Страница:
– Я постоянно твержу вам это, но вы меня не слушаете, – сказал Уоррен. – Вы должны попросту говорить правду…
Он опустил вторую часть изречения Рика, обращенного им к свидетелям: “… но вы можете давать показания так, как считаете нужным”.
Уоррен понимал, в чем здесь различие. Ему предстояло жить со своей совестью после того, как это дело закончится, и он продолжит борьбу за жизнь Гектора Куинтаны и спасет его, если сможет.
Первый голос, записанный аппаратом, принадлежал Педро.
– Звоню, как вы велели. Мы разговаривали с парнем, который знает этого Джима. Он говорит, что Джим почти наверняка уехал из города. Поехал домой. В какое-то местечко под названием Бивэ. Позвоню вам попозже. Viva Mexico, patron!
Второй звонок был от Чарм. Спокойным тоном она сказала:
– Пожалуйста, перезвони мне домой или на студию, Уоррен. Мне необходимо поговорить с тобой. Я звонила тебе и вчера, оставила для тебя сообщение с одним из служителей. Спасибо.
На пленке зазвучал голос Мари. У нее не было возможности поговорить с Уорреном в суде.
– Ты сегодня был неподражаем. Боб потерпел настоящее фиаско, слышал бы ты, как он потом бесился, разговаривая с судьей! Ты сегодня приедешь на ужин? Не торопись, но дай мне знать. Жду тебя в скором времени, адвокат.
Уоррен откопал в коробке свой старый атлас автомобильных дорог “Рэнд-Макнелли” и пролистал его до страницы с названиями техасских городов и поселков. Там не было такого места, которое называлось бы Бивэ или звучало похоже. В списке значились два города: Бивилл и Белвилл. Уоррен раскрыл карту и разыскал координаты Белвилла. Такое местечко находилось близ границы с Луизианой. Бивилл Уоррен знал: это был город в двух сотнях километров к юго-западу от Хьюстона по 59-й автомагистрали, идущей к Ларедо и мексиканской границе.
Уоррен позвонил Мари, чтобы сообщить, что он будет у нее между восемью и половиной девятого. По пути он заедет в магазин, так что пусть она поджарит пару кусков меч-рыбы. Уоррен поставил телефон на место и забарабанил пальцами по столу. Последний раз он разговаривал с Чарм несколько недель назад, сидя на капоте “мерседеса” Джонни Фей. Он ожидал, что жена напомнит о себе после его визита к Артуру Франклину, но за этим последовало молчание. Ни слова, ни звонка от Франклина. А вот теперь Чарм позвонила уже дважды.
Что бы там ни было, мне это не нужно. Пусть Франклин сообщит сам.
Уоррен принял душ и переоделся, приготовив на завтра свежий костюм и другие вещи, которые он брал с собой к Мари. Каждое утро между семью и восемью часами он забирал Уби из дома Мари, отвозил в свой номер и запускал в дверь, не будя своих мексиканских гостей.
– Ты можешь оставлять собаку здесь, – сказала Мари. – Я накормлю ее, если ты вернешься поздно.
Уоррен объяснил, что Уби привыкла по вечерам гулять вдоль канала. Это был способ, которым Уоррен сохранял за собой определенную долю независимости. Ни к чему слишком много семейности, ни к чему это… пока. Это было то, что он думал, но не то, что он объяснил ей. Однако Уоррен знал, что Мари все понимала. Во всяком случае, она никогда не спорила и не делала критических замечаний.
– Что происходит у тебя с Высокой Мари? – спросил вчера Рик.
– Что ты имеешь в виду?
– У меня есть глаза. И не у меня одного. Некто живущий поблизости от Мари пару раз видел вас вместе, ребята. А слухи у нас расходятся быстро.
Уоррен не пытался найти определение тому, что происходило у него с Высокой Мари. Он сам не был в этом уверен. И не хотел об этом думать. Или даже знать.
Уоррен уже собирался уходить из номера и почти собрал вещи, аккуратно уложенные на спинке кресла рядом с дверью. Но его охватили сомнения. Чарм позвонила именно в эти два его успешных дня. Если я не отвечу на ее звонок, то буду над этим думать и волноваться. Буду чувствовать себя в чем-то виноватым. Она по-прежнему имеет надо мной какую-то странную власть. Смешно, конечно, но это правда.
Он набрал хорошо знакомый номер. Телефон был занят. В течение нескольких минут Уоррен швырял теннисный мяч, а Уби упорно гонялась за этим мячом по ковру, разыскивала и приносила, а затем, пыхтя и виляя хвостом, бросала его к ногам Уоррена. Он попробовал позвонить еще раз. Опять занято. Уоррен покинул апартаменты.
23
Он опустил вторую часть изречения Рика, обращенного им к свидетелям: “… но вы можете давать показания так, как считаете нужным”.
Уоррен понимал, в чем здесь различие. Ему предстояло жить со своей совестью после того, как это дело закончится, и он продолжит борьбу за жизнь Гектора Куинтаны и спасет его, если сможет.
* * *
Уоррен вернулся в “Рейвендейл” в семь часов. Кроме его собаки, лежавшей на софе с теннисным мячом в зубах, в номере никого не было. Он вывел Уби прогуляться вдоль канала, накормил ее, перемыл посуду в раковине, вычистил пепельницы, сложил мусор в ведро и навел порядок на телевизоре. На диване он обнаружил новую дыру, прожженную сигаретой. На телефонном автоответчике снова мерцал огонек.Первый голос, записанный аппаратом, принадлежал Педро.
– Звоню, как вы велели. Мы разговаривали с парнем, который знает этого Джима. Он говорит, что Джим почти наверняка уехал из города. Поехал домой. В какое-то местечко под названием Бивэ. Позвоню вам попозже. Viva Mexico, patron!
Второй звонок был от Чарм. Спокойным тоном она сказала:
– Пожалуйста, перезвони мне домой или на студию, Уоррен. Мне необходимо поговорить с тобой. Я звонила тебе и вчера, оставила для тебя сообщение с одним из служителей. Спасибо.
На пленке зазвучал голос Мари. У нее не было возможности поговорить с Уорреном в суде.
– Ты сегодня был неподражаем. Боб потерпел настоящее фиаско, слышал бы ты, как он потом бесился, разговаривая с судьей! Ты сегодня приедешь на ужин? Не торопись, но дай мне знать. Жду тебя в скором времени, адвокат.
Уоррен откопал в коробке свой старый атлас автомобильных дорог “Рэнд-Макнелли” и пролистал его до страницы с названиями техасских городов и поселков. Там не было такого места, которое называлось бы Бивэ или звучало похоже. В списке значились два города: Бивилл и Белвилл. Уоррен раскрыл карту и разыскал координаты Белвилла. Такое местечко находилось близ границы с Луизианой. Бивилл Уоррен знал: это был город в двух сотнях километров к юго-западу от Хьюстона по 59-й автомагистрали, идущей к Ларедо и мексиканской границе.
