– Но мы ведь не можем хватать каждого бородача и тащить его к Клотену на опознание.
   – Не можем, – согласился эдил, довольно оглаживая свою бороду. – Некоторые могут это неверно истолковать.
   Мужчины умолкли, погрузившись в свои размышления. Кессиас, положив перед собой еще один белоснежный лист, принялся что-то на нем рассеянно рисовать. Лайам встал, чтобы пройтись по комнате. Он подошел поглядеть, чем занят эдил, потом понял, что тот всего лишь понапрасну переводит бумагу – весьма приличную и, надо сказать, дорогую. Кажется, эдил это понял и сам: он с озадаченным видом отодвинул листок и поднял голову.
   – Вы думаете, они попытаются проделать это еще раз?
   – Что – это? – удивился Лайам.
   – Ну, освободить грифона или обчистить сокровищницу. Неважно, что. Но предпринять вторую попытку они ведь могут?
   – Могут, – сказал Лайам, плохо соображая, что тут к чему. – Ну и?
   – А когда? Клотен после той ночи выставил такую охрану, что мышь мимо не прошмыгнет. Даже и пробовать бесполезно. – Эдил поощряюще улыбнулся; он явно ожидал, что Лайам тут же ухватится за его мысль. – Так когда же они могут предпринять эту вторую попытку? Ну, Ренфорд, соображайте, не молчите, как пень! Они полезут в храм только тогда, когда охрана ослабнет.
   До Лайама наконец-то дошло:
   – Во время завтрашнего поединка!
   – Вот именно, Ренфорд! Во время поединка! А вы ведь как раз завтра пойдете туда. Или вашей милости будет желательно проигнорировать приглашение нового иерарха?
   “Да, это может сработать”, – подумал Лайам и кивнул. Шанс на успех, правда слабенький, но все-таки был. И имелась причина войти в храм Беллоны. Он может поговорить со Сцеволой, а потом как-нибудь задержаться в святилище и дождаться, пока все не уйдут. А там, если незнакомцы появятся, нетрудно будет поднять тревогу, а если никто не придет… Впрочем, об этом пока что незачем думать. В крайнем случае, если Клотен его обнаружит, он скажет, что остался покараулить брошенный без присмотра сундук.
   – Но гарантий, как вы сами понимаете, нет, – предостерег Кессиас. – Они могут и вообще не явиться. Это, в общем, скорее враки, чем истина, что преступников тянет на места преступлений.
   – Вы правы, – согласился Лайам. – Но попробовать стоит.
   – Значит, так мы и порешим. Но это, как я понимаю, не единственная ваша забота. Кстати, вы собираетесь заниматься этим призраком или нет?
   Лайам сказал, что да, собирается, – в основном из жалости к безумной, не находящей покоя душе.
   Впрочем, неплохо будет задать этой душе пару вопросов. Что ж, возможно, матушка Джеф сумеет ее придержать.
   – Пожалуй, мне стоит наведаться домой, – сказал он эдилу. – Я вернусь ближе к вечеру.
   – Вам понадобятся помощники для вечерней прогулки?
   Лайаму вспомнилась ухмылка Шутника и недобрый взгляд, брошенный им через площадь. Теперь карада знает, что чужак связан с эдилом. Несколько стражников за спиной определенно ему бы не помешали. Но при этом Лайам не хотел подставлять под удар Оборотня, если тот все же решится прийти.
   – Да нет, мне хватит одного Боулта.
   – И то лишь потому, что он умеет держать язык за зубами?
   Лайам улыбнулся. Пора бы уже ему и привыкнуть к способности Кессиаса все схватывать на лету.
   – Совершенно верно. Не хотите ли вы со мной пообедать?
