Страница:
воле коллектива, я тут же поднялся со своего места и двинулся навстречу
этому трогательному семейству. Женщина была нагружена двумя или тремя
пакетами; мы проехали почти полквартала, а ей все никак не удавалось открыть
свой огромный ридикюль. Я оказал ей всевозможную помощь, освободил руки от
карапузов и свертков, выхлопотал у водителя билет на бесплатный проезд
детей, и их мать -- наконец-то! -- устроилась на моем месте, которое все это
время женская гвардия автобуса охраняла от чуждых посягательств. Я стоял,
держа в своих руках ручонку младшего малютки.
Мои обязательства перед пассажирами возросли стремительно. Все ждали от
меня чего-то. В эти минуты в глазах женщин я олицетворял идеал рыцаря и
защитника слабых. Ответственность, возложенная на меня, стесняла мое тело,
словно тяжелые доспехи, и к тому же я пожалел, что у меня на поясе нет
рыцарского меча, потому что неприятности продолжали меня преследовать и
впредь. Например, если кто-то из мужчин вел себя по отношению к даме
неучтиво -- в автобусе случай весьма типичный, -- я должен был сурово
отчитать обидчика и даже вступить с ним в схватку. В результате женщины
совершенно уверились в моем донкихотстве. Я же чувствовал себя на грани
срыва.
Так мы доехали до угла, где я собирался выходить. Мой дом показался мне
землей обетованной. Но я не вышел. Рев включенного мотора заставил меня
представить долгое плавание на трансатлантическом лайнере. Я, конечно же,
быстро пришел в себя, но не смог дезертировать из автобуса -- просто так,
предавая тех, кто доверил мне свои жизни и капитанский мостик. И кроме того,
должен признаться, мне стало неловко при мысли, что мой уход высвободит
сдерживаемые до сей поры чувства. И если женское большинство было,
разумеется, на моей стороне, то за свою репутацию у мужской братии я
поручиться не мог. За моей спиной могли раздаться как бурные аплодисменты,
так и громкий свист. Я не захотел рисковать. А что, если пользуясь моим
отсутствием кто-нибудь из затаивших обиду мужчин выкажет всю свою низость? Я
решил остаться в автобусе и сойти последним, на кольце, удостоверившись в
безопасности всех моих подопечных.
Женщины, светясь от счастья, выходили одна за другой. Водитель --
Господи Боже! -- подъезжал на остановке к самому тротуару, тормозил и ждал,
пока дамы не ступят на сушу обеими ногами. А я видел на каждом лице
выражение симпатии, что отдаленно напоминало нежное любовное прощание.
Наконец с моей помощью вышла и женщина с детьми, заставив своих крошек
одарить меня поцелуями -- они и до сих пор тяготят меня, словно угрызения
совести. Я вышел в безлюдном месте, почти что на пустыре, без какой-либо
помпы и церемоний. Я ощущал в себе огромные запасы нерастраченного героизма,
а участники стихийного митинга, что наградили меня репутацией рыцаря, уже
разошлись по домам, и пустой автобус уезжал в парк.
Человек, явно нездешний, с трудом добрался до безлюдной станции. Он
совсем обессилел -- некому было поднести его огромный чемодан. Нездешний
вытер лицо платком и из-под ладони стал глядеть на рельсы, которые уходили
за горизонт. Отдышавшись, он внимательно посмотрел на часы: минута в минуту
время отправления поезда.
Вот тут кто-то, невесть откуда возникший, легонько похлопал его по
плечу. Нездешний обернулся и встретился глазами со старичком, чем-то
отдаленно напоминающим железнодорожника. В руке у него был красный фонарь,
совсем крохотный, как игрушка. Старичок улыбнулся Нездешнему, и тот
взволнованно спросил:
-- Простите, разве поезд уже ушел?
-- Сразу видно, что вы недавно в нашей стране.
-- Мне необходимо уехать как можно скорее. Я должен быть в Н. не
позднее чем завтра.
-- Да, значит, вы совершенно не в курсе наших дел. Теперь для вас
главное -- получить комнату в привокзальной гостинице.
Старичок кивнул в сторону землисто-серого здания, скорее похожего на
тюрьму.
-- Но мне нужен поезд, а не гостиница!
-- Мой вам совет: раздобудьте комнату. И снимите ее на весь месяц. Это
выйдет дешевле, и обслуживать будут лучше.
-- Вы с ума сошли! Я должен быть в Н. не позднее чем завтра.
-- Откровенно говоря, я мог бы вас бросить на произвол судьбы... Но мне
все-таки хочется дать вам несколько советов. -- Пожалуйста!
-- Вам, наверно, известно, что наша страна прославилась своими
железными дорогами. Пока еще, правда, не все на должной высоте, но уже много
сделано по части продажи билетов и составления расписаний. В справочниках
указаны все железнодорожные линии, связывающие населенные пункты нашей
страны. Билеты продаются в самые маленькие, самые отдаленные деревушки. Дело
лишь за тем, чтобы поезда следовали строго в том направлении, какое указано
в справочнике, и не обходили стороной железнодорожные станции. Наш народ
возлагает на это самые радужные надежды и мирится с некоторыми неполадками;
чувство высокого патриотизма не позволяет ему выражать какое-либо
недовольство.
-- Но, скажите, здесь поезда останавливаются?
-- Сказав "да", я бы допустил известную неточность. Вы, очевидно,
заметили, что рельсы есть. Правда, кое-где они повреждены. А вот в некоторые
населенные пункты ведут просто две прочерченные на земле глубокие полосы.
При таких обстоятельствах нельзя быть уверенным, что здесь, у нас, пройдет
поезд. Хотя такая возможность не исключена. На своем веку я видел немало
поездов и был знаком с пассажирами, которым удалось попасть в вагоны. Если
вы наберетесь терпения, то, может статься, я помогу вам попасть в
какой-нибудь прекрасный вагон со всеми удобствами.
-- И этот поезд доставит меня в Н.?
-- Ну почему вы так настойчиво хотите в Н.? Главное -- это сесть в
поезд. Это уже большая удача. Если вы попадете в поезд, ваша жизнь обретет
определенное направление. И что из того, что пойдет он не в Н.?
-- Раз я купил билет до Н., стало быть, мне надо именно туда! Так или
не так?
-- Так, спору нет. В привокзальной гостинице вам случится встретить
пассажиров, которые предусмотрительно накупили большое количество разных
билетов. Люди с опытом, как правило, покупают билеты во все концы страны.
Некоторые растратили на билеты все свое состояние...
-- Я полагал, что нужен только один билет, чтобы доехать до Н. Вот,
посмотрите... г?.. _.