Уоррен позвонил Мари, чтобы сообщить, что он будет у нее между восемью и половиной девятого. По пути он заедет в магазин, так что пусть она поджарит пару кусков меч-рыбы. Уоррен поставил телефон на место и забарабанил пальцами по столу. Последний раз он разговаривал с Чарм несколько недель назад, сидя на капоте “мерседеса” Джонни Фей. Он ожидал, что жена напомнит о себе после его визита к Артуру Франклину, но за этим последовало молчание. Ни слова, ни звонка от Франклина. А вот теперь Чарм позвонила уже дважды.
Что бы там ни было, мне это не нужно. Пусть Франклин сообщит сам.
Уоррен принял душ и переоделся, приготовив на завтра свежий костюм и другие вещи, которые он брал с собой к Мари. Каждое утро между семью и восемью часами он забирал Уби из дома Мари, отвозил в свой номер и запускал в дверь, не будя своих мексиканских гостей.
– Ты можешь оставлять собаку здесь, – сказала Мари. – Я накормлю ее, если ты вернешься поздно.
Уоррен объяснил, что Уби привыкла по вечерам гулять вдоль канала. Это был способ, которым Уоррен сохранял за собой определенную долю независимости. Ни к чему слишком много семейности, ни к чему это… пока. Это было то, что он думал, но не то, что он объяснил ей. Однако Уоррен знал, что Мари все понимала. Во всяком случае, она никогда не спорила и не делала критических замечаний.
– Что происходит у тебя с Высокой Мари? – спросил вчера Рик.
– Что ты имеешь в виду?
– У меня есть глаза. И не у меня одного. Некто живущий поблизости от Мари пару раз видел вас вместе, ребята. А слухи у нас расходятся быстро.
Уоррен не пытался найти определение тому, что происходило у него с Высокой Мари. Он сам не был в этом уверен. И не хотел об этом думать. Или даже знать.
Уоррен уже собирался уходить из номера и почти собрал вещи, аккуратно уложенные на спинке кресла рядом с дверью. Но его охватили сомнения. Чарм позвонила именно в эти два его успешных дня. Если я не отвечу на ее звонок, то буду над этим думать и волноваться. Буду чувствовать себя в чем-то виноватым. Она по-прежнему имеет надо мной какую-то странную власть. Смешно, конечно, но это правда.
Он набрал хорошо знакомый номер. Телефон был занят. В течение нескольких минут Уоррен швырял теннисный мяч, а Уби упорно гонялась за этим мячом по ковру, разыскивала и приносила, а затем, пыхтя и виляя хвостом, бросала его к ногам Уоррена. Он попробовал позвонить еще раз. Опять занято. Уоррен покинул апартаменты.
23
– Сколько вам лет, миз Баудро? – приятным голосом спросил Уоррен.
– Ровно сорок. Мне будет сорок один в следующем месяце, четырнадцатого августа.
Джонни Фей посмотрела прямо на женщину приблизительно ее возраста, сидевшую в первом ряду присяжных, и улыбнулась.
– А где вы родились и воспитывались?
– В городе Одэме, штат Техас, неподалеку от Корпус-Кристи. Совсем маленький городишко. Хлопок, земляной орех, карликовый дуб. Мой папа был владельцем заправочной станции “Эксксон”. Мама помогала ему управлять этим предприятием. Я тоже некоторое время проработала там, качая бензин. Я сама могу поменять масло в машине. Папа по совместительству был еще и проповедником – учил меня священному писанию. Он ушел из жизни около пяти лет назад.
– У вас есть братья или сестры?
– Два брата, но они убиты во Вьетнаме. Я думаю, что они были теми, кого можно назвать невоспетыми героями. Теперь у меня одна сестра, и она по-прежнему живет в Одэме вместе с мамой. Я навещаю их всякий раз, когда представляется такая возможность.
– Расскажите о том, что случилось с вами после отъезда из Одэма.
Альтшулер выступил с протестом.
– Ваша честь, мы здесь не для того, чтобы выслушивать душещипательные истории из дешевых романов. Подсудимая обвиняется в умышленном убийстве.
– Да, но, тем не менее, давайте ее выслушаем, – сказал судья Бингем.
Джонни Фей, одетая сегодня в простое темно-синее закрытое шелковое платье, рассказала историю своей жизни присяжным и переполненному судебному залу. Ранний неудачный брак. Борьба за самообразование, хотя она по натуре всегда была трудолюбивой девчонкой. Чудесный опыт, полученный в двадцать один год, когда ей посчастливилось победить на конкурсе красоты. Джонни Фей была горда тем, что ей впоследствии выпала честь представлять Корпус-Кристи и на конкурсе “Мисс Техасский Карнавал”.
Она рассказала о том, как перепуганной провинциальной девушкой впервые приехала в Хьюстон. Ей пришлось поддерживать себя, зарабатывая на жизнь танцами. Пришлось отсылать деньги и матери, которая жила в трудных условиях. Потом был второй неудачный брак. Джонни Фей устремила взгляд на присяжных.
– Это мое несчастье. Я не умела выбирать. Мне никогда не везло с мужчинами.
Детей не было. Это постоянная боль, жившая внутри нее. Она жалела, что не завела их, а потом стало уже слишком поздно. В конце концов ей выпал счастливый шанс: работа по управлению ночным клубом, что она до сих пор и делала. Это была тяжелая работа, служебные часы были не нормированы, и приходилось сталкиваться со странными людьми. Но жизнь полна подобных компромиссов – Бог не создал этот мир совершенным.
– Как вы познакомились с доктором Клайдом Оттом?
Он пришел в ее клуб года четыре назад. У него была подружка, которая работала там танцовщицей. Он представился Джонни Фей. Они стали друзьями.
– В первое время вы были просто друзьями?
– О да! Я уже не была наивным ребенком. Я не хотела торопиться с такими вещами. И к тому же я знала, что он женат.
– Но затем вы стали близки?
– Очень скоро. Да, чрезвычайно близки.
– Как вы относились к тому факту, что доктор Отт был женатым человеком?
– Мне было не по себе, но он сказал, что очень несчастлив со своей женой. Меня всегда трогали такие печальные истории. Я влюбилась в него. Я ничего не могла с собой поделать.
– Любовь – это очень сильное чувство, – сказал Уоррен. – Расскажите нам, если не возражаете, каковы были ваши отношения с доктором Оттом.
