Ховард Линда. Огненное прикосновение

   Передача бумаг властям привела бы лишь к аресту Вандербильта, – а может быть, и нет: этот человек был сказочно богат, – но это не сняло бы с него, Рейфа, обвинения в убийстве. Рейф хотел отомстить, но, чтобы насладиться местью, нужно остаться в живых.
   Мысль о шантаже тоже приходила в голову Рейфу. Когда он впервые подумал об этом четыре года назад, это казалось простым: он написал Вандербильту письмо, угрожая послать бумаги президенту, если обвинение с него не будет снято. Первой загвоздкой стало то, что он не мог объяснить Вандербильту, как с ним связаться: местонахождение свое он держал в тайне, иначе он бы не дожил до ответа. Второй загвоздкой было то, что Вандербильт, по-видимому, проигнорировал угрозу и продолжал прилагать все усилия к тому, чтобы Рейфа убили. Трудно шантажировать человека, обладающего силой не отвечать на твои требования.
   Именно тогда Рейф попытался привлечь других людей к осуществлению своего плана. После того как двое его старых друзей были убиты, он оставил эти попытки. Было очевидно, что Вандербильт не остановится ни перед чем. Но теперь все изменилось: ему приходилось думать об Энни. Он готов попытаться снова, если это позволит им добиться, чтобы их оставили в покое, и если удастся найти кого-нибудь, кому можно доверять и кто обладал бы средствами осуществить Угрозу. Это должен быть такой человек, убийство которого не может легко сойти с рук, человек, наделенный властью. Беда в том, что беглые преступники, как правило, не знакомы с такими людьми.
   Рейф взглянул на Энни, которая сидела решительно выпрямившись, несмотря на явную усталость. Он вдруг поймал себя на том, что думает теперь – мы, а не я. Все его решения теперь скажутся и на ней.
   Перед самым закатом Рейф подал знак остановиться и развел небольшой бездымный костер. После того как они поели, он погасил огонь и уничтожил все его следы, затем они проехали еще две мили в быстро сгущающихся сумерках и остановились на ночлег. По его мнению, они все еще находились слишком близко от Серебряной Горы, чтобы позволить себе расслабиться, поэтому они заползли под одеяла во всей одежде. Он даже не снял ботинки, а Энни туфли. Он вздохнул, вспомнив ночи в хижине, когда они спали обнаженными.
   Энни повернулась к нему и обняла руками его мускулистую шею.
   – В какое место в Мексике мы едем? – сонно спросила она.
   Рейф тоже думал об этом, но ответить на этот вопрос было нелегко.
   – Может быть, в Хуарец, – ответил он, зная, что попасть туда будет трудно. Им придется пересечь пустыню и земли апачей. С другой стороны, это заставит тех, кто идет по их следам, хорошенько подумать – преследовать ли их дальше.

Глава 13

   – Почему ты просто не сменил имя и не исчез? – спросила Энни однажды, примерно через неделю после того, как они покинули хижину. Она считала, что прошла уже неделя, но не была уверена. Здесь, в окружении величественной природы, она потеряла представление о таких простых человеческих понятиях, как дни в календаре.
   – Я несколько раз менял имя, – ответил Рейф. – И отращивал бороду.
   – Тогда как же тебя узнавали?
   Он пожал плечами.
   – Я воевал у Мосби. Рейнджеров много раз фотографировали. На некоторых фотографиях я с бородой, потому что не всегда удавалось побриться. Как бы то ни было, меня легко узнавали.
   Глаза, подумала Энни. Никто, увидев хоть раз его холодные серые глаза, уже не забудет их. Перемена имени и борода не могут изменить его глаз.
   Рейф подстрелил небольшого оленя, и они провели два дня на одном месте, пока коптилось нежное мясо. Энни была благодарна за передышку: в первые несколько дней ей приходилось очень тяжко. Мышцы стали болеть меньше после того, как она немного привыкла к долгим часам езды верхом, но провести целых два дня, даже не садясь на коня, – это была настоящая роскошь.
