Иртеньев Игорь. Стихи мои, простые с виду...

Любим при этом горячо.
 
 
Простые люди всей планеты —
Я сам свидетелем тому —
Дарили мелкие предметы
На день рождения ему.
 
 
Он наихудшую систему
Из существующих систем
Разрушил, как тараном стену
До основанья, а затем
 
 
На радость порешил потомкам
Построить мир, где все равны,
Но тут придавлен был обломком
Той самой рухнувшей стены.
 
 
А дальше баррикады, танки,
Героев жуткое число…
Три дня трясло нас в лихоманке,
Но, слава Богу, пронесло.
 
 
А вскоре с гиканьем и плясом,
Под троекратное „ура“,
Смещен был лысый седовласым
По наущению двора.
 
 
Так и сошел со сцены Горби,
Так и покинул пьедестал.
Предметом всенародной скорби
Его уход отнюдь не стал.
 
 
И все ж сказать ему спасибо,
Хотя б подать ему пальто
Вполне мы, думаю, могли бы.
Да воспитание не то.
 

1998

Ходоки

 
Увязав покрепче узелки,
Запася в дорогу хлеба-соли,
Шли в Москву за правдой ходоки
В Комитет народного контроля.
 
 
Шли они огромною страной,
Били их дожди, стегали ветры,
Много верст осталось за спиной,
Не считая просто километров.
 
 
Встретил их суровый Комитет
Как родных — заботой и приветом,
Пригласил в огромный кабинет,
Ленина украшенный портретом.
 
 
Обещал порядок навести
Не позднее будущей недели,
Пожелал счастливого пути
И успехов в благородном деле.
 
 
Подписал на выход пропуска,
Проводил сердечно до порога.
И, от счастья обалдев слегка,
Ходоки отправились в дорогу.
 
 
Шли они огромною страной,
Далека была дорога к дому,
Но настрой их был совсем иной,
И сердца их бились по-другому.
 
 
Не утратив веры ни на малость,
Бедам и невзгодам вопреки,
Позабыв про страшную усталость,
Возвращались с правдой ходоки.
 

1989

Хозяйке на заметку

 
Нас ебут, а мы крепчаем
И того не замечаем,
Что, покуда нас ебут,
Годы лучшие идут.
 

1978

„Хорошо ли это или плохо...“

 
Хорошо ли это или плохо,
Плохо это или хорошо…
Что рядить — закончилась эпоха,
И со сцены дедушка ушел.
 
 
Был актером дедушка масштабным,
Хоть нетвердо текст читал порой,
Мир следил с вниманьем неослабным
За его отвязанной игрой.
 
 
Приводя в отчаянье помрежей
И суфлеров доводя до слез,
Он резвился с грацией медвежьей
И такое с этой сцены нес!
 
 
Мы над ним тут всласть поизмывались,
На углу на каждом понося,
Но при этом деда не боялись —
Вот в чем загогулина-то вся.
 
 
Он ушел, не требуя оваций,
Как обычно, всех врасплох застав,
Дальше — перемена декораций,
Дальше — труппы сменится состав.
 
 
Дальше — не успеешь оглянуться,
Как, былые вспомнив времена,
В свой черед за публику возьмутся —
Больно распоясалась она.
 

2000

„Хорошо, что рядом тот, кто за все в ответе...“

 
Хорошо, что рядом тот, кто за все в ответе,
Кто на порку, чуть чего, первый кандидат.
Если в кране нет воды — виноваты эти,
Если в жизни счастья нет — этот виноват.
 
 
Скажем, сперли у кого кошелек с зарплатой,
Или на ногу упал чайник со стола,
Или грохнули в углу дедушку лопатой —
Это все как есть его, рыжего дела.
 
 
Всероссийский аллерген, он нам хуже грыжи,
Но пускай себе живет, полагаю я,
Потому что позарез нужен всем нам рыжий,
Сорока с немногим лет, мальчик для битья.
 

1998

Цветы и чувства

 
Когда я нюхаю цветы,
Живой рассадник аромата,
Мне вспоминается, как ты
Со мной их нюхала когда-то.
 
 
Мы подносили их к лицу
И, насладясь благоуханьем,
Сдували с пестиков пыльцу
Совместным трепетным дыханьем.
 
 
Ты обрывала лепестки,
Народным следуя приметам,
Любовь до гробовой доски
Тебе мерещилась при этом.
 