-- В самом ближайшем будущем проложат новые железные дороги на средства
одного человека, который угробил огромный капитал на билеты "туда" и
"обратно" по маршруту, который предполагает мосты и туннели. Правда, этот
маршрут еще не одобрен специалистами Предприятия.
-- Но поезд, который проходит через Н., уже есть в расписании?
-- Не только этот поезд. В стране, по сути дела, есть уже много
поездов, и пассажиры могут ими пользоваться сравнительно часто. Однако
имейте в виду, что организация путейной службы еще далеко не безупречна.
Иными словами, тот, кто сел в поезд, не может быть уверен, что попадет куда
ему надо.
-- То есть как?
-- Предприятие стремится верой и правдой служить своим согражданам и
поэтому вынуждено прибегать к довольно рискованным мерам. Ну, скажем,
пускать поезда по непроезжим местам. Иной раз поезда-первопроходцы проводят
в пути несколько лет, и в жизни пассажиров многое меняется. Бывает, что
некоторые в дороге умирают, но Предприятие все предусмотрело, и к поездам
прицеплены вагоны-крематории и вагоны-кладбища. Для бригады, которая
обслуживает поезд, нет ничего почетнее, чем оставить труп пассажира,
набальзамированного по всем правилам науки, на перроне той станции, которая
была указана в его билете. Бывают совсем тяжелые случаи, когда поезда должны
проехать такой участок, где есть только один рельс. Вагоны с одного бока все
время содрогаются от ударов колес о шпалы. Правда, пассажиры первого класса
-- это тоже предусмотрено Предприятием -- получают места на той стороне
вагона, где проложен рельс. Ну, а пассажирам второго класса ничего не
остается, как терпеливо сносить все удары. А еще бывают такие линии, где
вообще нет рельсов. Там страдают все пассажиры без разбору. Страдают до тех
пор, пока поезд не разваливается.
-- Боже милостивый!
-- Да! Именно так возник городок Т. Поезд заехал в такое место, где ни
пройти, ни проехать. Колеса от песка и камней стерлись до оси. А пассажиры
столько времени провели вместе, что их дорожные, ни к чему не обязывающие
беседы сменились прочной дружбой. Некоторые от дружбы перешли к любви, к
настоящей идиллии, и в итоге возник Т., ныне процветающий городок, где
ребятишки играют замшелыми останками поезда.
-- Господи, такие приключения совсем не для меня!
-- И все-таки вы должны укреплять свой дух: как знать, может, и вам
суждено будет стать героем. Ведь порой возникают такие ситуации, когда
пассажирам надо проявить не только смелость, но и способность к
самопожертвованию. Совсем недавно двести безымянных пассажиров вписали одну
из самых славных страниц в анналы нашей дороги... Как-то в пробном рейсе
машинист вовремя заметил серьезное упущение строителей дороги. Случилось
так, что над пропастью не оказалось моста. Но машинист, вместо того чтобы
дать задний ход, остановил поезд, обратился к пассажирам с пламенной речью и
вдохновил их на такое подвижничество, которое позволило продолжить путь. Под
его четким руководством поезд разобрали по частям и перенесли на плечах
через пропасть, спускались на ее дно, где вдобавок ко всему протекала
многоводная река. Такой беспримерный подвиг настолько восхитил Предприятие,
что оно вовсе отказалось от мысли строить мост и ограничилось тем, что
предоставило весьма заманчивую скидку тем пассажирам, которых не устрашит
столь серьезное испытание.
-- Да, но я должен попасть в Н. не позднее чем завтра.
-- Прекрасно! Мне по душе ваше упорство. Видно, что вы человек твердых
убеждений. Однако раздобудьте поскорее комнату в привокзальной гостинице и
постарайтесь попасть на первый поезд, который сюда прибудет. Только будьте
попроворнее, не оплошайте. Каждый раз, когда к платформе подходит поезд,
начинается страшная суматоха. Обозленные долгим ожиданием, толпы людей с
криками выскакивают из гостиницы и опрометью летят к вагонам, устраивая
дикую давку. Вы не представляете, какие несчастные случаи тут бывают из-за
невероятной грубости и неблагоразумия людей. Вместо того чтобы подняться в
вагон по очереди, один за одним, они давят друг друга, лезут напролом, и в
конечном счете никому не удается даже встать на подножку. Поезд уходит, а
незадачливые пассажиры, измученные, разъяренные, проклинают всеобщую
невоспитанность и долго еще обмениваются оскорблениями, а то и зуботычинами.
-- А куда же смотрит полиция?
-- Вообще-то, пытались организовать полицейские участки на каждой
станции, но поскольку поезда прибывают в самое неожиданное время, не по
расписанию, такая затея оказалась бесполезной и к тому же дорогостоящей. Да
и блюстители порядка оказались не на высоте,
проявили корыстолюбие. Они помогали лишь состоятельным гражданам и за
свои услуги забирали у них все наличные. Тогда организовали специальные
курсы, на которых будущие пассажиры изучают правила поведения и проходят
физическую подготовку. В частности, им показывают, как надо вскакивать в
поезд, даже когда он идет на полной скорости. Помимо всего слушателям курсов
выдают что-то вроде доспехов, чтобы необученные пассажиры не переломали им
ребра.
-- Но если ты уже в поезде, можно считать, что все трудности позади?
-- Не скажите! Все в жизни относительно. Лично я рекомендую вам
внимательно приглядываться к станциям. Вы, например, можете подумать, что
прибыли в Н., а на самом деле вас просто-напросто обманули. Чтобы создать
мало-мальски приличные условия в переполненных вагонах, Предприятие
вынуждено прибегать к разным мерам. Некоторые станции -- одна видимость. Они
построены в безлюдной сельве и носят названия крупных городов. Если
присмотреться -- обман налицо. Все как декорация в театре, а люди, которых
вы видите из окна, -- не люди, они набиты опилками. Непогода, дожди
оставляют, конечно, свой след на этих куклах,
но иной раз их не отличить от живых людей: у них бесконечно усталые
лица.
-- Слава Богу, Н. отсюда недалеко!
-- Но сейчас туда нет прямого сообщения. А впрочем, не исключено, что
вы попадете в ваш Н. именно завтра, как решили, даже при том, что
организация путейской службы так далека от совершенства. Да, да! Вы вправе
надеяться на поездку без пересадок. Но учтите, люди часто не замечают, что с
ними происходит. Допустим, они сели в прибывший поезд, и билет у них в Н. На
другой день, когда проводник объявляет: станция Н., они сгоряча, без всякой
осмотрительности выскакивают из вагона, и... им повезло -- на их счастье это
действительно Н.
