Униженные просьбы Хосрев-мирзы и его дары, среди которых были не только алмаз «Шах», но и два кашмирских ковра, жемчужное ожерелье, двадцать старинных манускриптов, сабли и прочие драгоценные вещи, по мнению персидского шаха, должны были смягчить сердце русского царя.
   Дары сделали свое дело: русский царь отказался от одного курара контрибуции и на пять лет отсрочил выплату другого. Так что утверждать, будто алмаз «Шах» является «ценой крови» А.С. Грибоедова, можно с очень большой натяжкой.

«Двор Великого Могола Аурангзеба в Дели в день его рождения»

   Династия Великих Моголов ведет свое происхождение по прямой линии от Тамерлана. Основателем этой династии был Бабур, разбивший в 1526 году в битве при Панипате войска афганской династии, правившей в Дели.
   Более двухсот лет Моголы властвовали над Индостаном, вели постоянные войны против соседних государств и своих вассалов, подавляли восстания городских париев и крестьян.
   Первым европейцем, описавшим двор Великих Моголов, был французский врач, философ и путешественник Франсуа Бернье, проживший в Индии двенадцать лет и в 1670 году издавший книгу о своих приключениях. Через десять лет в свет вышла другая книга, привлекшая к себе всеобщее внимание. Это было «Описание шести путешествий, совершенных Жаном Батистом Тавернье, рыцарем и бароном д,Обонном, в Турцию, Персию и Индию за 40 лет всеми путями, какими можно достичь этих стран».
   Во время своего последнего путешественника французский купец пользовался особым расположением могущественного правителя Аурангзеба. Прибыв ко двору владыки, Ж.Б. Тавернье и высшие чины из его свиты получили традиционный подарок – золото и драгоценные камни (общей стоимостью 23 187 франков).
   В своем «Описании» французский путешественник неустанно расписывает богатство и роскошь двора индийского владыки: «Я трижды видел, как королю, сидящему на троне, приносили пить. На золотой тарелке, украшенной алмазами, изумрудами и рубинами, ему приносят большую гладкую круглую чашу из хрусталя с крышкой, сделанной, как и тарелка, из золота и драгоценных камней.
   Вообще никто, кроме женщин и евнухов, не видит, как король ест, и только очень редко на трапезах присутствует кто-либо из его подданных, будь то князь или его ближайший родственник».
   Перед отъездом Ж.Б. Тавернье Аурангзеб пригласил его по случаю своего дня рождения на праздник, который продолжался целых пять дней. И здесь двор индийского повелителя в Дели предстал перед французом во всем своем великолепии, когда вассалы преподносили своему владыке богатые подарки.
   Врач Бернье и Ж.Б. Тавернье (а также некоторые другие лица) сообщали, что «этот двор пышнее, чем двор французского короля в Версале. Государь правит бескрайней страной и живет, утопая в роскоши». Во второй половине XVII века по всей Европе ходили слухи о сказочной роскоши двора Великих Моголов в Дели. Курфюрст Саксонский Август приобретал картины, отображавшие жизнь этого двора, но они его не удовлетворяли. Ему хотелось видеть все великолепие, весь блеск индийского двора реально – воплощенными в золоте и драгоценных камнях. Иоганн Мельхиор Динглингер, замечательный немецкий ювелир XVI века, и создал для курфюрста Августа шедевр – «Двор Великого Могола Аурангзеба в Дели в день его рождения» (размеры его 142 х 114 сантиметров), который находится сейчас в «Зеленых сводах» в Дрездене.
   И.М. Динглингер одинаково блестяще владел искусством обработки драгоценных камней, золота и серебра. К работе над этим ювелирным шедевром с множеством мелких, покрытых эмалью кукольных фигурок мастер приступил в 1701 году. К этому времени И.М. Динглингер был уже достаточно богат. За расход материала для этого произведения (за драгоценные камни и золото) ему нужно было платить самому, как и за труд подмастерьев. Кроме золота и серебра, немецкому ювелиру потребовалось 4909 бриллиантов, 164 изумруда, 160 рубинов и 1 сапфир. Он трудился вместе с двумя своими братьями – Георгом Фридрихом и Георгом Кристофом – и 14 помощниками в течение семи ет, а в марте 1709 года преподнес свое творение Августу Сильному, который оценил его в 60 000 талеров.