   Они устроились в нише под скалой, глубиной примерно в десять футов и настолько высокой, что Рейф мог стоять у входа в полный рост. Чем дальше они продвигались к югу, тем более скудной становилась растительность, но все же деревья еще укрывали их и лошадям хватало травы. Груда валунов перед нависающей скалой загораживала огонь от посторонних глаз, а поблизости протекал ручеек. Лежа в объятиях Рейфа под неким подобием крыши над головой, Энни чувствовала себя почти в такой же безопасности, как в той хижине.
   Пока у нее все тело болело с непривычки, Рейф-обнимал ее по ночам, даже не пытаясь овладеть ею. Но в эти два дня в лагере он, казалось, стремился наверстать вынужденное воздержание. Готовя ужин на маленьком костре, Энни смотрела, как он выделывает оленью шкуру. Его темные волосы отросли и завивались внизу, у воротника рубахи, а загар стал таким темным, что Рейф, по ее мнению, мог сойти за одного из апачей, о которых рассказывал ей. Она любила его. Любовь, казалось, с каждым днем становилась все сильнее, вытесняя все осталыюе, и теперь ей уже трудно было вспомнить, как она жила в Серебряной Горе.
   Узы плоти. Энни с самого начала понимала, что если позволит ему овладеть собой, то отдаст часть себя самой, которую уже никогда не вернет обратно, но даже инстинкт не предупредил ее о крепости этих уз. А может быть, его любовь уже привела к более важным последствиям.
   Она задумчиво смотрела на огонь. Поскольку она не знала точной даты, то не была уверена в том, должны ли у нее уже начаться месячные, но время определенно приближалось. Прошло, кажется, три недели с тех пор, как Рейф увез ее из Серебряной Горы, а ее последние месячные закончились за несколько дней до этого.
   Энни не знала, что именно должна почувствовать, если действительно забеременеет. Возможно ли быть испуганной и счастливой одновременно? При мысли о ребенке у нее кружилась голова от счастья, но беременная женщина замедлит их продвижение. Рейфу придется оставить ее где-нибудь, когда она уже не сможет ехать, и мысль об этом была ей невыносима. Она отчаянно надеялась, что ее тело не окажется настолько плодовитым.
   Энни отняла у человека жизнь. В иронии судьбы проявилась бы некая справедливость, если бы начало новой жизни отняло у нее человека, которого она любит. Проповеди из далекого детства гремели в ее ушах, грозя жестокой Божьей карой и ударами судьбы.
   Рейф поднял глаза от оленьей шкуры, которую обрабатывал, и увидел отчаяние в ее темных глазах, невидяще смотревших в огонь. Он надеялся, что она сможет позабыть потрясение от гибели Трэйгерна, но оно не проходило, не проходило до конца. По большей части, когда Энни днем была занята, ей удавалось не думать об этом, но когда все стихало, он видел, как ее охватывает печаль.
   После того первого раза, на войне, Рейф всегда умел примириться со смертью тех, кого убил. Он был солдатом, а Энни – нет. Ее чувствительность – этот глубокий источник сострадания – отчасти и притягивала его. С изумлением он вспомнил, что когда увидел ее в первый раз, то Энни показалась ему ничем не примечательной худой, усталой и довольно некрасивой женщиной. Непонятно, как он мог быть таким слепым! Теперь, когда он смотрел на нее, то видел такую красоту, что у него дух захватывало. Энни была сама нежность, теплота, всеобъемлющая забота, она связала его нежнейшими путами. Рейф видел ее ум и достоинство и – Боже, конечно! – физическую красоту, пробуждающую в нем желание при одном взгляде на нее. Снимать с нее одежду было все равно, что извлекать сокровище, скрытое под убогой оболочкой.