 
Но я-то знал, что жизнь — обман
И должен поздно или рано
Любви рассеяться туман,
Как это свойственно туману.
 
 
И я решил начистоту
Поговорить тогда с тобою,
Поставить жирную черту
Под нашей общею судьбою.
 
 
Наш откровенный разговор
Вошел в критическую фазу,
И в результате с этих пор
Тебя не видел я ни разу.
 
 
Но вновь несут меня мечты,
Когда в саду в часы заката
Один я нюхаю цветы,
Что вместе нюхали когда-то.
 

1986

Часовой

 
Стоит на страже часовой,
Он склад с горючим охраняет.
О чем он в этот час мечтает
Своей могучей головой?
 
 
Картины мирного труда
Пред ним проходят чередою:
Вот он несет ведро с водою,
Чтоб ею напоить стада.
 
 
Вот он кладет умело печь,
Кирпич в руках его играет,
А сердце сладко замирает:
Он в ней оладьи будет печь.
 
 
Вот он, мечи с большим трудом
Перековавши на орала,
Надел свой бороздит удало,
Инстинктом пахаря ведом.
 
 
Мечта солдата вдаль зовет,
Несет его к родным пенатам…
О, если был бы он пернатым,
Тотчас пустился бы в полет.
 
 
Но, как известно, неспроста
Стоит солдат на страже мира,
И не оставит он поста
Без приказанья командира.
 

1983

Чей старичок?

 
Вот раздался страшный стук,
А за ним ужасный крик,
Потому что это вдруг
На асфальт упал старик.
 
 
Вот упал он и лежит,
Словно с сыром бутерброд,
А вокруг него спешит
По делам своим народ.
 
 
Я поднял его с земли,
И спросил я напрямик:
— Чей, товарищи, в пыли
Тут валяется старик?
 
 
Кто владелец старичка?
Пусть сейчас же заберет!
Он живой еще пока,
Но, того гляди, помрет.
 
 
Это все же не бычок,
Не троллейбусный билет,
Это все же старичок
И весьма преклонных лет.
 
 
Тут из тела старичка
Тихо выползла душа,
Отряхнулась не спеша
И взлетела в облака.
 
 
Прислонив его к стене,
Я побрел печально прочь.
Больше нечем было мне
Старичку тому помочь.
 

1989

„Человек сидит на стуле...“

 
Человек сидит на стуле,
Устремив в пространство взгляд,
А вокруг летают пули,
Кони бешено храпят.
 
 
Рвутся атомные бомбы,
Сея ужас и печаль,
Мог упасть со стула он бы
И разбиться невзначай.
 
 
Но упорно продолжает
Никуда не падать он,
Чем бесспорно нарушает
Равновесия закон.
 
 
То ли здесь числа просчеты,
Что сомнительно весьма,
То ли есть на свете что-то
Выше смерти и ума.
 

1989

„Человек я закрытого типа...“

 
Человек я закрытого типа,
Маскирующий сущность свою.
Существую неброско и тихо,
В ресторанах посуду не бью.
 
 
Не трудясь на общественной ниве,
Промышляя на частных полях,
Я с рождения в любом коллективе
На четвертых и пятых ролях.
 
 
Сексуален, по отзывам, в меру,
(Тут поправка на длительный стаж),
Но при этом, заметьте, гетеро,
Что сегодня — почти эпатаж.
 
 
По ночам, имитируя тягу
К демонстрации снов наяву,
Покрываю словами бумагу
И к утру с наслаждением рву.
 
 
Родом я из советских плебеев,
Неизбывных в труде и в бою,
Есть сосед у меня, Конобеев,
Я с ним водку по пятницам пью.
 

Что зачем

 
Для чего дано мне тело?
Для того оно дано,
Чтоб в нем жизнь ключом кипела
И бурлила заодно,
Чтобы, сняв с него фуфайку,
Как диктует естество,
Милой деве без утайки
Демонстрировать его.
 
 
Для чего даны мне руки?
Чтобы ими пищу есть.
Чистить зубы, гладить брюки,
Отдавать военным честь,
Заниматься разным спортом
И физическим трудом,
Окружать себя комфортом
И достатком полнить дом.
 
 
Для чего даны мне ноги?
Есть ли прок какой от ног?
Есть. И даже очень многий.
Их не зря придумал Бог.
Семимильными шагами,
Распевая на ходу,
День за днем
Вперед
Ногами
Вдоль по жизни я иду.
 