   Они договорились встретиться в заведении Хелекина, и Лайам отправился на конюшню. По дороге к бухте Лайам с удовольствием размышлял о пользе ловушек. Задержав дух Двойника, он сможет выяснить, верны ли некоторые его подозрения, тем более что вопросы теперь будут задаваться не наугад. Вторая ловушка, правда, могла не сработать, но капкан остается капканом, даже если к нему не идет зверь. К тому же негромкий внутренний голос говорил Лайаму, что засада в храме совсем не окажется даром потраченным временем.
   Тот же самый голос заставил его отправиться прямиком в библиотеку. Лайам даже не стал расседлывать чалого, а просто ослабил подпруги и привязал его у дверей.
   “Странно, – прозвучало в мозгу Лайама, пока он проглядывал книжные полки. – Очень странно, что эта жрица так много о тебе знает”.
   – Ты полагаешь? – рассеянно отозвался Лайам; его внимание было приковано к книгам.
   “Да. И возможно, она права?”
   Лайам оторвал взгляд от полок и посмотрел в сторону дверного проема, там на пороге уютно устроился Фануил.
   – В чем? В том, что я, сам того не ведая, могу быть полезен богам? А почему бы и нет? Такое уже случалось. Вопрос в другом: каким именно богам я должен способствовать? И на каких уровнях бытия? И если из нас двоих кто-то философ, пусть также ответит: есть ли у меня выбор?
   “Ты не веришь в предопределение?”
   – Нет, но это неважно. Важно, во что верят боги. И если они верят в предопределение, всем прочим остается с ними лишь согласиться, разве не так?
   “Не знаю”.
   – Это был вопрос, не требующий ответа. Дракончик сморщил мордочку, что свидетельствовало о его глубокой задумчивости.
   “Твои мысли разбросаны”, – после довольно продолжительной паузы заявил он.
   Лайам кивнул; он и вправду позволил себе на какое-то время расслабиться, размышляя о загадочной роли рока в жизни людей. Пожав плечами, он вновь повернулся к полкам и принялся, постукивая пальцами по корешкам, читать названия книг.
   В сборниках басен, стихов и в записках путешественников нужных ему сведений содержаться никак не могло, равно как и в многочисленных трудах по истории. Толстые тома, посвященные магии и колдовству, Лайам тоже вниманием не побаловал; в них могло бы найтись что-то полезное, но ужасное изложение материала делало их во многом совершенно невразумительными, а сейчас ему некогда было просматривать сотни страниц в погоне за крупицами знаний. Оставались книги по философии, однако и они были столь объемисты, что Лайам нахмурился и опустил руки.
   “Что ты ищешь?”
   Дракончик, несомненно, знал, что ищет Лайам, – или мог бы тотчас узнать, – но он, по-видимому, захотел сделать Лайаму приятное. Приличия есть приличия, их следует соблюдать.
   – Я хочу побольше узнать об уровнях бытия – эфирном и астральном – так, кажется, их именуют? И еще о серых землях и о том, как они соотносятся с нашим миром. Ты говорил, что Тарквин умел заглядывать в другие миры, и я надеюсь, что тут найдется подходящая книга.
   “Найдется. Нижняя полка, справа. Она так и называется «Уровни бытия»”.
   – Просто замечательно, что ее не назвали иначе.
   Ученый труд со столь многообещающим названием обнаружился именно там, где и сказал Фануил; его обложка слепилась с обложками соседних томов, и когда Лайам потянул книгу за корешок, она вынулась не сразу и с легким треском. На обрезе ее лежал толстый слой пыли;
   Лайам дунул, и в воздух поднялось грязноватое облачко.
   – Как видно, Тарквин частенько в нее заглядывал?
   “Нет”, – отозвался дракончик. Лайам не стал объяснять уродцу, что это шутка, у него появилось занятие поважнее. Страницы толстого фолианта были исписаны мелким, убористым почерком, столь плотным, что хвостики букв верхних строк зачастую наползали на нижние строки. Пристроив тяжелую книгу на согнутом локте, Лайам принялся проглядывать ее, в надежде обнаружить хотя бы какую-то схему или рисунок. Но оказалось, что вся книга – от корки до корки – заполнена только текстом.
