Страница:
– Гм, – усмехнулся мсье Клод, – похоже, что и Комски тоже приходили-таки своевременные мысли. Действуйте как можно быстрее.
– Журналисточка эта, конечно, нас обошла... – констатировал он. – В другие времена непременно сподобилась бы вызова на Козырную, а то и прямо на ковер к господину секретарю...
Но – при демократии живем. Который год уж. Так что вам повезло...
– он понимающе подмигнул Киму. – Вы – теперь защитник нашей свободной прессы. Герой дня. Победителей, слава Богу, не судят... Однако – к делу. Вы от меня поддержки хотите – это, пожалуйста.
Пока время позволяет – некого арестовывать, некуда мчаться сломя голову... Можно тихо бродить по улицам и собирать, скажем, собачью шерсть...
– Вот о ней, в некотором смысле, и речь... – улыбнулся Ким. – Старая перечница безусловно прибедняется, – подумал он, – какой-то план в голове да имеет. Но молчит.
Ладно, молчи, молчи – недолго осталось: утром – беседа в том самом кабинете господина секретаря. Приятнейшая...
– Я сейчас отправляюсь работать с моим подопечным, а вас, Жан, попросил бы все же попробовать раскрутить Крюге. Человек солидный кусок жизни провел на Чуре. И на разведку поработал основательно. Должен быть к нему какой-то подход... Может, стоит побеспокоть людей из его окружения... Кстати, тут у вас на руках козырь: Крюге на кафедре практической истории консультант на пенсии, а ваш новый друг Покровский – кафедрой той заведует...
– А сами – так легко от него отступаетесь? – продолжая разглядывать свой головной убор, укоризненно спросил Роше, начиная набивать на панели блока связи номер вызова.
– Я думаю, это – дохлый номер, – вздохнул Ким. – Но у вас, Жан, есть подход к людям. А мои методы рассчитаны на среднего гражданина Федерации. А у вас тут таких немного. Тот же Крюге – с виду, типичный немец: педант и законник. А взял да и послал органы следствия, в моем лице, весьма и весьма далеко...
Он поднялся и стал заботливо укладывать в кейс распечатки из накопившейся на столе груды ответов на самые разные запросы.
Роше, тем временем, наконец дозвонился до секретариата факультета Истории и прогнозирования и, поворковав немного с роботом-секретарем, со вздохом положил трубку.
– Что ж. Повторим попытку. Господин Крюге задержится, чтобы поговорить со мной. Через полчаса он ждет меня в музее факультета...
– Нам просто необходимо, чтобы на нашей стороне был кто-то, кто помог бы установить связь с Толле или найти его Пса... – чуть виновато пояснил Ким. – Других выходов на решение по-прежнему нет... Если вам и не удастся раскрутить Крюге, то вы сможете найти какие-то зацепки, увидеть что-то такое, что для полицейского с Прерии очевидно, и чего я – человек со стороны – в упор не вижу.
– А на вашего Густавссона вы, я вижу, не слишком-то полагаетесь? – ворчливо заметил Роше.
– Это – всего-навсего один человек. – Ким закрыл кейс и пожал плечами. – Семь лет в заключении. И темные пятна в деле...
– Ну что ж, не будем медлить... – Роше напялил шляпу вместо вешалки на собственную голову, одним глотком допил остывший кофе и поднялся с места. – Как говорится – удачи нам!
С раннего утра – такого же темного, как и ночь, на смену которой оно пришло, только чуть менее мокрого – он начал работать, придерживаясь, может не столько какой-то системы, сколько интуиции. Ниточек, за которые можно было бы ухватиться, в деле было пока до отвращения мало.
Ответы на запросы, сделанные Пером еще вчера, спокойно дожидались своего часа в памяти его блока связи. И наконец – дождались. Как и предвидел расконвоированный заключенный П-1414, назвавшийся псевдонимом абонент телефонного номера, записанного в листке из Атласа четырех миров, был на самом деле одним из его старых знакомых. Но вряд ли он имел хоть какое-то отношение к похищению Гостя.
Хотя – как сказать, как сказать... Ниточки от Дела Шести Портов тянулись далеко... По крайней мере, от старого знакомого можно было получить справку о теперешнем положении дел... В этом смысле даже хорошо, если к Гостю этот старый знакомый не имеет никакого отношения. Но это – подождет, а сейчас...
А сейчас – собаки.
Науки бывают естественные, неестественные и противоестественные, – вспомнил Роше старую студенческую шутку.
Факультет Истории и Прогнозирования, занимавший огромный, причудливо построеннный корпус чуть поодаль от более скромных зданий кампуса, воплощал, по его мнению, единение всех трех ипостасей науки.
Начинающийся прямо в просторном холле музей поражал воображение огромными голографическими окнами – панорамами, в которых воспроизведены были сцены из жизни Прерии разных эпох ее освоения. Любой забредший на факультет посетитель воленс-ноленс – хоть краем глаза – должен был обозреть их.
Те залы музея, что посвящены были самым первым шагам человека по неприветливой планете, изобиловали образцами вооружения и оборудования кораблей Первопроходцев. Части кораблей, осуществивших Первые Высадки, были использованы в архитектуре музея, один из залов целиком воспроизводил одну из секций первой орбитальной станции, выведенной на орбиту вокруг планеты, а другой – устроители музея попытались оформить под интерьер малого жилого купола Первопоселенцев.
Основательно представлена была тема борьбы с природой дикой планеты и побед над неуправляемой стихией.
Победами этими не всегда приходилось особенно гордиться. Как и в большинстве Обитаемых Миров, интенсивное вторжение землян периода Второй волны космической экспансии Человечества привело к экологической катастрофе.
Защищенные мощными иммунопротекторами люди и животные не слишком пострадали от здешней микрофлоры.
Судьба Уэллсовских марсиан Первопроходцам не угрожала. Но зато аборигены Прерии – тысячи и тысячи видов живых организмов – животных, растений и вконец экзотических форм, никакой из земных классификаций не поддающихся – не выдержали атаки завезенных-таки с Земли, да и из других, открытых к тому времени Миров, микроорганизмов, спор, насекомых. А со временем в атаку пошли подработанные генетиками под местные условия злаки, за ними – мясные стада – и вот теперь только в витрине музея можно было лицезреть легендарное Дождь-Дерево, только в немногочисленных, отснятых, как назло, неспециалистами можно было увидеть заросли осьминожьих кустов, о которых со времен Первопроходцев ходили по всей Федерации и вовсе уж похожие на сказки истории. Победа земных видов в борьбе за биосферу Прерии была пирровой. С огромной скоростью началось превращение в болота озер и рек, массивы лесов стали угрюмыми чащобами мертвого леса. Стремительно пошло разрушение почвы, которую подняли в небо закружившие по планете пыльные бури.
