Худ Дэниел. Наследник волшебника

   Отчетливо осознав, что он все это время таскал за собой маленькую шпионку, Лайам взорвался:
   – Любопытство здесь ни при чем! Вы просто побоялись меня тронуть!
   – Полегче, квестор! Мы могли бы прикончить вас в первую ночь, но подумали, что, возможно, вы будете нам полезны. Вы многосторонний человек, Ренфорд, – декламатор, маг, помощник эдила. На что вы еще способны?
   Лайаму стала надоедать пустопорожняя болтовня.
   – Я, например, способен сказать, что ваш человек на крыше мог бы прихватить с собой лук. Тогда бы и от него вам была бы хоть какая-то польза.
   Оборотень рассмеялся и насмешливо поклонился, но поклон получился скованным, а глаза вожака саузваркской карады недобро сузились.
   – Лук на крыше не очень удобен, квестор. Зато этот человек умеет отлично метать ножи. Обмен любезностями закончен. Давайте переходить к делу.
   – Вы слыхали о призраке, появившемся в Муравейнике?
   – Да.
   – Это дух Двойника. Сам Двойник был убит здесь несколько дней назад. Со мной его тело. Я думаю, дух захочет вернуться в него, но прежде мне надо задать ему пару вопросов. Однако для этого возле покойника должен стоять человек, какого он знал при жизни. Вам нужно лишь какое-то время побыть рядом – и все. И мы разойдемся, чтобы далее никогда не встречаться.
   Внезапно в круг света скользнула еще одна зловещего вида фигура.
   – Я же говорил – ублюдка надо убить! – прошипел Шутник, явно готовясь к атаке.
   – Сколько у вас там стражников, Ренфорд? – поинтересовался Оборотень, словно не слыша слов Шутника.
   – Всего один, – сказал Лайам, – и он обо всем забудет. Ведь так?
   Он поднял руку.
   – Забуду, – охотно согласился Боулт, – если меня никто не станет тут задирать. Стражник шагнул вперед, демонстрируя арбалет, и четверо мужчин застыли в недвижности. Лайам и Боулт, Оборотень и Шутник.
   Шутник попытался было что-то сказать, но Оборотень вскинул руку, и вор осекся. Принцепс улыбнулся – одними уголками губ; так скалятся волки.
   – Ладно, квестор, я буду участвовать в вашей игре. Дайте мне слово, что не готовите никакого подвоха и что потом я беспрепятственно отсюда уйду.
   – Даю вам это слово.
   В тот самый миг, когда главарь саузваркской карады шагнул через порог кабачка, колокола начали бить десять.

16

   Боулт и Шутник уставились друг на друга, словно два настороженных пса. За внешней невозмутимостью каждого крылась готовность к броску, смертоносному для противника. Лайам тем временем наблюдал за Оборотнем, уверенной поступью продвигавшимся в глубь помещения. Матушка Джеф откинула край савана, открывая лицо покойного.
   – Да, это и вправду Двойник, – сказал вор, склонившись над трупом. Он взял мертвеца за подбородок и принялся, внимательно всматриваясь, поворачивать его голову из стороны в сторону. Затем, сдвинув покров дальше, вожак стал изучать ножевую рану. – И кто это его?
   – Капитан, вместе с которым он собирался работать.
   – Его имя? – Оборотень выпрямился. Голос принцепса сделался напряженным.
   – Он покинул Саузварк.
   – Он может вернуться.
   – Может, – сказал Лайам. Он понял ход мыслей Оборотня. – Его имя Перелос. Но сейчас важно не это. Важно то, что призрак Двойника бродит по улицам Саузварка и что мне с ним необходимо поговорить. Вы поможете мне?
   – А что у вас к нему за вопросы?
   – Они связаны с событиями на Храмовой улице.
   Принцепс скрестил пальцы,
   – Довольно. Что я должен делать?
   Лайам взглянул на матушку Джеф.
   – Значит, так, – произнесла старуха. – Когда призрак появится, заговорите с ним. Успокойте его. Покажите ему его тело и объясните, как можно мягче, что он умер, а значит, должен покинуть этот мир. Сможете?
