За толпой хулиганов следит убитый горем муж (Невил) и типично глупый полицейский, бестолковый, теряющий след преступников. По сценарию муж впервые сталкивается с иезуитским миссионером, однако в реальной жизни Невил уже не раз встречался с высокомерным индийским актером по имени Субдох Рай, игравшим миссионера в необычайно привлекательной и искусной манере.
При этом многих новых обитателей кинотрущоб выгнали из «их» бараков для съемки сцены, а вокруг толпилось еще больше желающих пробиться в деревянные декорации, чтобы поселиться там. Если бы все эти зеваки не глазели на Веронику Роуз, то они бы заметили, что за съемочной площадкой Невил и Субдох флиртуют между собой. Бисексуалы игриво щипали и поглаживали друг друга, когда Вера внезапно оказалась один на один с коровой.
Актриса слышала, что в Индии это священное животное, однако так не считали кровожадные зеваки, большинство которых составляли мусульмане. Вера не была готова настолько близко увидеть перед собой корову. Животное приближалось к ней, и женщина долгое время не могла понять, что следует в этом случае делать. Вскоре Вера почувствовала мокрое дыхание коровы в районе своей промежности — по сценарию актрису выкрали из отеля в легонькой ночной рубашке и ее интимное место оказалось мало чем защищено.
На рогах коровы висели гирлянды из цветов и разноцветные бусы. Ни животное, ни Вера не представляли, как им поступить, однако актриса твердо знала, что ей нельзя проявлять даже малейшую агрессивность, чтобы не нанести религиозного оскорбления индийцам.
— Ой, какие хорошенькие цветочки! Ой, какая хорошая корова! — произнесла Вероника Роуз свой несложный и доброжелательный репертуар. Женщина не думала, что ей следует обнять корову за шею и поцеловать в длинную, печальную морду. Она не знала, можно ли вообще дотрагиваться до коровы.
Животное начало действовать первым. До этого корова шла себе куда-то, пока киношники и особенно эта глупая женщина не встали у нее на дороге. И тогда она медленно шагнула вперед и опустила/ копыто на голую ногу Веры, поскольку во время кинопохищения на ней не было обуви.
Несмотря на сильную боль, актриса все еще боялась оскорбить религиозные чувства населения и не осмелилась закричать корове в морду. Большие мокрые губы коснулись ее груди. Вера мгновенно покрылась потом. Корова лизнула женщину, может быть, оттого, что на коже у нее выступил соленый пот, может, оттого, что от нее свежо и приятно пахло, намного лучше, чем от других обитателей дороги Софиа Зубер. Длинный коровий язык, необычность ощущений оказались новыми для Веры. Она потеряла сознание, когда корова сильно фыркнула ей в лицо, после чего, наклонившись, облизала грудь и плечи актрисы.
Никто толком так и не понял, что же случилось. Кто-то испуганно закричал, кто-то из зевак заорал, негодуя по поводу этой сцены. Зевак было больше, и
Вера подумала, что все кричавшие защищали священную корову. Невил Иден и Субдох Рай боялись, что Вера потеряла сознание, когда заметила их явную сексуальную заинтересованность друг в друге.
К тому времени, когда доктор Дарувалла добрался до вагончика Вероники Роуз, служившего ей в качестве гримерной комнаты, а ставшего палатой скорой помощи, мусульманин — владелец лавки — уже разнес слух по всему району: мол, светловолосая и обнаженная до пояса американская кинозвезда облизала корову, вызвав тем самым беспорядки среди индусского населения. Такая подлость представлялась напрасной, беспорядки могут возникать без всяких причин. Если и были какие-то основания для давки, так, наверное, потому, что слишком много нищих захотели прорваться в декорации трущоб. Они негодовали, не желая ждать окончания съемок, им хотелось жить в бараках уже сейчас. Однако Вере всегда будет казаться, что все произошло из-за нее и коровы.
Именно в эпицентр этого сумасшедшего дома пробралась супружеская чета Даруваллов, чтобы спасти не ко времени забеременевшую мисс Роуз. Встреча с коровой не улучшила ее самочувствие. Доктор нашел, что актриса немного поцарапана, у нее опухла нога и она все еще беременна.
— Если Невил на мне не женится, я отдам ребенка кому-нибудь на усыновление. Но вы должны оставить его здесь, в Индии, — сказала Вера доктору и его жене. Она полагала, что американские зрители не будут ей симпатизировать, узнав о внебрачном ребенке. Что касается ее дяди, то он лишит ее роли в новой картине. Хуже всего, что может протрезветь Дэнни Миллс и будет настаивать на том, чтобы самому усыновить ребенка. Он же такой сентиментальный! — Это должно остаться между нами! Найдите мне каких-нибудь гребаных богачей, которые хотят иметь белого ребенка, — говорила мисс Роуз обескураженным слушателям.
Поскольку ни Ловджи, ни его жена не знали, каких моральных представлений придерживаются люди на Западе, за разъяснениями они обратились к учившемуся в Европе сыну. Фарук считал, что в Индии и без этого ребенка хватало своих детей и что лучше усыновить его людям в Европе или в Америке. Однако мисс Роуз, которая во что бы то ни стало желала сохранить секретность, придерживалась другой точки зрения: ей ничего не будет за то, что она натворит в Индии и кого-то оставит в этой стране. На нее это никак не повлияет.
— Можно сделать тебе аборт, — предложил доктор.
— Даже не пытайтесь предлагать мне это. Я не такая женщина и воспитана с определенными моральными принципами! — рассердилась Вероника.
Пока Даруваллы в молчании размышляли над «моральными принципами» актрисы, толпа мужчин и подростков раскачивала вагончик из стороны в сторону. С полок вниз сыпались тюбики помады, тушь для ресниц, пудра, увлажняющий кожу крем и румяна. В то время, когда Фарук поймал на лету баночку с каким-то кремом, его отец подошел к входной двери. Актриса закричала так громко, что не услышала переговоров старого Ловджи и толпившихся снаружи людей. Не слышала она и ударов лопат, когда рабочие-кули с видом убийц напали на толпу, нанося удары теми инструментами, которыми они копали яму для уборной. Мисс Роуз лежала на спине, держась руками за трясущуюся кровать, и сверху с полок на нее падали разноцветные баночки и тюбики.
— Я ненавижу эту страну! — орала женщина.
— Сейчас беспорядки закончатся, — успокаивала актрису жена доктора.
— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Это самая ужасная страна в мире! Я просто ненавижу ее! — не унималась Вера.
Фарук захотел спросить, почему же тогда она хочет оставить ребенка в Индии, однако почувствовал, что слишком мало понимает различия в культуре индийцев и людей Запада, чтобы критически оценить этот вопрос. Молодой Дарувалла не захотел выяснять, чем же он отличается от этих киношников. В девятнадцать лет молодые люди склонны к чрезмерно широким обобщениям. Слишком жестоко было бы осудить все Соединенные Штаты Америки за поведение бывшей Гермионы Роузен. Однако Фарук ощущал, что меньше всего в будущем ему захочется жить в США.
Короче говоря, из-за мисс Роуз Фарук почувствовал себя просто больным. Разумеется, женщина должна нести ответственность за свою беременность. Вдобавок она опорочила святые воспоминания об эксгибиционизме леди Дакуорт! В легендах говорилось, что эта дама показывала груди очень элегантно, но не настолько вызывающе. В представлениях Фарука леди Дакуорт демонстрировала груди чисто символически. Однако он навсегда сохранил в памяти большие сиськи Веры, которые откровенно предлагались для использования.
В «Большом Королевском цирке» за полчаса до вечернего представления сгорбленный старик проходил вдоль всего ряда палаток с горящей жаровней. Внутри нее лежали раскаленные угли и камфора, ароматный дым которой залетал в палатки акробатов и дрессировщиков. Человек стоял перед каждым входом до тех пор, пока не убеждался, что в палатки попало достаточно ароматного дыма. Камфора действовала против раздражения и чесотки, кроме того, для работников цирка ее запах имел символическое значение, предохраняя от дурного глаза и неудач, связанных с падениями, нападением зверей и другими неприятностями.
Увидев, что доктор Дарувалла закрыл глаза, откинул назад голову и глубоко вдохнул наполненный ароматом цветов воздух Дамского сада, старший официант неверно истолковал смысл этого движения. Он подумал, будто Фарук решил насладиться внезапным порывом ветерка, который донес до него запах цветов бугенвиллей. Однако Дарувалла хотел ощутить запах камфоры из жаровни сгорбленного старика, словно воспоминания о прошлом нуждались в дезинфекции и отпущении грехов.
6. ПЕРВЫЙ ВЫБЫЛ ИЗ ИГРЫ
Только в июле закончились съемки ужасного фильма и весь киносброд покинул Бомбей, оставив Веру в городе на неопределенно долгое время. Она объяснила: остается для того, чтобы «очистить душу». Невилу Идену было наплевать, поедет ли она с ним, поскольку он вез Субдоха Рая с собой в Италию. Актер пояснил Фаруку, что диета из макаронных изделий очищает прямую кишку для трудного занятия мужеложством.
В Лос-Анджелесе Гордон Хэтэвей пытался отредактировать и улучшить снятый фильм, однако никакие усилия и даже появление названия «Умирающая жена» не спасли картину. И Гордон каждый день проклинал своих родственников, навязавших ему такую бестолковую и бесталанную племянницу.
Дэнни Миллс находился «в сухом доке» — он лечился от пьянства в частном калифорнийском санатории в Лагуна-Бич. Это лечебное заведение слегка опережало свое время, поскольку пациенты там сочетали интенсивную ритмическую гимнастику с богатой фруктовой диетой. Автомобильная компания подала на Дэнни в суд, поскольку продюсер Гарольд Роузен перестал оплачивать «деловые поездки» Миллса на лимузинах. Однако по настоящему «деловые» цели появились у него теперь, в те моменты, когда санаторий становился ему поперек горла. Дэнни вызывал машину, ехал в Лос-Анджелес, выпивал в ресторане две-три бутылки хорошего красного вина, заказывал бифштекс. Ожидавший его лимузин отвозил Дэнни обратно в Лагуна-Бич, куда он возвращался умиротворенный, с языком цвета и размера печени свежеубитого цыпленка. И в «сухом доке» больше всего он заботился об употреблении красного вина. Ежедневно сценарист писал Вере страдальческие письма о любви, некоторые по двадцать печатных страниц. Главная тема писем укладывалась в одно предложение: «Я исправлюсь, если ты выйдешь за меня замуж».
Вера между тем строила планы на будущее, тесно связанные с семьей Дарувалла. С их помощью ей предстояло спрятаться в укромном месте вплоть до рождения ребенка. Заботы о будущей матери и родах решили поручить сумасшедшему и подверженному разным жизненным случайностям доктору Тата. Он никогда не приходил к пациентам на дом для гинекологического осмотра, но из-за дружбы с Ловджи пошел ему навстречу, учитывая щекотливое положение и угнетенное состояние духа кинозвезды. Жена Даруваллы полагала, что это весьма кстати, так как Вероника Роуз не смогла бы адекватно отреагировать на вывеску клиники, где красовалась внушительная надпись: «Лучший и известнейший родильный дом и гинекологическая клиника доктора Тата».
Так Вера и не узнала об этой рекламе, а поскольку доктор называл свое заведение «известнейшим» и «лучшим», кинозвезда могла бы подумать, что сам Тата был не уверен в своей клинике.
Итак, доктор стал частым посетителем в доме семьи Даруваллы по Ридж-роуд. Из-за того что он оказался плохим водителем, к тому же довольно старым, на дорожке перед этим домом стали часто останавливаться такси. Лишь однажды Фарук увидел, как Тата с кряхтением вылезал с заднего сиденья частного автомобиля. Ничего особенного в этом не было, если бы за рулем не сидела Промила Рай, а рядом с ней не примостился ее безволосый племянник, чьи сексуальные наклонности так шокировали Фарука. Данный случай свидетельствовал о грубом нарушении секретности, которая окружала Веру и будущего ребенка. Однако Промила вместе со своим племянником сразу же уехала, высадив доктора Тата, который убедил Ловджи, что сбил тетушку со следа. Тата сказал, что едет, чтобы осмотреть жену Даруваллы. Тогда обиделась Мехер, потому что ненавистная ей Промила Рай могла предположить, что у нее имеются интимные проблемы по женской части. Раздражение Мехер не сразу улеглось, после чего она спросила мужа и сына, как оказался гинеколог на заднем сиденье машины Промилы Рай и ее племянника.
— Думаю, что она заехала к доктору, а он попросил подвезти его, — ответил Фарук.
