Страница:
Потом мы перешли на кухню, где, в свете версии о том, что Слан кого-то жутко боялся, должен был прятаться где-нибудь под мойкой или в холодильнике хотя бы компакт-пулемет, но, к моему удивлению, ничего особенного там не обнаружилось, кроме залежи банок с консервами в грязной огромной сумке на полу и больших запасов снеди в холодильнике, который был не очень-то избалован таким вниманием к себе в мою бытность в этой квартире.
Только под ванной я обнаружил нечто такое, что могло заинтересовать следствие. Это была старомодная записная книжка в черной клеенчатой обложке. В таких творческие личности обычно записывают пришедшие в голову мысли, наброски произведений. Очевидно, та же самая мысль пришла в голову и Курову, потому что он спросил:
– А что, твой приятель увлекался сочинительством ?
– Я же вам говорил, Ген Вениаминович, – сказал я. – Он ведь по образованию был филолог… И вообще, чем он только не увлекался! Он даже в съемках рекламных роликов одно время участвовал… Помните такой забавный сюжетец, где мужчина умывается из биде?
Он не помнил. Он протянул руку к записной книжке, но я сделал вид, будто не замечаю этого жеста. Перелистал несколько страниц. На одной было написано таким срывающимся торопливым почерком, словно Слан писал на ходу на улице:
Не поймут меня те, кто трескает
Щи, уставясь тупо в экран!
Жизнь, как суп, не люблю я пресную –
И солю ее кровью ран!
А еще на одной странице было выведено – на этот раз уже не торопясь, красивыми заглавными буквами: «Я ГОВОРЮ, ЧТОБЫ НИКТО НЕ ДОГАДАЛСЯ, ЧТО МНЕ НЕЧЕГО СКАЗАТЬ».
Больше в книжке, насколько я успел заметить, ничего не было, но многие страницы были вырваны с корнем.
Куров, наконец, взял книжку у меня из рук.
– Все я-ясно, – протянул он, быстро перелистав ее. – Это называется: «Поэтом можешь ты не быть»… – И добавил долгожданное: – Ладно, можешь идти, Рик. Извини, но квартиру твою мы на время следствия опечатаем, так что придется тебе еще немного пожить у родителей.
Я хотел у него что-то спросить, но так и не смог вспомнить, что именно. Поэтому просто кивнул и пошел на выход.
Уже спустившись по лестнице и выйдя на залитую солнцем улицу, я вспомнил, что же я хотел спросить у заместителя начальника полиции Интервиля Гена Курова. Труп Слана был, что называется, еще тепленьким, и кровь не успела ни застыть, ни засохнуть, несмотря на жару. Каким образом полиции удалось так быстро узнать о смерти моего приятеля, если он вел отшельнический образ жизни?
И еще. Я сознательно соврал Курову насчет того, что ни одна душа, кроме меня, не знала о проживании Слана в моей квартире. Был один человек, которому мне угораздило открыться, но я никак не мог поверить в то, что этот человек был способен хладнокровно и умело нанести моему другу семь ударов ножом.
Глава 3
Только под ванной я обнаружил нечто такое, что могло заинтересовать следствие. Это была старомодная записная книжка в черной клеенчатой обложке. В таких творческие личности обычно записывают пришедшие в голову мысли, наброски произведений. Очевидно, та же самая мысль пришла в голову и Курову, потому что он спросил:
– А что, твой приятель увлекался сочинительством ?
– Я же вам говорил, Ген Вениаминович, – сказал я. – Он ведь по образованию был филолог… И вообще, чем он только не увлекался! Он даже в съемках рекламных роликов одно время участвовал… Помните такой забавный сюжетец, где мужчина умывается из биде?
Он не помнил. Он протянул руку к записной книжке, но я сделал вид, будто не замечаю этого жеста. Перелистал несколько страниц. На одной было написано таким срывающимся торопливым почерком, словно Слан писал на ходу на улице:
Не поймут меня те, кто трескает
Щи, уставясь тупо в экран!
Жизнь, как суп, не люблю я пресную –
И солю ее кровью ран!
А еще на одной странице было выведено – на этот раз уже не торопясь, красивыми заглавными буквами: «Я ГОВОРЮ, ЧТОБЫ НИКТО НЕ ДОГАДАЛСЯ, ЧТО МНЕ НЕЧЕГО СКАЗАТЬ».
Больше в книжке, насколько я успел заметить, ничего не было, но многие страницы были вырваны с корнем.
Куров, наконец, взял книжку у меня из рук.
– Все я-ясно, – протянул он, быстро перелистав ее. – Это называется: «Поэтом можешь ты не быть»… – И добавил долгожданное: – Ладно, можешь идти, Рик. Извини, но квартиру твою мы на время следствия опечатаем, так что придется тебе еще немного пожить у родителей.
Я хотел у него что-то спросить, но так и не смог вспомнить, что именно. Поэтому просто кивнул и пошел на выход.
Уже спустившись по лестнице и выйдя на залитую солнцем улицу, я вспомнил, что же я хотел спросить у заместителя начальника полиции Интервиля Гена Курова. Труп Слана был, что называется, еще тепленьким, и кровь не успела ни застыть, ни засохнуть, несмотря на жару. Каким образом полиции удалось так быстро узнать о смерти моего приятеля, если он вел отшельнический образ жизни?
И еще. Я сознательно соврал Курову насчет того, что ни одна душа, кроме меня, не знала о проживании Слана в моей квартире. Был один человек, которому мне угораздило открыться, но я никак не мог поверить в то, что этот человек был способен хладнокровно и умело нанести моему другу семь ударов ножом.
Глава 3
Следующим пунктом моей программы идет рекогносцировка местности. А поскольку истина гласит, что всегда следует сочетать приятное с полезным – например, запивать водку рыбьим жиром, – то в ходе своей вылазки я еще намерен и заморить того червяка внутри меня, который постепенно все больше превращается в огромного змея.
Именно по этой причине, пересекая вестибюль гостиницы, я мужественно преодолеваю соблазн нырнуть в зал уютного ресторанчика, расположенного на первом этаже, и устремляюсь к центру города в поисках информации и тех заведений, где не просто кормят, а кормят очень вкусно.
