Придворные дружно захохотали, награждая ужимку шута, но Инконню смех показался издевкой. Лорд Эдрик вскинул брови, спросил мрачного рыцаря удивленно:
   – Неужто одолели болотного дракона, доблестный сэр?
   – Двух, – буркнул рыцарь.
   – Да вы герой!
   – Скажите об этом леди Хелии, – сказал рыцарь угрюмо. Фрейлина фыркнула, взглядом прикипела к акробатам, а полных губ коснулась серебряным ободком кубка.
   Лорд сказал задумчиво:
   – С таким рыцарем путь через Гиблый лес может показаться вечерней прогулкой по цветущему саду.
   Фрейлина поперхнулась вином, закашлялась, упрямо смотря на акробатов и шутов, жонглирующих ножами.
   Инконню от досады сказал резковато:
   – Поведайте о Гиблом лесе, лорд Эдрик.
   Лорд переждал очередной взрыв хохота, мельком глянул на цирковое представление и начал размеренно:
   – Лес раскинулся, будто пятно грязного масла на чистой воде, сэр Инконню. Если и пересекать его, то с большим вооруженным отрядом. Впрочем, я предпочитаю водную артерию.
   – Нам не подходит, – покачал головой рыцарь сокрушенно.
   Эдрик вздохнул, пальцами потарабанил по столу.
   – Тогда будьте бдительны, сэр Инконню. Каждый миг готовьтесь к атакам сил зла. Но случится это не скоро, – хохотнул он. – Путь единожды выходит из леса, на этом отрезке худо-бедно спокойно, а дальше начинается ужас.
   – А почему дорога петляет, лорд Эдрик? – спросил рыцарь недоуменно.
   Хозяин замка пожал плечами:
   – Спросите о том жителей лесной деревни.
   Непонятная нотка Инконню насторожила.
   – С деревней что-то не так, лорд Эдрик?
   Хозяин замка замялся, бросил взгляд на Хелию, сидящую с распахнутыми от восторга глазами, и понизил голос:
   – Место слишком подвержено влиянию древних сил. Нет-нет, ничего плохого или зловредного, но там волшебство, от которого лучше держаться подальше. Много храбрых рыцарей, движимых любопытством, приходили в деревню и…
   – Что «и»?!
   – Оставались там, – сказал лорд. – Забывали рыцарские обеты, снимали доспехи, жили, как вилланы. Говорили, что нашли нечто лучшее, нежели рыцарская добродетель.
   Сердца рыцаря коснулся холодок, опасность не оформилась четко, была еле уловима, но казалась страшной и неодолимой.
   На смену акробатам и шутам в центр зала вышел менестрель, легким касанием струн лютни погасил гомон. Даже свечи будто потускнели, и зал погрузился в полутьму, разбавленную танцем каминного огня.
   Менестрель затянул песню о великой любви двух несчастных сердец: однажды старый король послал рыцаря за прекрасной дамой, возжелав жениться. Рыцарь исполнил поручение, пройдя трудный путь, сразил дракона. Но судьбе было угодно соединить сердца рыцаря и суженой короля. Глупая служанка оставила без присмотра кувшин с заговоренным вином, чья сила заставила молодых людей полюбить друг друга.
   Менестрель пел жалостливым голосом о страданиях влюбленных, о гибели доблестного рыцаря и угасании девушки. Под конец печальной песни многие дамы разрыдались, а у мужчин подозрительно блестели глаза.
   Певцу достались хвалебные крики и гром оваций. Эдрик протер глаза, обратился к Инконню:
   – Вижу, песня вас не тронула, сэр Инконню.
   Рыцарь пожал плечами, ответил неохотно:
   – Нет смысла переживать о зряшной любви.
   Хелия утерла покрасневшие глаза, смерила рыцаря негодующим взглядом. Лорд спросил живо:
   – Как вы сказали, «зряшной»?
   Рыцарь, ежась под взглядом фрейлины, ответил еще неохотней:
   – Изначально рыцарь и дама теплых чувств друг к другу не питали. Лишь колдовство вина разожгло любовное пламя. Но это все равно что полюбить по приказу. Вот велю Джону полюбить Аделаиду, и так тому быть. Рабская любовь, лорд Эдрик. Столь светлое чувство должно возникнуть по воле человека, а не по колдовскому наказу. Подобное претит.