Наступила эпоха черных зим. И без того неприветливая Прерия стала почти идеальным местом для размещения системы исправительных учреждений.
Собственно, весь период пребывания в статусе Имперской колонии Прерия отчаянно боролась за спасение биосферы – благо тогдашняя система жесткой вертикальной иерархии и суровой регламентации всех сторон жизни позволяла сосредоточить огромные – по понятиям того времени – ресурсы людей, материалов, энергии, на осуществлении непонятных большинству, только на потомков рассчитанных проектов. И ситуацию удалось переломить. Но к тому времени, когда экологическая кома пошла на убыль, на убыль пошла и Империя.
Грянула Эпоха Изоляции.
Для всех Обитаемых Миров эта эпоха началась гордыми победами разношерстных движений за политическую и экономическую самостоятельность и продолжалась, как правило, десятилетиями борьбы за элементарное выживание в чуждых мирах, в обстановке чудовищных внутренних склок и всеобщего раздрая. Исключение составляли, разве что процветающая с момента своего открытия Океания да Миры Фронтира, которые в Систему никогда и не вписывались и вписываться не собирались.
В остальных Мирах – Прерия-II не составила исключения – потеря связи с Метрополией обернулась стремительной деградацией технологий и инфраструктур. Почти все Миры потеряли свой космические флот. Предприятий, способных изготовить ракеты, которые бы смогли выводить хотя бы на низкие орбиты простейшие метеоспутники или спутники связи, на Прерии не было. Не было кораблей, способных обслуживать Ближний Космос. История отрезанных от планеты населенных орбитальных станций – отдельная эпопея. Довольно трагическая. Не было предприятий для поддержания и ремонта термоядерных энергоустановок. Не существовало производства интегральных микросхем и биокомпьютеров. Не было...
Много чего не было. К счастью, в лагерях, за колючей проволокой и среди расконвоированных вольнопоселенцев нашлось достаточно много головастых мужиков, имевших неплохой опыт работы в сфере высоких технологий. Они оправдали возложенные на них надежды – за два десятилетия на Прерии были возрождены все необходимые для нормального существования производства и промыслы, пошли в гору урожаи, по заросшим смесью здешних и земных трав разбрелись тучные стада... Прерия снова вышла в Ближний Космос и с почетом приняла на новоотстроенных Космотерминалах остатки выживших на обитаемых станциях робинзонов Космоса.
Портреты и изваяния создателей новой Прерии были симметрично расставлены по всему музею.
А еще в музее были выставлены поистине удивительные доститжения изобретательности и догадки обитателей Прерии, которые им пришлось открыть в себе в долгие и далеко не легкие годы Эпохи Изоляции. Чего тут только не было – даже паравоз самодельный, на биогазе, даже электростанции, где приводом служили загнанные наподобие белки в колесо в соответствующее устройство, размером побольше, местные псевдолемминги, даже заготовки микросхем, вытравленные дрессированными квазитермитами.
Как ни странно, громадной силы стимулятором для взлета промышленности Прерии послужили людские глупость и разобщенность.
С этим в Обитаемых Мирах дело обстояло по-разному. В большинстве из них уцелели унитарные государства, принявшие демократическую структуру – исключение составила, пожалуй, Империя Харур – и объединенными усилиями довольно однородного населения, противостоящие тяготам жизни в чуждых Мирах.
А на Прерии голодная свобода породила уймищу разношерстных и разнокалиберных государств, любое из которых спешило провозгласить себя Независимой Республикой, со своим флагом, гимном и обязательным салютом в двадцать один залп в честь Президента. Во главе одних из них стали бывшие заключенные, вырвавшиеся из расформированных лагерей, другие возглавили компании бывших вертухаев, в третьих – механизм власти представлял, вообще, невообразимую солянку.
После того, как самые мелкие из самостийных государств были сравнительно безболезненно проглочены своими, более серьезно организованными соседями, Независимые Республики начали стремительно вооружаться, готовясь к взаимной агрессии. На Прерии возникла серьезная военная промышленность, сколочены вполне дееспособные армии. Но войн не последовало.
Последовала Эпоха Смуты. Республикам пришлось воевать не с агрессором, а со своим собственным населением, вконец озверевшим от прелестей режима жизни в условиях непрерывной подготовки к никому не нужной междуусобице. Это закончилось поспешным компромиссом – созданием Объединенных Республик. Делу очень помогло вмешательство неожиданно возникшей внешней силы – небывало усилившейся орбитальной колонии Святой Анны. Несколько десятков вынесенных в Космос, на планетарные орбиты, предприятий, ориентированных на высокие технологии, выжили, объединились в единый, довольно жесткий государственный механизм, сохранили и усилили свой космический флот и стали превращаться в доминирующую силу в этом Секторе Обитаемого Космоса.
Государствам Прерии пришлось выбирать – либо объединение, либо судьба колоний Колонии. Выбрали первое, сохранив со Святой Анной наилучшие, хотя и слегка натянутые отношения.
Конечно, как и все Миры Периферии Прерия таила в душах своих обитателей глухую обиду на Мать-Землю, которая на долгие десятилетия бросила своих сыновей на отрезанной от всего мира, неважно оборудованной для жизни планете. В другом Мире... Так что представленные в окнах-реконструкциях, в витринах и на стеллажах материалы представляли те времена настолько героической и полной неслыханных деяний и свершений эпохой, что Роше с молодых лет и по сю пору не мог понять, как такое племя титанов и первопроходцев, что населяло Прерию всего лишь два поколения назад, породило весь тот заурядный, в общем-то, сброд, что крутился по улицам городов теперешней планеты, обеспечивая хлебом насущным довольно многочисленный штат криминальной полиции и его – комиссара этой богоугодной службы, в частности.
Но и Воссоединение, грянувшие с появлением на околопланетной орбите крейсеров ОКФ Федерации, было принято как великое торжество. Момент начала Современной истории был означен в музейной экспозиции полотном самого Марка Луцкого, изображавшего торжественную встречу хлебом-солью экипажа Тайфуна на главной площади Столицы.
За разглядыванием сего шедевра и застало комиссара легкое покашливание за спиной.