Я никогда раньше не бывал в Международном, и нельзя сказать, что он не производит на меня никакого впечатления. Не может не производить никакого впечатления город, утопающий по уши в зелени, сверкающий на открытых пространствах всеми цветами радуги и как бы кичащийся своими навязчивыми достоинствами и красотами.
Здесь все здания не похожи друг на друга, и каждое из них – подлинный шедевр архитектурного гения.
Здесь невозможно заблудиться, потому что улицы представляют собой почти идеальные прямые линии, под прямым углом пересекающиеся друг с другом. У них нет претенциозных названий, они просто пронумерованы, как в Нью-Йорке, и с севера на юг идут четные номера, а с запада на восток – нечетные.
Здесь много скверов и фонтанов, парков и аллей; здесь уютные одноэтажные виллы соседствуют в центре города с многоэтажными жилыми массивами; благодаря очистным сооружениям, здесь нет удушливого смога, облаков выхлопных газов и вони от протухших мусорных баков, как это бывает в других городах.
Здесь самые вежливые водители, старательно соблюдающие правила дорожного движения и по-джентльменски предоставляющие пешеходам право спокойно перейти дорогу – даже в неположенном месте.
Здесь самая чистая и светлая в мире подземка, в пассажах и в туннелях которой не скапливаются бродяги, нищие и всякие темные личности.
Одним словом, здесь все прекрасно, как в раю, но что-то мешает мне окончательно влюбиться в этот спокойный и уютный городок. И вскоре я догадываюсь, что именно: налет искусственности покрывает Интервиль. В нем постоянно чудится нечто неестественное, как бывает, когда видишь чересчур красивую и эффектную женщину на глянцевой обложке журнала мод.
И еще – люди. Города состоят не из зданий и улиц, а из людей, их населяющих. Кто это изрек, не помню, но, шествуя по улицам и проспектам, я уделяю пристальное внимание тем, кто проживает в этой «обители мира и покоя», и ощущение неестественности в моей душе возрастает, словно я нахожусь в некоем огромном театре, где актеры и зрители перемешались в одной пестрой толпе, старательно играя свои роли.
Нет, в Интервиле действительно проживают благопристойные и порядочные граждане. Здесь действительно принято здороваться и заговаривать с первым встречным на улице, в магазине, в общественном транспорте, в ресторане или кафе. Здесь не встретишь мрачных, угрюмых личностей с щетинистым лицом, опухшим от трехнедельного беспробудного пьянства. Как ни странно, но здесь, кажется, отсутствуют заплывшие жиром лица и тела. Повсюду – одни сплошные улыбки и счастливые, безмятежные лица…
Поневоле начнешь верить путеводителям и рекламным посулам. Если только, конечно, тебе неизвестно, что скрывается за этим, таким мирным, фасадом уюта и благополучия.
Мне, во всяком случае, это известно. И не только из сообщений мировой прессы, не упускающей случая выдать тривиальные инциденты за сенсацию, что-то приукрасить, а что-то, наоборот, – щедро замазать черной краской.
За последние пять лет в Международном резко подскочила кривая преступности. На фоне других городов Земли картина, может быть, была не такая уж и мрачной, если не принимать во внимание, что данный населенный пункт возник на основе одной великой и благородной, так часто проституировавшейся в истории человечества, но, увы, так и не достигнутой Идеи: воспитать нового человека. По замыслу создателей Интервиля, люди, проживающие в этом интернациональном городе, в моральном плане должны быть на голову выше всех остальных землян и жить без вражды, насилия, стремления выжить за счет ближнего, склок, сплетен, лжи и прочих пороков, присущих прочим смертным.
К проекту, который осуществлялся силами и за счет мирового сообщества, человечество относилось поначалу с неверием. Конечно, нашлись и многочисленные скептики, которые не верили в возможность изменить природу человека, и циники, которые осмеивали «наивные прожекты», и негодяи, которые потирали руки в надежде, что им удастся извлечь прибыль из «дурацких фантазий» и «сказок для дураков».
Тем не менее, двадцать лет назад на перекрестке транс-европейских магистралей был возведен этот прекрасный город. Его проектировали лучшие архитекторы. Его строили лучшие рабочие, тщательно отбираемые по конкурсу со всего мира. Его рождение финансировали сто двадцать стран. И всего через восемь лет спустя после закладки первого камня новорожденный город принял первых переселенцев. Сначала их количество исчислялось тысячами, потом – десятками и сотнями тысяч людей.
Сегодня в Интервиле насчитывается, по оценкам экспертов, около трех миллионов полноправных жителей, не считая туристов.
Правила поселения были простыми – они действуют, кстати говоря, и по сей день. Интервильцем может стать любой желающий, независимо от цвета кожи, вероисповедания, количества зубов и волос. Претендент на великое звание «совершенного человека» должен лишь уплатить в фонд города незначительную, по сравнению со среднепланетными расценками, сумму, и городские власти предоставляют ему жилье. Пришельцу дается девять месяцев на то, чтобы морально дозреть и адаптироваться к местным нравам и обычаям. Если он вел себя в течение испытательного срока как паинька, то еще девять месяцев спустя мог по праву заявлять о себе: «Мы, интервильцы!..». Если же чужак имел глупость нарушить закон или совершить какой-нибудь аморальный поступок, то покидал город в общеизвестном «добровольно-принуди-тельном порядке». Единственное, что не указывалось ни в одном путеводителе, – так это ответ на вопрос, какие поступки здесь считаются аморальными.
Здесь никто не заставляет людей работать. Каждый волен делать все, что ему вздумается. К тому же, в Международном нет крупных промышленных предприятий, если не считать завода по сборке компьютеров. Казалось бы, все это должно способствовать тому, что город захлестнут волны бездельников, которые будут рваться сюда, чтобы есть, пить, спать и наслаждаться благами жизни, ничего не делая. Но практика показала, что больше шести месяцев абсолютного безделья ни один человек в этом городе не способен выдержать и что, в результате, нет ни одного интервильца, который бы ничего не делал. Здесь каждый делает то, что ему интересно, а хоть какой-нибудь интерес у человека всегда есть. На глазах у социологов рушились пессимистичные воззрения на природу человека, якобы при первой же удобной возможности стремящегося отлынить от общественно полезного труда.