   Энни никогда не сможет спокойно примириться с потерей человеческой жизни. А он никогда не сможет смотреть на ее страдания и не испытывать потребности успокоить ее. Только он не уверен, что знает, как это сделать.
   – Ты спасла мне жизнь, – Рейф нарушил молчание. Она подняла глаза, слегка вздрогнув от неожиданности, и он понял, что впервые произнес это вслух.
   – В сущности, ты дважды спасла меня. В первый раз своим лечением, а потом еще раз, от Трэйгерна. Он ведь и не собирался доставить меня живым. – Рейф снова принялся за оленью шкуру. – Однажды Трэйгерн охотился на семнадцатилетнего мальчишку, за которого была назначена награда, за живого или мертвого. Этот мальчишка убил сына одного богатого человека из Сан-Франциско. Когда Трэйгерн настиг его, парень валялся у него в ногах, умоляя не убивать. Плакал, размазывая сопли. Клялся, что не попытается сбежать, что безропотно поедет с ним. Наверное, он слышал о репутации Трэйгерна. Это ему не помогло. Трэй-герн всадил ему пулю в лоб.
   Она понимала, что смерть Трэйгерна не большая потеря для человечества. Но она поняла еще кое-что, чего раньше не замечала, потому что ей было не до того.
   – Я не жалею, что убила Трэйгерна, – произнесла Энни нарочито медленно, заставив Рейфа посмотреть на нее. – Я жалею, что вообще возникла необходимость кого-то убивать. Но даже если бы на его месте оказался этот судебный исполнитель, Этуотер, я бы сделала то же самое. – Я выбрала тебя, безмолвно сказала она.
   Рейф кивнул и снова занялся выделкой шкуры.
   Энни помешала еду в котелке. Рассказ Рейфа немного развеял ее печаль, хотя она и знала, что уже никогда не станет до конца прежней. Не сможет.
   Спустилась ночь в молчаливом взрыве многоцветья: небо над головой переливалось от розового к золотому, потом к красному и пурпурному всего за несколько минут. Потом все погасло и осталась только тишина, будто весь мир затаил дыхание от такого зрелища. Только слабый отблеск света оставался на небе, когда Рейф отвел Энни на их ложе, на одеяло.

* * *

   – Эй, в лагере! Мы друзья, и выпили бы по чашечке кофе, если он у вас имеется. Наш кончился два дня назад. Ничего, если мы подъедем?
   Они только что покончили с завтраком. Рейф вскочил на ноги, схватив ружье раньше, чем отзвучало первое слово. Сделал Энни знак оставаться на месте. Голос донесся из сосновой рощицы, расположенной примерно в ста пятидесяти ярдах от них, достаточно далеко, поэтому их лошади, пасущиеся слева в ложбине, которую не видно было из рощи, не предупредили его о приближении всадников. Рейф увидел двоих на лошадях в тени под соснами. Взглянул на костер. Только тонкая струйка дыма поднималась вверх: у кого-то из них было чертовски хорошее зрение, раз они ее заметили, или они искали специально. Он подозревал второе.
   – У нас самих кофе кончился, – крикнул Рейф в ответ.
   Если тебя не приглашают в лагерь, то любой, у которого нет других причин, поедет дальше.
   – С удовольствием поделимся с вами едой, если у вас мало запасов, – донеслось в ответ. – Без кофе, конечно, но мы просто будем рады компании.
   Рейф бросил взгляд на своих коней, но отказался от мысли о побеге. Положение у них сейчас довольно благоприятное: есть пища и вода и они прикрыты с трех сторон. А местность, хоть и гористая, слишком открыта, лишена густого леса, который позволил бы им ускользнуть.
   – Проезжайте-ка лучше дальше, – ответил Рейф, зная, что они не послушаются.
   – Не очень-то вы дружелюбны, мистер.