   – Эй, – подал голос Шутник, – откуда нам знать, что квестор не спросит его о чем-то другом? Вдруг это ловушка?! Волк…
   – Заткнись, – велел Боулт.
   – Именно, – согласился Оборотень. – Шутник, заткнись.
   Обозленный Шутник смолк.
   – Это я смогу, – невозмутимо продолжил принцепс. – Еще что-нибудь?
   – Ничего. Просто как только Ренфорд заговорит, скажите духу, что это друг. Но не забывайте – говорить надо как можно мягче; призраки пугливы и плохо разбираются в происходящем. Это, кстати, касается и вас, Ренфорд.
   “Призрак появился”.
   – Он пришел – сказал Лайам. Шутник выругался, Боулт издал невнятное восклицание и они – каждый в свою сторону – отступили от двери. В ту же секунду, испуганно озираясь и распространяя вокруг себя белое сияние, на пороге таверны возник призрак.
   – Фай! – позвал он.
   Матушка Джеф подтолкнула Оборотня; тот при виде приятеля в столь странном обличье застыл, разинув от изумления рот.
   – Фай! – повторил призрак.
   Получив еще один тычок, Оборотень наконец-то заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал успокаивающе:
   – Фая здесь нет, Двойник. Зато есть я. Ты меня видишь? Это я, Волк. И Шутник тоже здесь. Помнишь Шутника?
   “Остальные воры сбежали”, – сообщил Фануил.
   – Волк! Посмотри, что со мной сделали эти ублюдки! – Двойник указал себе на грудь, туда, где розой цвело пурпурное пятно. – Они вырезали мне сердце, Волк.
   – Они убили тебя, Двойник. Но это ничего. Мы найдем того, кто это сделал. Мы убьем его, Двойник, обещаю тебе.
   – Тело! – настойчиво прошептала матушка Джеф. – Покажите ему тело!
   И она положила свинцовую пластину на лицо мертвеца.
   – Здесь так холодно, Волк! А у меня нет сердца, которое согревает…
   – Не волнуйся, – сказал принцепс, и Лайам поразился его спокойствию. – Тебе нужно вернуться в твое тело, Двойник. Мы принесли его сюда. Там твое сердце, там ты сможешь согреться. Призрак нерешительно топтался в дверях, глядя на главаря карады. Затем он принялся жалобно всхлипывать.
   – Везде так холодно, Волк, и так опасно. Можно, я войду? Люди гонятся за мной, и эти птицы. Все объединились против меня.
   – Входи, входи, Двойник. Слушай, ты умер. Понимаешь? Этот тип, Перелос, убил тебя, но тебе нужно взглянуть на свое тело. Оно тебя согреет. Ну, что ты стоишь?
   – Тут люди… – сказал призрак, осторожно принюхиваясь и оглядывая помещение.
   – Это друзья, – сказал Оборотень. – Они хотят помочь тебе… а тебе нужно войти в свое тело.
   Он махнул рукой, показывая в дальнюю часть комнаты:
   – Видишь? Там хорошо.
   Призрак сделал несколько шагов и остановился опять. Лайама так и подмывало поторопить безумное привидение, но Оборотень являл собой воплощенную терпеливость.
   – Ну, давай же, Двойник. Разве ты не хочешь согреться? Разве ты не хочешь вернуться в свое тело? Никто не сделает тебе ничего плохого. Вот посмотри.
   Наконец призрак увидел обернутый саваном труп и двинулся к нему мимо Лайама. Шутник и Боулт зачарованно последовали за ним.
   – Это я, – удивленно прошептал призрак. Потом он склонился над телом. Длинные белые пальцы прикоснулись к холодному лбу. – Это и вправду я? – спросил он у Оборотня.
   – Вправду, – ответил живой вор мертвому. – Ты умер, Двойник.
   – А что у меня на губах?
   – Это… защита, – произнес Оборотень с заминкой. – Ото всех, кто хочет тебе плохого. Ты понимаешь меня?
   Последовала длинная пауза: Двойник изучал Двойника.
