Страница:
Моррисон, незадолго до этого освобожденный из тюрьмы, работал в булочной, что располагалась в десяти минутах ходьбы от места убийства. У него не было убедительного алиби, а, кроме того, слово «взломщик» ассоциировалось в глазах публики с тремя негодяями, которые за две недели до этого убили троих полицейских при попытке ограбления ювелирного магазина. Убийцы оказались членами группы «Лиесма» («Пламя») – латвийской террористической организации, занимавшейся «эксами», т. е. «экспроприациями» на благо революции.
Судя по опросам общественного мнения тех времен, мало кто понимал разницу между латышами-террористами и еврейским взломщиком. И те и другие были для англичан «нежелательными чужаками», от которых надо было избавляться. Судебный процесс по обвинению Стини Моррисона в убийстве Леона Верона начался в центральном суде Олд-Бейли 6 марта 1911 года. Предполагалось, что все внимание публики и прессы будет привлечено к профессиональным ораторам в судейских мантиях, но этим вниманием неожиданно и полностью завладел подсудимый: он был выше среднего роста, приятной наружности – из тех, кто был одет в элегантный костюм из зеленого твида с жилетом и бледно-розовым галстуком. Он вовсе не соответствовал привычному клише «грязного славянина низшего сорта» и, уперев руку в бедро, держался независимо и уверенно. После зачтения обвинительного акта Стини Моррисон сказал: «Даже если бы я стоял перед лицом Всевышнего, я бы сказал то же самое: не виновен! Я не виновен!»
В течение семи дней перед судом прошли 65 свидетелей, из которых решающими стали показания трех кучеров. Несмотря на неблагоприятные погодные условия, темноту и путаницу во времени, они уверяли, что именно Моррисон сопровождал Верона во всех его поездках ло городу в тот роковой день. Никто даже не пытался выяснить и понять, как в таком случае Моррисона могли видеть в течение одного часа в разных концах города (ведь тогда не было ни метро, ни автобусов, а огромные расстояния от центра до окраин остались теми же).
Адвокат Моррисона тоже не располагал убедительными фактами и напирал на риторику, которая вызывала явное раздражение у присяжных. Прокурор Ричард Мюир, в противоположность своему коллеге, был спокоен и намного более убедителен. Однако еще сильнее на присяжных подействовала общественная атмосфера страха «от всего, что могут сделать чужаки-иммигранты в доброй старой Англии». Это – цитата из передовицы в «Тайме», где, среди прочего, говорилось следующее: «Этот судебный процесс только подтверждает уже давно сложившееся впечатление, что Ист-Энд… насчитывает среди своего населения большое количество очень опасных и вредных субъектов, в основном иммигрантов из Восточной и Юго-Восточной Европы». Эту передовицу дополняла соседняя страница, где под крупным заголовком «Хроника чужеземного Лондона. Новое гетто» высказывалось опасение, что шудаизм этих людей только увеличивает проблему… поскольку сыны Израиля… постепенно вытесняют англичанина, будь он владельцем магазина, рабочим или деловым конкурентом».
Чистокровно английскому суду присяжных потребовалось всего 35 минут на размышления, чтобы 15 марта 1911 года признать «сына Израиля» Стини Моррисона виновным в убийстве и приговорить его к смертной казни. Пресса ликовала, общественность тоже. Пожалуй, только один человек сохранил сомнения в виновности Моррисона – тогдашний министр внутренних дел Уинстон Черчилль. После исследования всех собранных фактов и совещания с министром юстиции Черчилль пришел к выводу, что Стини Моррисона невозможно назвать убийцей с полной достоверностью, хотя, судя по всему, он и был замешан в это дело. Черчилль заменил смертный приговор на пожизненное заключение.
Но Моррисон продолжал уверять в своей полной невиновности. Кампания за его освобождение длилась около 10 лет. Тем не менее все его обращения к властям остались без ответа, и это в конце концов повредило его разум: 24 января 1912 года в результате затяжной голодовки он умер в своей камере.
А как насчет действительной виновности Стини Мор-рисона? Почему на суде фигурировали загадочные лицевые раны в форме буквы «S»? Один из исследователей дела Моррисона уже установил связь между Леоном Бероном и членами латышской террористической группы, убившими трех полицейских. Они же, по мнению этого исследователя, могли и убить осведомителя Верона, чтобы он не выдал их полиции. Буква «S», с которой начинается английское слово «spy» (шпион), была в те времена общепринятым знаком, которым в уголовном мире метили трупы обнаруженных полицейских сексотов.
По материалам зарубежной прессы.
(КОД. – 1996. – №1/44)
«Стрелок»
Киллера вызывали?
Смерть буревестника
Судя по опросам общественного мнения тех времен, мало кто понимал разницу между латышами-террористами и еврейским взломщиком. И те и другие были для англичан «нежелательными чужаками», от которых надо было избавляться. Судебный процесс по обвинению Стини Моррисона в убийстве Леона Верона начался в центральном суде Олд-Бейли 6 марта 1911 года. Предполагалось, что все внимание публики и прессы будет привлечено к профессиональным ораторам в судейских мантиях, но этим вниманием неожиданно и полностью завладел подсудимый: он был выше среднего роста, приятной наружности – из тех, кто был одет в элегантный костюм из зеленого твида с жилетом и бледно-розовым галстуком. Он вовсе не соответствовал привычному клише «грязного славянина низшего сорта» и, уперев руку в бедро, держался независимо и уверенно. После зачтения обвинительного акта Стини Моррисон сказал: «Даже если бы я стоял перед лицом Всевышнего, я бы сказал то же самое: не виновен! Я не виновен!»
В течение семи дней перед судом прошли 65 свидетелей, из которых решающими стали показания трех кучеров. Несмотря на неблагоприятные погодные условия, темноту и путаницу во времени, они уверяли, что именно Моррисон сопровождал Верона во всех его поездках ло городу в тот роковой день. Никто даже не пытался выяснить и понять, как в таком случае Моррисона могли видеть в течение одного часа в разных концах города (ведь тогда не было ни метро, ни автобусов, а огромные расстояния от центра до окраин остались теми же).
