Страница:
Она скинула фиолетовый парик и расправила каре цвета сентябрьских стогов. Заменила контактные линзы, и цвет глаз стал карим. Стерла помаду, и естественный цвет губ добавил ее лицу молодости. Накладные ногти с ярко красным маникюром сменились тепло-розовым оттенком. И вообще, она стала больше похожа на живую.
Только шрамы раздражали ее. Решив, что выпьет потом, она выдавила в руку из тюбика мазь, распространяющую в воздухе ванильный аромат. Тонкого слоя поверх шрама было достаточно для мгновенного действия.
Она сжала зубами полотенце, чтобы не закричать от невыносимой боли.
Ткани срастались мгновенно, не оставляя и следа.
Когда все было кончено, она стерла с лица пот и вытащила нитки оттуда, где еще недавно были уродливые шрамы.
— А теперь, я обойду весь город, но найду где нажраться до посинения, я это заслужила, но сначала одно дельце.
Она открыла ноутбук ввела пароль из десяти символов, и на экране появилась знакомая надпись: «Приветствуем, теперь с нами Тень».
Поцелуй: «Привет! Как дела?»
Тень: «Отлично, а у тебя?»
Поцелуй: «Не поверишь, меня сегодня чуть не убили.»
Тень: «Во сне? :-)»
Поцелуй: «Да нет, я же говорила тебе, что еду к отцу, так вот на него сегодня было нападение, а меня в заложники взяли…»
Эрвин почувствовала, как мороз побежал по спине. Неужели она все это время была так близка к ней, к этой Малышке, которая все-таки заставила ее поменять жизненные ценности. Пусть спустя годы после ошибки, но она должна ей во всем признаться. Сам Бог уже давно соединил их. Эта мысль была сильнее, чем желание выпить.
Тень: «А я тоже знаю где ты! П***ск?! Угадала…»
Поцелуй: «О-о, Тень, да ты девчонка!»
Тень: «Да я, кажется, впервые потеряла бдительность, и это твоя вина :-)»
Поцелуй: «Но как ты узнала о моем местонахождении?»
Тень: «Мне нужно много тебе рассказать, и я это сделаю при нашей следующей встрече».
Поцелуй: «А когда ты выйдешь в чат?»
Тень: «Нет, я тебе все расскажу за чашкой чая, даже может у тебя дома, и даже раньше чем ты думаешь».
Поцелуй: «Да ладно шутить, если ты город угадала, это еще не значит…»
Тень: «А как твой папа? Он в порядке?»
Поцелуй: «Ага! Я уже слышу ворчит о том, чтобы я ложилась спать. Знаешь, он отправляет меня назад в Лондон, а сам едет на какой-то семинар в Киев, но мне ничего не говорит».
Тень: «Поверь ему, это намного лучше для тебя».
Поцелуй: «А ты откуда знаешь? Мы встречались… Ой, ладно, пошла спать, а то папа меня прибьет».
Поцелуй: «Выходи завтра, я буду ждать объяснений… Или принеси мне пончиков к завтраку :-). Сладких снов».
Тень: «Тебе тоже».
Поцелуй: «Жду встречи! :-)».
Эрвин долго смотрела в монитор немигающим взглядом, погружаясь в воспоминания. Она думала с чего лучше будет начать свой рассказ. И почувствовав, что у нее, довольно смелой женщины, не хватает мужества просто думать об этом, она поняла, что не стоит ей говорить со Светой.
Она записала три диска с данными, которые были закрыты паролем на ее жестком диске, затем нашла номер, где расположился Брендон Марш, появление которого, она никак не ожидала. Тем более, здесь в ее родном городе, да еще спустя столько лет. Ей было его жаль, нелегко будет смотреть на эти файлы. Ей самой было трудно, когда она получила задание. Но могла ли она поступить иначе? Отец Брендона был очень добр к ней, но то, что делал по отношению к другим… Он заслужил смерти, хотя она не судья…
Вряд ли Малышку впечатлят истории подобного рода. А у нее таких историй предостаточно: о том, как ей пришлось бежать от отца-насильника, как в Москве из-за голода ей пришлось слоняться в переходах и спать на улице. Или история как человек, которого она полюбила, поиграл с ней и бросил… Об убийствах, мафии и интригах… Нет, будет лучше если она оставит все как есть и пропадет раз и навсегда. Пусть все, во что Света верит, так и остается… Тем более, что она обещала Виталику.
Она оделась, собрала вещи и подошла к дверям. Последний раз окинула взглядом номер, словно закрыв его двери, она навсегда закроет для себя путь в П***ск. И это лучше всего. Пусть она останется в памяти Малышки, как сумасбродная Эрвин, а не киллер или еще хуже, мать, которая бросила ее новорожденной.
Он раз тридцать пересмотрел отснятый материал, и каждый раз смотрел его будто впервые. Движения, грация, ярость, все смешивалось в одно. Две машины убийства, направленные друг на друга, равные в силе, выносливости и сноровке. Он любовался ими и в тоже время ненавидел. В дверь постучали…
Журналист не сразу отреагировал, но услышав удаляющиеся шаги он подбежал к дверям. Никого не было, — отель «Сион» спал. Маленький сверток лежал на пороге. В нем были три диска и подпись: «Я держу слово. Тень».
То, что открылось его глазам, добавило масла в огонь бессонницы. Он просмотрел каждый из трех дисков. Фотографии, вырезки из газет, маленькие видеофайлы снятые скрытой камерой. Все было связанно одной нитью — его отцом.