– Господин Роше? – осведомился у него невысокий худощавый тип. – Ганс Крюге – к вашим услугам. Пройдемте в мой кабинет...
Но город стоял на ушах из-за осатаневших бродячих псов.
Четвероногие друзья человека – довольно подло им покинутые – вдруг разом сбрендили и, сбившись в стаи, навели на Столицу немало страху. Детей на улицу не выпускали.
Пострадавших от случайных укусов и сбитых бегущими собаками с ног чудаков с пристрастием интервьюировали журналисты.
Репортаж о нападении одной из таких стай на кафе-автомат прошел по всем каналам здешнего Ти-Ви. Ученые мужи спешили донести до публики свои высокоумные соображения на сей счет.
Профессионалов-кинологов мобилизовали по трем округам. На отлов треклятых тварей были брошены чуть ли не все силы правопорядка.
Похоже, один только комиссар Роше со своими людьми был вне игры.
Для расконвоированного П-1414 дело было ясно как божий день.
Незадача состояла только в том, что целью поиска был, все-таки, не Пес Харр, выйти на которого при таком раскладе было делом реальным, а его Подопечный. Впрочем, судя по развернутой активности, у Харра были какие-то шансы выйти на след Толле.
Поэтому Пер, слегка потренировавшись, принялся время от времени высвистывать повсеместно принятый на Чуре вызов Пса. Слава Богу, улицы Столицы были достаточно пустынны, чтобы этим делом можно было заняться, не привлекая особого внимания.
На карте города, введенной в память его ноутбука, он отметил передвижения стай очумевших собак. Ориентироваться приходилось на довольно разрозненные сообщения программ новостей. Единой картины из них пока не вытанцовывалось. Не было ясности и в других вопросах.
Запросы об адресах и номерах каналов связи всех известных ему людей, связанных с миссией на Чуре, информационная сеть выдала неохотно – несмотря на то, что пароли следственной группы обеспечивали Перу довольно высокий уровень доступа – и пользы от них было не так много. Бывшие комендант и директор постоянной космической станции наблюдения, на которой в свое время базировалась объединенная миссия Федерации на Чуре, уже не жили на Прерии. Еще четверых его знакомых, работавших на станции вместе с ним, судьба раскидала по Прерии, и вряд-ли они имели хоть малейшее отношение к происшедшим событиям... Из тех, с которыми он высаживался и работал на самой сожженой планете, только Крюге можно было легко найти. Валери Лунс убыла на Джей – работать в одном из тамошних университетов, а Тобиас Мак-Ни не пожелал оставить в сети своих координат.
Это привлекало внимание.
Пер поставил против этого пункта своего мысленного списка жирную птичку и перешел к его следующему – последнему пункту.
КОНДРАТИЙ ГРИВНИН – СИСТЕМОТЕХНИК ВЫСШЕЙ КВАЛИФИКАЦИИ. РАБОТА В СИСТЕМЕ ЧУР – 5 ЛЕТ. МЕСТО ЖИТЕЛЬСТВА – РЕЧНОЕ СУДНО НИМФА, ПЕРЕМЕЩАЕТСЯ В ФАРВАТЕРЕ НЕБЕСНОЙ И МАЛЫХ ОЗЕР. ИСТОЧНИК ДОХОДА – КОНСУЛЬТАЦИИ ЧАСТНЫХ ЛИЦ И ОРГАНИЗАЦИЙ. НОМЕР КАНАЛА СВЯЗИ В ОБЩИЕ СПИСКИ НЕ ЗАНЕСЕН.
Пер прикрыл глаза, потер виски. Вот как – оказывается старина Кон ушел на вольные хлеба... И найти его в фарватере Небесной и Малых озер будет задачей далеко не простой. Хотя, всегда можно обратиться за помощью к Большому Брату – тому, что стоит за спиной симпатичного Агента на Контракте. Но это – в последнюю очередь. Не стоит подставлять людей, которым многим обязан под этот прожектор. Что ж, попробуем подойти к этому вот с какого конца,,.
Он порылся в памяти и набрал номер, который считал давно забытым.
– Мэри-Энн? – спросил он без особой надежды услышать положительный ответ.
– Это я, Пер. – ответили откуда-то издалека.
– Ты так быстро узнала меня? – Пер поскреб в затылке.
– В этом нет ничего сложного. Ты из тех, кто мало меняется. Я знала, что ты мне позвонишь, когда выберешься из-за решетки... Хочешь увидиться?
– Это сейчас – опасное дело. Лучше подождать с этим...
Пер откашлялся, побарабанил пальцами по столу.
На том конце линии терпеливо и чуть напряженно молчали...
– Тебя... тебя не тревожили относительно меня – за последние день-два? – осведомился он.
– Нет. Ты имеешь ввиду легавых?
– Не только их...
– Нет. Никто не интересовался. Просто было предчувствие...
Тебе нужна помощь?
– Ты помнишь Кона Гривнина? Того, что был с нами _т_а_м_?
– Я очень хорошо его помню...
– Мне надо поговорить с ним... Он на какой-то барже теперь живет, что-ли... Называется Нимфа.
– Яхта, – уточнила Мери-Энн. – Купил по случаю.
– Где она сейчас плавает? И как к нему дозвониться? Он свой номер на себя не зарегестрировал...
– Он его зарегестрировал на меня. Мы вместе... плаваем. А Нимфа причалена на Кузнечной. Если ты из Центра звонишь, то это – десять минут на такси. Приедешь?
Некоторое время Пер переваривал эту информацию.
– Ты не можешь позвать его к аппарату? – наконец спросил он. – Это в связи с делом одного нашего друга – Тора Толле. Ты знаешь. С ним сейчас нехорошо...
Теперь несколько секунд помолчала Мери-Энн.
– С Кондратом тоже... нехорошо сейчас... Обо всем этом надо поговорить... Приезжай.
Пер еще раз отбил по поверхности стола короткую дробь.
– Жди. – наконец сказал он.
Еле кивнув комиссару, он продолжил энергично рыться в допотопной картотеке. Его повадки были повадками явного холерика.
«С немцами всегда так, – подумал Роше, – или педант или холерик. Зато, если уж холерик – так еще тот...»
Он пристроил шляпу на вешалку, роль которой выполнял мудреный рог какой-то нездешней твари и стал осмотриваться , привлекая внимание хозяина задумчивым посапыванием.