На начальной стадии осуществления проекта находились и весьма умные люди, которые сомневались в успехе Идеи. Возможно ли, говорили они, чтобы человек, который захотел стать лучше, но который живет не на необитаемом острове, а среди подонков, сволочей и злодеев, погрязших во всех мыслимых и немыслимых грехах, сумел все-таки отделиться от своих собратьев, не желающих совершенствоваться? Реальна ли эта затея, если Интервиль задумывается не как экспериментальная колба, плотно закрытая неким грехонепроницаемым колпаком, а как обычный город, открытый всем ветрам и поветриям?..
Однако к трезвомыслящим «умникам» не прислушались. На пороге второго тысячелетия человечество испытывало поистине безумную жажду обновления. После катаклизмов и потрясений, пережитых за первые двадцать веков новой эры, люди во что бы то ни стало хотели обрести надежду на то, что лабиринт эволюции не обязательно заводит в тупик, что еще не все потеряно и что еще есть возможность измениться самим вместо того, чтобы пытаться изменить окружающий мир.
Если это можно назвать социальным чудом, то оно было близко к свершению, и с самого начала Интервиль гордился званием рая на земле. За это время здесь не было совершено ни одного тяжкого правонарушения, и даже международная мафия, поначалу устремившаяся осваивать новый плацдарм, в конце концов оставила Интервиль в покое и даже установила свой, неписаный, закон: этот город – нейтральная территория, где недопустимы какие-либо происки, козни и разборки, а законы интермафии, как известно, нарушать рискованно и просто заподло, если ты считаешь себя не вонючим уркой, а джентльменом преступного мира…
И вдруг все начало рушиться так же стремительно, как осыпается замок из песка, как падает карточный домик, если дрогнула рука человека, его составляющего; как пирамида из пустых стеклянных бутылок, которую забыли впопыхах склеить строители…
Началось все с необъяснимого роста количества дорожно-транспортных происшествий и катастроф. Абсолютно трезвые, сроду не употреблявшие наркотиков коренные горожане разбивались в пух и в прах на своих машинах, превышая положенную скорость. Потом, за вспышкой карманных краж, последовала волна налетов на банки и магазины. Участились драки, перестрелки, убийства, и почти еженощно в Интервиле стали греметь выстрелы и взрывы.
Местная полиция сбивалась с ног, пытаясь противостоять начинающемуся беспределу. Первоначально печальная статистика держалась в секрете от мировой общественности, но потом о росте преступлений пронюхала пресса, и приток туристов и иммигрантов в Интервиль резко сократился.
В большинстве случаев преступников все-таки ловили (они и не особенно скрывались от преследования), и, к удивлению оперативников и судей, они оказывались не приезжими рецивидистами со стажем, маскирующимися под безобидных туристов, а самыми обычными людьми, которые когда-то приносили торжественную клятву в мэрии стать Человеком Завтрашнего Дня. Среди них были молодые и старики, мужчины и женщины, интеллигенты и рабочие, подростки и даже дети. Причины, толкнувшие их на преступление, у всех были разные, у некоторых – вполне понятные и объяснимые с житейской точки зрения. Непонятно было другое: что же произошло с теми людьми, которые приехали сюда, чтобы стать не такими, как все? Что изменило их детей и внуков? И в чем кроется ошибка человечества, уже почти поверившего в осуществление своих мечтаний?
Ученые и международные комиссии разных рангов отрабатывали различные версии, пытаясь объяснить необъяснимые явления и найти надежные контрмеры по отношению к росту преступности и насилия в «райском уголке», но их усилия были тщетными…
Тем не менее, есть на планете люди, которые знают истинную подоплеку происходящего. Однако они, как правило, предпочитают молчать, а тех, кто все же пытается поведать о причинах провала Эксперимента, вовремя останавливают пулей, автокатастрофой или внезапным сердечным приступом.
И одним из этих всезнающих молчунов являюсь я, Адриан Клур, и, по большому счету, прислан я в город, от которого вдруг отвернулись боги, для того, чтобы вернуть Интервилю статус очага мира и прогресса и тем самым спасти человечество от более страшной опасности, нежели самоуничтожение, – от неверия в свои, веками вынашивавшиеся, идеалы…
Но для этого мне предстоит решить ряд тактических задач, главной из которых является установление личности Шлемиста. В этом мне мог бы оказать содействие лишь один человек, но теперь на его помощь не стоит надеяться, потому что, к сожалению, между миром живых и загробным миром, если таковой и существует, пока еще не налажено сообщение…
Речь идет о нашем тайном агенте по кличке Сигнальщик, действовавшем в Интервиле. Неделю тому назад он вдруг вышел по экстренному каналу связи (подробности опущу за их секретностью) на одного из операторов Контроля с сообщением о том, что ему удалось идентифицировать того, за кем мы безуспешно охотились последнее время. Видимо, обстоятельства были столь чрезвычайными, что у Сигнальщика не было времени и возможности пользоваться шифрами и кодами для передачи своего сообщения. Не исключено, что канал находился под контролем противника, потому что на самом интересном месте связь с Сигнальщиком внезапно оборвалась странными помехами. Попытка Контроля установить местонахождение Сигнальщика ничего не дала, и это было еще более странным. Он исчез в недрах Интервиля, как пропадает без вести солдат на войне.
Тем не менее, специальная проверка, которая заняла несколько дней, показала, что среди раненых, погибших и лиц, покинувших город, Сигнальщик не числится. Оставалась слабая надежда на то, что, оказавшись «под колпаком» у противника, наш человек решил «законсервироваться» и ждать связного.
Так «криминолог» Адриан Клур оказался в вагоне поезда, идущего в Международный.
Теперь же, когда выяснилось, что, с одной стороны, Центр был прав в своих предположениях, и Сигнальщик действительно отсиживался в укрытии, а с другой – что я все-таки опоздал (эх, не надо было мне тащиться в Интервиль на поезде!), передо мной открывается масса вариантов дальнейших действий. Правда, все они, так или иначе, сводятся к двум основным тактикам.