   Он не стал отвечать. Это отвлекло бы его, а он хотел сосредоточить все внимание на этих двоих. Они отодвинулись друг от друга, чтобы не составлять одну цель. Несомненно, у них на уме был не добрососедский визит.
   Первый выстрел высек искры примерно в двух футах над головой. Рейф услышал, как охнула Энни позади него.
   – Охотники за наградой, – сказал он.
   – Сколько?
   Он не смотрел в ее сторону, но голос ее звучал спокойно.
   – Двое.
   Если был еще третий, пытающийся подобраться поближе, лошади бы учуяли его.
   – Все будет в порядке. Только не подымайся.
   Он не стал стрелять в ответ. Не хотел тратить зря патроны, а прицелиться как следует в кого-либо из них не мог.
   Энни отодвинулась в самый дальний угол под скалой. Сердце ее сильно стучало, вызывая ощущение тошноты, но она заставила себя сидеть тихо. Лучше всего она поможет Рейфу, если не будет ему мешать. Впервые она пожалела о своем неумении обращаться с оружием. В этих местах, по-видимому, это могло привести к смерти.
   Раздался еще один выстрел – пуля рикошетом отскочила от валунов, лежащих у входа. Рейф даже не вздрогнул. Он был надежно укрыт и знал это.
   Он ждал. Большинство людей на его месте потеряли бы терпение или стали слишком самоуверенными. Рано или поздно они попали бы под выстрел. Терпение же его было железным.
   Бежали минуты. Время от времени один из двоих стрелял, будто они не были уверены относительно местонахождения Рейфа и пытались заставить его раскрыться. К их несчастью, он давно уже знал разницу между действием и простой реакцией: он стрелял только тогда, когда знал, что стреляет наверняка.
   Прошло более получаса, прежде чем человек слева приподнялся. Возможно, он просто устраивался поудобнее, но на секунды две верхняя половина его тела оказалась на виду. Рейф мягко нажал на курок и заставил охотника за наградой успокоиться навсегда.
   Прежде чем затих звук выстрела, он уже скользил между скал прочь от навеса, тихо приказав Энни не шевелиться. Второй охотник за наградой мог попытаться подождать его приближения и забрать все десять тысяч себе, но возможно также, что он просто бросил тело своего напарника и поехал за подкреплением. Ум Рейфа работал четко – он не мог позволить второму преследователю уйти.
   Между ним и оставшимся охотником было слишком большое открытое пространство, что не позволяло ему добраться до деревьев, как не позволило тем двоим подобраться к нависшей скале. Они плохо выбрали место для нападения. Рейф изучил его взором стратега и пришел к выводу, что они дураки. Умнее было бы подождать, пока местность не позволит им подобраться ближе, или попытаться опередить и устроить засаду. Ну, теперь один из них уже мертвый дурак, а второй скоро им будет.
   Из-под деревьев раздалось еще несколько выстрелов: очевидно, второй в приступе злобы только израсходовал боеприпасы и ничего не добился. Рейф оглянулся назад, на навес. Единственное, что могло грозить Энни, – это шальная пуля, но так как она вжалась в низкий угол, то вероятность была невелика. Только бы она оставалась там; он приказал ей не шевелиться и говорил это в буквальном смысле, но ей будет тяжело сидеть там – она начнет нервничать, ничего не видя и не зная, что происходит.
   Рейф осторожно передвинулся в сторону, чтобы наблюдать противника под другим углом. Ему не было видно второго охотника за наградой, но поодаль среди деревьев по-прежнему стояли две лошади.
   Затем он уловил движение и увидел, как мелькнуло что-то голубое, возможно, рукав. Рейф сосредоточил внимание на этом пятнышке, не фокусируя взгляда, чтобы уловить даже малейшее движение. Да, вот он переминается с ноги на ногу за тем деревом. И все же Рейф не мог как следует прицелиться.
   Утреннее солнце быстро согревало воздух – он пожалел, что у него нет шляпы. Хотя, наверное, это не имеет значения: она только увеличила бы его силуэт.