Кабинет, любезно оставленный администрацией университета за доктором Крюге после его ухода на вольные хлеба, еще больше усиливал ассоциации с антикварной лавкой. На полках и стеллажах теснились экспонаты невиданные и чудесные. Тут были: целая коллекция мечей – удивительно узких и хищных, словно воплотивших в себе саму идею убийства, масса различных предметов вооружения и экипировки – от изящных стилетов до боевых шлемов с мощными респираторами, мудреной оптикой. Книги и свитки в причудливых футлярах. Одежда – словно из реквизита к модернистскому спектаклю о жизни древности. Масса предметов неизвестного комиссару назначения. Снимки – много снимков. И даже картины. Техника исполнения – детская какая-то. Примитивизм. Неосознанный, пожалуй, примитивизм. Но зато – как выразительно...
Вжатые в почерневшую, выгоревшую чашу долины строения – что-то явно оборонное: доты, бункеры.
Безжизненные, грозным хороводом замкнувшие горизонт изломанные вершины горной гряды. В узком просвете – жуткая даль, тонущая в зыбком, гноящемся мареве.
Цепочка отрешенных, отвернувшихся от царства зла, что там, внизу лун, спешащих по своему, неземному делу в стынущем небе: Чур...
Только потом, уже отрывая взгляд от полотна, замечаешь людей.
И Псов, разумеется. Словно просто для масштаба нарисованных. Но присмотрись к их вдаль уходящей цепи, что эхом повторяет цепочку лун в небесах – темнеющих, безнадежно отрешенных земного зла: нет, наверное, не просто для масштаба...
– Вам понравилось? – осведомился хозяин кабинета. – Мне тоже нравится их искусство. Тем более, что сами они его ни в грош не ставят – там, на Чуре... Могу смотреть на это часами... Вот и сейчас – засиделся здесь, среди этого...
Он повел вокруг себя руками. Роше перевел взгляд на свою нераскуренную трубку, которую машинально достал из кармана.
– Это – целый музей, – согласился он. – Конечно не такой, как тот, внизу, но... – комиссар постарался окрасить свой голос нотками восхищения.
И попал в точку. Ему даже было предложено сесть.
– Я так и задумывал свою коллекцию, – с гордостью признал Крюге. – Как музей – небольшой, но вполне самостоятельный... Я завещаю его Университету. Пожалуй, даже при жизни еще передам – тому жулью доверять нельзя... Я – про... – он ткнул крючковатым пальцем вверх. – Но тут еще уйма работы – многое нужно описать, определить, свести в приличный каталог... На мой век дел хватит...
– А я-то удивился, застав вас тут в столь поздний час, док, – тут Роше принял как можно более смиренный вид. – Однако может у вас все-таки найдется чуток времени на то, чтобы выслушать меня?
Момент был сучковатый, как определил бы Джон Старинов.
– У меня-то найдется, с грехом пополам, – разом утратил благостное расположение духа Крюге. – А вот вы напрасно теряете время, комиссар. Ваш коллега уже имел удовольствие вести со мной душеспасительную беседу. Боюсь, что был с ним излишне резок. Мои ему извинения... На этом, думаю, нашу беседу можно закончить. Не сотрудничаю с властями. И не напоминайте мне о подписке, которую я дал этим интеллектуалам при погонах... Они могут использовать этот пипифакс по назначению...
– Воля ваша, – пожал плечами комиссар. – Слава Богу, не при Империи живем... Но ситуация изменилась с того момента, когда вас навестил господин Яснов. Погибли люди...
– Вот как? – поджал губы Крюге.
– Именно так, док, – трое человек, – комиссар выпрямился в кресле. – И трое – в реанимации. Так что дело приобрело м-м... моральный аспект. Вы, док, не хотите, чтобы Прерия вооружалась.
Верите, что можете остановить потоп, как тот мальчик из легенды, что пальцем затыкал дыру в плотине. Только речь идет уже не о том. Хотите вы того или нет, а кто-то да заполучит Тора Толле...
Крюге иронически скривился.
– Я без малого десяток лет работал на Чуре. Из них большую часть – рука об руку с Тором. Получить его в свое распоряжение, говорю вам это с полной гарантией, не может никто. Даже Господь Бог. Если уж Тору вступило в голову сотрудничать со Спецакадемией, то он только с людьми из Академии и будет иметь дело – ни с кем больше. И не думайте, что Тор – рассеянный профессор из анекдота. На Чуре рассеянных не водится. Тор – Оружейник.
И сам пострашнее любого оружия. А то, что у него в башке – еще страшнее. И с этой точки зрения то, что Торвальд Толле похищен – большая удача. И для Прерии и для Чура. И, думаю, для всей Вселенной,
– Мне казалось, – Роше вздохнул и спрятал трубку в карман. – Мне казалось, что к человеку, с которым проработал столько лет рука, как вы говорите, об руку вы должны были бы питать некую м-м... симпатию. Во всяком случае, не желать ему зла.
Крюге молча рассматривал какую-то диковину на витрине своей экспозиции.
– Всегда приходится выбирать... – сухо обронил он.
И вдруг, резко повернувшись к Роше, разразился потоком сбивчивых, одна на другую налезающих, нестыкующихся фраз.
– Вы хотя бы представляете о какой опасности для всего Человечества идет речь? Вы, наверное, только и слышали то, что в уши вам надули наши замечательные СМИ: гравитационное, де, оружие будет самым гуманным средством защиты Федерации. Противник, буде такой объявится, просто-де не сможет преодолеть гравитационный барьер, без всякого вреда для нас и для себя. А то, что с помощью выдумок Тора гораздо легче печь черные дыры – вы знаете? И что ничто не помешает тем, у кого будет в руках способ манипулировать гравитационным потенциалом создать такую дыру, в которой сгинет вся Вселенная, это вы знаете? Кому вы можете доверить т-а-к-о-е?
* * *
Роше принюхался к запаху, исходящему от напяленной на электросушилку известной всей Прерии шляпы, и пришел к выводу, что пора переместить ее на обычную вешалку. Он долго, с суровым сомнением рассматривал ее фактуру, силясь усмотреть какой-то новый урон, нанесенный неумолимым временем его верной подруге.– Журналисточка эта, конечно, нас обошла... – констатировал он. – В другие времена непременно сподобилась бы вызова на Козырную, а то и прямо на ковер к господину секретарю...
Но – при демократии живем. Который год уж. Так что вам повезло...
