По дорогам плетутся в город крестьяне с мешками зерна на спине или с корзинами винограда на концах коромысла.
   Афины достигли в эту пору вершины своего могущества. Процветают торговля, ремесла, искусства. Утвердилась власть демократии. Каждый из свободных граждан, чей отец и мать родились в Афинах, имеет право участвовать в Народном собрании, где решаются важнейшие дела государства. В городе возводятся великолепные храмы, воздвигаются статуи, до сих пор считающиеся высокими образцами искусства. В гавани теснятся многочисленные корабли.
   Но уже явственно проступают те черты времени, которые ведут к упадку афинской демократии.
   Афиняне гордятся своей свободой, но эта свобода основана на рабовладении. А такой строй развращает и самих рабовладельцев.
   В главе книги "Путь ведет в тупик" наглядно показана изнанка, оборотная сторона рабовладельческой демократии.
   В книгах Ильина по истории материальной культуры предельную наглядность обеспечивало слову само содержание книг. Героями их были вещи, и эти зримые герои как бы иллюстрировали текст.
   В истории человеческой мысли добиться конкретности и зримости -- хотя бы далее в меньшей степени -- значительно труднее.
   Но автор книги "Как человек стал великаном" и на этот раз не отказывается от своей манеры говорить языком образов, ибо они больше дают воображению читателя и дольше остаются в памяти, чем отвлеченные и обобщенные понятия.
   Мы снова на улицах Афин. Навстречу нам идет человек, у которого на лбу можно различить клеймо с надписью: "Я убегаю, держи меня!"
   Человек этот никуда не бежит, но он может убежать. Потому-то предусмотрительный хозяин и отметил своего раба несмываемым клеймом.
   Рабов продают и покупают в Афинской республике, как вещи. Их включают в инвентарь при продаже мастерской.
   Живые "вещи", живые орудия труда, наделенные сознанием, очень выгодны владельцам, но только сладить с ними не всегда легко.
   "Молот не может выйти из повиновения и ударить по голове хозяина, который с ним плохо обращается.
   Наковальня не может ночью убежать из кузницы и спрятаться в лесу.
   А человек может!
   И вот начинается война... между одушевленным орудием и рабовладельцем. Рабы восстают. Рабы убегают из мастерских, из каменоломен, из рудников...
   Беглого раба сажают в тюрьму, похожую на ящик, где нельзя разогнуть спину и вытянуть ноги...
   И это делают афиняне, те самые афиняне, которые так любят свободу и так восхищаются гармонией человеческого тела!
   Они не понимают, какую опасность таит в себе рабство для них самих, для свободных..."
   Прежде всего, чтобы захватить новых пленных, нужны войны. Немало афинских граждан погибает в битвах на суше и на море.
   Число рабов в Афинах растет, а "свободных" становится все меньше.
   Хозяева охотнее пользуются трудом рабов, чем наемных работников. И многие свободные граждане Афин слоняются без работы по рынкам и улицам, с ненавистью поглядывая на богатых бездельников.
   Со свойственной ему афористичностью автор по этому поводу говорит:
   "Вот что такое свобода, построенная на рабстве: одних она делает безработными, других -- бездельниками".
   Безработные нередко довольствуются тем, что за участие в Народном собрании им платят по три обола. В другие дни, когда нет заседаний, можно получить деньги, причитающиеся неимущим гражданам на театр, и "променять трагедию Эсхила на. что-нибудь более сытное". И уж если особенно повезет, можно вытянуть счастливый жребий и попасть в присяжные на суде или заняться вымогательством, угрожая доносами своим согражданам.
   Многие из "свободных" даже и не ищут работы. Труд давно уже не пользуется в Афинах почетом. Он считается делом рабов.
   По этому поводу в книге говорится так:
   "Труд сделал людей людьми, а они стали презирать труд.
   Руки научили голову думать. А она стала смотреть на них с презрением. Даже мудрейшие люди не проверяют свои мысли опытом. И это мешает науке идти вперед".
   Глубокое падение нравов, все растущая ненависть рабов к рабовладельцам и нищих, голодных граждан к богатым -- вот что определяет это время, которое впоследствии изображалось, как блестящий век Перикла, Фидия, Еврипида, Анаксагора.