   – Я этого никогда не прочту, – простонал он в конце концов, потом со стуком захлопнул том и водрузил обратно на полку. – У меня нет в запасе свободных полутора лет – а если бы и были, я все равно бы уже через полгода ослеп.
   “Я читал эту книгу”.
   Лайам удивленно воззрился на мелкую тварь.
   – Ты? Каким это образом? – Лайаму тут же представилось, как его фамильяр с умным видом водит мордочкой над разворотом огромного фолианта. – А как ты перелистывал страницы – хвостом?
   Фануил фыркнул.
   “Когда мастер Танаквиль читал ее, я мысленно шел следом. Он всегда позволял мне читать вместе с ним, потому что я все запоминаю”.
   – Так уж и все?
   “Все”.
   – Так что ж мы теряем время?! Тыже можешь мне обо всем рассказать!
   “Книга слишком толста, чтобы…”
   Лайам вскинул руку, останавливая поток рассуждений уродца.
   – Неважно. Это не имеет значения. Просто расскажи о том, что мне нужно знать.
   “Тебе нужно узнать о разных уровнях бытия”.
   – Фануил! – раздраженно воскликнул Лайам. – Я знаю, что я хочу узнать, потому что именно этого я не знаю! И я хочу, чтобы ты помог мне восполнить пробел!
   “Я понял, мастер”.
   Лайам с трудом разжал кулаки.
   – Ну что ж, приступай.
   Дракончик полуприкрыл веки и посмотрел на хозяина, затем встряхнулся, словно пес, выбравшийся из воды, и принялся вталкивать ему в голову мысли. Постепенно в мозгу Лайама стала вырисовываться странная картина мироустройства.
   Книга если только ей можно было верить, утверждала, что существует четыре уровня бытия: земной, небесный, эфирный и астральный. (Эти уровни Фануил, не отступая от книжных страниц, в дальнейшем стал именовать планами.) Возможно таких уровней-планов и больше, но доказательств тому пока не имеется. Земной план – это окружающий мир, небесный – место, где обитают боги и где располагаются серые земли.
   Эфирный и астральный планы, – пояснял довольно путанно Фануил, но Лайам в конце концов его все-таки понял, – это не столько миры, столько границы пересечения двух основных уровней. Серебряная нить, которая связывает его с Лайамом, существует в плане эфирном, поскольку именно этот план соотносим с вещами духовными.
   – Духовными от слова “дух”? Душа и все ей подобное?
   “Да”.
   – Так вот зачем каменным грифонам умение перемещаться в эфирном пространстве – чтобы переносить души умерших в серые земли.
   “Возможно. Фокус матушки Джеф, с помощью которого она показала тебе души усопших, также связан с эфирным планом”.
   – И что, Тарквин, сосредоточившись, мог заглянуть в этот план?
   “Мог. И довольно свободно”.
   Лайам скрестил руки, привалился спиной к шкафу и задумался над услышанным. Призраку Двойника следовало бы пересечь эфирный план чтобы отправиться в серые земли, но он этого почему-то не сделал. Возможно, призрак либо оказался отрезанным от этого уровня, либо просто там заблудился. Стоя под дверью таверны, он твердил что-то о птицах, которые его донимают, а еще о том, что ему никак им не помочь. Может быть, за душой Двойника прилетали каменные грифоны? Нет, вряд ли. Черная жрица сказала, что грифоны являются лишь за великими праведниками, а Двойника трудно назвать даже хорошим малым. Правда, Мопса вроде бы неплохо к нему относилась. И относится и сейчас, если еще не знает, что тот мертв.
   “Ты хочешь узнать про астральный план?”
   – Это относится к делу?
   “Не очень. Этот уровень даже более загадочен, чем эфирный. Вероятно, именно там зарождается магия”.
   – Я думал, магия исходит от богов, – удивился Лайам.