   Он нашел себе удобное место в расколотом валуне, из расселины которого рос маленький кустик можжевельника. Это был прекрасный упор для ружья. Устроившись, Рейф сосредоточился на том дереве, за которым второй «гость» пытался решить, что делать дальше. Рейф надеялся, что долго это не продлится.
   Охотник за наградой выстрелил еще несколько раз в тщетной попытке вызвать ответную реакцию. Но Рейф ждал. Если он просто ранит этого человека в руку и тот сможет ускакать, не миновать им больших неприятностей. Целая армия любителей легкой наживы хлынет в эту местность.
   Внезапно охотник, по-видимому, потеряв терпение, начал отползать назад, к лошадям. Рейф поймал его на мушку и следил за ним, глядя в прицел.
   – Давай, ты, сукин сын, – бормотал он. – Дай мне всего две секунды, чтобы прицелиться. Две секунды, больше мне ничего не надо.
   Ему понадобилось даже меньше. Человек возник в поле зрения, старательно прячась за деревьями от взгляда со стороны навеса, но Рейфа возле навеса не было. Рейф не мог выбрать цель как следует: ему было видно только плечо и часть груди, но и этого оказалось достаточно. Он нажал на курок, и пуля сбила охотника с ног.
   Раздались крики, свидетельствующие о том что выстрел не был смертельным.
   – Энни! – громко позвал Рейф. – Я здесь.
   В ее голосе он услышал страх.
   – Все в порядке. Я достал их обоих. Оставайся на месте. Вернусь через несколько минут.
   Затем Рейф начал осторожно пробираться к лесу: ведь раненный им человек вполне мог выстрелить. Многие погибли, неосторожно приблизившись к «убитому» или раненому, не ожидая от него выстрела.
   Рейф скользнул под деревья, и до него донеслись стоны. Мужчина сидел, прислонившись спиной к стволу дерева, его ружье валялось на земле в нескольких футах от него. Держа под прицелом незнакомца и внимательно наблюдая за ним, Рейф ногой отбросил ружье в сторону, затем отобрал у него револьвер.
   – Вам следовало уехать, – ровным голосом произнес он.
   Охотник за наградой свирепо уставился на него снизу вверх глазами, полными боли и страха..
   – Ты сукин сын, ты прикончил Орвела!
   – Первый выстрел сделали вы с Орвелом. А я – только последний. – Рейф перевернул Орвела на спину носком ботинка. Пуля попала в сердце. Он собрал оружие Орвела.
   – Мы не хотели причинять вам вреда – просто хотели развлечься. Соскучились по обществу.
   – Да уж. Так соскучились по обществу, что потеряли голову и открыли пальбу. – Рейф не поверил его наивным оправданиям. Этот человек был грязным, небритым, и от него воняло на целую милю. Откровенно тупая злоба сверкала в его глазах.
   – Правда. Мы просто хотели немного побеседовать.
   – Откуда вы знали, что мы здесь? – Чем больше Рейф размышлял об этом, тем менее вероятным ему казалось, что они могли заметить дым. Также непохоже было, чтобы эти двое их выследили: во-первых, они пробыли под навесом уже два дня, а во-вторых, эта парочка не казалась ему настолько
   – умелой, чтобы пройти по тому неприметному следу, который он оставил.
   – Просто проезжали мимо, заметили ваш дым.
   – Почему же вы не поехали дальше? – Рейф бесстрастно разглядывал его. Кровь заливала грудь охотника, но рана, видимо, не была смертельной. Похоже, что пуля раздробила ключицу. Рейф задавал себе вопрос, что теперь с ним делать.
   – А какое ты имеешь право приказывать нам ехать дальше? Орвел сказал, ты просто не хочешь ни с кем делиться женщиной... – Он замолчал, испугавшись, что выболтал лишнее.
