Страница:
– Вы испугались за свою жизнь, мистер Стимак?
Уоррен спокойным голосом заявил протест.
Судья метнула на него свирепый взгляд.
– На каких основаниях, мистер Блакборн?
– Это не относится к делу и рассчитано на то, чтобы настроить членов суда против моего подзащитного.
– Вопрос относится к его психологическому состоянию, а не к фактам, – парировала Гудпастер.
– И все равно к настоящему делу это не имеет отношения, – сказал Уоррен.
– Я так не думаю, – покачала головой судья. – Этот человек был там, и на него направили пистолет. Я полагаю, очень важно, что он при этом чувствовал. Протест отклоняется.
– Судья! – резко сказал Уоррен. – Состояние этого свидетеля, вполне возможно, имеет отношение к предполагаемой попытке ограбления, но не к тому преступлению, в котором мой клиент обвиняется.
– Отклоняется. Я сказала: “Отклоняется!”
– Да меня уже до этого грабили два раза, – ответил Стимак. – Я не особенно испугался. Я хорошо знал, что нужно делать.
Он нажал кнопку вызова полиции на полу, а затем начал тянуть канитель. Наконец отдал деньги. Но полиция уже приехала.
К допросу свидетеля перешел Уоррен.
– Мистер Куинтана не угрожал вам, не так ли?
Гудпастер возразила:
– Призыв к обдумыванию ответа свидетелем.
– Поддерживается, – сказала Паркер.
Уоррен безразлично пожал плечами.
– Я перефразирую вопрос. Было ли вам сказано что-нибудь вроде “Если сейчас же не отдашь деньги, я просверлю дырку в твоей башке”? Или что-то наподобие?
– Нет, – ответил Стимак. – Он просто попросил деньги. Мне даже показалось, что он был больше напуган, чем я.
– Вы бы очень удивились, сэр, если бы узнали, что в пистолете, направленном на вас мистером Куинтаной, не было патронов?
– Протестую! – вмешалась Гудпастер. – Вопрос не основан на фактах.
Она имела в виду, что адвокату нельзя задавать вопросы, связанные с фактами, которые еще не были признаны судом в качестве таковых. Пистолет не был заряжен, но никто из свидетелей пока не подтвердил этого. Уоррен прекрасно знал об этом. Но члены суда этого еще не знали и должны были удивиться.
– Протест поддержан! – прогрохотала Лу Паркер.
Она, казалось, говорила: “Как ты ни изворачивайся, адвокат, а я все еще уверена, что победа останется за мной. Я судья, и этот суд мой”.
Днем, после перерыва на ленч, место свидетеля занял Л.Е. Мэнли. Молодой, атлетического сложения чернокожий мужчина, он засвидетельствовал, что они вместе с партнером примчались из полицейского опорного пункта на Норс-Шеферд и арестовали подсудимого, когда тот с пистолетом в руке выбежал из “Секл-К”. Пистолет они, естественно, отобрали.
– Да, это то самое оружие, – сказал он после того, как Нэнси Гудпастер представила вещественное доказательство присяжным и передала его в руки полицейского. – “Даймондбэк”-кольт, 32-го калибра. Этот пистолет имеет отличительную особенность – инкрустацию из слоновой кости на ручке. Облегченный, с минимальной отдачей. И еще в нем проделана кое-какая работа над бойком и возвратной пружиной. Благодаря этому из пистолета очень легко стрелять. Надо всего лишь легонько надавить на курок – и готово дело!
Уоррен быстро сделал несколько записей. Новая информация. Спасибо тебе, офицер Мэнли. Гудпастер спросила свидетеля:
– Были ли в этом пистолете патроны, когда вы изъяли его у мистера Куинтаны?
Она хотела сгладить то впечатление, которое возникло после выступления Стимака, как бы говоря: “Видите, господа присяжные, мне нечего скрывать от вас. Я и не возражала против того, чтобы вы узнали, что пистолет не был заряжен”.
– Нет, мэм.
– У меня нет вопросов к свидетелю.
В любом уголовном деле адвокат всегда исходит из стратегии влияния на суд, стратегии, которая выстраивается и рассчитывается на утверждении обвинителя о том, что обвиняемый виновен. Стратегия защиты может быть правильной или ошибочной, эффективной или неэффективной: необходимо лишь, чтобы она была понятной, логически последовательной и способной вызвать в умах присяжных определенное сомнение в виновности подсудимого. В данном деле Уоррен имел редкое преимущество. Он знал, что его теория абсолютно верна. Гектора Куинтаны не было на той стоянке на Уэслайн. Еще до перекрестного допроса Холлиса Сила Уоррену было известно, что Гектор не брал бумажника Дай Хо Трунга. И теперь, благодаря свидетельским показаниям офицера Мэнли, Уоррен точно знал, почему над бойком и возвратной пружиной кольта “Даймондбэк” была проделана работа, после которой из пистолета стало “очень легко стрелять”.
С помощью Мэнли Уоррен довел до сведения присяжных, что в пистолете Гектора не было патронов, и ни одного патрона не было найдено ни в “Секл-К”, ни рядом с магазином.
– А часто ли вам попадаются грабители с незаряженными пистолетами?
– Если только дураки, – фыркнув сказал Мэнли, и члены суда фыркнули вслед за ним.
– Прошу изъять это из материалов суда, – сказала Гудпастер, – как не относящееся к делу.
– Ходатайство поддержано. – Судья Паркер проинструктировала присяжных не принимать данный ответ во внимание.
Уоррен продолжал:
– Скольких грабителей с незаряженным оружием задержали вы за годы работы в полиции? Ни одного – верно?
– Мистер Блакборн! – Судья Паркер застучала судейским молотком.
– Ваша честь, – спокойно сказал Уоррен, – это был совершенно иной вопрос.
Судья приказала:
– Не отвечайте, Мэнли! А вы, мистер Блакборн, – я делаю вам предупреждение – можете продолжать.
Уоррен сказал:
– Ответьте нам, офицер Мэнли. Этот особенный пистолет – вы сказали, что у него инкрустированная слоновой костью ручка, а боек и возвратная пружина усовершенствованы так, чтобы курок легче прожимался? Правильно я понял вас?
– Ну, примерно так.
– Исходя из вашего опыта, скажите: ведь это не такой пистолет, который мог бы принадлежать мужчине?
Мэнли бросил взгляд в сторону Гудпастер. Не мешкая, Уоррен воскликнул:
– Нет! Не обращайтесь к ней за помощью! Просто скажите правду.
– Нет, не такой.
– Вы сказали бы, что это, скорее, дамский пистолет, не так ли?
– Заявляю протест!