Первая заключается в том, чтобы пройти по тем следам, которые оставил после себя Сигнальщик, и перебрать, будто карточную колоду, всех тех людей, с которыми он имел дело в последнее время. Независимо от того, сколько их будет: сорок или сорок тысяч. Полицию при этом задействовать нельзя. Можно лишь надеяться на помощь Центра и на удачу, в которую давным-давно не веришь, с тех пор, как усвоил следствие номер два из пресловутого «Закона Мерфи»: всякая работа требует больше времени, чем кажется. А есть еще и так называемая «теорема Стокмайера»: если кажется, что работу сделать легко, на самом деле это будет непременно трудно. Ну, а если с самого начала работа представляется трудной, то, значит, выполнить ее абсолютно невозможно. Данный метод не только представляется мне трудным, но и чреват риском вспугнуть раньше срока объекта моей охоты…
Существует и другой, более быстрый способ выхода на Шлемиста. Этот способ требует перевернуть все с ног на голову. Вместо того, чтобы тратить время на поиски одного человека среди трех миллионов других, надо сделать так, чтобы он сам нашел меня. Значит, нужно поставить его в известность о том, что я прибыл сюда по его душу. Вынудить его открыть по мне огонь и тем самым выдать свое местонахождение. А потом попытаться убрать его прежде, чем он прикончит меня. Веселенькая перспектива, напоминающая дуэль между подгулявшими ковбоями в салуне Дикого Запада: кто раньше нажмет курок…
Ясно, что этот вариант предполагает не затяжную позиционную войну, а этакий блицкриг. Я как можно быстрее должен подставиться своему противнику под удар, но нанести этот удар первым. Иначе он прихлопнет меня, как муху. Причем не сам, а руками своих полупрофессиональных киллеров. Обидно и страшно погибнуть от рук непрофессионала, от которого не знаешь чего ожидать: не то кирпича по голове из-за угла, не то удара тупой отверткой в спину в толпе. Только ни в коем случае не пули из надежного и хорошего пистолета с глушителем…
Тут, наконец, я прихожу в себя и принимаюсь оглядываться, чтобы установить, куда меня занесли ноги, пока голова была занята стратегией и тактикой предстоящей борьбы.
Уже почти девять часов вечера, но на улицах все еще светло. Желудок мой, кажется, сейчас выпрыгнет наружу от голода. Я нахожусь на набережной Озера – искусственного водоема в центре города. Между рядами двухэтажных вилл и каменным парапетом мало машин и много пешеходов в виде гуляющей публики.
Поблизости, как назло, не видно ни одного заведения, где могли бы спасти от истощения заблудшего туриста-криминолога в цветастых шортах.
Приходится повернуть обратно, разглядывая встречных прохожих. Дух взаимного дружелюбия в Интервиле все еще витает в воздухе: попадающиеся мне навстречу люди приветствуют меня с приветливой улыбкой. Другой бы на моем месте радовался и чувствовал себя здесь, как дома. Но меня терзает странное ощущение. Я вовсе не уверен, что никто из этих милых и дружелюбных людей при удобном случае не воткнет мне в живот кухонный нож или не вдарит по голове увесистым булыжником. Это во-первых.
Во-вторых, я чувствую, что за мной ведется тайное наблюдение. Вот только не понятно, кто является наблюдателем – свои или чужие. А от этого зависит многое. Если это Контроль, то значит, шефы к моему предупреждению не прислушались.
Но гораздо хуже, если за мной наблюдают геймеры. Черт их знает, что может взбрести им в голову. Остается надеяться, что речь идет лишь об обычной проверке: что я за субъект и зачем пожаловал в город.
А лучше всего выбросить из головы мрачные мысли и целеустремленно искать ближайший ресторанчик.
Таковой обнаруживается через три квартала. Собственно говоря, это не ресторанчик, а, скорее, пивная, но в моем положении выбирать не приходится. Во всяком случае, внутри пахнет едой и даже обнаруживается официантка в белом передничке, которая встречает меня приветливой улыбкой. Народу в зале не очень много, и я имею возможность выбрать себе место по душе, а именно – у окна.
Правда, вскоре оказывается, что в меню значатся лишь бифштексы, сандвичи и пиво, но и это не смущает меня. Оперативная работа отучит любого от гурманских замашек. Для начала заказываю парочку бифштексов и большую кружку пива.
В разгаре поглощения пищи я замечаю в углу заведения двоих. Тот, что сидит ко мне спиной, мне незнаком, а вот второй… Это не кто иной, как водитель такси, смахивающий на итальянца, который несколько часов назад решительно отказался меня везти в гостиницу «Уютный уголок».
Аппетит мой сразу куда-то улетучивается, но я упорно дожевываю ставший вдруг неподатливым, как резина, бифштекс, запивая его терпким пивом, и собираюсь завершить свою трапезу как можно быстрее.
Дело в том, что я давно научился не верить в случайные совпадения, и к тому же чаще всего они влекут за собой весьма неприятные последствия.
Но не успеваю я залпом проглотить остатки пива, как «итальянец» поднимается из-за своего столика и направляется прямиком ко мне. На этот раз его рубашка расстегнута не до пупа, а всего лишь на две пуговицы. Двигается он весьма целенаправленно и расчетливо, и вполне возможно, что его ведут.
Прикидываю варианты: когда подойдет поближе, опрокинуть на него стол… нет, он слишком легкий, чтобы остановить его… лучше использовать его для разбивания стекла при отходе через витрину, а массивную пепельницу запустить в лоб для отвлечения внимания, а вилку воткнуть в горло… если у геймера не слишком быстрая реакция, может быть, удастся унести ноги…
Таксист подходит к моему столику, но не садится, а опирается на него обеими руками, сжатыми в кулаки, и сообщает:
– Устал я сегодня, как собака… Возишь их, возишь весь день, пожрать некогда!
У меня гора сваливается с плеч. На всякий случай осведомляюсь, знает ли он, как будет «собака» по-китайски, и он мне четко отвечает: «гоу».
Однако, разговору нашему суждено завершиться, по сути, даже не начавшись, потому что, вскинув голову резким движением, таксист по-детски всхлипывает, икает и начинает плавно рушиться на пол, сгребая со стола скатерть с посудой. Я инстинктивно падаю вбок со стула. Нечто со свистом проносится над моим столом и глухо бухает в противоположную стену.
