Страница:
Можно было бы, конечно, плюнуть на вс? и закрыть глаза на столь явные признаки, но все дело было в том, что, сказав "а", невозможно не сказать "б"… В моем случае это означало, что следует бороться до конца.
Однако, многое для меня оставалось неясным, и можно было до боли в висках ломать голову над возникающими вопросами, но так и не найти ответа ни на один из них.
В дверь раздался осторожный стук, и в кабинет заглянула вернувшаяся с чаепития Рита.
– Добрый день, Маврикий Павлович, – сказала она. – Тут к вам целая делегация…
– По записи? – спросил я хмуро.
Она замялась.
– Дело в том, что это представители иностранных средств массовой информации. Хотят взять у вас небольшое интервью…
– Гоните их в шею, – кратко посоветовал я.
– Не могу, – растерянно сказала она. – Все-таки иностранцы… И потом, их так много!..
Я мысленно возвел глаза к небу и произнес в уме пару энергичных фраз в адрес своей деликатной секретарши, но она глядела на меня невинно и преданно, и не оставалось ничего другого, кроме как сказать со вздохом:
– Ладно, только предупредите, что у них в распоряжении не больше двадцати минут… И отключите меня от внешнего мира.
Рита исчезла за дверью, и в кабинет тут же ввалилась шумная орава людей в свитерах и джинсах, которые принялись деловито устанавливать какие-то осветительные приборы, больше напоминавшие прожекторы, и наперебой слепить меня вспышками цифровых фотокамер.
Не успел я и глазом моргнуть, как они расселись передо мной хищным полукругом, словно волчья стая, и, прицелившись в меня разнокалиберными микрофонами, принялись засыпбть меня вопросами. Не прошло и двух минут, как я уже пожалел, что согласился на эту импровизированную пресс-конференцию.
Моих интервьюеров на этот раз интересовало примерно то же, что и раньше, и с этой точки зрения было легко катиться по накатанной дорожке. Однако вопросы становились все каверзнее, и, судя по их тональности, основаны были на многочисленных слухах и пересудах.
… Каким образом администрация Интервиля сумела добиться того, что, по ее требованию, Организация Объединенных Наций произвела тщательную проверку всех космических спутников Земли, а часть их них уничтожила боевыми ракетами? – Вопрос задан не по адресу, господа, я всего-навсего – полицейский, а соответствующее ходатайство, насколько мне известно, исходило от нашей мэрии… Поэтому заслуга в уничтожении Сети принадлежит не вашему покорному слуге, а нынешнему мэру Аверу Гунибскому…
Но ведь вы, господин Любарский, состоите в близких отношениях с господином Гунибским, не так ли? – Да, но это никак не сказывается на наших взаимоотношениях по служебным вопросам, и наши функциональные обязанности никоим образом не пересекаются. Более того, как вы можете представить, я подчиняюсь ему, а не наоборот, поэтому было бы смешно изображать меня в роли этакого серого кардинала…
Простите, господин Любарский, наших читателей интересует ваше мнение по поводу пресловутого Контроля, который, как известно, был ликвидирован не в последнюю очередь за счет ваших личных усилий… Как вы считаете, прекратилось ли психотронное воздействие спецслужб на человечество? – Насчет всего человечества я не знаю, но что касается нашего города, то могу вас заверить, что компьютерная сеть, посредством которой осуществлялось Воздействие на Интервиль, прекратила свое существование. К такому выводу, во всяком случае, пришли специалисты из состава международной комиссии, проводившие расследование деятельности Контроля и так называемых геймеров.
Тогда почему люди в вашем городе до сих пор еще не отказались от специальных средств защиты, которые именуются на вашем жаргоне «за-глушками»? Неужели у них есть основания полагать, что нарушение прав и свобод человека в вашем городе продолжается? – Дело в том, что в нашем городе очень сильны традиции, и тот факт, что некоторые жители Международного все еще носят «заглушки», свидетельствует не о рецидивах Воздействия, а, скорее, о стремлении людей сохранить память о трагическом прошлом, чтобы не допустить подобного в будущем…
Чем вы объясняете, господин Любарский, тот факт, что в вашем городе регулярно происходят ничем не спровоцированные массовые беспорядки? – Я ничего не объясняю, господа, я как руководитель учреждения, стоящего на страже законности и правопорядка, просто-напросто принимаю меры, чтобы не допустить такие беспорядки в будущем. – А если они все же произойдут? – Тогда я сначала добьюсь восстановления порядка в городе, а затем напишу прошение об отставке.
Кстати, господин Любарский, как получилось, что вы в сравнительно молодом возрасте, не имея специального образования и стажа службы в полиции, возглавили Полицейское управление? – Я уже не раз об этом рассказывал, господа, но охотно напомню… Дело в том, что в молодости я занимался деятельностью, по своему содержанию весьма близкой к работе частного детектива, и некоторое время работал в специальном подразделении полиции, ведущем борьбу с компьютерными преступлениями. Мэр Интервиля предложил мне исполнять обязанности начальника Полицейского управления, когда мой предшественник пал жертвой… гм… очередных массовых беспорядков. Выбирать тогда не приходилось, потому что семьдесят пять процентов полицейских оказались выведенными из строя…
Какова будет ваша политика, если Организация Объединенных Наций объявит Интервиль зоной чрезвычайного положения и введет сюда свои специальные войска для предупреждения новой междоусобицы? – Что ж, я готов только приветствовать такое внимание и заботу со стороны международного сообщества, хотя лучше было бы, если бы повода для таких мероприятий не возникло… Извините, господа, я вынужден на этом попросить вас закончить интервью. Дела, знаете ли, дела!..
Я решительно поднялся из-за стола, и представители мировой прессы, недовольно переговариваясь, потянулись к выходу. Я проводил их в приемную и, вежливо раскланявшись с журналистами, сказал Рите:
– Проветри, пожалуйста, кабинет, а я пока прогуляюсь в следственный отдел.
Начальник следственного отдела Андрей Каулен сидел на своем месте и скептически слушал, как ему путано что-то излагает человек в потертой черной куртке, сидящий на жестком стуле посреди кабинета.
Увидев меня, Каулен вскочил, а человек в куртке только злобно покосился на меня и отвернулся к стене.
– В чем дело, Андрей Петрович? – осведомился я.
– Вот, полюбуйтесь на этого субчика, Маврикий Павлович, – сказал Каулен, картинным жестом простирая указующий перст в направлении человека в куртке. – Вчерашнее ограбление банковского агентства помните?