– Протест поддержан, – громко объявила судья. Однако намек присяжным уже был сделан, если кто-то из них слушал внимательно.
– Больше никаких вопросов, мистер адвокат!
При повторном допросе Гудпастер спросила:
– Есть ли в этом пистолете что-то такое, что препятствовало бы его использованию мужчиной?
– Нет, мэм.
– И в тот вечер данный пистолет находился в руках у обвиняемого, верно?
– Да, так оно и было.
Уоррен в свою очередь настойчиво долбил по одному и тому же месту.
– Пистолет находился у него, но не пришло ли вам уже тогда в голову, что это не его пистолет?
– Протест! Призыв к обдумыванию ответа.
– Поддержано.
– Можете ли вы, офицер Мэнли, придумать какую-то причину, по которой бездомный и нищий, нелегальный иммигрант из Мексики стал бы носить с собой оружие, которое не только не было заряжено, но и, по вашему собственному признанию, скорее всего, было дамским?
– Возражаю! Призыв к обдумыванию, и, кроме того, пока не установлено, что подсудимый был неимущим.
– Вы можете ответить, Мэнли, – сказала судья Паркер, немало удивив Уоррена. – Затем она добавила, обратившись к обвинителю: – Иначе адвокат просто перефразирует вопрос и вытянет это из него каким-нибудь другим способом.
Мэнли пожал плечами:
– Возможно, это было единственное оружие, которое ему удалось достать. Он мог одолжить его у кого-то. Мог где-нибудь найти. Здесь много возможностей.
– У меня нет вопросов к свидетелю.
На этом допрос Мэнли и закончился. Ему было предложено занять место в зале.
Эксперт-баллист из Хьюстонского департамента полиции после этого засвидетельствовал, что предъявленный ему “Даймондбэк”-кольт – то самое оружие, которое было передано ему вечером 19 мая офицером Мэнли и впоследствии проверено на соответствие различным пулям, использованным в нераскрытых преступлениях. Было выяснено, что это оружие ранее не использовалось, пока в лабораторию на следующий день не поступила пуля, извлеченная из мозга Дан Хо Трунга. Соответствие пули настоящему оружию было тут же установлено.
Было больше трех часов. Если не объявлять перерыва, то времени оставалось лишь для слушания еще одного свидетеля, что и намерена была сделать судья Паркер. К присяге был приведен сержант Крейг Дуглас, который объяснил суду, что утром 21 мая он, как офицер отдела по расследованию убийств, произвел повторный арест Гектора Куинтаны по обвинению в предумышленном убийстве. Он сообщил обвиняемому о его правах и спросил, желает ли тот сделать какое-нибудь заявление. Обвиняемый отклонил эту возможность. Прежде чем Уоррен успел возразить, Дуглас по собственной инициативе заявил:
– Он притворился, что вообще не понимает, о чем я говорю.
– Сержант Дуглас, – начал перекрестный допрос Уоррен, – вы сказали, что мистер Куинтана притворился, будто не понимает, о чем вы говорите. А что, у вас есть какой-нибудь специальный метод, с помощью которого вы проникли в его голову, чтобы делать подобные умозаключения?
– Нет, – ответил Дуглас.
– Опрос закончен.
Судья Паркер постучала своим черным дубовым молоточком, а затем распустила суд до девяти часов следующего дня.
Когда все вышли, бейлиф вместе с другим служащим снова надели наручники на запястья Гектора. Оба на минуту отступили назад, чтобы дать возможность адвокату защиты поговорить с клиентом. Гектор выглядел совершенно измученным и был бледен.
Уоррен сказал:
– Слушай, все прошло отлично. А завтра будет даже лучше.
Гектор с пугающей вежливостью кивнул, но его лицо выражало почти женственную тихую скорбь. Он знает, понял Уоррен, что я бьюсь о стальную стену.
– Придет и твоя очередь, – сказал Уоррен немного безнадежным тоном.
Гектор покачал головой:
– Они не поверят мне. Я умру.
Голос его прозвучал подобно падающему топору.
– Нет. Слушай! Ты должен верить в меня.
Но Гектор повернулся и кивнул уже бейлифу, который увел его.
17
Уоррен спокойным голосом заявил протест.
Судья метнула на него свирепый взгляд.
– На каких основаниях, мистер Блакборн?
– Это не относится к делу и рассчитано на то, чтобы настроить членов суда против моего подзащитного.
– Вопрос относится к его психологическому состоянию, а не к фактам, – парировала Гудпастер.
– И все равно к настоящему делу это не имеет отношения, – сказал Уоррен.
– Я так не думаю, – покачала головой судья. – Этот человек был там, и на него направили пистолет. Я полагаю, очень важно, что он при этом чувствовал. Протест отклоняется.
– Судья! – резко сказал Уоррен. – Состояние этого свидетеля, вполне возможно, имеет отношение к предполагаемой попытке ограбления, но не к тому преступлению, в котором мой клиент обвиняется.
– Отклоняется. Я сказала: “Отклоняется!”
– Да меня уже до этого грабили два раза, – ответил Стимак. – Я не особенно испугался. Я хорошо знал, что нужно делать.
Он нажал кнопку вызова полиции на полу, а затем начал тянуть канитель. Наконец отдал деньги. Но полиция уже приехала.
К допросу свидетеля перешел Уоррен.
– Мистер Куинтана не угрожал вам, не так ли?
Гудпастер возразила:
– Призыв к обдумыванию ответа свидетелем.
– Поддерживается, – сказала Паркер.
Уоррен безразлично пожал плечами.
– Я перефразирую вопрос. Было ли вам сказано что-нибудь вроде “Если сейчас же не отдашь деньги, я просверлю дырку в твоей башке”? Или что-то наподобие?
– Нет, – ответил Стимак. – Он просто попросил деньги. Мне даже показалось, что он был больше напуган, чем я.
– Вы бы очень удивились, сэр, если бы узнали, что в пистолете, направленном на вас мистером Куинтаной, не было патронов?
– Протестую! – вмешалась Гудпастер. – Вопрос не основан на фактах.
Она имела в виду, что адвокату нельзя задавать вопросы, связанные с фактами, которые еще не были признаны судом в качестве таковых. Пистолет не был заряжен, но никто из свидетелей пока не подтвердил этого. Уоррен прекрасно знал об этом. Но члены суда этого еще не знали и должны были удивиться.
– Протест поддержан! – прогрохотала Лу Паркер.
Она, казалось, говорила: “Как ты ни изворачивайся, адвокат, а я все еще уверена, что победа останется за мной. Я судья, и этот суд мой”.