   Эдрик задумался. Леди Хелия сверкнула глазами злобно, зашипела рассерженной кошкой:
   – Да вам вообще любовь претит, сэр Инконню, потому что вы – мужлан!
   – Леди Хелия! – воскликнул шокированный Эдрик.
   Рыцарь остался спокоен, с усилием унял злую волну в голове.
   Придворные пикировку гостей пропустили мимо ушей. Грянула веселая мелодия, ноги заходили ходуном, один за другим люди стали выскакивать из-за стола.
   Инконню поднялся:
   – Лорд Эдрик, благодарю за чудесный пир, попросите слуг проводить меня до покоев.
   Хозяин замка выглядел искренне огорченным:
   – Уже уходите? Да, время позднее, но, прошу, останьтесь, сейчас будем играть в Слепого Кота, наступает время танцев. Можем развеять скуку шахматами.
   Инконню покачал головой:
   – Увы, лорд Эдрик, бренное тело требует отдыха. Телесная оболочка измотана то ли схваткой с накерами, то ли общением с прекрасной дамой Хелией.
   Фрейлина настолько поразилась способности рыцаря язвить, что замерла с открытым ртом, провожая спину юноши ненавидящим взглядом.
   Дверь приглушила буйное веселье. Слуга повел рыцаря по длинному коридору, свет факелов превратил их тени в танцующих уродцев. Инконню глянул мельком, усмехнулся.
   Перед глазами появилось обиженное лицо Хелии, и его ожгло стыдом. Рыцарь мучился и горько сожалел о недостойном поступке.

Глава шестая

   Туман упорно не хотел таять. Белесыми когтями цеплялся за могучие стволы, облепляя голые ветви, будто снег.
   Гиблый лес встретил путников молча.
   Инконню напрягал чувства, но уловить дыхание дьявольской силы не мог. Лес как лес. Кони ступали по лиственному ковру цвета запекшейся крови. Волны тумана неохотно расступались перед ними. Кроме шагов и дыхания, лес не тревожили звуки. От тишины в ушах тонко звенело.
   Юноша бросил за плечо быстрый взгляд – леди Хелия понурилась в седле, прекрасное личико бледное, измученное, а глаза старательно прячет.
   «Бедная, голова, наверное, болит страшно», – посочувствовал рыцарь.
   Фрейлина молчала. Путь от замка Эдрика через жухлые поля, пустоши, поросшие колючим кустарником, Инконню пребывал в непривычно благостном расположении духа. Рассматривал темные стволы и обглоданные осенью ветви. Чудилось иногда за деревьями движение, но плотный туман надежно хранил тайны леса.
   – Эх, – подал голос Гарет, – славный пир! Умеет лорд Эдрик приветить гостей, да, сэр Инконню?
   – Да, Гарет, – согласился рыцарь, – лорд Эдрик – образец поведения мужчины в нашем несовершенном мире.
   Фрейлина фыркнула громче лошади.
   – Типично мужская логика, – сказала она презрительно. Голос от долго молчания пополнился очаровательной хрипотцой. – Как и у псов: кто накормил, тот хороший.
   Рыцарь почти с облегчением услышал ехидные слова – фрейлина в порядке.
   – Что-то не так, леди Хелия? – спросил вкрадчиво.
   – Настоящий мужчина никогда не откажет даме в помощи! Увидев женщину в трудном положении, первым предложит услуги, не дожидаясь грома с небес, – ответила фрейлина сварливо.
   «Просила у лорда сопровождающих, – догадался рыцарь. – А Эдрик отказал. Хм, второй раз встречаю мужчину, наделенного саном заступника, но в помощи отказывающего. Почему так? Неужто мир сошел с ума? Я один вижу неправильность таких поступков? Рыцарю так делать нельзя!»
   Тень мысли, что подобная болезнь равнодушия может заразить рыцарство, напугала. Он поспешно отогнал мысль прочь, но она возвращалась, настырно тычась, как несмышленый теленок лбом.
   – Что корчитесь, сэр Инконню? – услышал он ехидный голос. – Вспоминаете пир?