   – Понимаю, – откликнулся он, наконец. – Так, значит, я умер…
   Он снова принялся всхлипывать, спрятав лицо в светящихся ладонях.
   – Ну-ну, успокойся, – сказал Оборотень, становясь рядом с призраком. – Мы пришли сюда, чтобы все уладить. Но тут есть один человек – он очень заботится о тебе, и ему нужно кое о чем у тебя узнать.
   – Кто здесь?
   – Это друг.
   Матушка Джеф вытолкнула Лайама вперед.
   – Привет, Двойник, – сказал Лайам. Призрачный вор неотрывно глядел в лицо мертвеца.
   – Двойник! – подал голос Оборотень. – Это друг.
   – Что ему нужно? Я умер.
   – Я хочу знать, кто гонится за тобой, Двойник.
   Заслышав это, призрак оторвал взгляд от мертвеца и уставился на Лайама.
   – Птицы.
   – Да, – мягко произнес Лайам. – Птицы. Чего им от тебя надо?
   Двойник склонил голову, словно пытаясь что-то припомнить.
   – Они хотят, чтобы я им помог. Они говорят, что отдадут мне потом мое тело. Но у меня нет сердца. Тот, у кого нет сердца, никому не может помочь.
   – Чего им от тебя надо, Двойник?
   Лайам уже и сам это знал, но ему хотелось получить подтверждение.
   – Я не могу вспомнить.
   Внутренне выбранившись, Лайам вкрадчиво подсказал:
   – Возможно, они хотят, чтобы ты пошел на Храмовую улицу?
   – Да! – радостно произнес призрак. – Правильно! Они хотят, чтобы я пошел на Храмовую улицу, и говорят, что отдадут мне мое тело, если я сделаю то, о чем они просят! Но мое тело здесь. Как оно сюда попало?
   – Мы принесли его сюда для тебя, Двойник. А о чем они просят?
   – Они хотят, чтобы я украл птицу. Такую же, как они. Но тот, у кого нет сердца, ничего не может украсть.
   – Твое сердце здесь, Двойник. И ты его сейчас же получишь.
   Лайам кивнул матушке Джеф, и та проворно сняла пластину с лица покойника.
   Двойник вновь принялся всхлипывать и склонился над телом, словно пытаясь к нему прижаться. Матушка Джеф встала и попятилась, жестом велев Лайаму и Оборотню отойти,
   Плача и поглаживая свою недвижную оболочку, призрак Двойника медленно поблек и постепенно исчез. Ведьма облегченно вздохнула.
   – Ну что ж. Дело сделано. Мы можем завтра же отослать мертвеца в храм Лаомедона. – Она посмотрела на Лайама. – Ну, так что же там с Храмовой улицей, а?
   Лайам шумно выдохнул воздух и покачал головой:
   – Я еще ни в чем не уверен. Мне нужно хорошенько подумать.
   Он взглянул на Оборотня. Тот стоял над недвижным телом приятеля, вытянувшись и сжав кулаки.
   – Мы сами его заберем. И похороним по нашим законам.
   – Как вам будет угодно, – мягко отозвалась матушка Джеф.
   Принцепс повернулся к Лайаму:
   – Полагаю, квестор, мне надо бы поблагодарить вас.
   Лайам лишь краем уха слышал эти слова, в его мозгу зарождалась невероятнейшая догадка.
   – Это безумие! – взорвался Шутник. – За что тут благодарить? Он сам убил Двойника, он всех нас прикончит!
   – Заткнись, – велел Оборотень. – Тут тошно и без тебя.
   – Ну нет, я не стану молчать! Он чародей! Он заманил нас в ловушку!
   – Квестор! – выкрикнул Боулт.
   Лайам поднял голову и увидел, как Шутник, приседая и страшно скалясь, идет на него, выхватывая из рукава нож.
   “Фануил!” – мысленно воскликнул Лайам и остался стоять, ибо уже был не в силах отразить эту атаку.
   А потом Шутник зашатался и тяжело рухнул на груду битой посуды; и нож, звякнув, упал рядом с ним. Оборотень поворотился было к товарищу, но тоже грузно осел на пол, затем повалился на бок и тяжко всхрапнул.