Днем, после перерыва на ленч, место свидетеля занял Л.Е. Мэнли. Молодой, атлетического сложения чернокожий мужчина, он засвидетельствовал, что они вместе с партнером примчались из полицейского опорного пункта на Норс-Шеферд и арестовали подсудимого, когда тот с пистолетом в руке выбежал из “Секл-К”. Пистолет они, естественно, отобрали.
– Да, это то самое оружие, – сказал он после того, как Нэнси Гудпастер представила вещественное доказательство присяжным и передала его в руки полицейского. – “Даймондбэк”-кольт, 32-го калибра. Этот пистолет имеет отличительную особенность – инкрустацию из слоновой кости на ручке. Облегченный, с минимальной отдачей. И еще в нем проделана кое-какая работа над бойком и возвратной пружиной. Благодаря этому из пистолета очень легко стрелять. Надо всего лишь легонько надавить на курок – и готово дело!
Уоррен быстро сделал несколько записей. Новая информация. Спасибо тебе, офицер Мэнли. Гудпастер спросила свидетеля:
– Были ли в этом пистолете патроны, когда вы изъяли его у мистера Куинтаны?
Она хотела сгладить то впечатление, которое возникло после выступления Стимака, как бы говоря: “Видите, господа присяжные, мне нечего скрывать от вас. Я и не возражала против того, чтобы вы узнали, что пистолет не был заряжен”.
– Нет, мэм.
– У меня нет вопросов к свидетелю.
В любом уголовном деле адвокат всегда исходит из стратегии влияния на суд, стратегии, которая выстраивается и рассчитывается на утверждении обвинителя о том, что обвиняемый виновен. Стратегия защиты может быть правильной или ошибочной, эффективной или неэффективной: необходимо лишь, чтобы она была понятной, логически последовательной и способной вызвать в умах присяжных определенное сомнение в виновности подсудимого. В данном деле Уоррен имел редкое преимущество. Он знал, что его теория абсолютно верна. Гектора Куинтаны не было на той стоянке на Уэслайн. Еще до перекрестного допроса Холлиса Сила Уоррену было известно, что Гектор не брал бумажника Дай Хо Трунга. И теперь, благодаря свидетельским показаниям офицера Мэнли, Уоррен точно знал, почему над бойком и возвратной пружиной кольта “Даймондбэк” была проделана работа, после которой из пистолета стало “очень легко стрелять”.
С помощью Мэнли Уоррен довел до сведения присяжных, что в пистолете Гектора не было патронов, и ни одного патрона не было найдено ни в “Секл-К”, ни рядом с магазином.
– А часто ли вам попадаются грабители с незаряженными пистолетами?
– Если только дураки, – фыркнув сказал Мэнли, и члены суда фыркнули вслед за ним.
– Прошу изъять это из материалов суда, – сказала Гудпастер, – как не относящееся к делу.
– Ходатайство поддержано. – Судья Паркер проинструктировала присяжных не принимать данный ответ во внимание.
Уоррен продолжал:
– Скольких грабителей с незаряженным оружием задержали вы за годы работы в полиции? Ни одного – верно?
– Мистер Блакборн! – Судья Паркер застучала судейским молотком.
– Ваша честь, – спокойно сказал Уоррен, – это был совершенно иной вопрос.
Судья приказала:
– Не отвечайте, Мэнли! А вы, мистер Блакборн, – я делаю вам предупреждение – можете продолжать.
Уоррен сказал:
– Ответьте нам, офицер Мэнли. Этот особенный пистолет – вы сказали, что у него инкрустированная слоновой костью ручка, а боек и возвратная пружина усовершенствованы так, чтобы курок легче прожимался? Правильно я понял вас?
– Ну, примерно так.
– Исходя из вашего опыта, скажите: ведь это не такой пистолет, который мог бы принадлежать мужчине?
Мэнли бросил взгляд в сторону Гудпастер. Не мешкая, Уоррен воскликнул:
– Нет! Не обращайтесь к ней за помощью! Просто скажите правду.
– Нет, не такой.
– Вы сказали бы, что это, скорее, дамский пистолет, не так ли?
– Заявляю протест!
– Протест поддержан, – громко объявила судья. Однако намек присяжным уже был сделан, если кто-то из них слушал внимательно.
– Больше никаких вопросов, мистер адвокат!
При повторном допросе Гудпастер спросила:
– Есть ли в этом пистолете что-то такое, что препятствовало бы его использованию мужчиной?
– Нет, мэм.
– И в тот вечер данный пистолет находился в руках у обвиняемого, верно?
– Да, так оно и было.
Уоррен в свою очередь настойчиво долбил по одному и тому же месту.
– Пистолет находился у него, но не пришло ли вам уже тогда в голову, что это не его пистолет?
– Протест! Призыв к обдумыванию ответа.
– Поддержано.
– Можете ли вы, офицер Мэнли, придумать какую-то причину, по которой бездомный и нищий, нелегальный иммигрант из Мексики стал бы носить с собой оружие, которое не только не было заряжено, но и, по вашему собственному признанию, скорее всего, было дамским?
– Возражаю! Призыв к обдумыванию, и, кроме того, пока не установлено, что подсудимый был неимущим.
– Вы можете ответить, Мэнли, – сказала судья Паркер, немало удивив Уоррена. – Затем она добавила, обратившись к обвинителю: – Иначе адвокат просто перефразирует вопрос и вытянет это из него каким-нибудь другим способом.
Мэнли пожал плечами:
– Возможно, это было единственное оружие, которое ему удалось достать. Он мог одолжить его у кого-то. Мог где-нибудь найти. Здесь много возможностей.
– У меня нет вопросов к свидетелю.
На этом допрос Мэнли и закончился. Ему было предложено занять место в зале.
Эксперт-баллист из Хьюстонского департамента полиции после этого засвидетельствовал, что предъявленный ему “Даймондбэк”-кольт – то самое оружие, которое было передано ему вечером 19 мая офицером Мэнли и впоследствии проверено на соответствие различным пулям, использованным в нераскрытых преступлениях. Было выяснено, что это оружие ранее не использовалось, пока в лабораторию на следующий день не поступила пуля, извлеченная из мозга Дан Хо Трунга. Соответствие пули настоящему оружию было тут же установлено.
Было больше трех часов. Если не объявлять перерыва, то времени оставалось лишь для слушания еще одного свидетеля, что и намерена была сделать судья Паркер. К присяге был приведен сержант Крейг Дуглас, который объяснил суду, что утром 21 мая он, как офицер отдела по расследованию убийств, произвел повторный арест Гектора Куинтаны по обвинению в предумышленном убийстве. Он сообщил обвиняемому о его правах и спросил, желает ли тот сделать какое-нибудь заявление. Обвиняемый отклонил эту возможность. Прежде чем Уоррен успел возразить, Дуглас по собственной инициативе заявил:
– Он притворился, что вообще не понимает, о чем я говорю.