Он не мог этому поверить. Отец шантажировал своих врагов тем, что похищал членов семьи, а потом присылал их по частям обратно. На одном из файлов, отец предавался страшным оргиям, еще в те годы, когда была жива мать. Фото, где он ради забавы стреляет по подвешенным телам ни в чем неповинных эмигрантов из Мексики, всю жизнь работавших на него, и сменявшихся так часто, как только его душе было угодно, заставило захлопнуть крышку ноутбука и отодвинуться от стола.
Чувство, что он прикоснулся к чему-то мерзкому, ощущалось на его руках, глазах, душе и сердце. Озлобленность на Тень за эти документы была даже больше, чем за убийство отца. Сначала киллер убил отца, а теперь светлую память о нем.
Он сам хотел узнать правду. Стоит ли теперь винить того, кто открыл ему глаза?..
Все смешалось внутри. Комната казалась ему маленькой, чтобы вместить все, что кипело в сердце. Он схватил ключ от номера, свой бумажник и выскочил в коридор. Лифт не спешил спускаться на шестой этаж, но он все же дождался его, хотя в последний момент захотел пнуть двери и пойти пешком.
Зайдя внутрь, он снова пожалел, что не пошел пешком. Лифт казался ему черепахой, ползущей по тросам в цирке, но как бы часто он ни нажимал кнопку первого этажа, где располагалась его цель — ресторан, поездка не становилась быстрее.
Когда на циферблате появилось квадратное 2, лифт издал нежное «дзинь», и двери разъехались. Он хотел было треснуть по панели с кнопками этажей, чтобы объяснить тупой машине, что ему второй этаж не нужен, но в этот момент увидел перед кабиной лифта жгучую брюнетку, волосы которой шелком спадали на плечи. Долго думая входить или нет, она все же походкой кошки вошла внутрь и нажала кнопку «гараж», расположенного этажом ниже главного.
Они ехали молча.
Длинное пальто, отделанное норкой, очень шло к ее длинным ресницам, которые были словно оправа для зеленых бриллиантов глаз. Она, заметив его взгляд, улыбнулась. Он хотел было что-то спросить, но двери лифта открылись, снова издав «дзинь».
— Это ваш этаж.
— Да, спасибо, — Брендон слегка кивнул и вышел, все еще находясь под впечатлением от красотки.
Лифт с брюнеткой опустился в гараж, а он прошел в ресторан, где бармен натирал стаканы, не зная чем занять себя в эту длинную зимнюю ночь. Брендон попросил кофе с коньяком. Бармен извинился и сказал, что спиртного не держат, но лучший предрассветный кофе сделает как надо. Пока бармен вращал турку на раскаленном песке, аромат кофе вырывался вверх и заглушал запах духов брюнетки. Духи, которые он будет помнить всю эту неделю. Сочетание жасмина и ночной фиалки, алой розы и утреннего рассвета, все тонко сплетенное с запахом ванили… Ванили!
Он подскочил, как ошпаренный и кинулся к балкончику, выходившему на парковку и гаражи.
Пальто и черный парик валялись под стеной.
В предрассветной мгле виднелся мотоцикл, который словно яростный зверь мчался прочь, неся своего всадника облеченного в черное, с обтекаемым шлемом на голове. И Брендон снова понял, какой он дурак. Все его догадки подтвердились.
Он хорошо помнил обещание, которое дал ему Киранез около двадцати лет тому назад. Это обещание, то останавливало его, то наоборот подталкивало вперед. Нет, он не боялся демона, который, может быть, разбужен снова, но боялся, что не сможет оказаться рядом, когда жрец начнет мстить его близким. Его родители, Олег, Тимофей, Карла, Эрвин, которая странным образом куда-то запропастилась, да и его дочь в конце концов — все они в списке врагов Сипталеха. Он не знал, живы ли еще Станислав и Стас. Если да, то Новак не сможет их даже предупредить, так как не знает где они.
Он выпил чашку крепкого кофе и принялся будить остальных.
Началась мышиная возня, все собирались в дорогу. Решено было ехать в Киев микроавтобусом, чтобы не зависеть от транспорта в столице, поэтому каждый не спешил, зная, что время неограниченно. Сам же Виталий не любил долгой возни, поэтому забрал свой остывший кофе и вышел во двор.
Рождественский снег блестел на солнце, но он не помешает их поездке. Виталий Андреевич обязан приехать и разубедить группу ученых, которые собираются сделать ошибку. Возможно, он даже расскажет историю, которая с ним приключилась — может это остановит их? А если нет, то нужно будет готовиться к встрече со старым противником, и ему жаль всех тех, кто будет не в силах устоять перед местью хранителя тайн прошлого.
К дому подъехал микроавтобус. За рулем был Олег, рядом с ним сидела Алена.
Она выскочила навстречу Виталию и пока бежала от автобуса до дверей дома успела выложить, все, что было у нее в голове и на сердце.
— Ой, здрасте! Виталий Андреевич, простите, меня, но мы еле из лесу выбрались, хотя так классно отдохнули, вы не представляете… А Малышка еще тут?.. Ой а это правда, что вам вчера стало плохо на празднике… а салют был красивый? Вот горе! Все пропустила, надеюсь, Света не уезжает вместе с вами. Ну да ладно можете не говорить, я сама у нее спрошу…
Олег, улыбаясь, подошел к сидящему на заснеженной лавке пастору, который пытался разобрать сказанное.
— Я ее по дороге подобрал, она к вам бежала.
— Ты понял хоть слово из того, что она сказала? — пастор сам начал улыбаться.
— Честно говоря — нет, ведь она не мой секретарь…
— А ну ее, — он махнул рукой, — толку, что она работает у меня второй год, все равно я ее иногда без переводчика понять не могу. Они с детства такие. Помню, сядут с Малышкой щебетать, я вроде не глухой, а понять о чем говорят не могу.
— Может, мы стареем? — Олег присел рядом.