   – Нет, леди Хелия, – ответил рыцарь столь смирно, что фрейлина умолкла.
   Гарет с тоской осматривал голые деревья, от вида грязно-коричневого ковра тошнило. Он уткнул взгляд в грифона на щите господина. Господина!.. Х-ха!
   Оруженосец, скрипя зубами, взглядом разорвал рыцаря на куски, волны горячей крови плавили мозг.
   Безродный!
   Попал в младшие рыцари по заступничеству славного Гевейна, известного блажью помогать вот таким. Гарет в детстве подбирал брошенных животных, выхаживал, чувства «солнца рыцарства» понимал. Но как обидно. Обидно!
   Сын знатного рода прислуживает безродному выскочке! Не имеющему ни земель, ни замка. Как отблагодарит за верную службу? Словами? Почему не отдали под начало знатного патрона?
   Безродный!
   Инконню поежился, показалось, к загривку приставили меч. Он сдвинул лопатки, будто меж ними скользнула ледяная капля.
 
   Тропа гладко стелилась меж деревьев, изредка путь преграждала трухлявая валежина либо дерево нагло выпрастывало толстенные корни, но звенящая тишина угнетала. Инконню поневоле зевал, глаза слипались. Пейзаж был до того однообразен, что казалось – стоят на месте.
   «Хоть бы поругала», – подумал рыцарь, усмехнувшись.
   Сумерки надвигались неспешно. Очертания деревьев, опавших листьев медленно съедались, ощутимо похолодело. Дыхание облекалось призрачной клубящейся плотью. Рыцарь поежился, с удивлением отметив, что не от холода, а от давящего страха. Почудилось какое-то движение по верхушкам деревьев – шумно упала ветка.
   – Сэр Инконню, не пора ли устроить привал? – поинтересовалась фрейлина, но рыцарь уловил в голосе страх.
   – Конечно, леди. Гарет, видишь подходящее место?
   Оруженосец буркнул:
   – А как же. Там деревья реже.
   Рыцарь мысленно осудил неподобающее обращение, но смолчал…
   Тьма сгустилась. Робкий свет костра бессильно тыкался в черные стены ночи. Привязанные кони храпели обеспокоенно.
   Фрейлина протянула ладони к огню. Инконню восхитился точеными запястьями, изящными пальчиками.
   Рыцарь отдернул взгляд, будто руку из пламени, посмотрел на Гарета. Оруженосец жевал тонкую веточку, почти стебелек, во взоре горел дерзкий вызов. Инконню нахмурился.
   Гарет поспешно опустил глаза, задрожавшими руками без нужды поправил подстилку. Инконню довольно усмехнулся, но ушатом холодной воды снова обрушился смешок фрейлины.
   Ночь наполнялась звуками: скрип деревьев холодил сердца, казалось, поблескивают за ветвями жадные глаза, кусочки коры падали, сколотые когтями, щелкали хищные пасти.
   Фрейлина, вздрогнув после особенно громкого хруста, придвинулась к огню.
   – Неужели нечем скрасить скучный вечер, сэр Инконню? – сказала капризно, искусно маскируя всхлип.
   Рыцарь удивился:
   – Чем… кхе… Как скрасить, леди Хелия?
   На прекрасном лице фрейлины отразилось раздражение.
   – Неужели вас учили только махать мечом? А стихосложение, а игра на музыкальных инструментах, а умение рассказывать? Чем же вы отличаетесь от мужлана, сэр Инконню? Доспехами и конем?
   Вздохнув, она оглядела недовольно темноту, бросила в костерок ветку. Рыцарь, задрав голову, тупо уставился на ночное небо, зарешеченное ветками.
   – Была б лютня, я бы исполнила несколько баллад, – вздохнула Хелия.
   В черном куполе сверкнули звезды и погасли.
   – Что это? – насторожилась фрейлина при звуках мерзкого хихиканья из темноты.
   Рыцарь молча вытащил меч, потянулся к шлему. Гарет вскочил, шумно порывшись в поклаже, нахлобучил железную каску, тулово прикрыл круглым щитом, правую руку отяжелил дубинкой с шипастым оголовьем.
