, и его просто убрали?
   — Убрали? — пренебрежительно глянул на нее Дэн. — Где вы нахватались таких слов? Телевизор надо меньше смотреть.
   — Но ведь любой из тех, кто в списке, мог убить его, — не отступалась Элизабет.
   — Мы знаем, кто его убил.
   — Вы знаете только то, что вам удобно знать. Дэн раздраженно сдвинул брови.
   — А это вы к чему?
   — К тому, что вы скорее повесите это убийство на несчастного придурка с какого-то там рудника, чем удосужитесь поискать у себя во дворе.
   — С Айрон-Рэйндж, — нетерпеливо поправил он. — А у себя во дворе мне искать нечего.
   — Боитесь найти что-нибудь не то?
   — Нет, — ответил он, засунув кулаки в карманы джинсов и делая шаг к Элизабет. — Просто точно знаю, что найду. Потому и искать не стану. У нас есть подозреваемый, у которого были мотивы, возможность и, будьте уверены, орудие. Так чего же мне еще надо? Думаете, мне нечем заняться, кроме как сидеть здесь и сочинять детективы?
   — Даже если его убил Фокс, может, он только исполнитель…
   — Фокс? — вскипел Дэн. — Кто, черт возьми, сболтнул вам?
   Элизабет снисходительно улыбнулась:
   — Ни для кого в городе не составило труда догадаться.
   Дэн провел рукой по лицу, отбрасывая со лба волосы, и крепко зажмурился, как от внезапной боли.
   — Проклятье!
   — Может, ему заплатили, — продолжала развивать свою мысль Элизабет. Дэн хрипло рассмеялся:
   — Господи, вы что, рехнулись на криминальной почве? По-вашему, и Ли Харви Освальд дутая фигура? И первый человек на Луне — брехня? И Рейган знал об «Иран-контрас»?
   — Да, — решительно кивнула Элизабет. — Он никогда мне не нравился, даже в лучших своих фильмах.
   Дэн вперил взгляд в потолок и скрипнул зубами. Почему, господи, почему ему выпало одновременно возиться с делом об убийстве и с Элизабет Стюарт? Ни настроения, ни терпения у него на это нет.
   — Большинство преступлений объясняется просто, — втолковывал он ей фальшиво-снисходительным тоном, как назойливому двухлетнему ребенку, — а преступники по большей части глупы. Керни Фокс убил Джералда Джарвиса из-за денег и смылся. Вот и все.
   Элизабет слушала его, не веря своим ушам, и едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться в него и не начать трясти. Правда переполняла ее, мозг гудел от версий и доказательств, она горела желанием помочь правосудию, а ответственное лицо не желало даже выслушать ее!
   — Вы ничего не собираетесь предпринять? Поискать эту книжку, расспросить кого-нибудь?
   Нет.
   — Невероятно, — качая головой, пробормотала Элизабет. — Вас не заботит, что один из самых заметных граждан вашего города был настоящим кровопийцей…
   — Не был.
   — Вам неважно, что у десятка самых разных людей были причины желать его смерти. — Он открыл рот, готовясь возразить, но Элизабет некогда было слушать. — Вам только и надо, что кончить расследование в минимальные сроки и без шума.
   — Да, и не уродоваться из-за какой-то доморощенной теории.
   — Хотите все свалить на чужака и закрыть дело. Пусть ваш туристский рай останется чистеньким снаружи, а на сор под половиком наплевать. — Она прищурилась и посмотрела на него, не скрывая отвращения. — Вам просто лень почесаться, вот что.
   — Ах, так? — взвился Дэн, уже не пытаясь сдерживать злобу. Слова Элизабет попали точно в больное место, растревожив никак не заживающую рану. — Что-то вы слишком много говорите.
   Они оказались слишком, слишком близко друг к другу. И поняли это в один и тот же миг. Элизабет стояла почти вплотную к нему, он видел, как вздымается и опадает ее грудь, как приливает кровь к щекам, как дышат черные, расширенные зрачки устремленных на него глаз.