-- А я мог бы что-нибудь предпринять, чтобы и мне повезло?
-- Разумеется, да! Но не знаю, улыбнется ли вам судьба. Попытка не
пытка... Садитесь в поезд с твердой верой, что он прибудет в Н. В вагоне ни
в коем случае не общайтесь с пассажирами. Они могут испортить вам настроение
рассказами о поездах, а могут и донести на вас куда следует.
-- Что вы говорите?
-- А то, что слышите. Из-за всех этих трудностей в поездах много
стукачей. Эти стукачи -- в большинстве своем доброхоты -- не жалеют жизни,
лишь бы ковать твердую веру в созидательный дух нашего Предприятия. Бывает,
что человек, который не придает значения своим словам, скажет что-нибудь
лишь бы сказать, а они уже мотают на ус и находят какой угодно смысл в самой
обыкновенной фразе. Из самого безобидного замечания они готовы извлечь нечто
крамольное. Если вы совершите оплошность -- конец! Вас арестуют, помяните
мое слово, и вы проведете всю оставшуюся жизнь в вагоне-тюрьме, или вас
ссадят на какой-нибудь обманной станции, затерянной в сельве. Главное, не
падайте духом, экономьте провизию и не выходите из вагона, пока не увидите в
Н. какого-либо знакомого лица.
-- Но у меня нет в Н. никаких знакомых!
-- В таком случае будьте особо настороже. Вы можете поддаться разным
соблазнам. Станете, например, смотреть в окно и примете мираж за
действительность. В окна, заметьте, вмонтированы такие хитроумные
устройства, которые создают разные зрительные иллюзии, И не одни только
простаки попадаются в ловушку. Специальные приспособления, установленные в
локомотиве, создают такое ощущение, что поезд едет, мчится на всех парах,
что стучат колеса... Пассажиры любуются красотами природы, а на самом деле
поезд стоит на месте не одну неделю, а две и три!
-- Какое-то время бродят с места на место в страшной растерянности, а
потом оседают где-нибудь колонией. Эти необычные остановки, как правило,
делаются вдали от всякой цивилизации, но там, где есть природные богатства.
Причем из вагонов выводят определенную публику -- молодых людей и изрядное
число женщин. Вот вам, например, не хотелось бы провести свои денечки в
живописном месте в обществе какой-нибудь очаровательной девочки?
Старичок подмигнул и с лукавой улыбкой посмотрел на Нездешнего. В этот
миг донесся далекий свисток. Стрелочник подскочил, засуетился и стал забавно
и беспорядочно размахивать красным фонариком.
-- Это поезд? -- спросил Нездешний. Старичок пустился по шпалам со всех
ног. Отбежав довольно далеко, он обернулся и крикнул:
-- Вам повезло. Завтра вы будете на месте. Куда, простите, вам надо?
-- Да хоть куда! -- ответил Нездешний.
Старичок тут же растворился в предутреннем свете. Но красный огонек еще
долго бежал и прыгал навстречу поезду.
А из глубины надвигался поезд, как грохочущее пришествие.
Самая красивая шляпа, которую я когда-либо видел, принадлежала Андреа
Салаино. Черного атласа, отделанная горностаем и массивными пряжками из
серебра и черного дерева. Маэстро купил ее на каком-то рынке в Венеции,
однако на самом деле она достойна принца. А чтобы мне не было обидно, он
пошел на Старый Рынок и выбрал там вот эту четырехугольную шапочку серого
фетра. Потом, желая отпраздновать обновку, предложил нам написать портреты
друг друга.
Преодолевая досаду, я написал голову Салаино так хорошо, как только
мог. Андреа был изображен на фоне флорентийских улиц, в прекрасной шляпе, с
горделивым лицом человека, уверенного в своем великом предназначении.
Салаино же, напротив, изобразил меня в смехотворной шапочке, похожим на
крестьянина, недавно из Сан-Сепулькро. Маэстро одобрил обе работы и пожелал
рисовать сам. Он сказал:
-- У Салаино есть чувство юмора, он никогда не попадет впросак. --
Потом обратился ко мне: -- А ты все еще веришь в красоту. Это тебе дорого
обойдется. На рисунке нет единой линии, их много, даже слишком. Принесите
мне картон. Я покажу вам, как творить красоту.
Взяв уголь, он в общих чертах набросал чье-то прекрасное лицо -- ангела
или, быть может, красивой женщины. Он сказал нам:
-- Взгляните, вот так рождается красота. Вот эти две темные впадины --
глаза; эти неуловимые линии -- рот. Овал лица создается из контуров. Это и
есть красота. -- А потом, подмигнув, добавил: -- Сейчас мы с ней покончим.
И довольно быстро, набрасывая одну линию за другой, распределяя
светотень, он по памяти, прямо перед моим восхищенным взором, сделал портрет
моей Джойи. Те же карие глаза, тот же овал лица, та же неуловимая улыбка.
Как раз в тот момент, когда я был вне себя от восхищения, маэстро
прервал работу и как-то странно рассмеялся.
-- С красотой мы покончили, -- сказал он. -- Не осталось ничего, кроме
этой гнусной карикатуры.
Не понимая, я продолжал любоваться прекрасным, открытым лицом.
Неожиданно маэстро
разорвал рисунок пополам и бросил в горящий камин. Я онемел от
удивления. И тогда он сделал то, чего я никогда не смогу ни забыть, ни
простить. Обычно молчаливый, он захохотал каким-то неистовым безумным
смехом.
-- Ну же! Давай скорей! Спасай свою владычицу из огня!
Он взял мою правую руку в свою и перевернул моей рукой листы картона,
которые на глазах превращались в разлетающийся пепел. Последний раз
мелькнуло в пламени улыбающееся лицо Джойи.
Тряся обожженной рукой, я беззвучно плакал, в то время как Салаино
шумно радовался безумной выходке маэстро.
Но я все равно верю в красоту. Великий художник из меня не получится, и
вообще я напрасно покинул кузницу отца в Сан-Сепулькро. Великий художник из
меня не получится, а Джойя выйдет замуж за сына какого-нибудь торговца. Но я
все равно верю в красоту.
С потревоженным сердцем я выхожу из мастерской и бреду по улицам
наугад. Красота -- вокруг меня, золотисто-голубой дождь идет над Флоренцией.
Я вижу эту красоту и в темных глазах Джойи, и в надменной стати Салаино --
на нем шляпа, украшенная мишурой. На берегу
реки я останавливаюсь и долго смотрю на свои неумелые руки.
Постепенно сгущаются сумерки, и на небе вырисовываются очертания
Кампанилы. Облик Флоренции медленно темнеет, будто рисунок, на котором
заштриховано слишком большое пространство. Колокол возвещает о наступлении
ночи.