– На Шестой? – уточнил я. – Ну как же, как же… Так это он, что ли, штурмовал его?
– Да, я, – сердито сказал человек в куртке. – Ну и что дальше?
Я несколько растерялся от такого вопроса.
– Как его взяли? – придя в себя, осведомился я у Каулена. – Кто отличился? Пишите представление, поощрю всеми доступными мне способами!..
Человек на стуле вдруг хрипло хохотнул. От него явственно разило алкоголем.
– Ну вы даете, гражданин начальник! – сказал он. – Да никто меня не брал, это я так, по глупости загремел… Из-за корешей своих. Но ничего, они у меня еще попляшут! – Тут он разразился градом неразборчивых сиплых угроз.
Каулен прикрикнул на него, а потом отвел меня в угол кабинета и полушепотом поведал удивительную историю.
Фамилия человека была Низельский. Официально он числился дворником, но эти обязанности за него исполняла его жена, а сам он специализировался на грабеже банков. У него были дружки, с которыми он сблизился на почве пристрастия к алкоголю. По вечерам в этой теплой компании он пропивал награбленное, а вернувшись домой, нещадно избивал жену. Когда выручка от последнего дела кончалась, он выбирал очередной объект налета.
Вчера, ограбив банковский филиал на Шестой улице, Низельский отправился в кафе со своими дружками и «нагрузился» там до беспамятства. Очнувшись утром дома, он не обнаружил своей жены ни в квартире, ни на уборке улицы. Сначала это его не очень озадачило, и Низельский отправился в кафе, чтобы поправить свое здоровье. Но вернувшись домой, он обнаружил на стене кухни надпись, начертанную кровью, из которой следовало, что с женой расправился не кто иной, как сам Демиург и что на очереди у маньяка – он сам. Объятый ужасом, Низельский решил искать убежища в полиции. Примчавшись в Управление, он признался во всех своих грехах дежурному, и тот направил его к Каулену. Начальник следственного отдела навел справки, и выяснилось, что жена Низельского жива и здорова, что отлучалась она на рынок за продуктами, а надпись на стене сделали дружки Низельского, решившие подшутить над своим приятелем… Когда Низельскому стало об этом известно, он попытался симулировать умственное расстройство – якобы не помнит, чту привело его в Полицейское управление, и якобы, вследствие «затмения сознания», хотел сам себя оговорить, дабы избежать встречи с маньяком. Но было уже поздно, и уликами, накопившимися за время следствия по делу об ограблении банков, Низельского приперли к стене…
– Все ясно, – сказал я, наморщив лоб.
Не нравилась мне эта история, ох как не нравилась, потому что целиком и полностью укладывалась в рамки моей теории. Система Воздействия действовала безотказно. Мне видно было, как она действует, как крутятся, вступая в зацепление друг с другом гигантские и совсем махонькие шестеренки, как распрямляются туго сжатые пружины, как срабатывают многочисленные реле-ограничители, как подается питающий ток на микросхемы и в разные контуры.
– Ладно, продолжайте допрос, Андрей Петрович…
Сначала я хотел вернуться в кабинет, где меня наверняка ждали какие-нибудь неотложные дела, но потом мысленно махнул на все рукой и спустился в подвал, где размещался отдел научной экспертизы.
К счастью, Сева Башарин был на месте. Он был крайне оригинальной личностью. За что я его и обожал. Познакомились мы с ним в клинике доктора Бейтса, куда я угодил со сквозными пулевыми ранениями легких после беседы с Мином Чевтаевым. Сева лежал там со сломанной ногой – следствие неудачного прыжка с третьего этажа под Воздействием. Когда я пришел в себя настолько, чтобы вести умные разговоры, мы с ним сблизились на общей почве любви к полунаучным абстрактным рассуждениям. Мы с ним были почти одногодками. В момент нашего знакомства Сева заканчивал в Университете аспирантуру по прикладной физике и готовился защищать диссертацию – что-то вроде взаимодействия тонких энергий. Вообще, он всегда тянулся к исследованиям, находящимся на стыке разных наук, и был своеобразным ученым-универсалом. Когда он узнал, что я в течение ряда лет занимался «чертовщиной», полтергейстом и прочими аномальными явлениями, то загорелся использовать мой опыт в качестве примеров, иллюстрирующих отдельные положения его диссертации. Диссертацию, кстати, он так и не защитил – ни тогда, выйдя из клиники Бейтса, ни потом…
Сева не просто был на месте: он что-то изучал в электронный микроскоп. Судя по тому, что на экране монитора в нездоровом оживлении ползали какие-то микробы, этим «что-то» наверняка был срез ткани от трупа не первой свежести. Не знаю, каким Сева мог бы стать физиком, но судебный эксперт из него получился на славу. Когда я приглашал его работать в отдел научной экспертизы лаборантом-экспертом, то думал, что он брезгливо поморщится и выдаст нечто вроде: «Ну спасибо, брат, за заботу, только я скорее в общественный нужник трудоустроюсь, чем к вам!», но Башарин этого не сказал, а лишь осведомился: «Научной экспертизы? Это какой же идиот так назвал ваш вонючий отдел? Что, экспертиза бывает еще и ненаучной?!»…
– О! – на миг оторвавшись от окуляра, сказал Сева, покосившись на меня. – Приятно, черт возьми, когда тебя не забывает высокое начальство!
– Разрешите присутствовать? – спросил я, шутливо делая руки по швам.
– Валяйте, ваше превосходительство, – снисходительно ответствовал он, не отрываясь от созерцания микробов. – Выпить хотите?
– А есть? – спросил я.
Сева наконец оторвался от своего гнусного занятия, осклабился и прошествовал в угол к дребезжащему от старости холодильнику. Что-то бормоча себе под нос, он залез в его недра, потом выпрямился, держа в руке початую бутылку водки и сморщенный лимон.
– Дверь только закрой на ключ, – посоветовал я, – а то вломится какая-нибудь сволочь, господину мэру заложит потом, что начальник полиции распивает в рабочее время с рядовыми лаборантами… На меня и так со всех сторон бочку катят!..
Он насмешливо хмыкнул, но дверь все-таки закрыл – правда, не на ключ, а на массивный железный засов. Потом взял с ближайшего стола какую-то пробирку, из которой, по-моему, совсем недавно пили кофе, и протянул ее мне, а себе взял пластиковый стаканчик для образцов.
