Ким подождал, пока комиссар устроится в кресле попрочнее и предложил ему подбодрить себя кофе.
   – Терпеть не могу эту растворимую дрянь. Охотно верю, что ее готовят из сношенных автопокрышек, – признался ему Роше. – Так что я, с вашего позволения...
   Он поискал глазами традиционный для служебных кабинетов Прерии сифон с минерализованной газировкой, но в свежезанятой Агентом на Контракте комнате такового не было. Зато имелся, правда, декоративный самовар.
   – Да, тот, кто пробовал настоящий кофе – тот, что в зернах, – не примет никогда никакой синтетики, – чуть покривил душой Ким. – Но я вам предлагаю настоящий – молотый «Арабика». Прямо из Метрополии...
   Он осторожно приоткрыл крышку кофейника, и аромат обычнейшего на далекой Земле и экзотического на невероятно далекой, выглаженной равнинными ветрами Прерии напитка наполнил кабинет.
   – Неужели – настоящая контрабанда? – принюхался комиссар. – Или – снова подделка?
   – Займитесь дегустацией, – Ким подвинул ближе к усачу литого стекла чашку и кофейник.
   Жестом указал на (по здешней традиции) уложенные горкой на блюдце, снабженном серебряными щипчиками, мелкие кусочки сахара.
   Наблюдать за комиссаром Роше, наливающим себе, а затем смакующим натуральный кофе было поистине зрелищем, окупившим все неудобства, проистекающие от нехватки в багаже агента на контракте тех двух килограммов полезного груза, которые пришлись на отменного качества кофейные зерна. Возможно то были единственные два килограмма, что были ввезены на Прерию в полном соответствии с действующим таможным законодательством.
   Зачарованный этим зрелищем, Ким минуты три наблюдал за процессом принятия напитка своим будущим партнером, а затем принудил себя вновь погрузиться в компьютерные стенограммы показаний свидетелей по делу о возможном похищении гражданина Федерации (Цивилизация Чур) Торвальда Толле – частного лица. Комиссар покончил с кофе и, вместо того, чтобы включить свой терминал, зашел за спину Федеральному Следователю и стал через его плечо вникать в ползущие по экрану строки. Попутно, он разминал в пальцах извлеченную из портсигара сигарету, находя, видимо, в этом процессе замену курению, как таковому. Некурящий партнер был ему явно в тягость. Ким уже надумал попросить комиссара не стесняться и закуривать без всяких церемоний, когда тот, наконец, известил его о своем мнении от увиденного на экране.
   – Тараканы, – уведомил он Кима минут через пять тихого посапывания, временами перемежаемого тяжелыми вздохами.
   Ким, разумеется, уже внял предостережению министра о своеобразии методов работы комиссара, но все-таки слегка опешил, пытаясь соотнести сказанное с помещенным на экране текстом (допрос водителя-оператора кара спецдоставки Департамента туризма Федерации Прерия-2, Гната Позняка, госпрокурором Эфраимом Беккером).
   – Что вы имеете ввиду? – осведомился он.
   – Значки эти – буквы. Ползут по экрану, как тараканы... Как вам удается их разбирать?...
   – Я увеличу шрифт, – чуть виновато и чуть недоуменно потянулся к клавиатуре Ким.
   – Не тратьте зря времени: я все равно ни черта не смогу прочитать без очков... У меня – жуткая дальнозоркость, да и устают глаза от такой массы текста...
   Киму потребовалось три или четыре секунды, чтобы справиться с приступом естественного удивления и сформулировать хоть сколько-нибудь содержательную реплику:
   – Так или иначе, через час нам надо связно изложить господину министру план розыскных мероприятий и предложить нечто конкретное, а не просто постановку на уши всех органов правопорядка планеты...
   Комиссар вразвалку, чуть косолапя, пересек кабинет, с жалостью заглянул в опустевшую кофейную чашку и снова устроился в своем кресле, воззрившись на Кима задумчиво, как на маслом написанный натюрморт.
   – И что же вы намерены предпринять, господин Яснов? У вас есть – как это называют в книжках – рабочая гипотеза? Версия?
   – Время версий, на мой взгляд, еще не наступило, – как можно мягче начал Ким.
   «В чем-то большой ребенок», – вспомнил он слова министра.