– Сержант Дуглас, – начал перекрестный допрос Уоррен, – вы сказали, что мистер Куинтана притворился, будто не понимает, о чем вы говорите. А что, у вас есть какой-нибудь специальный метод, с помощью которого вы проникли в его голову, чтобы делать подобные умозаключения?
– Нет, – ответил Дуглас.
– Опрос закончен.
Судья Паркер постучала своим черным дубовым молоточком, а затем распустила суд до девяти часов следующего дня.
Когда все вышли, бейлиф вместе с другим служащим снова надели наручники на запястья Гектора. Оба на минуту отступили назад, чтобы дать возможность адвокату защиты поговорить с клиентом. Гектор выглядел совершенно измученным и был бледен.
Уоррен сказал:
– Слушай, все прошло отлично. А завтра будет даже лучше.
Гектор с пугающей вежливостью кивнул, но его лицо выражало почти женственную тихую скорбь. Он знает, понял Уоррен, что я бьюсь о стальную стену.
– Придет и твоя очередь, – сказал Уоррен немного безнадежным тоном.
Гектор покачал головой:
– Они не поверят мне. Я умру.
Голос его прозвучал подобно падающему топору.
– Нет. Слушай! Ты должен верить в меня.
Но Гектор повернулся и кивнул уже бейлифу, который увел его.
17
Джонни Фей Баудро появилась в зале в начале десятого на второй день суда, сразу после того, как из комнаты присяжных гуськом прошествовали члены суда по делу “Куинтана” и заняли свои места на черных вертящихся креслах, установленных в судейской ложе. Появление Джонни Фей сразу же было замечено Уорреном.
В этом не было ничего удивительного. Джонни Фей являла собой рекламу ярко-красного и белого, подобно тем двум третям американского флага, который, как совсем недавно решил Верховный суд, может быть сожжен без всякого оскорбления законов страны. Она была в вишнево-красном двубортном льняном костюме и белой кофточке. На обеих руках ее красовались серебряные мексиканские браслеты, на плече висела красная кожаная сумочка; красные туфли на высоком каблуке хорошо подходили под цвет костюма, а голову ее венчала белая широкополая шляпа из соломки. Глаза Джонни Фей подвела серебристыми тенями и щедро накрасила губы помадой. Уоррен вспомнил старую поговорку, которую он слышал не то в какой-то песне, не то от одного из приятелей своего отца: “Дьявол – это женщина в коротком красном платье”.
Народу в зале было немного. Те же, что и вчера, друзья и родственники Дан Хо Трунга, да еще кучка престарелых пенсионерок-фанатичек, которых всегда можно увидеть на слушаниях дел о предумышленном убийстве.
Джонни Фей заняла место в заднем ряду и через весь зал улыбнулась Уоррену. Он холодно кивнул, и как раз в тот момент в зал вошла судья Паркер, бейлиф призвал присутствующих к порядку, обвинитель пригласила Мей Си Трунг в качестве первой свидетельницы в этот день.
Молодая вдова Дан Хо Трунга была во всем черном. Она оказалась свидетельницей, владеющей собой и говорившей медленно и просто; горе ее не выставлялось напоказ, но было очевидно. Уоррен был тронут. Когда убиваешь человека, то наносишь удар не столько по нему самому, сколько по тем, кто любит его. Уоррен подумал, приходит ли это в голову Джонни Фей. Да уж, как говорится: бывает, что и свиньи летают.
Уоррен почувствовал сильное и почти отчаянное желание схватить Гектора Куинтану за руку, развернуть его в кресле и сказать: “Вон та женщина в красном и есть убийца человека, в смерти которого тебя обвиняют. Иди к ней, Гектор. Спроси, как она может жить после всего случившегося”.
Но вместо этого Уоррен сделал несколько записей в своем адвокатском блокноте. Миссис Трунг была приглашена в суд с двумя целями: вызвать к себе сострадание и помочь доказать, что ее покойный муж в утро своего смертного дня имел при себе бумажник.
Благодаря настойчивому опросу, проведенному Нэнси Гудпастер, присяжные узнали очень многое о жизни семьи Трунгов до того дня, когда Дан Хо умер. Все это, разумеется, не имело отношения к делу, однако Уоррен не возражал. Когда со свидетельскими показаниями выступает человек, потерявший близкого, адвокату защиты приходится передавать это culo, как любил говаривать Уоррен. В большинстве случаев ты и твой клиент получаете по заслугам. Но не на этот раз. Однако Уоррен ничего не мог сделать.
Гудпастер произнесла милосердное: “У меня больше нет вопросов к свидетельнице”, – лишь за несколько минут до полудня. Присяжные были уведены бейлифом, который должен был сопроводить их в ближайший ресторан и накормить за счет штата. Гектора Куинтану помощник шерифа отвел в судебную камеру, расположенную в подвале здания, где подсудимого накормили едой, принесенной в судках по подземному туннелю из Харрисской окружной тюрьмы.
Уоррен, не спеша, прошел в конец зала, где Джонни Фей в своем вишнево-красном костюме и белой шляпе дожидалась его. Она только что закончила подкрашивать губы.
– Это было скучно, – сказала она.
– Думаю, да. Что вы здесь делаете?
– Вы мой адвокат, и я пришла посмотреть на вас в деле. Когда вы будете показывать, на что способны?
– После ленча. Боюсь, что разочарую вас.
– Поживем – увидим. Ну, пошли?
– Куда?
– На ленч.
– Нет, спасибо.
– Это, в конце концов, глупо, – сказала Джонни Фей. – Когда женщина и ваша клиентка приглашает на ленч, то надо идти. Я понимаю, что вы от меня вовсе не без ума, но нам предстоит встречаться еще не однажды. Ничего бы с вами не случилось, если бы вы проявили обычную вежливость. Кроме того, мне хочется узнать, как ваши дела с супругой. И я хочу поговорить насчет другого дела. Моего дела.
– Сейчас я занят этим процессом. Когда мне понадобится поговорить о вашем, я позвоню вам, и мы встретимся в моем офисе.
– Вы злой человек, – сказала она, дотрагиваясь до руки Уоррена.
Губы Джонни Фей немного надулись, и она сделала обиженное лицо. Уоррен понял, что она заигрывает с ним. Трудно было в это поверить. Желчь в нем закипела: он готов был ударить Джонни Фей.
– Вы сумасшедшая, – сказал Уоррен.
Прежде чем он повернулся и ушел, он заметил быстрый и властный взгляд, тот взгляд, который, должно быть, не раз видел Клайд Отт, взгляд, который она издалека бросала на Шерон Отт, а впоследствии – с более близкого расстояния – на своего полезного дружка, Динка.