Шерон умерла такой трагической смертью. Джонни Фей помогла Клайду пережить это. Но он очень много пил, курил марихуану и нюхал кокаин, чего она терпеть не могла, потому что наркотики свели в могилу одного из ее братьев. Джонни Фей давала Клайду советы по поводу его капиталовложений, по поводу здоровья: посылала его к целителю-травнику для серии кишечных промываний, сажала его на “геркулес” и побеги люцерны, умоляла ограничить прием блюд из говядины и свинины. Она пыталась убедить Клайда отказаться от марихуаны и белого порошка. Все оказалось бесполезно.
Клайд хотел жениться на ней. Но она не знала, правильно ли будет, если она согласится на это. Она уже не раз испытывала на себе последствия его ярости. Однажды в присутствии их общих друзей Клайд пригрозил, что убьет ее. Несколько раз, будучи пьяным, он ее избивал. Она умоляла его бросить пить. Он пробовал сделать это дважды, но не смог выдержать. “Иди к врачу”, – сказала она. Клайд отказался, назвав это чепуховой затеей. А потом, в декабре прошлого года, он снова ударил ее, сломав ей скуловую кость. Клайд начал обвинять Джонни Фей в том, что она заглядывается на других мужчин и даже занимается с ними любовью, хотя ни то, ни другое не было правдой. Тем не менее, Клайд становился все ревнивее и все чаще угрожал ей. Вот тогда-то она и поняла, что их любовная связь обречена.
Однако Клайд очень рассчитывал на нее. Надо расстаться с ним легко, решила она. “Давай останемся просто друзьями”, – сказала Джонни Фей Клайду. Она хотела помочь ему смириться с их разрывом.
– И все же вы продолжали встречаться с ним?
– Время от времени, если он обещал быть трезвым.
– Он всегда держал свои обещания?
– Нет, но я переживала за него, поэтому мы встречались.
– Вы по-прежнему спали с ним?
– От случая к случаю. Я женщина слабохарактерная, как мне кажется. И к тому же, он был очень властным человеком.
– Каковы были его отношения с приемными детьми, насколько вы можете судить по вашим наблюдениям?
– Он имел власть и над ними. Он говорил: “Лорна – пьяница, еще хуже меня, а Кен – молодой наркоман”. В ресторане в Далласе у нас произошла та большая ссора. Клайд сказал им, что хочет жениться на мне, из-за этого-то Лорна все и устроила. Клайд опасался, что она поставит нас всех в неловкое положение прямо за обеденным столом, поэтому он отступил и сказал: “Хорошо, может быть, мы и не станем оформлять брак. Мы посмотрим”. Я рассердилась, обругала его и ушла из ресторана. Это было глупо. Я тогда пожалела об этом сразу же.
Итак, ей пришлось смириться с этим, подумал Уоррен, и она решила все признать, разумеется, солгав по-новому. Голос Джонни Фей звучал искренне. Уоррен деликатно улыбнулся. Но не ободряющей улыбкой, а улыбкой признания. Он мог бы и не рассказывать ей, что нужно делать.
Пришло время для опроса Джонни Фей.
– Миз Баудро, вы когда-нибудь говорили в присутствии Лорны Джерард что-нибудь вроде того: “Когда Клайд становится злым, напивается и впадает в беспамятство, мне хочется перерезать ему горло, пока он спит”?
Джонни Фей вспыхнула.
– Я действительно говорила это, – спокойно призналась она. – Однажды днем Лорна смотрела телевизор на первом этаже в доме Клайда, сидя напротив того большого сорокадюймового “Мицубиси” и доканчивая шестой бокал виски со льдом. Обычно она пила еще до полудня. “Шивас-ригл”, насколько мне помнится, в хрустальном бокале. Мне хотелось поговорить с кем-нибудь, поскольку прошлым вечером Клайд снова избил меня незадолго перед тем, как уснул. Лорна была совершенно поглощена шедшей по телевизору программой и не желала меня слушать. Поэтому мне нужно было как-то обратить на себя ее внимание, и та фраза – все, что я смогла придумать. Представляете, что значит заявить такое в присутствии приемной дочери того, о ком говоришь?! Я тут же попыталась убедить ее, что сказала это не всерьез, но Лорна закрыла уши руками и не стала меня слушать. Мне потом было так стыдно, что я даже заплакала. Я чувствовала себя просто ужасно. Позднее, в тот же самый день, я обо всем рассказала Клайду, когда он протрезвел, и он заметил: “Лорна ненавидит тебя, потому что у нее странная идея, будто ты пытаешься убедить меня больше не выплачивать ей денег. Сегодня ты дала ей еще один повод для ненависти”.
Чисто сработано, подумал Уоррен. Еще один ловкий обман. Она, должно быть, полночи потратила на то, чтобы это придумать.
– Вы когда-нибудь потом просили прощения у миссис Джерард?
– Конечно, просила. Но она все еще была потрясена и не захотела меня слушать. Но я не осуждала ее за это.
Ах ты, злобная сука, подумал Уоррен, да ты и ей перерезала бы горло во сне, если бы была уверена, что это сойдет тебе с рук.
Уоррен перешел к событиям 7 мая, к тому ужину в ресторане “Гасиенда”. Он спросил, имела ли та встреча какую-то особую цель.
Джонни Фей ответила:
– С моей точки зрения, это был наш прощальный ужин. Я просто не могла этого больше вынести. Я рассчитывала, что мы пойдем в такое место, где я смогу поговорить с ним открыто, – вокруг было слишком много людей, и я рассчитывала, что он не станет набрасываться на меня, как он обычно это делал. Но все вышло по-другому.
Уоррен вспомнил запись разговора Джонни Фей со Скутом Шепардом: “Я хотела выйти за него замуж, но он продолжал тянуть канитель, и это чертовски разозлило меня…”
Значит, либо она лгала тогда, либо лжет сейчас. А может быть, неправда и то и другое. Не имело значения, что он думает по этому поводу, сказал себе Уоррен, в самом этом факте не было оснований, чтобы заключить, что Джонни Фей дает ложные показания. Теперь она свидетельствует под присягой, и рядом нет ни одного из ее адвокатов. Со стороны Уоррена вовсе не было неэтичным позволять ей продолжать свой рассказ.
Он напомнил себе об этом, когда спросил:
– В “Гасиенде” вы тоже были пьяны?
– Совсем немного.
– А вы не устраивали спора в баре ресторана, перед тем как сесть за стол?
– Да. Я была раздражена, потому что Клайд признался, что снова нюхал кокаин. Поэтому я воскликнула: “Ты солгал мне!” – поскольку он обещал, что больше не будет этого делать. И еще я его обругала. Временами у меня гадкий язык. Это из-за моей работы в клубе – там порою приходится иметь дело с отвратительными людьми.