В страхе я ощупываю себя и бросаюсь бежать, мне жутко раствориться в
сумерках. В вечернем облаке, мне кажется, я угадываю холодную и неприятную
улыбку маэстро, от которой мне становится еще тяжелее на сердце. И тогда я
медленно, с поникшей головой, бреду по улицам, где с каждой минутой
сгущается мрак, и знаю, что когда-нибудь навсегда исчезну из памяти людей.
1950
Он преследовал ее по всей библиотеке -- меж столов, стульев, пюпитров.
Он убегала, крича о женских правах, всегда попираемых. Их разделяли пять тыщ
нелепых лет. Пять тыщ лет ее неизменно притесняли, унижали, превращали в
рабыню. Он пытался оправдаться; скороговоркой, отрывисто возносил ей хвалу;
голос его прерывался, руки дрожали.
Напрасно искал он книги, каковые могли бы помочь ему. Библиотека была
огромным вражеским арсеналом, она специализировалась на испанской литературе
XVI -- XVII веков, конек которой -- вопросы чести и стилевые концепции.
Юноша без устали цитировал X. X. Баховена, мудреца, которого должна бы
прочесть каждая женщина -- он показал великую роль женщин в доисторический
период. Если бы книги сего мудреца были сейчас под рукой, молодой человек
развернул бы перед девушкой целую панораму той давней цивилизации, когда
земля повсюду источала сокровенную влажность чрева, где правила женщина и
где мужчина пытался возвыситься над нею с помощью свайных построек.
Но девушка оставалась равнодушна к подобным басням. Более того,
матриархат, к тому же неисторический и едва ли существовавший реально,
только увеличил ее негодование. Она убегала -- от стеллажа к стеллажу,
иногда поднималась на библиотечные лесенки и осыпала несчастного молодого
человека градом упреков. Неожиданно, когда уже казалось, что поражение
неизбежно, юноше явилась подмога. Он вспомнил о Хайнце Вольпе. Когда он стал
цитировать этого автора, голос молодого человека зазвучал как никогда мощно.
"Первоначально существовал только один пол -- слабый, и он
воспроизводил сам себя. Но со временем стали рождаться существа болезненные,
бесплодные, негодные для материнства. Однако мало-помалу эти существа
присвоили себе некие важные органы. И наступил момент, когда процесс стал
необратим. Женщина поняла -- увы, слишком поздно, -- что ей для
самооплодотворения не хватает уже доброй половины клеток и необходимо взять
их в мужчине, который стал мужчиной в силу прогрессивной сепарации и
непредвиденного возвращения туда, откуда вышел".
Доводы Вольпе тронули сердце девушки. Она взглянула на молодого
человека с нежностью.
-- На протяжении всей истории мужчина был лишь плохим сыном своей
матери, -- сказала она со слезами на глазах.
И, прощая всех мужчин, она простила своего преследователя. Молнии ее
взглядов погасли; словно мадонна, потупила она очи. Ее уста, прежде
презрительно сжатые, стали мягкими и сладостными, словно спелый плод. Он
почувствовал, как его рот и руки полнятся нежностью мифа. И приблизился к
дрожащей Еве, и Ева не убежала.
И там, в библиотеке, подле фолиантов концептуальной литературы, среди
громоздких и ненужных декораций, был вновь разыгран тысячелетний эпизод,
напоминающий о жизни в свайных постройках.
Теперь я только и делаю, что думаю о моем убийце, об этом неразумном
застенчивом юноше, который приблизился ко мне как-то раз, когда я выходил с
ипподрома. Тогда, прежде чем он успел коснуться моей туники, стражники едва
не разорвали его на куски.
Я почувствовал около себя дрожь его тела. Решимость билась в нем,
словно вздыбленная квадрига. Я видел, как его рука потянулась к спрятанному
кинжалу, но, слегка изменив свой маршрут, помог ему не свершить задуманное.
Изнемогающий, он остался стоять, прислонясь к колонне.
Мне кажется, я его видел раньше; его чистое лицо в толпе подонков
невозможно забыть. Помню, как однажды из дворцовой кухни выбежал повар,
гонясь за юношей, укравшим кухонный нож. Готов поклясться, что этот парень
-- неопытный убийца, и я умру от ножа, которым режут на кухне мясо.
В день, когда толпа пьяных солдат, протащив по улице труп Ринометоса,
ворвалась в мой дом,
чтобы провозгласить меня императором, я понял, что жребий мой брошен. Я
покорился судьбе и оставил жизнь роскоши, лености и порока, чтобы
превратиться в услужливого палача.
Теперь настал мой черед. Этот юноша, несущий за пазухой мою смерть,
преследует меня неотступно и навязчиво. Я должен помочь ему покончить с
излишней осторожностью. Нужно ускорить нашу встречу, обрекающую меня на
позорную смерть тирана, пока какой-нибудь узурпатор не опередил его.
Этой ночью я буду гулять один в императорских садах. Буду умыт и
надушен. Надену новую тунику и выйду навстречу убийце, притаившемуся за
деревом.
Я увижу, как стремительный взмах кинжала, словно вспышка молнии, озарит
мою темную душу.
Чтобы повернуть голову направо и насладиться коротким и зыбким утренним
сном, дону Фульхенсио пришлось сделать большое усилие, при этом подушка
зацепилась за его рога. Он открыл глаза. То, что до сих пор было слабым
подозрением, стало бьющей наповал уверенностью.
Мощным движением шеи дон Фульхенсио поднял голову, и подушка взлетела
на воздух. Посмотрел в зеркало и не смог скрыть некоторого удовлетворения,
увидев великолепный образец курчавого лба и роскошных рогов. Белесые в
основании, с коричневатым оттенком в средней части, с черными заостренными
кончиками рога крепко сидели на лбу.
Первое, что пришло в голову дону Фульхенсио: примерить шляпу. Досадуя,
он вынужден был сдвинуть ее назад: это придавало ему несколько залихватский
вид.
Поскольку наличие рогов -- недостаточный повод для того, чтобы
степенный мужчина нарушил привычный жизненный уклад, дон Фульхенсио начал с
педантичной тщательностью приводить себя в порядок с ног до головы. Почистив
ботинки, он слегка прошелся щеткой по рогам, хотя они блестели и без того.
Жена подала ему завтрак с безупречным тактом. Ни единого удивленного
жеста, ни малейшего намека, которые могли бы ранить мужа столь достойной и
благородной породы. Быть может, лишь однажды робкий, боязливый взгляд
мелькнул на мгновение, словно не решаясь остановиться на острых рогах.