Как выясняется, соображения насчет пути отхода через витрину зародились не только в моей голове. Мужчина, который сидел за одним столиком с «итальянцем», бьет стулом по стеклу, оно рушится шумным водопадом, кто-то из глубины зала устремляется, чтобы воспрепятствовать хулигану, но он хладнокровно прыгает в разбитое окно и исчезает в кустах.
Я склоняюсь над «итальянцем». В спине у него торчит рукоятка ножа, но шофер еще жив. Лезвие наверняка пробило ему легкое, и кровь идет горлом, но он из последних сил пытается что-то сказать мне.
– Красный… вокруг… Шлемист… «игрушки»… – вылетают со свистом из его рта еле различимые слова вместе с кровью.
Потом его лицо сводит судорога, и через секунду он умирает, так и не поведав мне то, ради чего его послали ко мне.
Я нащупываю позади себя опрокинутый стул, поднимаю его, усаживаюсь и некоторое время тупо разглядываю огромный нож, который торчит из стены на том уровне, где еще совсем недавно находилась моя голова.
Почему-то у меня появляется предчувствие, что выполнить мою миссию будет намного труднее, чем я предполагал. Как гласит пресловутый закон Паддера: все, что хорошо начинается, кончается плохо, а все, что начинается плохо, кончается еще хуже.
Через некоторое время появляется полиция, вызванная хозяином заведения. Посетители, застигнутые врасплох внезапным убийством, сбились в кучу в одном конце зала, и никто из них не решается приблизиться ко мне и к телу несчастного таксиста. Кое-кто под шумок пытается скрыться, но хозяин и официантка, блокировав выходы из помещения, бдительно пресекают эти попытки.
Полиция представлена несколькими людьми в штатском, которые тут же принимаются за труп: осматривать, фотографировать, обыскивать и так далее. Двое в мундирах приступают к опросу клиентов и хозяина, а ко мне подходит высокий человек с большими пятнистыми ушами. Он представляется как заместитель начальника Полицейского управления Интервиля Ген Куров и просит меня предъявить документы.
Я протягиваю ему свой паспорт, подлинным в котором является только пластиковая обложка со сложным тиснением.
– Как это случилось, господин Клур? – спрашивает он, возвращая мне после поверхностного просмотра паспорт и пристально разглядывая меня своими светлыми до неприличия глазами.
Опуская излишние подробности, я повествую об инциденте.
– Вы знали убитого? – осведомляется он.
– Нет, – честно говорю я. – Но именно он вез меня утром на своем такси от вокзала в гостиницу. Я приехал только сегодня…
– В гостиницу? – Куров поднимает брови. – И где же вы остановились, господин Клур?
– В «Уютном уголке».
– Что ж, вы сделали хороший выбор, – удовлетворенно кивает он своей костлявой головой. – Эта гостиница пользуется репутацией спокойного места. Кстати, как вам нравится наш город?
Именно по этой причине, пересекая вестибюль гостиницы, я мужественно преодолеваю соблазн нырнуть в зал уютного ресторанчика, расположенного на первом этаже, и устремляюсь к центру города в поисках информации и тех заведений, где не просто кормят, а кормят очень вкусно.
Я никогда раньше не бывал в Международном, и нельзя сказать, что он не производит на меня никакого впечатления. Не может не производить никакого впечатления город, утопающий по уши в зелени, сверкающий на открытых пространствах всеми цветами радуги и как бы кичащийся своими навязчивыми достоинствами и красотами.
Здесь все здания не похожи друг на друга, и каждое из них – подлинный шедевр архитектурного гения.
Здесь невозможно заблудиться, потому что улицы представляют собой почти идеальные прямые линии, под прямым углом пересекающиеся друг с другом. У них нет претенциозных названий, они просто пронумерованы, как в Нью-Йорке, и с севера на юг идут четные номера, а с запада на восток – нечетные.
Здесь много скверов и фонтанов, парков и аллей; здесь уютные одноэтажные виллы соседствуют в центре города с многоэтажными жилыми массивами; благодаря очистным сооружениям, здесь нет удушливого смога, облаков выхлопных газов и вони от протухших мусорных баков, как это бывает в других городах.
Здесь самые вежливые водители, старательно соблюдающие правила дорожного движения и по-джентльменски предоставляющие пешеходам право спокойно перейти дорогу – даже в неположенном месте.
Здесь самая чистая и светлая в мире подземка, в пассажах и в туннелях которой не скапливаются бродяги, нищие и всякие темные личности.
Одним словом, здесь все прекрасно, как в раю, но что-то мешает мне окончательно влюбиться в этот спокойный и уютный городок. И вскоре я догадываюсь, что именно: налет искусственности покрывает Интервиль. В нем постоянно чудится нечто неестественное, как бывает, когда видишь чересчур красивую и эффектную женщину на глянцевой обложке журнала мод.
И еще – люди. Города состоят не из зданий и улиц, а из людей, их населяющих. Кто это изрек, не помню, но, шествуя по улицам и проспектам, я уделяю пристальное внимание тем, кто проживает в этой «обители мира и покоя», и ощущение неестественности в моей душе возрастает, словно я нахожусь в некоем огромном театре, где актеры и зрители перемешались в одной пестрой толпе, старательно играя свои роли.
Нет, в Интервиле действительно проживают благопристойные и порядочные граждане. Здесь действительно принято здороваться и заговаривать с первым встречным на улице, в магазине, в общественном транспорте, в ресторане или кафе. Здесь не встретишь мрачных, угрюмых личностей с щетинистым лицом, опухшим от трехнедельного беспробудного пьянства. Как ни странно, но здесь, кажется, отсутствуют заплывшие жиром лица и тела. Повсюду – одни сплошные улыбки и счастливые, безмятежные лица…
Поневоле начнешь верить путеводителям и рекламным посулам. Если только, конечно, тебе неизвестно, что скрывается за этим, таким мирным, фасадом уюта и благополучия.
Мне, во всяком случае, это известно. И не только из сообщений мировой прессы, не упускающей случая выдать тривиальные инциденты за сенсацию, что-то приукрасить, а что-то, наоборот, – щедро замазать черной краской.