– В баре “Гасиенды” и потом, уже сидя за столом, не пытались ли вы напоить доктора Отта?
– Он без конца заставлял меня делать заказ за заказом. Я сказала: “Я больше не хочу пить”. Клайд ответил: “Делай, что тебе велят, женщина”. Поэтому я вынуждена была подчиниться: мне не хотелось, чтобы он стал еще злее, чем был. Когда ему приносили бокал, он выпивал его одним залпом. Затем он сказал: “Если ты это не пьешь, передай мне”. Он мог пить всю ночь напролет и не свалиться.
– Что случилось после того, как вы покинули ресторан?
– Я намеревалась взять себе такси до его дома, потому что мне нужно было забрать оттуда свой автомобиль. Я подумала: если Клайд поведет машину сам, то он может разбиться. Поэтому я отвезла его в “порше”. А когда мы вышли у дверей его особняка, Клайд сказал: “Входи же, давай еще немного поговорим”.
– Вы разговаривали с ним?
– Мы ненадолго поднялись наверх. Затем он исчез в ванной. Он находился там, должно быть, минут пять. Когда он вышел, я заметила, что он был словно сумасшедший. Что он там делал, я не знаю, но глаза его были красными, и он весь вспотел. Снова начал кричать. Ударил меня по лицу. Я побежала вниз, и он последовал за мной.
– Куда?
– В гостиную.
– Как он вел себя в гостиной?
Она описала, как Клайд кричал и ругался на нее, как она схватила кочергу с камина, чтобы не позволить Клайду подойти ближе, и как он вырвал у нее эту кочергу и поднял над головой.
– Пожалуйста, одну минутку, миз Баудро, – сказал Уоррен, сделав жест рукой. – Сержант Руиз сказал суду, что, когда он прибыл на Ривер-Оукс, вы заявили, будто пытались выйти из дома, но доктор Отт загородил вам дорогу.
Уоррен некоторое время подождал, пока Джонни Фей ни кивнула.
– Этот факт имел место?
– О да, – ответила она, – но это случилось раньше. Я имею в виду, когда мы только приехали. Я тогда сразу же хотела уйти, и Клайд загородил мне дорогу. Конечно, я могла бы пробежать мимо него – тогда. Сержант Руиз абсолютно прав: коридор там большой. Но ведь тогда и Клайд еще не был похож на безумного. Он умолял меня остаться и поговорить с ним. Мне было жалко его, поэтому я сдалась. Вот тогда-то мы и пошли наверх.
Уоррен твердо взглянул на нее.
– Вы хотите сказать, что доктор Отт не загораживал вам дорогу, после того как вы оба спустились вниз, где вы схватили кочергу, а он вырвал ее из ваших рук?
– Именно так. Все случилось задолго до этого. Думается, что я несколько запутала сержанта, когда позднее в тот вечер разговаривала с ним, потому что я, разумеется, была, мягко выражаясь, сильно потрясена.
– Тогда почему, спустившись по лестнице позднее и понимая, что доктор Отт был уже сердит и агрессивен и, как вы сказали, похож на сумасшедшего, почему тогда вы сразу же не побежали к двери и не попытались найти спасение в вашем автомобиле?
В глазах Джонни Фей блеснул злобный огонек. Но он исчез в ту же секунду, как появился маленький горящий уголек ярости. Уоррен подумал, что присяжные вряд ли даже заметили это.
– Потому что я оставила свою сумочку на диване в гостиной, – объяснила Джонни Фей. – Мой автомобиль стоял напротив двери, на подъездной дороге, а ключи от него, от моего “мерседеса”, лежали в моей сумочке. В моей коричневой сумочке, которую я положила на белый кожаный диван в гостиной, перед тем, как подняться наверх.
“Побольше деталей”, – советовал ей Уоррен. Телевизор “Мицубиси”, коричневая сумочка, белый кожаный диван. Она помнила все, даже если эти детали были частью новой выдумки.
– Я понимаю.
Уоррен помедлил минуту, чтобы перестроиться, затем подошел ближе к ложе присяжных. Он чувствовал, как напряжено их внимание.
– Миз Баудро, – сказал он, не представляя, что она на это ответит, – пожалуйста, расскажите нам, где были вы, после того как спустились по лестнице, где был доктор Отт, что произошло потом и в какой последовательности.
Джонни Фей помогла ему. Она сказала, что спустилась вниз и подхватила с дивана свою сумочку. Клайд кричал, что он поддаст ей, что он выбьет из нее дурь. Она схватила кочергу, чтобы как-то себя защитить. Клайд был большим и сильным человеком. Он вырвал кочергу и так толкнул Джонни Фей, что та летела через всю комнату, пока не упала опять на диван. Затем доктор Отт воскликнул: “Теперь я убью тебя, сука! Ты сама на это напросилась!”
Опять новая версия. Новый порядок событий. Изобретательный ум Джонни Фей не дремал.
– А что сделал доктор Отт потом?
– Он бросился на меня через комнату, и пока он бежал, я сунула руку в сумочку – можно сказать, инстинктивно, – и достала свой маленький пистолет. Это была попросту моя естественная реакция, потому что я вовсе не собиралась этот пистолет когда-нибудь использовать. Сердце мое билось быстро-быстро. Тем временем Клайд остановился, как бы застыв на месте. Он находился, вероятно, футах в шести от меня. Я сказала: “Не подходи ближе, Клайд, иначе я выстрелю”. Но тогда с моей стороны это был всего лишь блеф.
– Вы все еще сидели на диване?
– Да.
– А он спокойно стоял, не делая попытки напасть на вас?
– Совершенно верно. Но затем я решила встать. И он, подняв кочергу, замахнулся ею. Я поняла, что он убьет меня, или по меньшей мере изобьет до бесчувствия. Вы видели ту кочергу – она большая и тяжелая. Поэтому я и нажала на курок моего пистолета. Я не собиралась убивать Клайда, может быть, просто хотела напугать его или слегка ранить, чтобы он потерял способность передвигаться и я могла безопасно уйти. Но пистолет продолжал стрелять. Я не хотела того, что произошло, но не могла контролировать свою руку. Мне думается, что я была в панике или со мной случилось что-то вроде этого.
Клайд упал вперед, на диван. Джонни Фей едва удалось увернуться. Кочерга отлетела на ковер.
– И что же вы в тот момент почувствовали, миз Баудро?
– Ужас. Страх перед тем, что я сделала. Кошмар.
Джонни Фей закрыла лицо руками. Она немного пораскачивалась в свидетельском кресле, изображая скорбь. Судья Бингем спросил Уоррена:
– Не хотите ли вы пятиминутного перерыва, чтобы свидетельница могла собраться с силами?
– Нет, благодарю вас, ваша честь. Если суд окажет нам любезность, то мы продолжим, как только миз Буадро придет в себя.