   В таверне воцарилось длительное молчание. Нарушил его ехидный голосок матушки Джеф.
   – Так-так, Лайам Ренфорд, и вы говорите, что вы – никакой не маг?
   Пришлось осмотреть недвижно лежащих воров, чтобы проверить, не поранились ли те при падении. У Шутника на лице обнаружилась пара мелких порезов; в остальном же спящие были в полном порядке.
   – Оставим их здесь. Проснувшись, они заберут Двойника с собой, – сказал Лайам. Стражник и ведьма только кивнули, явно не собираясь ему возражать. – Боулт, вы проводите матушку Джеф до дома?
   – Да, квестор.
   – А вы что станете делать? – рискнула спросить старуха.
   – Я ненадолго тут задержусь. Мне нужно подумать.
   – Вас беспокоит Храмовый двор? Я правильно угадала?
   – Да, – ответил Лайам. – Но мы все сделали верно. А теперь ступайте. Они скоро проснутся, и не в самом радужном расположении духа.
   Стражник с ведьмой ушли. Переступая порог, матушка Джеф оглянулась через плечо, но Лайам этого не заметил. Он лихорадочно размышлял.
   Гигантские птицы, осаждавшие дух Двойника, скорее всего, были каменными грифонами, решившими освободить своего томящегося в храме Беллоны собрата. Тут все сходилось. Серым грифонам доступен эфирный план, и призракам этот план также доступен. Они предложили скитальцу сделку. Дух помогает украсть пленника, грифоны возвращают ему тело, то есть дают приличным образом умереть. Но дух Двойника помешался и оказался ни к чему не пригоден. Тогда кто же решился помочь загадочным существам?
   Лайаму казалось, что он знает ответ на этот вопрос. Столь, впрочем, невероятный, что ему не хотелось в ту сторону думать.
   Однако думать все-таки приходилось, ибо план действий назавтра Лайаму следовало составить, сообразуясь с новой догадкой. Какое-то время он стоял, уставившись в одну точку, потом кивнул и принялся обыскивать Оборотня. Не найдя того, что ему было нужно, он перешел к Шутнику, и в его карманах обнаружил желаемое – небольшой комплект воровских отмычек. Лайам сунул Шутнику в карман золотую монету, а отмычки переложил к себе в кошелек. Покончив с этим делом, он покинул таверну и быстро зашагал по ночным улицам к городской конюшне.
   Фануил присоединился к нему уже на пути к дому; он уселся впереди хозяина на луку седла.
   – Как по-твоему, могло ли такое случиться? – поинтересовался Лайам.
   “Могло”.
   – Да, но есть ли в этом какой-нибудь смысл?
   “Нет. Зачем каменным грифонам понадобилась чья-то помощь? И с какой стати он взялся бы им помогать?”
   Они добрались до скалистой тропы и двинулись вниз к бухте. В небе ярко сверкали звезды, а по морю тянулась дорожка лунного света.
   – Есть, конечно, способ кое-что прояснить.
   “Какой?”
   Лайам промолчал. Даймонд, пользуясь тем, что хозяин дал ему волю, медленно побрел через пляж к двери своего сарайчика.
   – Могила. Мы можем разрыть могилу.
   Он бросил взгляд в сторону укромного уголка пляжа, укрывшегося в тени высокой скалы.
   “И что ты надеешься там найти?”
   – Ничего, – отозвался Лайам, затем вдруг одним порывистым движением соскочил с коня и распахнул дверь в сарайчик. – Совсем ничего. Я пошел спать. Разбуди меня за час до рассвета.
   Если не считать экзотический танцовщицы, которая била в барабан и кричала: “Проснись!” – сновидения в эту ночь Лайама не посещали.
   Он сполз с дивана и дотащился до кухни, чтобы разжиться горячей водой, размышляя попутно, можно ли это считать добрым знаком. Добрым, не добрым, но, конечно же, в первую очередь столь глубокий сон свидетельствовал о том, насколько он вчера измотался. А резь в глазах и постоянные позывы к зевоте подтверждали, что полностью избавить его от усталости этот сон все же не смог. Умывание немного взбодрило Лайама, но все равно он чувствовал себя глубоко несчастным. Обрывочные размышления о предстоящем визите в храм новой богини тоже не добавляли ему радости.