Поцелуй на пороге был словно укол дротиком с бантом племенного завода.
этому трогательному семейству. Женщина была нагружена двумя или тремя
пакетами; мы проехали почти полквартала, а ей все никак не удавалось открыть
свой огромный ридикюль. Я оказал ей всевозможную помощь, освободил руки от
карапузов и свертков, выхлопотал у водителя билет на бесплатный проезд
детей, и их мать -- наконец-то! -- устроилась на моем месте, которое все это
время женская гвардия автобуса охраняла от чуждых посягательств. Я стоял,
держа в своих руках ручонку младшего малютки.
Мои обязательства перед пассажирами возросли стремительно. Все ждали от
меня чего-то. В эти минуты в глазах женщин я олицетворял идеал рыцаря и
защитника слабых. Ответственность, возложенная на меня, стесняла мое тело,
словно тяжелые доспехи, и к тому же я пожалел, что у меня на поясе нет
рыцарского меча, потому что неприятности продолжали меня преследовать и
впредь. Например, если кто-то из мужчин вел себя по отношению к даме
неучтиво -- в автобусе случай весьма типичный, -- я должен был сурово
отчитать обидчика и даже вступить с ним в схватку. В результате женщины
совершенно уверились в моем донкихотстве. Я же чувствовал себя на грани
срыва.
Так мы доехали до угла, где я собирался выходить. Мой дом показался мне
землей обетованной. Но я не вышел. Рев включенного мотора заставил меня
представить долгое плавание на трансатлантическом лайнере. Я, конечно же,
быстро пришел в себя, но не смог дезертировать из автобуса -- просто так,
предавая тех, кто доверил мне свои жизни и капитанский мостик. И кроме того,
должен признаться, мне стало неловко при мысли, что мой уход высвободит
сдерживаемые до сей поры чувства. И если женское большинство было,
разумеется, на моей стороне, то за свою репутацию у мужской братии я
поручиться не мог. За моей спиной могли раздаться как бурные аплодисменты,
так и громкий свист. Я не захотел рисковать. А что, если пользуясь моим
отсутствием кто-нибудь из затаивших обиду мужчин выкажет всю свою низость? Я
решил остаться в автобусе и сойти последним, на кольце, удостоверившись в
безопасности всех моих подопечных.
Женщины, светясь от счастья, выходили одна за другой. Водитель --
Господи Боже! -- подъезжал на остановке к самому тротуару, тормозил и ждал,
пока дамы не ступят на сушу обеими ногами. А я видел на каждом лице
выражение симпатии, что отдаленно напоминало нежное любовное прощание.
Наконец с моей помощью вышла и женщина с детьми, заставив своих крошек
одарить меня поцелуями -- они и до сих пор тяготят меня, словно угрызения
совести. Я вышел в безлюдном месте, почти что на пустыре, без какой-либо
помпы и церемоний. Я ощущал в себе огромные запасы нерастраченного героизма,
а участники стихийного митинга, что наградили меня репутацией рыцаря, уже
разошлись по домам, и пустой автобус уезжал в парк.
Человек, явно нездешний, с трудом добрался до безлюдной станции. Он
совсем обессилел -- некому было поднести его огромный чемодан. Нездешний
вытер лицо платком и из-под ладони стал глядеть на рельсы, которые уходили
за горизонт. Отдышавшись, он внимательно посмотрел на часы: минута в минуту
время отправления поезда.
Вот тут кто-то, невесть откуда возникший, легонько похлопал его по
плечу. Нездешний обернулся и встретился глазами со старичком, чем-то
отдаленно напоминающим железнодорожника. В руке у него был красный фонарь,
совсем крохотный, как игрушка. Старичок улыбнулся Нездешнему, и тот
взволнованно спросил:
-- Простите, разве поезд уже ушел?
-- Сразу видно, что вы недавно в нашей стране.
-- Мне необходимо уехать как можно скорее. Я должен быть в Н. не
позднее чем завтра.
-- Да, значит, вы совершенно не в курсе наших дел. Теперь для вас
главное -- получить комнату в привокзальной гостинице.
Старичок кивнул в сторону землисто-серого здания, скорее похожего на
тюрьму.
-- Но мне нужен поезд, а не гостиница!
-- Мой вам совет: раздобудьте комнату. И снимите ее на весь месяц. Это
выйдет дешевле, и обслуживать будут лучше.
-- Вы с ума сошли! Я должен быть в Н. не позднее чем завтра.
-- Откровенно говоря, я мог бы вас бросить на произвол судьбы... Но мне
все-таки хочется дать вам несколько советов. -- Пожалуйста!
-- Вам, наверно, известно, что наша страна прославилась своими
железными дорогами. Пока еще, правда, не все на должной высоте, но уже много
сделано по части продажи билетов и составления расписаний. В справочниках
указаны все железнодорожные линии, связывающие населенные пункты нашей
страны. Билеты продаются в самые маленькие, самые отдаленные деревушки. Дело
лишь за тем, чтобы поезда следовали строго в том направлении, какое указано
в справочнике, и не обходили стороной железнодорожные станции. Наш народ
возлагает на это самые радужные надежды и мирится с некоторыми неполадками;
чувство высокого патриотизма не позволяет ему выражать какое-либо
недовольство.
-- Но, скажите, здесь поезда останавливаются?
-- Сказав "да", я бы допустил известную неточность. Вы, очевидно,
заметили, что рельсы есть. Правда, кое-где они повреждены. А вот в некоторые
населенные пункты ведут просто две прочерченные на земле глубокие полосы.
При таких обстоятельствах нельзя быть уверенным, что здесь, у нас, пройдет
поезд. Хотя такая возможность не исключена. На своем веку я видел немало
поездов и был знаком с пассажирами, которым удалось попасть в вагоны. Если
вы наберетесь терпения, то, может статься, я помогу вам попасть в
какой-нибудь прекрасный вагон со всеми удобствами.
-- И этот поезд доставит меня в Н.?
-- Ну почему вы так настойчиво хотите в Н.? Главное -- это сесть в
поезд. Это уже большая удача. Если вы попадете в поезд, ваша жизнь обретет
определенное направление. И что из того, что пойдет он не в Н.?
-- Раз я купил билет до Н., стало быть, мне надо именно туда! Так или
не так?
-- Так, спору нет. В привокзальной гостинице вам случится встретить
пассажиров, которые предусмотрительно накупили большое количество разных
билетов. Люди с опытом, как правило, покупают билеты во все концы страны.
Некоторые растратили на билеты все свое состояние...
-- Я полагал, что нужен только один билет, чтобы доехать до Н. Вот,
посмотрите... г?.. _.
