Они уже обошли большую часть заведений, числящихся в списке Кессиаса, когда добрались наконец до каменного строения, фасад которого был повернут к обнесенному высокими стенами тупику. У этого здания имелся самый настоящий портик – с колоннамиканнелюрами толщи ной в целый фут и с треугольным фризом над ними, а вела к нему широкая лестница из умело подогнанных друг к другу блоков белого камня. Над входом не наблюдалось нарисованной вывески, ни какоголибо иного обозначения, и потому, когда эдил стал подниматься вверх по ступенькам, Лайам осторожно коснулся его руки:
– Зачем нам сюда? Это же чейто дом.
– Никакой это не дом, пробурчал Кессиас и, к удивлению Лайама, словно смутился. – Идем.
Большие двустворчатые двери были украшены барельефами, но разглядеть их Лайам не успел, потому что эдил Толчком распахнул тяжелые створки и увлек спутника за собой.
Взорам вошедших предстал белый и розовый мрамор отделки просторного вестибюля – после серого зимнего дня картина эта особенно впечатляла, и Лайам застыл, не в силах отвести от нее глаз. Из вестибюля в верхние этажи здания уводил плавный изгиб мраморной лестницы. Статуи в белых нишах, экзотические растения в кадках красного дерева. Гроздья крупных огненнокрасных и оранжевожелтых цветов наполняли воздух приторным ароматом. От расположенного посреди вестибюля фонтанчика доносился негромкий плеск струй; фонтан украшала скульптурная группа – двое любовников, слившихся в более чем откровенном объятии.
– О боги, Кессиас! – воскликнул Лайам. – Это публичный дом!
Эдил ткнул Лайама локтем в бок и отчаянно зашипел:
– Тсс! Тише!
– Ну почему же тише, милорд эдил?
Женщина, внезапно включившаяся в разговор, появилась рядом столь неожиданно, словно была порождена пышной пустотой вестибюля. Она держалась с достоинством – статная, умело накрашенная, блестящие черные волосы уложены причудливо и прихотливо…
– Хотя мы предпочитаем именовать это заведение «домом услад» или «ночным оазисом», на самом деле это и вправду публичный дом. Господин совершенно прав.
Женщина подошла вплотную к Лайаму и надменно его оглядела, но на дне ее глаз плескалось веселье.
– Должно быть, он посетил немало подобных местечек, если так безошибочно их узнает.
Она холодно протянула унизанную перстня ми руку, и Лайам, охваченный внезапным приступом смущения, склонился над ней.
– Лайам Ренфорд, леди, – пробормотал он, запинаясь. Ваш покорный слуга.
Женщина рассмеялась – громко, но не резко.
– Прошу прощения, сэр. В этих стенах нечасто приходится слышать подобное от мужчин. В этом доме, как правило, услуги предлагают лишь дамы.
Лайам был совершенно раздавлен, и в то же время манеры женщины странно взволновали его. Она же повернулась к эдилу.
– Кессиас, – тепло произнесла она и расцеловала эдила в обе щеки – словно бы из чистой вежливости, но при этом слегка затянув процедуру. – Что привело тебя к нам?
– Дела, Гериона. Хочу задать тебе несколько вопросов – если, конечно, у тебя есть свободное время.
– Дела, вечно дела, пробормотала женщина, обняла Кессиаса за талию и повела к пышно расшитому гобелену.
– Извольте и вы сопроводить нас, покорный слуга! – бросила она через плечо. Лайам, хмурясь, двинулся следом за ними. За гобеленом обнаружился коридор, ведущий в тыльную часть этого странного здания, напоминающего дворец. Гериона провела гостей в ближайшую комнату. Они с Кессиасом, отметил Лайам, очень подходили друг другу, плотный, сильный, словно вытесанный из грубого камня эдил и крепко сбитая, статная, Лайам мысленно наградил ее эпитетом «монументальная» – Гериона.
