— Билл здесь просто ошибается, — склонившись вперед, к самому уху Торна, прокричал Бухер. — В моем докладе подчеркивался неоспоримый факт, что главный интерес для «Торн Индастриз» представляет в текущий момент область энергетики и электроники. Я пытаюсь доказать, что, идя на поводу у дурацких предрассудков, мы игнорируем то, что происходит, например, на этом заводе. Сами-то мы при этом рискуем. Ведь наше приносящее доходы будущее, — Бухер набрал в легкие побольше воздуха, — наше будущее заключается только в одном: в голоде !
   Ахертон даже фыркнул от негодования.
   — Вот весь ты в этом, Поль, — возмутился он, тряхнув головой. — Это же бессердечно и…
   — Правдоподобно! — закончил Бухер. — Нет, это не бессердечие. Это действительность.
   Ахертон, наклонившись вперед, к Торну, громко и отчетливо произнес:
   — К 1980 году нефть будет обходиться странам Среднего Востока в двадцать миллиардов долларов ежегодно. До процветания, мягко говоря, далековато, здесь не спасет и цена: 1 доллар за галлон. Мы взвалили на свои плечи ответственность за энергию и перед нацией, и перед всем миром, так давайте же тратить наше время и деньги на ее развитие, на совершенствование ее форм. Как насчет программ, которые мы уже начали разрабатывать в солнечной, ядерной и гравитационной энергетике? Что ж нам, все достижения, имеющиеся у нас в этих областях, списать на мусор? Что, все это зря делалось, зря время, что ли, тратилось?
   — Кстати, о времени, Билл, — вмешался Бухер, взглянув на часы. — Пока ты тут взывал к нашим славным достижениям в области энергетики, восемь человек померли с голоду. Вообще каждые шесть тире восемь секунд один человек где-нибудь на земле обязательно отдает Богу душу. От голода. Стало быть, семь человек в минуту. За час — четыреста двадцать. Итого — десять тысяч за день.
   Ахертон не скрывал своего презрения.
   — К чему ты клонишь, Поль?
   — Да все к тому, Билл, — вскипая, нетерпеливо пояснил Бухер, — что не имеет смысла создавать новые источники энергии, если не останется никого в живых, кто бы мог ими пользоваться.
   Торн решил, что самое время вмешаться.
   — Поль, не мрачноват ли твой прогноз? — засомневался он.
   — Страшный день приближается, Ричард, — убежденно заверил Торна Бухер. — И быстрее, чем тебе кажется.
   — Ну и дальше что? — спросил Торн.
   Бухер испустил какой-то театральный вздох облегчения.
   — А я было подумал, что ты не собираешься даже выслушать меня.
   Ахертон бессильно откинулся на спинку сиденья и, помрачнев, скрестил руки. Пасариан натянуто улыбнулся. Если всего несколько дней назад эти заявления и походили на искренние, то теперь все это напоминало какое-то представление. Но любой способ, выбранный Бухером для решения очередной задачи, всегда приводил его к намеченной цели.
   И пока электрокар катился к теплице, никто из четырех погруженных в спор мужчин не заметил служащего, изо всех сил махавшего им. Этот человек пытался привлечь внимание Ричарда Торна. Дело в том, что за несколько минут до настоящего момента раздался телефонный звонок. Ричарда Торна спрашивали по чрезвычайно важному и безотлагательному делу.
   В теплице четверо мужчин продвигались по длинному проходу среди безбрежного океана зелени. Они шли молча, потрясенные окружающим многообразием. Наряду с овощами каких-то невероятно огромных размеров здесь ютились миниатюрные растения в тепличных ящичках. Бухер краем глаза заметил, что даже Ахертон восхищен. Но, несмотря на внутреннее волнение, Бухер напустил на себя строгий и сдержанный вид и продолжал бубнить голосом, похожим на молитву.
