Дерриды и феминистской критики, Дж. Каллер отмечает: "В
обоих случаях имеется в виду трансцендентальный авторитет и
точка отсчета: истина, разум, фаллос, "человек". Выступая про-
тив иерархических оппозиций фаллоцентризма, феминисты непо-
средственно сталкиваются с проблемой, присущей деконструк-
ции: проблемой отношений между аргументами, выраженными в
терминах логоцентризма, и попытками избежать системы лого-
центризма" (124, с.172).

Феминисты отстаивают тезис об "интуитивной", "женской"
природе письма (т. е. литературы), не подчиняющегося законам
мужской логики, критикуют стереотипы "мужского менталитета",
господствовавшего и продолжающего господствовать в литерату-
ре, утверждают особую, привилегированную роль женщины в
оформлении структуры сознания человека. Они призывают
критику постоянно разоблачать претензии мужской психологии
на преобладающее положение по сравнению о женской, а заод-
но и всю традиционную культуру как сугубо мужскую и, следо-
вательно, ложную.

Как можно судить даже по столь краткому обзору амери-
канского деконструктивизма, это очень широкое и отнюдь не
однородное явление в литературоведении США, сильно потес-
нившее в 80-х гг. все остальные направления, школы и течения
в своей стране и повлиявшее на критику как англоязычных
стран, так и всей Западной Европы. Изменив парадигму крити-
ческого мышления современной науки о литературе и внедрив
новую практику анализа художественного текста, деконструкти-
визм (уже как международное явление) стал переосмысляться
как способ нового восприятия мира, как образ мышления и
мироощущения новой культурной эпохи, новой стадии развития
европейской цивилизации -- времени "постмодерна".

Его анализу посвящен следующий раздел нашей работы.


ГЛАВА III.
ПОСТМОДЕРНИЗМ КАК КОНЦЕПЦИЯ "ДУХА ВРЕМЕНИ" КОНЦА XX ВЕКА


В работах представителей постмодернизма были радикали-
зированы главные постулаты постструктурализма и деконструк-
тивизма и предприняты попытки синтезировать соперничающие
общефилософские концепции постструктурализма с практикой
Йельского деконструктивизма, спроецировав этот синтез в об-
ласть современного искусства. ,

Можно сказать, что постмодернизм синтезировал теорию
постструктурализма, практику литературно-критического анализа
деконструктивизма и художественную практику современного
искусства и попытался обосновать этот синтез как "новое виде-
ние мира". Разумеется, все разграничения здесь довольно отно-
сительны, и очень часто мы встречаемся с явной терминологиче-
ской путаницей, когда близкие, но все же различные понятия
употребляются как синонимы. Разнообразие существующих
сегодня точек зрения позволяет лишь сказать, что начинает
возобладать тенденция рассматривать постструктурализм как
предварительную стадию становления постмодернизма, однако
насколько сильной она окажется в ближайшем будущем, судить
крайне трудно.

Проблема постмодернизма как целостного феномена совре-
менного искусства лишь в начале 80-х гг. была поставлена на
повестку дня западными теоретиками, пытавшимися объединить
в единое целое разрозненные явления культуры последних деся-
тилетий, которые в различных сферах духовного производства
определялись как постмодернистские. Чтобы объединить много-
численные "постмодернизмы" в одно большое течение, нужно
было найти единую методологическую основу и единообразные
средства анализа.

Обнаружению постмодернистских параллелей в различных
видах искусства был посвящен специальный номер журнала
"Critical Inquiry" за 1980 г. (123а). Особенно оживились подоб-
ные попытки на рубеже 80-х годов. Среди работ на эта тему
следует отметить в первую очередь следующие:

"Художественная культура: Эссе о постмодерне" (1977) Дугла-
са Дэвиса (126а)22; "Язык архитектуры постмодерна" (1977)
Чарлза Дженкса (248а); "Интернациональный трансавангард"
(1982) Акилле Бенито Оливы (330); "После "Поминок": Эссе
о современном авангарде" (1980) Кристофера Батлера (114) 23;

"Постмодернизм в американской литературе и искусстве"
(1986) Тео Д'ана (164); "Цвета риторики: Проблема отноше-
ния между современной литературой и живописью" (1982)
Уэнду Стейнер (364).