   Глаза Рейфа сузились от холодной ярости. Нет, они не заметили никакого дыма. Они заметили Энни, когда она ходила за водой. У этих двух кусков дерьма на уме был не выкуп, а насилие.
   Теперь он стоял перед выбором. Умнее всего было бы пустить этому ублюдку пулю в голову, и мир от этого только стал бы чище. С другой стороны, это было бы хладнокровным убийством, а Рейфу не хотелось опускаться до такого уровня.
   – Вот что я сейчас сделаю, – сказал он, направляясь к лошадям и беря их за поводья. – Я дам тебе время поразмыслить о своих неправильных поступках. Много времени.
   – Куда это ты отправился с лошадьми? Это кража!
   – Я их не возьму, просто отпущу.
   У охотника за женщиной отвисла челюсть.
   – Ты не можешь!
   – Черта с два не могу.
   – Как же я доберусь до врача без коня? Ты мне раздробил плечо.
   – Плевать мне, доберешься ты до врача или нет. Если бы я получше прицелился, тебе бы не пришлось беспокоиться о своем плече.
   – Проклятие, парень, ты же не можешь просто так меня здесь бросить!
   Рейф взглянул на него своими холодными светлыми глазами и ничего не сказал. Он двинулся прочь, уводя лошадей. – Эй, погоди-ка! – Человек пристально вглядывался в него. – Я знаю, кто ты. Будь я проклят! Были так близко и даже не знали – десять тысяч долларов! – Которых ты не получишь. Человек ухмыльнулся.
   – Я спляшу джигу и поставлю выпивку тому, кто в конце концов ее получит, ты, недоносок.
   Рейф пожал плечами и провел лошадей мимо раненого, пытающегося подняться на колени. Без лошадей, без оружия маловероятно, чтобы он добрался до какого-то города. Но даже в этом случае ему понадобится несколько дней, а может быть, недель. К тому времени, по расчетам Рейфа, они с Энни будут уже далеко. Ему не нравилось, что теперь станет известно, что он путешествует с женщиной, но приходилось рисковать. Охотник не смог как следует разглядеть Энни и не сможет описать ее.
   Вдруг какое-то неожиданное движение, легкий шорох насторожило Рейфа. Он бросил поводья и резко обернулся, привычно припав на одно колено и одновременно выхватывая револьвер. Очевидно, у раненого был еще револьвер за поясом на спине – пуля пролетела там, где долю секунды назад находилась голова Рейфа, она только обожгла ему плечо. Выстрел Рейфа попал в цель.
   Незнакомец рухнул назад, к стволу дерева, его рот и глаза были открыты, что придавало лицу выражение глупого удивления. Потом глаза его погасли, и он свалился набок, уткнувшись лицом в землю.
   Рейф успокоил мечущихся лошадей и посмотрел на мертвого. Усталость неожиданно охватила его. Проклятие! Неужели это никогда не кончится?
   Оружие убитых было грязным и в плохом состоянии. Он отбросил его в сторону, но взял патроны. Обыскал седельные сумки в поисках пищи и нашел кофе. Лживые ублюдки. Расседлал лошадей и похлопал по крупу, прогоняя их прочь. Несомненно, на свободе им не могло быть хуже, чем в руках у тех двоих. Потом забрал припасы, которые могли пригодиться им с Энни, и пошел обратно к нависающей скале.
   Энни все так же сидела в углу, обняв руками колени. Лицо ее было бледным и напряженным. Она не шевельнулась даже тогда, когда Рейф вошел и бросил на землю мешок с припасами.
   Он присел перед ней на корточки и взял ее руки в свои, пристально вглядываясь в лицо, чтобы убедиться, что осколки камня не задели ее.
   – Ты в порядке?
   Она сглотнула.
   – Да, а ты – нет.
   Рейф изумленно посмотрел на нее.
   – Почему?
   – Твое плечо.
   Только после ее слов он ощутил жжение в левом плече.