1983

„Чтоб облегчить процедуру прописки...“

 
Чтоб облегчить процедуру прописки,
Я, всенародно любимый поэт,
Взятку был вынужден дать паспортистке
В виде позорной коробки конфет.
 
 
Кто-то поморщится — тоже мне тема,
Мало ли всякой кругом ерунды.
Нет, — возражу я, — вся наша система
В ней отразилась, как в капле воды.
 
 
Если уж ЖЭКи так низко упали,
Где на казенных сидят пирогах,
Что ж говорить о паденьи морали
В так называемых властных кругах.
 
 
Всюду проникли коррупционеры,
В Думе сегодня их — каждый второй,
Надо принять неотложные меры,
В бой нас веди, Константин Боровой!
 
 
Больше мириться мы с этим не вправе,
Надо вязать их, злодеев, подряд!
Тут одного отловили в Варшаве,
Где-то еще одного, говорят.
 
 
Пусть поэтический голос мой зычный
Всем возвестит, что настал наконец
Не Сосковец им какой-то частичный,
А окончательный, полный Кобец.
 

Чудное виденье

 
Было холодно и жутко,
На дворе мороз трещал,
Шел по улице малютка,
Он замерз и обнищал.
 
 
Лишь пальтишко немудрено,
Согревало бедну плоть,
А „Растишку от Данона“
Не послал ему Господь.
 
 
Спят родители в могиле,
Спят, объяты вечным сном,
Все вокруг о нем забыли,
О несчастном и больном.
 
 
Но недаром говорится,
Что в Рождественскую ночь
Может всякое случиться
С тем, кому страдать невмочь.
 
 
Вдруг в ночи блеснули фары,
И огромный черный ЗИЛ,
Прижимаясь к тротуару,
Рядом ним затормозил.
 
 
Словно чудное виденье,
Вышним светом осиян,
Восседал в нем на сиденьи
Повелитель россиян.
 
 
И стакан смирновской водки
Сам наливши до краев,
Он подал в окно сиротке,
Низших жителю слоев.
 
 
И целуя крепко в губы,
Как законную жену,
Снял с плеча соболью шубу
А за ней еще одну.
 
 
И умчалась в ночь машина,
И рассеялся гипноз,
И пропал во тьме мужчина
В белом венчике из роз.
 
 
Рад поздравить с Новым годом
Население страны,
Этим славным эпизодом
Вдохновляться мы должны.
 
 
Можно жизнью насладиться
И покончить с нищетой,
Если вовремя родиться
В нужном месте сиротой.
 

2002

Элегия

 
Он тихо умер на рассвете
Вдали от бога и людей.
Светило солнце,
Пели дети,
Омыта струями дождей,
Планета мерно совершала
Свой долгий повседневный путь.
Ничто страдальцу не мешало
Спокойно ноги протянуть.
 

1964

Электрический ток

 
Электрический ток,
Электрический ток,
Погоди, не теки,
Потолкуем чуток.
Ты постой, не спеши,
Лошадей не гони.
Мы с тобой в этот вечер
В квартире одни.
 
 
Электрический ток,
Электрический ток,
Напряженьем похожий
На Ближний Восток,
С той поры, как увидел я
Братскую ГЭС,
Зародился к тебе
У меня
Интерес.
 
 
Электрический ток,
Электрический ток,
Говорят, ты порою
Бываешь жесток.
Может жизни лишить
Твой коварный укус,
Ну и пусть,
Все равно я тебя не боюсь!
 
 
Электрический ток,
Электрический ток,
Утверждают, что ты —
Электронов поток,
И болтает к тому же
Досужий народ,
Что тобой управляют
Катод и анод.
 
 
Я не знаю, что значит
„Анод“ и „катод“,
У меня и без этого
Много забот.
Но пока ты течешь,
Электрический ток,
Не иссякнет в кастрюле
Моей кипяток.
 

1984

Электромонтерам

 
До чего же электромонтеры
В электрическом деле матеры!
Невозможно понять головой,
Как возможно без всякой страховки,
Чудеса проявляя сноровки,
Лезть отверткою в щит силовой.
 
 
С чувством страха они незнакомы,
Окрылены заветами Ома
Для неполной и полной цепей,
Сжав зубами зачищенный провод,
Забывают про жажду и голод.
Есть ли в мире работа святей?!
 