Судья взглянул в сторону секретаря суда. Мари кивнула – у нее все было нормально.
Джонни Фей полезла в свою сумочку, но на этот раз не за “двадцать вторым”, а за носовым платком. Она высморкалась.
– Я готова продолжать, – негромко сказала она и обернулась к судье: – Благодарю вас за заботу, ваша честь.
– Миз Баудро … – Уоррен подался вперед. – После ваших выстрелов вы звонили доктору или в “скорую помощь”?
– Нет, сэр. Я начала звонить, но крови было так много, что я заподозрила худшее. Я потрогала запястье Клайда. Пульса не было вовсе. Я поняла, что Клайд мертв. Затем я сделала очень глупую вещь…
Она запнулась, опустив голову.
На этот раз Уоррен совершенно не представлял, что последует дальше. Однако он спросил:
– Что же вы сделали, миз Баудро?
– Я подняла кочергу с того места, где Клайд уронил ее. Сама не знаю, зачем я сделала это. Мне думается, что я была напугана и находилась в состоянии легкой истерики. Я долго крутила кочергу в руках, держа ее за ручку. Может быть, мне необходимо было просто держаться за что-то. Я уже почти положила ее назад, на камин, но вдруг поняла, что это даже еще глупее. Я постоянно твердила себе: “Ты сделала ужасную вещь, но твой поступок не был ошибкой, – ты вынуждена была сделать это”. Поэтому впоследствии я бросила кочергу на ковер, приблизительно там же, где Клайд уронил ее.
Уоррен едва не улыбнулся, по достоинству оценив степень самонадеянности Джонни Фей. Все основные пункты обвинения были покрыты, включая отсутствие отпечатков ладоней. Если, конечно, члены суда поверили ей. Он взглянул в глаза своей подзащитной. Голова ее теперь была поднята, а взгляд полон решимости.
– Пожалуйста, миз Баудро, расскажите суду: прежде чем доктор Отт поднял кочергу над головой, не было ли с вашей стороны каких-то угроз в его адрес или провоцирования?
– Нет, сэр.
– Когда доктор Отт замахнулся на вас, вы испугались за свою жизнь?
– Да, я была до безумия напугана.
– Где вы находились в тот момент?
– Я сидела на диване, куда он толкнул меня, затем я встала.
– Была ли у вас возможность отступить?
– Нет, сэр. Диван стоял очень близко к книжному шкафу. Отойти мне было некуда.
– Все случившееся, на ваш взгляд, произошло быстро или медленно?
– Очень быстро.
– Было ли у вас намерение убить доктора Отта?
– Эта мысль меньше всего приходила мне в голову.
– Вы были трезвы или пьяны, когда нажали на курок?
– Трезва к тому времени. Я пришла в себя по пути к дому.
– Миз Баудро, вы присутствовали в зале суда, когда мистер Гарри Морз из “Американского Запада” засвидетельствовал, что вы посещали его учебный полигон, используя при этом вымышленное имя. Почему вы это делали?
– Я очень дорожу своей частной жизнью, – сказала Джонни Фей. – И я не думала, что существует какой-то закон, запрещающий человеку использовать вымышленное имя, если только он не собирается кого-то обманывать. Я не обманывала мистера Морза. Я всегда платила и за время, проведенное там, и за патроны.
– У вас действительно было три пистолета одновременно?
– Да, это так. Один из них был впоследствии украден, а другой, сорок пятого калибра, я хранила в клубе, в своем кабинете, под надежным запором в ящике письменного стола. Ключ от замка имелся только у меня.
– Скажите, все эти три пистолета были законным порядком зарегистрированы?
– Что касается “сорок пятого” и “двадцать второго”, то да. Но один не был. Мой знакомый дал мне его в качестве подарка. Я просто забыла его зарегистрировать.
– Для чего вам нужны были все эти пистолеты?
– Для самозащиты. Около пяти или шести лет назад наш клуб ограбили. И там, как я уже говорила вам, нередко появляются весьма странные люди. Однажды кто-то преследовал меня до самого дома и пытался изнасиловать. После этого случая один из пистолетов я всегда держала в машине. Тот, который не был зарегистрирован и который у меня потом украли.
Никто его не крал, сказал себе Уоррен. Ты сама бросила его в “Дампстер”, после того, как из этого пистолета был убит человек.
– Еще один момент, миз Баудро. Мистер Морз также сообщил нам, что, когда вы тренировались на его полигоне, он внимательно наблюдал за вашей стрельбой. По его мнению, вы отличный стрелок. Это правда?
– Да, – сказала Джонни Фей. – Я очень хорошо стреляю.
– Тогда скажите нам, пожалуйста, как вы объясняете тот факт, что вы намеревались только ранить доктора Отта, а получилось так, что две из трех выпущенных вами пуль попали в смертельно опасные участки тела и убили его?
– Ровно сорок. Мне будет сорок один в следующем месяце, четырнадцатого августа.
Джонни Фей посмотрела прямо на женщину приблизительно ее возраста, сидевшую в первом ряду присяжных, и улыбнулась.
– А где вы родились и воспитывались?
– В городе Одэме, штат Техас, неподалеку от Корпус-Кристи. Совсем маленький городишко. Хлопок, земляной орех, карликовый дуб. Мой папа был владельцем заправочной станции “Эксксон”. Мама помогала ему управлять этим предприятием. Я тоже некоторое время проработала там, качая бензин. Я сама могу поменять масло в машине. Папа по совместительству был еще и проповедником – учил меня священному писанию. Он ушел из жизни около пяти лет назад.
– У вас есть братья или сестры?
– Два брата, но они убиты во Вьетнаме. Я думаю, что они были теми, кого можно назвать невоспетыми героями. Теперь у меня одна сестра, и она по-прежнему живет в Одэме вместе с мамой. Я навещаю их всякий раз, когда представляется такая возможность.
– Расскажите о том, что случилось с вами после отъезда из Одэма.
Альтшулер выступил с протестом.
– Ваша честь, мы здесь не для того, чтобы выслушивать душещипательные истории из дешевых романов. Подсудимая обвиняется в умышленном убийстве.
– Да, но, тем не менее, давайте ее выслушаем, – сказал судья Бингем.
Джонни Фей, одетая сегодня в простое темно-синее закрытое шелковое платье, рассказала историю своей жизни присяжным и переполненному судебному залу. Ранний неудачный брак. Борьба за самообразование, хотя она по натуре всегда была трудолюбивой девчонкой. Чудесный опыт, полученный в двадцать один год, когда ей посчастливилось победить на конкурсе красоты. Джонни Фей была горда тем, что ей впоследствии выпала честь представлять Корпус-Кристи и на конкурсе “Мисс Техасский Карнавал”.