Я занял место в кресле у стены – оно было настолько продавленным, что колени сидящего оказывались уровне лица, – а Сева сел верхом на стул напротив меня. Бутылку он, наполнив наши импровизированные бокалы, небрежно поставил прямо на пол в пределах досягаемости.
– Что-то ты какой-то сегодня взъерошенный, Рик, – заметил он, нарезая скальпелем лимон на картонное блюдечко. – Случилось что-нибудь?
Я тут же вспомнил покойного Адриана Клура.
– Случилось, – сказал я. – «Если что-то плохое должно случиться, оно обязательно случается». Закон Мерфи…
– Мерфи? – Сева поднял брови. – Что-то не слышал о таком философе. Или это не философ?
Я хохотнул.
– Нет, Эд Мерфи был капитаном американских Военно-Воздушных Сил, но закономерностей, в том числе и философских, он открыл много. Кстати, из его основного закона вытекает одно следствие: «Из всех неприятностей произойдет именно та, вред от которой окажется самым большим».
– Трепач был твой Мерфи, – сказал Сева. – Как и все философы. – (Будучи представителем точных наук, он недолюбливал «гуманитари-ев», по поводу чего у нас неоднократно вспыхивали жаркие споры.) – Поехали? – Он поднял свою импровизированную рюмку.
– Что ж, заглушим вонь от трупов благородным запахом алкоголя! – провозгласил я наше излюбленное изречение.
Мы выпили и зажевали лимоном. Водка огненным комком провалилась в желудок. «Как бы не окосеть с похмелья», подумал я.
– Ну, так что там у тебя стряслось? – поинтересовался Сева так небрежно, будто он был моим начальником, а не наоборот.
– У меня-то – ничего. – Я откинулся на спинку кресла и потянулся. – Хотя, чует мое сердце, недалек тот час, когда слечу я с начальственного поста и пополню собой армию безработных…
– Давно пора, – безжалостно сказал Сева. – В цивилизованных странах, если какой-то маньяк безнаказанно потрошит честных обывателей, то не только начальника полиции – все правительство меняют к чертовой матери!.. Сколько уже человек этот Демиург превратил в пострадавших?
– Примерно сорок, – сказал я. – Без учета сегодяшней ночи: я еще не смотрел утреннюю сводку… Только, в отличие от цивилизованных стран, наши маньяки людей не потрошат. По-моему, они переправляют их куда-нибудь в параллельный мир.
– Судя по безумным гипотезам, ты уже созрел для второй, – сказал Сева, берясь за бутылку. – Убьем микробы?
Мы выпили.
– Нет, брат, – сказал Сева, отдышавшись. – Если бы все обстояло так, как ты предполагаешь, жить было бы намного интереснее. А в случае с тем же Демиургом, на мой взгляд, дело обстоит гораздо проще и обыденнее. Что, разве мало существует способов не оставить и следа от трупа? Да сколько угодно – от ванны с крепчайшим раствором кислоты до камня на шее… Или хотя бы просто закопать жертву в укромном месте.
– Ну вот, – сказал я шутливо, хотя шутить мне сейчас вовсе не хотелось. – Взял и все опошлил… Тоже мне, криминалист выискался. Ты бы еще дистанционный трупоискатель изобрел, чтобы, не выходя из Управления, можно было сказать, куда делись пропавшие без вести люди!
Сева покачал головой.
– Не нравишься ты мне, брат, сегодня, – объявил он. – Разве таким должен быть настоящий полицейский? Взял бы, провел парочку операций с засадами, «подсадными утками» и массированными облавами по всему городу – глядишь, и сидел бы сейчас этот мерзавец в камере и глодал свои ногти от нереализованной злобы!..
– Ага, – сказал я, – сейчас вот допью и пойду облаву проводить… Ты прекрасно знаешь, почему этот подонок так неуловим.
– Понятия не имею, – нахально заявил Сева, явно набиваясь на очередной спор. – Разъясни бестолковому!..
– Все один к одному, – серьезно сказал я. – Воздействие продолжается, Сева, и никуда от этого не денешься, братец ты мой. Именно поэтому мы никак не можем напасть на след этого маньяка. И именно из-за Воздействия в городе время от времени происходит самая настоящая бойня, когда люди месят друг друга без особых причин… И именно поэтому по-прежнему совершаются людьми необъяснимые поступки – не свойственные им поступки, Сева!.. Кстати, я только что от Каулена, и знаешь, кого он допрашивает? Того гангстера-одиночку, который чистил банки без предварительной подготовки! И явился он к нам ни с того, ни с сего с повинной… выдумал какую-то глупейшую историю, будто бы до смерти испугался Демиурга… шито белыми нитками это все!..
– Ну почему же? – осведомился Сева, тщательно прицеливаясь, чтобы разлить остатки водки поровну. – Слушай, брат, а может быть, ты все-таки неправильно утрируешь, а? – Временами он ради хохмы любил употреблять подобные «неправильные» выражения. – Может, все действительно естественно до полного отвращения, как половой акт между уродами? Что, по-твоему, отныне люди вообще не имеют право ни на достойные, ни на мерзопакостные поступки?
– Не имеют, – упрямо заявил я.
– Слушай, – протянул он вдруг, сделав круглые глаза, – да ты опасный человек, гражданин начальник!.. Все тебе не так, все тебе плохо в этом мире! Что же получается? Сделал кто-нибудь хорошее – ты тут как тут: это, мол, Воздействие, мол!.. Или, наоборот, совершил кто-то преступление – а ты опять: не он виноват, братцы, а тот, кто им управлял!.. Так ведь вообще можно черт знает до чего докатиться, брат!.. Ну ладно, как гласит немецкая пословица: Прозит!
Мы выпили. Голова у меня вдруг стала соображать намного лучше.
– И потом, – продолжал Сева, кидая в рот хвостик лимона, – каким образом может осуществляться Воздействие, если давным-давно ликвидирована Сеть? Или ты сомневаешься в том, что она ликвидирована?