— Эта женщина давно вышла из детородного возраста. Если она и поехала на прием к гинекологу, то зачем же тогда взяла с собой племянника? — сказала Мехер.
— Может быть, племянник ехал на прием к гинекологу по поводу отсутствия волос на теле? — предположил доктор Дарувалла.
— Я знаю Промилу Рай. Она никогда не поверит, что доктор Тата хотел посмотреть меня, — задумчиво произнесла Мехер.
Однажды после этого случая, когда в клубе Дакуорт произносили застольные речи, Промила Рай подошла к доктору Ловджи.
— Я все знаю о ребенке-блондине и возьму его к себе.
— О каком ребенке? Совсем необязательно, что он будет блондином, — осторожно ответил Дарувалла.
— Конечно будет. Я это знаю. Во всяком случае, у него будет белая кожа, — откликнулась тетушка Рай.
Доктор Ловджи тоже предполагал, что ребенок родится блондином. Однако и у Дэнни Миллса, и у Невела Идена волосы были темные, и совсем не обязательно, чтобы ребенок пошел в мать.
Мехер и думать не хотела, чтобы Промила Рай стала приемной матерью. Во-первых, ей уже за пятьдесят, во-вторых, она считалась злой старой девой и держалась надменно с окружающими.
— Она злая и обидчивая ведьма. Из нее получится ужасающая мать! — кипела Мехер.
— У нее, наверное, больше десяти служанок, — попытался возразить Ловджи, однако жена быстро напомнила ему, как однажды Промила очень его обидела.
Поскольку тетушка Рай проживала в районе Малабар-Хилл, она возглавила кампанию протеста против существования Башен Безмолвия, чем вызвала возмущение не только всех потомков персов, но и Ловджи. Промила утверждала, что стервятники часто бросали в сады жителей куски человеческих тел, иногда эти куски падали даже на террасы домов. Промила Рай заявила однажды, что у себя на балконе нашла кусок пальца, плававший в поилке для птиц. В ответ доктор Дарувалла написал родственнице возмущенное письмо, утверждавшее, что стервятники никогда не летают, держа в клюве пальцы или ноги трупов. Грифы едят все, что им нужно, на земле. Об этом знает каждый, кто хоть что-нибудь соображает в стервятниках.
— А теперь ты хочешь, чтобы Промила стала приемной матерью?! — воскликнула Мехер.
— Вовсе это не я хочу, однако не вижу никакой очереди из богатых тетушек, которые хотели бы усыновить незаконнорожденного ребенка американской кинозвезды, — ответил Ловджи.
— Кроме того, не забывай, что Промила ненавидит мужчин. А если родится мальчик? — не сдавалась Мехер.
Ловджи не осмелился передать эти слова Промиле Рай, которая не только верила, что ребенок будет блондином, но не сомневалась, что родится девочка.
— Я разбираюсь в таких вещах. В конце концов ты доктор только по суставам, — говорила она доктору.
Старый Дарувалла не предполагал, что Вероника Роуз и Промила Рай обсуждали вопрос о передаче младенца. Напротив, он делал все возможное, чтобы предотвратить подобные переговоры, зная, что женщины не испытывали никакого интереса друг к другу. Для Веры имело значение только то, что Промила казалась богатой женщиной. А для тетушки Рай самым главным представлялось то, что Вероника здоровая женщина. Сама она до смерти боялась лекарств, так как считала, что из-за них жених ее повредился в уме и два раза ускользал от женитьбы. По крайней мере хотя бы раз он должен был взять ее в жены, если бы не принимал таблетки и был в здравом уме.
Ловджи мог чистосердечно заверить Промилу, что актриса не пила таблеток. Когда Невил и Дэнни уехали из Бомбея и ей не понадобилось больше сниматься в кино, Роуз отменила снотворное и без него спала целыми днями.
Любой человек, наверное, понимал, чем это может кончиться, однако Ловджи не заглядывал так далеко. Жена считала, что преступно даже думать о тетушке Рай как приемной матери, она не возьмет ребенка. если родится мальчик и не блондин. Вот тогда-то доктор Тата сообщил Дарувалле неприятное известие: оказывается, Вероника — крашеная блондинка.
— Я видел то, что не увидишь ты, — сказал он другу. — Волосы у нее черные, очень черные. Быть может, чернее всех волос в Индии, которые мне пришлось увидеть.
При этом известии Фарук почувствовал, что теперь может представить себе завершение мелодрамы: Промила откажется от мальчика с черными волосами, Мехер не согласится, чтобы приемной матерью оказалась тетушка Рай, в итоге ему не останется ничего другого, как усыновить этого ребенка. Не учел Фарук лишь того, что в жизни Вероника оказалась гораздо сообразительней, чем на съемочной площадке, и уже наметила Даруваллу в качестве приемного отца. После родов женщина планировала предъявить Ловджи ультиматум. И не проявляла она никакого интереса к обсуждению проблем с Промилой, потому что для себя решила отвергнуть любого кандидата в приемные родители ребенка. Актриса с самого начала предполагала, что супруги Дарувалла и являются приемными родителями.
Однако никто не мог подумать, что родится не один, а два черноволосых мальчика, с красивым миндалевидным лицом и очень черными волосами. Промила не захотела даже взглянуть на них, твердо уверенная в том, что любая женщина, родившая двойню, непременно в прошлом принимала лекарства.
Неожиданный поворот событиям дали постоянные любовные письма Дэнни Миллса, а также смерть в автомобильной катастрофе Невила Идена — вместе с ним в Италии погиб и Субдох Рай. До катастрофы Вера все еще надеялась, что Невил вернется к ней, но после аварии женщина решила, что это Идеи наказан за то, что он предпочел мужчину женщине. Даже, спустя много лет после случившегося Веронику не покинет мысль о божественном возмездии, о том, что СПИД явился попыткой БОГА восстановить естественный порядок на земле. Наряду со многими слабоумными идиотами Вера считала это заболевание божественной карой, своеобразной чумой, направленной на гомосексуалистов. Это были довольно своеобразные мысли, поскольку женщина не имела воображения и не верила в Бога.
Вера всегда понимала, что если когда-нибудь Невил и захочет взять ее в жены, то только без ребенка. Однако быстрый отъезд Идена заставил мисс Роуз по-другому взглянуть на ситуацию. Она обратилась к другому претенденту, полагая, что Дэнни женится на ней, даже если она принесет в их дом маленький сюрприз.