-- В самом ближайшем будущем проложат новые железные дороги на средства
одного человека, который угробил огромный капитал на билеты "туда" и
"обратно" по маршруту, который предполагает мосты и туннели. Правда, этот
маршрут еще не одобрен специалистами Предприятия.
-- Но поезд, который проходит через Н., уже есть в расписании?
-- Не только этот поезд. В стране, по сути дела, есть уже много
поездов, и пассажиры могут ими пользоваться сравнительно часто. Однако
имейте в виду, что организация путейной службы еще далеко не безупречна.
Иными словами, тот, кто сел в поезд, не может быть уверен, что попадет куда
ему надо.
-- То есть как?
-- Предприятие стремится верой и правдой служить своим согражданам и
поэтому вынуждено прибегать к довольно рискованным мерам. Ну, скажем,
пускать поезда по непроезжим местам. Иной раз поезда-первопроходцы проводят
в пути несколько лет, и в жизни пассажиров многое меняется. Бывает, что
некоторые в дороге умирают, но Предприятие все предусмотрело, и к поездам
прицеплены вагоны-крематории и вагоны-кладбища. Для бригады, которая
обслуживает поезд, нет ничего почетнее, чем оставить труп пассажира,
набальзамированного по всем правилам науки, на перроне той станции, которая
была указана в его билете. Бывают совсем тяжелые случаи, когда поезда должны
проехать такой участок, где есть только один рельс. Вагоны с одного бока все
время содрогаются от ударов колес о шпалы. Правда, пассажиры первого класса
-- это тоже предусмотрено Предприятием -- получают места на той стороне
вагона, где проложен рельс. Ну, а пассажирам второго класса ничего не
остается, как терпеливо сносить все удары. А еще бывают такие линии, где
вообще нет рельсов. Там страдают все пассажиры без разбору. Страдают до тех
пор, пока поезд не разваливается.
-- Боже милостивый!
-- Да! Именно так возник городок Т. Поезд заехал в такое место, где ни
пройти, ни проехать. Колеса от песка и камней стерлись до оси. А пассажиры
столько времени провели вместе, что их дорожные, ни к чему не обязывающие
беседы сменились прочной дружбой. Некоторые от дружбы перешли к любви, к
настоящей идиллии, и в итоге возник Т., ныне процветающий городок, где
ребятишки играют замшелыми останками поезда.
-- Господи, такие приключения совсем не для меня!
-- И все-таки вы должны укреплять свой дух: как знать, может, и вам
суждено будет стать героем. Ведь порой возникают такие ситуации, когда
пассажирам надо проявить не только смелость, но и способность к
самопожертвованию. Совсем недавно двести безымянных пассажиров вписали одну
из самых славных страниц в анналы нашей дороги... Как-то в пробном рейсе
машинист вовремя заметил серьезное упущение строителей дороги. Случилось
так, что над пропастью не оказалось моста. Но машинист, вместо того чтобы
дать задний ход, остановил поезд, обратился к пассажирам с пламенной речью и
вдохновил их на такое подвижничество, которое позволило продолжить путь. Под
его четким руководством поезд разобрали по частям и перенесли на плечах
через пропасть, спускались на ее дно, где вдобавок ко всему протекала
многоводная река. Такой беспримерный подвиг настолько восхитил Предприятие,
что оно вовсе отказалось от мысли строить мост и ограничилось тем, что
предоставило весьма заманчивую скидку тем пассажирам, которых не устрашит
столь серьезное испытание.
-- Да, но я должен попасть в Н. не позднее чем завтра.
-- Прекрасно! Мне по душе ваше упорство. Видно, что вы человек твердых
убеждений. Однако раздобудьте поскорее комнату в привокзальной гостинице и
постарайтесь попасть на первый поезд, который сюда прибудет. Только будьте
попроворнее, не оплошайте. Каждый раз, когда к платформе подходит поезд,
начинается страшная суматоха. Обозленные долгим ожиданием, толпы людей с
криками выскакивают из гостиницы и опрометью летят к вагонам, устраивая
дикую давку. Вы не представляете, какие несчастные случаи тут бывают из-за
невероятной грубости и неблагоразумия людей. Вместо того чтобы подняться в
вагон по очереди, один за одним, они давят друг друга, лезут напролом, и в
конечном счете никому не удается даже встать на подножку. Поезд уходит, а
незадачливые пассажиры, измученные, разъяренные, проклинают всеобщую
невоспитанность и долго еще обмениваются оскорблениями, а то и зуботычинами.
-- А куда же смотрит полиция?
-- Вообще-то, пытались организовать полицейские участки на каждой
станции, но поскольку поезда прибывают в самое неожиданное время, не по
расписанию, такая затея оказалась бесполезной и к тому же дорогостоящей. Да
и блюстители порядка оказались не на высоте,
проявили корыстолюбие. Они помогали лишь состоятельным гражданам и за
свои услуги забирали у них все наличные. Тогда организовали специальные
курсы, на которых будущие пассажиры изучают правила поведения и проходят
физическую подготовку. В частности, им показывают, как надо вскакивать в
поезд, даже когда он идет на полной скорости. Помимо всего слушателям курсов
выдают что-то вроде доспехов, чтобы необученные пассажиры не переломали им
ребра.
-- Но если ты уже в поезде, можно считать, что все трудности позади?
-- Не скажите! Все в жизни относительно. Лично я рекомендую вам
внимательно приглядываться к станциям. Вы, например, можете подумать, что
прибыли в Н., а на самом деле вас просто-напросто обманули. Чтобы создать
мало-мальски приличные условия в переполненных вагонах, Предприятие
вынуждено прибегать к разным мерам. Некоторые станции -- одна видимость. Они
построены в безлюдной сельве и носят названия крупных городов. Если
присмотреться -- обман налицо. Все как декорация в театре, а люди, которых
вы видите из окна, -- не люди, они набиты опилками. Непогода, дожди
оставляют, конечно, свой след на этих куклах,
но иной раз их не отличить от живых людей: у них бесконечно усталые
лица.
-- Слава Богу, Н. отсюда недалеко!
-- Но сейчас туда нет прямого сообщения. А впрочем, не исключено, что
вы попадете в ваш Н. именно завтра, как решили, даже при том, что
организация путейской службы так далека от совершенства. Да, да! Вы вправе
надеяться на поездку без пересадок. Но учтите, люди часто не замечают, что с
ними происходит. Допустим, они сели в прибывший поезд, и билет у них в Н. На
другой день, когда проводник объявляет: станция Н., они сгоряча, без всякой
осмотрительности выскакивают из вагона, и... им повезло -- на их счастье это
действительно Н.
-- А я мог бы что-нибудь предпринять, чтобы и мне повезло?