   Говоря об этой эпохе, часто упускают из виду царившую в Афинах нищету, вынуждавшую граждан покидать свою прекрасную родину, восстания, кровопролитные войны, голод и чуму, не пощадившую и самого "олимпийца" -Перикла.
   Если история народов и государств хранит на своих страницах пятна крови и следы слез, то история научной мысли должна быть, казалось бы, совсем чистенькой, ничем не запятнанной. Ведь речь в ней идет, так сказать, о духовной сфере человеческой жизни.
   Такой мирной и опрятной подавали нам эту историю многие популярные книги прошлого, преследовавшие единственную цель -- внушить широкому кругу читателей, особенно юношеству, любовь и уважение к науке. Правда, авторы не обходили молчанием разногласий между великими мыслителями различных толков,-- но ведь, как говорится,-- "сколько голов, столько умов"!.. Впрочем, в любой из этих книг неизменно упоминались и "жертвы науки". Но слова эти звучали для нас в юности как-то слишком книжно и торжественно. Оба слова будто сливались в одно, и вместе они казались нам каким-то застывшим и привычным термином.
   М. Ильин и его соавтор взялись за нелегкое дело -- дать тому же читателю, на которого рассчитывали и прежние научно-популярные книги, четкое представление о путях развития мысли, о непрестанной борьбе теорий и взглядов, которая объясняется отнюдь не тем, что у некоторых мыслителей был дурной характер, а гораздо более глубокими причинами.
   Авторы книги о Человеке-великане попытались рассказать кратко и просто,-- однако не избегая при этом встречающихся на пути науки противоречий,-- о множестве учений, которые вели между собою непрестанный спор чуть ли не с самого зарождения научной мысли. Книга не только показывает преемственность учений, но и раскрывает их социальную и политическую сущность, их зависимость от времени и места.
   Вот почему в эту историю мысли так часто врывается жизнь со всеми ее бурями, трагедиями, войнами, восстаниями, тюрьмами и казнями.
   Без картины упадка рабовладельческой демократии в Афинах трудно было бы понять подлинную сущность учения такого, например, философа, как Сократ.
   В это время люди теряют веру в старых богов, бессильных помочь им в бедствиях ("У каменных богов каменное сердце"). Не верят они и в разноречивые суждения современных им философов.
   Недаром в театре Диониса публика покатывается со смеху, глядя на сцену, где подвешен в корзине некий мыслитель, занятый изучением облаков.
   Зрители узнают в этом смешном герое аристофановой комедии известного всем философа Сократа.
   Но это карикатурное изображение передает только одну подлинную черту Сократа: оторванность от жизни философа, целиком погруженного в себя, в свои мысли.
   Изучением облаков, как и природы вообще, Сократ никогда не занимался. Напротив, он считал науку о природе никому не нужной, так как она, по его воззрению, не может принести людям счастье.
   В главе, посвященной Сократу ("На ложном пути"), авторы имеют дело с очень сложной и полной противоречий фигурой.
   По старым популярным книгам мы знали Сократа, как бескорыстного и непреклонного борца за истину, которая была ему дороже самой жизни.
   В этом есть, конечно, доля правды. Сократ и в самом деле был бескорыстен и желал людям блага. В эпоху падения нравов он пытался разбудить в своих согражданах совесть. Во времена, когда все стали сомневаться во всем, даже в человеческом разуме и в его способности найти истину, Сократ неустанно ищет ее, но ищет не в изучении природы, как это делали его предшественники -- Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Анаксагор и его младший современник Демокрит, а в познании души человека, в "познании самого себя".
   "Этот босоногий старик в поношенном плаще", похожий с виду "на Силена... пузатого, плешивого, курносого божка", пристает ко всем встречным на улице с наставлениями. Люди заняты своими делами, им не до него, а он настойчиво твердит им:
   "Подумайте о своей душе... Хоть раз подумайте не о своем, а о себе..."
   Гораздо более внимательных слушателей находит Сократ среди юношей из богатых и знатных семейств. Он ведет с ними долгие беседы, задавая им вопрос за вопросом и таким образом обучая их логике и диалектике.