   — Жил однажды человек, — монотонно рассказывал он, — который спросил: «Можете ли вы вспахать море?» Люди решили, что он свихнулся. Но человек этот не был сумасшедшим, он всего-навсего опередил свое время. Ибо сегодня на этот вопрос мы можем ответить утвердительно и не просто «можем ответить», а и обязаны это сделать. Начало положит гидропоника. — Они двигались вдоль овощей, более ярких, чем обычно. Наконец мужчины очутились в помещении, где были выставлены кое-какие технические экспонаты. Стенды пестрели картами и графиками.
   — Вот здесь, — указал Бухер на тщательно выполненный макет, — вы видите современного фермера таким, каким он будет. Вот он сидит за контрольным щитом в центральной башне. Монитор компьютера выдает ему информацию о состоянии полей. Миниатюрный воздушный аппарат с дистанционным управлением посылает на землю ультразвуковые волны, которые вместо самого фермера прекрасно управляются со вспашкой. Его автоматы могут собирать, сортировать и раскладывать по ящикам сельскохозяйственные продукты. И все это с помощью механических пальцев, так же управляемых компьютером.
   Ахертон обрел наконец дар речи.
   — А что со всего этого будет иметь, к примеру, голодающий китаец?
   — Да это же накормит их, — взбесившись, выкрикнул Бухер. — Китайцы, видите ли, гордятся, что в состоянии сидеть на одной чашке риса в день, но чем же здесь гордиться? И нам придется накормить этих людей! — В этот момент Бухер, бесспорно, оседлал своего любимого конька. — Чтобы добиться этого, надо вспахать океаны, разработать новые виды быстрорастущего риса, произвести горы искусственного мяса. И мы — «Торн Индастриз» — обязаны возглавить все это. Мы будем владеть землей или брать ее в аренду. Мы будем контролировать урожай и прирост животных. Мы произведем такие удобрения, что заставят пищу расти, как на дрожжах, мы спроектируем и построим машины, которые превратят бесплодные земли и отравленные моря в цветущие сады.
   — А вы-то какое место во всей этой утопии займете? — презрительно бросил Ахертон. — Царское, что ли?
   Бухер ни на грамм не обиделся. Произнеся весь этот монолог, он оглянулся на зеленый океан и, опять погрузившись в себя, заговорил:
   — Вы знаете… однажды жило одно весьма примитивное племя высоко в горах Мексики. Жили туземцы на очень плодородной земле, но не умели ее обрабатывать. Где-то рядом находилась американская строительная компания, прокладывавшая в тех местах дороги. Закончив свои работы, компания подарила этому племени трактор. Туземцам подробно объяснили, как управлять машиной. И вот, когда они научились вспахивать поля, что они сделали с трактором?
   — Они его съели, — заявил Пасариан, впервые за это утро нарушив молчание. Было непонятно, осознал ли Бухер сарказм в словах индейца, во всяком случае, он проигнорировал это заявление.
   — Туземцы вознесли трактор на алтарь и обожествили его. Они всем племенем валились перед ним на колени и молились.
   Ахертон вдруг весь похолодел.
   В этот момент к ним подбежал техник в белом халате.
   — Извините, мистер Торн, — вмешался он в разговор, — вас просят к телефону. Срочно.
   Поблагодарив техника, Ричард извинился перед всеми и направился к телефону. Жаркий спор тем временем продолжился.
   — Нефтяные страны, не колеблясь ни секунды, приставили к нашему горлу нож, разве не так? — неистовствовал Бухер. — Почему же в отношении еды мы должны поступать по-другому?
   — Если мы собираемся превратить всех голодных в наемных фермеров, — с трудом сдерживая захлестнувшую ярость, проговорил Ахертон, — почему бы нам заодно не превратить их в рабов?
   — Потребителей, а не рабов, — раздраженно поправил Ахертона Бухер, — дело ведь в том, что мы накормим их!
   И хотя Пасариану не нравились мотивы, двигавшие его начальником, главной заботой индейца всегда оставалась возможность прокормить всех голодающих.