   Фрейлина приподнялась, спросила требовательно:
   – Что это? Сэр Инконню, извольте объяснить!
   Голос рыцаря из-под шлема прозвучал глухо:
   – Не знаю, леди. Пожалуйста, не вставайте.
   – Вот еще! – фыркнула девушка возмущенно, встала, одернула складки платья. – Не смейте указывать, что мне делать!
   И тут будто черный мешок неба прохудился, и в прореху посыпались темные лоснящиеся тела. Гладкий ком рухнул на фрейлину, огласившую ночной лес отчаянным визгом.
   – Леди Хелия! – вскричал рыцарь.
   Бешенство помутило взор, в одно мгновение оказался рядом с упавшей девушкой, мечом пересек шею напавшего существа. Уродливая голова с круглыми глазами, пастью, полной игл, и двумя прямыми височными рогами покатилась по земле.
   Бестия забилась в судорогах, ослабив хватку чудовищно мускулистых бедер на нежной шейке фрейлины. Инконню рывком отшвырнул ошáэрта. Мерзко голое тело Темного Всадника щедро оросило землю вонючей кровью.
   – Лежите, леди Хелия! – перекричал рыцарь отчаянный визг.
   Тяжелый удар пригнул его к земле, шея затрещала в гибком захвате. Рыцарь стиснул мускулистую лодыжку, с силой дернул. Ошаэрт захохотал, когтями с жутким скрежетом оставил на шлеме бороздки, огненным дыханием раскалил металл – пахнуло паленым волосом.
   В прорезь шлема рыцарь увидел испуганного оруженосца: Гарет прижался к стволу, неловко отбиваясь от скачущей твари. Еще один ошаэрт вскочил на коня: животные с испуганным ревом рванулись, пытаясь избавиться от привязи. Но Темному Всаднику милей объезжать людей: тварь с хохотом спрыгнула с конской спины.
   Инконню махнул мечом за спину. Лезвие отскочило от упругой плоти, но ошаэрт, вскрикнув, хватку бедер ослабил. Рыцарь сдернул тварь за ногу, завершая движение по дуге, подправил полет в дерево. Прямой височный рог вонзился в древесную плоть. Ошаэрт дико завизжал, болтая ногами.
   Стальная полоса развалила тварь надвое: ноги танцевали среди корней, а туловище висело в воздухе.
   Рыцарь кинулся на помощь оруженосцу: двое наездников отогнали Гарета от ствола, коварная тварь скользнула к нему за спину, другая – со злобным шипением вырывала дубинку, когтями царапая щит.
   Инконню с криком обрушил меч – тварь дернулась, на землю упала когтистая лапа. Покалеченный ошаэрт вскрикнул, пасть озарилась пламенем. Огонь ударил в лицо, рыцарь, жмурясь, ударил вслепую. Руку тряхнуло, и слепящий жар исчез.
   Голова наездника огненным колобком скрылась за стволами, а изуродованное тело рухнуло рыцарю под ноги, едва не сшибив. Последний ошаэрт со злобным криком плюнул в затылок Гарета огненной лентой и прыгнул в кусты.
   Оруженосец, упав, судорожно ощупывал загривок, щит и дубинка зарылись в листву. Инконню ворохом влажных листьев пригасил горящий гобиссон.
   – Вставай, помоги леди Хелии! – сказал грубо.
   Гарет, зло сверкнув глазами, молча поднялся, подбежал к фрейлине.
   – Ну, попадитесь вы мне еще! – прошептал рыцарь с ненавистью.
   Удар по затылку оглушил его. Свет померк, звуки исчезли. Очнулся Инконню за пределами ночлежки. Ошаэрт гнал его вглубь леса, мерзко хихикал, огненным дыханием освещая ночь.
   Рыцарь, как пьяный, натыкался на встречные деревья, плечевой пояс превратился в синяк, позвоночник хрустел, грозя лопнуть. Утрата меча угнетала, пальцами впивался в гадкую плоть, давил.
   Ошаэрт вдруг гнусно рассмеялся, залез в глазную прорезь шлема грязными когтями, коснувшись ресниц. Рыцарь в испуге отшатнулся, тяжесть наездника увлекла на землю. Влажно хрустнуло, по ушам стегнул безумный вопль.