— Может и так. Так что скоро будем с тобой седыми и никому не нужными…
— Это я буду седым и ненужным, а у тебя есть дочь.
Они замолчали и посмотрели на снег.
— Ирина неожиданно пропала, так же как и появилась, — Олег вздохнул, — а знаешь, я ведь ее всегда любил. Мне даже показалось, что она останется здесь со мной… Но видно не судьба.
— Не кисни, друг, пусть лучшие годы за спиной, но не будем сдаваться. Если так начинается старость, то сделаем ее насыщенной.
— Ладно, иди собирайся, Киев ждет нас.
— Нас? — удивился Новак.
— Да, и не отговаривай меня, я еду с тобой. Не отдам же я тебя на растерзание этим докторишкам наук. Если я весь в бинтах тебя тогда не бросил, то и сейчас, когда полон сил, тем более не оставлю.
— По-моему, это я тебя спасал, а не ты…
— Какая разница, все равно мы были вместе.
— Спасибо, Олег, но, честно говоря, ты мне нужен больше здесь. Я не могу оставить церковь без присмотра, а ты единственный кому я доверяю.
Олег насупился. С одной стороны его злило то, что его оставляют здесь, но с другой — ему было приятно такое доверие. Виталик был прав, только Олег знал всю структуру работы. Он мог подписать любой документ, который имел бы такую же силу, как и с подписью пастора. Все его знали и всегда с готовностью выслушивали рекомендации и никогда не обижались на замечания Олега Евгеньевича.
Все равно Адвокат считал, что он нужнее в Киеве, но если Виталик решил, что ему нужно остаться, значит именно так и будет. Он посмотрел на пастора, и ему почему-то показалось, что его друг выглядит как-то особенно. Олег любил его, как своего родного брата, а может быть даже больше. Наверное, именно о такой любви говорится, когда вспоминают Давида и Ионафана.
Ему вдруг показалось, что сейчас он видит Виталия в последний раз, и на сердце стало тоскливо. Он посмотрел на друга и постарался запомнить его таким: добрым и открытым, как книга, другом, в глазах которого, можно было прочитать абсолютно все. Пастор сидел, сжимая в руках чашку остывшего кофе и смотрел, как солнце медленно карабкается все выше, к облакам. Олег обнял его одной рукой.
— Знаешь, мне как-то не по себе тебя отпускать, может позволишь мне поехать с тобой.
— Да ну, что ты, Олежка, — Виталик положил свою руку ему на плечо. — Все будет хорошо! Я поговорю с ними, объясню то, что я понимаю. Дневника у них нет, он сгорел давным-давно, а листок, вырванный из него, который привез Скуратов, не имеет особенного значения. Так что все закончится быстрее, чем мы с тобой думаем, а Свете, я думаю, будет лучше у бабушки с дедушкой.
— Тебе решать… — Олег посмотрел в ту же сторону, куда и Виталик.
Из дома выбежала Алена и, надев какие-то ботинки сорок третьего размера, зашлепала по снегу к лавочке.
— Виталий Андреевич, у вас найдется место в автобусе, ведь так?
— Что это ты задумала? — Виталик посмотрел в сторону дома — там в дверях сияла счастливая мордашка дочери. — Хорошо, что вы задумали?
Он знал, чтобы это ни было, придется согласиться. Пока дочь жила с ним, не было и дня чтобы они не придумали чего-нибудь вместе с Аленой. И если они ставили какую-то цель, сбить их с пути было невозможно.
— Я еду провожать Свету вместе с вами и никаких возражений, — она могла себе позволить так наглеть на тех правах, что считала Виталия своим вторым отцом, равно как и он её своей дочкой.
— А возражений и не будет, — он улыбнулся. — Только позвони родителям и предупреди. Мы поедем на два дня, может тебе нужно заехать что-то взять из дома.
— Пап, я дам ей все что надо.
Когда довольные девчонки скрылись за дверями, чтобы продолжить сплетничать о кавалерах, Олег в последний раз вернулся к разговору о поездке.
— Может все намного серьезней и затянется дольше, чем на два дня, вдруг они знают больше, чем мы думаем.
— Расслабься, друг, все нормально, не будем лишний раз тревожить Сипталеха.
Вокруг них все было так бело, морозно и свежо, что трудно было представить, как когда-то, до начала всех этих событий, среди иракских пустынь грянула гроза.
Тучи нагнал обычный ветер, прилетевший из Венеции. Ветер ласково играл словами странной молитвы на арамейском, которые вплелись в его сущность. Ветер подхватил и понес, преодолевая расстояние и препятствия на пути, еле различимый низкий голос мужчины, красиво напевавший молитву:
Пустыня разверзлась, и с огненным паром из земли выскочил черный арабский жеребец с жжёной раной на груди. Он отбил копытом свой ответ на разбудившую его молитву. Его глаза горели гневом мести. Желания, одолевавшее его последние годы, наполнили крылья, и он полетел будить своего хозяина.
Жители дикого племени при виде бури стали закрываться внутри пещеры огромной скалы. Матери подхватывали своих детей и, бросая работу, прятались под покрывала, шепча заклинания для защиты от злых духов. Демоны были не редкость для племени. Они всегда приходили просить у жреца Киранеза человеческое тело для какой-нибудь грязной работы. Шаман всегда забирал лучшее, дабы не гневить бога.
Сам Киранез раз в шестьдесят лет избирал из племени несколько молодых и здоровых женщин и брал их себе в жены. Хоть одна должна была родить сына, в которого могла бы переселиться его душа. Жрец так поступал уже больше чем четыре тысячелетия. Как только его тело становилось непригодным, он занимал плоть своего сына. В свою очередь тело старело снова, а когда рождался новый потомок, Киранез снова покидал ветхий дом и занимал более здоровый. Только возможность реинкарнации позволяла ему жить так долго. Это всегда был он, так как его кровь текла в жилах из поколения в поколение. Это дало ему возможность покидать свое тело, когда ему нужно было идти, и жить, когда он убивал последнего нарушителя своих владений.