   — Я вынужден согласиться с Полем, — заявил Пасариан. — Думаю, нам надо разрабатывать это направление.
   Тут они заметили Ричарда. Он был бледен.
   — Мэрион скончалась вчера ночью, — произнес он. — Сердечная недостаточность.
   Ахертон был в шоке.
   — Господи, Ричард. Искренне сочувствую.
   Торн рассеянно кивнул: мысли его уже были заняты предстоящими похоронами.
   — Видимо, мне придется покинуть вас, — обратился он к Ахертону. — Ты не подбросишь меня к вертолету?
   — Конечно, — согласился тот.
   — Поль, — продолжал Торн, — пожалуйста, доберись до телефона и предупреди директорат. И еще проследи, чтобы во все зарубежные представительства были разосланы телеграммы по поводу статуса управляющего заводом.
   — Сделаю, сделаю, — заверил его Бухер.
   — Собрание через десять дней. А похороны через три дня. Надо еще сделать взносы в Кардиоционный Фонд. О банках и Уолл-стрит я сам позабочусь. — Ричард распрощался со всеми и направился с Ахертоном к выходу.
   Бухер поймал его за рукав.
   — Ричард, — начал он, — может быть, завтра позавтракаем вместе и закончим наконец обсуждение этого проекта?
   Ахертон негодующе отшатнулся, Ричард же спокойно отнесся к этому предложению.
   — Да, конечно, — согласился он, — приходи завтра ко мне домой часам к восьми.
   Пасариан покачал головой. «Да, этот не теряет времени даром. Старушка умерла. Ну, так что из этого, сказал бы Бухер, другие-то продолжают жить. Конечно, Поль добьет Торна, и решающим мнением в компании будет мнение Поля Бухера».
   Бухер прервал ход мыслей Пасариана.
   — Значит, Торны уже переехали в город? — поинтересовался он.
   — Сегодня, — кивнул индеец.
   — Опять зима, — подытожил Бухер. И отправился на поиски телефона, чтобы выполнить инструкции Торна.
   Даже своей смертью Мэрион Торн причиняла всем массу неудобств.
   В этот самый момент неподалеку от Гибралтарского пролива на высоте тридцать тысяч футов над Атлантическим океаном летел реактивный самолет. Поднявшись из аэропорта в Тель-Авиве, он направлялся на Запад.
   На борту в туристском салоне сидела очень привлекательная рыжеволосая англичанка с сияющими глазами. Это была Джоан Харт. Как и сообщал доктор Уоррен, она предприняла это путешествие, чтобы взять интервью у Ричарда Торна. Но не голое любопытство, как предположил Торн, вынудило Джоан сорваться с насиженного места.
   С момента исчезновения ее друга Майкла Моргана прошло уже семь лет. За это время Джоан сама провела кое-какие расследования: она подробно изучила Библию и ту серию необъяснимых фактов, которые были связаны с рядом странных смертей. И все это каким-то непостижимым образом вертелось вокруг одного маленького мальчика — Дэмьена Торна.
   Джоан уверовала наконец, что Бог выбрал ее своей посланницей. И хотя Бугенгаген пытался сделать когда-то своим духовным последователем Майкла, выбору его не дано было осуществиться. Но на той встрече присутствовала Джоан — она слышала все и поняла, что это не было простым совпадением. И та Сила, что привела ее семь лет назад в кафе, заставляла теперь сделать так, чтобы новый Антихрист не дожил до своего тринадцатилетия. Ибо в этот день Антихрист узнает, кто он, и тогда уничтожить его будет практически невозможно.
   Джоан выпала участь Кассандры: ей никто не верил. Все, кто ее раньше знал, подшучивали над ней и утверждали, что пророчества Джоан — это очередная блажь, которая скоро пройдет. Люди незнакомые шарахались от нее как от безумной.