– Вот это меня интересует больше всего, господин лаборант, – сказал я. – Каким образом? Я тут вспомнил те времена, когда тоже был простым лаборантом – как раз перед тем, как мне прострелили в трех местах грудную клетку… Тогда мне пришла в голову не самая плохая мысль о том, что Контроль готовит нам сюрприз. Сеть-два, скажем так… Потому что только полный идиот будет рубить тот сук, на котором сидел годами, а именно этого и добивался Контроль, побуждая меня уничтожить Сеть, в которую пролезли геймеры. Да и та неожиданная легкость, с которой мы сумели добиться ликвидации Контроля и его Сети, тоже о чем-то говорит… Так что я не удивлюсь, если сейчас существует Контроль-два и Сеть-два, только вот как выяснить и доказать это?..
В дверь лаборатории кто-то толкнулся, но Сева гаркнул командным голосом:
– У меня срочный заказ! Попозже!
– И вообще, – сказал я, когда за дверью все стихло, – что-то в последнее время меня все больше перестали удовлетворять рациональные объяснения по поводу Воздействия. Так и просятся на ум мистические теории о двух огромных невидимых сверхмогущественных и сверхразумных существах, которые представляют собой силы Добра и силы Зла и которые вот уже много веков ведут между собой непримиримую борьбу, а в качестве пушечного мяса используют ничего не подозревающих людей…
– Ну, это уже мы слышали в различных интепретациях столько раз, что уши вянут, – махнул рукой Сева. – Бог и Сатана… Свет и Тьма… Жизнь и Смерть… Хаос и Порядок… И в том же ключе все остальное. Ничего оригинального и нового человечество за две с лишним тысячи лет так и не сумело придумать, чтобы как-то иначе оправдать свое бессилие познать мир. Вот уж, воистину: «Вставший на путь познания неизменно придет к Богу», не помню только, кто это сказал… Нет, брат, если ты хочешь продолжать свою борьбу с призраками и ветряными мельницами, то возьми на вооружение что-нибудь более конструктивное.
Я взглянул на часы и ужаснулся. Меня уже наверняка потеряли так, что вот-вот могли счесть очередной жертвой Демиурга.
– Есть господин ученый, – сказал я, решительно поднимаясь. – Разрешите идти искать конструктивные теории?
– Валяйте, ваше превосходительство, – сморщил лицо в непонятной гримасе Сева. – А лучше изловите для начала маньяка, терроризирующего весь город!
Уже на пороге я обернулся и, напустив на себя суровый вид, пригрозил:
– А за пьянство в рабочее время я вас все-таки когда-нибудь уволю, лаборант Башарин!..
Глава 2
Однако, многое для меня оставалось неясным, и можно было до боли в висках ломать голову над возникающими вопросами, но так и не найти ответа ни на один из них.
В дверь раздался осторожный стук, и в кабинет заглянула вернувшаяся с чаепития Рита.
– Добрый день, Маврикий Павлович, – сказала она. – Тут к вам целая делегация…
– По записи? – спросил я хмуро.
Она замялась.
– Дело в том, что это представители иностранных средств массовой информации. Хотят взять у вас небольшое интервью…
– Гоните их в шею, – кратко посоветовал я.
– Не могу, – растерянно сказала она. – Все-таки иностранцы… И потом, их так много!..
Я мысленно возвел глаза к небу и произнес в уме пару энергичных фраз в адрес своей деликатной секретарши, но она глядела на меня невинно и преданно, и не оставалось ничего другого, кроме как сказать со вздохом:
– Ладно, только предупредите, что у них в распоряжении не больше двадцати минут… И отключите меня от внешнего мира.
Рита исчезла за дверью, и в кабинет тут же ввалилась шумная орава людей в свитерах и джинсах, которые принялись деловито устанавливать какие-то осветительные приборы, больше напоминавшие прожекторы, и наперебой слепить меня вспышками цифровых фотокамер.
Не успел я и глазом моргнуть, как они расселись передо мной хищным полукругом, словно волчья стая, и, прицелившись в меня разнокалиберными микрофонами, принялись засыпбть меня вопросами. Не прошло и двух минут, как я уже пожалел, что согласился на эту импровизированную пресс-конференцию.
Моих интервьюеров на этот раз интересовало примерно то же, что и раньше, и с этой точки зрения было легко катиться по накатанной дорожке. Однако вопросы становились все каверзнее, и, судя по их тональности, основаны были на многочисленных слухах и пересудах.
… Каким образом администрация Интервиля сумела добиться того, что, по ее требованию, Организация Объединенных Наций произвела тщательную проверку всех космических спутников Земли, а часть их них уничтожила боевыми ракетами? – Вопрос задан не по адресу, господа, я всего-навсего – полицейский, а соответствующее ходатайство, насколько мне известно, исходило от нашей мэрии… Поэтому заслуга в уничтожении Сети принадлежит не вашему покорному слуге, а нынешнему мэру Аверу Гунибскому…
Но ведь вы, господин Любарский, состоите в близких отношениях с господином Гунибским, не так ли? – Да, но это никак не сказывается на наших взаимоотношениях по служебным вопросам, и наши функциональные обязанности никоим образом не пересекаются. Более того, как вы можете представить, я подчиняюсь ему, а не наоборот, поэтому было бы смешно изображать меня в роли этакого серого кардинала…
Простите, господин Любарский, наших читателей интересует ваше мнение по поводу пресловутого Контроля, который, как известно, был ликвидирован не в последнюю очередь за счет ваших личных усилий… Как вы считаете, прекратилось ли психотронное воздействие спецслужб на человечество? – Насчет всего человечества я не знаю, но что касается нашего города, то могу вас заверить, что компьютерная сеть, посредством которой осуществлялось Воздействие на Интервиль, прекратила свое существование. К такому выводу, во всяком случае, пришли специалисты из состава международной комиссии, проводившие расследование деятельности Контроля и так называемых геймеров.
Тогда почему люди в вашем городе до сих пор еще не отказались от специальных средств защиты, которые именуются на вашем жаргоне «за-глушками»? Неужели у них есть основания полагать, что нарушение прав и свобод человека в вашем городе продолжается? – Дело в том, что в нашем городе очень сильны традиции, и тот факт, что некоторые жители Международного все еще носят «заглушки», свидетельствует не о рецидивах Воздействия, а, скорее, о стремлении людей сохранить память о трагическом прошлом, чтобы не допустить подобного в будущем…
Чем вы объясняете, господин Любарский, тот факт, что в вашем городе регулярно происходят ничем не спровоцированные массовые беспорядки? – Я ничего не объясняю, господа, я как руководитель учреждения, стоящего на страже законности и правопорядка, просто-напросто принимаю меры, чтобы не допустить такие беспорядки в будущем. – А если они все же произойдут? – Тогда я сначала добьюсь восстановления порядка в городе, а затем напишу прошение об отставке.