Шаман все готовил к тому, чтобы его бог мог переродиться. Прежнему облику было под семьдесят, а новому телу всего два года. Последние женщины, взятые в жены, рождали дочерей, и только недавно появился на свет наследник. Ждать больше нельзя, ведь если жизненная линия оборвется, то Киранез будет вынужден идти в ад, и там ожидать нового вызова любопытных людишек, сующий нос в его долины смертной тени.
Намного приятней было развлекаться здесь со своими женами, быть богом, пусть и не большим, а не гореть в огне. Его боялись, и правильно делали, ведь он ни кто-нибудь, а сам Сипталех, демон, который не остановится ни перед чем ради своей цели. Да и желание расправиться с мальчишкой из далекой страны съедало его последние восемнадцать лет.
Ржание его крылатого коня заставило чаще биться старое сердце. Он лежал на шелковых простынях в верхней пещере, окруженный рабами и слугами. Поднявшись на дрожащие ноги он дошел к прорези в скале, служившей окном. Да это был его приятель, восставший из ада, спутник тысячелетий, который проносил его во все уголки мира со скоростью ветра. То, что он проснулся, говорило только об одном, что кто-то нарушил пределы и смог прочесть послание на скале врат. Еще оно было записано в пустынной Библии, которая сгорела в восьмидесятых…
Итак, или кто-то вошел в земли, или Библия не сгорела. А вдруг его обманули и есть другой путеводитель, который был копией существующего дневника. Тем не менее, это отличная возможность сдержать обещание, данное мальчишке, и расквитаться за понесенное унижение. Он гневно глянул на слуг, и те разбежались из пещеры. Остался только шаман.
— Великий не хочет продолжить обряд возрождения?
— Нет, я должен идти, — жрец подошел к столику и открыл ларец, наполненный всевозможными зельями.
— Да не прогневается на меня всемогущий Сипталех, но ваше старое тело может не выдержать очередной дозы снотворного, вы можете уснуть навсегда, и тогда ваш путь обратно будет закрыт.
— А ты предлагаешь напоить этим меня в новом теле, это больше похоже на дорогу в ад.
— Как знаете, мудрейший, просто я хотел вас уберечь от неверного шага, — шаман был старым и мудрым, но не настолько, чтобы тягаться с Киранезом.
— Да ты будто не слышишь меня, старик?
— Я прошу только одного — подумайте! Я сам делаю эти снадобья и знаю сердце вашей нынешней плоти — это может убить вас.
— Поздно! Я уже и так мертв! — жажда мести Киранеза была слишком велика, чтобы ждать еще, и он осушил пузырек с зельем.
Покачнувшись, старый бог повалился на смятые простыни и замер в ожидании того, как отойдет его душа…
Южный ветер наполнил пещеру в скале. Из песка и заходящего солнца в воздухе стал вырисовываться стан крепкого мужчины в дорогих парчовых одеждах с золотыми пластинами на краях. Его гладко выбритая голова блеснула на солнце, а глаза открылись, отражая бездну. Он вздохнул полной грудью и, сделав несколько шагов, наклонился над своим телом.
— Мне изрядно поднадоела эта оболочка за последние годы.
Киранез проплыл в воздухе, его шаги были легки и незаметны под длинными полами парчовых одежд. Он взглядом подозвал жеребца и тот ворвался в верхнюю палату через прорезь, служившую балконом. Жрец погладил своего преданного коня и вмиг запрыгнул на его спину.
— Послушай, старик, если что-то случится с одним из тел, и мне придется уйти в кипящую бездну, я заберу всех твоих сыновей собой.
— Только не забудь, — шаман упал на колени, — у тебя всего одна луна, через двадцать восемь дней ты должен вернуться.
— Знаю, старик, лучше займись своим делом.
Конь с разбегу выпрыгнул в открытое окно и камнем полетел вниз, и лишь у самого подножья горы расправил свои крылья. Поток горячего ветра подхватил их и понес в Россию, в шумный Петербург, где был ключ к началу плана мести, который Киранез спланировал за эти годы. Там среди зимы и снега он найдет того, кто должен ему очень много. Пришло время востребовать долг назад.
Женщины вылезали из-под покрывал и благодарили судьбу, что в этот раз все обошлось. Напуганные дети тихо подкрадывались к оконным щелям и по очереди смотрели, как на фоне алого вечернего солнца летит огромный зверь, похожий на коня с крыльями дракона. Но больше их пугал тот, кто был верхом на этом звере — бог Сипталех, которым пугают непослушных детей, крепко держался в седле. Все видевшие его замирали в ужасе, и никто не смел пошевелиться. Никто уже не покинет своих пещер до тех пор, пока он не вернется назад.
Страх перед Сипталехом в могучем кулаке держал все племя, но свобода придет и к ним. Они еще не знают, что история началась, и остановить ее никто не сможет.
Только шрамы раздражали ее. Решив, что выпьет потом, она выдавила в руку из тюбика мазь, распространяющую в воздухе ванильный аромат. Тонкого слоя поверх шрама было достаточно для мгновенного действия.
Она сжала зубами полотенце, чтобы не закричать от невыносимой боли.
Ткани срастались мгновенно, не оставляя и следа.
Когда все было кончено, она стерла с лица пот и вытащила нитки оттуда, где еще недавно были уродливые шрамы.
— А теперь, я обойду весь город, но найду где нажраться до посинения, я это заслужила, но сначала одно дельце.