Комната оказалась кабинетом содержательницы дома услад, об этом свидетельствовали бухгалтерские книги на полках и столбики монет на небольшой конторке в углу. Там же в углу находилась и грифельная доска, всю ее обширную площадь занимал план здания, причем в проекцию каждой комнаты было мелом вписано имя ее обитательницы. Лайам прочел несколько имен и улыбнулся, все это были имена королев и принцесс, легендарных или некогда существовавших на деле. После роскоши вестибюля обстановка кабинета казалась довольно непритязательной. Гериона изящным жестом указала гостям на пару плетеных кресел с прямыми спинками, а сама устроилась на мягком пуфе, придвинутом к письменному столу. Она заметила улыбку Лайама и усмехнулась одними губами.
– Я вижу, сэр, это произвело на вас впечатление? Дада, одна голубая кровь. Сплошные особы королевского рода.
Отметив про себя холодность этой усмешки, Лайам, повернувшись к доске, беспечно сказал.
– Мне просто сделалось любопытно, известно ли, например, вам, что в жизни принцесса Кресссида была горбуньей и очень уродливой, даже с лица?
На этот раз улыбка коснулась и глаз женщины.
– Ну, сэр, к сожалению, в Торквее днем с огнем не сыскать королевских особ, и нам приходится набирать штат где придется.
– Да и откуда же взяться в Торквее особам царственной крови, – отозвался Лайам, величественно махнув рукой в сторону доски с перечнем дам, – если вы всех их уже прибрали к рукам?
Наконецто улыбка женщины сделалась искренней, и Лайам понадеялся, что ему удалось загладить свои первые промахи.
– Кессиас, – произнесла Гериона, повернувшись к эдилу, – тот в протяжение этой короткой беседы беспокойно ворочался в кресле, – неужели вы явились сюда именно с этим? С тем, чтобы критиковать прозвища моих кобылиц?
– Просто этот господин – ученый, Гериона. Это его дело – знать подобные вещи. Он не хотел никого обидеть.
– Кессиас, деревянная твоя голова, – вздохнула женщина. – Мы и так знаем, что он не хотел никого обидеть, так за что же тут извиняться? Ладно, давай выкладывай свое дело.
Она оперлась локтями на стол, свела пальцы рук воедино и сделалась серьезной.
– У тебя здесь нет девицы по имени Доноэ? Официантки или служанки?
– Нет, – мгновенно отозвалась Гериона.
– А среди твоих императриц? – поинтересовался Кессиас, движением брови указывая на грифельную доску. Гериона уверенно покачала головой:
– И там тоже нет. А почему ты спрашиваешь? Эдил взглянул на Лайама. Тот рассеянно пожал плечами.
– Мы ищем девушку с этим именем, которая могла быть знакома с неким Тарквином Танаквилем.
– С чародеем, которого недавно убили, – добавил Лайам.
Похоже было, что эта новость нимало не обеспокоила женщину. Она лишь бросила косой взгляд на невежу, осмелившегося вмешаться в чужой разговор.
– А что, Кессиас, ты всегда, выслеживая убийц, таскаешь с собой ученых?
– Нет, – раздраженно огрызнулся Кессиас. Ему явно не нравилось, что его поддевают. – Просто он знал убитого старика лучше, чем ктото другой, и делом не раз доказал, что может быть мне полезен. Ладно, раз Доноэ здесь нет, нам надо двигаться дальше. Пошли, Ренфорд.
Эдил встал, но Лайам жестом попросил его подождать:
– Одну минутку, пожалуйста. Мне бы хотелось, если можно, задать даме пару вопросов – вдруг она соблаговолит дать ответ.
– Ничему не удивляйтесь, – пробормотал Кессиас.
Гериона кивнула, и на лице ее отразился вежливый интерес.
– Итак, сэр, что вы хотели спросить.
– Появлялся ли здесь когданибудь Анкус Марциус?
– Когданибудь? Я бы выразилась определеннее, сэр. Он бывает здесь весьма часто. Дватри раза в неделю. И платит полновесным золотом за каждый визит, – добавила она, многозначительно кивнув Кессиасу. – Надеюсь, это не зачтется ему во вред?