-- Разумеется, да! Но не знаю, улыбнется ли вам судьба. Попытка не
пытка... Садитесь в поезд с твердой верой, что он прибудет в Н. В вагоне ни
в коем случае не общайтесь с пассажирами. Они могут испортить вам настроение
рассказами о поездах, а могут и донести на вас куда следует.
-- Что вы говорите?
-- А то, что слышите. Из-за всех этих трудностей в поездах много
стукачей. Эти стукачи -- в большинстве своем доброхоты -- не жалеют жизни,
лишь бы ковать твердую веру в созидательный дух нашего Предприятия. Бывает,
что человек, который не придает значения своим словам, скажет что-нибудь
лишь бы сказать, а они уже мотают на ус и находят какой угодно смысл в самой
обыкновенной фразе. Из самого безобидного замечания они готовы извлечь нечто
крамольное. Если вы совершите оплошность -- конец! Вас арестуют, помяните
мое слово, и вы проведете всю оставшуюся жизнь в вагоне-тюрьме, или вас
ссадят на какой-нибудь обманной станции, затерянной в сельве. Главное, не
падайте духом, экономьте провизию и не выходите из вагона, пока не увидите в
Н. какого-либо знакомого лица.
-- Но у меня нет в Н. никаких знакомых!
-- В таком случае будьте особо настороже. Вы можете поддаться разным
соблазнам. Станете, например, смотреть в окно и примете мираж за
действительность. В окна, заметьте, вмонтированы такие хитроумные
устройства, которые создают разные зрительные иллюзии, И не одни только
простаки попадаются в ловушку. Специальные приспособления, установленные в
локомотиве, создают такое ощущение, что поезд едет, мчится на всех парах,
что стучат колеса... Пассажиры любуются красотами природы, а на самом деле
поезд стоит на месте не одну неделю, а две и три!
-- Какое-то время бродят с места на место в страшной растерянности, а
потом оседают где-нибудь колонией. Эти необычные остановки, как правило,
делаются вдали от всякой цивилизации, но там, где есть природные богатства.
Причем из вагонов выводят определенную публику -- молодых людей и изрядное
число женщин. Вот вам, например, не хотелось бы провести свои денечки в
живописном месте в обществе какой-нибудь очаровательной девочки?
Старичок подмигнул и с лукавой улыбкой посмотрел на Нездешнего. В этот
миг донесся далекий свисток. Стрелочник подскочил, засуетился и стал забавно
и беспорядочно размахивать красным фонариком.
-- Это поезд? -- спросил Нездешний. Старичок пустился по шпалам со всех
ног. Отбежав довольно далеко, он обернулся и крикнул:
-- Вам повезло. Завтра вы будете на месте. Куда, простите, вам надо?
-- Да хоть куда! -- ответил Нездешний.
Старичок тут же растворился в предутреннем свете. Но красный огонек еще
долго бежал и прыгал навстречу поезду.
А из глубины надвигался поезд, как грохочущее пришествие.
Самая красивая шляпа, которую я когда-либо видел, принадлежала Андреа
Салаино. Черного атласа, отделанная горностаем и массивными пряжками из
серебра и черного дерева. Маэстро купил ее на каком-то рынке в Венеции,
однако на самом деле она достойна принца. А чтобы мне не было обидно, он
пошел на Старый Рынок и выбрал там вот эту четырехугольную шапочку серого
фетра. Потом, желая отпраздновать обновку, предложил нам написать портреты
друг друга.
Преодолевая досаду, я написал голову Салаино так хорошо, как только
мог. Андреа был изображен на фоне флорентийских улиц, в прекрасной шляпе, с
горделивым лицом человека, уверенного в своем великом предназначении.
Салаино же, напротив, изобразил меня в смехотворной шапочке, похожим на
крестьянина, недавно из Сан-Сепулькро. Маэстро одобрил обе работы и пожелал
рисовать сам. Он сказал:
-- У Салаино есть чувство юмора, он никогда не попадет впросак. --
Потом обратился ко мне: -- А ты все еще веришь в красоту. Это тебе дорого
обойдется. На рисунке нет единой линии, их много, даже слишком. Принесите
мне картон. Я покажу вам, как творить красоту.
Взяв уголь, он в общих чертах набросал чье-то прекрасное лицо -- ангела
или, быть может, красивой женщины. Он сказал нам:
-- Взгляните, вот так рождается красота. Вот эти две темные впадины --
глаза; эти неуловимые линии -- рот. Овал лица создается из контуров. Это и
есть красота. -- А потом, подмигнув, добавил: -- Сейчас мы с ней покончим.
И довольно быстро, набрасывая одну линию за другой, распределяя
светотень, он по памяти, прямо перед моим восхищенным взором, сделал портрет
моей Джойи. Те же карие глаза, тот же овал лица, та же неуловимая улыбка.
Как раз в тот момент, когда я был вне себя от восхищения, маэстро
прервал работу и как-то странно рассмеялся.
-- С красотой мы покончили, -- сказал он. -- Не осталось ничего, кроме
этой гнусной карикатуры.
Не понимая, я продолжал любоваться прекрасным, открытым лицом.
Неожиданно маэстро
разорвал рисунок пополам и бросил в горящий камин. Я онемел от
удивления. И тогда он сделал то, чего я никогда не смогу ни забыть, ни
простить. Обычно молчаливый, он захохотал каким-то неистовым безумным
смехом.
-- Ну же! Давай скорей! Спасай свою владычицу из огня!
Он взял мою правую руку в свою и перевернул моей рукой листы картона,
которые на глазах превращались в разлетающийся пепел. Последний раз
мелькнуло в пламени улыбающееся лицо Джойи.
Тряся обожженной рукой, я беззвучно плакал, в то время как Салаино
шумно радовался безумной выходке маэстро.
Но я все равно верю в красоту. Великий художник из меня не получится, и
вообще я напрасно покинул кузницу отца в Сан-Сепулькро. Великий художник из
меня не получится, а Джойя выйдет замуж за сына какого-нибудь торговца. Но я
все равно верю в красоту.
С потревоженным сердцем я выхожу из мастерской и бреду по улицам
наугад. Красота -- вокруг меня, золотисто-голубой дождь идет над Флоренцией.
Я вижу эту красоту и в темных глазах Джойи, и в надменной стати Салаино --
на нем шляпа, украшенная мишурой. На берегу
реки я останавливаюсь и долго смотрю на свои неумелые руки.
Постепенно сгущаются сумерки, и на небе вырисовываются очертания
Кампанилы. Облик Флоренции медленно темнеет, будто рисунок, на котором
заштриховано слишком большое пространство. Колокол возвещает о наступлении
ночи.