   – Но, судя по тому, насколько чисто выполнено похищение, мы имеем дело просто с неплохими профессионалами, которые прошли сквозь все э-э... защитные структуры здешнего государства, простите, как нож сквозь масло.
   – Сравнение обидное, но точное, – заметил комиссар, вновь извлекая на свет божий недомученную сигарету.
   Ким уже снова был близок к попытке узаконить курение в своем кабинете, но комиссар продолжил свое рассуждение:
   – Характерно, что как нож не разрушает теплого масла, так же и эти, как вы говорите, профессионалы не нанесли среде, в которой поработали, особого вреда. Несколько угнанных машин – их уже все нашли – всякое мелкое хулиганство, но никаких трупов, никаких взрывов и пожаров... Вы правы во всем, кроме основной мысли, которая вас гипнотизирует – мысли о том, что похищение Толле – дело рук профессионалов. Все эти люди, которые проходят сейчас как главные свидетели всей этой глупости – и помощник секретаря Братов, и водила этот – Позняк, оба они и еще ряд людей должны были быть мертвы. Когда работают профессионалы, живых свидетелей не остается. Речь идет о военной физике – о-ла-ла! И ни одной жертвы за шесть часов... Не говорите мне о профессионалах.
   «Вот так одни и те же факты приводят две разные головы к двум разным выводам», – с грустью умозаключил Ким. А вслух спросил:
   – Так что, начнем расследование с любителей розыгрышей? Или просто дадим объявление в газету?
   – Я намерен начать с того, чтобы по-человечески поговорить с этими двумя недотепами, которым похитители, прямо-таки, подарили жизнь. Если вы думаете, что госпрокурор и люди из комиссии двух министерств выжали из них все до капли, то вы глубоко заблуждаетесь. Не хочу даже тратить время на их писанину. У нас разные цели с господами министрами. Им нужны виноватые, а нам нужен Торвальд Толле. По возможности, живой...
   Ким, уже на две трети пробежавший глазами имеющиеся в наличии материалы дела, не мог не признать, что его усатый напарник был недалек от истины. Он выпрямился в жестком кресле, всем свом видом приглашая Роше продолжить мысль.
   – А дальше я бы предложил нам бежать по разным дорожкам, господин агент. Мы с вами – не обижайтесь – люди разных миров. Если бы я хоть на минуту допустил мысль о том, что на Прерии орудует банда шпионов галактического масштаба, я бы просто предоставил себя в ваше распоряжение. Я за свою жизнь засадил за решетку сотни три козлов, уклоняющихся от уплаты алиментов, и брачных аферистов, несколько дюжин фальшивых банкротов и просто кассиров, скрывшихся с выручкой, с десяток мерзавцев, которые грабили людей с оружием в руках и корчили из себя королей, примерно столько же похитителей людей и террористов, несколько очень изощренных умников, которые занимались шантажом на уровне правительства – с ними было тяжело. И всего двух сотрудников разведок Миров Федерации, которые нарушали законы – местные, планетарные и Федеральные. Оба были хорошо подготовлены и до предела циничны. Но сверхъестественных способностей не проявляли. Да – еще была пара маньяков. Настоящих убийц-садистов. Оба были дьявольски хитры, не спорю. Одного я взял живым и временами посещаю в клинике – приходится то тот эпизод дорасследовать, то этот. Второго убили у меня на глазах. И меня самого убили бы, пикни я только слово в его защиту. Толпа – это страшная машина, вы это знаете... Карманников и пьяных буянов я не считал. Давно ими не занимаюсь. Вот такая вот статистика. Мой мир – это люди в кафе, что подешевле, люди в конторах и лавочках, люди в больших магазинах, люди в поездах и самолетах, люди в терминалах. Почти все – здешние. Вот по этой дорожке я и пойду. Точнее побегу – нам уже придали необходимое, гм, ускорение. Я не знаю ваших методов. Говорят о вас неплохо. Только считают, извините за откровенность, большим занудой. Завидую – мне всегда не хватало этого качества. Двигайтесь по своей траектории. И будем держать друг друга в курсе, по возможности, не через эфир. Если мой нюх меня не обманывает, наши дорожки быстро встретятся. Один чех написал, что одно и то же дело, буде оно расследовано специалистом по шпионажу в высшем обществе и рядовым околоточным, приведет в первом случае к заговору сиятельных персон и к роковым страстям аристократов, а во втором – к кухонному преступлению, совершенному нечистой на руку прислугой. Но это было давно, а чех тот был литератором, не следователем. Я его ценю, но только не за такие вот умозаключения. Истина, видите-ли, одна, а вот путей к ней много: у каждого – свой.