   Юношам-аристократам по душе мысли философа о том, что прежде в их "отечестве жилось лучше. Торговля развратила людей. Ремесла и науки не дали им счастья... Так не лучше ли вернуться назад, к заветам предков -- суровых земледельцев и воинов?"
   Эти молодые люди полностью разделяют его убеждение в том, что простой народ -- ткачи, кожевники, гончары -- не могут управлять государством.
   Юные воспитанники Сократа считают идеальным государством враждебную Афинам Спарту, где еще сохранились "строй и вера отцов". Они подражают спартанцам в одежде, в манерах и горячо сочувствуют им в то время, когда Спарта ведет с их отечеством войну.
   Есть среди учеников Сократа и такие, что вступают в тайные сношения с неприятелем.
   И тут читателю становится ясно, какие глубокие противоречия таит в себе идеалистическое учение Сократа.
   Патриот Афин, старый солдат, сражавшийся за их свободу, он желает успеха врагам отечества -- спартанцам. Философ, проповедующий стремление к правде и справедливости, он, и сам того не подозревая, воспитывает будущих предателей и злодеев.
   Убедиться в этом пришлось и ему самому. После победы Спарты в Афинах восстанавливается "строй отцов". К власти приходят аристократы. Среди тридцати тиранов, правящих страной, первые места занимают ученики Сократа Критий и Харикл.
   Тираны жестоко расправляются со сторонниками демократии. А многих казнят попросту ради того, чтобы присвоить их имущество. Самому Сократу бывшие его ученики запрещают под страхом смертной казни вести беседы с юношами.
   Гораздо больше великодушия проявляет к своим противникам афинская демократия, когда она снова возвращается к власти.
   Но Сократу не прощают вины. Его судят за то, что своей философией он развращает юношество и создает какое-то новое божество ("божественный внутренний голос").
   Мужественная смерть Сократа, не пожелавшего просить о пощаде и спокойно осушившего чашу с ядом, возвеличивает его в глазах потомства, как человека, но нисколько не оправдывает его учения. Да в сущности этому учению вынесла свой нелицеприятный приговор сама жизнь задолго до того, как судьи приговорили Сократа к смертной казни.
   Он видел, к чему его привели многолетние усилия.
   "Ему казалось: достаточно объяснить людям, что такое справедливость, и они станут справедливыми.
   Но Критий и Харикл хорошо знали, что такое добро, и творили зло. Они и его, Сократа, сделали пособником своих злодейств: ведь это он их воспитал!.."
   Трагедии Сократа в книге посвящено всего несколько страниц, но при всей своей краткости эта глава приводит читателя к важному выводу:
   "...мы судим о мыслителях не по их душевным достоинствам и недостаткам, а по тому, помогали они человечеству идти вперед или мешали".
   Этот вывод дает надежный ключ для оценки многих учений, о которых идет речь на дальнейших страницах книги.
   Перед нами проходит целая вереница мыслителей разных веков.
   Но их не смешаешь друг с другом. У каждого свое запоминающееся лицо, своя судьба, свои воззрения на мир.
   Различна и обстановка, в которой они живут и творят. Философские системы не возникают в пустоте. Мы видим эпоху, которая породила каждого из создателей этих систем, ощущаем воздух, которым они дышали.
   Вот перед нами Платон, любимый ученик Сократа -- "мечтательный и угрюмый юноша, вечно погруженный в свои думы".
   Потомок афинских царей, он враждебно относится к восторжествовавшей в Афинах демократии. Трагическая смерть его учителя Сократа, жестокая несправедливость судей, приговоривших к смерти "благороднейшего из людей",-все это глубоко потрясло Платона в ранней молодости.
   "Странной, двойной жизнью живет Платон. Он ходит, смотрит, слушает, разговаривает с людьми. Но его душа не здесь, его взгляд обращен внутрь. Он словно продолжает беседу с учителем. Умерший учитель кажется Платону живым, а живые люди -- призраками. Сон и явь словно поменялись местами. Как в страшном сне, все вокруг заколебалось. Рушатся древние обычаи, верованья, законы. Власть в руках тех, кого Платон считает "чернью". За что же ухватиться? Где найти опору?.."
   Читая страницу за страницей, мы видим этого мятущегося человека, который ищет разгадку сущности мира и в то же время создает в своем воображении проект "идеального" государства с аристократическим кастовым строем, где во главе стоят философы.