   – Ерунда это, просто царапина.
   – Кровь идет.
   – Не очень.
   Медленно, с трудом Энни выползла из угла и пошла за своей медицинской сумкой.
   – Сними рубаху.
   Рейф повиновался, хотя рана действительно была всего лишь ожогом и из нее сочилась сукровица. Он пристально наблюдал за Энни. Она же не спрашивала о двух проходимцах.
   – Один из них был уже мертв, – первым начал Рейф. – Другой только ранен. Когда я уводил лошадей, он вытащил из-за пояса второй револьвер. Его я тоже убил.
   Энни опустилась на колени и осторожно промыла царапину ореховой настойкой. Рейф вздрогнул от боли. Руки у нее тряслись, но, глубоко, вздохнув, она заставила себя успокоиться.
   – Просто я так испугалась, что тебя ранят, – сказала она.
   – Со мной ничего не случилось.
   – Всегда есть вероятность, что однажды случится и с тобой. – Энни удивилась, что человек, который и мускулом не дрогнул, когда она лечила гораздо более серьезные раны чем эта, так скривился от легкого жжения. Она наложила на его плечо скользкую ильмовую мазь и легкую повязку. Как он и сказал, рана оказалась несерьезной.
   Рейф спрашивал себя, следует ли рассказать Энни о том, что на уме у тех двоих были вовсе не деньги. И решил, что ни к чему. Когда Энни закончила бинтовать, Рейф притянул ее к себе, крепко целуя и обнимая, впитывая всем телом ее особое тепло, чтобы прогнать холод смерти.
   – Пора ехать, – сказал он.
   – Да, знаю. – Энни вздохнула. Хорошо бы только, если бы им удалось ускользнуть, не попадаясь никому на глаза.
   Как он смог сохранить рассудок за эти четыре года, когда за ним непрерывно охотились как за диким зверем и нельзя было доверять никому из встречных? Ему приходилось постоянно быть начеку.
   – Я для тебя обуза, правда? – спросила Энни, зарывшись лицом ему в грудь, чтобы не видеть правду в его глазах. – Без меня ты мог бы двигаться быстрее, и всякий раз, когда возникает опасность, тебе приходится за мной присмат ривать.
   – Я мог бы двигаться быстрее, – признал Рейф и погладил ее по голове. – С другой стороны, никто не ищет мужчину и женщину, путешествующих вместе, так что это уравнивает шансы. Но ты не обуза, детка, и по мне лучше, чтобы ты была под рукой, чтобы я мог присматривать за тобой. Я бы умер от беспокойства, гадая, что ты делаешь и все ли с тобой в порядке.
   Она подняла голову и попыталась улыбнуться.
   – Ты стараешься очаровать меня своим южным обаянием?
   – Не знаю, неужели стараюсь?
   – Думаю, да.
   – Тогда ты, вероятно, права. Так ты считаешь меня обаятельным?
   – В определенные моменты, – призналась Энни. – Они бывают не так часто на самом деле.
   Прислонившись лбом к ее лбу, Рейф тихонько засмеялся, и она с удивлением поняла, что впервые слышит его смех, даже такой слабый. Видит Бог, в его жизни было не так уж много, над чем можно посмеяться.
   Через секунду Рейф отпустил Энни, уже думая о дальнейшем путешествии.
   – Теперь мы будем больше забирать к востоку, – сказал он. – Прямо в земли апачей. Надеюсь, это заставит любого, кто выйдет на наш след, дважды подумать, прежде чем пуститься в погоню.
 

Глава 14

   Местность стала еще более открытой: на широких просторах равнин изредка попадались голые зазубренные скалы. Среди тощей травы начали встречаться кактусы. Огромное небо над головой было такого невозможно синего цвета, что иногда Энни ощущала себя затерянной, низведенной до полного ничтожества. Ей было все равно. В каком-то смысле это ее даже успокаивало.