 
Нету в мире святее работы!
Во всемирную книгу Почета
Я б занес ее, будь моя власть.
Слава тем, кто в пределах оклада
Усмиряет стихию заряда,
Чтобы людям во тьме не пропасть!
 
 
Слава им, незаметным героям,
Энергичным в оценках порою,
Что поделаешь, служба не мед…
В некрасивых штанах из сатина
Электрический строгий мужчина
По огромной планете идет.
 

1985

Это кто? (считалочка для одного)

 
Это кто такой красивый вдоль по улице идет?
Это я такой красивый вдоль по улице иду.
Это кто такой везучий кошелек сейчас найдет?
Это я такой везучий кошелек сейчас найду.
 
 
Это кто такой проворный кошелечек подберет?
Это я такой проворный кошелечек подберу.
Это кто его, чистюля, аккуратно оботрет?
Это я его, чистюля, аккуратно оботру.
 
 
Это кто его откроет, от волненья чуть дыша?
Это я его открою, от волненья чуть дыша.
Это кто такой наивный не найдет там ни гроша?
Это я такой наивный не найду там ни гроша.
 
 
Это кто такой поникший вдоль по улице идет?
Это я такой поникший вдоль по улице иду.
Это кто свою находку тихо за угол кладет?
Это я свою находку тихо за угол кладу.
 

1982

Это что?

 
— Это что растет у вас
Между глаз?
Извиняюсь за вопрос.
— Это нос.
 
 
— И давно он там растет?
— Где-то с год.
— А что было до него?
— Ничего.
 
 
— Не мешает ли он вам
По утрам?
 
 
— Утром нет. Вот ночью — да,
Иногда.
 
 
— Может, как-нибудь его
Вам того?..
 
 
Обратились бы к врачу.
— Не хочу.
 
 
Он, глядишь, и сам пройдет
Через год,
 
 
А пока пускай растет
Взад-вперед.
 

1989

„Я в детстве сильно поддавал...“

 
Я в детстве сильно поддавал
И образ жизни вел развратный,
Я с детства не любил овал,
Но обожал трехчлен квадратный.
 

1995

„Я в юности во сне летал...“

 
Я в юности во сне летал
И так однажды навернулся,
Что хоть с большим трудом проснулся,
Но больше на ноги не встал.
 
 
С тех пор лежу я на спине,
Хожу — ну разве под себя лишь.
Уж лучше б ползал я во сне.
Так ведь всего не просчитаешь.
 

1996

„Я всю Америку проехал...“

 
Я всю Америку проехал
Буквально вдоль и поперек,
Но, хоть убей меня, не въехал,
Кому там нужен Игорек.
 
 
Нет, никому он там не нужен
Как гражданин и как поэт,
Там каждый лишь собой загружен,
А до меня им дела нет.
 
 
Они устроены иначе
В связи с отсутствием корней,
Пусть в чем-то нас они богаче,
Но в чем-то главном мы бедней.
 
 
Я заработал там не много,
Хотя немало повидал,
Была оправдана дорога,
Чего никто не ожидал.
 
 
И вот теперь я снова дома,
Среди родных берез и стен.
Мне все до боли здесь знакомо
И незнакомо вместе с тем.
 
 
Вернулся я к родным пенатам,
Где, подведя итог земной,
Седой патологоанатом
Склонится молча надо мной.
 

1999

„Я вчера за три отгула...“

 
Я вчера за три отгула
Головой упал со стула.
Поначалу-то сперва
Подписался я за два,
Но взглянув на эти рожи,
Нет, решил, так не пойдет,
И слупил с них подороже —
Я ж не полный идиот.
 

1992

„Я женщину одну любил...“

 
Я женщину одну любил
Тому назад лет двадцать,
Но у нее был муж дебил
И нам пришлось расстаться.
 
 
А может быть, не прав я был?
Ведь если разобраться:
Ну эка невидаль, дебил,
Так что ж теперь, стреляться?
 
 
Нет, все же прав тогда я был,
Хоть и обидно было,
А то б он точно нас прибил,
Ну что возьмешь с дебила?
 

1989

„Я как дурак его лоббировал...“

 
Я как дурак его лоббировал,
В центральной прессе освещал,
А он жену мою зомбировал
И малолеток совращал.
 

1997

„Я наравне со всей страною...“

 
Я наравне со всей страною,
Как гражданин, желаю знать,
О чем там шепчется с женою
Мой Президент, ложась в кровать.
 