Она рассказала о том, как перепуганной провинциальной девушкой впервые приехала в Хьюстон. Ей пришлось поддерживать себя, зарабатывая на жизнь танцами. Пришлось отсылать деньги и матери, которая жила в трудных условиях. Потом был второй неудачный брак. Джонни Фей устремила взгляд на присяжных.
– Это мое несчастье. Я не умела выбирать. Мне никогда не везло с мужчинами.
Детей не было. Это постоянная боль, жившая внутри нее. Она жалела, что не завела их, а потом стало уже слишком поздно. В конце концов ей выпал счастливый шанс: работа по управлению ночным клубом, что она до сих пор и делала. Это была тяжелая работа, служебные часы были не нормированы, и приходилось сталкиваться со странными людьми. Но жизнь полна подобных компромиссов – Бог не создал этот мир совершенным.
– Как вы познакомились с доктором Клайдом Оттом?
Он пришел в ее клуб года четыре назад. У него была подружка, которая работала там танцовщицей. Он представился Джонни Фей. Они стали друзьями.
– В первое время вы были просто друзьями?
– О да! Я уже не была наивным ребенком. Я не хотела торопиться с такими вещами. И к тому же я знала, что он женат.
– Но затем вы стали близки?
– Очень скоро. Да, чрезвычайно близки.
– Как вы относились к тому факту, что доктор Отт был женатым человеком?
– Мне было не по себе, но он сказал, что очень несчастлив со своей женой. Меня всегда трогали такие печальные истории. Я влюбилась в него. Я ничего не могла с собой поделать.
– Любовь – это очень сильное чувство, – сказал Уоррен. – Расскажите нам, если не возражаете, каковы были ваши отношения с доктором Оттом.
Шерон умерла такой трагической смертью. Джонни Фей помогла Клайду пережить это. Но он очень много пил, курил марихуану и нюхал кокаин, чего она терпеть не могла, потому что наркотики свели в могилу одного из ее братьев. Джонни Фей давала Клайду советы по поводу его капиталовложений, по поводу здоровья: посылала его к целителю-травнику для серии кишечных промываний, сажала его на “геркулес” и побеги люцерны, умоляла ограничить прием блюд из говядины и свинины. Она пыталась убедить Клайда отказаться от марихуаны и белого порошка. Все оказалось бесполезно.
Клайд хотел жениться на ней. Но она не знала, правильно ли будет, если она согласится на это. Она уже не раз испытывала на себе последствия его ярости. Однажды в присутствии их общих друзей Клайд пригрозил, что убьет ее. Несколько раз, будучи пьяным, он ее избивал. Она умоляла его бросить пить. Он пробовал сделать это дважды, но не смог выдержать. “Иди к врачу”, – сказала она. Клайд отказался, назвав это чепуховой затеей. А потом, в декабре прошлого года, он снова ударил ее, сломав ей скуловую кость. Клайд начал обвинять Джонни Фей в том, что она заглядывается на других мужчин и даже занимается с ними любовью, хотя ни то, ни другое не было правдой. Тем не менее, Клайд становился все ревнивее и все чаще угрожал ей. Вот тогда-то она и поняла, что их любовная связь обречена.
Однако Клайд очень рассчитывал на нее. Надо расстаться с ним легко, решила она. “Давай останемся просто друзьями”, – сказала Джонни Фей Клайду. Она хотела помочь ему смириться с их разрывом.
– И все же вы продолжали встречаться с ним?
– Время от времени, если он обещал быть трезвым.
– Он всегда держал свои обещания?
– Нет, но я переживала за него, поэтому мы встречались.
– Вы по-прежнему спали с ним?
– От случая к случаю. Я женщина слабохарактерная, как мне кажется. И к тому же, он был очень властным человеком.
– Каковы были его отношения с приемными детьми, насколько вы можете судить по вашим наблюдениям?
– Он имел власть и над ними. Он говорил: “Лорна – пьяница, еще хуже меня, а Кен – молодой наркоман”. В ресторане в Далласе у нас произошла та большая ссора. Клайд сказал им, что хочет жениться на мне, из-за этого-то Лорна все и устроила. Клайд опасался, что она поставит нас всех в неловкое положение прямо за обеденным столом, поэтому он отступил и сказал: “Хорошо, может быть, мы и не станем оформлять брак. Мы посмотрим”. Я рассердилась, обругала его и ушла из ресторана. Это было глупо. Я тогда пожалела об этом сразу же.
Итак, ей пришлось смириться с этим, подумал Уоррен, и она решила все признать, разумеется, солгав по-новому. Голос Джонни Фей звучал искренне. Уоррен деликатно улыбнулся. Но не ободряющей улыбкой, а улыбкой признания. Он мог бы и не рассказывать ей, что нужно делать.
Пришло время для опроса Джонни Фей.
– Миз Баудро, вы когда-нибудь говорили в присутствии Лорны Джерард что-нибудь вроде того: “Когда Клайд становится злым, напивается и впадает в беспамятство, мне хочется перерезать ему горло, пока он спит”?
Джонни Фей вспыхнула.
– Я действительно говорила это, – спокойно призналась она. – Однажды днем Лорна смотрела телевизор на первом этаже в доме Клайда, сидя напротив того большого сорокадюймового “Мицубиси” и доканчивая шестой бокал виски со льдом. Обычно она пила еще до полудня. “Шивас-ригл”, насколько мне помнится, в хрустальном бокале. Мне хотелось поговорить с кем-нибудь, поскольку прошлым вечером Клайд снова избил меня незадолго перед тем, как уснул. Лорна была совершенно поглощена шедшей по телевизору программой и не желала меня слушать. Поэтому мне нужно было как-то обратить на себя ее внимание, и та фраза – все, что я смогла придумать. Представляете, что значит заявить такое в присутствии приемной дочери того, о ком говоришь?! Я тут же попыталась убедить ее, что сказала это не всерьез, но Лорна закрыла уши руками и не стала меня слушать. Мне потом было так стыдно, что я даже заплакала. Я чувствовала себя просто ужасно. Позднее, в тот же самый день, я обо всем рассказала Клайду, когда он протрезвел, и он заметил: “Лорна ненавидит тебя, потому что у нее странная идея, будто ты пытаешься убедить меня больше не выплачивать ей денег. Сегодня ты дала ей еще один повод для ненависти”.
Чисто сработано, подумал Уоррен. Еще один ловкий обман. Она, должно быть, полночи потратила на то, чтобы это придумать.
– Вы когда-нибудь потом просили прощения у миссис Джерард?
– Конечно, просила. Но она все еще была потрясена и не захотела меня слушать. Но я не осуждала ее за это.