Она открыла ноутбук ввела пароль из десяти символов, и на экране появилась знакомая надпись: «Приветствуем, теперь с нами Тень».
Поцелуй: «Привет! Как дела?»
Тень: «Отлично, а у тебя?»
Поцелуй: «Не поверишь, меня сегодня чуть не убили.»
Тень: «Во сне? :-)»
Поцелуй: «Да нет, я же говорила тебе, что еду к отцу, так вот на него сегодня было нападение, а меня в заложники взяли…»
Эрвин почувствовала, как мороз побежал по спине. Неужели она все это время была так близка к ней, к этой Малышке, которая все-таки заставила ее поменять жизненные ценности. Пусть спустя годы после ошибки, но она должна ей во всем признаться. Сам Бог уже давно соединил их. Эта мысль была сильнее, чем желание выпить.
Тень: «А я тоже знаю где ты! П***ск?! Угадала…»
Поцелуй: «О-о, Тень, да ты девчонка!»
Тень: «Да я, кажется, впервые потеряла бдительность, и это твоя вина :-)»
Поцелуй: «Но как ты узнала о моем местонахождении?»
Тень: «Мне нужно много тебе рассказать, и я это сделаю при нашей следующей встрече».
Поцелуй: «А когда ты выйдешь в чат?»
Тень: «Нет, я тебе все расскажу за чашкой чая, даже может у тебя дома, и даже раньше чем ты думаешь».
Поцелуй: «Да ладно шутить, если ты город угадала, это еще не значит…»
Тень: «А как твой папа? Он в порядке?»
Поцелуй: «Ага! Я уже слышу ворчит о том, чтобы я ложилась спать. Знаешь, он отправляет меня назад в Лондон, а сам едет на какой-то семинар в Киев, но мне ничего не говорит».
Тень: «Поверь ему, это намного лучше для тебя».
Поцелуй: «А ты откуда знаешь? Мы встречались… Ой, ладно, пошла спать, а то папа меня прибьет».
Поцелуй: «Выходи завтра, я буду ждать объяснений… Или принеси мне пончиков к завтраку :-). Сладких снов».
Тень: «Тебе тоже».
Поцелуй: «Жду встречи! :-)».
Эрвин долго смотрела в монитор немигающим взглядом, погружаясь в воспоминания. Она думала с чего лучше будет начать свой рассказ. И почувствовав, что у нее, довольно смелой женщины, не хватает мужества просто думать об этом, она поняла, что не стоит ей говорить со Светой.
Она записала три диска с данными, которые были закрыты паролем на ее жестком диске, затем нашла номер, где расположился Брендон Марш, появление которого, она никак не ожидала. Тем более, здесь в ее родном городе, да еще спустя столько лет. Ей было его жаль, нелегко будет смотреть на эти файлы. Ей самой было трудно, когда она получила задание. Но могла ли она поступить иначе? Отец Брендона был очень добр к ней, но то, что делал по отношению к другим… Он заслужил смерти, хотя она не судья…
Вряд ли Малышку впечатлят истории подобного рода. А у нее таких историй предостаточно: о том, как ей пришлось бежать от отца-насильника, как в Москве из-за голода ей пришлось слоняться в переходах и спать на улице. Или история как человек, которого она полюбила, поиграл с ней и бросил… Об убийствах, мафии и интригах… Нет, будет лучше если она оставит все как есть и пропадет раз и навсегда. Пусть все, во что Света верит, так и остается… Тем более, что она обещала Виталику.
Она оделась, собрала вещи и подошла к дверям. Последний раз окинула взглядом номер, словно закрыв его двери, она навсегда закроет для себя путь в П***ск. И это лучше всего. Пусть она останется в памяти Малышки, как сумасбродная Эрвин, а не киллер или еще хуже, мать, которая бросила ее новорожденной.
* * *
Брендон не мог уснуть, хотя Шейла мирно спала в соседней комнате. Зря она пыталась обворожить его своими французскими пеньюарами, он был весь в работе с кассетой снятой сегодня. Только она интересовала его этой ночью больше всех женщин вместе взятых.Он раз тридцать пересмотрел отснятый материал, и каждый раз смотрел его будто впервые. Движения, грация, ярость, все смешивалось в одно. Две машины убийства, направленные друг на друга, равные в силе, выносливости и сноровке. Он любовался ими и в тоже время ненавидел. В дверь постучали…
Журналист не сразу отреагировал, но услышав удаляющиеся шаги он подбежал к дверям. Никого не было, — отель «Сион» спал. Маленький сверток лежал на пороге. В нем были три диска и подпись: «Я держу слово. Тень».
То, что открылось его глазам, добавило масла в огонь бессонницы. Он просмотрел каждый из трех дисков. Фотографии, вырезки из газет, маленькие видеофайлы снятые скрытой камерой. Все было связанно одной нитью — его отцом.
Он не мог этому поверить. Отец шантажировал своих врагов тем, что похищал членов семьи, а потом присылал их по частям обратно. На одном из файлов, отец предавался страшным оргиям, еще в те годы, когда была жива мать. Фото, где он ради забавы стреляет по подвешенным телам ни в чем неповинных эмигрантов из Мексики, всю жизнь работавших на него, и сменявшихся так часто, как только его душе было угодно, заставило захлопнуть крышку ноутбука и отодвинуться от стола.
Чувство, что он прикоснулся к чему-то мерзкому, ощущалось на его руках, глазах, душе и сердце. Озлобленность на Тень за эти документы была даже больше, чем за убийство отца. Сначала киллер убил отца, а теперь светлую память о нем.
Он сам хотел узнать правду. Стоит ли теперь винить того, кто открыл ему глаза?..