   Он пытался приказать себе отстраниться, но не смог. Точнее, не захотел. То, что влекло его к ней, горячило кровь, притягивало взгляд к ее рту, было сильнее рассудка. Этот жадный нежный рот… Этот серповидный шрамик в уголке губ. Желание узнать вкус ее губ мучило его с той секунды, как он впервые ее увидел, и сейчас никакие доводы здравого смысла не могли помешать ему.
   Ее губы чуть приоткрылись. Дэн понял это как молчаливое приглашение и накрыл их своими, пока она не успела ничего сказать.
   Они были мягкими и теплыми, еще мягче и теплее, чем он представлял себе. Где-то в подсознании неумолчно звенел тревожный звоночек, но желание хлынуло неудержимым потоком, затопило тревогу, прогнало страх, опалило изнутри. Запутавшись пальцами в ее волосах, он запрокинул ей голову и снова нашел губами ее рот.
   От соприкосновения тел, от слияния губ Элизабет пронизывали горячие токи. Изумленная, она тихо ахнула, и Дэн немедленно воспользовался этим, проникнув языком во влажную, теплую глубину ее рта. Он целовал ее медленно, жадно, каждым поцелуем беря ее всю без остатка, овладевая ею; его руки гладили ее по спине, опускаясь все ниже, потом легли на ягодицы и привлекли ее еще ближе, еще теснее.
   Элизабет вздрогнула и коротко простонала, не сознавая, что стонет вслух. Когда в последний раз мужчина вот так прикасался к ней, будил в ней такую жажду? Ей стало страшно себя самой и жарко от стыда.
   Она ведь решила: с мужчинами покончено, а с этим мужчиной и начинать ничего не следует. Он опасен, и не так, как может быть опасен человек, а как дикий зверь. Людские законы для него не указ. И ее он видит такой, какой выставили ее Брок со своими газетчиками — дорогостоящей шлюхой.
   Разжав пальцы, которыми вцепилась в его рубашку, она уперлась ладонями ему в грудь и оторвала губы от его губ.
   — А я-то думал, мы вообще не способны договориться, — пробормотал Дэн.
   Элизабет вздрогнула, будто ее ударили. В эту минуту она ненавидела его. Ненавидела за то, что он думал как все. За то, что разбудил в ней желание. За то, что заставил ее презирать себя.
   — Так и есть, — горько прошептала она.
   Он нежно поправил упавшую ей на щеку прядь волос.
   — Лгунья.
   Медленно, вкрадчиво провел кончиком пальца по ее подбородку к углу рта, погладил маленький белый шрам. Желание снова затуманило рассудок Элизабет, окутало ее горячим, сладким дурманом, но следом за желанием, вопреки ему, вспыхнул гнев. Не сводя с Дэна глаз, она быстро нагнула голову и укусила его палец.
   С шумом втянув в себя воздух, он отдернул руку. Элизабет сделала попытку высвободиться, но левая рука Дэна все еще лежала у нее на бедре, удерживая ее на месте.
   — Звонил Док Трумэн.
   Элизабет показалось, что в кабинете грянул гром. Она вырвалась из рук Дэна, шарахнулась к двери, но путь ей загораживала внушительная фигура Бойда Элстрома.
   Бойд перевел взгляд с виноватого лица Элизабет на своего шефа. Янсен опять присел на край стола, прямо-таки исходя злобой и высокомерием. Стиснутые кулаки он сунул в карманы джинсов, что отнюдь не скрывало его полной боевой готовности.
   «Опять все достается этому выродку», — с горечью подумал Бойд. Все ему — власть, сила, бабы. Люди до сих пор смотрят на него снизу вверх, потому что когда-то он умел ловить мячик. Ну ничего, это ненадолго. Он, Бойд действует по плану и добьется чего хочет… удалось бы только найти проклятую расписку.
   — Господин помощник, — воткнув взгляд в Элстрома процедил Дэн, — разве ваше воспитание не подсказывает вам, что перед тем, как войти, надо поднять руку и постучать в дверь?
   Элстром мог ответить как надо, но передумал. Трепать языком сейчас совершенно незачем. Конечно, он рассчитывал извлечь какую-то пользу из общения с этой Стюарт, надеялся, что она напишет о нем в газете, но теперь ясно на чьей стороне она играет. У Янсена вон уже стоит; еще минута — и он уже вовсю трахал бы мадам журналистку. Везучий гад.