 
Исправно я плачу налоги,
Так что ж, нельзя мне в темноте,
Калачиком свернувшись, в ноги
Приткнуться к царственной чете?
 
 
Не мылюсь к ним под одеяло,
Что было б явно через край.
Вчера мне гласности хватало.
Сегодня слышимость давай.
 

„Я обычно как напьюсь...“

 
Я обычно как напьюсь,
Головой о стенку бьюсь.
То ли вредно мне спиртное,
То ли просто возрастное.
 

1994

„Я пережил внезапный шок...“

 
Я пережил внезапный шок
И в землю чуть не врос,
Когда с подарками мешок
Раскрыл мне Дед Мороз.
 
 
Оттуда выпрыгнул презент
Весь новенький такой,
Я, говорит, твой президент,
Причем не только твой.
 
 
Ну, ты мне, дед, и удружил,
Да ладно б только мне —
Такой подарок подложил
На Новый год стране!
 
 
Зачем тебе, несчастный дед,
Открыл я сдуру дверь?
С тебя, понятно, спросу нет,
А мне с ним жить теперь.
 

1999

„Я признаюсь вам, ребята...“

 
Я признаюсь вам, ребята,
С чувством легкого стыда,
Что законов шариата
Не учил я никогда.
 
 
Мариотта, правда, с Бойлем
И Люссака, хоть он Гей,
Проходил я в средней школе,
Но не помню, хоть убей.
 
 
Было б здорово, однако,
Если б мы бы всей землей
По законам Гей-Люссака
Дружной зажили семьей.
 
 
Я б своей центральной властью
Отменил бы шариат,
Но с годами вот к несчастью
Стал здоровьем слабоват.
 
 
Что поделаешь, обидно,
Но судьбы не миновать.
Остается мне, как видно,
Только щеки надувать.
 
 
А законы шариата
Со статьями УПК
По законам диамата
Не стыкуются пока.
 

„Я раньше был подвижный хлопчик...“

 
Я раньше был подвижный хлопчик,
Хватал девчонок за трусы,
Но простудил однажды копчик
В интимной близости часы.
 
 
Недвижность мною овладела
Заместо прежнего огня,
Ах, девы, девы, где вы, где вы,
Почто покинули меня?
 
 
Весь горизонт в свинцовых тучах,
Где стол был яств, стоит горшок,
Умчался фрикций рой летучих,
Веселый петинг-петушок,
 
 
Откукарекавшись навеки,
Вот-вот начнет околевать,
Подайте, граждане, калеке,
Подайте женщину в кровать.
 

1991

„Я человек язвительный и колкий...“

 
Я человек язвительный и колкий
И в личном плане, говорят, непрост,
Но стоя здесь, у новогодней елки,
Произнести хотел бы добрый тост.
 
 
Пусть скажут, что объелся белены я,
Что мой светильник разума угас,
Я пью за вас, политики родные,
Поскольку кто-то должен пить за вас.
 
 
За вашу неустанную заботу,
Покуда в жилах кровь еще течет,
Я вам обязан по большому счету,
Хоть оплатить не в силах этот счет.
 
 
И как бы вас в газетах не пинали,
Я вам симпатизирую тайком,
Когда б не вы, кого б мы вспоминали,
По пальцам попадая молотком.
 
 
Позвольте же поздравить с Новым годом
От всей души ваш пестрый хоровод.
А то, что вам не повезло с народом —
Так мы другой подыщем вам народ.
 

1997

„Я шел к Смоленской по Арбату...“

 
Я шел к Смоленской по Арбату,
По стороне его по правой,
И вдруг увидел там Булата,
Он оказался Окуджавой.
 
 
Хотя он выглядел нестаро,
Была в глазах его усталость,
Была в руках его гитара,
Что мне излишним показалось.
 
 
Акын арбатского асфальта
Шел в направлении заката…
На мостовой крутили сальто
Два полуголых акробата.
 
 
Долговолосые пииты
Слагали платные сонеты,
В одеждах диких кришнаиты
Конец предсказывали света.
 
 
И женщины, чей род занятий
Не оставлял сомнений тени,
Раскрыв бесстыжие объятья,
Сулили гражданам забвенье.
 
 
— Ужель о том звенели струны
Моей подруги либеральной?! —
Воскликнул скальд, меча перуны
В картины адрес аморальной.
 
 
Был смех толпы ему ответом,
Ему, обласканному небом…
Я был, товарищи, при этом,
Но лучше б я при этом не был.
 

1989