   До некоторого времени и сама Джоан не вполне была уверена в здравости своего рассудка. Еще неделю назад ее мучили сомнения. И тут ей поручили сделать репортаж о раскопках в замке Бельвуар. Она давно ждала этого момента. Бродя среди раскопок, Джоан обнаружила останки двух мужчин, живших, без сомнения, в ХХ веке. Она легко опознала их. Очень внимательно рассмотрела Джоан и стену Игаэля.
   Вот тогда-то она и решила лететь в Штаты, чтобы рассказать Ричарду Торну правду.
   Надо было предупредить о страшной угрозе всех тех, кто находился уже в непосредственной опасности, ибо Сын Дьявола пребывал среди них.
   Трудная и опасная была эта миссия, но Джоан стремилась выполнить ее с тем экзальтированным восторгом, который свойствен только истинно верующим.

3

   Столовая в чикагском доме Торнов, отделанная темными деревянными панелями, выглядела элегантно, мебель была изготовлена из хромированного металла в сочетании со стеклом и мягкой коричневой кожей. Обычно Торн завтракал в светлой и просторной комнате рядом с кухней. Но сегодня это был не совсем обычный завтрак и Ричард решил перекусить в более строгой обстановке. Для встречи с Бухером он выбрал столовую.
   Они уже доедали грейпфрут, но ни один из мужчин так и не мог решиться заговорить о деле, ради которого, собственно, и была назначена сегодняшняя встреча.
   — И когда же вы планируете открыть эту выставку? — спросил Бухер, проявляя нарочитый интерес к археологическому хобби Торна.
   — Это зависит от того, когда из-за границы прибудут последние контейнеры, — пояснил Торн. — Ориентировочно мы планируем ее к Пасхе. А твой доклад, Поль, был просто великолепен. Я никак не могу понять, как ты умудрился подготовиться к нему всего за месяц.
   — Но… — протянул Бухер, соображая, как бы поскорее коснуться в разговоре необходимой темы. — Но… я не уверен, что осуществление этого проекта надо начинать с ходу, без полной поддержки всей нашей верхушки.
   — М-да, к тому же, насколько я понял, Билл Ахертон против проекта.
   — Да, и я ему доверяю. Тебе тоже следует доверять Биллу. Он, конечно, не из этих скороспелых всезнаек, но дело свое знает. — Торн отхлебнул глоточек кофе. — Я бы советовал тебе наладить отношения с Биллом. Это подстегнуло бы твое продвижение в компании.
   Бухер понимал, что его следующее заявление связано с определенным риском, но все же решился:
   — Ричард, если Билл Ахертон не прекратит травить меня и моя карьера будет зависеть от каких-то реверансов в его сторону, то, может быть, лучше мне уволиться из компании?
   — Чепуха, — возмутился Торн. Затем с улыбкой добавил: — Твое время еще придет.
   Бухер, торжествуя в душе, удовлетворенно кивнул.
   — Ладно, — согласился он, — отброшу пока эти мысли. — А про себя подумал: "Пока, до того момента, когда действительно придет мое время".
   Закончив завтрак, мужчины спустились к автомобилю. Торн, несмотря на смерть тетушки Мэрион, вынужден был лететь в Вашингтон, где у него была назначена важная встреча. Водитель лимузина поджидал его, чтобы отвезти в аэропорт. Прощаясь, Торн обратился к Бухеру:
   — Ты придешь на день рождения мальчиков в этот уик-энд? В домик на озере?
   — Ни за что не упущу такую возможность, — подыграл Поль Торну в попытке загладить их отношения. Он с удовольствием принял необходимое условие этой джентльменской игры. — А озеро уже замерзло?
   — Спрашиваешь! — Торн положил руку на плечо Бухеру. — Захвати с собой коньки.
   Поль, улыбнувшись, помахал Ричарду рукой и заспешил на угол ловить такси. Внутренне он покатывался со смеху, представляя себе Билла Ахертона на коньках, в накинутых поверх тройки пальто и шарфе, спотыкающегося на льду озера. Вот будет потеха.