«Дорогой, я не хотела проверить глубину твоих чувств ко мне, но все это время я носила в себе нашего ребенка», — писала она в письме к Дэнни на хорошем английском языке, поскольку общение с Ловджи и Мехер прибавило ей грамотности.
Естественно, с первого же взгляда на родившихся близнецов Вера сразу сказала, что они от Идена, поскольку мальчики выглядели слишком симпатичными, чтобы их отцом был Дэнни. Со своей стороны Миллс никак не ожидал, что станет отцом. Он был поздний ребенок, родился от пожилых родителей, у которых до него оказалось так много детей, что они относились к нему с безразличием, граничившим с полным невниманием. Миллс осторожно написал своей любимой, что он вдохновлен мыслью об их совместном ребенке. Ребенок — это хорошо, однако он думает, что стоит завести еще детей.
Любой дурак понимает, что двойня означает двоих детей, а не одного ребенка. Вера не захотела испытывать хрупкий энтузиазм Дэнни стать отцом и взяла с собой только одного ребенка. Второго мальчика она оставила семье Дарувалла. Так была решена эта проблема.
— Когда родятся двойняшки, делай ставку на того, кто родится первым, — посоветовал придурковатый доктор Тата своему другу Ловджи, открыв этим целый ряд ожидавших его сюрпризов.
Хотя старшего Даруваллу шокировали эти слова, он прислушался к совету гинеколога, поскольку сам занимался ортопедией. Однако при рождении близнецов все так волновались, что ни одна из медицинских сестер, как и доктор Тата, не запомнили, какой же ребенок родился первым. Не зря же за ним тянулась дурная репутация человека, с которым вечно случаются необычные истории. В этот раз, когда он не услышал биение двух сердец в утробе матери, Тата винил неблагоприятные условия осмотра женщины на долгу. Он говорил, что если бы прикладывал стетоскоп к большому животу Веры у себя в клинике, то обязательно услышал бы два сердцебиения. Вероятно, из-за того, что Мехер играла на рояле, а несколько слуг чистили комнаты пылесосами, Тата предположил, что у ребенка Веры такое сильное и активное сердцебиение.
— Твой ребенок, думаю, бьет ножкой, — неоднократно говорил гинеколог Вере.
— Я бы вам сама сказала об этом, — всегда отвечала женщина.
— Какая вы счастливая леди! У вас не один, а двое детей! — воскликнул доктор, когда начались схватки и в последний момент выяснилось, что в утробе матери бьются два сердца.
— Вера родила двойню, но забрала с собой только одного ребенка, — сказал Джамшед.
С точки зрения сыновей, их родители находились уже в почтенном возрасте. И Ловджи и Мехер признавали, что им тяжело ухаживать за малышом. Они делали для ребенка все, что могли, однако после женитьбы Джамшеда на Джозефине Зилк семья посчитала, что более правильным будет, если молодая чета возьмет на себя уход за ребенком. Их брак был смешанным, поэтому молодые поселились в интернациональном Цюрихе. Черноволосый мальчик с белой кожей оказался там к месту. Он знал язык хинди в дополнении к английскому, а кроме того учил немецкий, хотя до этого занимался в английской школе. Шло время, и старшие члены семьи Дарувалла превратились для мальчика в дедушку и бабушку, хотя Ловджи усыновил ребенка.
Затем у Джамшеда и Джозефины появились свои дети. Потом подошел такой возраст, когда мальчик-сирота стал чувствовать свою отстраненность от всех членов семьи Дарувалла. Естественно, он воспринимал Фарука как своего рода большого брата, хотя двадцатилетняя разница в возрасте делала его словно бы вторым отцом для мальчика. Фарук тоже женился, они с Джулией завели собственных детей, но куда бы ни уезжала семья Фарука, туда следовал и приемный сын, который очень любил Фарука и Джулию.
Не стоит жалеть брошенного ребенка, поскольку он входил в большую семью, жила ли она в Торонто, в Цюрихе или в Бомбее. В маленьком мальчике отмечалась некая отчужденность, впоследствии в его немецком, английском или языке хинди можно было заметить что-то искусственное, хотя и не происходящее от дефекта речи. Мальчик говорил медленно, будто мысленно записывал предложения со всеми знаками препинания. Даже если бы в его речи присутствовал акцент, его невозможно было бы услышать. Особенной была манера речи, словно он привык общаться с детьми или часто выступал перед скоплением людей.
Разумеется, всех интриговала загадка отцовства. Чей он сын? В медицинских книжках участников съемочной труппы фильма «Однажды мы поедем в Индию, дорогая» (только это и осталось от никогда не вышедшего на экраны фильма) значилось, что Невил и Дэнни имели одинаковую группу крови, которую унаследовали братья-близнецы.
Многие в семье Дарувалла полагали, что и мальчик слишком красивый и непьющий, чтобы иметь такого отца, как Дэнни Миллс. К тому же мальчик не проявлял интереса к чтению, а еще меньше — к письму, он даже не вел дневника. Однако уже в начальной школе обнаружил способности талантливого и дисциплинированного актера, напоминая Невила Идена. Разумеется, семья Дарувалла почти ничего не знала о другом брате-близнеце. Не исключено, что переживать больше всего следовало о нем.
Что касается малыша, оставшегося в Индии, то сразу же возникла проблема с его именем. Конечно, фамилия у него была Дарувалла, однако все согласились, что из-за белого цвета кожи имя необходимо подобрать английское. На семейном совете решили назвать его Джоном, так звали самого лорда Дакуорта. Даже старый Ловджи, признал, что спортивный клуб Дакуорт должен нести хотя бы часть ответственности за брошенного Вероникой Роуз ребенка. Разумеется, никому в голову не пришло дать мальчику имя Дакуорт Дарувалла. Другое дело Джон Дарувалла. Здесь чувствовался некий оттенок взаимной связи между англичанами и индийцами.
При этом многих новых обитателей кинотрущоб выгнали из «их» бараков для съемки сцены, а вокруг толпилось еще больше желающих пробиться в деревянные декорации, чтобы поселиться там. Если бы все эти зеваки не глазели на Веронику Роуз, то они бы заметили, что за съемочной площадкой Невил и Субдох флиртуют между собой. Бисексуалы игриво щипали и поглаживали друг друга, когда Вера внезапно оказалась один на один с коровой.