– он понимающе подмигнул Киму. – Вы – теперь защитник нашей свободной прессы. Герой дня. Победителей, слава Богу, не судят... Однако – к делу. Вы от меня поддержки хотите – это, пожалуйста.
Пока время позволяет – некого арестовывать, некуда мчаться сломя голову... Можно тихо бродить по улицам и собирать, скажем, собачью шерсть...
– Вот о ней, в некотором смысле, и речь... – улыбнулся Ким. – Старая перечница безусловно прибедняется, – подумал он, – какой-то план в голове да имеет. Но молчит.
Ладно, молчи, молчи – недолго осталось: утром – беседа в том самом кабинете господина секретаря. Приятнейшая...
– Я сейчас отправляюсь работать с моим подопечным, а вас, Жан, попросил бы все же попробовать раскрутить Крюге. Человек солидный кусок жизни провел на Чуре. И на разведку поработал основательно. Должен быть к нему какой-то подход... Может, стоит побеспокоть людей из его окружения... Кстати, тут у вас на руках козырь: Крюге на кафедре практической истории консультант на пенсии, а ваш новый друг Покровский – кафедрой той заведует...
– А сами – так легко от него отступаетесь? – продолжая разглядывать свой головной убор, укоризненно спросил Роше, начиная набивать на панели блока связи номер вызова.
– Я думаю, это – дохлый номер, – вздохнул Ким. – Но у вас, Жан, есть подход к людям. А мои методы рассчитаны на среднего гражданина Федерации. А у вас тут таких немного. Тот же Крюге – с виду, типичный немец: педант и законник. А взял да и послал органы следствия, в моем лице, весьма и весьма далеко...
Он поднялся и стал заботливо укладывать в кейс распечатки из накопившейся на столе груды ответов на самые разные запросы.
Роше, тем временем, наконец дозвонился до секретариата факультета Истории и прогнозирования и, поворковав немного с роботом-секретарем, со вздохом положил трубку.
– Что ж. Повторим попытку. Господин Крюге задержится, чтобы поговорить со мной. Через полчаса он ждет меня в музее факультета...
– Нам просто необходимо, чтобы на нашей стороне был кто-то, кто помог бы установить связь с Толле или найти его Пса... – чуть виновато пояснил Ким. – Других выходов на решение по-прежнему нет... Если вам и не удастся раскрутить Крюге, то вы сможете найти какие-то зацепки, увидеть что-то такое, что для полицейского с Прерии очевидно, и чего я – человек со стороны – в упор не вижу.
– А на вашего Густавссона вы, я вижу, не слишком-то полагаетесь? – ворчливо заметил Роше.
– Это – всего-навсего один человек. – Ким закрыл кейс и пожал плечами. – Семь лет в заключении. И темные пятна в деле...
– Ну что ж, не будем медлить... – Роше напялил шляпу вместо вешалки на собственную голову, одним глотком допил остывший кофе и поднялся с места. – Как говорится – удачи нам!
* * *
После ломки, вызванной введением ключа, на Пера навалилась тяжелая, тупая усталость. Он добрался до гостиницы – одной из огромных и безликих громад в центре города и, запершись в номере, проспал восемь часов. Слава богу, вычислить его по кредитной карточке, предъявленной автомату оплаты, а запоминать приметы очередного клиента в этом громадном, автоматизированном жилом комплексе было просто некому. Улей он и есть улей.С раннего утра – такого же темного, как и ночь, на смену которой оно пришло, только чуть менее мокрого – он начал работать, придерживаясь, может не столько какой-то системы, сколько интуиции. Ниточек, за которые можно было бы ухватиться, в деле было пока до отвращения мало.
Ответы на запросы, сделанные Пером еще вчера, спокойно дожидались своего часа в памяти его блока связи. И наконец – дождались. Как и предвидел расконвоированный заключенный П-1414, назвавшийся псевдонимом абонент телефонного номера, записанного в листке из Атласа четырех миров, был на самом деле одним из его старых знакомых. Но вряд ли он имел хоть какое-то отношение к похищению Гостя.
Хотя – как сказать, как сказать... Ниточки от Дела Шести Портов тянулись далеко... По крайней мере, от старого знакомого можно было получить справку о теперешнем положении дел... В этом смысле даже хорошо, если к Гостю этот старый знакомый не имеет никакого отношения. Но это – подождет, а сейчас...
А сейчас – собаки.
Науки бывают естественные, неестественные и противоестественные, – вспомнил Роше старую студенческую шутку.
Факультет Истории и Прогнозирования, занимавший огромный, причудливо построеннный корпус чуть поодаль от более скромных зданий кампуса, воплощал, по его мнению, единение всех трех ипостасей науки.
Начинающийся прямо в просторном холле музей поражал воображение огромными голографическими окнами – панорамами, в которых воспроизведены были сцены из жизни Прерии разных эпох ее освоения. Любой забредший на факультет посетитель воленс-ноленс – хоть краем глаза – должен был обозреть их.
Те залы музея, что посвящены были самым первым шагам человека по неприветливой планете, изобиловали образцами вооружения и оборудования кораблей Первопроходцев. Части кораблей, осуществивших Первые Высадки, были использованы в архитектуре музея, один из залов целиком воспроизводил одну из секций первой орбитальной станции, выведенной на орбиту вокруг планеты, а другой – устроители музея попытались оформить под интерьер малого жилого купола Первопоселенцев.
Основательно представлена была тема борьбы с природой дикой планеты и побед над неуправляемой стихией.
Победами этими не всегда приходилось особенно гордиться. Как и в большинстве Обитаемых Миров, интенсивное вторжение землян периода Второй волны космической экспансии Человечества привело к экологической катастрофе.
Защищенные мощными иммунопротекторами люди и животные не слишком пострадали от здешней микрофлоры.
Судьба Уэллсовских марсиан Первопроходцам не угрожала. Но зато аборигены Прерии – тысячи и тысячи видов живых организмов – животных, растений и вконец экзотических форм, никакой из земных классификаций не поддающихся – не выдержали атаки завезенных-таки с Земли, да и из других, открытых к тому времени Миров, микроорганизмов, спор, насекомых. А со временем в атаку пошли подработанные генетиками под местные условия злаки, за ними – мясные стада – и вот теперь только в витрине музея можно было лицезреть легендарное Дождь-Дерево, только в немногочисленных, отснятых, как назло, неспециалистами можно было увидеть заросли осьминожьих кустов, о которых со времен Первопроходцев ходили по всей Федерации и вовсе уж похожие на сказки истории. Победа земных видов в борьбе за биосферу Прерии была пирровой. С огромной скоростью началось превращение в болота озер и рек, массивы лесов стали угрюмыми чащобами мертвого леса. Стремительно пошло разрушение почвы, которую подняли в небо закружившие по планете пыльные бури.