   «Двор» делится на три отделенных друг от друга внутренних двора. Первый внутренний двор устлан серебром, второй – золотом, а в третьем на троне восседает сам великий Аурангзеб, окруженный своей свитой. К его богато украшенному павильону приближаются князья со своими приближенными и слугами, несущими дары.
   60 000 талеров, заплаченные ювелиру Августом Сильным, не была слишком высокой ценой. Что же касается художественного исполнения этой самой крупной работы И.М. Динглингера, то цены ему просто нет.

Индюк-курильница из Мексики

   Христофор Колумб, вернувшись в Европу из своего плавания к берегам Америки, показал при дворе испанского короля несколько изделий древнеамериканских ювелиров, привезенных с новооткрытых островов. Эти предметы сразу же возбудили всеобщий интерес, так как были сделаны из золота, но образованные люди Европы (среди которых был и немецкий художник А. Дюрер) сразу же поняли, что неизмеримо более ценными, чем сам металл, были художественные достоинства этих произведений.
   Некий полковник Ла Роса приказал переплавить в слитки более 5000 золотых бабочек, каждая из которых весила около миллиграмма. Эти создания древнеперуанских индейцев настолько легки, что, запущенные в воздух, могли некоторое время парить над землей.
   В 1813—1816 годы Михаил Лазарев, тогда еще капитан, на фрегате «Суворов» совершал плавание к русским владениям в Северной Америке. На обратном пути корабль зашел в Перу, и в этой стране, как записано в документах М. Лазарева, «26 января… приняли различные вещи из древностей прежних инков… от вице-короля маркиза де Абагадиль с письмом». В числе этих вещей русскому «Государю Императору были присланы золотые фольги пять штук, шариков золотых шесть, в том числе один больше и один полушарик». Все эти вещи впоследствии были переданы в Эрмитаж, но, к сожалению, в запасниках музея они пока не обнаружены. Зато подлинным шедевром является небольшая серебряная фигурка индюка с веерообразным хвостом и опущенными по бокам крыльями.
   Индюк стоит на филигранном подносике-поддоне, к которому прикреплен посредством двух винтов на гайках. Индейский ювелир сделал ноги и голову птицы массивными, отлив их, по-видимому, способом «потерянного воска». Все остальные части его туловища, как и сам поднос, сделаны филигранью, причем овальные и спиральные филигранные нити довольно толстые.
   Высота изделия – всего 11 сантиметров, а вес его – 650 граммов. К туловищу индюка, сделанного из белого блестящего серебра (без каких-либо следов потемнения, окиси или копоти), прикреплены большие изогнутые крылья, на верхней части его шеи – узкий ошейник из двух крученых проволок, около груди – второй (большего диаметра).
   На голове индюка находится петля, к которой мастер-ювелир прикрепил короткую серебряную цепочку с пуговкой, украшенная эмалевыми вставками. В середину пуговки вложен небольшой кусочек материала красного цвета. Р.В. Кинжалов, известный исследователь искусства американских индейцев, предполагает, что цепочка использовалась для открывания этой вещи, потому что само тело индюка горизонтальным разрезом делится на две половины.
   Сам разрез оформлен в виде двух находящих друг на друга колец, сделанных из широкой серебряной ленты и около хвоста скрепленных довольно большим шарниром. Благодаря ему, верхняя часть индюка, служащая крышкой, может быть опрокинута назад, после чего можно заглянуть в нутро птицы.
   Серебряная фигурка индюка, по предположению Р.В. Кинжалова, служила курильницей. Внутрь ее должны были накладываться раскаленные угли, на которые насыпались благовонные смолы. Дым выходил через филигранные верхние части туловища и грудь индюка, однако на изделии следов использования его именно в качестве курильницы не видно.
   Фигурные курильницы в форме животных или птиц были известны ученым по культурам народов Переднего Востока. От арабов, завоевавших часть Испании, они попали к жителям Пиренейского полуострова, а затем и в испанские колонии в Америке.