За последние пять лет в Международном резко подскочила кривая преступности. На фоне других городов Земли картина, может быть, была не такая уж и мрачной, если не принимать во внимание, что данный населенный пункт возник на основе одной великой и благородной, так часто проституировавшейся в истории человечества, но, увы, так и не достигнутой Идеи: воспитать нового человека. По замыслу создателей Интервиля, люди, проживающие в этом интернациональном городе, в моральном плане должны быть на голову выше всех остальных землян и жить без вражды, насилия, стремления выжить за счет ближнего, склок, сплетен, лжи и прочих пороков, присущих прочим смертным.
К проекту, который осуществлялся силами и за счет мирового сообщества, человечество относилось поначалу с неверием. Конечно, нашлись и многочисленные скептики, которые не верили в возможность изменить природу человека, и циники, которые осмеивали «наивные прожекты», и негодяи, которые потирали руки в надежде, что им удастся извлечь прибыль из «дурацких фантазий» и «сказок для дураков».
Тем не менее, двадцать лет назад на перекрестке транс-европейских магистралей был возведен этот прекрасный город. Его проектировали лучшие архитекторы. Его строили лучшие рабочие, тщательно отбираемые по конкурсу со всего мира. Его рождение финансировали сто двадцать стран. И всего через восемь лет спустя после закладки первого камня новорожденный город принял первых переселенцев. Сначала их количество исчислялось тысячами, потом – десятками и сотнями тысяч людей.
Сегодня в Интервиле насчитывается, по оценкам экспертов, около трех миллионов полноправных жителей, не считая туристов.
Правила поселения были простыми – они действуют, кстати говоря, и по сей день. Интервильцем может стать любой желающий, независимо от цвета кожи, вероисповедания, количества зубов и волос. Претендент на великое звание «совершенного человека» должен лишь уплатить в фонд города незначительную, по сравнению со среднепланетными расценками, сумму, и городские власти предоставляют ему жилье. Пришельцу дается девять месяцев на то, чтобы морально дозреть и адаптироваться к местным нравам и обычаям. Если он вел себя в течение испытательного срока как паинька, то еще девять месяцев спустя мог по праву заявлять о себе: «Мы, интервильцы!..». Если же чужак имел глупость нарушить закон или совершить какой-нибудь аморальный поступок, то покидал город в общеизвестном «добровольно-принуди-тельном порядке». Единственное, что не указывалось ни в одном путеводителе, – так это ответ на вопрос, какие поступки здесь считаются аморальными.
Здесь никто не заставляет людей работать. Каждый волен делать все, что ему вздумается. К тому же, в Международном нет крупных промышленных предприятий, если не считать завода по сборке компьютеров. Казалось бы, все это должно способствовать тому, что город захлестнут волны бездельников, которые будут рваться сюда, чтобы есть, пить, спать и наслаждаться благами жизни, ничего не делая. Но практика показала, что больше шести месяцев абсолютного безделья ни один человек в этом городе не способен выдержать и что, в результате, нет ни одного интервильца, который бы ничего не делал. Здесь каждый делает то, что ему интересно, а хоть какой-нибудь интерес у человека всегда есть. На глазах у социологов рушились пессимистичные воззрения на природу человека, якобы при первой же удобной возможности стремящегося отлынить от общественно полезного труда.
На начальной стадии осуществления проекта находились и весьма умные люди, которые сомневались в успехе Идеи. Возможно ли, говорили они, чтобы человек, который захотел стать лучше, но который живет не на необитаемом острове, а среди подонков, сволочей и злодеев, погрязших во всех мыслимых и немыслимых грехах, сумел все-таки отделиться от своих собратьев, не желающих совершенствоваться? Реальна ли эта затея, если Интервиль задумывается не как экспериментальная колба, плотно закрытая неким грехонепроницаемым колпаком, а как обычный город, открытый всем ветрам и поветриям?..
Однако к трезвомыслящим «умникам» не прислушались. На пороге второго тысячелетия человечество испытывало поистине безумную жажду обновления. После катаклизмов и потрясений, пережитых за первые двадцать веков новой эры, люди во что бы то ни стало хотели обрести надежду на то, что лабиринт эволюции не обязательно заводит в тупик, что еще не все потеряно и что еще есть возможность измениться самим вместо того, чтобы пытаться изменить окружающий мир.
Если это можно назвать социальным чудом, то оно было близко к свершению, и с самого начала Интервиль гордился званием рая на земле. За это время здесь не было совершено ни одного тяжкого правонарушения, и даже международная мафия, поначалу устремившаяся осваивать новый плацдарм, в конце концов оставила Интервиль в покое и даже установила свой, неписаный, закон: этот город – нейтральная территория, где недопустимы какие-либо происки, козни и разборки, а законы интермафии, как известно, нарушать рискованно и просто заподло, если ты считаешь себя не вонючим уркой, а джентльменом преступного мира…
И вдруг все начало рушиться так же стремительно, как осыпается замок из песка, как падает карточный домик, если дрогнула рука человека, его составляющего; как пирамида из пустых стеклянных бутылок, которую забыли впопыхах склеить строители…
Началось все с необъяснимого роста количества дорожно-транспортных происшествий и катастроф. Абсолютно трезвые, сроду не употреблявшие наркотиков коренные горожане разбивались в пух и в прах на своих машинах, превышая положенную скорость. Потом, за вспышкой карманных краж, последовала волна налетов на банки и магазины. Участились драки, перестрелки, убийства, и почти еженощно в Интервиле стали греметь выстрелы и взрывы.
Местная полиция сбивалась с ног, пытаясь противостоять начинающемуся беспределу. Первоначально печальная статистика держалась в секрете от мировой общественности, но потом о росте преступлений пронюхала пресса, и приток туристов и иммигрантов в Интервиль резко сократился.