Актриса слышала, что в Индии это священное животное, однако так не считали кровожадные зеваки, большинство которых составляли мусульмане. Вера не была готова настолько близко увидеть перед собой корову. Животное приближалось к ней, и женщина долгое время не могла понять, что следует в этом случае делать. Вскоре Вера почувствовала мокрое дыхание коровы в районе своей промежности — по сценарию актрису выкрали из отеля в легонькой ночной рубашке и ее интимное место оказалось мало чем защищено.
На рогах коровы висели гирлянды из цветов и разноцветные бусы. Ни животное, ни Вера не представляли, как им поступить, однако актриса твердо знала, что ей нельзя проявлять даже малейшую агрессивность, чтобы не нанести религиозного оскорбления индийцам.
— Ой, какие хорошенькие цветочки! Ой, какая хорошая корова! — произнесла Вероника Роуз свой несложный и доброжелательный репертуар. Женщина не думала, что ей следует обнять корову за шею и поцеловать в длинную, печальную морду. Она не знала, можно ли вообще дотрагиваться до коровы.
Животное начало действовать первым. До этого корова шла себе куда-то, пока киношники и особенно эта глупая женщина не встали у нее на дороге. И тогда она медленно шагнула вперед и опустила/ копыто на голую ногу Веры, поскольку во время кинопохищения на ней не было обуви.
Несмотря на сильную боль, актриса все еще боялась оскорбить религиозные чувства населения и не осмелилась закричать корове в морду. Большие мокрые губы коснулись ее груди. Вера мгновенно покрылась потом. Корова лизнула женщину, может быть, оттого, что на коже у нее выступил соленый пот, может, оттого, что от нее свежо и приятно пахло, намного лучше, чем от других обитателей дороги Софиа Зубер. Длинный коровий язык, необычность ощущений оказались новыми для Веры. Она потеряла сознание, когда корова сильно фыркнула ей в лицо, после чего, наклонившись, облизала грудь и плечи актрисы.
Никто толком так и не понял, что же случилось. Кто-то испуганно закричал, кто-то из зевак заорал, негодуя по поводу этой сцены. Зевак было больше, и
Вера подумала, что все кричавшие защищали священную корову. Невил Иден и Субдох Рай боялись, что Вера потеряла сознание, когда заметила их явную сексуальную заинтересованность друг в друге.
К тому времени, когда доктор Дарувалла добрался до вагончика Вероники Роуз, служившего ей в качестве гримерной комнаты, а ставшего палатой скорой помощи, мусульманин — владелец лавки — уже разнес слух по всему району: мол, светловолосая и обнаженная до пояса американская кинозвезда облизала корову, вызвав тем самым беспорядки среди индусского населения. Такая подлость представлялась напрасной, беспорядки могут возникать без всяких причин. Если и были какие-то основания для давки, так, наверное, потому, что слишком много нищих захотели прорваться в декорации трущоб. Они негодовали, не желая ждать окончания съемок, им хотелось жить в бараках уже сейчас. Однако Вере всегда будет казаться, что все произошло из-за нее и коровы.
Именно в эпицентр этого сумасшедшего дома пробралась супружеская чета Даруваллов, чтобы спасти не ко времени забеременевшую мисс Роуз. Встреча с коровой не улучшила ее самочувствие. Доктор нашел, что актриса немного поцарапана, у нее опухла нога и она все еще беременна.
— Если Невил на мне не женится, я отдам ребенка кому-нибудь на усыновление. Но вы должны оставить его здесь, в Индии, — сказала Вера доктору и его жене. Она полагала, что американские зрители не будут ей симпатизировать, узнав о внебрачном ребенке. Что касается ее дяди, то он лишит ее роли в новой картине. Хуже всего, что может протрезветь Дэнни Миллс и будет настаивать на том, чтобы самому усыновить ребенка. Он же такой сентиментальный! — Это должно остаться между нами! Найдите мне каких-нибудь гребаных богачей, которые хотят иметь белого ребенка, — говорила мисс Роуз обескураженным слушателям.
Поскольку ни Ловджи, ни его жена не знали, каких моральных представлений придерживаются люди на Западе, за разъяснениями они обратились к учившемуся в Европе сыну. Фарук считал, что в Индии и без этого ребенка хватало своих детей и что лучше усыновить его людям в Европе или в Америке. Однако мисс Роуз, которая во что бы то ни стало желала сохранить секретность, придерживалась другой точки зрения: ей ничего не будет за то, что она натворит в Индии и кого-то оставит в этой стране. На нее это никак не повлияет.
— Можно сделать тебе аборт, — предложил доктор.
— Даже не пытайтесь предлагать мне это. Я не такая женщина и воспитана с определенными моральными принципами! — рассердилась Вероника.
Пока Даруваллы в молчании размышляли над «моральными принципами» актрисы, толпа мужчин и подростков раскачивала вагончик из стороны в сторону. С полок вниз сыпались тюбики помады, тушь для ресниц, пудра, увлажняющий кожу крем и румяна. В то время, когда Фарук поймал на лету баночку с каким-то кремом, его отец подошел к входной двери. Актриса закричала так громко, что не услышала переговоров старого Ловджи и толпившихся снаружи людей. Не слышала она и ударов лопат, когда рабочие-кули с видом убийц напали на толпу, нанося удары теми инструментами, которыми они копали яму для уборной. Мисс Роуз лежала на спине, держась руками за трясущуюся кровать, и сверху с полок на нее падали разноцветные баночки и тюбики.
— Я ненавижу эту страну! — орала женщина.
— Сейчас беспорядки закончатся, — успокаивала актрису жена доктора.
— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Это самая ужасная страна в мире! Я просто ненавижу ее! — не унималась Вера.
Фарук захотел спросить, почему же тогда она хочет оставить ребенка в Индии, однако почувствовал, что слишком мало понимает различия в культуре индийцев и людей Запада, чтобы критически оценить этот вопрос. Молодой Дарувалла не захотел выяснять, чем же он отличается от этих киношников. В девятнадцать лет молодые люди склонны к чрезмерно широким обобщениям. Слишком жестоко было бы осудить все Соединенные Штаты Америки за поведение бывшей Гермионы Роузен. Однако Фарук ощущал, что меньше всего в будущем ему захочется жить в США.
Короче говоря, из-за мисс Роуз Фарук почувствовал себя просто больным. Разумеется, женщина должна нести ответственность за свою беременность. Вдобавок она опорочила святые воспоминания об эксгибиционизме леди Дакуорт! В легендах говорилось, что эта дама показывала груди очень элегантно, но не настолько вызывающе. В представлениях Фарука леди Дакуорт демонстрировала груди чисто символически. Однако он навсегда сохранил в памяти большие сиськи Веры, которые откровенно предлагались для использования.