   Подносик шириной 15,5 сантиметра, на котором укреплена курильница, имеет волнистые края с чисто барочным оформлением, а середина его выполнена филигранной техникой. Он стоит на трех литых маленьких ножках, массивных и слегка изогнутых. Подставки такого рода были очень характерны для изделий мексиканских мастеров-ювелиров конца XVIII века. Именно эта черта, а также ряд других художественно-технических деталей дает ученым основание предположить, что курильница изготовлена в Мексике, а не в Перу, как это сказано в документах М. Лазарева. Вице-королем Перу в то время был Х.Ф. Абаскаль (хотя в документах он именуется почему-то Абагадилем), и он, конечно же, знал о происхождении этого изделия. Во всяком случае никак не мог спутать с изделиями древних народов Перу. Сейчас в музейных собраниях России подобных образцов мексиканского искусства почти не имеется, поэтому индюк-курильница является поистине бесценным шедевром.

Рака Александра Невского

    Вывоз раки великого князя Александра Невского после вскрытия мощей. 1922 год
    «Согласно предписанию Райкома от 9 мая 1922 года, направляются в ваше распоряжение товарищи Урбанович и Наумов с инструментами для участия в вскрытии мощей в Александро-Невской лавре».
   Похожие документы от Петроградского райкома имели еще девять слесарей-железнодорожников и ювелир А. Семенов. И ближе к полудню 9 мая 1922 года дюжина удальцов-умельцев прибыла в Лавру. К тому времени там уже собралось много людей. Были среди них делегаты от верующих города и уезда, представители от Петроградского исполкома и губкома, представители агитотдела, радетели от Общества охраны памятников старины и медицинские эксперты… Чуть поодаль от толпы держалась группа священников во главе с митрополитом Вениамином.
   Ровно в двенадцать часов приступили к вскрытию мощей благоверного князя Александра Невского – вскрытию, которое больше было похоже на публичное осквернение.
   Да, можно разрушить города, даже сотни городов, сжечь тысячи книг, разгромить музеи, уничтожить или похитить находящиеся в них произведения искусства. Но нельзя уничтожить само искусство и память народную. Александр Невский – один из достойнейших сынов Древней Руси, славный своим благочестием и храбростью в боях, заслуги которого велики и перед Церковью, и перед Отечеством.
   Свято-Троицкая Александро-Невская лавра в Санкт-Петербурге названа так по соборной церкви Живоначальной Троицы и по имени святого благоверного князя Александра Невского, в честь и память которого она и сооружена. По журналу Государя Петра Великого значится, что основание Александро-Невскому монастырю было положено в 1710 году, когда «Государь, осматривая места, где быть строениям… на устье речки Черной усмотрел изрядное место, которое называлось Виктори». Тогда некоторые полагали, что именно на этом месте Александр Невский одержал славную победу над соединенными под предводительством самого шведского короля шведскими, датскими и лифляндскими войсками. Но так как в летописях сказано, что победа эта была одержана на реке Ижоре, следовательно, место (где сейчас находится Лавра) называлось Виктори по каким-то другим причинам.
   Впоследствии выяснилось, что древние предания связывают с этим местом историческое сражение 15 июля 1240 года, когда новгородцы разгромили вторгшиеся на Русь войска ярла Биргера. Таким образом, основание Александро-Невскому монастырю, положенное в разгар Северной войны на отвоеванных землях отцов и дедов, подчеркивало незыблемость вновь обретенных российских границ.
   В мае 1723 года, будучи в Лавре, царь Петр Великий «повелел обретающиеся в Владимирском Рождественском монастыре мощи Александра Невского перенести сюда».
   Из Рождественского монастыря во Владимире, где был похоронен прах благочестивого и благоверного князя, происходил и автор Лаврентьевской летописи, в которой (за 1377 год) Александр Невский впервые был назван святым. Ни в Пскове, ни в Новгороде мысль о святости Александра Невского не возникала; она постепенно укреплялась только во владимирских землях, здесь складывались все новые и новые предания о посмертных явлениях и чудесах князя.