Кстати, господин Любарский, как получилось, что вы в сравнительно молодом возрасте, не имея специального образования и стажа службы в полиции, возглавили Полицейское управление? – Я уже не раз об этом рассказывал, господа, но охотно напомню… Дело в том, что в молодости я занимался деятельностью, по своему содержанию весьма близкой к работе частного детектива, и некоторое время работал в специальном подразделении полиции, ведущем борьбу с компьютерными преступлениями. Мэр Интервиля предложил мне исполнять обязанности начальника Полицейского управления, когда мой предшественник пал жертвой… гм… очередных массовых беспорядков. Выбирать тогда не приходилось, потому что семьдесят пять процентов полицейских оказались выведенными из строя…
Какова будет ваша политика, если Организация Объединенных Наций объявит Интервиль зоной чрезвычайного положения и введет сюда свои специальные войска для предупреждения новой междоусобицы? – Что ж, я готов только приветствовать такое внимание и заботу со стороны международного сообщества, хотя лучше было бы, если бы повода для таких мероприятий не возникло… Извините, господа, я вынужден на этом попросить вас закончить интервью. Дела, знаете ли, дела!..
Я решительно поднялся из-за стола, и представители мировой прессы, недовольно переговариваясь, потянулись к выходу. Я проводил их в приемную и, вежливо раскланявшись с журналистами, сказал Рите:
– Проветри, пожалуйста, кабинет, а я пока прогуляюсь в следственный отдел.
Начальник следственного отдела Андрей Каулен сидел на своем месте и скептически слушал, как ему путано что-то излагает человек в потертой черной куртке, сидящий на жестком стуле посреди кабинета.
Увидев меня, Каулен вскочил, а человек в куртке только злобно покосился на меня и отвернулся к стене.
– В чем дело, Андрей Петрович? – осведомился я.
– Вот, полюбуйтесь на этого субчика, Маврикий Павлович, – сказал Каулен, картинным жестом простирая указующий перст в направлении человека в куртке. – Вчерашнее ограбление банковского агентства помните?
– На Шестой? – уточнил я. – Ну как же, как же… Так это он, что ли, штурмовал его?
– Да, я, – сердито сказал человек в куртке. – Ну и что дальше?
Я несколько растерялся от такого вопроса.
– Как его взяли? – придя в себя, осведомился я у Каулена. – Кто отличился? Пишите представление, поощрю всеми доступными мне способами!..
Человек на стуле вдруг хрипло хохотнул. От него явственно разило алкоголем.
– Ну вы даете, гражданин начальник! – сказал он. – Да никто меня не брал, это я так, по глупости загремел… Из-за корешей своих. Но ничего, они у меня еще попляшут! – Тут он разразился градом неразборчивых сиплых угроз.
Каулен прикрикнул на него, а потом отвел меня в угол кабинета и полушепотом поведал удивительную историю.
Фамилия человека была Низельский. Официально он числился дворником, но эти обязанности за него исполняла его жена, а сам он специализировался на грабеже банков. У него были дружки, с которыми он сблизился на почве пристрастия к алкоголю. По вечерам в этой теплой компании он пропивал награбленное, а вернувшись домой, нещадно избивал жену. Когда выручка от последнего дела кончалась, он выбирал очередной объект налета.
Вчера, ограбив банковский филиал на Шестой улице, Низельский отправился в кафе со своими дружками и «нагрузился» там до беспамятства. Очнувшись утром дома, он не обнаружил своей жены ни в квартире, ни на уборке улицы. Сначала это его не очень озадачило, и Низельский отправился в кафе, чтобы поправить свое здоровье. Но вернувшись домой, он обнаружил на стене кухни надпись, начертанную кровью, из которой следовало, что с женой расправился не кто иной, как сам Демиург и что на очереди у маньяка – он сам. Объятый ужасом, Низельский решил искать убежища в полиции. Примчавшись в Управление, он признался во всех своих грехах дежурному, и тот направил его к Каулену. Начальник следственного отдела навел справки, и выяснилось, что жена Низельского жива и здорова, что отлучалась она на рынок за продуктами, а надпись на стене сделали дружки Низельского, решившие подшутить над своим приятелем… Когда Низельскому стало об этом известно, он попытался симулировать умственное расстройство – якобы не помнит, чту привело его в Полицейское управление, и якобы, вследствие «затмения сознания», хотел сам себя оговорить, дабы избежать встречи с маньяком. Но было уже поздно, и уликами, накопившимися за время следствия по делу об ограблении банков, Низельского приперли к стене…
– Все ясно, – сказал я, наморщив лоб.
Не нравилась мне эта история, ох как не нравилась, потому что целиком и полностью укладывалась в рамки моей теории. Система Воздействия действовала безотказно. Мне видно было, как она действует, как крутятся, вступая в зацепление друг с другом гигантские и совсем махонькие шестеренки, как распрямляются туго сжатые пружины, как срабатывают многочисленные реле-ограничители, как подается питающий ток на микросхемы и в разные контуры.
– Ладно, продолжайте допрос, Андрей Петрович…
Сначала я хотел вернуться в кабинет, где меня наверняка ждали какие-нибудь неотложные дела, но потом мысленно махнул на все рукой и спустился в подвал, где размещался отдел научной экспертизы.