Адвокат Моррисона тоже не располагал убедительными фактами и напирал на риторику, которая вызывала явное раздражение у присяжных. Прокурор Ричард Мюир, в противоположность своему коллеге, был спокоен и намного более убедителен. Однако еще сильнее на присяжных подействовала общественная атмосфера страха «от всего, что могут сделать чужаки-иммигранты в доброй старой Англии». Это – цитата из передовицы в «Тайме», где, среди прочего, говорилось следующее: «Этот судебный процесс только подтверждает уже давно сложившееся впечатление, что Ист-Энд… насчитывает среди своего населения большое количество очень опасных и вредных субъектов, в основном иммигрантов из Восточной и Юго-Восточной Европы». Эту передовицу дополняла соседняя страница, где под крупным заголовком «Хроника чужеземного Лондона. Новое гетто» высказывалось опасение, что шудаизм этих людей только увеличивает проблему… поскольку сыны Израиля… постепенно вытесняют англичанина, будь он владельцем магазина, рабочим или деловым конкурентом».
Чистокровно английскому суду присяжных потребовалось всего 35 минут на размышления, чтобы 15 марта 1911 года признать «сына Израиля» Стини Моррисона виновным в убийстве и приговорить его к смертной казни. Пресса ликовала, общественность тоже. Пожалуй, только один человек сохранил сомнения в виновности Моррисона – тогдашний министр внутренних дел Уинстон Черчилль. После исследования всех собранных фактов и совещания с министром юстиции Черчилль пришел к выводу, что Стини Моррисона невозможно назвать убийцей с полной достоверностью, хотя, судя по всему, он и был замешан в это дело. Черчилль заменил смертный приговор на пожизненное заключение.
Но Моррисон продолжал уверять в своей полной невиновности. Кампания за его освобождение длилась около 10 лет. Тем не менее все его обращения к властям остались без ответа, и это в конце концов повредило его разум: 24 января 1912 года в результате затяжной голодовки он умер в своей камере.
А как насчет действительной виновности Стини Мор-рисона? Почему на суде фигурировали загадочные лицевые раны в форме буквы «S»? Один из исследователей дела Моррисона уже установил связь между Леоном Бероном и членами латышской террористической группы, убившими трех полицейских. Они же, по мнению этого исследователя, могли и убить осведомителя Верона, чтобы он не выдал их полиции. Буква «S», с которой начинается английское слово «spy» (шпион), была в те времена общепринятым знаком, которым в уголовном мире метили трупы обнаруженных полицейских сексотов.
По материалам зарубежной прессы.
(КОД. – 1996. – №1/44)
«Стрелок»
С легкостью необыкновенной он убил человека, как выяснилось, совсем не того…
…В железной клетке зала Верховного суда Татарстана он сразу выделялся среди прочих участников покушения. С виду мальчишка, в овальных; в поллица очках. Пухлогубый, румяный, синеглазый, с вежливым, негромким голоском – ну прямо школьный отличник! Ему бы не на скамье подсудимых сидеть, а на химической олимпиаде. И «кликуха» его очень вязалась с внешним благообразием – Подлиза. Гаденькое прозвище прилипло к нему неспроста: мальчик в детстве был тихоней, любил подставлять дружков и разводить канареек. А еще – деньги, которых у него никогда не было, поскольку зарабатывать их обычным путем он не умел и не хотел. И когда предложили ему непыльную, хорошо оплачиваемую «халтуру» – убрать незнакомого, кому-то неугодного человека, он ничтоже сумняшеся согласился. Правда, и тут погорел с деньгами, не получив ни «бакса» из обещанной тысячи. Потому что допустил одну-единственную ошибку – застрелил того, кого ему вовсе не заказывали…
Для последнего слова подсудимый встал и без запинки, как по-писанному, отбубнил покаянные фразы о чистосердечном раскаянии, сожалении, мол, если б не деньги, ни за что бы не согласился… Когда его в наручниках выводили из зала, мать, пробравшись сквозь конвой, плюнула сыну в лицо…
Убийство это потрясло Казань. Утром по пути на работу в подъезде своего дома был застрелен директор центра содействия предпринимательству при главе администрации города Альберт Невский. Его тело с простреленной головой обнаружили на площадке между вторым и третьим этажами. Теракт вызвал шок в деловых и общественных кругах, близко знавших убитого. Люди ломали головы над вопросом: кому понадобилось убирать человека, который ни по роду своей деятельности, ни по характеру, ни по личным интересам не мог встать никому поперек дороги? Следствие это обстоятельство тоже загоняло в тупик. Логичнее отрабатывать версии, искать подозреваемых в тех случаях, когда убивают мафиозника, коррупционера, крутого делягу. А тут? Тогда еще никто не подозревал, что произошла роковая для покойного и счастливая для его соседа по лестничной площадке ошибка. Выйди Невский на минуту-другую позднее из квартиры, он бы остался жить. Выстрел бы все равно грянул, но драма разыгрывалась бы по заранее спланированному сценарию. Сценарию, который директор центра случайно поломал.
Следствию в расследовании этого, как говорят, резонансного дела крупно повезло. Через пару недель после трагедии в органы явился журналист местного телевидения и выложил на стол кассету с видеозаписью беседы с… убийцей. Киллер рассказывал о подготовке, технологии и деталях покушения. Имен и фамилий, правда, не называл. И себя снимать позволил исключительно со спины. Пожаловался, что заказчик за «туфту» платить не собирается – убит-то, оказалось, не тот, кто был нужен.