   – В конце концов, ведь это нетрудно, – заявил Лайам, когда они с Фануилом, каждый на свой лад, наслаждались горячим кофе. – У клетки должна быть какая-то дверца. Не могли же они городить решетки прямо вокруг этого существа.
   “А что, если она заперта?”
   – Навряд ли. Зачем такой клетке замок? Хватит и обычного засова снаружи. У зверей, подобных грифонам, не имеется рук. Впрочем, даже если клетка и заперта, у меня есть отмычки.
   Вот Шутник разозлится, подумал удовлетворенно Лайам. Он не испытывал на этот счет ни малейших терзаний. Во-первых, подручный Оборотня был типом зловредным. А во-вторых, он ведь оставил ему взамен золотой. Конечно, новый набор отмычек на базаре не купишь, но это уже трудности самого Шутника.
   “Да, но почему ты собираешься это сделать?”
   Лайам не знал, как ответить на этот вопрос. Но все-таки попытался:
   – Потому, что это кажется мне справедливым. Мне всегда не нравилось, что Клотен томит в неволе грифона. Вдобавок – и это весьма важно – я смогу вместе с ним оттуда убраться.
   “Ты уверен?”
   – Пока что – да. А если у меня появится хоть капля сомнения, я и пальцем не шевельну.
   Дракончик вновь склонился над чашкой и с громким сопением втянул в себя аромат напитка.
   Стул был удобным, кофе – просто отменным, и какое-то время Лайам забавлялся, размышляя, а не остаться ли тут на весь день? В конце концов, ну что он забыл в этом тесном, мрачном, каменном Саузварке? Впрочем, эти размышления не помешали ему, допив кофе, убрать со стола и отправиться в сарайчик за Даймондом. Фануил деловито трусил следом за ним.
   Свежий холодный воздух прогнал последние остатки сна. Лайам на миг задержался в уютном пространстве дворика, аккуратно вымощенного камнями, глядя на предрассветную синеву неба и слушая шорох волн, набегающих на песок. Здесь было так хорошо, что Лайам снова – и чуть ли уже не всерьез – подумал, а стоит ли ему сейчас куда-то там ехать.
   Тут из сарайчика донеслось фырканье Даймонда, и Лайам неохотно пошел на зов, старательно отводя взгляд от дальнего пятачка слежавшегося песка, где он – не так уж в общем-то и давно – похоронил Тарквина.
   Хотя было еще рано, на Храмовой улице уже собралась толпа человек в пятьдесят. Горожане испуганно жались друг к другу и приглушенно перешептывались. Какой-то стражник, заметив Лайама, вытянулся в струну и указал в сторону тупика:
   – Эдил ожидает вас, квестор.
   Лайам с некоторой заминкой кивнул и тронул Даймонда каблуками. Конь двинулся через толпу; люди поспешно перед ним расступались, словно чего-то страшась. Кессиас, выстроив часть стражников у входа в тупик, прохаживался вдоль строя. Его подчиненные были вооружены и облачены в боевые доспехи; каждый держал в руке факел. Эдил поймал взгляд Лайама.
   – А, Ренфорд! Доброе утро!
   По его тону было ясно, что на самом-то деле он ничего доброго от этого утра не ждет. Рыкнув на одного из стражников, Кессиас велел тому принять у Лайама поводья. Стражник поспешно повиновался и увел чалого в сторону.
   – Я смотрю, тут уже все готово.
   Ворота храма Раздора были открыты, за ними посверкивали боевые кольчуги служителей, перекликаясь с таким же посверкиванием, исходившим от храма Беллоны. Возле фонтана двое жрецов – Эластр и Гвидерий – совещались о чем-то с третьим – пожилым мужчиной, на красном шелке плаща которого золотой нитью было вышито огромное колесо.
   – Стражники отдают мне честь, ординарец забирает коня – я ведь могу и привыкнуть ко всем этим почестям.