Наступила эпоха черных зим. И без того неприветливая Прерия стала почти идеальным местом для размещения системы исправительных учреждений.
Собственно, весь период пребывания в статусе Имперской колонии Прерия отчаянно боролась за спасение биосферы – благо тогдашняя система жесткой вертикальной иерархии и суровой регламентации всех сторон жизни позволяла сосредоточить огромные – по понятиям того времени – ресурсы людей, материалов, энергии, на осуществлении непонятных большинству, только на потомков рассчитанных проектов. И ситуацию удалось переломить. Но к тому времени, когда экологическая кома пошла на убыль, на убыль пошла и Империя.
Грянула Эпоха Изоляции.
Для всех Обитаемых Миров эта эпоха началась гордыми победами разношерстных движений за политическую и экономическую самостоятельность и продолжалась, как правило, десятилетиями борьбы за элементарное выживание в чуждых мирах, в обстановке чудовищных внутренних склок и всеобщего раздрая. Исключение составляли, разве что процветающая с момента своего открытия Океания да Миры Фронтира, которые в Систему никогда и не вписывались и вписываться не собирались.
В остальных Мирах – Прерия-II не составила исключения – потеря связи с Метрополией обернулась стремительной деградацией технологий и инфраструктур. Почти все Миры потеряли свой космические флот. Предприятий, способных изготовить ракеты, которые бы смогли выводить хотя бы на низкие орбиты простейшие метеоспутники или спутники связи, на Прерии не было. Не было кораблей, способных обслуживать Ближний Космос. История отрезанных от планеты населенных орбитальных станций – отдельная эпопея. Довольно трагическая. Не было предприятий для поддержания и ремонта термоядерных энергоустановок. Не существовало производства интегральных микросхем и биокомпьютеров. Не было...
Много чего не было. К счастью, в лагерях, за колючей проволокой и среди расконвоированных вольнопоселенцев нашлось достаточно много головастых мужиков, имевших неплохой опыт работы в сфере высоких технологий. Они оправдали возложенные на них надежды – за два десятилетия на Прерии были возрождены все необходимые для нормального существования производства и промыслы, пошли в гору урожаи, по заросшим смесью здешних и земных трав разбрелись тучные стада... Прерия снова вышла в Ближний Космос и с почетом приняла на новоотстроенных Космотерминалах остатки выживших на обитаемых станциях робинзонов Космоса.
Портреты и изваяния создателей новой Прерии были симметрично расставлены по всему музею.
А еще в музее были выставлены поистине удивительные доститжения изобретательности и догадки обитателей Прерии, которые им пришлось открыть в себе в долгие и далеко не легкие годы Эпохи Изоляции. Чего тут только не было – даже паравоз самодельный, на биогазе, даже электростанции, где приводом служили загнанные наподобие белки в колесо в соответствующее устройство, размером побольше, местные псевдолемминги, даже заготовки микросхем, вытравленные дрессированными квазитермитами.
Как ни странно, громадной силы стимулятором для взлета промышленности Прерии послужили людские глупость и разобщенность.
С этим в Обитаемых Мирах дело обстояло по-разному. В большинстве из них уцелели унитарные государства, принявшие демократическую структуру – исключение составила, пожалуй, Империя Харур – и объединенными усилиями довольно однородного населения, противостоящие тяготам жизни в чуждых Мирах.
А на Прерии голодная свобода породила уймищу разношерстных и разнокалиберных государств, любое из которых спешило провозгласить себя Независимой Республикой, со своим флагом, гимном и обязательным салютом в двадцать один залп в честь Президента. Во главе одних из них стали бывшие заключенные, вырвавшиеся из расформированных лагерей, другие возглавили компании бывших вертухаев, в третьих – механизм власти представлял, вообще, невообразимую солянку.
После того, как самые мелкие из самостийных государств были сравнительно безболезненно проглочены своими, более серьезно организованными соседями, Независимые Республики начали стремительно вооружаться, готовясь к взаимной агрессии. На Прерии возникла серьезная военная промышленность, сколочены вполне дееспособные армии. Но войн не последовало.
Последовала Эпоха Смуты. Республикам пришлось воевать не с агрессором, а со своим собственным населением, вконец озверевшим от прелестей режима жизни в условиях непрерывной подготовки к никому не нужной междуусобице. Это закончилось поспешным компромиссом – созданием Объединенных Республик. Делу очень помогло вмешательство неожиданно возникшей внешней силы – небывало усилившейся орбитальной колонии Святой Анны. Несколько десятков вынесенных в Космос, на планетарные орбиты, предприятий, ориентированных на высокие технологии, выжили, объединились в единый, довольно жесткий государственный механизм, сохранили и усилили свой космический флот и стали превращаться в доминирующую силу в этом Секторе Обитаемого Космоса.
Государствам Прерии пришлось выбирать – либо объединение, либо судьба колоний Колонии. Выбрали первое, сохранив со Святой Анной наилучшие, хотя и слегка натянутые отношения.
Конечно, как и все Миры Периферии Прерия таила в душах своих обитателей глухую обиду на Мать-Землю, которая на долгие десятилетия бросила своих сыновей на отрезанной от всего мира, неважно оборудованной для жизни планете. В другом Мире... Так что представленные в окнах-реконструкциях, в витринах и на стеллажах материалы представляли те времена настолько героической и полной неслыханных деяний и свершений эпохой, что Роше с молодых лет и по сю пору не мог понять, как такое племя титанов и первопроходцев, что населяло Прерию всего лишь два поколения назад, породило весь тот заурядный, в общем-то, сброд, что крутился по улицам городов теперешней планеты, обеспечивая хлебом насущным довольно многочисленный штат криминальной полиции и его – комиссара этой богоугодной службы, в частности.
Но и Воссоединение, грянувшие с появлением на околопланетной орбите крейсеров ОКФ Федерации, было принято как великое торжество. Момент начала Современной истории был означен в музейной экспозиции полотном самого Марка Луцкого, изображавшего торжественную встречу хлебом-солью экипажа Тайфуна на главной площади Столицы.
За разглядыванием сего шедевра и застало комиссара легкое покашливание за спиной.