Тележурналист, сославшись на профессиональную этику, не стал высвечивать доверившегося человека. Но специалистам достаточно было и видеозаписи. За ее расшифровку засели лучшие криминалисты, психоаналитики. Изучался тембр голоса, особенности речи, строение затылка, прическа и даже шевеление ушей… дело продвигалось медленно, но верно. Вскоре интервьюируемый был вычислен – 20-летний житель Казани Алексей Карпунин. Получив от интервьюера двести тысяч рублей гонорара за сенсационный эксклюзив, горе-киллер отбыл с подругой в город Котлас Архангельской области. Группа захвата, отправившаяся по следу «сладкой парочки», арестовала убийцу на квартире приятельницы. Нашли и пистолет. Баллистическая экспертиза выявила, что именно из этого ствола и была выпущена роковая пуля…
…Подлиза в этом деле был «лишь» исполнителем. Заказчиком – некий Вячеслав Кирниченков, шофер заместителя начальника службы безопасности одного из казанских банков. Он предложил своему знакомому – студенту казанского университета Александру Суркову убрать директора кожгалантерейной фабрики, который якобы мешает ему в бизнесе. Назначил и цену – десять тысяч «баксов». Сурков на «мокрое дело» не решился и перекинул спецзадание дружку, монтажнику ТОО Роберту Измайлову по прозвищу Монах, пообещав ему шесть с половиной тысяч «зеленых». Для подстраховки решили взять в долю третьего – он должен был ждать убийцу на ближайшей стройке, помочь ему переодеться, а затем вернуться на «объект» и понаблюдать за дальнейшим разворотом событий. Этим третьим и оказался Карпунин, пребывающий, как обычно, на мели. Ему собирались отстегнуть пятьсот долларов.
Получив наводку, пистолет с глушителем и патроны, подельники установили наблюдение за жертвой, проследили его утреннее расписание, в котором часу подъезжает служебная машина… Накануне решающего дня Подлиза встретился с Монахом и понял, что тот для убийства не годен – нервничает, трясется, стрелок никакой, только все испортит. Тут жад-новатый Карпунин и предложил перераспределить обязанности: стрелять будет он сам, но за удвоенную плату. Монах с радостью согласился.
Когда за начальством, как обычно, подъехал автомобиль, Подлиза поднялся на восьмой этаж и спрятался за мусоропроводом. Хлопнула дверь, мужчина стал спускаться по лестнице. Карпунин последовал за ним и, пройдя несколько пролетов, выстрелил ему в голову. Перешагивая через распростертое тело, взглянул на убитого, и тут червь сомнения шевельнулся в душе. Переодеваясь на стройке, он сказал Монаху, что убитый не очень-то похож на того, кого они «пасли». Вечерние теленовости и утренние газеты, сообщившие об убийстве Невского, подтвердили их худшие опасения.
Гневу заказчика не было предела! Посреднику было сказано, что обещанного вознаграждения ему не видать, как своих ушей. Опростоволосившиеся киллеры решили было готовить покушение повторно, но нервы были на пределе. Подлиза навострил было лыжи к сожительнице в Котлас, но не было денег даже на билеты. Вот тогда он и решил хоть по мелочи заработать на интервью…
Суд приговорил Карпунина и Суркова к пятнадцати годам лишения свободы, Монаха – к десяти. Вдова Невского предъявила иск в сто миллионов рублей… Суд признал его обоснованным. Заказчик же ударился в бега, на него объявлен федеральный розыск. На всякий случай вот его приметы: 32 года, рост 165–170 сантиметров, крепкого телосложения, коренастый, слегка полноват, волосы темные, глаза светлые, лицо круглое…
(КОД. – 1996. – №8/51)
…В железной клетке зала Верховного суда Татарстана он сразу выделялся среди прочих участников покушения. С виду мальчишка, в овальных; в поллица очках. Пухлогубый, румяный, синеглазый, с вежливым, негромким голоском – ну прямо школьный отличник! Ему бы не на скамье подсудимых сидеть, а на химической олимпиаде. И «кликуха» его очень вязалась с внешним благообразием – Подлиза. Гаденькое прозвище прилипло к нему неспроста: мальчик в детстве был тихоней, любил подставлять дружков и разводить канареек. А еще – деньги, которых у него никогда не было, поскольку зарабатывать их обычным путем он не умел и не хотел. И когда предложили ему непыльную, хорошо оплачиваемую «халтуру» – убрать незнакомого, кому-то неугодного человека, он ничтоже сумняшеся согласился. Правда, и тут погорел с деньгами, не получив ни «бакса» из обещанной тысячи. Потому что допустил одну-единственную ошибку – застрелил того, кого ему вовсе не заказывали…
Для последнего слова подсудимый встал и без запинки, как по-писанному, отбубнил покаянные фразы о чистосердечном раскаянии, сожалении, мол, если б не деньги, ни за что бы не согласился… Когда его в наручниках выводили из зала, мать, пробравшись сквозь конвой, плюнула сыну в лицо…
Убийство это потрясло Казань. Утром по пути на работу в подъезде своего дома был застрелен директор центра содействия предпринимательству при главе администрации города Альберт Невский. Его тело с простреленной головой обнаружили на площадке между вторым и третьим этажами. Теракт вызвал шок в деловых и общественных кругах, близко знавших убитого. Люди ломали головы над вопросом: кому понадобилось убирать человека, который ни по роду своей деятельности, ни по характеру, ни по личным интересам не мог встать никому поперек дороги? Следствие это обстоятельство тоже загоняло в тупик. Логичнее отрабатывать версии, искать подозреваемых в тех случаях, когда убивают мафиозника, коррупционера, крутого делягу. А тут? Тогда еще никто не подозревал, что произошла роковая для покойного и счастливая для его соседа по лестничной площадке ошибка. Выйди Невский на минуту-другую позднее из квартиры, он бы остался жить. Выстрел бы все равно грянул, но драма разыгрывалась бы по заранее спланированному сценарию. Сценарию, который директор центра случайно поломал.
Следствию в расследовании этого, как говорят, резонансного дела крупно повезло. Через пару недель после трагедии в органы явился журналист местного телевидения и выложил на стол кассету с видеозаписью беседы с… убийцей. Киллер рассказывал о подготовке, технологии и деталях покушения. Имен и фамилий, правда, не называл. И себя снимать позволил исключительно со спины. Пожаловался, что заказчик за «туфту» платить не собирается – убит-то, оказалось, не тот, кто был нужен.