   Кессиас отвлекся от созерцания трио, стоящего у фонтана, и смерил Лайама оценивающим взглядом.
   – Можно сделать так, что вам и не придется от них отвыкать. Но этот вопрос мы обсудим попозже.
   – Я пошутил.
   – А я – нет.
   Лайам поспешил сменить тему беседы.
   – Кто этот старик в красном плаще?
   – Иерарх храма Фортуны – видите колесо? Он согласился судить этот бой. Перед поединком пройдет моление, потом что-то еще, но выход главных участников все же не за горами. Так что шли бы вы в храм.
   Пожав плечами, Лайам двинулся было через тупик, но тут же остановился, услышав, как кто-то его окликает. Обернувшись, он увидел чумазую мордочку Мопсы. Девчонка вынырнула из толпы и подбежала к нему:
   – С добрым утречком, дядя! Что ты здесь делаешь?
   – Собираюсь зайти в храм – помолиться. Я тороплюсь. А ты здесь зачем?
   – Тренируюсь, – сообщила девчонка, похлопав себя по карману, и ухмыльнулась, когда там забренчало. – Толпа собралась час назад. Я уже скоро смогу уйти.
   – А я ухожу прямо сейчас, отмычка. И кстати, какой-то стражник давно глядит на тебя. Ну, я пошел.
   Лайаму, в общем-то, совсем не хотелось быть грубым. То, что Мопса заговорила с ним, приятно его удивило.
   – Можно пойти с тобой? Я хочу посмотреть на схватку, но отсюда ничего не увижу. Я слишком маленькая.
   – Я не буду на это смотреть. Мне нужно побыть в храме.
   – А-а… – разочарованно протянула Мопса.
   – Послушай, – начал было Лайам, но заколебался. – Э-э… Оборотень что-нибудь рассказывал о том, что случилось вчера?
   – О том, что ты сделал для Двойника? Конечно, рассказывал. Ты очень хорошо поступил. Все наши так говорят. Хотя тебе надо бы поменьше якшаться с эдилом.
   Очевидно, ни Оборотень, ни Шутник и словом не обмолвились о том, что их усыпили. Да и понятно, кому охота ронять себя в глазах членов карады. Впрочем, это все-таки не объясняло, почему девчонка так приветлива с ним.
   – Ну, ладно, – быстро сказал Лайам, – можешь пойти со мной. Но тебе придется подождать снаружи, пока я кое с кем переговорю. Смотри, не путайся у жрецов под ногами. И не смей ничего красть!
   – Мне на сегодня хватит, – сообщила Мопса, очень довольная и собой, и таким поворотом дел. Она засеменила вслед за своим строгим “дядюшкой” к чаше фонтана, которую, впрочем, Лайам постарался обойти стороной, чтобы не беспокоить жрецов, судя по всему, еще раз обговаривающих условия поединка. У ступеней, ведущих к храму Беллоны, перед безмолвными рядами служителей новой богини, Лайам остановился и повернулся к девчонке. Движением подбородка он указал на пустующий угол площадки:
   – Жди меня там. Оттуда тебе все будет видно, и ты никому не помешаешь. Но если кто-нибудь велит тебе отойти – отойди. Поняла?
   – Конечно, я ведь не дура.
   – Сомневаюсь, – сказал Лайам и прежде, чем девчонка успела ответить, зашагал вверх по ступеням. Его и впрямь несколько удивляло поведение мелкой отмычки. Та, похоже, совсем не испытывала к нему неприязни, хотя почему – непонятно. Он ведь “якшался” с эдилом, а Мопса была воровкой. Им по всем правилам полагалось бы враждовать. Возможно, Оборотень счел, что Лайам, выручив дух Двойника из беды, оказал тем самым гильдии большую услугу.
   “Несмотря на то что я, в основном, преследовал личные цели”, – подумал Лайам. Впрочем, это ничего не меняло. Карада все время знала, что чужак связан с властями, и Оборотень, отправляясь в Щелку, не забыл прихватить охрану. Однако почему же он все-таки не запретил Мопсе водиться с ним? Следует ли из этого, что гильдия впредь не станет его беспокоить?