К счастью, Сева Башарин был на месте. Он был крайне оригинальной личностью. За что я его и обожал. Познакомились мы с ним в клинике доктора Бейтса, куда я угодил со сквозными пулевыми ранениями легких после беседы с Мином Чевтаевым. Сева лежал там со сломанной ногой – следствие неудачного прыжка с третьего этажа под Воздействием. Когда я пришел в себя настолько, чтобы вести умные разговоры, мы с ним сблизились на общей почве любви к полунаучным абстрактным рассуждениям. Мы с ним были почти одногодками. В момент нашего знакомства Сева заканчивал в Университете аспирантуру по прикладной физике и готовился защищать диссертацию – что-то вроде взаимодействия тонких энергий. Вообще, он всегда тянулся к исследованиям, находящимся на стыке разных наук, и был своеобразным ученым-универсалом. Когда он узнал, что я в течение ряда лет занимался «чертовщиной», полтергейстом и прочими аномальными явлениями, то загорелся использовать мой опыт в качестве примеров, иллюстрирующих отдельные положения его диссертации. Диссертацию, кстати, он так и не защитил – ни тогда, выйдя из клиники Бейтса, ни потом…
Сева не просто был на месте: он что-то изучал в электронный микроскоп. Судя по тому, что на экране монитора в нездоровом оживлении ползали какие-то микробы, этим «что-то» наверняка был срез ткани от трупа не первой свежести. Не знаю, каким Сева мог бы стать физиком, но судебный эксперт из него получился на славу. Когда я приглашал его работать в отдел научной экспертизы лаборантом-экспертом, то думал, что он брезгливо поморщится и выдаст нечто вроде: «Ну спасибо, брат, за заботу, только я скорее в общественный нужник трудоустроюсь, чем к вам!», но Башарин этого не сказал, а лишь осведомился: «Научной экспертизы? Это какой же идиот так назвал ваш вонючий отдел? Что, экспертиза бывает еще и ненаучной?!»…
– О! – на миг оторвавшись от окуляра, сказал Сева, покосившись на меня. – Приятно, черт возьми, когда тебя не забывает высокое начальство!
– Разрешите присутствовать? – спросил я, шутливо делая руки по швам.
– Валяйте, ваше превосходительство, – снисходительно ответствовал он, не отрываясь от созерцания микробов. – Выпить хотите?
– А есть? – спросил я.
Сева наконец оторвался от своего гнусного занятия, осклабился и прошествовал в угол к дребезжащему от старости холодильнику. Что-то бормоча себе под нос, он залез в его недра, потом выпрямился, держа в руке початую бутылку водки и сморщенный лимон.
– Дверь только закрой на ключ, – посоветовал я, – а то вломится какая-нибудь сволочь, господину мэру заложит потом, что начальник полиции распивает в рабочее время с рядовыми лаборантами… На меня и так со всех сторон бочку катят!..
Он насмешливо хмыкнул, но дверь все-таки закрыл – правда, не на ключ, а на массивный железный засов. Потом взял с ближайшего стола какую-то пробирку, из которой, по-моему, совсем недавно пили кофе, и протянул ее мне, а себе взял пластиковый стаканчик для образцов.
Я занял место в кресле у стены – оно было настолько продавленным, что колени сидящего оказывались уровне лица, – а Сева сел верхом на стул напротив меня. Бутылку он, наполнив наши импровизированные бокалы, небрежно поставил прямо на пол в пределах досягаемости.
– Что-то ты какой-то сегодня взъерошенный, Рик, – заметил он, нарезая скальпелем лимон на картонное блюдечко. – Случилось что-нибудь?
Я тут же вспомнил покойного Адриана Клура.
– Случилось, – сказал я. – «Если что-то плохое должно случиться, оно обязательно случается». Закон Мерфи…
– Мерфи? – Сева поднял брови. – Что-то не слышал о таком философе. Или это не философ?
Я хохотнул.
– Нет, Эд Мерфи был капитаном американских Военно-Воздушных Сил, но закономерностей, в том числе и философских, он открыл много. Кстати, из его основного закона вытекает одно следствие: «Из всех неприятностей произойдет именно та, вред от которой окажется самым большим».
– Трепач был твой Мерфи, – сказал Сева. – Как и все философы. – (Будучи представителем точных наук, он недолюбливал «гуманитари-ев», по поводу чего у нас неоднократно вспыхивали жаркие споры.) – Поехали? – Он поднял свою импровизированную рюмку.
– Что ж, заглушим вонь от трупов благородным запахом алкоголя! – провозгласил я наше излюбленное изречение.
Мы выпили и зажевали лимоном. Водка огненным комком провалилась в желудок. «Как бы не окосеть с похмелья», подумал я.
– Ну, так что там у тебя стряслось? – поинтересовался Сева так небрежно, будто он был моим начальником, а не наоборот.
– У меня-то – ничего. – Я откинулся на спинку кресла и потянулся. – Хотя, чует мое сердце, недалек тот час, когда слечу я с начальственного поста и пополню собой армию безработных…
– Давно пора, – безжалостно сказал Сева. – В цивилизованных странах, если какой-то маньяк безнаказанно потрошит честных обывателей, то не только начальника полиции – все правительство меняют к чертовой матери!.. Сколько уже человек этот Демиург превратил в пострадавших?
– Примерно сорок, – сказал я. – Без учета сегодяшней ночи: я еще не смотрел утреннюю сводку… Только, в отличие от цивилизованных стран, наши маньяки людей не потрошат. По-моему, они переправляют их куда-нибудь в параллельный мир.
– Судя по безумным гипотезам, ты уже созрел для второй, – сказал Сева, берясь за бутылку. – Убьем микробы?
Мы выпили.
– Нет, брат, – сказал Сева, отдышавшись. – Если бы все обстояло так, как ты предполагаешь, жить было бы намного интереснее. А в случае с тем же Демиургом, на мой взгляд, дело обстоит гораздо проще и обыденнее. Что, разве мало существует способов не оставить и следа от трупа? Да сколько угодно – от ванны с крепчайшим раствором кислоты до камня на шее… Или хотя бы просто закопать жертву в укромном месте.
– Ну вот, – сказал я шутливо, хотя шутить мне сейчас вовсе не хотелось. – Взял и все опошлил… Тоже мне, криминалист выискался. Ты бы еще дистанционный трупоискатель изобрел, чтобы, не выходя из Управления, можно было сказать, куда делись пропавшие без вести люди!
Сева покачал головой.
– Не нравишься ты мне, брат, сегодня, – объявил он. – Разве таким должен быть настоящий полицейский? Взял бы, провел парочку операций с засадами, «подсадными утками» и массированными облавами по всему городу – глядишь, и сидел бы сейчас этот мерзавец в камере и глодал свои ногти от нереализованной злобы!..
– Ага, – сказал я, – сейчас вот допью и пойду облаву проводить… Ты прекрасно знаешь, почему этот подонок так неуловим.
– Понятия не имею, – нахально заявил Сева, явно набиваясь на очередной спор. – Разъясни бестолковому!..