   Темный Всадник, отпустив Инконню, заплясал на месте, пыша огнем. В руке у него оказался заляпанный обломок сука.
   Рыцарь с хриплым ревом подмял под себя ошаэрта, кулаками наотмашь бил в мерзкую харю. Наездник шипел, плевался огнем – супервест на груди рыцаря затлел. Когтями ошаэрт скрежетал по котт-де-маю, увязая в гобиссоне, каждым рывком мускулистого тела тварь почти сбрасывала с себя рыцаря.
   Наконец рывки ошаэрта слабели, хрипы перешли в жалобный скулеж. Рыцарь осознал, что молотит безвольное тело.
   Поднялся, пнул труп. Шатаясь, двинулся прочь, угадывая за черными стволами блики костра.
   Послышались мужские голоса, и его сердце ухнуло в пропасть. Рыцарь побежал, спотыкаясь, – корни обрели жизнь, хватали за ноги, земля рвалась к лицу. Едва не снес голову о меч, увязший в стволе. Выдернул клинок и осторожно двинулся к стоянке.
   Пятеро мужчин, бородатые, в кожаных куртках с нашитыми железными бляхами, вооруженные мечами и луками, обступили фрейлину и оруженосца. Двое сноровисто разоружили Гарета, положили лицом в прелые листья. Леди Хелия смотрела на них с ужасом, но подбородок держала вызывающе вздернутым.
   – Не вставайте, леди, – сказал старший из незнакомцев. – Ни к чему.
   Четверо остальных гнусно захохотали. Губы девушки прыгали, кулачки она беспомощно прижала к груди. Тот, что уселся на Гарета, сказал:
   – Рано тешиться. Где-то еще один бродит.
   Еще один поднял с земли щит, усмехнулся:
   – Странный рыцарь. Совсем не защищает даму.
   Инконню выбежал на стоянку, но, обуздав гнев, продолжил холодно наблюдать.
   – Леди, где ваш заступник?
   Фрейлина не удостоила разбойника даже взглядом.
   – На него напал ошаэрт. Он убежал в лес, – прохрипел Гарет.
   Разбойники снова захохотали.
   – С тремя справился, а последнего забыл!
   – Жаль, что наездник его задавил. Гахерис не отказался бы помучить благородное мурло.
   Сидящий на оруженосце буркнул:
   – Это еще неизвестно.
   – Ай, Джонни, – отмахнулся темноволосый разбойник, – если наездник кого оседлает – пиши пропало. Утром поищем труп, сымем доспехи. А сейчас…
   Разбойники уставились на сидящую фрейлину. Лицо девушки залила смертельная бледность.
   – Не смейте, мужланы! – пролепетала фрейлина.
   – Мы будем нежны, леди, обещаю, – сказал разбойник.
   Инконню молча ринулся вперед, и голова разбойника скатилась наземь. Изумленные товарищи растерянно подхватили безголовое тело, а рыцарь безжалостно раскроил грудины еще двоим. Четвертый, бросив оружие, с криком задал стрекача.
   Пятый, оглушив Гарета кулаком, молниеносно натянул лук. Уверенный шаг рыцаря замедлился от толчка в грудь. Стрела застряла в панцире и повисла, будто ветка. Рыцарь, резко вырвав стрелу, досадливо вскрикнул от легкой боли. Разбойник вновь спустил тетиву: рыцарь дернул головой, и железный клюв, миновав глазную щель, со звоном отскочил от виска.
   Ему удалось уклониться от третьей стрелы: разбойник потянулся за новой, но замер – стальной язык коснулся шеи.
   – Сэр Инконню, где вы были?! – закричала фрейлина гневно, захлебываясь слезами.
   Горячку боя сдуло, как пламя грошовой свечки. Разбойник дернулся, поднял раскрытые ладони.
   – Кто такие? – спросил рыцарь зло.
   – Э-э… вольные люди, – пролепетал разбойник, опасливо косясь на меч.
   – Кто такой Гахерис?
   – Главный над нами.
   – А неспроста здесь оказались?
   Разбойник вздрогнул, затрясся, губы его прыгали, нижняя закрывала нос.