Тележурналист, сославшись на профессиональную этику, не стал высвечивать доверившегося человека. Но специалистам достаточно было и видеозаписи. За ее расшифровку засели лучшие криминалисты, психоаналитики. Изучался тембр голоса, особенности речи, строение затылка, прическа и даже шевеление ушей… дело продвигалось медленно, но верно. Вскоре интервьюируемый был вычислен – 20-летний житель Казани Алексей Карпунин. Получив от интервьюера двести тысяч рублей гонорара за сенсационный эксклюзив, горе-киллер отбыл с подругой в город Котлас Архангельской области. Группа захвата, отправившаяся по следу «сладкой парочки», арестовала убийцу на квартире приятельницы. Нашли и пистолет. Баллистическая экспертиза выявила, что именно из этого ствола и была выпущена роковая пуля…
…Подлиза в этом деле был «лишь» исполнителем. Заказчиком – некий Вячеслав Кирниченков, шофер заместителя начальника службы безопасности одного из казанских банков. Он предложил своему знакомому – студенту казанского университета Александру Суркову убрать директора кожгалантерейной фабрики, который якобы мешает ему в бизнесе. Назначил и цену – десять тысяч «баксов». Сурков на «мокрое дело» не решился и перекинул спецзадание дружку, монтажнику ТОО Роберту Измайлову по прозвищу Монах, пообещав ему шесть с половиной тысяч «зеленых». Для подстраховки решили взять в долю третьего – он должен был ждать убийцу на ближайшей стройке, помочь ему переодеться, а затем вернуться на «объект» и понаблюдать за дальнейшим разворотом событий. Этим третьим и оказался Карпунин, пребывающий, как обычно, на мели. Ему собирались отстегнуть пятьсот долларов.
Получив наводку, пистолет с глушителем и патроны, подельники установили наблюдение за жертвой, проследили его утреннее расписание, в котором часу подъезжает служебная машина… Накануне решающего дня Подлиза встретился с Монахом и понял, что тот для убийства не годен – нервничает, трясется, стрелок никакой, только все испортит. Тут жад-новатый Карпунин и предложил перераспределить обязанности: стрелять будет он сам, но за удвоенную плату. Монах с радостью согласился.
Когда за начальством, как обычно, подъехал автомобиль, Подлиза поднялся на восьмой этаж и спрятался за мусоропроводом. Хлопнула дверь, мужчина стал спускаться по лестнице. Карпунин последовал за ним и, пройдя несколько пролетов, выстрелил ему в голову. Перешагивая через распростертое тело, взглянул на убитого, и тут червь сомнения шевельнулся в душе. Переодеваясь на стройке, он сказал Монаху, что убитый не очень-то похож на того, кого они «пасли». Вечерние теленовости и утренние газеты, сообщившие об убийстве Невского, подтвердили их худшие опасения.
Гневу заказчика не было предела! Посреднику было сказано, что обещанного вознаграждения ему не видать, как своих ушей. Опростоволосившиеся киллеры решили было готовить покушение повторно, но нервы были на пределе. Подлиза навострил было лыжи к сожительнице в Котлас, но не было денег даже на билеты. Вот тогда он и решил хоть по мелочи заработать на интервью…
Суд приговорил Карпунина и Суркова к пятнадцати годам лишения свободы, Монаха – к десяти. Вдова Невского предъявила иск в сто миллионов рублей… Суд признал его обоснованным. Заказчик же ударился в бега, на него объявлен федеральный розыск. На всякий случай вот его приметы: 32 года, рост 165–170 сантиметров, крепкого телосложения, коренастый, слегка полноват, волосы темные, глаза светлые, лицо круглое…
(КОД. – 1996. – №8/51)
Киллера вызывали?
Криминальный мир вовсю осваивает профессию заказного убийцы. И непыльная работа, и прибыльная. Впрочем, убийство убийству рознь. Одно дело, скажем, видный банкир или всенародной любимый телеведущий. Тут без профессионала высшей пробы не обойтись. И совсем другое, когда надо «проучить» или «убрать» соседа по лестничной площадке. Здесь цена доступна даже среднеобеспеченному человеку.
В трех судебных историях, о которых я сейчас расскажу, она колебалась от двух до четырех миллионов. Конечно же, рублей, а не долларов. Причем, самое удивительное, что единственная из них, где речь шла именно об убийстве и которая им закончилась, обошлась для заказчика в указанный минимум. Практически же исполнители получили всего миллион – до второй половины обговоренного «гонорара» дело так и не дошло. Да и заказчик не горел желанием поскорее расплатиться…
Вот с него и начнем. Это произошло в г. Волжском. В трехкомнатной квартире некто Владимир Литви-ненко занимал с семьей одну комнату. А в двух других проживал одинокий сосед. Наверное, Литвинен-ко считал это несправедливым, тем более, что сосед появлялся дома очень редко, поскольку почти все время проводил у своей сожительницы.
Но там, где мы с вами могли бы только сетовать на судьбу-индейку, ранее судимый Литвиненко привык добиваться своего силой. Вряд ли он занимался отвлеченной философией, но вполне смог бы сформулировать свой основной жизненный принцип, перефразируя известный афоризм так: мы не можем ждать милости от общества, взять ее – вот наша задача. Проще говоря, он здраво рассудил, что, если бы сосед «куда-нибудь делся», его две комнаты достались бы тем, кто проживает в квартире.
А рассудив так, Литвиненко приступил к поискам исполнителей. Выбор пал на сына его хороших знакомых, недавно закончившего техникум и ныне занимавшегося «бизнесом» – 22-летнего Александра Чумака. Тот охотно принял предложение, но сам «пачкаться» не захотел и пригласил в долю своего более юного друга – учащегося того же Волжского техникума Андрея Черкасова.
Как польстились эти подонки на смехотворную сумму в два миллиона (даже с учетом того, что дело происходило летом 1994 года), понять трудно. Ведь не забулдыги какие-нибудь, не закоренелые преступники. На суде давали показания их родители – вполне приличные, благополучные с виду люди. Правда, во всем винили не своих, а чужих сыновей…
А дальше пришла пора действовать. Чумак раздобыл малокалиберную винтовку, и друзья – не зря учились в техникуме – сделали обрез, который можно было легко спрятать под одеждой. Все было готово.