   Окружающий мир кажется ему только тенью, отбрасываемой каким-то другим миром, совершенным, вечным и неизменным, доступным не зрению, а умозрению.
   "Платон не похож на отшельника... Он хочет не только в воображении, но и на деле по-своему исправить мир, который сам же считает призрачным".
   Он то едет в Сиракузы, где тщетно уговаривает тирана построить "идеальное" государство, то возвращается в Афины для того, чтобы в своей Академии, в тени платанов беседовать с учениками о нетленном мире идей.
   Он говорит им о том, что на земле ничто не вечно.
   "Даже крепкий дуб и тот засохнет и сгниет когда-нибудь, но понятие о дереве не подвержено ни разрушению, ни гниению.
   Можно стереть треугольники, начертанные на песке, но идея треугольника останется.
   Время не властно над идеями... Они вне времени и вне пространства".
   Ученики Платона жадно ловят каждое его слово. Но даже и в их среде находится один непокорный, задающий учителю вопросы, которые уже таят в себе острую критику учения об идеях и понятиях. Этот ученик -- Аристотель -спрашивает:
   "Как же может форма существовать отдельно от вещей? Ведь не может быть чаши отдельно от серебра. И какой смысл удваивать все предметы, говорить, что есть эта чаша и есть "чаша вообще", что есть эти деревья и есть "деревья вообще" в каком-то другом, нездешнем мире? Разве это может нам помочь понять, что такое дерево, почему оно вырастает из семени, почему оно приносит плоды?"
   Так, излагая различные философские учения, автор -- там, где это
   только возможно,-- оспаривает и опровергает теорию одного мыслителя, пользуясь острыми доводами философа другого направления.
   Это освобождает книгу от того излишнего и подчас назойливого вмешательства, которым нередко злоупотребляют популяризаторы философских систем.
   И в то же время основная линия книги "Как человек стал великаном" совершенно отчетлива. На всем своем протяжении книга убеждает читателя в том, что по-настоящему обогащали науку о мире и расширяли кругозор человека только те философы, которые считали началом всего материю и черпали свои знания из наблюдений над природой.
   Мы видим, как на этот путь вступает бывший ученик Платона, великий философ древности Аристотель.
   "Умудренный долгими размышлениями, он идет в леса и поля, чтобы видеть, слушать, ощущать. Его глаза, так долго смотревшие в книги, стали умнее. Они теперь увидят то, чего не видели раньше".
   И с каждым новым своим наблюдением Аристотель делает далеко идущие выводы.
   "Зерно не похоже на колос. Но в нем есть что-то такое, что заставит его превратиться в колос".
   Такое же незримое движение происходит в яйце, откуда выходит птенец.
   "Как в зерне есть возможность колоса, так в природе заключена возможность всех вещей, всех существ.
   Человек творит сознательно, придавая серебру форму чаши. Природа творит бессознательно..."
   Здесь, как и во всей книге, даются не одни лишь конечные выводы философа, но и весь сложный, часто извилистый путь развития его мысли, который и приводит к тому или иному решению задачи.
   Видя перед собой весь ход рассуждений ученого, легче понять, где именно заключена ошибка, которая влечет за собой неверный вывод.
   После долгих наблюдений Аристотель приходит к мысли о том, что все в природе -- от камней, глины и земли до живых существ -- можно расположить снизу доверху как бы по ступеням высокой лестницы, В самом верху -- человек, высшее творение природы.
   "...Но разве человек -- последняя ступень?
   Разве не может быть еще более совершенного, еще более сознательного существа?
   Аристотелю кажется, что он видит то, к чему природа стремится. Она стремится стать тем, что всего совершеннее: самой мыслью, самим Разумом".
   Таким образом, шаг за шагом, книга показывает, как великий мыслитель и зоркий наблюдатель природы, смолоду доказывавший невозможность существования души без тела, незаметно для самого себя свернул на старую дорогу, по которой когда-то пытался вести его Платон.
   "Так Аристотель то находит, то теряет правильный путь...