Сюда же, очевидно, стоит отнести и тех литературоведов и
философов, которые стремятся выявить основу "постмодер-
нистской чувствительности", видя в ней некий общий знаме-
натель "духа эпохи", породившей постмодернизм как эстетиче-
ский феномен: Ихаба Хассана (226, 227, 229), Дэвида Лоджа
(299), Алана Уайлда (380), того же Кристофера Батлера
(114), Доуве Фоккему (178), Кристин Брук-Роуз (112), Юр-
гена Хабермаса (221), Михаэля Келера (261а), Андре Ле Во
(296Ь), Жан-Франсуа Лиотара (302), Джеремо Мадзаро
(312), Уильяма Спейноса (362), Масуда Завар-заде (385),
Вольфганга Вельша (378) и многих других.

Проблема постмодернизма ставит перед исследователем це-
лый ряд вопросов, и самый главный из них -- а существует ли
сам феномен постмодернизма? Не очередная ли это фикция,
результат искусственного теоретического построения, бытующего
скорее в воображении некоторых западных теоретиков искусст-
ва, нежели в реальности современного художественного процес-
са? Тесно связан с ним и другой вопрос, возникающий тут же,
как только на первый дается положительный ответ: а чем, соб-
ственно, постмодернизм отличается от модернизма, которому он
обязан помимо всего и своим названием? В каком смысле он
действительно "пост" -- в чисто временном или еще и в качест-
венном отношении?


Споры о сущности постмодернизма

Все эти вопросы и со-
ставляют суть тех дискуссий,
которые весьма активно ве-
дутся в настоящее время как
сторонниками, так и против-
никами постмодернизма, и
ответы на которые свидетельствуют о том, что в какой-то мере
проблема постмодернизма оказалась в начале 80-х гг. неожи-
_____________________________
22 В 1991 г. вышло 6-е расширенное издание.
23 Имеются в виду "Поминки по Финнегану" Джойса.

    201



    ПОСТМОДЕРНИЗМ



данной для западного теоретического сознания. В предисловии к
сборнику статей "Приближаясь к проблеме постмодернизма" его
составители Доуве Фоккема и Ханс. Бертенс пишут: "К боль-
шому замешательству историков литературы, термин
"постмодернизм" стал ходячим выражением даже раньше, чем
возникла потребность в установлении его смысла. Возможно,
это верно как относительно США, так и Европы, и наверняка
справедливо по отношению к Германии, Италии и Нидерлан-
дам, где этот термин был практически неизвестен три или четы-
ре года назад, в то время как сегодня он часто упоминается в
дискуссиях о визуальных искусствах, архитектуре, музыке и
литературе" (99а, с. VII).

Если говорить только о литературе, то здесь постмодернизм
выделяется легче всего -- как специфический "стиль письма".
Однако на нынешнем этапе существования как самого постмо-
дернизма, так и его теоретического осмысления, с уверенностью
можно сказать лишь то, что он оформился под воздействием
определенного "эпистемологического разрыва" с мировоззренче-
скими концепциями, традиционно характеризуемыми как модер-
нистские. Но вопрос, насколько существенен был этот разрыв,
вызывает бурную полемику среди западных теоретиков. Если
Герхард Хоффман, Альфред Хорнунг и Рюдигер Кунов утвер-
ждают наличие "радикального разрыва между модернистской и
постмодернистской литературами, отражающегося в оппозиции
двух эпистем: субъективность в противовес потере субъективно-
сти" (236а, с. 20), то Сьюзан Сулейман и Хельмут Летен
(365, 296а) выражают серьезные сомнения в существовании
каких-либо принципиальных различий между модернизмом и
постмодернизмом. Сулейман, в частности, считает, что так на-
зываемая "постмодернистская реакция" против модернизма явля-
ется скорее всего критическим мифом или, в крайнем случае,
реакцией, ограниченной американской литературной ситуацией.
Однако и она, при всем своем критическом отношении к воз-
можности существования постмодернизма как целостного худо-
жественного явления по обе стороны Атлантики, вынуждена
была признать, что "Барт, Деррида и Кристева являются теоре-
тиками постмодерной чувствительности независимо от терминов,
которые они употребляют, точно так же, как и Филипп Сол-
лерс, Жиль Делез, Феликс Гваттари и другие представители
современной французской мысли" (365, с. 256).