Сначала Чумак и Черкасов попытались и деньги получить, и «дела» не сделать, обманув заказчика, выдавшего им миллион рублей в качестве аванса. Но им ли, молокососам, тягаться с опытным уголовником? Тот пригрозил: не сделаете – никаких денег не пожалею, но и вы жить не будете.
И вот рано утром убийцы подъехали на машине Чумака к дому, где проживала подруга приговоренного к смерти человека. Черкасов, спрятав под курткой обрез, поднялся на пятый этаж. Когда мужчина вышел и стал спускаться по лестнице, Андрей направился за ним, почти уже на выходе из подъезда прицелился сзади в затылок и выстрелил. Человек скончался на месте. Черкасов сел в машину к Чумаку, и они скрылись.
Вот так все и произошло. Легко и просто. И недорого. Не знаю, почувствовали ли они сладость легко доставшихся денег, не появилось ли у них желание и дальше заниматься подобным нехитрым «промыслом», переквалифицировавшись в профессиональных киллеров, но их быстро вычислили и через 2–3 дня задержали. Областной суд вынес приговор: А. П. Чумаку – 9, а А. В. Черкасову – 11 лет лишения свободы. Строже всех наказан инициатор и заказчик убийства В. Литвиненко – 15 лет лишения свободы в колонии строгого режима.
Следующая история более смахивает на анекдот. Однако ее неожиданный и, скорее, трагикомический финал ничуть не зависел от заказчика, вернее заказчицы убийства. 66-летняя жительница Волгограда Антонина Григорьевна С. (фамилию не называем в интересах жертвы) приревновала своего мужа к чуть более молодой сопернице. Есть основания полагать, что и здесь в основе лежала не ревность, а все тот же «квартирный вопрос», но доказательств тому не добыто. Да это и неважно.
С. поделилась с подругой своей заботой: вот, мол, найти человека, который избавит ее от неверного мужа. Подруга рассказала об этом своему брату, опять же уголовнику, неоднократно судимому, И. Бахтееву, а тот изъявил желание познакомиться с шустрой старушкой. Короче, он предложил ей свои услуги за четыре миллиона. Весь «юмор» заключался в том, что Бахтеев и не собирался выполнять условия договора. По его словам, и четыре миллиона он запросил только для того, чтобы создать видимость серьезности своих намерений.
Вместе с напарником Бахтеев «похитил» незадачливого мужа и продержал его более суток в каком-то частном доме. Разумеется, на полученные деньги и исполнители «убийства», и хозяева дома, и какие-то многочисленные гости беспрестанно пьянствовали, не забывая, впрочем, кормить своего «подопечного». Но, поскольку никто его по-настоящему не охранял, узнику в конце концов удалось незаметно выскользнуть и примчаться к той самой знакомой, из-за которой якобы и заварилась каша.
Потратившаяся С. с учетом своего возраста получила всего 4 года лишения свободы. А дело об «исполнителях» выделено в отдельное производство, поскольку они оказались замешанными и в других проделках.
А вот в третьей истории речь об убийстве даже не заходила. Все подсудимые деликатно называли свою миссию словом «поговорить». Мол, измученная своим грубияном-мужем жена попросила троих дюжих мужиков «поговорить» с тем и объяснить, что нельзя обижать женщину, что так делать «ай-яй-яй». Воспитательная акция была оценена в полтора миллиона рублей. В действительности перед мужиками ставилась задача избить супруга и так припугнуть его, чтобы тот немедленно уехал из Волгограда. Что и было исполнено: его избили, а затем, заклеив липкой лентой глаза, привезли в какое-то нежилое помещение, где приковали наручниками к батарее отопления. Продержав два дня, беднягу перевезли в другое нежилое помещение, где он также находился два дня.
Похитители приезжали только по вечерам. Правда, бить больше не били, однако настойчиво требовали уехать: видать и здесь квартирный вопрос был главным.
На четвертый день плена похищенному удалось разбить кладку стены и бежать. Он заявил в милицию, ее работники организовали засаду и в тот же вечер всех задержали. Народный суд Ворошиловского района определил заказчице Н. А. Ивановой меру наказания – 5 лет, а исполнителям – уже судимому А. В. Чернову, О. И. Иванову (однофамильцу жертвы) и Б. Г. Кукуеву – кому 6, кому 7 лет лишения свободы.
Вот так все чаще решаются сегодня семейные и квартирные конфликты. И даже лишение свободы почему-то перестало пугать людей. Впрочем, людей ли?
(И. Рувинский. //КОД. – 1996. – №4/47)
В трех судебных историях, о которых я сейчас расскажу, она колебалась от двух до четырех миллионов. Конечно же, рублей, а не долларов. Причем, самое удивительное, что единственная из них, где речь шла именно об убийстве и которая им закончилась, обошлась для заказчика в указанный минимум. Практически же исполнители получили всего миллион – до второй половины обговоренного «гонорара» дело так и не дошло. Да и заказчик не горел желанием поскорее расплатиться…
Вот с него и начнем. Это произошло в г. Волжском. В трехкомнатной квартире некто Владимир Литви-ненко занимал с семьей одну комнату. А в двух других проживал одинокий сосед. Наверное, Литвинен-ко считал это несправедливым, тем более, что сосед появлялся дома очень редко, поскольку почти все время проводил у своей сожительницы.
Но там, где мы с вами могли бы только сетовать на судьбу-индейку, ранее судимый Литвиненко привык добиваться своего силой. Вряд ли он занимался отвлеченной философией, но вполне смог бы сформулировать свой основной жизненный принцип, перефразируя известный афоризм так: мы не можем ждать милости от общества, взять ее – вот наша задача. Проще говоря, он здраво рассудил, что, если бы сосед «куда-нибудь делся», его две комнаты достались бы тем, кто проживает в квартире.
А рассудив так, Литвиненко приступил к поискам исполнителей. Выбор пал на сына его хороших знакомых, недавно закончившего техникум и ныне занимавшегося «бизнесом» – 22-летнего Александра Чумака. Тот охотно принял предложение, но сам «пачкаться» не захотел и пригласил в долю своего более юного друга – учащегося того же Волжского техникума Андрея Черкасова.