   – Мы раньше в другом месте промышляли, доблестный сэр. Это Гахерис велел идти сюда. Сказал, надо оприходо… э-э… встретить леди и рыцаря.
   – Кто такой Гахерис, что указывает демоническим тварям?
   – У него амулет, – пожал плечами разбойник. – Говорят, писанул по горлу колдунчика, надыбал вещицу.
   – Сэр Инконню, избавьте меня от общества мужлана, – сказала фрейлина брезгливо. – Его речь груба и царапает слух.
   Разбойник в ужасе расширил глаза. Инконню сказал с отвращением:
   – Убирайся, душегуб! Радуйся, что не хочу твоей гибелью портить леди настроение. И скажи Гахерису, пусть держится от меня подальше!
   – Понял, понял, благородный сэр, – залопотал разбойник.
   Рыцарь убрал меч от горла душегуба, и тот, пятясь, скрылся за деревом.
   Инконню обернулся, двинулся к фрейлине, мельком глянув на продолжавшего лежать оруженосца, презрительно скривился.
   Глаза фрейлины вдруг округлились.
   «Что на этот раз?» – подумал он досадливо.
   Но тут левую лопатку ожгло болью, парализующий разряд растекся по телу, меч вывернуло из пальцев. Земля вздыбилась, пыль запорошила смотровую щель. Рыцарь потерял сознание.

Глава седьмая

   Грубый гогот сверлил мозг, а резкие окрики били кузнечными молотами. С трудом разлепил веки – глаза резануло светом костра.
   Рыцарь пошевелил лопатками, чтобы сбросить тяжелый камень, и охнул от боли. Это рана так ощутимо колола острой судорогой, с горячими волнами, будто от булыжника, упавшего в пруд.
   Зубами он выбивал затейливый ритм – теплый гобиссон исчез, равно и котт-де-май. От холодной осенней ночи рубашка и брэ – штаны длиной до лодыжек – не спасают. Малейшее движение разбитого тела давалось с трудом, отзываясь слепящей болью.
   Рыцарь огляделся: его и Гарета бросили в просторную клетку на кучу перепрелой соломы. Клетка стояла возле деревьев, обрамляющих просторную поляну, в центре которой горел огромный костер. Свет вырывал из темноты хижины, явно построенные наспех. По поляне бродили отвратительного вида люди с бурдюками вина, кричали пьяными голосами. Инконню заметил среди чужих коней своего белого красавца, и на сердце потеплело.
   Внимание привлекла огромная куча тряпья у дальней стены деревьев. Разбойники боязливо обходили ее, понижали голоса. Пламя бросило яркий оранжевый блик, и дыхание Инконню остановилось.
   – Великан! – прошептал он потрясенно.
   Перепрелая солома зашуршала, оруженосец сдавленно застонал.
   – Что такое? – пробормотал он недоуменно. – Инконню, где мы?
   – Сэр Инконню, не забывай, – процедил рыцарь.
   – А то что? – зло спросил оруженосец.
   – Как смеешь так разговаривать с патроном?!
   Гарет окрысился:
   – Иди к бесу, патрон! Почему отпрыск знатного рода должен подчиняться какому-то ублюдку? Безродный!
   Рыцарь сузил глаза. Движение далось ему с болью: растопыренную ладонь приблизил к лицу оруженосца, тот испуганно отпрянул.
   – Трус! – прошипел рыцарь.
   Гарет раскрыл рот, но замер, услышав сильный, жесткий голос:
   – Надо же! Похоже, они перебьют друг друга без нашей помощи.
   Инконню повернулся, встретил взгляд высокого мужчины с тонкими чертами лица. Гладко выбритый, в светлых глазах холодное любопытство. Рыцарь, посмотрев на блио главаря, усмехнулся:
   – Красный цвет. Не слишком ли, Гахерис?
   Главарь придирчиво оглядел свою одежду, окрашенную в «цвет цвета», покачал головой с укором:
   – Вполне соответствует происхождению. Куда лучше грязной рубашки и брэ.
   Свита угодливо захохотала. Инконню зарычал от злости:
   – Трусы! Где леди Хелия?
   Гахерис ответил скучающе:
   – В моих покоях, греет ложе.