– Все один к одному, – серьезно сказал я. – Воздействие продолжается, Сева, и никуда от этого не денешься, братец ты мой. Именно поэтому мы никак не можем напасть на след этого маньяка. И именно из-за Воздействия в городе время от времени происходит самая настоящая бойня, когда люди месят друг друга без особых причин… И именно поэтому по-прежнему совершаются людьми необъяснимые поступки – не свойственные им поступки, Сева!.. Кстати, я только что от Каулена, и знаешь, кого он допрашивает? Того гангстера-одиночку, который чистил банки без предварительной подготовки! И явился он к нам ни с того, ни с сего с повинной… выдумал какую-то глупейшую историю, будто бы до смерти испугался Демиурга… шито белыми нитками это все!..
– Ну почему же? – осведомился Сева, тщательно прицеливаясь, чтобы разлить остатки водки поровну. – Слушай, брат, а может быть, ты все-таки неправильно утрируешь, а? – Временами он ради хохмы любил употреблять подобные «неправильные» выражения. – Может, все действительно естественно до полного отвращения, как половой акт между уродами? Что, по-твоему, отныне люди вообще не имеют право ни на достойные, ни на мерзопакостные поступки?
– Не имеют, – упрямо заявил я.
– Слушай, – протянул он вдруг, сделав круглые глаза, – да ты опасный человек, гражданин начальник!.. Все тебе не так, все тебе плохо в этом мире! Что же получается? Сделал кто-нибудь хорошее – ты тут как тут: это, мол, Воздействие, мол!.. Или, наоборот, совершил кто-то преступление – а ты опять: не он виноват, братцы, а тот, кто им управлял!.. Так ведь вообще можно черт знает до чего докатиться, брат!.. Ну ладно, как гласит немецкая пословица: Прозит!
Мы выпили. Голова у меня вдруг стала соображать намного лучше.
– И потом, – продолжал Сева, кидая в рот хвостик лимона, – каким образом может осуществляться Воздействие, если давным-давно ликвидирована Сеть? Или ты сомневаешься в том, что она ликвидирована?
– Вот это меня интересует больше всего, господин лаборант, – сказал я. – Каким образом? Я тут вспомнил те времена, когда тоже был простым лаборантом – как раз перед тем, как мне прострелили в трех местах грудную клетку… Тогда мне пришла в голову не самая плохая мысль о том, что Контроль готовит нам сюрприз. Сеть-два, скажем так… Потому что только полный идиот будет рубить тот сук, на котором сидел годами, а именно этого и добивался Контроль, побуждая меня уничтожить Сеть, в которую пролезли геймеры. Да и та неожиданная легкость, с которой мы сумели добиться ликвидации Контроля и его Сети, тоже о чем-то говорит… Так что я не удивлюсь, если сейчас существует Контроль-два и Сеть-два, только вот как выяснить и доказать это?..
В дверь лаборатории кто-то толкнулся, но Сева гаркнул командным голосом:
– У меня срочный заказ! Попозже!
– И вообще, – сказал я, когда за дверью все стихло, – что-то в последнее время меня все больше перестали удовлетворять рациональные объяснения по поводу Воздействия. Так и просятся на ум мистические теории о двух огромных невидимых сверхмогущественных и сверхразумных существах, которые представляют собой силы Добра и силы Зла и которые вот уже много веков ведут между собой непримиримую борьбу, а в качестве пушечного мяса используют ничего не подозревающих людей…
– Ну, это уже мы слышали в различных интепретациях столько раз, что уши вянут, – махнул рукой Сева. – Бог и Сатана… Свет и Тьма… Жизнь и Смерть… Хаос и Порядок… И в том же ключе все остальное. Ничего оригинального и нового человечество за две с лишним тысячи лет так и не сумело придумать, чтобы как-то иначе оправдать свое бессилие познать мир. Вот уж, воистину: «Вставший на путь познания неизменно придет к Богу», не помню только, кто это сказал… Нет, брат, если ты хочешь продолжать свою борьбу с призраками и ветряными мельницами, то возьми на вооружение что-нибудь более конструктивное.
Я взглянул на часы и ужаснулся. Меня уже наверняка потеряли так, что вот-вот могли счесть очередной жертвой Демиурга.
– Есть господин ученый, – сказал я, решительно поднимаясь. – Разрешите идти искать конструктивные теории?
– Валяйте, ваше превосходительство, – сморщил лицо в непонятной гримасе Сева. – А лучше изловите для начала маньяка, терроризирующего весь город!
Уже на пороге я обернулся и, напустив на себя суровый вид, пригрозил:
– А за пьянство в рабочее время я вас все-таки когда-нибудь уволю, лаборант Башарин!..
Глава 2
За время моего отсутствия в кабинете ничего не изменилось. Во всяком случае, мне так сначала показалось. Однако я всей кожей чувствовал, что здесь что-то не так. Видимо, сработала элементарная наблюдательность. Да и как тут не будешь наблюдательным, если частенько приходилось осматривать помещения, в которых было совершено преступление и которые ты видел первый раз в жизни, но если ты не заметил того, что бросается в глаза, – грош тебе цена как полицейскому!..
Я повел взглядом по стенам, полу и даже потолку, и вскоре понял, чту в кабинете изменилось. Окно, выходившее на площадь, было открыто настежь, хотя я точно помнил, что не открывал его уходя.
И только еще спустя несколько секунд до меня окончательно дошло. Я же сам распорядился Рите проветрить кабинет, потому что в нем дым столбом стоял после визита делегации журналистов. Особенно старался отравить атмосферу такой седой толстяк в вязаной шапочке, который зажег толстенную сигару, едва вошел в кабинет, и не выпускал ее изо рта на протяжении всего интервью. Возможно, из-за сигары он даже ни одного вопроса не задал – только курил, пыхтел и пристально пялился на меня так, будто впервые в жизни видел начальника полиции.
Я чертыхнулся и подошел к окну, чтобы закрыть его.
Мое внимание тут же привлекла фигура, маячившая на другой стороне площади. Человек был плотным, седым, на глазах у него были непроницаемые очки, а в руке – толстая трость. Лица на расстоянии разобрать было невозможно, но манера держаться этого человека показалась мне чем-то знакомой. Человек пристально смотрел на здание Управления, и мне почудилось, что смотрит он именно в мое окно.
По спине моей невольно побежали мурашки, пока я не спохватился и не захлопнул окно. Человек, словно ждал этого, тут же повернулся и неторопливо направился ко входу в подземку.
Наверное, какой-нибудь иностранный турист, подумал я, усаживаясь за стол. Любят они поедать глазами разные достопримечательности, а под мышкой у них обязательно зажат потертый путеводитель, а над ухом что-нибудь вкрадчиво нашептывает гид-самозванец из числа наших местных доброхотов…
В этот момент оглушительно грянул вызов на связь. Я включил визор и увидел на экранчике знакомую хмурую физиономию с торчащей во все стороны бородой.