Как польстились эти подонки на смехотворную сумму в два миллиона (даже с учетом того, что дело происходило летом 1994 года), понять трудно. Ведь не забулдыги какие-нибудь, не закоренелые преступники. На суде давали показания их родители – вполне приличные, благополучные с виду люди. Правда, во всем винили не своих, а чужих сыновей…
А дальше пришла пора действовать. Чумак раздобыл малокалиберную винтовку, и друзья – не зря учились в техникуме – сделали обрез, который можно было легко спрятать под одеждой. Все было готово.
Сначала Чумак и Черкасов попытались и деньги получить, и «дела» не сделать, обманув заказчика, выдавшего им миллион рублей в качестве аванса. Но им ли, молокососам, тягаться с опытным уголовником? Тот пригрозил: не сделаете – никаких денег не пожалею, но и вы жить не будете.
И вот рано утром убийцы подъехали на машине Чумака к дому, где проживала подруга приговоренного к смерти человека. Черкасов, спрятав под курткой обрез, поднялся на пятый этаж. Когда мужчина вышел и стал спускаться по лестнице, Андрей направился за ним, почти уже на выходе из подъезда прицелился сзади в затылок и выстрелил. Человек скончался на месте. Черкасов сел в машину к Чумаку, и они скрылись.
Вот так все и произошло. Легко и просто. И недорого. Не знаю, почувствовали ли они сладость легко доставшихся денег, не появилось ли у них желание и дальше заниматься подобным нехитрым «промыслом», переквалифицировавшись в профессиональных киллеров, но их быстро вычислили и через 2–3 дня задержали. Областной суд вынес приговор: А. П. Чумаку – 9, а А. В. Черкасову – 11 лет лишения свободы. Строже всех наказан инициатор и заказчик убийства В. Литвиненко – 15 лет лишения свободы в колонии строгого режима.
Следующая история более смахивает на анекдот. Однако ее неожиданный и, скорее, трагикомический финал ничуть не зависел от заказчика, вернее заказчицы убийства. 66-летняя жительница Волгограда Антонина Григорьевна С. (фамилию не называем в интересах жертвы) приревновала своего мужа к чуть более молодой сопернице. Есть основания полагать, что и здесь в основе лежала не ревность, а все тот же «квартирный вопрос», но доказательств тому не добыто. Да это и неважно.
С. поделилась с подругой своей заботой: вот, мол, найти человека, который избавит ее от неверного мужа. Подруга рассказала об этом своему брату, опять же уголовнику, неоднократно судимому, И. Бахтееву, а тот изъявил желание познакомиться с шустрой старушкой. Короче, он предложил ей свои услуги за четыре миллиона. Весь «юмор» заключался в том, что Бахтеев и не собирался выполнять условия договора. По его словам, и четыре миллиона он запросил только для того, чтобы создать видимость серьезности своих намерений.
Вместе с напарником Бахтеев «похитил» незадачливого мужа и продержал его более суток в каком-то частном доме. Разумеется, на полученные деньги и исполнители «убийства», и хозяева дома, и какие-то многочисленные гости беспрестанно пьянствовали, не забывая, впрочем, кормить своего «подопечного». Но, поскольку никто его по-настоящему не охранял, узнику в конце концов удалось незаметно выскользнуть и примчаться к той самой знакомой, из-за которой якобы и заварилась каша.
Потратившаяся С. с учетом своего возраста получила всего 4 года лишения свободы. А дело об «исполнителях» выделено в отдельное производство, поскольку они оказались замешанными и в других проделках.
А вот в третьей истории речь об убийстве даже не заходила. Все подсудимые деликатно называли свою миссию словом «поговорить». Мол, измученная своим грубияном-мужем жена попросила троих дюжих мужиков «поговорить» с тем и объяснить, что нельзя обижать женщину, что так делать «ай-яй-яй». Воспитательная акция была оценена в полтора миллиона рублей. В действительности перед мужиками ставилась задача избить супруга и так припугнуть его, чтобы тот немедленно уехал из Волгограда. Что и было исполнено: его избили, а затем, заклеив липкой лентой глаза, привезли в какое-то нежилое помещение, где приковали наручниками к батарее отопления. Продержав два дня, беднягу перевезли в другое нежилое помещение, где он также находился два дня.
Похитители приезжали только по вечерам. Правда, бить больше не били, однако настойчиво требовали уехать: видать и здесь квартирный вопрос был главным.
На четвертый день плена похищенному удалось разбить кладку стены и бежать. Он заявил в милицию, ее работники организовали засаду и в тот же вечер всех задержали. Народный суд Ворошиловского района определил заказчице Н. А. Ивановой меру наказания – 5 лет, а исполнителям – уже судимому А. В. Чернову, О. И. Иванову (однофамильцу жертвы) и Б. Г. Кукуеву – кому 6, кому 7 лет лишения свободы.
Вот так все чаще решаются сегодня семейные и квартирные конфликты. И даже лишение свободы почему-то перестало пугать людей. Впрочем, людей ли?
(И. Рувинский. //КОД. – 1996. – №4/47)
Смерть буревестника
Жизнь великих как и их смерть, служит объектом пристального изучения ученых и биографов. Однако не всегда даже многолетние исследования способны пролить свет на события, ставшие тайной по желанию власть предержащих. Так, в мире существует около десятка версий о том, как все же отошел в мир иной Алексей Максимович Горький. Одна из них – перед вами. «Код» знакомит своих читателей с фрагментами книги профессора В. Баранова «Максим и тайна его смерти».
Заболел Горький тяжело. Приехал из Крыма в Москву 27 мая, а в самых первых числах июня, между третьим и пятым, пришлось срочно созывать консилиум, в котором участвовал специально приехавший из Ленинграда профессор. Появившийся у постели больного Сталин, человек несокрушимого самообладания, был явно выбит из колеи. Увидев в комнате несколько человек, в резкой форме приказал удалиться всем за исключением медсестры. Всем, включая даже наркома внутренних дел Ягоду, который в доме Горького был завсегдатаем.