   Когда строительство Александро-Невского монастыря только начиналось, образ святого князя Александра Невского приобрел уже большую известность. Писались многочисленные иконы с ликом князя, его изображения помещались на триумфальных сооружениях в честь побед русской армии. И Петр I благочестиво считал, что Александр Невский, как Угодник Божий, бывший постоянным охранителем здешнего края от внешних врагов, пребудет самым надежным защитником и охранителем и возводившегося Санкт-Петербурга.
   Чтобы перенести святые мощи из Владимира в Санкт-Петербург, суперинтендант Синода И.П. Зарудный в Москве должен был сделать ковчег и балдахин. Ему был прислан рисунок, изображавший ковчег на восьми «подножках» в форме львиных лап с головами херувимов. Ковчег был украшен еще и львиными масками – это традиционный на саркофагах символ Воскресения, а на крышке ковчега помещалась княжеская корона. Ковчег стоял на подставке, и над всем сооружением возвышался балдахин, у основания которого были укреплены золотые доспехи.
   Ритуал перенесения мощей был разработан в самых мельчайших деталях. Еще в начале июня 1723 года был составлен маршрут и определено: «Нести оный ковчег и над ним балдахин людьми с переменою, чего ради во всех городах, селах и деревнях брать как из посадских, так из ямщиков и из крестьян, чьего бы оные ведения ни были». В пути святые мощи Александра Невского безотлучно должен был сопровождать сокольничий М.В. Собакин – один из последних представителей этого дворцового чина.
   В городах и крупных селах ковчег должны были нести священники и монахи, встречавшие его у городских ворот.
   Повеление Петра I о перенесении мощей святого князя Александра Невского было исполнено в 1724 году, этим действием российский государь хотел знаменовать заключение Нейштадтского мира между Россией и Швецией. В июле 1724 года во Владимир была отправлена комиссия из духовных и гражданских лиц, которая должна была везти мощи до Новгорода. Ритуал соблюдался строго. По пути следования повсюду устраивались торжественные встречи, в соборах и церквах служили молебны, войска салютовали ковчегу артиллерийскими залпами.
   От Новгорода мощи на специально приготовленной яхте должны были водным путем следовать до Санкт-Петербурга.
   Навстречу святым мощам на галере к устью Ижоры выехал сам Петр Великий. Он сам перенес их с яхты на галеру, сопровождающим повелел сесть на весла, и сам управлял рулем. На встречу мощей к Александро-Невскому монастырю под штандартом был выведен «Ботик» Петра I, на берегу расставлены были военные полки. Когда государева галера пристала к берегу, под пушечную и оружейную пальбу Петр I сам поднял ковчег и перенес его в Александро-Невский монастырь.
   В честь и память перенесения святых мощей князя Александра Невского торжества и празднества продолжались три дня. Петр I повелел ежегодно 30 августа во всех православных российских церквах праздновать перенесение мощей благоверного князя, а также ежегодно выводить в этот день к монастырю свой «Ботик» для торжеств. Тогда же он намеревался учредить и орден в честь Александра Невского, но намерение это в 1725 году исполнила уже его супруга – Екатерина I.
   В 1752 году по повелению императрицы Елизаветы Петровны, дочери Петра I, ковчег был заменен серебряной ракой, которая была сделана из первого серебра, выплавленного при ее державе на Колыванских рудниках.
   Наверху раки по атласу был написан образ святого князя Александра Невского; при нем находился зеленый бархатный покров, шитый золотом с бишью и золотой канителью. На середине покрова, который был пожалован Екатериной II в 1768 году, располагался орденский знак Александра Невского из бриллиантов и бурмитского жемчуга.
   Святая рака украшена превосходно вычеканенными барельефами, рассказывающими в лицах о подвигах Александра Невского. На ней также располагается сочиненная М.В. Ломоносовым надпись:
   Святой и храбрый князь здесь телом почивает:
   Но духом от небес на град сей призирает,
   И на брега, где он противных побеждал,
   И где невидимо ПЕТРУ способствовал.