Все смешалось внутри. Комната казалась ему маленькой, чтобы вместить все, что кипело в сердце. Он схватил ключ от номера, свой бумажник и выскочил в коридор. Лифт не спешил спускаться на шестой этаж, но он все же дождался его, хотя в последний момент захотел пнуть двери и пойти пешком.
Зайдя внутрь, он снова пожалел, что не пошел пешком. Лифт казался ему черепахой, ползущей по тросам в цирке, но как бы часто он ни нажимал кнопку первого этажа, где располагалась его цель — ресторан, поездка не становилась быстрее.
Когда на циферблате появилось квадратное 2, лифт издал нежное «дзинь», и двери разъехались. Он хотел было треснуть по панели с кнопками этажей, чтобы объяснить тупой машине, что ему второй этаж не нужен, но в этот момент увидел перед кабиной лифта жгучую брюнетку, волосы которой шелком спадали на плечи. Долго думая входить или нет, она все же походкой кошки вошла внутрь и нажала кнопку «гараж», расположенного этажом ниже главного.
Они ехали молча.
Длинное пальто, отделанное норкой, очень шло к ее длинным ресницам, которые были словно оправа для зеленых бриллиантов глаз. Она, заметив его взгляд, улыбнулась. Он хотел было что-то спросить, но двери лифта открылись, снова издав «дзинь».
— Это ваш этаж.
— Да, спасибо, — Брендон слегка кивнул и вышел, все еще находясь под впечатлением от красотки.
Лифт с брюнеткой опустился в гараж, а он прошел в ресторан, где бармен натирал стаканы, не зная чем занять себя в эту длинную зимнюю ночь. Брендон попросил кофе с коньяком. Бармен извинился и сказал, что спиртного не держат, но лучший предрассветный кофе сделает как надо. Пока бармен вращал турку на раскаленном песке, аромат кофе вырывался вверх и заглушал запах духов брюнетки. Духи, которые он будет помнить всю эту неделю. Сочетание жасмина и ночной фиалки, алой розы и утреннего рассвета, все тонко сплетенное с запахом ванили… Ванили!
Он подскочил, как ошпаренный и кинулся к балкончику, выходившему на парковку и гаражи.
Пальто и черный парик валялись под стеной.
В предрассветной мгле виднелся мотоцикл, который словно яростный зверь мчался прочь, неся своего всадника облеченного в черное, с обтекаемым шлемом на голове. И Брендон снова понял, какой он дурак. Все его догадки подтвердились.
* * *
Новак встал с первыми лучами солнца.Он хорошо помнил обещание, которое дал ему Киранез около двадцати лет тому назад. Это обещание, то останавливало его, то наоборот подталкивало вперед. Нет, он не боялся демона, который, может быть, разбужен снова, но боялся, что не сможет оказаться рядом, когда жрец начнет мстить его близким. Его родители, Олег, Тимофей, Карла, Эрвин, которая странным образом куда-то запропастилась, да и его дочь в конце концов — все они в списке врагов Сипталеха. Он не знал, живы ли еще Станислав и Стас. Если да, то Новак не сможет их даже предупредить, так как не знает где они.
Он выпил чашку крепкого кофе и принялся будить остальных.
Началась мышиная возня, все собирались в дорогу. Решено было ехать в Киев микроавтобусом, чтобы не зависеть от транспорта в столице, поэтому каждый не спешил, зная, что время неограниченно. Сам же Виталий не любил долгой возни, поэтому забрал свой остывший кофе и вышел во двор.
Рождественский снег блестел на солнце, но он не помешает их поездке. Виталий Андреевич обязан приехать и разубедить группу ученых, которые собираются сделать ошибку. Возможно, он даже расскажет историю, которая с ним приключилась — может это остановит их? А если нет, то нужно будет готовиться к встрече со старым противником, и ему жаль всех тех, кто будет не в силах устоять перед местью хранителя тайн прошлого.
К дому подъехал микроавтобус. За рулем был Олег, рядом с ним сидела Алена.
Она выскочила навстречу Виталию и пока бежала от автобуса до дверей дома успела выложить, все, что было у нее в голове и на сердце.
— Ой, здрасте! Виталий Андреевич, простите, меня, но мы еле из лесу выбрались, хотя так классно отдохнули, вы не представляете… А Малышка еще тут?.. Ой а это правда, что вам вчера стало плохо на празднике… а салют был красивый? Вот горе! Все пропустила, надеюсь, Света не уезжает вместе с вами. Ну да ладно можете не говорить, я сама у нее спрошу…
Олег, улыбаясь, подошел к сидящему на заснеженной лавке пастору, который пытался разобрать сказанное.
— Я ее по дороге подобрал, она к вам бежала.
— Ты понял хоть слово из того, что она сказала? — пастор сам начал улыбаться.
— Честно говоря — нет, ведь она не мой секретарь…
— А ну ее, — он махнул рукой, — толку, что она работает у меня второй год, все равно я ее иногда без переводчика понять не могу. Они с детства такие. Помню, сядут с Малышкой щебетать, я вроде не глухой, а понять о чем говорят не могу.
— Может, мы стареем? — Олег присел рядом.
— Может и так. Так что скоро будем с тобой седыми и никому не нужными…
— Это я буду седым и ненужным, а у тебя есть дочь.
Они замолчали и посмотрели на снег.
— Ирина неожиданно пропала, так же как и появилась, — Олег вздохнул, — а знаешь, я ведь ее всегда любил. Мне даже показалось, что она останется здесь со мной… Но видно не судьба.
— Не кисни, друг, пусть лучшие годы за спиной, но не будем сдаваться. Если так начинается старость, то сделаем ее насыщенной.
— Ладно, иди собирайся, Киев ждет нас.
— Нас? — удивился Новак.