   «Комиссара заносит в философию, – подумал Ким. – Только, сдается мне, что это не банальное последствие длительного влияния белого вина на мозги, а вежливая форма предложения залетному спецу не путаться под ногами у обременненых опытом знатоков местной жизни. Обидно, но справедливо. Не будем морочить друг другу головы...»
   – Ну что-же, – вздохнул он, – пусть будет по вашему. Строчим параллельные бумажки для успокоения господина министра, и беремся за дело. Хочу, однако, предложить вам первый выезд сделать совместно. Есть одна ниточка, которую надо подергать и, если потребуется, отсечь сразу.
   Комиссар с вялым интересом поднял бровь.
   – Я имею ввиду, – Ким с легким хрустом поднялся из кресла, – осмотр части багажа, доставленного в гостиницу, где за Гостем Толле зарезервирован номер.
   – Забыл известить вас, – комиссар сделал успокаивающий жест рукой. – Разумеется, я распорядился присмотреть за багажом. С ним ничего не станется, но и дать нам он ничего не может – чемоданы Толле укладывал у себя, на Чуре. Ну, может быть у себя в отсеке, перед посадкой. До похищения во всяком случае. Другое дело – если бы нашелся след того багажа, что поехал с ним.
   – Резонно, – заметил Ким. – Однако... Одним словом, есть некий момент, который заставляет задуматься... У Толле было очень мало багажа. Вот данные компьютера Космотерминала: четыре предмета. Из них три – включая личное оружие – поехали с ним, в лапы грабителям. Четвертый же предмет был доставлен в гостиницу «Цыганская» отдельной машиной. Тот человек, что привез и зарегестрировал этот груз – Леон Файоль, стажер протокольного отдела, не был допрошен как свидетель. Не отметился на службе. Не присутствует по домашнему адресу. Я распорядился о его розыске.
   – Вы пришпилили старика на первом же шагу, – с досадой заметил комиссар. В мгновение ока его переносицу оседлали массивные, как в историческом кинофильме очки, а дрябло лежавшая на ручке кресла рука энергично потянулась за протянутой Кимом распечаткой. Даже обвислые усы мигом залоснились в лучах настольной лампы. Однако верный себе, в твердом намерении ничего не делать по-человечески, Жан Роше, ухватив лист, пересек с ним комнату, присел на широкий, добротный подоконник, нервически снял очки, сложил их оглобли рогулиной и, откинувшись назад, с дьявольскими неудобствами, стал читать бумагу, держа древнее устройство над текстом, на манер лорнета, с таким видом, словно демонстрировал написанное наблюдателю со спутника.
   – Вы знаете, сколько французов живет на Прерии? – осведомился он у Кима, не отрываясь от четырех строчек принтерной распечатки.
   – Признаюсь, не интересовался статистикой на сей счет, – кашлянув, признался Агент на Контракте.
   – Так вот, вам следует знать, что нас – истинных галлов здесь – раз-два и обчелся. Армян и греков – и то больше, – пояснил Киму комиссар. – Братья-славяне и монголы доминируют здесь чуть ли не на все сто. Ну и беспородные англосаксы, разумется, не обидели Прерию своим присутствием.
   Он кашлянул-хмыкнул, видимо усомнившись, не задел ли Кима своим этнографическим пассажем. Но тот был невозмутим. Последний луч, брошенный здешним светилом в закатное – ночное уже – небо, залил комнату теплым, каким-то располагающим к долгой доверительной беседе светом.
   Но этим двоим предстояли не доверительные беседы у камина. Их ждала злая, полная неожиданностей ночь. Они еще не знали, что это будет Ночь Пса.
   – Так что, – продолжал комиссар, – воленс-ноленс, а приходится держать друг-друга в виду... Собираться по праздникам, бывать друг у друга... Иначе мы все здесь скоро забудем язык Ростана и Сименона и будем общаться на здешнем чудовищном пиджине... Вы знаете такое слово: «виндовка»? Или «кейборда»? Или еще шедевр: «захорасить» кого-нибудь в мелкие слезы. Это от «сексуал хорасмент» – вы, я вижу, не догадались. Куда вам...