   “Кажется, нет. Согласно этой книге и мнению мастера Танаквиля, источник магии существует отдельно от божественной силы. Когда я замечаю магическое действие, это происходит в астральном пространстве”.
   – Ты что – видишь всплеск магической силы?
   “Скорей, ощущаю – как вспышку жара. – Дракончик умолк, и Лайаму показалось, что тот подбирает слова. – Я не могу объяснить, но это не то, что можно видеть глазами”.
   – Ну ладно, – сказал Лайам. – Раз ты считаешь что астральный уровень не очень нам нужен, оставим его. Меня куда больше занимает эфирный план. Тарквин мог входить в него?
   “Там не так много места. Тарквин умел путешествовать по нему, но это не совсем путешествие”.
   Дракончик снова умолк, однако Лайам не стал ожидать, пока уродец вновь раскачается.
   – Ну, неважно, – махнул он рукой. – Так, значит, Тарквин этот уровень знал?
   “Да, и хорошо”.
   Лайам вдруг почувствовал, что очень устал. Он тяжело выдохнул и оттолкнулся от шкафа.
   – Вопросы, вопросы, вопросы… О боги, как мне все это осточертело!
   “Приляг, отдохни. Если ты собираешься ловить привидение, вряд ли тебе удастся выспаться этой ночью”.
   Диван, на котором обычно Лайам ночевал, манил его к себе прохладой мягких толстых подушек. Пожалуй, вздремнуть действительно стоит. Сейчас, когда сквозь стекло потолка в помещение льется солнечный свет, он все равно не проспит слишком долго.
   – Пожалуй, так я и поступлю.
   Он тяжело опустился на диван и вытянулся во весь рост. Ох, до чего же приятно расслабить плечи! Лайам утонул в подушках, чувствуя, как напряжение оставляет его.
   “Тогда приятного сна. Можно, я полетаю?”
   – Можно, – пробормотал Лайам, потянулся и закрыл лицо вывернутой рукой. – Только через пару часов подними меня, если я разосплюсь.
   Маленький дракон удалился, а Лайам с наслаждением сделал пару глубоких вдохов. Тщетно. Сон почему-то не шел.
   Тело его было совершенно расслаблено, спазмы, сводившие мышцы, куда-то девались, а вот мозг, едва стих стук коготков Фануила, пришел в непонятное возбуждение.
   – Проклятие! – пробормотал Лайам.
   Фануил когда-то сравнил его мысли со стаей вспугнутых, беспорядочно мечущихся птиц. Они и сейчас походили на птиц, только кружили на этот раз более-менее стройно, то уносясь в заоблачные высоты, то кидаясь со всех сторон на какую-то цель.
   Если Фануил мог целиком процитировать целую книгу, почему же его пояснения к ней были такими беспомощными? Лайам еле-еле сумел увязать их в единое целое. Интересно, как действует память дракончика? Возможно, она избирательна и образует напластования, не проникающие друг в друга. Впрочем, в мозгу существа, напрочь лишенного чувства юмора, может твориться все что угодно.
   Лайам убрал руку с лица, но не стал открывать глаз.
   Может ли так случиться, что призрак Двойника упоминал именно о серых грифонах? Черная жрица говорила, что иногда они являются за душами людей, не снискавших при жизни славы, но, если Лайам правильно ее понял, обладавших достоинствами, ставившими их с великими праведниками мира сего в один ряд. Нет, вряд ли Двойник в глубине своего существа таил несказанные добродетели. Просто призрак, пользуясь языком матушки Джеф, малость свихнулся, так что все, что он молол, скребясь в дверь кабачка, вполне могло оказаться пустой болтовней.
   Лайам открыл глаза и уставился в потолок.