– Если он – убийца, уже никто никогда ни чего не сможет на нем заработать.
Гериона слегка кивнула, показывая, что все понимает.
– Это верно, – негромко произнесла она.
– Еще один вопрос, если можно. А бывал ли здесь когданибудь Фрейхетт Неквер?
– Неквер? – Гериона задумчиво нахмурилась.
– Торговец, уроженец Фрипорта.
– Ах, да! Неквер! Может, раздругой, да и то – очень давно, тому года два. Вскоре после того он женился и у нас с тех пор не бывал.
Лайам кивнул, вполне удовлетворенный ответами.
– Благодарю вас, леди.
Кессиас тоже пробормотал какието слова благодарности, и они удалились. Их никто не сопровождал. Они прошли через пустой вестибюль – тишину его нарушало лишь журчание фонтана, – и вышли на холодную улицу.
Лайам задержался на мгновение на ступенях, чтобы рассмотреть барельефы, вырезанные на дверных створках. Там были изображены группы непонятно чем занятых людей. Лайам попытался разобраться в одной из сценок, потом сдался и спустился к подножию лестницы, где его уже поджидал Кессиас.
– Это ваша знакомая?
Лайам постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно небрежнее, хотя его изрядно мучило любопытство. Судя по всему, Гериону с эдилом связывало чтото помимо служебных отношений. Но что? Эдил груб, флегматичен, мадам проницательна и остра на язык.
– При чем тут Неквер? – поинтересовался в ответ Кессиас, предпочитая пропустить вопрос Лайама мимо ушей. – Это не тот ли торговец, за чьей женой увивается Лонс?
– Да, это он, но я полагаю, что к убийству он не причастен. Я задал этот вопрос… из личных соображений.
Исходя из того, что Кессиас не стал больше ничего говорить о Неквере, Лайам понял, что эдил таким образом хочет закрыть разговор и о Герионе. Ну что ж, все нормально. В конце концов, Гериона – личное дело эдила, а Неквер – личное дело Лайама. И этот визит помог Лайаму коечто прояснить. Если бы торговец и впрямь изменял жене, как на то намекал Лонс, он бы непременно бывал в заведении Герионы – несомненно, самом роскошном изо всех саузваркских заведений подобного рода и, судя по отсутствию подобающей вывески, самом привилегированном.
«Настолько привилегированном», – подумал Лайам, – что за четыре месяца жизни в городе я ни разу о нем не слыхал. Интересно, а о чем еще я прежде никогда не слыхал? О компании «Золотой шар», о ритуалах в честь Урис, о кабачке комедиант». Я, видно, из тех скучных типов, которые сами обедняют свою жизнь!
С головой уйдя в эти мрачные мысли, Лайам прослушал, что говорит Кессиас, и ему пришлось просить его повторить последнюю фразу. Тот повторил, предварительно громко откашлявшись.
– Я сказал, что да, в некотором смысле – знакомая. Герцог требует, чтобы подобные дома со стояли на строгом учете. Это входит в мои обязанности, я должен повиноваться.
Лайам отозвался на это напряженное объяснение невнятным хмыканьем и благоразумно предпочел воздержаться от замечаний. Кессиас размашисто шагал по улице и грозно хмурился.
Владелец предпоследней в их списке таверны, слегка нервничая, сказал, что да, у него действительно имеется служанка по имени Доноэ. Когда Кессиас, пытаясь развеять его страхи, заявил, что девушка – не преступница и что они просто хотят задать ей несколько вопросов, тот засуетился и засеменил к кухне.
– Фортуне надоело смеяться над нами, – проворчал Кессиас, глядя в удаляющуюся спину владельца таверны. – Она всетаки избавила нас от посещения последнего заведения, за что ей и хвала.
Лайам рассеянно кивнул.