Удалил Сталин вслед за Ягодой и женщину в черном. Бестактность ее траурного одеяния вызвала саркастическую реплику вождя: «А кто это сидит рядом с Алексеем Максимовичем? Монашка, что ли?.. Свечки только в руках не хватает!»
В возбужденном состоянии Сталин подошел к окну, распахнул форточку. В комнату ворвался свежий воздух…
А женщиной в черном была Мария Игнатьевна Буд-берг, третья «невенчанная» жена Горького, которую долго с напускным целомудрием низводили до уровня секретаря. Наверное, секретарю не посвящают четырехтомный роман («Жизнь Клима Самгина»), который автор считал чуть ли не главным итогом своей литературной деятельности.
Не так уж часто удостаивал он кого-либо своими посвящениями. Посвятил Чехову «Фому Гордеева» – так ведь Чехова он боготворил! «Дело Артамоновых» – Ромену Роллану, человеку-поэту. Ну, и еще «Детство» – сыну Максиму. Не то, чтобы в поучение, но все-таки… И вдруг – секретарю? Наверняка дело не обошлось без инициативы самой Марии Игнатьевны, Муры, как называли ее в доме, женщины практичной в высшей степени. Она-то отлично понимала, насколько возрастет ее «рейтинг» в глазах родственников, друзей, знакомых.
Узнав о болезни Горького, Мура мгновенно прилетела из Лондона, где проживала с Гербертом Уэллсом после окончательного расставания с Горьким, вернувшимся в 1933 году на родину.
Тем временем в Москве, в Союзе писателей, развертывалась лихорадочная деятельность по поводу, казалось бы, не имеющего никакого отношения к болезни Горького. В страну собирался приехать французский литератор Андре Жид. К его встрече готовились особенно основательно.
Непременным условием своей поездки А. Жид ставил встречу с Горьким. Соответствующие инстанции оказались в трудном положении: в разговоре Горький мог наговорить собрату по перу много лишнего. А. Жиду сказали, что встреча невозможна, так как Горький тяжело болен и визит пока преждевременен. Тогда А. Жид заявил, что вообще не поедет в Россию: не для участия же в похоронах он должен осуществить путешествие!
И вдруг возникла определенность: разрешение на приезд дается, но встреча с Горьким не может состояться ранее 18 июня.
Из реплики Сталина по поводу «монашки» окружающие должны были понять: женщину эту он видит в первый раз. Между тем это было не так. Сталин принудил ее привезти из Лондона ту часть горьковского архива, которую писатель не решался взять с собой на родину в 1933 году. Там находились письма многих крупных политических деятелей (А. Рыкова, Г. Пятакова, возможно Л. Троцкого, меньшевика Б. Николаевского, встретившегося с Горьким еще в германии, В. Валентинова), работников культуры (В. Мейерхольда и 3. Райх, И. Бабеля, К. Станиславского, К. Федина, М. Кольцова и др.). Направлялись письма в Италию из-за границы и, следовательно, миновали цензуру. Информация о них, попади она в руки руководства, сразу обернулась бы сокрушительным компроматом и на авторов писем, и на самого Горького.
Чрезвычайная необходимость получения документов возникла у Сталина уже в начале 1936 года в связи с появлением сенсационной статьи в «Социалистическом вестнике» Б. Николаевского о новых планах Горького в преобразовании общественной жизни страны. Компромат нужен был Сталину не только для борьбы с теми, против кого он затевал грандиозные судебные спектакли-процессы. Поначалу он мог воспользоваться ими для давления на самого писателя. Кто сказал, что за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь? Мудрый политик всегда одним выстрелом убивает даже не двух, а нескольких противников…
Еще до майского, 1936 года, возвращения в Москву Горький фактически окончательно порвал с Мурой. Об этом свидетельствует медицинская сестра Олимпиада Дмитриевна Черткова, добрый ангел горьков-ского дома.
«Отношения у них испортились уже давно. Еще в Тессели, где она провела всего один день и, ссылаясь на неотложные дела, уехала в Москву, потом звонила по телефону, по-моему, пьяная, голос такой, я позвала Алексея Максимовича, но он сказал: „Я говорить с ней не буду“. – „Но она говорит, что ей очень нужно“. – „Скажите ей, что говорить с ней не буду. Пусть веселится!“
Когда она уезжала из Тессели, мы провожали ее на крыльце. Как только автомобиль скрылся, Алексей Максимович повернулся вокруг себя и весело сказал: «Уехала баронесса!» Потом – меня обнял. Он часто мне говорил: «Ты от этих бар – подальше! Держись простых людей – они лучше».
Скорее всего и происходила эта встреча в апреле, когда Мура доставила Сталину лондонский архив.
Горькому Мура была больше не нужна. Он испытывал, наконец, чувство освобождения от нее. Но ей, уже давно соединившей свою жизнь с жизнью Герберта Уэллса, для чего-то Горький был нужен по-прежнему? Для чего же?
Знать о настроениях Горького, о его встречах, о его гостях властям было крайне необходимо. Кто мог поставлять такую информацию? Перебирая всех домочадцев Горького, приходишь к выводу, что таким осведомителем могла быть только Мария Игнатьевна.
Принудить к сотрудничеству такого человека, как Будберг, органам ЧК не стоило труда. Мура давно уже была, что называется, «на крючке». Иногда она выполняла задания большевистского руководства официально. Так, она была прикреплена к Г. Уэллсу в качестве переводчицы во время его приезда из Англии.
Может быть, факты, свидетельствующие о второй жизни Муры, подведут нас к ответу и на такой вопрос, остающийся одной из главных загадок горьков-ской биографии. От кого, собственно, Сталин мог узнать о факте существования лондонского архива, если в решении его судьбы принимали участие лишь самые близкие: Максим, Тимоша (как все звали жену сына), художник Ракицкий, давно прижившийся в семье, ставший ее членом, и Мура?
Заболел Горький тяжело. Приехал из Крыма в Москву 27 мая, а в самых первых числах июня, между третьим и пятым, пришлось срочно созывать консилиум, в котором участвовал специально приехавший из Ленинграда профессор. Появившийся у постели больного Сталин, человек несокрушимого самообладания, был явно выбит из колеи. Увидев в комнате несколько человек, в резкой форме приказал удалиться всем за исключением медсестры. Всем, включая даже наркома внутренних дел Ягоду, который в доме Горького был завсегдатаем.