Очевидно, что сейчас уже можно говорить о существова-
нии специфического постструктуралистского-постмодернистского
комплекса общих представлений и установок. Первоначально
оформившись в русле постструктуралистских идей, этот ком-
плекс затем стал все больше осознавать себя как "философию
постмодернизма". Тем самым он существенно расширил как
сферу своего применения, так, возможно, и воздействия.

Суть этого перехода состоит в следующем. Если постструк-
турализм в своих исходных формах практически ограничивался
относительно узкой сферой философско-литературных интересов
(хотя нужно отметить и явно относительный характер подобной
"узости"), т. е., условно говоря, определялся французской фило-
софской мыслью (постструктурализмом Ж. Дерриды, М. Фуко,
Ж. Делеза, Ф. Гваттари и Ю. Кристевой) и американской
теорией литературоведения (деконструктивизмом де Мана,
Дж. Хартмана, X. Блума и Дж. X. Миллера), то постмодер-
низм сразу стал претендовать как на выражение общей теории
современного искусства вообще, так и особой
"постмодернистской чувствительности" -- специфического по-
стмодернистского менталитета. В результате постмодернизм стал
осмысляться как выражение "духа времени" во всех сферах
человеческой деятельности: искусстве, социологии, философии,
науке, экономике, политике и проч.

Для подобного расширения потребовались и переоценка не-
которых исходных постулатов постструктурализма, и привлече-
ние более широкого философского и "демонстрационного" мате-
риала. Как спешит уверить страстный сторонник постмодерниз-
ма Вольфганг Вельш, "конгруэнция постмодернистских феноме-
нов в литературе, архитектуре, как в разных видах искусства
вообще, так и в общественных феноменах от экономики вплоть
до политики и сверх того в научных теориях и философских
рефлексиях просто очевидна" (378, с. 6).

Как и всякая теория, претендующая на выведение общего
знаменателя своей эпохи на основе довольно ограниченного
набора параметров, постмодернизм судорожно ищет подтвер-
ждения своим тезисам везде, где имеются или предполагаются
признаки, которые могут быть истолкованы как проявление духа
постмодернизма. При этом частным и внешним явлениям неред-
ко придается абсолютизирующий характер, в них видят выраже-
ние некоего "духа времени", определяющего все существующее.
Иными словами, постмодерном пытаются объяснить весь совре-
менный мир, вместо того чтобы из своеобразия этого мира вы-
вести постмодернизм как одну из его тенденций и возможно-
стей.

Однако сколь сомнительным ни было бы приведенное суж-
дение Вельша, с ним необходимо считаться, так как оно выра-
жает довольно широко распространенное умонастроение совре-
менной западной интеллигенции: "в целом необходимо иметь в

    203



    ПОСТМОДЕРНИЗМ



виду, что постмодерн и постмодернизм отнюдь не являются
выдумкой теоретиков искусства, художников и философов. Ско-
рее дело заключается в том, что наша реальность и жизненный
мир стали "постмодерными". В эпоху воздушного сообщения и
телекоммуникации разнородное настолько сблизилось, что везде
сталкивается друг с другом; одновременность разновременного
стала новым естеством. Общая ситуация симультанности и
взаимопроникновения различных концепций и точек зрения
более чем реальна. Эти проблемы и пытается решить постмо-
дернизм. Не он выдумал эту ситуацию, он лишь только ее ос-
мысливает. Он не отворачивается от времени, он его исследует"
(там же, с. 4). При этом следует иметь в виду (как пишет сам
Вельш), что "постмодерн здесь понимается как состояние ради-
кальной плюральности, а постмодернизм -- как его концепция"
(там же).