Да, она могла запросто убить меня. Она вполне способна на это, осознал Уоррен. Как и они, я знаю слишком много.
Затем необычное выражение исчезло, и глаз Джонни Фей стал холоден, словно камень. Ее голубовато-серый глаз.
Уоррен чувствовал давление времени, будто участвовал в шахматном матче и растратил на дебютные ходы большую часть отведенных ему минут. После voir dire они вместе с Нэнси Гудпастер обсудили программу процесса.
– Я закончу ко вторнику, – пообещала Гудпастер, – так что ты со своими свидетелями получишь перерыв до четверга. Судья усадит присяжных в ту же минуту, как ты завершишь свою часть, и они сразу же приступят к обсуждению. Вечером в четверг она продержит их столько, сколько будет необходимо, пока они не вынесут вердикт. В пятницу суд решит вопрос о приговоре: жизнь или смерть. Вечером того же дня судья Паркер должна вылететь на Гавайи.
Уоррен с неприязнью покачал головой.
– Ты, конечно, убеждена, что они вынесут обвинительный приговор?
– Да.
Держа все это – и даже больше – в уме, Уоррен поднялся и повернулся лицом к Мей Си Трунг.
Кража бумажника Дан Хо была тем, что превращало обычное убийство в предумышленное. В основе свидетельских показаний вдовы лежало утверждение, что утром в день своей смерти ее муж захватил бумажник с собой. Она не видела, как он брал его и клал в задний карман брюк. “Но он всегда это делал”, – сказала она во время прямого опроса, проведенного Гудпастер.
Косвенная улика, логический скачок, направленный к следующему: если бумажника нет дома, следовательно, в момент убийства Дан Хо Трунг имел его при себе. Но ведь вполне возможно, что в течение того дня бумажник мог быть украден у него вором-карманником, либо он сам мог обронить его на улице. Кто в состоянии доказать обратное? И, может быть, миссис Трунг ошибалась. Бумажник все еще лежал в ее доме под стопкой рубашек или в каком-нибудь потайном месте, о котором она не знала. Она не стала бы присягать, что такого тайника у них нет. Уоррен мог заставить вдову несколько раз повторить: “Я не знаю” или “Да, это возможно”. На перекрестном допросе разрешалось направлять свидетеля и перехватывать инициативу.
Но Уоррен чувствовал, что в тот день Дан Хо Трунг действительно взял бумажник с собой. Миссис Трунг не ошибалась.
– У защиты нет вопросов к свидетельнице, – сказал Уоррен.
– Вы можете идти, – сказала судья Паркер вдове. Она коротко улыбнулась в сторону Уоррена: “Хитрая защита, адвокат. А я все равно осуществлю свой план”.
Нэнси Гудпастер энергично поднялась с места.
– Обвинение вызывает своего последнего свидетеля – миссис Шиву Сингх.
Очки не скрывали взволнованности индийской женщины.
Все это не причинит ей особого вреда, подумал Уоррен. Присяжные обычно испытывали особую симпатию к нервным свидетелям, таким же приличным, как и они сами, людям, которые не по своей воле оказались вовлеченными в ситуацию, связанную с преступлением.
Гудпастер дала женщине время для установления контакта с присяжными, расспросив о ее жизни, ее семье и работе. Шива Сингх родилась в Джайпуре, ей был сорок один год, и она имела двоих детей. Вместе с мужем она эмигрировала в Соединенные Штаты двенадцать лет тому назад. Три года они провели в Берлингтоне, штат Вермонт, – “там было очень-очень холодно, честное слово”, – затем переехали в Техас. Они были владельцами химчистки на Уэс-лайн. Муж ее работал во внутреннем помещении дома. Он также занимался и портняжным ремеслом. “Очень хорошая работа, – сказала она, – и довольно хорошо оплачивается”.
Некоторые из присяжных засмеялись. Довольная, Гудпастер перешла к делу:
– Миссис Сингх, пожалуйста, расскажите нам, где вы находились вечером девятнадцатого мая.
– В прачечной и химчистке на Уэслайн. Муж ее тоже был там, выполняя срочную работу по чистке одежды.
– В тот вечер миссис Рона Моррисон заходила в ваше заведение?
Шива Сингх подробно описала, как Рона Моррисон – “наша благодарная клиентка в течение многих лет” – пришла, чтобы сдать в чистку свои вещи, вышла за дверь, а минутой позднее закричала на автостоянке. Сингх поспешила на улицу и нашла миссис Моррисон стоящей на коленях рядом с припаркованным там фургоном. Увидев в машине окровавленное тело мужчины, Шива Сингх увела Моррисон в дом и позвонила в полицию.
– Теперь давайте вернемся немного назад, – сказала Гудпастер. – Не произошло ли что-нибудь необычное, прежде чем вы услышали крик миссис Моррисон и обнаружили тело?
– Да, несомненно. Я работала во внутреннем помещении прачечной и химчистки на Уэслайн, когда услышала какой-то громкий звук, который, как я поняла впоследствии, был звуком выстрела. Я подошла ко входу в химчистку.
– Скажите, из-за прилавка вам было видно то, что происходило на автостоянке? – спросила Гудпастер.
– Все было видно достаточно хорошо.
– Пожалуйста, расскажите суду, что именно вы увидели.
– Мужчину, стоявшего рядом с автофургоном.
– Рядом с тем самым фургоном, в котором вы и миссис Моррисон позднее обнаружили тело?
– Да, с тем самым. Фургон был, вероятно, футах в тридцати или сорока от того места, откуда я наблюдала. Казалось, мужчина наклонился к окну, или, возможно, он уже раньше сделал это, а теперь, если можно так выразиться, стоял уже выпрямившись. Я не могу сказать с полной уверенностью. Затем он повернулся и побежал. Очень-очень стремительно, если позволите так выразиться.
– Вы можете говорить так, как вам удобнее, миссис Сингх, если это поможет вам вспомнить все с максимальной точностью.
Гудпастер рассудительно посмотрела на свидетельницу, затем спросила:
– Когда тот мужчина бросился бежать, он направился к вам или в противоположную сторону?
– Абсолютно точно ко мне, поэтому я и получила возможность разглядеть его лицо.
– Вы видели его отчетливо?
– Совершенно отчетливо.
– Не могли бы вы описать нам этого мужчину, миссис Сингх?
– Он был около пяти футов и девяти или десяти дюймов ростом, с длинными темными волосами и одет в брюки и рубашку. Пиджака на нем не было. Он был похож на бедного или бездомного. Он был белый, не чернокожий. Мне показалось, что это, скорее всего, гишпанец.