   Являя дщерь Его усердие святое,
   Сему защитнику воздвигла раку в честь
   От первого сребра, что недро ей земное
   Открыло, как на трон благоволила сесть.
   К восточной стороне раки была приделана большая серебряная пирамида, на которой тоже сделана составленная М.В. Ломоносовым надпись. Она написана на двух серебряных щитах, которые держат в руках два серебряных ангела.
   ...
    БОГУ
    Всемогущему
    И Его угоднику
    Благоверному и Великому
    Князю
    АЛЕКСАНДРУ НЕВСКОМУ
    Россов усердному,
    защитнику, презревшему прещение мучителя
   Над ракой Александра Невского в праздники подвешивалась драгоценная золотая лампада с подвесной кистью, сделанной из драгоценных жемчугов и бриллиантов. Лампада была пожалована в 1791 году императрицей Екатериной II. А в 1806 году император Александр I пожаловал аналой с киотом для частиц святых мощей и подсвечник о двенадцати серебряных тандалах.
   В киоте, который сверху закрывается стеклом, находятся частица Животворящего Креста Господня, а также пять ковчегов с мощами святых. А образ святого князя Александра Невского на века остался покровителем города, «небесным предстателем за невские земли».

Нэцкэ

   Своеобразным видом японского искусства, не встречающимся в других странах, является народная скульптура – нэцкэ. По своему назначению нэцкэ выполняли весьма утилитарную роль, служили подвеской, с помощью которой к поясу кимоно прикреплялись кошелек, кисет, ключи или инро – коробочка для хранения личных печатей или лекарств.
   Первые нэцкэ по форме были очень просты и маловыразительны, обычно они делались в виде декоративной пуговицы или палочки. Но в дальнейшем формы нэцкэ стали изменяться и становились все замысловатее, утонченнее и изысканнее.
   Принято считать, что нэцкэ – это традиционная японская скульптура, однако родиной ее является все-таки не Страна восходящего солнца, а Китай. В Китае намного раньше, чем в Японии, стали носить на поясе маленькие предметы, которые назывались чжуй-цзы. К XIV веку Япония позаимствовала у Китая многие обычаи, в том числе и манеру носить одежду. Первые собственно японские нэцкэ назывались просто «китайская вещь» или «китайская резьба». Но именно в Японии к XVII веку изготовление нэцкэ превратилось в высокое искусство, чего не случилось в Китае с брелками чжуй-цзы.
   Золотой век в развитии японских нэцкэ – вторая половина XVIII и начало XIX века, когда увлечение ими приняло необычайно широкие масштабы. Нэцкэ изготовлялись из самых разных материалов: слоновой кости, оленьего рога, рогов буйвола и носорога, клыков вепря и медведя, волка и даже тигра, из моржовой кости, а также из древесных корней. Отсюда и произошло название нэцкэ («нэ» – корень и «цкэ» – прикреплять). Изящно вырезанные деревянные нэцкэ носили мелкие торговцы, ремесленники, крестьяне, а нэцкэ тончайшей работы в виде зверька или фигурки из слоновой кости можно было увидеть только на поясе богача.
   Потом появились изделия фарфоровые и лаковые, из коралла и нефрита, окаменевшего дерева и янтаря, из панциря черепахи и стекла. А еще в качестве нэцкэ использовались маленькие тыквы-горлянки, красивые раковины и другие предметы, у которых ранее было совсем другое назначение (например, детали оправы ножей и мечей). Однако самые знаменитые фигурки вырезались все-таки из дерева и слоновой кости.
   Как правило, дерево оставалось неокрашенным, оно лишь подвергалось тщательной полировке. Мастер-резчик стремился выявить и подчеркнуть природную красоту материала, его фактуру и цвет. Но из какого бы материала ни были сделаны такие фигурки, они не должны были быть тяжелыми и большими по размеру. Нэцкэ следовало быть гладким, прочным, иметь обтекаемую конфигурацию – без выступов, острых углов и граней. Отверстие, через которое проходил шнур, не должно портить нэцкэ, поэтому мастера виртуозно включали его в композиционное решение скульптурки. Этими условиями не мог пренебречь ни один мастер, все остальное зависело от творческой индивидуальности каждого.