   Взявшись за ручку автомобильной дверцы, распахнутой Мюрреем, Торн услышал за спиной женский голос, принадлежащий, очевидно, англичанке:
   — Мистер Торн? О, мистер Торн!
   Он оглянулся и увидел необычайно привлекательную женщину, которая неистово махала ему, бросившись наперерез. На ней было ярко-красное шерстяное пальто с пушистым меховым воротником такого же цвета, красные перчатки, черные кожаные сапоги на высоких каблуках. На плече висела большая кожаная черная сумка. Улыбка у незнакомки была совершенно обворожительная, но какая-то неуловимая натянутость скользнула в ней.
   На секунду-другую Торн опешил. Что-то знакомое почудилось ему в облике этой сногсшибательной женщины, но он наверняка знал, что не встречал ее раньше. И тут Ричард наконец вспомнил, где он видел эту женщину: на одном из слайдов Уоррена она стояла подле фигуры Вавилонской блудницы.
   Это была Джоан Харт, репортер. Приятное впечатление, вызванное видом этой красивой женщины, ищущей с ним встречи, тут же рассеялось. Она была всего-навсего репортером. И, как сообщал доктор Уоррен, намеревалась выцыганить у него интервью. Но Джоан Харт уже стояла рядом.
   — Извините, что пришлось кричать, но я никак не могла упустить вас…
   — Ничего, — холодно перебил ее Ричард. Он понимал, зачем она здесь, и не собирался отвечать на ее наверняка бестактные вопросы.
   — Меня зовут Джоан Харт. Полагаю, Чарльз Уоррен рассказывал вам обо мне.
   — Да, рассказывал. И я просил его передать вам…
   — Он говорил, говорил, — нетерпеливо прервала Ричарда Джоан. Затем, сменив вдруг тему, почти жалобно продолжила: — Здесь жуткий холод. Не лучше ли нам посидеть в вашем автомобиле, пока вы мне объясните, почему отказались от интервью?
   Торн нехотя улыбнулся.
   — Из вас могла бы получиться настоящая леди. — Он указал Джоан на просторное заднее сиденье автомобиля.
   Как только они уселись, Джоан залезла в свою сумку и принялась там копошиться. «В этой огромной сумке, — подумалось вдруг Ричарду, — могло бы уместиться обширное досье на Бугенгагена, от рождения и до смерти старика». Внезапно Джоан вытащила из сумки дорогой шелковый платок, который любая другая женщина с удовольствием носила бы на шее, и высморкалась в него.
   — В холодную погоду я становлюсь жуткой развалиной.
   — Мисс Харт, — начал Торн.
   — Знаю, знаю. Вы на дух не переносите репортеров.
   — И, кроме того, я очень спешу в аэропорт, — добавил он.
   — Только несколько минут. Это все, о чем я вас прошу.
   — Но я не могу опоздать на самолет. Может быть, мы встретимся в другое время?
   — Мне всегда казалось, что самолет может подождать Ричарда Торна.
   — Только не этот.
   — Ну что ж, тогда я буду сопровождать вас в аэропорт. — Джоан неотразимо улыбнулась. — А куда вы летите?
   Торн нажал кнопку переговорного устройства, позволяющего ему общаться с Мюрреем через толстое стекло, разделявшее их.
   — Трогайте, Мюррей.
   Затем, отключив связь, повернулся к Джоан:
   — В Вашингтон.
   Джоан опять улыбнулась.
   — Никого не ждущий самолет номер один. А чем вы занимаетесь? Советуете президенту, как управлять страной?
   — Нет, — ответил Торн, находя занимательным ее юмор. — Только госсекретарю. Ну, а чем я вам могу быть полезен?
   Джоан Харт снова потянулась к своей сумке и вытащила маленькую записную книжку в кожаном переплете и золотой карандашик. Женщина тут же преобразилась, будто попавшие к ней в руки записная книжка и карандашик наделили ее особой силой. Она превратилась в бесстрастного профессионального репортера, подобно Бугенгагену, извлекавшему из-под земли свои реликвии, Джоан факт за фактом вытягивала сведения из своей очередной жертвы.