Гудпастер на какое-то мгновение запнулась, и Уоррен сделал запись в своем блокноте. Он снова задумался: кто же был тот мужчина на автостоянке? Несколько недель назад, ранним вечером, Уоррен объехал все магазины на улице, спрашивая, не видел ли кто в день убийства такого-то мужчину. Ни один человек не смог хоть кого-то припомнить. Да могла ли у кого-нибудь быть привычка шататься по вечерам именно по этой улице? Просто случайный пьяница-прохожий. Никто из продавцов или владельцев магазинов не смог выделить кого-то из них в особенности.
Шива Сингх одного из них видела, в этом Уоррен не сомневался, только не Гектора Куинтану. Джонни Фей оставалась в машине, и если бы она даже вышла на минуту, ее не могли бы принять за мужчину. Какой-нибудь прохожий, решил Уоррен, который увидел труп, испугался и удрал. Но это все еще не проясняло истории с пропавшим бумажником.
– Когда прибыла полиция, – спросила Гудпастер, – что вы им рассказали?
– Абсолютно то же самое, что и вам. Я рассказала о происшедшем. Описала им мужчину, которого видела, как он быстро бежал.
– А на следующий день, миссис Сингх, когда вас пригласили в Харисскую окружную тюрьму, пожалуйста, расскажите, что случилось там.
Шива Сингх описала очную ставку, организованную полицией. Перед нею поставили шестерых мужчин. Она в течение нескольких минут вглядывалась в их лица и профили и опознала в одном из них мужчину, которого прошлым вечером видела убегавшим.
– Вы были уверены, что это тот самый мужчина?
– Весьма уверена.
– У меня есть еще один вопрос. А сегодня вы видите этого мужчину в зале суда?
– Да, конечно.
– Укажите на него и опишите нам его, пожалуйста.
Шива Сингх указала в сторону стола защиты.
– Он одет в белую рубашку и синий однобортный костюм.
Гудпастер в некотором замешательстве улыбнулась и твердо произнесла:
– Миссис Сингх, за столом защиты двое мужчин, одетых в белые рубашки и однобортные синие костюмы. Не могли бы вы более конкретно указать нам, которого из них вы видели на автостоянке?
По присяжным прокатился смешок. Из задних рядов зала послышался резкий, неприятный смех Джонни Фей Баудро. Судья Паркер с комической миной завела глаза к потолку. Уоррен, второй мужчина в синем костюме, тоже едва не рассмеялся, но стиснул зубы, подавив улыбку. Шива Сингх и Гектор Куинтана оказались единственными в зале, кто не улыбнулся и не засмеялся.
Миссис Сингх подняла ладонь к своему открытому рту и слегка привстала с кресла свидетеля. Затем она отдернула руку и резко выдвинула ее в сторону Гектора.
– Я смущена! Это он! Мужчина в синем галстуке! Я не знаю того мужчину в желтом пейсли.
Смех присяжных снова на мгновение вспыхнул, затем постепенно стих. Судья постучала своим молоточком.
– Прошу занести в протокол, – мрачно сказала Гудпастер, – что свидетельница опознала обвиняемого Гектора Куинтану.
– Занесите это в протокол, – сказала судья Паркер, кивнув стенографистке.
Смех тоже может убивать, – подумал Уоррен.
Он поднялся для допроса Шивы Сингх. Во-первых, Уоррен постарался отойти подальше, встав с противоположной от присяжных стороны зала так, чтобы Сингх, глядя на допрашивающего, не могла видеть их лиц.
Ключом любого перекрестного допроса являлось умение перехватить инициативу. Во время прямого опроса чистосердечного свидетеля адвокат обычно предпочитает оставаться в тени и задает вопросы, требующие долгих, обстоятельных ответов. Он хочет, чтобы свидетель владел собой, был последователен, произвел хорошее впечатление на суд и заставил себе поверить. Перекрестный же допрос больше напоминал дуэль. Тот или другой – адвокат или свидетель – должен был властвовать. Для адвоката труднее всего контролировать искреннего свидетеля. Здесь запросто можно было оказаться в тупике из-за этой самой искренности и произвести впечатление нахала.
В этом не было ничего удивительного. Джонни Фей являла собой рекламу ярко-красного и белого, подобно тем двум третям американского флага, который, как совсем недавно решил Верховный суд, может быть сожжен без всякого оскорбления законов страны. Она была в вишнево-красном двубортном льняном костюме и белой кофточке. На обеих руках ее красовались серебряные мексиканские браслеты, на плече висела красная кожаная сумочка; красные туфли на высоком каблуке хорошо подходили под цвет костюма, а голову ее венчала белая широкополая шляпа из соломки. Глаза Джонни Фей подвела серебристыми тенями и щедро накрасила губы помадой. Уоррен вспомнил старую поговорку, которую он слышал не то в какой-то песне, не то от одного из приятелей своего отца: “Дьявол – это женщина в коротком красном платье”.
Народу в зале было немного. Те же, что и вчера, друзья и родственники Дан Хо Трунга, да еще кучка престарелых пенсионерок-фанатичек, которых всегда можно увидеть на слушаниях дел о предумышленном убийстве.
Джонни Фей заняла место в заднем ряду и через весь зал улыбнулась Уоррену. Он холодно кивнул, и как раз в тот момент в зал вошла судья Паркер, бейлиф призвал присутствующих к порядку, обвинитель пригласила Мей Си Трунг в качестве первой свидетельницы в этот день.
Молодая вдова Дан Хо Трунга была во всем черном. Она оказалась свидетельницей, владеющей собой и говорившей медленно и просто; горе ее не выставлялось напоказ, но было очевидно. Уоррен был тронут. Когда убиваешь человека, то наносишь удар не столько по нему самому, сколько по тем, кто любит его. Уоррен подумал, приходит ли это в голову Джонни Фей. Да уж, как говорится: бывает, что и свиньи летают.
Уоррен почувствовал сильное и почти отчаянное желание схватить Гектора Куинтану за руку, развернуть его в кресле и сказать: “Вон та женщина в красном и есть убийца человека, в смерти которого тебя обвиняют. Иди к ней, Гектор. Спроси, как она может жить после всего случившегося”.
Но вместо этого Уоррен сделал несколько записей в своем адвокатском блокноте. Миссис Трунг была приглашена в суд с двумя целями: вызвать к себе сострадание и помочь доказать, что ее покойный муж в утро своего смертного дня имел при себе бумажник.