Удалил Сталин вслед за Ягодой и женщину в черном. Бестактность ее траурного одеяния вызвала саркастическую реплику вождя: «А кто это сидит рядом с Алексеем Максимовичем? Монашка, что ли?.. Свечки только в руках не хватает!»
В возбужденном состоянии Сталин подошел к окну, распахнул форточку. В комнату ворвался свежий воздух…
А женщиной в черном была Мария Игнатьевна Буд-берг, третья «невенчанная» жена Горького, которую долго с напускным целомудрием низводили до уровня секретаря. Наверное, секретарю не посвящают четырехтомный роман («Жизнь Клима Самгина»), который автор считал чуть ли не главным итогом своей литературной деятельности.
Не так уж часто удостаивал он кого-либо своими посвящениями. Посвятил Чехову «Фому Гордеева» – так ведь Чехова он боготворил! «Дело Артамоновых» – Ромену Роллану, человеку-поэту. Ну, и еще «Детство» – сыну Максиму. Не то, чтобы в поучение, но все-таки… И вдруг – секретарю? Наверняка дело не обошлось без инициативы самой Марии Игнатьевны, Муры, как называли ее в доме, женщины практичной в высшей степени. Она-то отлично понимала, насколько возрастет ее «рейтинг» в глазах родственников, друзей, знакомых.
Узнав о болезни Горького, Мура мгновенно прилетела из Лондона, где проживала с Гербертом Уэллсом после окончательного расставания с Горьким, вернувшимся в 1933 году на родину.
Тем временем в Москве, в Союзе писателей, развертывалась лихорадочная деятельность по поводу, казалось бы, не имеющего никакого отношения к болезни Горького. В страну собирался приехать французский литератор Андре Жид. К его встрече готовились особенно основательно.
Непременным условием своей поездки А. Жид ставил встречу с Горьким. Соответствующие инстанции оказались в трудном положении: в разговоре Горький мог наговорить собрату по перу много лишнего. А. Жиду сказали, что встреча невозможна, так как Горький тяжело болен и визит пока преждевременен. Тогда А. Жид заявил, что вообще не поедет в Россию: не для участия же в похоронах он должен осуществить путешествие!
И вдруг возникла определенность: разрешение на приезд дается, но встреча с Горьким не может состояться ранее 18 июня.
Из реплики Сталина по поводу «монашки» окружающие должны были понять: женщину эту он видит в первый раз. Между тем это было не так. Сталин принудил ее привезти из Лондона ту часть горьковского архива, которую писатель не решался взять с собой на родину в 1933 году. Там находились письма многих крупных политических деятелей (А. Рыкова, Г. Пятакова, возможно Л. Троцкого, меньшевика Б. Николаевского, встретившегося с Горьким еще в германии, В. Валентинова), работников культуры (В. Мейерхольда и 3. Райх, И. Бабеля, К. Станиславского, К. Федина, М. Кольцова и др.). Направлялись письма в Италию из-за границы и, следовательно, миновали цензуру. Информация о них, попади она в руки руководства, сразу обернулась бы сокрушительным компроматом и на авторов писем, и на самого Горького.
Чрезвычайная необходимость получения документов возникла у Сталина уже в начале 1936 года в связи с появлением сенсационной статьи в «Социалистическом вестнике» Б. Николаевского о новых планах Горького в преобразовании общественной жизни страны. Компромат нужен был Сталину не только для борьбы с теми, против кого он затевал грандиозные судебные спектакли-процессы. Поначалу он мог воспользоваться ими для давления на самого писателя. Кто сказал, что за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь? Мудрый политик всегда одним выстрелом убивает даже не двух, а нескольких противников…
Еще до майского, 1936 года, возвращения в Москву Горький фактически окончательно порвал с Мурой. Об этом свидетельствует медицинская сестра Олимпиада Дмитриевна Черткова, добрый ангел горьков-ского дома.
«Отношения у них испортились уже давно. Еще в Тессели, где она провела всего один день и, ссылаясь на неотложные дела, уехала в Москву, потом звонила по телефону, по-моему, пьяная, голос такой, я позвала Алексея Максимовича, но он сказал: „Я говорить с ней не буду“. – „Но она говорит, что ей очень нужно“. – „Скажите ей, что говорить с ней не буду. Пусть веселится!“
Когда она уезжала из Тессели, мы провожали ее на крыльце. Как только автомобиль скрылся, Алексей Максимович повернулся вокруг себя и весело сказал: «Уехала баронесса!» Потом – меня обнял. Он часто мне говорил: «Ты от этих бар – подальше! Держись простых людей – они лучше».
Скорее всего и происходила эта встреча в апреле, когда Мура доставила Сталину лондонский архив.
Горькому Мура была больше не нужна. Он испытывал, наконец, чувство освобождения от нее. Но ей, уже давно соединившей свою жизнь с жизнью Герберта Уэллса, для чего-то Горький был нужен по-прежнему? Для чего же?
Знать о настроениях Горького, о его встречах, о его гостях властям было крайне необходимо. Кто мог поставлять такую информацию? Перебирая всех домочадцев Горького, приходишь к выводу, что таким осведомителем могла быть только Мария Игнатьевна.
Принудить к сотрудничеству такого человека, как Будберг, органам ЧК не стоило труда. Мура давно уже была, что называется, «на крючке». Иногда она выполняла задания большевистского руководства официально. Так, она была прикреплена к Г. Уэллсу в качестве переводчицы во время его приезда из Англии.
Может быть, факты, свидетельствующие о второй жизни Муры, подведут нас к ответу и на такой вопрос, остающийся одной из главных загадок горьков-ской биографии. От кого, собственно, Сталин мог узнать о факте существования лондонского архива, если в решении его судьбы принимали участие лишь самые близкие: Максим, Тимоша (как все звали жену сына), художник Ракицкий, давно прижившийся в семье, ставший ее членом, и Мура?