Человек с камфорой
Стоит ли удивляться, что, вспоминая эту прошлую грязь, Фарук все еще сидел за столом уходящего в темноту Дамского сада клуба Дакуорт. За то время, пока доктор Дарувалла предавался воспоминаниям, старший официант Сетна поставил перед ним еще одну кружку холодного пива «Кингфишер», до которого Фарук так и не дотронулся. Отрешенные глаза доктора напоминали глаза мистера Лала, хотя, как уже говорилось, грифы-стервятники несколько потрудились над этим отражением смерти.В «Большом Королевском цирке» за полчаса до вечернего представления сгорбленный старик проходил вдоль всего ряда палаток с горящей жаровней. Внутри нее лежали раскаленные угли и камфора, ароматный дым которой залетал в палатки акробатов и дрессировщиков. Человек стоял перед каждым входом до тех пор, пока не убеждался, что в палатки попало достаточно ароматного дыма. Камфора действовала против раздражения и чесотки, кроме того, для работников цирка ее запах имел символическое значение, предохраняя от дурного глаза и неудач, связанных с падениями, нападением зверей и другими неприятностями.
Увидев, что доктор Дарувалла закрыл глаза, откинул назад голову и глубоко вдохнул наполненный ароматом цветов воздух Дамского сада, старший официант неверно истолковал смысл этого движения. Он подумал, будто Фарук решил насладиться внезапным порывом ветерка, который донес до него запах цветов бугенвиллей. Однако Дарувалла хотел ощутить запах камфоры из жаровни сгорбленного старика, словно воспоминания о прошлом нуждались в дезинфекции и отпущении грехов.
6. ПЕРВЫЙ ВЫБЫЛ ИЗ ИГРЫ
Разлученные при рождении
Молодому Фаруку не удалось быть свидетелем еще более отвратительного поведения Веры, поскольку он возвратился на учебу в Вену. Роуз родила двойню и решила одного ребенка оставить в стране, которую она так ненавидела, а второго забрать с собой. Это было непонятое решение, как всегда спонтанное, свойственное актрисе. Фарук знал, насколько она жестока, поскольку наблюдал за беременной женщиной в сезон муссонных дождей, которые в Бомбее начинаются в середине июня и длятся до середины сентября. Большинству городских жителей это приносит облегчение, хотя доставляет неудобства из-за наводнений по причине затрудненного стока воды.Только в июле закончились съемки ужасного фильма и весь киносброд покинул Бомбей, оставив Веру в городе на неопределенно долгое время. Она объяснила: остается для того, чтобы «очистить душу». Невилу Идену было наплевать, поедет ли она с ним, поскольку он вез Субдоха Рая с собой в Италию. Актер пояснил Фаруку, что диета из макаронных изделий очищает прямую кишку для трудного занятия мужеложством.
В Лос-Анджелесе Гордон Хэтэвей пытался отредактировать и улучшить снятый фильм, однако никакие усилия и даже появление названия «Умирающая жена» не спасли картину. И Гордон каждый день проклинал своих родственников, навязавших ему такую бестолковую и бесталанную племянницу.
Дэнни Миллс находился «в сухом доке» — он лечился от пьянства в частном калифорнийском санатории в Лагуна-Бич. Это лечебное заведение слегка опережало свое время, поскольку пациенты там сочетали интенсивную ритмическую гимнастику с богатой фруктовой диетой. Автомобильная компания подала на Дэнни в суд, поскольку продюсер Гарольд Роузен перестал оплачивать «деловые поездки» Миллса на лимузинах. Однако по настоящему «деловые» цели появились у него теперь, в те моменты, когда санаторий становился ему поперек горла. Дэнни вызывал машину, ехал в Лос-Анджелес, выпивал в ресторане две-три бутылки хорошего красного вина, заказывал бифштекс. Ожидавший его лимузин отвозил Дэнни обратно в Лагуна-Бич, куда он возвращался умиротворенный, с языком цвета и размера печени свежеубитого цыпленка. И в «сухом доке» больше всего он заботился об употреблении красного вина. Ежедневно сценарист писал Вере страдальческие письма о любви, некоторые по двадцать печатных страниц. Главная тема писем укладывалась в одно предложение: «Я исправлюсь, если ты выйдешь за меня замуж».
Вера между тем строила планы на будущее, тесно связанные с семьей Дарувалла. С их помощью ей предстояло спрятаться в укромном месте вплоть до рождения ребенка. Заботы о будущей матери и родах решили поручить сумасшедшему и подверженному разным жизненным случайностям доктору Тата. Он никогда не приходил к пациентам на дом для гинекологического осмотра, но из-за дружбы с Ловджи пошел ему навстречу, учитывая щекотливое положение и угнетенное состояние духа кинозвезды. Жена Даруваллы полагала, что это весьма кстати, так как Вероника Роуз не смогла бы адекватно отреагировать на вывеску клиники, где красовалась внушительная надпись: «Лучший и известнейший родильный дом и гинекологическая клиника доктора Тата».
Так Вера и не узнала об этой рекламе, а поскольку доктор называл свое заведение «известнейшим» и «лучшим», кинозвезда могла бы подумать, что сам Тата был не уверен в своей клинике.
Итак, доктор стал частым посетителем в доме семьи Даруваллы по Ридж-роуд. Из-за того что он оказался плохим водителем, к тому же довольно старым, на дорожке перед этим домом стали часто останавливаться такси. Лишь однажды Фарук увидел, как Тата с кряхтением вылезал с заднего сиденья частного автомобиля. Ничего особенного в этом не было, если бы за рулем не сидела Промила Рай, а рядом с ней не примостился ее безволосый племянник, чьи сексуальные наклонности так шокировали Фарука. Данный случай свидетельствовал о грубом нарушении секретности, которая окружала Веру и будущего ребенка. Однако Промила вместе со своим племянником сразу же уехала, высадив доктора Тата, который убедил Ловджи, что сбил тетушку со следа. Тата сказал, что едет, чтобы осмотреть жену Даруваллы. Тогда обиделась Мехер, потому что ненавистная ей Промила Рай могла предположить, что у нее имеются интимные проблемы по женской части. Раздражение Мехер не сразу улеглось, после чего она спросила мужа и сына, как оказался гинеколог на заднем сиденье машины Промилы Рай и ее племянника.