Благодаря настойчивому опросу, проведенному Нэнси Гудпастер, присяжные узнали очень многое о жизни семьи Трунгов до того дня, когда Дан Хо умер. Все это, разумеется, не имело отношения к делу, однако Уоррен не возражал. Когда со свидетельскими показаниями выступает человек, потерявший близкого, адвокату защиты приходится передавать это culo, как любил говаривать Уоррен. В большинстве случаев ты и твой клиент получаете по заслугам. Но не на этот раз. Однако Уоррен ничего не мог сделать.
Гудпастер произнесла милосердное: “У меня больше нет вопросов к свидетельнице”, – лишь за несколько минут до полудня. Присяжные были уведены бейлифом, который должен был сопроводить их в ближайший ресторан и накормить за счет штата. Гектора Куинтану помощник шерифа отвел в судебную камеру, расположенную в подвале здания, где подсудимого накормили едой, принесенной в судках по подземному туннелю из Харрисской окружной тюрьмы.
Уоррен, не спеша, прошел в конец зала, где Джонни Фей в своем вишнево-красном костюме и белой шляпе дожидалась его. Она только что закончила подкрашивать губы.
– Это было скучно, – сказала она.
– Думаю, да. Что вы здесь делаете?
– Вы мой адвокат, и я пришла посмотреть на вас в деле. Когда вы будете показывать, на что способны?
– После ленча. Боюсь, что разочарую вас.
– Поживем – увидим. Ну, пошли?
– Куда?
– На ленч.
– Нет, спасибо.
– Это, в конце концов, глупо, – сказала Джонни Фей. – Когда женщина и ваша клиентка приглашает на ленч, то надо идти. Я понимаю, что вы от меня вовсе не без ума, но нам предстоит встречаться еще не однажды. Ничего бы с вами не случилось, если бы вы проявили обычную вежливость. Кроме того, мне хочется узнать, как ваши дела с супругой. И я хочу поговорить насчет другого дела. Моего дела.
– Сейчас я занят этим процессом. Когда мне понадобится поговорить о вашем, я позвоню вам, и мы встретимся в моем офисе.
– Вы злой человек, – сказала она, дотрагиваясь до руки Уоррена.
Губы Джонни Фей немного надулись, и она сделала обиженное лицо. Уоррен понял, что она заигрывает с ним. Трудно было в это поверить. Желчь в нем закипела: он готов был ударить Джонни Фей.
– Вы сумасшедшая, – сказал Уоррен.
Прежде чем он повернулся и ушел, он заметил быстрый и властный взгляд, тот взгляд, который, должно быть, не раз видел Клайд Отт, взгляд, который она издалека бросала на Шерон Отт, а впоследствии – с более близкого расстояния – на своего полезного дружка, Динка.
Да, она могла запросто убить меня. Она вполне способна на это, осознал Уоррен. Как и они, я знаю слишком много.
Затем необычное выражение исчезло, и глаз Джонни Фей стал холоден, словно камень. Ее голубовато-серый глаз.
* * *
Джонни Фей вернулась на свое место в заднем ряду зала, оставшись посмотреть, как Уоррен будет допрашивать вдову Трунг.Уоррен чувствовал давление времени, будто участвовал в шахматном матче и растратил на дебютные ходы большую часть отведенных ему минут. После voir dire они вместе с Нэнси Гудпастер обсудили программу процесса.
– Я закончу ко вторнику, – пообещала Гудпастер, – так что ты со своими свидетелями получишь перерыв до четверга. Судья усадит присяжных в ту же минуту, как ты завершишь свою часть, и они сразу же приступят к обсуждению. Вечером в четверг она продержит их столько, сколько будет необходимо, пока они не вынесут вердикт. В пятницу суд решит вопрос о приговоре: жизнь или смерть. Вечером того же дня судья Паркер должна вылететь на Гавайи.
Уоррен с неприязнью покачал головой.
– Ты, конечно, убеждена, что они вынесут обвинительный приговор?
– Да.
Держа все это – и даже больше – в уме, Уоррен поднялся и повернулся лицом к Мей Си Трунг.
Кража бумажника Дан Хо была тем, что превращало обычное убийство в предумышленное. В основе свидетельских показаний вдовы лежало утверждение, что утром в день своей смерти ее муж захватил бумажник с собой. Она не видела, как он брал его и клал в задний карман брюк. “Но он всегда это делал”, – сказала она во время прямого опроса, проведенного Гудпастер.
Косвенная улика, логический скачок, направленный к следующему: если бумажника нет дома, следовательно, в момент убийства Дан Хо Трунг имел его при себе. Но ведь вполне возможно, что в течение того дня бумажник мог быть украден у него вором-карманником, либо он сам мог обронить его на улице. Кто в состоянии доказать обратное? И, может быть, миссис Трунг ошибалась. Бумажник все еще лежал в ее доме под стопкой рубашек или в каком-нибудь потайном месте, о котором она не знала. Она не стала бы присягать, что такого тайника у них нет. Уоррен мог заставить вдову несколько раз повторить: “Я не знаю” или “Да, это возможно”. На перекрестном допросе разрешалось направлять свидетеля и перехватывать инициативу.
Но Уоррен чувствовал, что в тот день Дан Хо Трунг действительно взял бумажник с собой. Миссис Трунг не ошибалась.
– У защиты нет вопросов к свидетельнице, – сказал Уоррен.
– Вы можете идти, – сказала судья Паркер вдове. Она коротко улыбнулась в сторону Уоррена: “Хитрая защита, адвокат. А я все равно осуществлю свой план”.
Нэнси Гудпастер энергично поднялась с места.
– Обвинение вызывает своего последнего свидетеля – миссис Шиву Сингх.
Очки не скрывали взволнованности индийской женщины.
Все это не причинит ей особого вреда, подумал Уоррен. Присяжные обычно испытывали особую симпатию к нервным свидетелям, таким же приличным, как и они сами, людям, которые не по своей воле оказались вовлеченными в ситуацию, связанную с преступлением.
Гудпастер дала женщине время для установления контакта с присяжными, расспросив о ее жизни, ее семье и работе. Шива Сингх родилась в Джайпуре, ей был сорок один год, и она имела двоих детей. Вместе с мужем она эмигрировала в Соединенные Штаты двенадцать лет тому назад. Три года они провели в Берлингтоне, штат Вермонт, – “там было очень-очень холодно, честное слово”, – затем переехали в Техас. Они были владельцами химчистки на Уэс-лайн. Муж ее работал во внутреннем помещении дома. Он также занимался и портняжным ремеслом. “Очень хорошая работа, – сказала она, – и довольно хорошо оплачивается”.
Некоторые из присяжных засмеялись. Довольная, Гудпастер перешла к делу:
– Миссис Сингх, пожалуйста, расскажите нам, где вы находились вечером девятнадцатого мая.