   Лайам беспрепятственно прошел до дверей храма, и лишь после того, как он перешагнул порог, одинокий страж преградил ему путь копьем и потребовал назвать свое имя.
   – Лайам Ренфорд. Я пришел повидаться с одним из ваших братьев – Сцеволой.
   Копье тут же вернулось на место; очевидно, Лайама ждали.
   – Иерарх Сцевола там, – сообщил почтительно страж и указал на дверцу за алтарем.
   Там стоял еще один караульный. Услышав имя посетителя, он тут же повел его по узкому коридору в заднюю часть храма. Они спустились по небольшой лесенке и, миновав ряд задрапированных занавесками келий, подошли к последней из них – ее занавеска была отдернута. Караульный объявил о приходе гостя, после чего удалился.
   Лайам заглянул в келью. Сцевола стоял у правой стены, подняв руки, а широкоплечий приземистый кэрнавонец застегивал на нем перевязь с длинным мечом.
   “Должно быть, этот служитель и писал записку ко мне”, – подумал Лайам. Потом он заметил Клотена, тот привалился к противоположной стене и сердито покусывал губы.
   – Доброе утро, квестор, – сказал Сцевола, устало улыбаясь вошедшему.
   – Иерарх Сцевола. Иерарх Клотен. Лайам намеренно отдал первый поклон юноше, подчеркнув его титул, и был вознагражден яростным взглядом жреца.
   – Ну что, закончили они там наконец?
   – Кто, иерарх? – вежливо поинтересовался Лайам.
   – Эластр, Гвидерий и этот болван из храма Фортуны, кто же еще?
   – Когда я шел сюда, они совещались.
   – Тогда я пойду, проверю, почему они там застряли, – заявил Клотен и двинулся к выходу. Дойдя до Лайама, он внезапно остановился, развернулся и ткнул пальцем в Сцеволу: – Запомните, иерарх. Поражение просто недопустимо. Ваша задача – драться, не жалея себя. На карту поставлена честь нашей богини. Сцевола лишь кивнул в ответ и, проводив взглядом Клотена, знаком велел служителю удалиться. Когда тот ушел, юноша снял перевязь и закрепил ее по-другому – так, чтобы рукоять меча выглядывала из-за спины.
   – Я рад, что вам удалось прийти, – сказал он, сноровисто подгоняя пряжку.
   Судя по голосу, Сцевола устал не меньше Лайама – а возможно, и больше. Лайам на миг при гляделся к растрескавшейся коже вокруг его глаз, невольно выискивая там предательские круги, но потом вспомнил, что юноша никогда не спит.
   – Я получил вашу записку, – не очень-то кстати откликнулся он.
   – Мне хотелось поблагодарить вас. Вы сказали, что мне надо молиться. Я молился – и богиня ответила мне.
   – Она показала всем, что вас отличает? Как это произошло?
   – Вчерашним утром все братья собрались на молитву. Я тоже пошел, хотя и молился всю ночь, – глаза больного юноши увлажнились. – А потом мы услышали, как по Храмовой улице с шумом движется войско. Бойцы вошли в храм и встали вокруг меня.
   – Вы что – их видели? И все остальные тоже?
   – О да, мы все видели их, – сказал Сцевола с благоговейным трепетом. – Они окружили меня, а потом сняли шлемы, и оказалось, что каждый воитель болен сквернавкой. Вы можете себе это представить? Герои, пораженные тем же недугом, что и я, отдавали мне почести.
   Лайаму это знамение показалось довольно сомнительным, но его порадовало настроение юноши. Сцевола уже не казался тем подавленным и угловатым мальчишкой, каким он выглядел в день их знакомства.
   – Тогда почему Клотен по-прежнему иерарх? Почему вы не сменили его? И зачем вам вменяют в обязанность выйти на поле чести?
   Сцевола склонил голову набок, словно вопросы показались ему странными.
   – А почему бы ему не быть иерархом? Это знамение означает всего лишь, что я отмечен моей госпожой, а не то, что Клотен лишается ее милости.