   Стараясь собрать воедино всю греческую мудрость, он то и дело соединяет несоединимое -- Платона с Демокритом, старую религию с новой наукой, идеализм с материализмом. Но, даже и ошибаясь во многом, Аристотель остается самым большим мыслителем античного мира".
   Все сильнее разгорается борьба между двумя основными философскими направлениями. Все отчетливее определяются и сами эти направления -идеалистическое и материалистическое.
   Страницы книги, посвященные спорам между сторонниками обоих течений, помогают читателю яснее увидеть истоки той борьбы, которая не прекращается с древних времен до наших дней.
   Вот спорят между собой философ Демокрит и его наиболее непримиримый противник Платон.
   В небольшой главе "Два лагеря" мы слышим не только авторский голос, но и подлинные голоса обоих мыслителей. И это придает повествованию особую убедительность.
   Платон скупал и сжигал книги Демокрита. В споре с ним избегал называть его имя, не желая способствовать все растущей славе его учения.
   Очевидно, философов, подобных Платону,-- а вернее, его самого,-- имел в виду Демокрит, говоря о людях, которые придумывают "сказки" об ином мире:
   "Некоторые люди, не зная, что смертная природа подлежит уничтожению, и, испытывая бедствия в жизни, проводят свою жизнь в беспокойстве и страхах, сочиняя лживые сказки о загробной жизни".
   А Платон, в свою очередь, писал об учении Демокрита:
   "Многие... считают это учение самым мудрым из всех. Вот почему юноши пренебрегают религией и говорят, что не существует богов, верить в которых приказывает закон. Вот в чем причина революций".
   Эти слова звучат не как логический довод, а как обвинение, брошенное озлобленным противником.
   Мыслитель, считавший этот мир только призрачной тенью другого, прекрасного мира идей, был не прочь расправиться самыми реальными крутыми мерами с последователями Демокрита.
   Он писал:
   "Одних надо казнить, других -- бичевать и заключать в тюрьмы, третьих -- лишать гражданских прав, четвертых наказывать нищетой и изгнанием из пределов государства".
   Из этой гневной тирады сам собой напрашивается вывод, который мы находим в книге:
   "...видно, Платон не очень-то, полагался на силу своих слов. Оттого-то грозил он противникам не только загробной карой, но и тюрьмами, пытками, казнями на земле".
   Не без основания видел Платон в Демокрите своего опаснейшего противника и подрывателя веры в богов, а в его учении -- причину революций.
   Демокрит был одним из первых последовательных материалистов. Он отрицал даже Высший Разум, без которого еще не мог обойтись Анаксагор. Недаром этот старый философ не принял в свое время молодого Демокрита в круг своих ближайших друзей и учеников.
   "Демокрит считал, что мир вечен. А если мир вечен, если движение не имеет начала, то есть ли смысл говорить о начале безначального?"
   Вместо бесплодных поисков этого "начала безначального" Демокрит направил все свое внимание на то, чтобы понять строение материи.
   Еще до него многие греческие философы говорили о мельчайших частицах, из которых состоит материя. У Анаксимена это были воздушные частицы, у Анаксагора -- "семена вещей".
   "Все ближе и ближе подходили исследователи природы к мысли об атомах. И вот, наконец, милетский философ Левкипп и его последователь Демокрит создали великое учение о вечном движении атомов во вселенной"."
   Движением атомов Демокрит объяснял строение всего существующего.
   Правда, эту теорию неделимых атомов (слово "атом" и значит "неделимый") мы относим теперь к первым шагам науки. Но это были смелые шаги, и направление их было верное.
   Нам даже трудно представить себе, что две с половиной тысячи лет тому назад Демокрит говорил о том, что вселенная бесконечна, и видел в ней множество миров, находящихся в вечном движении. Он даже пытался объяснить возникновение жизни на земле и утверждал, что человек произошел от древних животных, из которых выжили самые приспособленные-- "уцелели благодаря хитрости, или храбрости, или быстроте ног, охранявшей их породу".
   Учение Демокрита касалось и происхождения человеческого общества, возникшего в борьбе с природой.
   "Искусства и открытия -- не дар богов. Учителем людей во всем без исключения была нужда.
   Людей соединила общая борьба с дикими зверями. Но скоро и между людьми началась борьба... Чтобы люди не обижали друг друга, пришлось установить законы...