– В прачечной и химчистке на Уэслайн. Муж ее тоже был там, выполняя срочную работу по чистке одежды.
– В тот вечер миссис Рона Моррисон заходила в ваше заведение?
Шива Сингх подробно описала, как Рона Моррисон – “наша благодарная клиентка в течение многих лет” – пришла, чтобы сдать в чистку свои вещи, вышла за дверь, а минутой позднее закричала на автостоянке. Сингх поспешила на улицу и нашла миссис Моррисон стоящей на коленях рядом с припаркованным там фургоном. Увидев в машине окровавленное тело мужчины, Шива Сингх увела Моррисон в дом и позвонила в полицию.
– Теперь давайте вернемся немного назад, – сказала Гудпастер. – Не произошло ли что-нибудь необычное, прежде чем вы услышали крик миссис Моррисон и обнаружили тело?
– Да, несомненно. Я работала во внутреннем помещении прачечной и химчистки на Уэслайн, когда услышала какой-то громкий звук, который, как я поняла впоследствии, был звуком выстрела. Я подошла ко входу в химчистку.
– Скажите, из-за прилавка вам было видно то, что происходило на автостоянке? – спросила Гудпастер.
– Все было видно достаточно хорошо.
– Пожалуйста, расскажите суду, что именно вы увидели.
– Мужчину, стоявшего рядом с автофургоном.
– Рядом с тем самым фургоном, в котором вы и миссис Моррисон позднее обнаружили тело?
– Да, с тем самым. Фургон был, вероятно, футах в тридцати или сорока от того места, откуда я наблюдала. Казалось, мужчина наклонился к окну, или, возможно, он уже раньше сделал это, а теперь, если можно так выразиться, стоял уже выпрямившись. Я не могу сказать с полной уверенностью. Затем он повернулся и побежал. Очень-очень стремительно, если позволите так выразиться.
– Вы можете говорить так, как вам удобнее, миссис Сингх, если это поможет вам вспомнить все с максимальной точностью.
Гудпастер рассудительно посмотрела на свидетельницу, затем спросила:
– Когда тот мужчина бросился бежать, он направился к вам или в противоположную сторону?
– Абсолютно точно ко мне, поэтому я и получила возможность разглядеть его лицо.
– Вы видели его отчетливо?
– Совершенно отчетливо.
– Не могли бы вы описать нам этого мужчину, миссис Сингх?
– Он был около пяти футов и девяти или десяти дюймов ростом, с длинными темными волосами и одет в брюки и рубашку. Пиджака на нем не было. Он был похож на бедного или бездомного. Он был белый, не чернокожий. Мне показалось, что это, скорее всего, гишпанец.
Гудпастер на какое-то мгновение запнулась, и Уоррен сделал запись в своем блокноте. Он снова задумался: кто же был тот мужчина на автостоянке? Несколько недель назад, ранним вечером, Уоррен объехал все магазины на улице, спрашивая, не видел ли кто в день убийства такого-то мужчину. Ни один человек не смог хоть кого-то припомнить. Да могла ли у кого-нибудь быть привычка шататься по вечерам именно по этой улице? Просто случайный пьяница-прохожий. Никто из продавцов или владельцев магазинов не смог выделить кого-то из них в особенности.
Шива Сингх одного из них видела, в этом Уоррен не сомневался, только не Гектора Куинтану. Джонни Фей оставалась в машине, и если бы она даже вышла на минуту, ее не могли бы принять за мужчину. Какой-нибудь прохожий, решил Уоррен, который увидел труп, испугался и удрал. Но это все еще не проясняло истории с пропавшим бумажником.
– Когда прибыла полиция, – спросила Гудпастер, – что вы им рассказали?
– Абсолютно то же самое, что и вам. Я рассказала о происшедшем. Описала им мужчину, которого видела, как он быстро бежал.
– А на следующий день, миссис Сингх, когда вас пригласили в Харисскую окружную тюрьму, пожалуйста, расскажите, что случилось там.
Шива Сингх описала очную ставку, организованную полицией. Перед нею поставили шестерых мужчин. Она в течение нескольких минут вглядывалась в их лица и профили и опознала в одном из них мужчину, которого прошлым вечером видела убегавшим.
– Вы были уверены, что это тот самый мужчина?
– Весьма уверена.
– У меня есть еще один вопрос. А сегодня вы видите этого мужчину в зале суда?
– Да, конечно.
– Укажите на него и опишите нам его, пожалуйста.
Шива Сингх указала в сторону стола защиты.
– Он одет в белую рубашку и синий однобортный костюм.
Гудпастер в некотором замешательстве улыбнулась и твердо произнесла:
– Миссис Сингх, за столом защиты двое мужчин, одетых в белые рубашки и однобортные синие костюмы. Не могли бы вы более конкретно указать нам, которого из них вы видели на автостоянке?
По присяжным прокатился смешок. Из задних рядов зала послышался резкий, неприятный смех Джонни Фей Баудро. Судья Паркер с комической миной завела глаза к потолку. Уоррен, второй мужчина в синем костюме, тоже едва не рассмеялся, но стиснул зубы, подавив улыбку. Шива Сингх и Гектор Куинтана оказались единственными в зале, кто не улыбнулся и не засмеялся.
Миссис Сингх подняла ладонь к своему открытому рту и слегка привстала с кресла свидетеля. Затем она отдернула руку и резко выдвинула ее в сторону Гектора.
– Я смущена! Это он! Мужчина в синем галстуке! Я не знаю того мужчину в желтом пейсли.
Смех присяжных снова на мгновение вспыхнул, затем постепенно стих. Судья постучала своим молоточком.
– Прошу занести в протокол, – мрачно сказала Гудпастер, – что свидетельница опознала обвиняемого Гектора Куинтану.
– Занесите это в протокол, – сказала судья Паркер, кивнув стенографистке.
Смех тоже может убивать, – подумал Уоррен.
Он поднялся для допроса Шивы Сингх. Во-первых, Уоррен постарался отойти подальше, встав с противоположной от присяжных стороны зала так, чтобы Сингх, глядя на допрашивающего, не могла видеть их лиц.
Ключом любого перекрестного допроса являлось умение перехватить инициативу. Во время прямого опроса чистосердечного свидетеля адвокат обычно предпочитает оставаться в тени и задает вопросы, требующие долгих, обстоятельных ответов. Он хочет, чтобы свидетель владел собой, был последователен, произвел хорошее впечатление на суд и заставил себе поверить. Перекрестный же допрос больше напоминал дуэль. Тот или другой – адвокат или свидетель – должен был властвовать. Для адвоката труднее всего контролировать искреннего свидетеля. Здесь запросто можно было оказаться в тупике из-за этой самой искренности и произвести впечатление нахала.