Таверна, казалось, вполне могла отвечать вкусам Тарквина. Она была тихой и уютной, без той нарочито крикливой роскоши, которая в это утро уже намозолила Лайаму глаза. Стены, обшитые светлым деревом, имели широкие окна, хорошо пропускающие утренний свет. Все это чемто напомнило Лайаму дом старого мага. Да, это было как раз такое местечко, где человек, предпочитающий уединение, мог без помех пропустить рюмкудругую, если его вдруг посещала охота к тому.
Вскоре обеспокоенный владелец таверны приволок с кухни упирающуюся Доноэ. Она и вправду оказалась той самой девушкой, которую видел на побережье Лайам. Сейчас, комкая руки под мокрым фартуком, краснея и заискивающе поглядывая на Кессиаса, Доноэ являла собой лишь бледное подобие смешливой юной резвушки, с которой так галантно заигрывал на своей террасе Тарквин. Однако ошибки быть не могло – это была она. Маленькая служанка – ей, пожалуй, не стукнуло и семнадцати – обладала той миловидностью, что в целом свойственна юности и невинности, но бросается в глаза лишь тогда, когда она озарена счастьем. Сейчас, в таверне, под хмурым взглядом эдила, красота девушки сильно поблекла. Вряд ли кто захотел бы взглянуть дважды на такую вот Доноэ.
Лайаму вспомнилось, как счастливо она улыбалась в тот летний денек, и он от души пожалел бедняжку. А тут еще и Кессиас чуть совсем не испортил дело, недовольно и грозно фыркнув.
– Эта? – спросил он и, получив утвердительный кивок, проворчал: – Тогда приступайте. Это Вы ведь считаете, что она нам нужна.
Заметив, что девушка перепугалась вконец, Лайам откашлялся и, указав на один из столиков, как можно любезнее произнес.
– Присаживайтесь, пожалуйста. Кессиас, вы не принесете нам чегонибудь выпить?
Эдил, все так же хмурясь, кивнул владельцу таверны и двинулся вместе с ним к стойке, а девушка тем временем неохотно присела к столику, глядя на Лайама круглыми от испуга глазами. Тот успокаивающе улыбнулся:
– Вы меня помните?
Девушка неистово замотала.
– Вы уверены? Вы ведь бывали в маленькой бухте на морском берегу. Вы бывали там несколько раз.
Шире глаза девчонки не стали – это не представлялось возможным, – но в них вспыхнул огонек узнавания, и Доноэ всплеснула руками:
– На берегу! У мастера Танаквиля? Вы ведь тоже бывали там!
Затем секундное просветление вновь сменилось испугом, и Доноэ робко, вполголоса запричитала.
– Ох, господин, так вы пришли изза этой ужасной истории? Клянусь вам, я тут ни при чем! Клянусь, господин!
– Я знаю, знаю, – поспешно заверил ее Лайам. – Я только хочу вас кое о чем расспросить.
– Я так горевала, когда узнала, что мастер Тарквин умер, господин, так горевала!
– Дада, я понимаю. Но я просто хочу с вами поговорить.
Лайам ласково погладил девушку по руке.
Кажется, это чутьчуть ее успокоило. Тут Кессиас с неуклюжей грацией принес два бокала с вином, и у Доноэ появилось время, чтобы прийти в себя.
Эдил вернулся к стойке, предоставляя Лайаму свободу действий.
– Так вот, Доноэ, я просто хочу с вами потолковать, – повторил Лайам, желая подбодрить девушку. – О мастере Танаквиле, которого вы навещали. Мне просто нужно знать: может быть, вам чтото известно о том, чем он занимался в последнее время?
– Ох, нет, господин! Я никогда не сплетничаю и не сую нос в чужие дела! Клянусь!
– Давайте я поставлю вопрос иначе. Вы, случайно, не знаете, виделся ли он с какойнибудь другой женщиной?
– С другой женщиной?
Кажется, этот вопрос удивил Доноэ.
– Ну, приводил ли он к себе домой какуюнибудь другую женщину… потихоньку от вас? Или, возможно, встречался с кемнибудь в каком – то другом месте?