   На полпути в аэропорт Торну порядком надоела эта игра в интервью.
   — Мисс Харт, вы уже задали мне семь вопросов, и все они почему-то связаны с деньгами, — заявил он.
   — Деньги заставляют крутиться весь мир, не так ли?
   — Да, и не только мир, — вставил Торн.
   Джоан заметила, что Ричарда начинает охватывать раздражение, но она никак не могла сказать ему самого главного. Еще не время. Чуть-чуть позже.
   — М-м-м, ваш отец построил музей, — она взглянула в записную книжку, — в 1940 году. Во что это ему обошлось?
   — Порядка десяти миллионов, или что-то около этого.
   — Ну да, миллионом больше, миллионом меньше, — засмеялась Джоан. — Когда ваш отец впервые приехал в Чикаго, он устроился на биржу?
   — Правильно.
   — Скажите, а не заставлял ли он вас и вашего брата Роберта лезть в холодную ванну или спать на досках, дабы испытать на своей шкуре, что значит быть бедным?
   Торн расхохотался.
   — Кто же вам такое наплел о нас?
   В этот момент лимузин резко затормозил. Они подъехали к разводному мосту около Мичиган-авеню. Сигнальные звонки и сверкающие красные огоньки на шлагбауме предупреждали: мост вот-вот разведут, чтобы пропустить судно. Ричард выглянул в окно и узнал танкер, принадлежащий «Торн Индастриз». Дорогу Торну пересекало его собственное судно.
   Джоан Харт воспользовалась этой задержкой и внезапно повела атаку:
   — Вы когда-нибудь встречались с Бугенгагеном?
   — Нет, — ответил Торн, почувствовав, как резко сменила Джоан тактику.
   — А вы знаете, что он был не только археологом? Бугенгаген был прежде всего экзорцистом — изгоняющим Дьявола.
   — Не понимаю, какое это имеет отношение к…
   — Его скелет нашли при раскопках замка Бельвуар, — не обращая внимания на реплику Ричарда, продолжала Джоан. — Вы об этом не знали?
   — Чей-то скелет, мисс Харт. По-моему, официально его пока не идентифицировали.
   В голосе женщины звучала твердая уверенность.
   — Там нашли два скелета, мистер Торн. Один — Бугенгагена, а второй — молодого археолога по имени Майкл Морган. Майкл был моим женихом. Я встречалась с ним в день их исчезновения.
   Как раз в эту минуту шлагбаум был поднят, и Мюррей завел мотор. Торн в бешенстве нажал кнопку переговорного устройства.
   — Мюррей, подождите. Мисс Харт выходит.
   Джоан скороговоркой выпалила:
   — За неделю до своей гибели ваш брат прилетал в Израиль для встречи с Бугенгагеном. А через несколько дней после его смерти Бугенгаген и Майкл Морган были заживо похоронены. Вас не настораживает все это, мистер Торн?
   «Ну вот, этого еще не хватало, — решил Ричард. — Сейчас она мне выдаст, кто убил Кеннеди». Ледяным голосом он отчетливо произнес:
   — Не заставляйте меня вышвырнуть вас, мисс Харт. Мы задерживаем движение.
   — А вы знаете, почему полиция застрелила вашего брата? — В дико сверкающих глазах Джоан появилось какое-то безумие. — Вам известно что-нибудь о кинжалах?
   Мюррей вышел из машины и распахнул заднюю дверцу.
   — Мне одно известно: вы напрасно тратите свое и мое время.
   — Пожалуйста, выслушайте меня! — умоляла женщина. — Я долгие годы потратила на изучение всего этого! Все сходится… и теперь…
   Ричард застонал. Только не это. Он было решил, что призрачная мистическая пелена вокруг гибели брата навсегда рассеялась. Не тут-то было!