— Да, и не отговаривай меня, я еду с тобой. Не отдам же я тебя на растерзание этим докторишкам наук. Если я весь в бинтах тебя тогда не бросил, то и сейчас, когда полон сил, тем более не оставлю.
— По-моему, это я тебя спасал, а не ты…
— Какая разница, все равно мы были вместе.
— Спасибо, Олег, но, честно говоря, ты мне нужен больше здесь. Я не могу оставить церковь без присмотра, а ты единственный кому я доверяю.
Олег насупился. С одной стороны его злило то, что его оставляют здесь, но с другой — ему было приятно такое доверие. Виталик был прав, только Олег знал всю структуру работы. Он мог подписать любой документ, который имел бы такую же силу, как и с подписью пастора. Все его знали и всегда с готовностью выслушивали рекомендации и никогда не обижались на замечания Олега Евгеньевича.
Все равно Адвокат считал, что он нужнее в Киеве, но если Виталик решил, что ему нужно остаться, значит именно так и будет. Он посмотрел на пастора, и ему почему-то показалось, что его друг выглядит как-то особенно. Олег любил его, как своего родного брата, а может быть даже больше. Наверное, именно о такой любви говорится, когда вспоминают Давида и Ионафана.
Ему вдруг показалось, что сейчас он видит Виталия в последний раз, и на сердце стало тоскливо. Он посмотрел на друга и постарался запомнить его таким: добрым и открытым, как книга, другом, в глазах которого, можно было прочитать абсолютно все. Пастор сидел, сжимая в руках чашку остывшего кофе и смотрел, как солнце медленно карабкается все выше, к облакам. Олег обнял его одной рукой.
— Знаешь, мне как-то не по себе тебя отпускать, может позволишь мне поехать с тобой.
— Да ну, что ты, Олежка, — Виталик положил свою руку ему на плечо. — Все будет хорошо! Я поговорю с ними, объясню то, что я понимаю. Дневника у них нет, он сгорел давным-давно, а листок, вырванный из него, который привез Скуратов, не имеет особенного значения. Так что все закончится быстрее, чем мы с тобой думаем, а Свете, я думаю, будет лучше у бабушки с дедушкой.
— Тебе решать… — Олег посмотрел в ту же сторону, куда и Виталик.
Из дома выбежала Алена и, надев какие-то ботинки сорок третьего размера, зашлепала по снегу к лавочке.
— Виталий Андреевич, у вас найдется место в автобусе, ведь так?
— Что это ты задумала? — Виталик посмотрел в сторону дома — там в дверях сияла счастливая мордашка дочери. — Хорошо, что вы задумали?
Он знал, чтобы это ни было, придется согласиться. Пока дочь жила с ним, не было и дня чтобы они не придумали чего-нибудь вместе с Аленой. И если они ставили какую-то цель, сбить их с пути было невозможно.
— Я еду провожать Свету вместе с вами и никаких возражений, — она могла себе позволить так наглеть на тех правах, что считала Виталия своим вторым отцом, равно как и он её своей дочкой.
— А возражений и не будет, — он улыбнулся. — Только позвони родителям и предупреди. Мы поедем на два дня, может тебе нужно заехать что-то взять из дома.
— Пап, я дам ей все что надо.
Когда довольные девчонки скрылись за дверями, чтобы продолжить сплетничать о кавалерах, Олег в последний раз вернулся к разговору о поездке.
— Может все намного серьезней и затянется дольше, чем на два дня, вдруг они знают больше, чем мы думаем.
— Расслабься, друг, все нормально, не будем лишний раз тревожить Сипталеха.
Вокруг них все было так бело, морозно и свежо, что трудно было представить, как когда-то, до начала всех этих событий, среди иракских пустынь грянула гроза.
Тучи нагнал обычный ветер, прилетевший из Венеции. Ветер ласково играл словами странной молитвы на арамейском, которые вплелись в его сущность. Ветер подхватил и понес, преодолевая расстояние и препятствия на пути, еле различимый низкий голос мужчины, красиво напевавший молитву:
Перепуганные скорпионы разбегались по своим гнездам, сбивая друг друга с ног. Песок словно ожил, дрожа и вздымаясь волнами. Молнии освещали небо и, касаясь дюн, разрывали их пополам.
«Далекий ветер странствий,
Принес тебя в края,
Тут есть не только счастье,
но горе и беда.
Холодный ветер гнева
Отрежет путь домой,
Пути обратно нет здесь,
Борись с своей судьбой.
Здесь красный ветер страсти,
Обманет он тебя,
Не верь глазам, иначе
Сгоришь ты без следа.
Там темный ветер бездны,
Испуг лишь наведет,
И если в Бога веришь,
То Он тебя спасет.
Весенний ветер сада,
Готов в покой принять,
Готов ли ты проститься,
Ничто не сможешь взять.
Здесь все должно решиться,
И нет пути назад.
Решишь ты возвратиться,
Проснется стражник врат.
Он темный ангел бездны,
Долин теней глава.
Тебе он не позволит
Открыть секрет плода.
Свои секреты строго,
Хранит как темный грех,
И смертью покарает
Могучий Сипталех.
О, путник, прочитавший
Моей души призыв,
Покинь скорее место
Врата не преступив.
Клыки дракона — двери
В далекий вечный путь,
Но лучше это место
Ты навсегда забудь».
Пустыня разверзлась, и с огненным паром из земли выскочил черный арабский жеребец с жжёной раной на груди. Он отбил копытом свой ответ на разбудившую его молитву. Его глаза горели гневом мести. Желания, одолевавшее его последние годы, наполнили крылья, и он полетел будить своего хозяина.