   Комиссар определил рассыпавшуюся наконец в прах, но сохранившую невинность сигарету в пепельницу.
   – Леон Файоль – помню такого мальчика. Неужели влип в скверную историю?
   Он энергично поднялся и взял со стола шляпу.
   – Двигаемся в гостиницу, Следователь. Такие дела не решаются перекрестным чтением бумажек.
   С этим Ким был вполне согласен.
   Тьма воцарилась над Городом и Степью.
* * *
   «Цыганская», – она же «Bohemia» (латинизированное название, впрочем, не прижилось) не знала, наверное, на своем пороге ноги ни одного цыгана. Туго обстояло дело и с представителями богемы. Цыгане на Прерии болтались по бескрайним степям, а богема гудела в «Лимпопо». В «Цыганской», сколько себя помнили старожилы столицы, вечно останавливались дорогие гости Прерии – те что калибром были покрупнее, чем галактический сброд, с утра до вечера галдящий в многоэтажных башнях гостиниц городского центра, но по очкам не дотягивали до ведомственных особнячков в утопающих в зелени правительственных кварталах. Появление господ с удостоверениями сразу двух сыскных управлений особенного впечатления на персонал не произвело.
   – Мы хотели бы видеть багаж, доставленный на имя Торвальда Толле, – взял на себя инициативу Агент на Контракте, пока комиссар, вооружившийся, наконец, трубкой, рассматривал потолочную мозаику громадного вестибюля.
   – Вещи находятся в его номере, – равнодушно ответствовал обряженный в декоративный кафтан дежурный администратор. – Самого господина Толле в номере нет.
   Роше молча выпустил в пространство перед собой облако дыма, сделавшее бы честь локомотиву времен паровой тяги и протянул через стойку ордер на проведение обыска. Убедившись, что ордер должное впечатление произвел, он снизошел до того, чтобы добавить:
   – Мы знаем, что господина Толле нет в номере. Кстати, если он все-таки появится – и не только в своем номере – немедленно дайте знать вот по этому каналу... Вы все хорошо поняли? Проводите нас...
   Номер, зарезервированный для человека с Чура, был, по здешним понятиям, на высоте: одних голографических заставок на окнах было предусмотрено сотни с три. В ожидании так и не явившегося постояльца дежурный оператор выставил во всех проемах вид на милую, должно быть его сердцу, Долину Гейзеров.
   Никаких чемоданов в соответствующей нише не стояло. Угадать, какой именно из многочисленных предметов обстановки является тем самым «одним местом багажа» было трудновато. Роше подумал, что не даром пригласил с собой провожатого.
   – Ну и где же, собственно, багаж господина Толле? – сурово осведомился он.
   – Да вы на него смотрите, – чуть растерянно просветил его администратор. – Вот и квитанция прикреплена...
   – Клетка, – задумчиво сказал Роше, опускаясь на корточки перед казенного вида сооружением. – Мог бы сразу сообразить. Стандартная клетка для перевозки крупных животных. Это, вообще говоря – не багаж господина Толле. Это – имущество Космотерминала. Сам багаж, стало быть, был живым. Должен бы был быть внутри... Вы не объясните мне, старому пню, – он снова повернулся к администратору, – где, собственно, сам зверек?
   Администратор пожал плечами.
   – Я заступил на дежурство уже после того, как багаж доставили сюда. Вам следует обратиться к Белецки – он дежурил тогда.
   – Простите, но смена дежурства в «Цыганской» длится, если не ошибаюсь, шесть часов, и если вы заступили в восемнадцать... – блеснул неожиданным знанием дела Роше.
   – Я вышел досрочно. Отрабатываю сверхурочные. Подменяю Белецки. Это он вышел на дежурство в восемнадцать, но ему пришлось отправиться в больницу – доставить кого-то из клиентов... Это у нас называется форс-мажорные обстоятельства...
   – И давно он покинул гостиницу?
   – Часа четыре назад... Думаю, что он уже у себя дома. Вы можете обратиться прямо к нему. Кстати, передайте ему, что господин директор интересуется тем, когда он собирается отработать...