Это был не кто иной, как бывший хозяин бара «Ходячий анекдот», а ныне хозяин всего славного города Интервиля Авер Гунибский. На мгновение мне показалось, что первое, о чем он меня сейчас спросит, это наличие свеженьких анекдотов. Впрочем, это впечатление неизменно пробуждалось во мне во время всех наших встреч и контактов, но Авер неизменно не оправдывал моих ожиданий. В кресле мэра – не до анекдотов, а в последнее время – и тем более…
– Рик, у тебя совесть есть? – осведомился Авер вместо приветствия.
Ну вот, подумал я с легким раздражением. Уже успели доложить, что от начальника полиции разит водочным перегаром в разгар рабочего дня. Или что он опаздывает на работу… выкручивайся теперь, бей кулаком в грудь и обещай, что такого больше не повторится…
– При виде грозного начальства моя совесть ушла в пятки, – шутливо сказал я.
– Что это ты там, не ставя меня в известность, какие-то иностранные делегации принимаешь? – внезапно спросил Авер. – Ты что, решил дипломатом заделаться?
Я облегченно вздохнул.
– Это была не делегация, Авер, – пояснил я, – а орава плохо ведущих себя иностранных журналистов, которые сами не знают, чего они хотят.
– А все-таки, чего они хотели, Рик? – глядя из-под кустистых бровей спросил Гунибский.
– Жаждали сенсационных подробностей о разгроме геймеров, лик-видации Сети и о всем таком прочем…
– Ну и что ты им сказал?
– А что я могу сказать? Естественно, послал их…
– Рик, ты в своем уме?! Эти писаки работают на крупнейшие газетные и телевизионные концерны мира!..
– … послал их к тебе, Авер. Мол, обращайтесь к мэру, ребята, он многое знает об этой истории, но только молчит от скромности.
–Смешно, – без тени улыбки сказал Авер. Это словечко – единственное, что иногда напоминало мне в мэре прежнего владельца бара, угощающего старых друзей бесплатной порцией виски за неизвестный анекдот. Потом до Гунибского дошло: – Что?!.. Какого черта, Рик, ты их навел на меня? Нет у меня времени давать интервью направо и налево, да еще по таким давним событиям!..
Я повел взглядом по стенам, полу и даже потолку, и вскоре понял, чту в кабинете изменилось. Окно, выходившее на площадь, было открыто настежь, хотя я точно помнил, что не открывал его уходя.
И только еще спустя несколько секунд до меня окончательно дошло. Я же сам распорядился Рите проветрить кабинет, потому что в нем дым столбом стоял после визита делегации журналистов. Особенно старался отравить атмосферу такой седой толстяк в вязаной шапочке, который зажег толстенную сигару, едва вошел в кабинет, и не выпускал ее изо рта на протяжении всего интервью. Возможно, из-за сигары он даже ни одного вопроса не задал – только курил, пыхтел и пристально пялился на меня так, будто впервые в жизни видел начальника полиции.
Я чертыхнулся и подошел к окну, чтобы закрыть его.
Мое внимание тут же привлекла фигура, маячившая на другой стороне площади. Человек был плотным, седым, на глазах у него были непроницаемые очки, а в руке – толстая трость. Лица на расстоянии разобрать было невозможно, но манера держаться этого человека показалась мне чем-то знакомой. Человек пристально смотрел на здание Управления, и мне почудилось, что смотрит он именно в мое окно.
По спине моей невольно побежали мурашки, пока я не спохватился и не захлопнул окно. Человек, словно ждал этого, тут же повернулся и неторопливо направился ко входу в подземку.
Наверное, какой-нибудь иностранный турист, подумал я, усаживаясь за стол. Любят они поедать глазами разные достопримечательности, а под мышкой у них обязательно зажат потертый путеводитель, а над ухом что-нибудь вкрадчиво нашептывает гид-самозванец из числа наших местных доброхотов…
В этот момент оглушительно грянул вызов на связь. Я включил визор и увидел на экранчике знакомую хмурую физиономию с торчащей во все стороны бородой.
Это был не кто иной, как бывший хозяин бара «Ходячий анекдот», а ныне хозяин всего славного города Интервиля Авер Гунибский. На мгновение мне показалось, что первое, о чем он меня сейчас спросит, это наличие свеженьких анекдотов. Впрочем, это впечатление неизменно пробуждалось во мне во время всех наших встреч и контактов, но Авер неизменно не оправдывал моих ожиданий. В кресле мэра – не до анекдотов, а в последнее время – и тем более…
– Рик, у тебя совесть есть? – осведомился Авер вместо приветствия.
Ну вот, подумал я с легким раздражением. Уже успели доложить, что от начальника полиции разит водочным перегаром в разгар рабочего дня. Или что он опаздывает на работу… выкручивайся теперь, бей кулаком в грудь и обещай, что такого больше не повторится…
– При виде грозного начальства моя совесть ушла в пятки, – шутливо сказал я.
– Что это ты там, не ставя меня в известность, какие-то иностранные делегации принимаешь? – внезапно спросил Авер. – Ты что, решил дипломатом заделаться?
Я облегченно вздохнул.
– Это была не делегация, Авер, – пояснил я, – а орава плохо ведущих себя иностранных журналистов, которые сами не знают, чего они хотят.
– А все-таки, чего они хотели, Рик? – глядя из-под кустистых бровей спросил Гунибский.
– Жаждали сенсационных подробностей о разгроме геймеров, лик-видации Сети и о всем таком прочем…
– Ну и что ты им сказал?
– А что я могу сказать? Естественно, послал их…
– Рик, ты в своем уме?! Эти писаки работают на крупнейшие газетные и телевизионные концерны мира!..
– … послал их к тебе, Авер. Мол, обращайтесь к мэру, ребята, он многое знает об этой истории, но только молчит от скромности.
–Смешно, – без тени улыбки сказал Авер. Это словечко – единственное, что иногда напоминало мне в мэре прежнего владельца бара, угощающего старых друзей бесплатной порцией виски за неизвестный анекдот. Потом до Гунибского дошло: – Что?!.. Какого черта, Рик, ты их навел на меня? Нет у меня времени давать интервью направо и налево, да еще по таким давним событиям!..