Доноэ на мгновение задумалась, затем потрясенно взглянула на Лайама:
– Господин!
– Что?
– Вы думаете, что я… я… вы думаете, что я с ним спала?!
Доноэ прошептала это так яростно и с таким негодованием, что Лайам мгновенно залился краской. Да, он видел, что ведет эту беседу из рук вон плохо, и утешал его лишь тот факт, что Кессиас, возможно, справился бы с этим еще хуже.
– Ну, я полагал… – запинаясь, пробормотал он.
– Ничего такого не было! – негодующе воскликнула девушка, мгновенно похорошев, – Да, я всего лишь скромная служанка, но я непорочна, а мастер Танаквиль всегда вел себя как порядочный человек! Он и сам дал обет целомудрия – он так мне сказал!
Этот яростный натиск на миг ошеломил Лайама. Он никак не мог подобрать подходящих слов и в конце концов нерешительно произнес:
– Тогда зачем же вы приходили к нему?
– Ему нужна была кровь, – прошептала девушка и, застыдившись, потупилась.
– Кровь?
– Кровь девственницы.
Ооо, идиот! Лайам моментально все понял. Но то, что он понял, отнюдь не обрадовало его. Графинчик на столе старого мага содержал кровь Доноэ, а этикетка была перечеркнута, скорее всего, потому, что Тарквин использовал эту кровь без остатка. Фануил упоминал, что кровь девственниц необходима для доброй сотни заклятий. Так что Тарквин мог расходовать ее галлонами. Ниточка, за которую думал уцепиться Лайам, опять завела в тупик.
Доноэ подняла голову и с вызовом взглянула на Лайама:
– Но это было ничуточки не больно, и мастер Танаквиль вел себя очень великодушно. Он хорошо мне платил, и ничего плохого в том, что я делала, не было! Я невинна – вы слышите? А мастер Танаквиль добрый и порядочный человек! Он дал обет! И вы не смеете оскорблять меня и позорить его честное имя, вы – гадкий и мерзкий змей!
Выпалив все это, Доноэ вскочила. Лайам возблагодарил всех богов, каких только помнил, что она не ударилась в крик.
Хорошенько, по ее разумению, отделав Лайама и таким образом защитив свою честь, Доноэ развернулась и удалилась на кухню с тем выражением оскорбленного достоинства, на которое способна лишь юность, уверенная в своей правоте. Она даже смела с дороги хозяина, который некстати высунулся из кухни.
Хотя Кессиас мало что слышал из их разговора, насупленный вид Лайама быстро помог ему понять, что к чему. Эдил громко расхохотался и подошел к Столику:
– Пошли отсюда, «гадкий и мерзкий змей». Хватит оскорблять саузваркских девиц.
И он вытащил Лайама на улицу. Нетронутые бокалы с вином так и остались стоять на столе.
– Неловко както все получилось, вздохнул Лайам.
– У вас просто нет таланта допрашивать невиновных, – весело заметил Кессиас, увлекая Лайама за собой, – а она конечно же ни в чем не виновна. Я готов вручную надраить Клыки до блеска, если это не так. Если бы на ее месте сидел убийца и вдобавок держал нож у вашего горла, вы бы его обезоружили и приперли к стенке с помощью одних только слов. Но в девушках вы не разбираетесь, Ренфорд. Тут и стыдиться нечего. Ладно, выкладывайте, что вам удалось накопать.
Все еще мучаясь неловкостью и мысленно ругая себя, Лайам сказал, что ему удалось уяснить две вещи: вопервых, причину визитов Доноэ в домик на берегу, а вовторых, что старик, оказывается, дал обет целомудрия и, следовательно, иметь тайных греховных связей не мог.
– Поклялся, значит, хранить целомудрие? Я, конечно, слыхал, что маги этак чудят, но… – заметил эдил. Значит, загадочную даму, както связанную с Виеску, можно смело сбрасывать со счетов.
– Да, а это, в свою очередь, означает, что у нас остается лишь Марциус. И, может быть, Лонс.