Относительно того, что считать самыми характерными при-
знаками постмодернизма, существует весьма широкий спектр
мнений. Ихаб Хассан выделяет в качестве его основных черт
"имманентность" и "неопределенность", утверждая, что произ-
ведения этого направления в искусстве в целом обнаруживают
тенденцию к "молчанию", т.е. "с метафизической точки зрения"
ничего не способны сказать о "конечных истинах". В то же
время Алан Уайлд считает, что самым главным признаком по-
стмодернизма является специфическая форма "корректирующей
иронии" по отношению ко всем проявлениям жизни. Согласно
Д. Лоджу, разрабатывавшему в основном теорию литературного
постмодернизма, определяющим свойством постмодернистских
текстов оказывается тот факт, что на уровне повествования они
создают у читателя
"неуверенность" в ходе его
развития.


Дата возникновения постмодернизма

Другим спорным вопро-
сом является дата возникно-
вения постмодернизма. Для
Хассана он начинается с
"Поминок по Финнегану" (1939) Джойса. Фактически той же
периодизации придерживается и К. Батлер. Другие исследовате-
ли относят время его появления примерно к середине 50-х го-
дов, а к середине 60-х -- его превращение в "господствующую"
тенденцию в искусстве. Однако большинство западных ученых,
как литературных критиков, так и искусствоведов, считают, что
переход от модернизма к постмодернизму пришелся именно на
середину 50-х гг.

Постмодернизм как направление в современной литератур-
ной критике выступает прежде всего как попытка выявить на
уровне организации художественного текста определенный ми-
ровоззренческий комплекс, состоящий из специфических эмо-
ционально окрашенных представлений. Основные понятия, ко-
торыми оперируют сторонники этого направления: "мир как
хаос" и "постмодернистская чувствительность", "мир как текст"
и "интертекстуальность", "кризис авторитетов" и "эписте-
мологическая неуверенность", "двойное кодирование" и "паро-
дииныи модус повествования" или "пастиш" , "противоречи-
вость" , "дискретность" , "фра-
гментарность" повествования
и "метарассказ".


"Постмудернистская чувствительность"

Теоретики постмодер-
низма подчеркивают кризис-
ный характер постмодернист-
ского сознания, считая, что
своими корнями оно уходит в
эпоху ломки естественнонаучных представлений рубежа XIX--
XX вв. (или даже глубже), когда был существенно подорван
авторитет как позитивистского научного знания, так и рациона-
листически обоснованных ценностей буржуазной культурной
традиции. Сама апелляция к здравому смыслу, столь типичная
для критической практики идеологии Просвещения, стала рас-
сматриваться как наследие "ложного сознания" буржуазной
рационалистичности. В результате фактически все то, что назы-
вается "европейской традицией", воспринимается постмодерни-
стами как традиция рационалистическая, или, вернее, как бур-
жуазно-рационалистическая, и тем самым в той или иной мере
неприемлемая.

Отказ от рационализма и осененных традицией или религи-
ей веры в общепризнанные авторитеты, сомнение в достоверно-
сти научного познания приводят постмодернистов к "эписте-
мологической неуверенности", к убеждению, что наиболее адек-
ватное постижение действительности доступно не естественным
и точным наукам или традиционной философии, опирающейся на
систематически формализованный понятийный аппарат логики с
ее строгими законами взаимоотношений посылок и следствий, а
интуитивному "поэтическому мышлению" с его ассоциативно-
стью, образностью, метафоричностью и мгновенными открове-
ниями инсайта. Причем эта точка зрения получила распростра-
нение среди не только представителей гуманитарных, но также и
естественных наук: физики, химии, биологии и т. д. Так, напри-
мер, в своей известной работе "Новый альянс: Метаморфоза

    205



    ПОСТМОДЕРНИЗМ



науки" (1979), посвященной философскому анализу и осмысле-
нию некоторых свойств физико-химических систем, И. Приго-
жин и И. Стенгерс пишут: "Среди богатого и разнообразного
множества познавательных практик наша наука занимает уни-
кальное положение поэтического прислушивания к миру -- в
том этимологическом смысле этого понятия, в каком поэт явля-
ется творцом, -- позицию активного, манипулирующего и вдум-
чивого исследования природы, способного поэтому услышать и
воспроизвести ее голос" (336, с. 281).