— Думаю, что она заехала к доктору, а он попросил подвезти его, — ответил Фарук.
— Эта женщина давно вышла из детородного возраста. Если она и поехала на прием к гинекологу, то зачем же тогда взяла с собой племянника? — сказала Мехер.
— Может быть, племянник ехал на прием к гинекологу по поводу отсутствия волос на теле? — предположил доктор Дарувалла.
— Я знаю Промилу Рай. Она никогда не поверит, что доктор Тата хотел посмотреть меня, — задумчиво произнесла Мехер.
Однажды после этого случая, когда в клубе Дакуорт произносили застольные речи, Промила Рай подошла к доктору Ловджи.
— Я все знаю о ребенке-блондине и возьму его к себе.
— О каком ребенке? Совсем необязательно, что он будет блондином, — осторожно ответил Дарувалла.
— Конечно будет. Я это знаю. Во всяком случае, у него будет белая кожа, — откликнулась тетушка Рай.
Доктор Ловджи тоже предполагал, что ребенок родится блондином. Однако и у Дэнни Миллса, и у Невела Идена волосы были темные, и совсем не обязательно, чтобы ребенок пошел в мать.
Мехер и думать не хотела, чтобы Промила Рай стала приемной матерью. Во-первых, ей уже за пятьдесят, во-вторых, она считалась злой старой девой и держалась надменно с окружающими.
— Она злая и обидчивая ведьма. Из нее получится ужасающая мать! — кипела Мехер.
— У нее, наверное, больше десяти служанок, — попытался возразить Ловджи, однако жена быстро напомнила ему, как однажды Промила очень его обидела.
Поскольку тетушка Рай проживала в районе Малабар-Хилл, она возглавила кампанию протеста против существования Башен Безмолвия, чем вызвала возмущение не только всех потомков персов, но и Ловджи. Промила утверждала, что стервятники часто бросали в сады жителей куски человеческих тел, иногда эти куски падали даже на террасы домов. Промила Рай заявила однажды, что у себя на балконе нашла кусок пальца, плававший в поилке для птиц. В ответ доктор Дарувалла написал родственнице возмущенное письмо, утверждавшее, что стервятники никогда не летают, держа в клюве пальцы или ноги трупов. Грифы едят все, что им нужно, на земле. Об этом знает каждый, кто хоть что-нибудь соображает в стервятниках.
— А теперь ты хочешь, чтобы Промила стала приемной матерью?! — воскликнула Мехер.
— Вовсе это не я хочу, однако не вижу никакой очереди из богатых тетушек, которые хотели бы усыновить незаконнорожденного ребенка американской кинозвезды, — ответил Ловджи.
— Кроме того, не забывай, что Промила ненавидит мужчин. А если родится мальчик? — не сдавалась Мехер.
Ловджи не осмелился передать эти слова Промиле Рай, которая не только верила, что ребенок будет блондином, но не сомневалась, что родится девочка.
— Я разбираюсь в таких вещах. В конце концов ты доктор только по суставам, — говорила она доктору.
Старый Дарувалла не предполагал, что Вероника Роуз и Промила Рай обсуждали вопрос о передаче младенца. Напротив, он делал все возможное, чтобы предотвратить подобные переговоры, зная, что женщины не испытывали никакого интереса друг к другу. Для Веры имело значение только то, что Промила казалась богатой женщиной. А для тетушки Рай самым главным представлялось то, что Вероника здоровая женщина. Сама она до смерти боялась лекарств, так как считала, что из-за них жених ее повредился в уме и два раза ускользал от женитьбы. По крайней мере хотя бы раз он должен был взять ее в жены, если бы не принимал таблетки и был в здравом уме.
Ловджи мог чистосердечно заверить Промилу, что актриса не пила таблеток. Когда Невил и Дэнни уехали из Бомбея и ей не понадобилось больше сниматься в кино, Роуз отменила снотворное и без него спала целыми днями.
Любой человек, наверное, понимал, чем это может кончиться, однако Ловджи не заглядывал так далеко. Жена считала, что преступно даже думать о тетушке Рай как приемной матери, она не возьмет ребенка. если родится мальчик и не блондин. Вот тогда-то доктор Тата сообщил Дарувалле неприятное известие: оказывается, Вероника — крашеная блондинка.
— Я видел то, что не увидишь ты, — сказал он другу. — Волосы у нее черные, очень черные. Быть может, чернее всех волос в Индии, которые мне пришлось увидеть.
При этом известии Фарук почувствовал, что теперь может представить себе завершение мелодрамы: Промила откажется от мальчика с черными волосами, Мехер не согласится, чтобы приемной матерью оказалась тетушка Рай, в итоге ему не останется ничего другого, как усыновить этого ребенка. Не учел Фарук лишь того, что в жизни Вероника оказалась гораздо сообразительней, чем на съемочной площадке, и уже наметила Даруваллу в качестве приемного отца. После родов женщина планировала предъявить Ловджи ультиматум. И не проявляла она никакого интереса к обсуждению проблем с Промилой, потому что для себя решила отвергнуть любого кандидата в приемные родители ребенка. Актриса с самого начала предполагала, что супруги Дарувалла и являются приемными родителями.
Однако никто не мог подумать, что родится не один, а два черноволосых мальчика, с красивым миндалевидным лицом и очень черными волосами. Промила не захотела даже взглянуть на них, твердо уверенная в том, что любая женщина, родившая двойню, непременно в прошлом принимала лекарства.
Неожиданный поворот событиям дали постоянные любовные письма Дэнни Миллса, а также смерть в автомобильной катастрофе Невила Идена — вместе с ним в Италии погиб и Субдох Рай. До катастрофы Вера все еще надеялась, что Невил вернется к ней, но после аварии женщина решила, что это Идеи наказан за то, что он предпочел мужчину женщине. Даже, спустя много лет после случившегося Веронику не покинет мысль о божественном возмездии, о том, что СПИД явился попыткой БОГА восстановить естественный порядок на земле. Наряду со многими слабоумными идиотами Вера считала это заболевание божественной карой, своеобразной чумой, направленной на гомосексуалистов. Это были довольно своеобразные мысли, поскольку женщина не имела воображения и не верила в Бога.
Вера всегда понимала, что если когда-нибудь Невил и захочет взять ее в жены, то только без ребенка. Однако быстрый отъезд Идена заставил мисс Роуз по-другому взглянуть на ситуацию. Она обратилась к другому претенденту, полагая, что Дэнни женится на ней, даже если она принесет в их дом маленький сюрприз.