   — Звонил Док Трумэн, — тупо повторил он. Элизабет испытывала такое унижение, что еле удержалась, чтобы не броситься вон бегом. Элстром отступил на полшага от двери, но ей все равно пришлось бы протискиваться мимо него боком. Она чувствовала на себе его взгляд и знала, что увидит, если встретится с ним глазами:
   Снисходительное презрение, гадкую улыбочку, понимающую и самодовольную. Какие сволочи эти мужики! Вот сейчас она уйдет, и Янсен с Элстромом похихикают всласть и даже не вспомнят, что ненавидят друг друга. Мужчины прекрасно находят общий язык, когда говорят о футболе или женщинах.
   — Прошу прощения, — окрысилась она, — ваш живот мешает мне пройти.
   Элстром что-то буркнул, нахмурился, отчего складки на его мясистой физиономии стали глубже, и отступил еще на шаг. Элизабет проскочила мимо, но в дверях ее остановил голос Янсена:
   — Дискуссия не окончена, мисс Стюарт. Он говорил спокойно, но под обманчивой мягкостью тона угадывался металл. Обещание. Угроза.
   Элизабет бросила на него недобрый взгляд через плечо.
   — По-моему, мы все сказали. Хотите, можете использовать мою информацию, не хотите — сидите ковыряйте в носу дальше. Я отправляюсь искать правду, устраивает вас это или нет.
   Когда Элизабет наконец добралась до дома, Аарон все еще возился со шкафами. Когда она вошла на кухню, он мельком взглянул на нее поверх очков и продолжал аккуратно вытирать чистой тряпочкой инструменты перед тем, как уложить их в ящик.
   — Полвосьмого, — сказала Элизабет, вешая сумку на стул. Она слишком устала, чтобы помнить о приличиях, и потому без колебаний села на стул верхом, бессильно уронив голову на руки. — Я думала, вы уже давно ушли.
   Аарон снял с острия отвертки чешуйку коричневой краски, вытер его специально для того предназначенной фланелькой. Этот человек содержал свое имущество в чистоте и порядке, как и свою жизнь. Придирчиво осмотрев отвертку, он положил ее на отведенное место в ящик, удовлетворенно заметив:
   — День хорошей работы за хорошую плату.
   — Вы случайно не член профсоюза? — устало рассмеялась Элизабет.
   Юмора Аарон не понял, но все равно улыбнулся для порядка.
   — Я член церкви, член общины, — ответил он, беря плоскогубцы, чтобы еще раз осмотреть их и вытереть тряпочкой, краем глаза наблюдая за Элизабет. Она, казалось, была готова уснуть прямо здесь, по-мужски сидя верхом на стуле, даже не расчесав буйных черных волос, в беспорядке рассыпавшихся по плечам и спине.
   — Вы тоже поздно приходите, Элизабет Стюарт. Хотя, думаю я, тоже ни в каком профсоюзе не состоите. Элизабет подняла голову и одарила его улыбкой.
   — Вы ведь сами знаете, дорогой мой: нет покоя грешникам. У шерифа целые сутки — рабочее время.
   Она сладко потянулась, зевнула и медленно поднялась со стула. Грешница. Это слово стучало в мозгу Аарона, когда он следил за плавными, гибкими движениями ее
   Тела. Надо бы думать о ней как о грешнице, о блуднице да, английской блуднице, но он не мог, нет, не мог. Казалось, она не ведает, как колышутся ее груди под белой майкой, как змеятся по спине пышные пряди волос. Она не пыталась ввести его во грех; грех гнездился в его душе. Слишком долго он жил без жены.
   — Разумеется, — продолжала Элизабет, доставая из буфета краденую бутылку виски, — если Янсен сделает, как хочет, мы и ахнуть не успеем, как расследование закончится.
   Она нашла среди стоявших на тумбе разнокалиберных стаканов тот, что выглядел почище, и налила себе солидную порцию золотистого напитка. Первый глоток пошел превосходно: по жилам разлилось долгожданное тепло, и измочаленные нервы немного успокоились.