Ах ты, злобная сука, подумал Уоррен, да ты и ей перерезала бы горло во сне, если бы была уверена, что это сойдет тебе с рук.
Уоррен перешел к событиям 7 мая, к тому ужину в ресторане “Гасиенда”. Он спросил, имела ли та встреча какую-то особую цель.
Джонни Фей ответила:
– С моей точки зрения, это был наш прощальный ужин. Я просто не могла этого больше вынести. Я рассчитывала, что мы пойдем в такое место, где я смогу поговорить с ним открыто, – вокруг было слишком много людей, и я рассчитывала, что он не станет набрасываться на меня, как он обычно это делал. Но все вышло по-другому.
Уоррен вспомнил запись разговора Джонни Фей со Скутом Шепардом: “Я хотела выйти за него замуж, но он продолжал тянуть канитель, и это чертовски разозлило меня…”
Значит, либо она лгала тогда, либо лжет сейчас. А может быть, неправда и то и другое. Не имело значения, что он думает по этому поводу, сказал себе Уоррен, в самом этом факте не было оснований, чтобы заключить, что Джонни Фей дает ложные показания. Теперь она свидетельствует под присягой, и рядом нет ни одного из ее адвокатов. Со стороны Уоррена вовсе не было неэтичным позволять ей продолжать свой рассказ.
Он напомнил себе об этом, когда спросил:
– В “Гасиенде” вы тоже были пьяны?
– Совсем немного.
– А вы не устраивали спора в баре ресторана, перед тем как сесть за стол?
– Да. Я была раздражена, потому что Клайд признался, что снова нюхал кокаин. Поэтому я воскликнула: “Ты солгал мне!” – поскольку он обещал, что больше не будет этого делать. И еще я его обругала. Временами у меня гадкий язык. Это из-за моей работы в клубе – там порою приходится иметь дело с отвратительными людьми.
– В баре “Гасиенды” и потом, уже сидя за столом, не пытались ли вы напоить доктора Отта?
– Он без конца заставлял меня делать заказ за заказом. Я сказала: “Я больше не хочу пить”. Клайд ответил: “Делай, что тебе велят, женщина”. Поэтому я вынуждена была подчиниться: мне не хотелось, чтобы он стал еще злее, чем был. Когда ему приносили бокал, он выпивал его одним залпом. Затем он сказал: “Если ты это не пьешь, передай мне”. Он мог пить всю ночь напролет и не свалиться.
– Что случилось после того, как вы покинули ресторан?
– Я намеревалась взять себе такси до его дома, потому что мне нужно было забрать оттуда свой автомобиль. Я подумала: если Клайд поведет машину сам, то он может разбиться. Поэтому я отвезла его в “порше”. А когда мы вышли у дверей его особняка, Клайд сказал: “Входи же, давай еще немного поговорим”.
– Вы разговаривали с ним?
– Мы ненадолго поднялись наверх. Затем он исчез в ванной. Он находился там, должно быть, минут пять. Когда он вышел, я заметила, что он был словно сумасшедший. Что он там делал, я не знаю, но глаза его были красными, и он весь вспотел. Снова начал кричать. Ударил меня по лицу. Я побежала вниз, и он последовал за мной.
– Куда?
– В гостиную.
– Как он вел себя в гостиной?
Она описала, как Клайд кричал и ругался на нее, как она схватила кочергу с камина, чтобы не позволить Клайду подойти ближе, и как он вырвал у нее эту кочергу и поднял над головой.
– Пожалуйста, одну минутку, миз Баудро, – сказал Уоррен, сделав жест рукой. – Сержант Руиз сказал суду, что, когда он прибыл на Ривер-Оукс, вы заявили, будто пытались выйти из дома, но доктор Отт загородил вам дорогу.
Уоррен некоторое время подождал, пока Джонни Фей ни кивнула.
– Этот факт имел место?
– О да, – ответила она, – но это случилось раньше. Я имею в виду, когда мы только приехали. Я тогда сразу же хотела уйти, и Клайд загородил мне дорогу. Конечно, я могла бы пробежать мимо него – тогда. Сержант Руиз абсолютно прав: коридор там большой. Но ведь тогда и Клайд еще не был похож на безумного. Он умолял меня остаться и поговорить с ним. Мне было жалко его, поэтому я сдалась. Вот тогда-то мы и пошли наверх.
Уоррен твердо взглянул на нее.
– Вы хотите сказать, что доктор Отт не загораживал вам дорогу, после того как вы оба спустились вниз, где вы схватили кочергу, а он вырвал ее из ваших рук?
– Именно так. Все случилось задолго до этого. Думается, что я несколько запутала сержанта, когда позднее в тот вечер разговаривала с ним, потому что я, разумеется, была, мягко выражаясь, сильно потрясена.
– Тогда почему, спустившись по лестнице позднее и понимая, что доктор Отт был уже сердит и агрессивен и, как вы сказали, похож на сумасшедшего, почему тогда вы сразу же не побежали к двери и не попытались найти спасение в вашем автомобиле?
В глазах Джонни Фей блеснул злобный огонек. Но он исчез в ту же секунду, как появился маленький горящий уголек ярости. Уоррен подумал, что присяжные вряд ли даже заметили это.
– Потому что я оставила свою сумочку на диване в гостиной, – объяснила Джонни Фей. – Мой автомобиль стоял напротив двери, на подъездной дороге, а ключи от него, от моего “мерседеса”, лежали в моей сумочке. В моей коричневой сумочке, которую я положила на белый кожаный диван в гостиной, перед тем, как подняться наверх.
“Побольше деталей”, – советовал ей Уоррен. Телевизор “Мицубиси”, коричневая сумочка, белый кожаный диван. Она помнила все, даже если эти детали были частью новой выдумки.
– Я понимаю.
Уоррен помедлил минуту, чтобы перестроиться, затем подошел ближе к ложе присяжных. Он чувствовал, как напряжено их внимание.
– Миз Баудро, – сказал он, не представляя, что она на это ответит, – пожалуйста, расскажите нам, где были вы, после того как спустились по лестнице, где был доктор Отт, что произошло потом и в какой последовательности.
Джонни Фей помогла ему. Она сказала, что спустилась вниз и подхватила с дивана свою сумочку. Клайд кричал, что он поддаст ей, что он выбьет из нее дурь. Она схватила кочергу, чтобы как-то себя защитить. Клайд был большим и сильным человеком. Он вырвал кочергу и так толкнул Джонни Фей, что та летела через всю комнату, пока не упала опять на диван. Затем доктор Отт воскликнул: “Теперь я убью тебя, сука! Ты сама на это напросилась!”
Опять новая версия. Новый порядок событий. Изобретательный ум Джонни Фей не дремал.
– А что сделал доктор Отт потом?