   – Мерзавец! – вырвалась у Инконню.
   Разбойники снова захохотали. Гахерис недовольно махнул рукой, и смех будто обрубило.
   – Потише. Разбудите Громерсрона – скормлю кого-то из вас, – сказал он жестко. – А с вами, – протянул задумчиво, глядя на пленных, – поступим следующим образом… Меня огорчила гибель ошаэртов и трех людей. Заказчику придется заплатить вдвое больше.
   – Презренный наемник! – вырвалось у рыцаря. – Постой, кто заказчик?
   – Узнаешь на небесах, – ответил Гахерис с тонкой улыбкой.
   – Как же вы можете? – спросил Инконню недоуменно. – Вы по виду благородных кровей.
   – Не только по виду, но и по сути, – кивнул главарь. – Удивлены? Я был рыцарем, давным-давно. Не самое плохое было время, но понял, что рыцарские принципы прокормить не способны. Быть на привязи у короля не захотел, хотелось обзавестись землей, построить замок. Увы, земли, как младшему сыну, не полагалось, сюзерен также не одарил, наследницу лорда не встретил. Все ничего, но обязательно найдется злой язык, высмеивающий подобную судьбу.
   – И найдется рука, вырвавшая злой язык, – перебил рыцарь.
   Гахерис чопорно поклонился, оглядел заскучавшую свиту:
   – Однако, мы отвлеклись. Сейчас вас выпустят и дадут оружие. Будете биться на потеху моим молодцам.
   – С кем? – спросил Инконню.
   Разбойники засмеялись, Гарет ожег его презрительным взглядом. Рыцарь густо покраснел.
   – Ты жестоко ошибаешься, если думаешь, что мы будем тешить извергов… – начал он.
   – Я согласен, дайте меч, – сказал Гарет сухо.
   Инконню развеселил разбойников обиженно-удивленным выражением лица. Мелькнула безумная мысль, что оруженосец хитрит, хочет получить оружие, а там…
   Со смешками и оскорбительными криками разбойники открыли клетку, и оруженосец, отпихнув рыцаря, оказался в кольце крепких тел.
   – Вот это по-нашему!
   – Правильно! Бей благородных, чтоб нос не задирали!
   Гарет сказал с обидой:
   – Это я благородный, а он вообще безродный. Может, его и зачали-то на мусорной куче!
   Хохот душегубов лился зловонной жижей. Рыцарь вылез из клетки, кривясь от тупых горячих ударов под левую лопатку.
   – Ну вот, Громерсрон проснулся, – сказал вожак досадливо.
   Раздался раздраженный рев. Испуганно заржали кони. Рыцарь пристально наблюдал за Гахерисом: главарь вытащил из-за пазухи красный камень в золотой оправе, сжал в кулаке.
   Великан рявкнул глухо, оскаленный рот с гнилыми зубами зарос грязной бородищей, монстр тряхнул башкой раздраженно, и патлы цвета грязной меди закрыли полыхающие глаза. Великан сел, взял ошкуренный ствол и любовно пригладил дубину.
   Лицо Гахериса стало задумчивым.
   – Хм, может, Громерсрона размять? Хотя – нет, будет скучно. Эй, выведите их на середину лагеря, дайте оружие. Да, и приволоките благородную девку из моего скромного жилища. Растолкуйте, что если будет кричать, отрежем язык.
   – Ты мерзавец! – воскликнул рыцарь.
   Его толкнули в спину:
   – Шагайте, сэр.
   Боль накрыла огненной волной, схлынула, смыв остатки тепла. Кожа покрылась холодной пленкой, звенящая слабость пригнула к земле.
   – Джонни, ты – садист, – сказал главарь с шутливым порицанием. – Надо было зарезать либо оглушить. Видишь, как мучается? Мы ведь не звери.
   Громерсрон рыкнул, шмякнул дубиной по земле, отчего бревна в костре подпрыгнули, осыпаясь рубиновыми углями.
   – Я и хотел его упокоить, Гахерис, – сказал Джонни. – Да больно крепок оказался, живуч.
   – Но силы потерял, – сказал кто-то. – Ставлю на молоденького. Ишь, как зырит!