   Ким потрогал болтающийся на дверце клетки основательно сработанный замок.
   – Заперто снаружи, – констатировал он, перебив администратора. – Так что зверь не сам вышел на свободу. Стало быть, есть надежда, что по городу не шастают безнадзорные твари с Чура. Или еще откуда-то...
   – Чего только не привозят наши гости с собой ОТТУДА, – администратор сделал неопределенный жест в сторону небес. – Больше всего забот доставляют хамелеоны с Гринзеи. Их сюда тащит каждый, кто там побывал, и даже те, кто сроду на Гринзее не был. Перекупщки платят за них...
   – Надеюсь, господин Толле привез с собой не гринзейского хамелеона? – сухо предположил Ким.
   – Да, для хамелеона, даже гринзейского, клетка великовата, задумчиво прикинул служащий. – Судя по запаху – он подергал носом – это была собака. Смею предположить, что собака...
   – У вас тонкое обоняние, – все так же сухо, пожалуй, даже иронично отвесил ему комплемент Агент на Контракте. – Вообще-то, у вас регистрируют подобные вещи?
   – Разумеется, если клиент пожелает, чтобы за его любимцем присматривали и обеспечили ему подходящий уход, то за особую плату...
   – Господин Толле, верно, не передал вам своих э-э... указаний на этот счет?... – со все той же сухой иронией осведомился Ким.
   – Нет, – заверил его администратор. – И, соответственно, никаких записей относительно его м-м... спутника в нашем компьютере нет. Иначе я бы знал это. Я просматриваю файлы, принимая дежурство...
   – Вот что, – снова вынул из-под усов свою носогрейку комиссар. – Насчет собаки – это точно. Я подумал сначала, что запах, который вы учуяли, – он ткнул своим дымящимся инструментом мышления в живот служащего, – запах этот сохранился от прежнего... багажа. Но нет – видите, вот тут: «обработано, стерильно». Они там большие чистюли – в Космотерминале... А вот то, что точно в то же время пришлось кого-то из ваших постояльцев спровадить к докторам... Кстати – кого и куда?
   – Я, простите, не сую нос в дела, которые ко мне не имеют отношения... – пожал плечами начавший нервничать обитатель дурацкого кафтана.
   – Я это заметил, – пыхнул табачным дымом почти прямо в нос собеседнику Роше.
   – Вам лучше поинтересоваться в медпункте – у доктора Сато, – неприязненно поморщился тот. – Он как раз не сменялся с той поры. И обязан быть на месте.
* * *
   Он и действительно был на месте – на редкость рослый японец с добродушным лицом, наводящим на мысль о Маслянице с ее блинами и другими бесхитростными народными радостями. И о борцах сумо. Доктор сидел перед стереотипным агрегатом экспресс-диагностики и пытался навести какой-то, нужный ему, порядок в блоке ферментных электродов. Ким по роду своей деятельности неплохо знал такие машинки.
   Да, доктор прекрасно помнил, что часа три-четыре назад – еще не закатилась Звезда – у одного клиента были проблемы... Не у клиента, собственно, а у посетителя – парень привез в «Цыганскую» здоровенную псину для какого-то чудака. С псом-то он и не поладил. Не стоило, конечно, выпускать зверька из клетки – не понимаю, зачем он это сделал...
   – И сильно пострадал мальчик? – озабоченно спросил Роше, пытаясь как-то избавиться от своей трубки.
   Доктор задумчиво сложил руки на животе.
   – Мальчик, вы говорите... Ну, знаете, скорее – молодой человек. Знаете, шок – это такая вещь: одним – хоть бы хны, а другой может надолго слечь. Здесь требуются услуги специалистов..
   – И в какую клинику направили вы пострадавшего? – вошел в разговор Агент на Контракте.
   – Янек не сообщил мне... Он взял все это на себя. Администратор Белецки, я имею ввиду...
   Роше возмущенно фыркнул.
   – А собаку, наверно, забрали ветеринары? – продолжил Ким.
   Доктор замялся.
   – Пожалуй стоит связаться с той службой, которая у вас занимается такими вещами, комиссар, пока пса не усыпили, – Ким озабоченно повернулся к Роше.
   – Вы, ей Богу, похоже, больше озабочены судьбой этой псины... – буркнул Роше, засовывая погашенную, наконец, трубку в карман плаща.