   И кстати, чего же ждет от него Лаомедон? Да, собственно, и Лаомедон ли? Леди Смерть заявила, что ему предначертано сослужить службу богам, но каким, объявить почему-то не захотела. Однако если жрицу направил вовсе не Лаомедон, почему же тогда именно ей было поручено передать сообщение? Лайам всегда настороженно относился к богам, и то, что они ждут от него каких-то поступков, не внушало ему особых восторгов. А вдруг он ошибется и вызовет тем самым неудовольствие вышних сил? Или все дело поставлено так, что он ошибиться не может?
   Лайам перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку, пытаясь усилием воли заставить себя уснуть.
   Что же произошло в храме Беллоны? Сцевола объявил себя иерархом, но, очевидно, при всем при том сидит под замком и по приказу Клотена выйдет, как миленький, на поединок. А там…
   – Проклятие!
   Лайам выбранился и сел. Нет, уснуть ему явно было не суждено. Закрыв глаза, он послал мысль Фануилу:
   “Я уезжаю. Вернусь поздно ночью”.
   “Может, мне к вечеру тоже отправиться в город?” – тут же отозвался дракончик.
   “Да, – согласился Лайам после короткого раздумья. – Прилетай к девяти в Щелку”.
   Он заглянул на кухню, выхватил из печки румяную булочку и, в два приема расправившись с ней, поспешил на террасу. Вдали, над сланцево-серым, вскипающим белопенными гребнями океаном носился силуэт Фануила. Некоторое время Лайам следил за полетом дракончика, потом решительно повернулся и вновь зашел в дом.
   Когда он сбегал по широким ступеням к Даймонду, в руках у него была еще одна булочка, а на поясе – меч.

15

   Когда Лайам пересек городскую черту, уже вечерело.Он не поехал на этот раз обычной дорогой, а погнал Даймонда севернее, по обнаженным зимним полям, возделываемым трудолюбивыми руками селян, но они быстро уступили место вересковым пустошам. Путь его изредка пересекался водоотводными канавами и болотистыми низинками.
   Иногда в этих низинках теснились скромные жилища селян, зачастую укрытые со стороны моря купами крепких деревьев, и Лайам объезжал их стороной. Временами ему встречались и дома пороскошнее, принадлежащие либо видным саузваркским торговцам, имеющим достаточно средств, чтобы содержать загородное жилье, либо здешним дворянам. Но жизнь знати Южного Тира, быстро терявшей прежние преимущества, во многом теперь зависела от течения городской жизни. Об этом непреложно свидетельствовала сама планировка поместий. Точней, и планировки-то никакой не было, ибо хозяйственных построек, способных полностью удовлетворить нужды землевладельца, вокруг обособленных строений не наблюдалось, кроме того, сами строения, обычно выглядывающие из распадков между холмами, имели непомерное количество окон, а подходы к ним ничем не были защищены.
   Огибая город по широкой дуге, Лайам насчитал семнадцать подобных домов – он совершенно безнаказанно проезжал мимо них. В одном месте какой-то мужчина, выводивший из сарайчика лошадь, даже приветливо помахал рукой одинокому всаднику. Случись такое в Мидланде, владелец земли тут же вскочил бы в седло и погнался за нарушителем, чтобы потребовать пошлину или, по крайней мере, наградить нахала парочкой оплеух.
   Чтобы отвлечься от докучливых размышлений о делах, ожидающих его в ближайшее время, Лайам стал воображать себя вражеским лазутчиком, изучающим местность вокруг Саузварка. Конечно, зимой, когда почва покрыта снегом, а погода весьма ненадежна, никакой враг бы сюда не полез. Да и ранней весной дожди, превращающие вересковые пустоши в болота, превратили бы заодно в безнадежное дело любую осаду. А вот летом город мог оказаться легкой добычей – стоило лишь подойти к нему с юга. Селяне и здешние помещики не смогли бы оказать особого сопротивления, а там от грохота сапог завоевателей затряслись бы ремесленные кварталы. Лайам видел, как на ладони, живописные изломы крыш Норсфилда и Аурик-парка. Мощеные улицы этих районов беспечно перетекали в проселочные дороги, – и нигде не наблюдалось никаких укреплений. Любая армия овладела бы Саузварком в один день.