Жители дикого племени при виде бури стали закрываться внутри пещеры огромной скалы. Матери подхватывали своих детей и, бросая работу, прятались под покрывала, шепча заклинания для защиты от злых духов. Демоны были не редкость для племени. Они всегда приходили просить у жреца Киранеза человеческое тело для какой-нибудь грязной работы. Шаман всегда забирал лучшее, дабы не гневить бога.
Сам Киранез раз в шестьдесят лет избирал из племени несколько молодых и здоровых женщин и брал их себе в жены. Хоть одна должна была родить сына, в которого могла бы переселиться его душа. Жрец так поступал уже больше чем четыре тысячелетия. Как только его тело становилось непригодным, он занимал плоть своего сына. В свою очередь тело старело снова, а когда рождался новый потомок, Киранез снова покидал ветхий дом и занимал более здоровый. Только возможность реинкарнации позволяла ему жить так долго. Это всегда был он, так как его кровь текла в жилах из поколения в поколение. Это дало ему возможность покидать свое тело, когда ему нужно было идти, и жить, когда он убивал последнего нарушителя своих владений.
Шаман все готовил к тому, чтобы его бог мог переродиться. Прежнему облику было под семьдесят, а новому телу всего два года. Последние женщины, взятые в жены, рождали дочерей, и только недавно появился на свет наследник. Ждать больше нельзя, ведь если жизненная линия оборвется, то Киранез будет вынужден идти в ад, и там ожидать нового вызова любопытных людишек, сующий нос в его долины смертной тени.
Намного приятней было развлекаться здесь со своими женами, быть богом, пусть и не большим, а не гореть в огне. Его боялись, и правильно делали, ведь он ни кто-нибудь, а сам Сипталех, демон, который не остановится ни перед чем ради своей цели. Да и желание расправиться с мальчишкой из далекой страны съедало его последние восемнадцать лет.
Ржание его крылатого коня заставило чаще биться старое сердце. Он лежал на шелковых простынях в верхней пещере, окруженный рабами и слугами. Поднявшись на дрожащие ноги он дошел к прорези в скале, служившей окном. Да это был его приятель, восставший из ада, спутник тысячелетий, который проносил его во все уголки мира со скоростью ветра. То, что он проснулся, говорило только об одном, что кто-то нарушил пределы и смог прочесть послание на скале врат. Еще оно было записано в пустынной Библии, которая сгорела в восьмидесятых…
Итак, или кто-то вошел в земли, или Библия не сгорела. А вдруг его обманули и есть другой путеводитель, который был копией существующего дневника. Тем не менее, это отличная возможность сдержать обещание, данное мальчишке, и расквитаться за понесенное унижение. Он гневно глянул на слуг, и те разбежались из пещеры. Остался только шаман.
— Великий не хочет продолжить обряд возрождения?
— Нет, я должен идти, — жрец подошел к столику и открыл ларец, наполненный всевозможными зельями.
— Да не прогневается на меня всемогущий Сипталех, но ваше старое тело может не выдержать очередной дозы снотворного, вы можете уснуть навсегда, и тогда ваш путь обратно будет закрыт.
— А ты предлагаешь напоить этим меня в новом теле, это больше похоже на дорогу в ад.
— Как знаете, мудрейший, просто я хотел вас уберечь от неверного шага, — шаман был старым и мудрым, но не настолько, чтобы тягаться с Киранезом.
— Да ты будто не слышишь меня, старик?
— Я прошу только одного — подумайте! Я сам делаю эти снадобья и знаю сердце вашей нынешней плоти — это может убить вас.
— Поздно! Я уже и так мертв! — жажда мести Киранеза была слишком велика, чтобы ждать еще, и он осушил пузырек с зельем.
Покачнувшись, старый бог повалился на смятые простыни и замер в ожидании того, как отойдет его душа…
Южный ветер наполнил пещеру в скале. Из песка и заходящего солнца в воздухе стал вырисовываться стан крепкого мужчины в дорогих парчовых одеждах с золотыми пластинами на краях. Его гладко выбритая голова блеснула на солнце, а глаза открылись, отражая бездну. Он вздохнул полной грудью и, сделав несколько шагов, наклонился над своим телом.
— Мне изрядно поднадоела эта оболочка за последние годы.
Киранез проплыл в воздухе, его шаги были легки и незаметны под длинными полами парчовых одежд. Он взглядом подозвал жеребца и тот ворвался в верхнюю палату через прорезь, служившую балконом. Жрец погладил своего преданного коня и вмиг запрыгнул на его спину.
— Послушай, старик, если что-то случится с одним из тел, и мне придется уйти в кипящую бездну, я заберу всех твоих сыновей собой.
— Только не забудь, — шаман упал на колени, — у тебя всего одна луна, через двадцать восемь дней ты должен вернуться.
— Знаю, старик, лучше займись своим делом.
Конь с разбегу выпрыгнул в открытое окно и камнем полетел вниз, и лишь у самого подножья горы расправил свои крылья. Поток горячего ветра подхватил их и понес в Россию, в шумный Петербург, где был ключ к началу плана мести, который Киранез спланировал за эти годы. Там среди зимы и снега он найдет того, кто должен ему очень много. Пришло время востребовать долг назад.
Женщины вылезали из-под покрывал и благодарили судьбу, что в этот раз все обошлось. Напуганные дети тихо подкрадывались к оконным щелям и по очереди смотрели, как на фоне алого вечернего солнца летит огромный зверь, похожий на коня с крыльями дракона. Но больше их пугал тот, кто был верхом на этом звере — бог Сипталех, которым пугают непослушных детей, крепко держался в седле. Все видевшие его замирали в ужасе, и никто не смел пошевелиться. Никто уже не покинет своих пещер до тех пор, пока он не вернется назад.
Страх перед Сипталехом в могучем кулаке держал все племя, но свобода придет и к ним. Они еще не знают, что история началась, и остановить ее никто не сможет.