– Это значит, что у нас остается лишь Лонс, – поправил его эдил. – Против торговца нет ни каких улик.
– Гм…
Кессиас раздраженно возвел глаза к небесам, но Лайам этого не заметил. Какаято мысль, сопряженная с фактами, выуженными у Доноэ, засела в его голове и не давала покоя.
– Вот если бы вы были магом, Кессиас, – спросил он вдруг, – разве вы не захотели бы убедиться, что получили именно то, что вам нужно? То есть настоящую кровь девственницы?
– Что?!!
– Ну… вам не кажется, что Тарквин захотел бы это проверить? Проверить, действительно ли невинна эта девчонка?
– По правде говоря, – с улыбкой заметил Кессиас, – невинна эта девица или нет, я не знаю, но почемуто мне сомнительно, что она будет оставаться девственницей до гроба.
Лайам пропустил грубую шуточку мимо ушей. Он уже вообще перестал думать о том, что сказал. Он загнал толком не сформировавшуюся идею на окраину мозга и принялся обдумывать вопросы более неотложного плана.
Они между тем уже приближались к выходу из богатых кварталов. Эдил улыбался солнышку, которое ярко светило, но не оченьто грело, а Лайам смотрел на булыжную мостовую и думал о своем.
Почему он так бестолково провел разговор с Доноэ? Неужели эдил прав, и он становится проницателен лишь в беседе с людьми, которые и вправду в чемто виновны? Конечно, в определенном смысле приятно сознавать, что ты по натуре своей не подозрителен и что лишь те, у кого рыльце в пушку, пробуждают в тебе свойства ищейки. И потом, в конце концов, разве он все таки не добился коекаких результатов?
С другой стороны, по вердикту эдила, у них оставался лишь один подозреваемый – Лонс, а в эту версию Лайам не оченьто верил.
Они в молчании вышли за пределы района для богачей. Теперь их окружали дома поменьше и поскромнее. Лайам резко остановился: он вдруг вспомнил о приглашении леди Неквер.
– Ох, чуть не забыл! У меня же назначена встреча неподалеку, и… в общем, мне надо идти!
Кессиас поинтересовался:
– К Поппи Неквер?
Голос его не выражал ничего, кроме небрежного любопытства.
– Да, – коротко отозвался Лайам, решив ни чему не удивляться.
– Тогда мы тут и расстанемся. Мне нужно готовиться к участию в шествии. Нам надо бы встретиться после того, как оно кончится, и обмозговать то да се.
– Тогда поужинаем в «Белой лозе»?
– Нет, «Лоза» мне стала надоедать. Да и сидр надо допить. Приходите ко мне домой после окончания шествия. Вы узнаете, что оно завершилось, по колокольному звону. Когда процессия доберется до храма, жрецы устроят настоящий трезвон.
– Ладно, тогда к вечеру я буду у вас, – согласился Лайам.
Кессиас улыбнулся и вдруг протянул спутнику руку. Лайам осторожно пожал широченную кисть.
– Хотя вы всего лишь ученый, но у вас все задатки хорошей ищейки, Ренфорд. Не мучайтесь изза этой глупой девчонки. Мы просто оба, как умеем, стараемся, чтобы правосудие все же свершилось, я – в силу своей должности, а вы – ради чегото еще. Что бы мы ни делали, все, так или иначе, пойдет нам на пользу. А может быть, и комуто еще.
Лайам хмыкнул, но Кессиас не отпускал его руки, пока Лайам не ответил.
– Пожалуй, да. Пожалуй, вы правы.
Он высвободил свою руку, и двое мужчин неловко кивнули друг другу, словно стесняясь собственных слов и мыслей. Кессиас зашагал к центру города, чтобы переодеться и присоединиться к процессии. А Лайам развернулся и побрел обратно – к дому Неквера.
11
Он постучал в двери дома торговца, и колокола начали отбивать полдень. Лайам усмехнулся. Ларс принял его с обычной доброжелательностью, но в гостиную не пригласил. Вместо того он, стараясь не глядеть гостю в глаза, попросил Лайама чуть подождать, а сам поспешно поднялся наверх.