Специфическое видение мира как хаоса, лишенного при-
чинно-следственных связей и ценностных ориентиров, "мира де-
центрированного", предстающего сознанию лишь в виде иерар-
хически неупорядоченных фрагментов, и получило определение
"постмодернистской чувствительности" как ключевого понятия
постмодернизма.

Основной же корпус постмодернистской критики на данном
этапе ее развития представляет собой исследования различных
видов повествовательной техники, нацеленной на создание
"фрагментированного дискурса", т. е. фрагментарности повест-
вования. Д. Лодж, Д. В. Фоккема, Д. Хейман и др. (299, 179,
230) выявили и систематизировали многочисленные
"повествовательные стратегии" "постмодернистского письма",
демонстрирующие, по их мнению, "антимиметический", т. е.
сугубо условный характер художественного творчества. Именно
благодаря этим "повествовательным тактикам" литературы XX
в., считает Хейман, и была осуществлена глобальная ревизия
традиционных стереотипов "наивного читателя", воспитанного на
классическом романе XIX в, т. е. на традиции реализма.

Постмодернизм затрагивает, как мы видели, сферу, гло-
бальную по своему масштабу, поскольку касается вопросов не
столько мировоззрения, сколько мироощущения, т. е. ту область,
где на первый план выходит не рациональная, логически оформ-
ленная философская рефлексия, а глубоко эмоциональная, внут-
ренне прочувствованная реакция современного человека на ок-
ружающий его мир. Сразу следует сказать, что осмысление
постструктуралистских теорий как концептуальной основы
"постмодернистской чувствительности" -- факт, хронологически
более поздний по сравнению с возникновением постструктура-
лизма; он стал предметом серьезного обсуждения среди запад-
ных философов лишь только с середины 80-х гг. Это новое
понимание постструктурализма и привело к появлению философ-
ского течения "постмодернистской чувствительности" (Ж.-Ф.
Лиотар, А. Меджилл, В. Вельш) (302, 301, 304, 314, 378).


"Поэтическое мышление" и Хайдеггер

Выход на теоретическую
авансцену философского по-
стмодернизма был связан с
обращением к весьма значи-
мому для интеллектуальных
кругов Запада феномену,
лежащему на стыке литерату-
ры, критики, философии,
лингвистики и культурологии, -- феномену "поэтического язы-
ка" или "поэтического мышления", в оформлении которого важ-
ную роль сыграли философско-эстетические представления вос-
точного происхождения, в первую очередь дзэн буддизма (чань)
и даосизма.

Важное последствие этого уже описанного нами выше яв-
ления -- высокая степень теоретической саморефлексии, прису-
щая современным писателям постмодернистской ориентации,
выступающим как теоретики собственного творчества. Да, по-
жалуй, и специфика этого искусства такова, что оно просто не
может существовать без авторского комментария. Все то, что
называется "постмодернистским романом" Джона Фаулза,
Джона Барта, Алена Роб-Грийе, Рональда Сьюкеника, Филип-
па Соллерса, Хулио Кортасара и многих других, непременно
включает весьма пространные рассуждения о самом процессе
написания произведения. Вводя в ткань повествования теорети-
ческие пассажи, писатели постмодернистской ориентации неред-
ко в них прямо апеллируют к авторитету Ролана Барта, Жака
Дерриды, Мишеля Фуко и других апостолов постструктурализ-
ма, заявляя о невозможности в новых условиях писать "по-
старому".

Симбиоз литературоведческого теоретизирования и художе-
ственного вымысла можно, разумеется, объяснить и чисто прак-
тическими нуждами писателей, вынужденных растолковывать
читателю, воспитанному в традициях реалистического искусства,
почему они прибегают к непривычной для него форме повество-
вания. Однако проблема лежит гораздо глубже, поскольку эс-
сеистичность изложения, касается ли это художественной лите-
ратуры или литературы философской, литературоведческой,
критической и т. д., вообще стала знамением времени, и тон
здесь задают такие философы, как Хайдеггер, Бланшо, Деррида
и др.