– Господин Роше? – осведомился у него невысокий худощавый тип. – Ганс Крюге – к вашим услугам. Пройдемте в мой кабинет...
* * *
Город не слишком следит за поисками пропавшего Гостя. Город не слишком озабочен участием Объединенных Республик в не слишком понятных военно-космических изысканиях. Городу было, в общем-то, наплевать даже на пару закулисных перестрелок доморощенных мафий.Но город стоял на ушах из-за осатаневших бродячих псов.
Четвероногие друзья человека – довольно подло им покинутые – вдруг разом сбрендили и, сбившись в стаи, навели на Столицу немало страху. Детей на улицу не выпускали.
Пострадавших от случайных укусов и сбитых бегущими собаками с ног чудаков с пристрастием интервьюировали журналисты.
Репортаж о нападении одной из таких стай на кафе-автомат прошел по всем каналам здешнего Ти-Ви. Ученые мужи спешили донести до публики свои высокоумные соображения на сей счет.
Профессионалов-кинологов мобилизовали по трем округам. На отлов треклятых тварей были брошены чуть ли не все силы правопорядка.
Похоже, один только комиссар Роше со своими людьми был вне игры.
Для расконвоированного П-1414 дело было ясно как божий день.
Незадача состояла только в том, что целью поиска был, все-таки, не Пес Харр, выйти на которого при таком раскладе было делом реальным, а его Подопечный. Впрочем, судя по развернутой активности, у Харра были какие-то шансы выйти на след Толле.
Поэтому Пер, слегка потренировавшись, принялся время от времени высвистывать повсеместно принятый на Чуре вызов Пса. Слава Богу, улицы Столицы были достаточно пустынны, чтобы этим делом можно было заняться, не привлекая особого внимания.
На карте города, введенной в память его ноутбука, он отметил передвижения стай очумевших собак. Ориентироваться приходилось на довольно разрозненные сообщения программ новостей. Единой картины из них пока не вытанцовывалось. Не было ясности и в других вопросах.
Запросы об адресах и номерах каналов связи всех известных ему людей, связанных с миссией на Чуре, информационная сеть выдала неохотно – несмотря на то, что пароли следственной группы обеспечивали Перу довольно высокий уровень доступа – и пользы от них было не так много. Бывшие комендант и директор постоянной космической станции наблюдения, на которой в свое время базировалась объединенная миссия Федерации на Чуре, уже не жили на Прерии. Еще четверых его знакомых, работавших на станции вместе с ним, судьба раскидала по Прерии, и вряд-ли они имели хоть малейшее отношение к происшедшим событиям... Из тех, с которыми он высаживался и работал на самой сожженой планете, только Крюге можно было легко найти. Валери Лунс убыла на Джей – работать в одном из тамошних университетов, а Тобиас Мак-Ни не пожелал оставить в сети своих координат.
Это привлекало внимание.
Пер поставил против этого пункта своего мысленного списка жирную птичку и перешел к его следующему – последнему пункту.
КОНДРАТИЙ ГРИВНИН – СИСТЕМОТЕХНИК ВЫСШЕЙ КВАЛИФИКАЦИИ. РАБОТА В СИСТЕМЕ ЧУР – 5 ЛЕТ. МЕСТО ЖИТЕЛЬСТВА – РЕЧНОЕ СУДНО НИМФА, ПЕРЕМЕЩАЕТСЯ В ФАРВАТЕРЕ НЕБЕСНОЙ И МАЛЫХ ОЗЕР. ИСТОЧНИК ДОХОДА – КОНСУЛЬТАЦИИ ЧАСТНЫХ ЛИЦ И ОРГАНИЗАЦИЙ. НОМЕР КАНАЛА СВЯЗИ В ОБЩИЕ СПИСКИ НЕ ЗАНЕСЕН.
Пер прикрыл глаза, потер виски. Вот как – оказывается старина Кон ушел на вольные хлеба... И найти его в фарватере Небесной и Малых озер будет задачей далеко не простой. Хотя, всегда можно обратиться за помощью к Большому Брату – тому, что стоит за спиной симпатичного Агента на Контракте. Но это – в последнюю очередь. Не стоит подставлять людей, которым многим обязан под этот прожектор. Что ж, попробуем подойти к этому вот с какого конца,,.
Он порылся в памяти и набрал номер, который считал давно забытым.
– Мэри-Энн? – спросил он без особой надежды услышать положительный ответ.
– Это я, Пер. – ответили откуда-то издалека.
– Ты так быстро узнала меня? – Пер поскреб в затылке.
– В этом нет ничего сложного. Ты из тех, кто мало меняется. Я знала, что ты мне позвонишь, когда выберешься из-за решетки... Хочешь увидиться?
– Это сейчас – опасное дело. Лучше подождать с этим...
Пер откашлялся, побарабанил пальцами по столу.
На том конце линии терпеливо и чуть напряженно молчали...
– Тебя... тебя не тревожили относительно меня – за последние день-два? – осведомился он.
– Нет. Ты имеешь ввиду легавых?
– Не только их...
– Нет. Никто не интересовался. Просто было предчувствие...
Тебе нужна помощь?
– Ты помнишь Кона Гривнина? Того, что был с нами _т_а_м_?
– Я очень хорошо его помню...
– Мне надо поговорить с ним... Он на какой-то барже теперь живет, что-ли... Называется Нимфа.
– Яхта, – уточнила Мери-Энн. – Купил по случаю.
– Где она сейчас плавает? И как к нему дозвониться? Он свой номер на себя не зарегестрировал...
– Он его зарегестрировал на меня. Мы вместе... плаваем. А Нимфа причалена на Кузнечной. Если ты из Центра звонишь, то это – десять минут на такси. Приедешь?
Некоторое время Пер переваривал эту информацию.
– Ты не можешь позвать его к аппарату? – наконец спросил он. – Это в связи с делом одного нашего друга – Тора Толле. Ты знаешь. С ним сейчас нехорошо...
Теперь несколько секунд помолчала Мери-Энн.
– С Кондратом тоже... нехорошо сейчас... Обо всем этом надо поговорить... Приезжай.
Пер еще раз отбил по поверхности стола короткую дробь.
– Жди. – наконец сказал он.
* * *
Ганс Крюге был полной противоположностью тому образу, что сложился в воображении комиссара, после краткой характеристики, которую выдал ему раздосадованный Ким. Больше всего приват-доцент в отставке и сотрудник исследовательского отдела Разведслужбы (из которой, как говорят, в отставку не уходят) походил на лавочника-антиквара. Возраст его определить было, пожалуй, невозможно – есть такой тип людей, для которых в сорок время останавливается и напоминает о себе лишь в глубокой старости.Еле кивнув комиссару, он продолжил энергично рыться в допотопной картотеке. Его повадки были повадками явного холерика.