   — Он хочет дело свернуть и бантиком перевязать, — проворчала она, снова поворачиваясь лицом к столу; опершись спиной на стенку тумбы, скрестила руки на груди, не выпуская стакана и с наслаждением, будто изысканный аромат, вдыхая запах виски. — А на правосудие и справедливость ему плевать.
   — Суд мой истинен, — рек господь, — отозвался Аарон, уложив наконец плоскогубцы в ящик. :
   — В вашей общине так и поступили бы? Предоставили бы господу покарать убийцу?
   — Нельзя препятствовать божьему суду. Рука его верна. — Он аккуратно сложил фланель, убрал ее в особое отделение рабочего ящика, затем обернулся к Элизабет, глубоко засунув длинные руки в карманы штанов, и посмотрел на нее долгим, серьезным взглядом, на дне которого таились усталость и тоска. — Человеку не дано воскресить мертвых. Они уже с господом. И все, что мы делаем, неважно.
   Наверно, это он о своей покойной жене, подумала Элизабет, и у нее сжалось сердце. Но ведь она говорила совсем не о том.
   — Важно, если невиновный может сесть в тюрьму, — сказала она.
   Аарон кивнул.
   — Поэтому мы и полагаемся на господа. Ему решать, что будет. Es waar Goiters Will. To была воля божия. Промысел божий, — произнес он тихо, вполголоса, размышляя о чем-то своем, недоступном Элизабет. — Промысел божий.
   Затем решительно взялся за гладкую, отполированную его ладонью ручку ящика и пошел к двери.
   — Завтра я приду опять, Элизабет Стюарт. Здесь много работы нужно делать.
   — Вы и так уже много сделали, — возразила она. С буфета были сняты все двери, кран больше не тек, кто-то убрал весь мусор со стола и вымыл посуду, и Элизабет не тешила себя пустыми надеждами, что это сделал Трейс. — По-моему, я должна по меньшей мере накормить вас обедом. Останетесь?
   Аарон с сомнением посмотрел на стоящую у плиты женщину.
   — Danke, благодарю, нет.
   — А вы умный человек, Аарон, — печально усмехнулась она. — Да, готовить я действительно не умею и собиралась просто открыть пакет чипсов и сделать бутерброд с тунцом. Если только тунец не испортился.
   — Испортился, — буркнул Аарон и опять направился к двери.
   Элизабет пошла за ним, не выпуская из рук стакан, как грудной ребенок — бутылочку с молоком.
   — Еще раз спасибо за помощь, Аарон. Так приятно иметь хоть одного нормального соседа.
   Он уже спускался с крыльца, но остановился, едва заметно улыбнулся, будто оценив ее юмор, и посмотрел на нее снизу вверх. Так ничего и не сказав, сел в свою повозку, убрав под сиденье ящик с инструментами, тронул поводья, и тощая гнедая потрусила по каменистой дороге, раскачивая черный фургон из стороны в сторону. Солнце уже клонилось к западу, заливая поля теплым янтарным светом. Краснокрылый дрозд, сидевший на телеграфном Столбе, вывел затейливую трель и умолк. Вечерний ветерок принес откуда-то запах свежескошенного сена. Вокруг царили мир и тишина, словно днем ничего не случилось.
   Аарон Хауэр приедет домой и спокойно уснет. Что ему до смятения, охватившего Элизабет? У него своя, отдельная жизнь. Он, как и все в его общине, вообще не думает о том, что творится в большом мире. Правда, Элизабет казалось, что и в Стилл-Крик люди немногим отличаются от Аарона. Они тоже умеют уходить от тревог большого мира только по-своему: обвинят во всех грехах приезжих и будут жить дальше как ни в чем не бывало.
   Сев на верхнюю ступеньку, Элизабет отхлебнула виски и припала головой к облезлому дверному косяку, некогда выкрашенному зеленой масляной краской. Может, Дэн прав, и Джарвиса действительно убил Керни Фокс — чужак, возмутивший спокойствие тихого городка… И все же Элизабет не оставляло чувство, что за убийством Джералда стоит кто-то еще.