«Дорогой, я не хотела проверить глубину твоих чувств ко мне, но все это время я носила в себе нашего ребенка», — писала она в письме к Дэнни на хорошем английском языке, поскольку общение с Ловджи и Мехер прибавило ей грамотности.
Естественно, с первого же взгляда на родившихся близнецов Вера сразу сказала, что они от Идена, поскольку мальчики выглядели слишком симпатичными, чтобы их отцом был Дэнни. Со своей стороны Миллс никак не ожидал, что станет отцом. Он был поздний ребенок, родился от пожилых родителей, у которых до него оказалось так много детей, что они относились к нему с безразличием, граничившим с полным невниманием. Миллс осторожно написал своей любимой, что он вдохновлен мыслью об их совместном ребенке. Ребенок — это хорошо, однако он думает, что стоит завести еще детей.
Любой дурак понимает, что двойня означает двоих детей, а не одного ребенка. Вера не захотела испытывать хрупкий энтузиазм Дэнни стать отцом и взяла с собой только одного ребенка. Второго мальчика она оставила семье Дарувалла. Так была решена эта проблема.
— Когда родятся двойняшки, делай ставку на того, кто родится первым, — посоветовал придурковатый доктор Тата своему другу Ловджи, открыв этим целый ряд ожидавших его сюрпризов.
Хотя старшего Даруваллу шокировали эти слова, он прислушался к совету гинеколога, поскольку сам занимался ортопедией. Однако при рождении близнецов все так волновались, что ни одна из медицинских сестер, как и доктор Тата, не запомнили, какой же ребенок родился первым. Не зря же за ним тянулась дурная репутация человека, с которым вечно случаются необычные истории. В этот раз, когда он не услышал биение двух сердец в утробе матери, Тата винил неблагоприятные условия осмотра женщины на долгу. Он говорил, что если бы прикладывал стетоскоп к большому животу Веры у себя в клинике, то обязательно услышал бы два сердцебиения. Вероятно, из-за того, что Мехер играла на рояле, а несколько слуг чистили комнаты пылесосами, Тата предположил, что у ребенка Веры такое сильное и активное сердцебиение.
— Твой ребенок, думаю, бьет ножкой, — неоднократно говорил гинеколог Вере.
— Я бы вам сама сказала об этом, — всегда отвечала женщина.
— Какая вы счастливая леди! У вас не один, а двое детей! — воскликнул доктор, когда начались схватки и в последний момент выяснилось, что в утробе матери бьются два сердца.
Дар обижать людей
Летом 1949 года во время муссонных дождей, затопивших Бомбей, в судьбе Фарука еще не просматривалась будущая мелодрама. Она была не больше, чем туман в Индийском океане, который еще не достиг берегов Аравийского моря. Молодой человек возвратился в Вену, где вместе с Джамшедом продолжил качественное ухаживание за сестрами Зилк. Эта новость дошла до него не сразу.— Вера родила двойню, но забрала с собой только одного ребенка, — сказал Джамшед.
С точки зрения сыновей, их родители находились уже в почтенном возрасте. И Ловджи и Мехер признавали, что им тяжело ухаживать за малышом. Они делали для ребенка все, что могли, однако после женитьбы Джамшеда на Джозефине Зилк семья посчитала, что более правильным будет, если молодая чета возьмет на себя уход за ребенком. Их брак был смешанным, поэтому молодые поселились в интернациональном Цюрихе. Черноволосый мальчик с белой кожей оказался там к месту. Он знал язык хинди в дополнении к английскому, а кроме того учил немецкий, хотя до этого занимался в английской школе. Шло время, и старшие члены семьи Дарувалла превратились для мальчика в дедушку и бабушку, хотя Ловджи усыновил ребенка.
Затем у Джамшеда и Джозефины появились свои дети. Потом подошел такой возраст, когда мальчик-сирота стал чувствовать свою отстраненность от всех членов семьи Дарувалла. Естественно, он воспринимал Фарука как своего рода большого брата, хотя двадцатилетняя разница в возрасте делала его словно бы вторым отцом для мальчика. Фарук тоже женился, они с Джулией завели собственных детей, но куда бы ни уезжала семья Фарука, туда следовал и приемный сын, который очень любил Фарука и Джулию.
Не стоит жалеть брошенного ребенка, поскольку он входил в большую семью, жила ли она в Торонто, в Цюрихе или в Бомбее. В маленьком мальчике отмечалась некая отчужденность, впоследствии в его немецком, английском или языке хинди можно было заметить что-то искусственное, хотя и не происходящее от дефекта речи. Мальчик говорил медленно, будто мысленно записывал предложения со всеми знаками препинания. Даже если бы в его речи присутствовал акцент, его невозможно было бы услышать. Особенной была манера речи, словно он привык общаться с детьми или часто выступал перед скоплением людей.
Разумеется, всех интриговала загадка отцовства. Чей он сын? В медицинских книжках участников съемочной труппы фильма «Однажды мы поедем в Индию, дорогая» (только это и осталось от никогда не вышедшего на экраны фильма) значилось, что Невил и Дэнни имели одинаковую группу крови, которую унаследовали братья-близнецы.
Многие в семье Дарувалла полагали, что и мальчик слишком красивый и непьющий, чтобы иметь такого отца, как Дэнни Миллс. К тому же мальчик не проявлял интереса к чтению, а еще меньше — к письму, он даже не вел дневника. Однако уже в начальной школе обнаружил способности талантливого и дисциплинированного актера, напоминая Невила Идена. Разумеется, семья Дарувалла почти ничего не знала о другом брате-близнеце. Не исключено, что переживать больше всего следовало о нем.
Что касается малыша, оставшегося в Индии, то сразу же возникла проблема с его именем. Конечно, фамилия у него была Дарувалла, однако все согласились, что из-за белого цвета кожи имя необходимо подобрать английское. На семейном совете решили назвать его Джоном, так звали самого лорда Дакуорта. Даже старый Ловджи, признал, что спортивный клуб Дакуорт должен нести хотя бы часть ответственности за брошенного Вероникой Роуз ребенка. Разумеется, никому в голову не пришло дать мальчику имя Дакуорт Дарувалла. Другое дело Джон Дарувалла. Здесь чувствовался некий оттенок взаимной связи между англичанами и индийцами.