В большинстве случаев преступников все-таки ловили (они и не особенно скрывались от преследования), и, к удивлению оперативников и судей, они оказывались не приезжими рецивидистами со стажем, маскирующимися под безобидных туристов, а самыми обычными людьми, которые когда-то приносили торжественную клятву в мэрии стать Человеком Завтрашнего Дня. Среди них были молодые и старики, мужчины и женщины, интеллигенты и рабочие, подростки и даже дети. Причины, толкнувшие их на преступление, у всех были разные, у некоторых – вполне понятные и объяснимые с житейской точки зрения. Непонятно было другое: что же произошло с теми людьми, которые приехали сюда, чтобы стать не такими, как все? Что изменило их детей и внуков? И в чем кроется ошибка человечества, уже почти поверившего в осуществление своих мечтаний?
Ученые и международные комиссии разных рангов отрабатывали различные версии, пытаясь объяснить необъяснимые явления и найти надежные контрмеры по отношению к росту преступности и насилия в «райском уголке», но их усилия были тщетными…
Тем не менее, есть на планете люди, которые знают истинную подоплеку происходящего. Однако они, как правило, предпочитают молчать, а тех, кто все же пытается поведать о причинах провала Эксперимента, вовремя останавливают пулей, автокатастрофой или внезапным сердечным приступом.
И одним из этих всезнающих молчунов являюсь я, Адриан Клур, и, по большому счету, прислан я в город, от которого вдруг отвернулись боги, для того, чтобы вернуть Интервилю статус очага мира и прогресса и тем самым спасти человечество от более страшной опасности, нежели самоуничтожение, – от неверия в свои, веками вынашивавшиеся, идеалы…
Но для этого мне предстоит решить ряд тактических задач, главной из которых является установление личности Шлемиста. В этом мне мог бы оказать содействие лишь один человек, но теперь на его помощь не стоит надеяться, потому что, к сожалению, между миром живых и загробным миром, если таковой и существует, пока еще не налажено сообщение…
Речь идет о нашем тайном агенте по кличке Сигнальщик, действовавшем в Интервиле. Неделю тому назад он вдруг вышел по экстренному каналу связи (подробности опущу за их секретностью) на одного из операторов Контроля с сообщением о том, что ему удалось идентифицировать того, за кем мы безуспешно охотились последнее время. Видимо, обстоятельства были столь чрезвычайными, что у Сигнальщика не было времени и возможности пользоваться шифрами и кодами для передачи своего сообщения. Не исключено, что канал находился под контролем противника, потому что на самом интересном месте связь с Сигнальщиком внезапно оборвалась странными помехами. Попытка Контроля установить местонахождение Сигнальщика ничего не дала, и это было еще более странным. Он исчез в недрах Интервиля, как пропадает без вести солдат на войне.
Тем не менее, специальная проверка, которая заняла несколько дней, показала, что среди раненых, погибших и лиц, покинувших город, Сигнальщик не числится. Оставалась слабая надежда на то, что, оказавшись «под колпаком» у противника, наш человек решил «законсервироваться» и ждать связного.
Так «криминолог» Адриан Клур оказался в вагоне поезда, идущего в Международный.
Теперь же, когда выяснилось, что, с одной стороны, Центр был прав в своих предположениях, и Сигнальщик действительно отсиживался в укрытии, а с другой – что я все-таки опоздал (эх, не надо было мне тащиться в Интервиль на поезде!), передо мной открывается масса вариантов дальнейших действий. Правда, все они, так или иначе, сводятся к двум основным тактикам.
Первая заключается в том, чтобы пройти по тем следам, которые оставил после себя Сигнальщик, и перебрать, будто карточную колоду, всех тех людей, с которыми он имел дело в последнее время. Независимо от того, сколько их будет: сорок или сорок тысяч. Полицию при этом задействовать нельзя. Можно лишь надеяться на помощь Центра и на удачу, в которую давным-давно не веришь, с тех пор, как усвоил следствие номер два из пресловутого «Закона Мерфи»: всякая работа требует больше времени, чем кажется. А есть еще и так называемая «теорема Стокмайера»: если кажется, что работу сделать легко, на самом деле это будет непременно трудно. Ну, а если с самого начала работа представляется трудной, то, значит, выполнить ее абсолютно невозможно. Данный метод не только представляется мне трудным, но и чреват риском вспугнуть раньше срока объекта моей охоты…
Существует и другой, более быстрый способ выхода на Шлемиста. Этот способ требует перевернуть все с ног на голову. Вместо того, чтобы тратить время на поиски одного человека среди трех миллионов других, надо сделать так, чтобы он сам нашел меня. Значит, нужно поставить его в известность о том, что я прибыл сюда по его душу. Вынудить его открыть по мне огонь и тем самым выдать свое местонахождение. А потом попытаться убрать его прежде, чем он прикончит меня. Веселенькая перспектива, напоминающая дуэль между подгулявшими ковбоями в салуне Дикого Запада: кто раньше нажмет курок…
Ясно, что этот вариант предполагает не затяжную позиционную войну, а этакий блицкриг. Я как можно быстрее должен подставиться своему противнику под удар, но нанести этот удар первым. Иначе он прихлопнет меня, как муху. Причем не сам, а руками своих полупрофессиональных киллеров. Обидно и страшно погибнуть от рук непрофессионала, от которого не знаешь чего ожидать: не то кирпича по голове из-за угла, не то удара тупой отверткой в спину в толпе. Только ни в коем случае не пули из надежного и хорошего пистолета с глушителем…
Тут, наконец, я прихожу в себя и принимаюсь оглядываться, чтобы установить, куда меня занесли ноги, пока голова была занята стратегией и тактикой предстоящей борьбы.
Уже почти девять часов вечера, но на улицах все еще светло. Желудок мой, кажется, сейчас выпрыгнет наружу от голода. Я нахожусь на набережной Озера – искусственного водоема в центре города. Между рядами двухэтажных вилл и каменным парапетом мало машин и много пешеходов в виде гуляющей публики.
Поблизости, как назло, не видно ни одного заведения, где могли бы спасти от истощения заблудшего туриста-криминолога в цветастых шортах.
Приходится повернуть обратно, разглядывая встречных прохожих. Дух взаимного дружелюбия в Интервиле все еще витает в воздухе: попадающиеся мне навстречу люди приветствуют меня с приветливой улыбкой. Другой бы на моем месте радовался и чувствовал себя здесь, как дома. Но меня терзает странное ощущение. Я вовсе не уверен, что никто из этих милых и дружелюбных людей при удобном случае не воткнет мне в живот кухонный нож или не вдарит по голове увесистым булыжником. Это во-первых.