   “Даже если бы она не была незримой”, – подумал Лайам, и это вернуло его к насущным вопросам. Даймонд стал забирать на юг, а седок, не обращая на то внимания, погрузился в раздумья.
   Незримое, но шумливое войско вряд ли имело своей целью перепугать горожан. Скорее всего, оно и являлось тем самым знаком, о котором молил свою богиню Сцевола. Этот знак дал юноше право на звание иерарха, но почему-то не вывел его из-под опеки Клотена.
   И как ни странно, новоявленный иерарх собирался рискнуть жизнью на поле чести. Впрочем, леди Смерть твердо сказала, что завтра никто не умрет, но что это утверждение могло означать? Она также сказала, что ни один человек из ее храма не пытался проникнуть в обиталище новой богини. Однако Лайам теперь был твердо уверен, что ночные гости, вызвавшие в стане Беллоны переполох, шли вовсе не за сокровищами, а именно за грифоном. Тут в мозгу Лайама мелькнула странная мысль: а как выглядит бог, которому поклоняется черная жрица? В черном храме, по крайней мере там, куда был допущен Лайам, не имелось ни одного изображения Лаомедона.
   “Возможно, он носит бороду, хотя бы затем, чтобы как-то от своих служителей отличаться, – подумал Лайам и усмехнулся. – И возможно, сам заявится поутру за грифоном. Хорош я буду, когда заявлю Кессиасу, что это Лаомедон треснул Клотена по голове и что ему, как благонамеренному стражу порядка, придется арестовать бога”.
   Лайам и сам понимал, что несет сущую околесицу. Если бы за дело взялся Лаомедон, ему не сумела бы воспротивиться даже двойная стража. Но кто же в таком случае проник в этот чертов храм?
   Даймонд сам выбрал дорогу и, вступив на окраину Норсфилда, замедлил шаг. Лайам чуть не свалился с седла, обнаружив, что его обступают дома, но приосанился и вновь отпустил поводья. Он обратил внимание, что окрестные лавки по большей части закрыты и что вокруг почти не видно прохожих. Должно быть, известия о странных вещах, творящихся на Храмовой улице, заставили попритихнуть даже ремесленный люд.
   Если во время поединка в храм кто-то придет, то кто это будет? Лайаму до смерти надоело искать ответы на собственные вопросы, но при всем при том отчаянно хотелось эти ответы знать. Так было и в детстве, когда ему загадывали загадки. Лайам принимался жадно над ними раздумывать, но вскорости охладевал. И наступал момент, когда желание знать отгадку все разгоралось, но уже не оставалось сил размышлять. Тогда Лайам начинал хитрить, он делал вид, что продолжает ломать голову, а сам с нетерпением ожидал, когда ему объяснят, что к чему.
   “Только загадки детства не были связаны ни с небожителями, ни с кровавыми поединками, ни с сумасшедшими призраками, – подумал Лайам, – и мне никогда не приходилось отвечать за то, о чем я не имею ни малейшего представления. Ну с чего они взяли, что я умнее других? И почему, если тебе что-то нужно от человека, нельзя ему прямо об этом сказать?”
   Впрочем, прямота никогда не была присуща богам, и, возможно, лишь потому Лайам старался как можно реже иметь с ними дело.
   Даймонд меж тем самостоятельно отыскал дорогу к конюшне, остановился возле ворот и, оглянувшись, посмотрел на хозяина.
   – Что, мы уже на месте?
   Чалый фыркнул и ударил копытом.
   – Но ведь еще нет и пяти, – с упрекомсказал Лайам. – Ты слишком спешил!
   Даймонд издал короткое ржание, но с места сдвинуться не пожелал, так что Лайаму пришлось спешиться и отправиться на поиски конюха.
   До встречи с Кессиасом оставалось еще полчаса, и Лайам в одиночку поднялся на второй этаж заведения Хелекина. Он мирно устроился за излюбленным столиком и успел осушить кружку-другую свежего пива, пока не появился эдил.