– Он бросился на меня через комнату, и пока он бежал, я сунула руку в сумочку – можно сказать, инстинктивно, – и достала свой маленький пистолет. Это была попросту моя естественная реакция, потому что я вовсе не собиралась этот пистолет когда-нибудь использовать. Сердце мое билось быстро-быстро. Тем временем Клайд остановился, как бы застыв на месте. Он находился, вероятно, футах в шести от меня. Я сказала: “Не подходи ближе, Клайд, иначе я выстрелю”. Но тогда с моей стороны это был всего лишь блеф.
– Вы все еще сидели на диване?
– Да.
– А он спокойно стоял, не делая попытки напасть на вас?
– Совершенно верно. Но затем я решила встать. И он, подняв кочергу, замахнулся ею. Я поняла, что он убьет меня, или по меньшей мере изобьет до бесчувствия. Вы видели ту кочергу – она большая и тяжелая. Поэтому я и нажала на курок моего пистолета. Я не собиралась убивать Клайда, может быть, просто хотела напугать его или слегка ранить, чтобы он потерял способность передвигаться и я могла безопасно уйти. Но пистолет продолжал стрелять. Я не хотела того, что произошло, но не могла контролировать свою руку. Мне думается, что я была в панике или со мной случилось что-то вроде этого.
Клайд упал вперед, на диван. Джонни Фей едва удалось увернуться. Кочерга отлетела на ковер.
– И что же вы в тот момент почувствовали, миз Баудро?
– Ужас. Страх перед тем, что я сделала. Кошмар.
Джонни Фей закрыла лицо руками. Она немного пораскачивалась в свидетельском кресле, изображая скорбь. Судья Бингем спросил Уоррена:
– Не хотите ли вы пятиминутного перерыва, чтобы свидетельница могла собраться с силами?
– Нет, благодарю вас, ваша честь. Если суд окажет нам любезность, то мы продолжим, как только миз Буадро придет в себя.
Судья взглянул в сторону секретаря суда. Мари кивнула – у нее все было нормально.
Джонни Фей полезла в свою сумочку, но на этот раз не за “двадцать вторым”, а за носовым платком. Она высморкалась.
– Я готова продолжать, – негромко сказала она и обернулась к судье: – Благодарю вас за заботу, ваша честь.
– Миз Баудро … – Уоррен подался вперед. – После ваших выстрелов вы звонили доктору или в “скорую помощь”?
– Нет, сэр. Я начала звонить, но крови было так много, что я заподозрила худшее. Я потрогала запястье Клайда. Пульса не было вовсе. Я поняла, что Клайд мертв. Затем я сделала очень глупую вещь…
Она запнулась, опустив голову.
На этот раз Уоррен совершенно не представлял, что последует дальше. Однако он спросил:
– Что же вы сделали, миз Баудро?
– Я подняла кочергу с того места, где Клайд уронил ее. Сама не знаю, зачем я сделала это. Мне думается, что я была напугана и находилась в состоянии легкой истерики. Я долго крутила кочергу в руках, держа ее за ручку. Может быть, мне необходимо было просто держаться за что-то. Я уже почти положила ее назад, на камин, но вдруг поняла, что это даже еще глупее. Я постоянно твердила себе: “Ты сделала ужасную вещь, но твой поступок не был ошибкой, – ты вынуждена была сделать это”. Поэтому впоследствии я бросила кочергу на ковер, приблизительно там же, где Клайд уронил ее.
Уоррен едва не улыбнулся, по достоинству оценив степень самонадеянности Джонни Фей. Все основные пункты обвинения были покрыты, включая отсутствие отпечатков ладоней. Если, конечно, члены суда поверили ей. Он взглянул в глаза своей подзащитной. Голова ее теперь была поднята, а взгляд полон решимости.
– Пожалуйста, миз Баудро, расскажите суду: прежде чем доктор Отт поднял кочергу над головой, не было ли с вашей стороны каких-то угроз в его адрес или провоцирования?
– Нет, сэр.
– Когда доктор Отт замахнулся на вас, вы испугались за свою жизнь?
– Да, я была до безумия напугана.
– Где вы находились в тот момент?
– Я сидела на диване, куда он толкнул меня, затем я встала.
– Была ли у вас возможность отступить?
– Нет, сэр. Диван стоял очень близко к книжному шкафу. Отойти мне было некуда.
– Все случившееся, на ваш взгляд, произошло быстро или медленно?
– Очень быстро.
– Было ли у вас намерение убить доктора Отта?
– Эта мысль меньше всего приходила мне в голову.
– Вы были трезвы или пьяны, когда нажали на курок?
– Трезва к тому времени. Я пришла в себя по пути к дому.
– Миз Баудро, вы присутствовали в зале суда, когда мистер Гарри Морз из “Американского Запада” засвидетельствовал, что вы посещали его учебный полигон, используя при этом вымышленное имя. Почему вы это делали?
– Я очень дорожу своей частной жизнью, – сказала Джонни Фей. – И я не думала, что существует какой-то закон, запрещающий человеку использовать вымышленное имя, если только он не собирается кого-то обманывать. Я не обманывала мистера Морза. Я всегда платила и за время, проведенное там, и за патроны.
– У вас действительно было три пистолета одновременно?
– Да, это так. Один из них был впоследствии украден, а другой, сорок пятого калибра, я хранила в клубе, в своем кабинете, под надежным запором в ящике письменного стола. Ключ от замка имелся только у меня.
– Скажите, все эти три пистолета были законным порядком зарегистрированы?
– Что касается “сорок пятого” и “двадцать второго”, то да. Но один не был. Мой знакомый дал мне его в качестве подарка. Я просто забыла его зарегистрировать.
– Для чего вам нужны были все эти пистолеты?
– Для самозащиты. Около пяти или шести лет назад наш клуб ограбили. И там, как я уже говорила вам, нередко появляются весьма странные люди. Однажды кто-то преследовал меня до самого дома и пытался изнасиловать. После этого случая один из пистолетов я всегда держала в машине. Тот, который не был зарегистрирован и который у меня потом украли.
Никто его не крал, сказал себе Уоррен. Ты сама бросила его в “Дампстер”, после того, как из этого пистолета был убит человек.
– Еще один момент, миз Баудро. Мистер Морз также сообщил нам, что, когда вы тренировались на его полигоне, он внимательно наблюдал за вашей стрельбой. По его мнению, вы отличный стрелок. Это правда?
– Да, – сказала Джонни Фей. – Я очень хорошо стреляю.
– Тогда скажите нам, пожалуйста, как вы объясняете тот факт, что вы намеревались только ранить доктора Отта, а получилось так, что две из трех выпущенных вами пуль попали в смертельно опасные участки тела и убили его?