«С немцами всегда так, – подумал Роше, – или педант или холерик. Зато, если уж холерик – так еще тот...»
Он пристроил шляпу на вешалку, роль которой выполнял мудреный рог какой-то нездешней твари и стал осмотриваться , привлекая внимание хозяина задумчивым посапыванием.
Кабинет, любезно оставленный администрацией университета за доктором Крюге после его ухода на вольные хлеба, еще больше усиливал ассоциации с антикварной лавкой. На полках и стеллажах теснились экспонаты невиданные и чудесные. Тут были: целая коллекция мечей – удивительно узких и хищных, словно воплотивших в себе саму идею убийства, масса различных предметов вооружения и экипировки – от изящных стилетов до боевых шлемов с мощными респираторами, мудреной оптикой. Книги и свитки в причудливых футлярах. Одежда – словно из реквизита к модернистскому спектаклю о жизни древности. Масса предметов неизвестного комиссару назначения. Снимки – много снимков. И даже картины. Техника исполнения – детская какая-то. Примитивизм. Неосознанный, пожалуй, примитивизм. Но зато – как выразительно...
Вжатые в почерневшую, выгоревшую чашу долины строения – что-то явно оборонное: доты, бункеры.
Безжизненные, грозным хороводом замкнувшие горизонт изломанные вершины горной гряды. В узком просвете – жуткая даль, тонущая в зыбком, гноящемся мареве.
Цепочка отрешенных, отвернувшихся от царства зла, что там, внизу лун, спешащих по своему, неземному делу в стынущем небе: Чур...
Только потом, уже отрывая взгляд от полотна, замечаешь людей.
И Псов, разумеется. Словно просто для масштаба нарисованных. Но присмотрись к их вдаль уходящей цепи, что эхом повторяет цепочку лун в небесах – темнеющих, безнадежно отрешенных земного зла: нет, наверное, не просто для масштаба...
– Вам понравилось? – осведомился хозяин кабинета. – Мне тоже нравится их искусство. Тем более, что сами они его ни в грош не ставят – там, на Чуре... Могу смотреть на это часами... Вот и сейчас – засиделся здесь, среди этого...
Он повел вокруг себя руками. Роше перевел взгляд на свою нераскуренную трубку, которую машинально достал из кармана.
– Это – целый музей, – согласился он. – Конечно не такой, как тот, внизу, но... – комиссар постарался окрасить свой голос нотками восхищения.
И попал в точку. Ему даже было предложено сесть.
– Я так и задумывал свою коллекцию, – с гордостью признал Крюге. – Как музей – небольшой, но вполне самостоятельный... Я завещаю его Университету. Пожалуй, даже при жизни еще передам – тому жулью доверять нельзя... Я – про... – он ткнул крючковатым пальцем вверх. – Но тут еще уйма работы – многое нужно описать, определить, свести в приличный каталог... На мой век дел хватит...
– А я-то удивился, застав вас тут в столь поздний час, док, – тут Роше принял как можно более смиренный вид. – Однако может у вас все-таки найдется чуток времени на то, чтобы выслушать меня?
Момент был сучковатый, как определил бы Джон Старинов.
– У меня-то найдется, с грехом пополам, – разом утратил благостное расположение духа Крюге. – А вот вы напрасно теряете время, комиссар. Ваш коллега уже имел удовольствие вести со мной душеспасительную беседу. Боюсь, что был с ним излишне резок. Мои ему извинения... На этом, думаю, нашу беседу можно закончить. Не сотрудничаю с властями. И не напоминайте мне о подписке, которую я дал этим интеллектуалам при погонах... Они могут использовать этот пипифакс по назначению...
– Воля ваша, – пожал плечами комиссар. – Слава Богу, не при Империи живем... Но ситуация изменилась с того момента, когда вас навестил господин Яснов. Погибли люди...
– Вот как? – поджал губы Крюге.
– Именно так, док, – трое человек, – комиссар выпрямился в кресле. – И трое – в реанимации. Так что дело приобрело м-м... моральный аспект. Вы, док, не хотите, чтобы Прерия вооружалась.
Верите, что можете остановить потоп, как тот мальчик из легенды, что пальцем затыкал дыру в плотине. Только речь идет уже не о том. Хотите вы того или нет, а кто-то да заполучит Тора Толле...
Крюге иронически скривился.
– Я без малого десяток лет работал на Чуре. Из них большую часть – рука об руку с Тором. Получить его в свое распоряжение, говорю вам это с полной гарантией, не может никто. Даже Господь Бог. Если уж Тору вступило в голову сотрудничать со Спецакадемией, то он только с людьми из Академии и будет иметь дело – ни с кем больше. И не думайте, что Тор – рассеянный профессор из анекдота. На Чуре рассеянных не водится. Тор – Оружейник.
И сам пострашнее любого оружия. А то, что у него в башке – еще страшнее. И с этой точки зрения то, что Торвальд Толле похищен – большая удача. И для Прерии и для Чура. И, думаю, для всей Вселенной,
– Мне казалось, – Роше вздохнул и спрятал трубку в карман. – Мне казалось, что к человеку, с которым проработал столько лет рука, как вы говорите, об руку вы должны были бы питать некую м-м... симпатию. Во всяком случае, не желать ему зла.
Крюге молча рассматривал какую-то диковину на витрине своей экспозиции.
– Всегда приходится выбирать... – сухо обронил он.
И вдруг, резко повернувшись к Роше, разразился потоком сбивчивых, одна на другую налезающих, нестыкующихся фраз.
– Вы хотя бы представляете о какой опасности для всего Человечества идет речь? Вы, наверное, только и слышали то, что в уши вам надули наши замечательные СМИ: гравитационное, де, оружие будет самым гуманным средством защиты Федерации. Противник, буде такой объявится, просто-де не сможет преодолеть гравитационный барьер, без всякого вреда для нас и для себя. А то, что с помощью выдумок Тора гораздо легче печь черные дыры – вы знаете? И что ничто не помешает тем, у кого будет в руках способ манипулировать гравитационным потенциалом создать такую дыру, в которой сгинет вся Вселенная, это вы знаете? Кому вы можете доверить т-а-к-о-е?