   Обед протекал в унылом молчании. Лайам не особенно рвался к беседе, зная, что она неминуемо свернет на зыбкую, неверную почву бессмысленных предположений. Кессиас, похоже, чувствовал его настроение и молча копался в своем пироге.
   После того как служанка унесла тарелки с остатками снеди, они так и остались сидеть, потягивая подогретое вино с пряностями. Лайам, барабаня пальцами по столу, созерцал собственную руку, а взгляд Кессиаса бесцельно скользил по почти пустому залу таверны. В конце концов эдил кашлянул.
   – Ну и скучная же мы парочка, по правде сказать.
   Он рассмеялся, но смех его был невеселым. Лайам кивнул:
   – Просто неделя была тяжелой.
   – А будет еще тяжелее. – Эдил вновь кашлянул в кулак, поколебался, потом все-таки заговорил: – Ренфорд, я все хочу расспросить вас о том случае. Ну, когда вам довелось невольно помочь богам? Может, вы проясните эту историю, как обещали?..
   – Вы хотите, чтобы я рассказал вам об этом прямо сейчас?
   Лайам нахмурился. Он действительно обещал рассказать эдилу при случае эту историю, но не предполагал, что удобный случай подвернется так скоро. Все произошло, когда он был намного моложе, и в последующие годы Лайам старался о происшедшем не вспоминать. Однако он вполне мог понять, что так подогревает любопытство эдила. Кессиас питал к богам куда большее по чтение, чем Лайам, и прямая возможность соприкоснутся с миром, куда он не вхож, его возбуждала.
   – Ну да, если вы, конечно, не против. Хотя если у вас есть возражения, то мы можем отложить этот разговор на потом.
   Лайам отодвинул в сторону опустевшую кружку.
   – Да нет, зачем же. Только имейте в виду – это случилось больше десяти лет назад. Я уже могу не помнить многих подробностей.
   Кессиас шумно придвинулся вместе со стулом ближе к столу.
   – Конечно-конечно.
   Он явно не верил, что Лайам мог о чем-то забыть.
   “Потому что на него самого, – подумал Лайам, – эта история произвела бы неизгладимое впечатление”.
   – Ну хорошо. Как я уже сказал, это было давно. Я жил тогда в Карад-Ллане – приграничном городке, разместившемся невдалеке от развалин крепости Аурика Великого, – и зарабатывал на жизнь, составляя заемные письма и деловые бумаги. Через городок проходили богатые караваны на север, и, возвращаясь, они также не могли его миновать, вокруг кишела прорва денежного, но неграмотного народу, так что дела мои шли бойко. И вот однажды в Карад-Ллан заявился чокнутый, но бодрый для своих лет старичок – барон Кейл, с отрядом наемников и древней картой, нуждавшейся в истолковании.
   Лайам излагал историю нехотя, в общих чертах, опуская подробности. Карта барона указывала путь к некой долине, затерянной в Королевских горах и некогда принадлежавшей какому-то Тандеру, то ли герцогу, то ли князю. Кейл вообразил, что долина эта битком набита сокровищами, и потому за хорошую плату нанял крепких людей, надеясь с лихвой возместить все расходы. Он сманил с собой и Лайама, потому что тот сумел прочесть все надписи на древнем пергаменте, ибо хорошо знал многие – и даже полузабытые – наречия и языки.
   Сперва эта затея всем участникам экспедиции казалась чем-то вроде прогулки, сулящей по завершении каждому несметные барыши, но, разыскав долину, они обнаружили, что князь Тандер вовсе не почивает в золотом, усыпанном драгоценностями саркофаге, а жив и здоров. Причем не только здоров, но силен, опасен, непредсказуем и очень коварен, ибо это не человек, а бог. Бог, сошедший с ума и заточенный в укромной долине своим отцом, Повелителем Бурь.