Какуюто минуту спустя по лестнице скатился вихрь юбок – это была леди Неквер. Лицо женщины было осунувшимся и бледным. Она замерла у подножия лестницы и испуганно оглянулась, прежде чем подбежать к Лайаму.
– Вам следует уйти, сэр Лайам, – беспокойно прошептала она. – Я не могу принять вас сегодня.
Ее взгляд то и дело возвращался к лестнице, молодая женщина явно боялась чегото.
– А могу ли я спросить о причине? Вы плохо себя чувствуете?
Леди Неквер коснулась было предплечья Лайама, но тут же отдернула руку.
– Простите меня, сэр Лайам, но я умоляю вас не искать никаких причин. Я просто не могу вас принять. Вы можете прийти завтра? Если вам удобно, приходите в это же время.
– Но…
Ничего не понимающий Лайам не сдвинулся с места. Лицо женщины на миг исказилось, и леди Неквер выпалила:
– Мой лорд не хочет видеть вас в нашем доме так часто! А теперь, пожалуйста, не спрашивайте почему, просто уходите и все!
Смущенный ее откровенно несчастным видом и сбитый с толку, Лайам заколебался, он не знал, как ему поступить.
– Пожалуйста! – взмолилась леди Неквер. – Приходите завтра… но так, чтобы никто вас не видел!
Окончательно запутавшись, Лайам неловко поклонился и вышел. Оказавшись на улице, он посмотрел на закрытую дверь и с силой выдохнул воздух из легких.
Неквер не хочет видеть меня слишком часто, – озадаченно произнес он, потом развернулся и зашагал по улице, бормоча себе под нос: – А ведь не далее как вчера он приглашал меня на обед. Да, Фрипорт не учит людей хорошему тону!
В результате этого, мягко сказать, недоразумения перед Лайамом замаячила прорва времени, которую ему теперь нечем было занять. Длительный обед казался неважным выходом из положения, но ничего лучшего Лайаму в голову не при ходило. За утро они с Кессиасом обошли все таверны района для богатеев, кроме однойединственной, и Лайам решил отобедать там – исключительно потому, что она находилась дальше всего от дома Некверов, а ему нужно было куда то девать время.
Лайаму очень хотелось, чтобы время шло побыстрее, но собственное нетерпение также и забавляло его. В недавнем прошлом он угробил столько дней совершенно впустую, что теперь странно было бы сожалеть о какихто без пользы проведенных часах.
Лайам понимал, что на деле ему просто не терпится поскорее покончить со всем, что на него на валилось. Вздернуть убийцу Тарквина, выставить из головы Фануила и вернуться к прежней размеренной жизни. Нынешнее занятие, всего лишь несколько дней назад заставлявшее Лайама просыпаться с радостным чувством, теперь казалось ему утомительным. Оно принуждало его вступать в общение с другими людьми возможно, он и вправду в этом нуждался, но сыск при давал этому общению малоприятный оттенок.
А потому леди Неквер в конечном итоге стала для него чемто вроде отдушины, и он привык к их регулярным беседам.
«Настолько привык, что сегодняшний день кажется мне пустым, словно бочонок после хорошей попойки», – уныло подумал Лайам. Он уже сидел за столиком в довольно приличной таверне и ожидал, когда подадут обед. Собственные слезливые мысли внушали ему глубокое отвращение, а потому, как только перед ним появилась тарелка с дымящимся супом, он с радостью принялся за еду.
Обед был плотен и стоил соответственно много. После супа – густого бульона, приправленного пряностями, – и рыбы в жгучем соусе Лайаму удалось наконецто отрешиться от докучливых размышлений и задвинуть их в дальний угол сознания. Он бездумно ел, стараясь не торопиться, однако солнечный луч все равно полз по полу со скоростью хромой черепахи, и как Лайам ни тянул время, трапеза отняла у него не более часа.