   Принято различать три вида (или формы) нэцкэ. Наиболее многочисленный вид – катабори (фигурные нэцкэ), которые представляют собой скульптурные изображения людей, животных, птиц, цветов, плодов и т.д. Все сюжеты, на которые были созданы нэцкэ, перечислить просто невозможно. Прежде всего мастера изображали национальных литературных и сказочных героев, и в первую очередь персонажами нэцкэ были семь богов счастья… Были фигурки, изображающие борьбу народных героев с демонами, изображались известные архаты – ученики Будды, нэцкэ в форме любимого народного героя Кинтаро – очень сильного ребенка… А некоторые нэцкэ запечатлели бытовые городские сценки: на приеме у массажиста, детские игры, образы смешных иностранцев, например, фигурка голландца в коротком плаще и с тощими ножками… Изображались и злые демоны, бог ада Яма, рыба-сом, от которой, по народным поверьям, и происходят все землетрясения.
   Животные и люди нередко изображались с большим юмором. На одной известной нэцкэ показан осьминог, заигрывающий с русалкой; на другой – гуляка, проснувшийся после вечерней попойки. Завзятые игроки носили нэцкэ в форме черепов или змей, которые, по поверью, должны были принести им удачу. И, конечно же, множество нэцкэ представляли любимого в Японии бога Дайкоку – бога счастья, добра и веселья. Обычно его изображали веселым и толстым человечком с мешком риса за спиной и несколькими крысами. Древняя японская легенда гласит, что крыса однажды спасла Дайкоку. Когда боги разгневались и хотели сжечь его на костре, крыса посоветовала Дайкоку зарыться в мокрую землю…
   Второй вид нэцкэ – это кагамибута, что буквально означает «зеркало в футляре». Обычно это небольшая круглая, плоская коробочка (сделанная из кости) с искусно украшенной металлической крышечкой.
   Третий вид – это мандзю, форма которых напоминала рисовые лепешки. Эти нэцкэ в основном ценились за узор на их поверхности.
   Одним из наиболее выдающихся мастеров нэцкэ, как пишет искусствовед Т. Норина, был Есимура Сюдзан. Живописец по образованию, он более прославился как блистательный резчик нэцкэ. За свое искусство Е. Сюдзан удостоился титула «хогэн», который обычно присваивался лишь мастерам монументальной скульптуры.
   Свои нэцкэ Е. Сюдзан чаще всего вырезал на мифологические сюжеты, а порой воспроизводил образы, заимствованные из книг по искусству. Для своих фигурок мастер чаще всего использовал старый кипарис, готовые нэцкэ лишь слегка тонировал, втирая краску руками. Цвет кипариса приобретал мягкие пастельные тона, которые в свою очередь придавали нэцкэ изысканность.
   Хорошо известно и имя Хиромори Мива I, для которого работа с нэцкэ сначала была просто развлечением. Однако с течением времени в этом искусстве он достиг такого мастерства, что прославился как первоклассный мастер.
   Одна из его работ – фигурка крестьянина. Она изображает прижавшегося к земле, съежившегося от холода человека, который не может, как ни старается, укрыться от непогоды. Плащ его невелик, он закрыл только спину и плечи, а нога намного выше колена осталась на холоде.
   Все в этом нэцкэ вызывает восхищение совершенством своей формы и гармонией целого. В нем нет ничего надуманного, неестественного. Густой темно-вишневый цвет дерева еще больше выигрывает благодаря введению в него лака. Ярким блеском он вспыхивает на шляпе крестьянина, на его колене, лице, циновке…
   Образ крестьянина в этом нэцкэ очень эмоционален, поза его выразительна – особенно лицо с сердитыми глазами, выглядывающими из-под опущенных бровей, раздутыми ноздрями и плотно сжатым в гримасе ртом. Мастер Мива показал здесь себя тонким знатоком человеческих чувств, со всей полнотой раскрыв их в созданном образе. Неудивительно, что современники очень часто предпочитали нэцкэ Мива I другим.