Как же сложилась эта модель "поэтического" мышления,
вполне естественная для художественного творчества, но, на
первый взгляд, трудно объяснимая в своем философско-лите-
ратуроведческом варианте? Она сформировалась под несомнен-

    207



    ПОСТМОДЕРНИЗМ



ным влиянием философско- эстетических представлений Востока,
что разумеется, не предполагает ни автоматического заимствова-
ния, ни схематического копирования чужих традиций во всей их
целостности.

Каждый ищет в другом то, чего ему недостает у себя, да-
леко не всегда осознавая, что ощущаемый им недостаток или
отсутствие чего-либо есть прямое, непосредственное порождение
его собственного развития -- естественная потребность, воз-
никшая в результате внутренней эволюции его духовных запро-
сов. Поэтому воздействие и, соответственно, восприятие фило-
софско-эстетических концепций иного культурного региона, в
данном случае, восточного интуитивизма, происходило всегда в
условиях содержательного параллелизма общекультурных про-
цессов, когда возникшие изменения не находят у себя соответст-
вующей формы и вынуждены в ее поисках обращаться к иной
культурной традиции.

Как уже говорилось выше, современный антитрадициона-
лизм постмодернистского сознания своими корнями уходит в
эпоху ломки естественно-научных представлений рубежа XIX-
XX вв., когда был существенно подорван авторитет как пози-
тивистского научного знания, так и рационалистически обосно-
ванных ценностей буржуазной культуры. Со временем это
ощущение кризиса ценностей и трансформировалось в неприятие
всей традиции западноевропейского рационализма -- традиции,
ведущей свое происхождение от Аристотеля, римской логики,
средневековой схоластики и получившей свое окончательное
воплощение в картезианстве.

Аллан Меджилл выявляет один существенный общий при-
знак в мышлении Ницше, Хайдеггера, Фуко и Дерриды: все
они -- мыслители кризисного типа и в данном отношении явля-
ются выразителями модернистского и постмодернистского созна-
ния: "Кризис как таковой -- настолько очевидный элемент их
творчества, что вряд ли можно оспорить его значение** (314, с.
12). "Кризис" -- "это утрата авторитетных и доступных разуму
стандартов добра, истины и прекрасного, утрата, отягощенная
одновременной потерей веры в божье слово Библии" (там же,
с. 13). Меджилл связывает все это с "крахом", приблизительно
около 1880-1920-х гг., историзма и веры в прогресс, которую
он считает "вульгарной формой историзма" (там же, с. 14).

Высказывания подобного рода можно в изобилии встретить
сегодня практически в любой работе философского, культуро-
логического или литературоведческого характера, претендующей
в какой-либо степени на панорамно-обобщающую позицию. В
этих условиях дискредитации европейской философской и куль-
турной традиции возникла острая проблема поисков иной духов-
ной традиции, и взоры, естественно, обратились на Восток.
Призыв к Востоку и его мудрости постоянно звучит в работах
современных философов и культурологов, теоретиков литературы
и искусства: следует отметить призыв к Востоку Фуко в его
"Истории безумия в классический век" (184); к ветхозаветному
Востоку обращается Деррида в своем "антиэллинизме"; апелли-
рует к китайской философии Кристева в своей критике
"логоцентризма индоевропейского предложения", якобы всегда
основывающемся на логике (в результате оно оказывается не-
способным постичь и выразить алогическую сущность мира, и в
силу своей косности налагает "запрет" на свободную ассоциа-
тивность поэтического мышления) 24.

Наиболее значительную роль в формировании основ по-
стмодернистского мышления сыграл М. Хайдеггер. Его, разуме-
ется, нельзя назвать постструктуралистом, но он был среди тех,
кто основательно подготовил почву для этого движения. Именно
в результате реинтерпретации некоторых элементов его учения
постструктуралисты выработали собственный способ философст-
вования, и самым существенным из этих элементов была его
концепция "поэтического мышления".

Хэллибертон в своем исследовании этой проблемы
("Поэтическое мышление: Подход к Хайдеггеру", 1981) (222)
утверждает, что по мере того как Хайдеггер все более отходил
от традиционного стиля западной классической мысли, открывая