   Мюррей грубо схватил Джоан за руку. Цепляясь за сиденье, она воскликнула:
   — Вы в смертельной опасности!
   — Убирайтесь отсюда! И чтобы я вас никогда больше не видел! Ясно?
   — Обратитесь к Христу! — воскликнула Джоан.
   — Мюррей, ради Бога!
   — Поверьте в Христа! — рыдала она.
   Мюррей вытащил ее из машины и захлопнул дверцу. На улице Джоан продолжала кричать:
   — Ради Бога! Только он может защитить вас! Взгляните же на стену Игаэля, мистер Торн! Вглядитесь в лицо Сатаны и скажите наконец, чье это лицо!
   — Мюррей, черт подери, да поехали же поскорее от этой ненормальной! — заорал Торн.
   Мюррей вскочил в машину и завел мотор.
   Машина набрала скорость. Джоан застыла посреди дороги, слезы отчаяния струились по ее лицу, а холодный ветер пытался сорвать ярко-красное пальто с ее дрожащих плеч.
   Когда Реджинальд Торн вздумал воздвигнуть себе монумент, идея создать музей пришлась ему как нельзя более по душе. Он отправился к своему старинному приятелю — помощнику главного чикагского архитектора, чтобы обсудить с ним эту мысль.
   Торн предпочел неоклассицизм. Ему хотелось, чтобы здание через десятки лет не выглядело рухлядью. Долго и тщательно присматривался старик к архитекторам, пока не остановил свой выбор на уверенном в себе и полном сил молодом человеке, которого порекомендовал Торну его друг.
   Приятель не подвел его. Он познакомил Торна с Фрэнком Райтом, и план создания музея немедленно начал претворяться в жизнь.
   Сегодня, почти сорок лет спустя, музей Торна выглядел по-прежнему современно и восхитительно, как будто был построен неделю-другую назад. Музей расположился на берегу озера Мичиган и фасадом был обращен к наиболее роскошным кварталам Мичиган-авеню. Ни одно соседнее сооружение не превосходило красотой и элегантностью здание музея.
   Когда такси с сидевшей в нем Джоан Харт затормозило перед музеем, в глаза ей бросились афиши, сообщающие о выставке полотен Эдварда Мюнха. На афишах была изображена наиболее известная и шокирующая картина художника под названием «Крик». Вдруг Джоан как вкопанная застыла перед картиной. Она сочла ее за знак свыше и, вновь обретя утраченное вдохновение, вошла в музей.
   Очутившись в огромном зале с устремленными к небу потолками, Джоан на мгновение почувствовала себя крошечной и беззащитной. Но она твердо знала, зачем пришла сюда, и собралась с духом. Гид направил Джоан в галерею на втором этаже, где Чарльз Уоррен готовил выставку реликвий, найденных несчастным Бугенгагеном при раскопках в Бельвуаре.
   Уоррен, окруженный бесчисленными планами и фотографиями, объяснял Анне Торн, как он предполагает расположить будущую выставку. Анна давно сделала для себя выбор, остановившись на музее, и частенько интересовалась его делами. Но никогда еще Уоррен не наблюдал в ней такого любопытства, какое проявила Анна к находкам из Бельвуара.
   — Мы собираемся реконструировать катакомбы вон там, в конце. — Уоррен указал на план. — По этому маршруту посетители будут переходить из галереи в галерею, и даже издалека какая-то часть катакомб будет всегда видна. Заканчивая маршрут, посетители пройдут по ним.
   — Заманчиво, — похвалила Анна.
   Уоррен благодарно заулыбался.
   — Да, мне тут сообщили, что после моего отъезда раскопали кое-что, называемое стеной Игаэля. После реставрации ее пришлют сюда. — Он указал на еще одно помещение в плане. — Эту галерею я держу про запас, так, на всякий случай.
   После упоминания о стене Игаэля любопытство Анны достигло апогея.