   – Собаки и Чур – это особая тема для разговора, – со слегка извиняющейся интонацией в голосе парировал этот упрек Ким. – Я не вникал в этот вопрос специально, но вы сами, наверное, слышали, что псы там – что-то вроде личных тотемов...
   Добродушный японец напомнил о себе тихим покашливанием.
   – Боюсь, что с собакой вышла неприятность. Он удрал, этот пес... Как только Янек отпер дверь, чтобы вызволить того малого, собачка свалила нас с ног и, как здесь говорят, была такова...
   Тут уж за живое взяло и Роше.
   – Как это так, черт возьми? Из запертой комнаты из охраняемой гостиницы? А что делали охрана и персонал?
   – Вы, я вижу, думаете, что нас здесь целый полк, господин комиссар, – вежливо, но твердо парировал обвинение доктор Сато. – В смену работаем я, администратор и четыре техника. Которых не доищешься, когда в них возникает нужда, – он с отвращением оттолкнул от себя тележечку с прибором. – И которые путаются под ногами все остальное время. В дневное время добавляются директор с секретаршей и бухгалтер-программист. Это – в основном здании. Еще – девять человек в ресторане и казино. Крупье, вышибалы, повара-операторы и артисты по контракту. Но они – в зимнем саду, мы с ними не контактируем без надобности. Охрана – это своя епархия. Ловля собак в их обязанности не входит, я думаю. Мы – тихое заведение, господа. Полная автоматизация, доставочные линии, киберсауна, солярий, «виртуалка», биллиардная – все на электронике... Если надо – есть даже «электронный собеседник» – это сейчас модно. Сами понимаете, сервисные автоматы за собаками не гоняются. Мы, конечно, дали знать в полицию... Если вас так волнует судьба псины – свяжитесь... Конечно, жалко будет, если такое прекрасное животное свезут на живодерню...
   – Нацарапайте здесь номер канала, по которому мы можем найти э-э... Янека, – Роше протянул доку блокнот. И его адрес.
   Доктор кашлянул, доставая из кармашка крохотную авторучку.
   – Вряд ли Янек будет отвечать на вызовы – он, думаю, хочет «зажать» пару часов от своего дежурства, раз уж пришлось смениться раньше времени. А живет он неподалеку – на Малой Садовой. Можно дойти пешком...
   – А теперь, расскажите, как выглядела та собака, – попросил Ким.
   Пес произвел на доктора большое впечатление. Он говорил о нем почти десять минут без перерыва.
   В машине Ким в первую очередь снесся по сотовому телефону с полцией, «Амбуланс» и филиалом Управления. Никого, кто соответствовал бы приметам Леона Файоля, стажера Министерства Туризма среди угодивших в здешнюю «скорую помощь» на предмет укушения собаками, не числилось. Среди пятидесяти четырех потерянных и «неустановленных» собак, содержавшихся в трех «накопителях» столицы, ни одна не соответствовала описанию четвероногого друга Торвальда Толле. Пожав плечами, Роше молча тронул кар с места и покатил в сторону Малой Садовой.
   Высоко в небе тучи начали подсвечивать молнии. Сначала редкие, потом – все чаще и чаще...
* * *
   Молнии... Харр как завороженный смотрел на полыхающее небо Прерии. Наконец-то хоть что-то, что напомнило ему родной Мир, явилось ему среди этой тоскливой и странной путаницы, в которую он канул почти сразу после того, как покинул пронизанное чужой, запредельной жутью нутро корабля. Здесь, в этом ненастоящем, конфетном каком-то Мире, ему было не то, чтобы неуютно, нет – не по-настоящнму здесь было все...
   Совсем недавно возведены были эти стены, только что проложены были эти дороги, и вовсе уж недоделанными стояли дома и пристроенные к ним кое-как подсобные хибары. Временно все было в этом мире, зыбко...
   И люди здесь были какие-то зыбкие, ненастоящие. Словно отбившиеся от Стаи одиночки. Все были как тот чудак, что вез его в нелепой железной коробке от корабля – сюда, в это скопище вкривь и вкось наложенных кирпичей. От них пахло едой, пахло пустяшными, какими-то тревогами, недоделанностью какой-то – как и от всего этого Мира от них пахло. И нигде не было запаха Тора.