Во-вторых, я чувствую, что за мной ведется тайное наблюдение. Вот только не понятно, кто является наблюдателем – свои или чужие. А от этого зависит многое. Если это Контроль, то значит, шефы к моему предупреждению не прислушались.
Но гораздо хуже, если за мной наблюдают геймеры. Черт их знает, что может взбрести им в голову. Остается надеяться, что речь идет лишь об обычной проверке: что я за субъект и зачем пожаловал в город.
А лучше всего выбросить из головы мрачные мысли и целеустремленно искать ближайший ресторанчик.
Таковой обнаруживается через три квартала. Собственно говоря, это не ресторанчик, а, скорее, пивная, но в моем положении выбирать не приходится. Во всяком случае, внутри пахнет едой и даже обнаруживается официантка в белом передничке, которая встречает меня приветливой улыбкой. Народу в зале не очень много, и я имею возможность выбрать себе место по душе, а именно – у окна.
Правда, вскоре оказывается, что в меню значатся лишь бифштексы, сандвичи и пиво, но и это не смущает меня. Оперативная работа отучит любого от гурманских замашек. Для начала заказываю парочку бифштексов и большую кружку пива.
В разгаре поглощения пищи я замечаю в углу заведения двоих. Тот, что сидит ко мне спиной, мне незнаком, а вот второй… Это не кто иной, как водитель такси, смахивающий на итальянца, который несколько часов назад решительно отказался меня везти в гостиницу «Уютный уголок».
Аппетит мой сразу куда-то улетучивается, но я упорно дожевываю ставший вдруг неподатливым, как резина, бифштекс, запивая его терпким пивом, и собираюсь завершить свою трапезу как можно быстрее.
Дело в том, что я давно научился не верить в случайные совпадения, и к тому же чаще всего они влекут за собой весьма неприятные последствия.
Но не успеваю я залпом проглотить остатки пива, как «итальянец» поднимается из-за своего столика и направляется прямиком ко мне. На этот раз его рубашка расстегнута не до пупа, а всего лишь на две пуговицы. Двигается он весьма целенаправленно и расчетливо, и вполне возможно, что его ведут.
Прикидываю варианты: когда подойдет поближе, опрокинуть на него стол… нет, он слишком легкий, чтобы остановить его… лучше использовать его для разбивания стекла при отходе через витрину, а массивную пепельницу запустить в лоб для отвлечения внимания, а вилку воткнуть в горло… если у геймера не слишком быстрая реакция, может быть, удастся унести ноги…
Таксист подходит к моему столику, но не садится, а опирается на него обеими руками, сжатыми в кулаки, и сообщает:
– Устал я сегодня, как собака… Возишь их, возишь весь день, пожрать некогда!
У меня гора сваливается с плеч. На всякий случай осведомляюсь, знает ли он, как будет «собака» по-китайски, и он мне четко отвечает: «гоу».
Однако, разговору нашему суждено завершиться, по сути, даже не начавшись, потому что, вскинув голову резким движением, таксист по-детски всхлипывает, икает и начинает плавно рушиться на пол, сгребая со стола скатерть с посудой. Я инстинктивно падаю вбок со стула. Нечто со свистом проносится над моим столом и глухо бухает в противоположную стену.
Как выясняется, соображения насчет пути отхода через витрину зародились не только в моей голове. Мужчина, который сидел за одним столиком с «итальянцем», бьет стулом по стеклу, оно рушится шумным водопадом, кто-то из глубины зала устремляется, чтобы воспрепятствовать хулигану, но он хладнокровно прыгает в разбитое окно и исчезает в кустах.
Я склоняюсь над «итальянцем». В спине у него торчит рукоятка ножа, но шофер еще жив. Лезвие наверняка пробило ему легкое, и кровь идет горлом, но он из последних сил пытается что-то сказать мне.
– Красный… вокруг… Шлемист… «игрушки»… – вылетают со свистом из его рта еле различимые слова вместе с кровью.
Потом его лицо сводит судорога, и через секунду он умирает, так и не поведав мне то, ради чего его послали ко мне.
Я нащупываю позади себя опрокинутый стул, поднимаю его, усаживаюсь и некоторое время тупо разглядываю огромный нож, который торчит из стены на том уровне, где еще совсем недавно находилась моя голова.
Почему-то у меня появляется предчувствие, что выполнить мою миссию будет намного труднее, чем я предполагал. Как гласит пресловутый закон Паддера: все, что хорошо начинается, кончается плохо, а все, что начинается плохо, кончается еще хуже.
Через некоторое время появляется полиция, вызванная хозяином заведения. Посетители, застигнутые врасплох внезапным убийством, сбились в кучу в одном конце зала, и никто из них не решается приблизиться ко мне и к телу несчастного таксиста. Кое-кто под шумок пытается скрыться, но хозяин и официантка, блокировав выходы из помещения, бдительно пресекают эти попытки.
Полиция представлена несколькими людьми в штатском, которые тут же принимаются за труп: осматривать, фотографировать, обыскивать и так далее. Двое в мундирах приступают к опросу клиентов и хозяина, а ко мне подходит высокий человек с большими пятнистыми ушами. Он представляется как заместитель начальника Полицейского управления Интервиля Ген Куров и просит меня предъявить документы.
Я протягиваю ему свой паспорт, подлинным в котором является только пластиковая обложка со сложным тиснением.
– Как это случилось, господин Клур? – спрашивает он, возвращая мне после поверхностного просмотра паспорт и пристально разглядывая меня своими светлыми до неприличия глазами.
Опуская излишние подробности, я повествую об инциденте.
– Вы знали убитого? – осведомляется он.
– Нет, – честно говорю я. – Но именно он вез меня утром на своем такси от вокзала в гостиницу. Я приехал только сегодня…
– В гостиницу? – Куров поднимает брови. – И где же вы остановились, господин Клур?
– В «Уютном уголке».
– Что ж, вы сделали хороший выбор, – удовлетворенно кивает он своей костлявой головой. – Эта гостиница пользуется репутацией спокойного места. Кстати, как вам нравится наш город?