   Так создавалось все в мире -- и земля, и солнце, и море, и горы, и люди, и человеческие законы -- не волей богов, а неизбежным течением причин и следствий".
   Глубокое понимание закономерности явлений не мешало, однако, Демокриту оставаться сыном своего времени. Он не был свободен от многих предрассудков -- верил в дурной глаз, вещие сны и предзнаменования. Сторонник рабовладельческой демократии, он учил: "пользуйся рабами, как ты пользуешься своими руками или ногами".
   И тем не менее он шагнул далеко в будущее, намного опередив виднейших мыслителей древнего мира.
   Страницы, посвященные в книге Демокриту и его учению, написаны так горячо и взволнованно, будто дело касается не отдаленной эпохи, а совсем недавнего прошлого.
   Читая их, ясно понимаешь, как должно было поражать это учение современников философа. Нужно было обладать огромной силой воображения, чтобы угнаться за полетом его мысли, проникавшей в мир звезд и в мир атомов.
   "Земля мчалась, кружась, в пустоте. Ей встречались по пути огромные камни -- обломки других миров. Эти камни, врываясь в наш мир, начинали вращаться вместе с ним. Они-то и образовали светила: солнце, луну, звезды. И чем дальше они были от земли, чем быстрее вращались, тем горячее становились...
   ...Светила неслись, и их движение было таким быстрым, что они горели и не могли погаснуть.
   А впереди были другие миры, другие светила.
   Здесь нельзя было найти два одинаковых мира, как нельзя найти двух одинаковых людей. Один мир был мрачный, темный, без луны и без солнца. В другом -- ярко светили два солнца, а ночью всходила на небо вереница лун. Одни миры расцветали, как плодовые деревья весной. Другие увядали, словно от холода осени. Миры сталкивались между собой и боролись, как борются люди. Побеждал тот мир, который был больше. А меньший рассыпался вдребезги.
   Но из обломков создавались новые миры, новые земли и солнца..." Какой фантастической поэмой кажется нам то, о чем говорил Демокрит. А между тем в его мыслях, высказанных почти двадцать четыре века тому назад, наряду с догадками, которые кажутся современной науке наивными, было немало такого, что задолго предвосхищало будущие великие открытия, тут и движение Земли, Луны, звезд, и другие солнца, кроме нашего, и целые вереницы лун, и бесконечное пространство, и гибель старых миров, и возникновение новых. (Как ныне известно, у Юпитера 12 спутников, у Сатурна -- 9 спутников, Урана -5).
   И тот же закон вечного движения царит в другом мире -- в мире атомов.
   Казалось бы, человечество должно было подхватить гениальные догадки Демокрита и других великих философов-материалистов и пойти по указанной ими дороге дальше. Но история, а вместе с ней и наука редко идут прямыми и последовательными путями. Вслед за античным миром, который привел к расцвету искусства и науки, наступает глухая и мрачная пора средневековья.
   Туман суеверия, рассеянный первыми лучами знания, снова сгущается.
   Зародившаяся еще в глубокой древности, химия пошла по пути алхимии, физика -- по пути метафизики, философия превратилась в богословие.
   Мир в представлении схоластов становится застывшим и неподвижным -полной противоположностью тому миру, который открыл еще в древности Демокрит. Самое имя Демокрита забыто, а если и упоминается, то лишь в речах и писаниях невежественных врагов его учения.
   Древних философов изучают одни только богословы, да при этом исключительно для того, чтобы опровергать и поносить великих мыслителей, которых уже несколько столетий нет в живых,
   Об античной философии, которая вся сплошь объявлена греховной, никто бы не знал, если бы ее не цитировали церковные книги.
   Византийский монах, летописец IX века, попросту называет Демокрита "окаянным".
   В книге "Как человек стал великаном" периоду средневековья уделено гораздо меньше места, чем античному миру. Но и в этих нескольких главах уместился большой подлинный материал: свидетельства современников, выдержки из летописей, западноевропейских и русских, цитаты из церковных книг и даже целый роман -- о трагической любви Абеляра и Элоизы.
   Эта эпоха, как и все другие, о которых рассказывает автор, окрашена своим особенным стилем, языком, колоритом.