В страхе я ощупываю себя и бросаюсь бежать, мне жутко раствориться в
сумерках. В вечернем облаке, мне кажется, я угадываю холодную и неприятную
улыбку маэстро, от которой мне становится еще тяжелее на сердце. И тогда я
медленно, с поникшей головой, бреду по улицам, где с каждой минутой
сгущается мрак, и знаю, что когда-нибудь навсегда исчезну из памяти людей.
1950
Он преследовал ее по всей библиотеке -- меж столов, стульев, пюпитров.
Он убегала, крича о женских правах, всегда попираемых. Их разделяли пять тыщ
нелепых лет. Пять тыщ лет ее неизменно притесняли, унижали, превращали в
рабыню. Он пытался оправдаться; скороговоркой, отрывисто возносил ей хвалу;
голос его прерывался, руки дрожали.
Напрасно искал он книги, каковые могли бы помочь ему. Библиотека была
огромным вражеским арсеналом, она специализировалась на испанской литературе
XVI -- XVII веков, конек которой -- вопросы чести и стилевые концепции.
Юноша без устали цитировал X. X. Баховена, мудреца, которого должна бы
прочесть каждая женщина -- он показал великую роль женщин в доисторический
период. Если бы книги сего мудреца были сейчас под рукой, молодой человек
развернул бы перед девушкой целую панораму той давней цивилизации, когда
земля повсюду источала сокровенную влажность чрева, где правила женщина и
где мужчина пытался возвыситься над нею с помощью свайных построек.
Но девушка оставалась равнодушна к подобным басням. Более того,
матриархат, к тому же неисторический и едва ли существовавший реально,
только увеличил ее негодование. Она убегала -- от стеллажа к стеллажу,
иногда поднималась на библиотечные лесенки и осыпала несчастного молодого
человека градом упреков. Неожиданно, когда уже казалось, что поражение
неизбежно, юноше явилась подмога. Он вспомнил о Хайнце Вольпе. Когда он стал
цитировать этого автора, голос молодого человека зазвучал как никогда мощно.
"Первоначально существовал только один пол -- слабый, и он
воспроизводил сам себя. Но со временем стали рождаться существа болезненные,
бесплодные, негодные для материнства. Однако мало-помалу эти существа
присвоили себе некие важные органы. И наступил момент, когда процесс стал
необратим. Женщина поняла -- увы, слишком поздно, -- что ей для
самооплодотворения не хватает уже доброй половины клеток и необходимо взять
их в мужчине, который стал мужчиной в силу прогрессивной сепарации и
непредвиденного возвращения туда, откуда вышел".
Доводы Вольпе тронули сердце девушки. Она взглянула на молодого
человека с нежностью.
-- На протяжении всей истории мужчина был лишь плохим сыном своей
матери, -- сказала она со слезами на глазах.
И, прощая всех мужчин, она простила своего преследователя. Молнии ее
взглядов погасли; словно мадонна, потупила она очи. Ее уста, прежде
презрительно сжатые, стали мягкими и сладостными, словно спелый плод. Он
почувствовал, как его рот и руки полнятся нежностью мифа. И приблизился к
дрожащей Еве, и Ева не убежала.
И там, в библиотеке, подле фолиантов концептуальной литературы, среди
громоздких и ненужных декораций, был вновь разыгран тысячелетний эпизод,
напоминающий о жизни в свайных постройках.
Теперь я только и делаю, что думаю о моем убийце, об этом неразумном
застенчивом юноше, который приблизился ко мне как-то раз, когда я выходил с
ипподрома. Тогда, прежде чем он успел коснуться моей туники, стражники едва
не разорвали его на куски.
Я почувствовал около себя дрожь его тела. Решимость билась в нем,
словно вздыбленная квадрига. Я видел, как его рука потянулась к спрятанному
кинжалу, но, слегка изменив свой маршрут, помог ему не свершить задуманное.
Изнемогающий, он остался стоять, прислонясь к колонне.
Мне кажется, я его видел раньше; его чистое лицо в толпе подонков
невозможно забыть. Помню, как однажды из дворцовой кухни выбежал повар,
гонясь за юношей, укравшим кухонный нож. Готов поклясться, что этот парень
-- неопытный убийца, и я умру от ножа, которым режут на кухне мясо.
В день, когда толпа пьяных солдат, протащив по улице труп Ринометоса,
ворвалась в мой дом,
чтобы провозгласить меня императором, я понял, что жребий мой брошен. Я
покорился судьбе и оставил жизнь роскоши, лености и порока, чтобы
превратиться в услужливого палача.
Теперь настал мой черед. Этот юноша, несущий за пазухой мою смерть,
преследует меня неотступно и навязчиво. Я должен помочь ему покончить с
излишней осторожностью. Нужно ускорить нашу встречу, обрекающую меня на
позорную смерть тирана, пока какой-нибудь узурпатор не опередил его.
Этой ночью я буду гулять один в императорских садах. Буду умыт и
надушен. Надену новую тунику и выйду навстречу убийце, притаившемуся за
деревом.
Я увижу, как стремительный взмах кинжала, словно вспышка молнии, озарит
мою темную душу.
Чтобы повернуть голову направо и насладиться коротким и зыбким утренним
сном, дону Фульхенсио пришлось сделать большое усилие, при этом подушка
зацепилась за его рога. Он открыл глаза. То, что до сих пор было слабым
подозрением, стало бьющей наповал уверенностью.
Мощным движением шеи дон Фульхенсио поднял голову, и подушка взлетела
на воздух. Посмотрел в зеркало и не смог скрыть некоторого удовлетворения,
увидев великолепный образец курчавого лба и роскошных рогов. Белесые в
основании, с коричневатым оттенком в средней части, с черными заостренными
кончиками рога крепко сидели на лбу.
Первое, что пришло в голову дону Фульхенсио: примерить шляпу. Досадуя,
он вынужден был сдвинуть ее назад: это придавало ему несколько залихватский
вид.
Поскольку наличие рогов -- недостаточный повод для того, чтобы
степенный мужчина нарушил привычный жизненный уклад, дон Фульхенсио начал с
педантичной тщательностью приводить себя в порядок с ног до головы. Почистив
ботинки, он слегка прошелся щеткой по рогам, хотя они блестели и без того.
Жена подала ему завтрак с безупречным тактом. Ни единого удивленного
жеста, ни малейшего намека, которые могли бы ранить мужа столь достойной и
благородной породы. Быть может, лишь однажды робкий, боязливый взгляд
мелькнул на мгновение, словно не решаясь остановиться на острых рогах.
Поцелуй на пороге был словно укол дротиком с бантом племенного завода.