Страница:
Выдворив хозяйку, Дарган затолкал сумки под кровать, заметил, с какой поспешностью жена срывает с себя пропитанные потом тряпки и развешивает их на гвоздях. Но что-то мешало ему поступить так же, иначе он давно бы провалился в глубокий сон. Он подошел к окну, осмотрел двор, залитый мертвенным светом, затем приоткрыл певучую дверь. Казаку показалось, что в коридоре кто-то шмыгнул в одну из комнат, но все тут же стихло. Из угла донеслось тихое посапывание Софи, Дарган потянул ручку двери на себя, на цыпочках пробрался к супружескому ложу. Стащив с подружки шелковые трусики, он занялся с ней любовью, неторопливо и основательно, до тех пор пока организм сам не потребовал разрядки. Он решил, что таким естественным образом избавится от усталости. Женушка под ним лишь терпеливо постанывала, и вскоре оба, уткнувшись друг в друга, уже спали младенческим сном.
Дарган вскочил оттого, что кто-то теребил его за плечо. Он тут же сунулся за шашкой, прислоненной к спинке кровати.
– Господин казак, вашего коня увели, – напротив заламывал руки хозяин постоялого двора. – Того, которого я завел в стойло в общей конюшне.
– Какого? – подхватывая шашку, гаркнул Дарган. – Кабардинца или дончака?
– Что посветлее, дончака. А вашего я определил вместе со своими лошадьми.
– Кто увел? – Дарган моментом влез в сапоги и уже набрасывал на себя черкеску. – Говори скорее, не то голову отсеку.
– Бандиты!… Я же предупреждал вас, что это сорвиголовы. – Рукавом рубахи толстяк смахнул пот с лица. – Они зашли в конюшню, сели на лошадей и поскакали к лесу. Я пошел выгребать навоз, гляжу, коня вашей спутницы тоже нет.
– Давно они уехали?
– Недавно, я сразу бросился к вам.
Казак пошарил глазами под кроватью, но торбы лежали так, как он их и положил перед сном. На душе немного отлегло.
– Что еще забрали? – продолжил он допрос уже спокойнее и покосился на проснувшуюся спутницу.
– Больше ничего, только коня вашей супруги, господин казак, – продолжал обмахиваться рукавом хозяин. – Зачем он им понадобился, не знаю, у них свои скакуны – хоть на королевский выезд.
Софи, с тревогой наблюдавшая за говорившими, села на перине, прикрылась одеялом. Она не сводила взора с толстяка, и тот наконец заметил это и по-французски проинформировал о происшествии и ее. Мгновенная перемена настроения в лице спутницы заставила Даргана удивленно приподнять брови, он развернулся было к ней, хотел спросить, что же так сильно ее обеспокоило. Если пропажа дончака, то у них есть еще одна лошадь, есть деньги, на которые можно купить хоть целый табун. Но казак подумал, что теперь она сожалеет по поводу предстоящих неудобств, и смолчал. Между тем жена задала корчмарю пару наводящих вопросов, затем прижала руки к груди и с мольбой в глазах обернулась к Даргану.
– Лучше спроси у него, зачем ему понадобилось разъединять наших коней, – упреждая нытье, сердито выговорил он. – Поставил бы обоих в хозяйское стойло, глядишь, целее были бы.
– Они бы и оттуда их забрали, потому что им с чего-то понадобилась именно эта лошадь, – нервно подергал унылым носом толстяк. – Я как чувствовал неладное, когда предлагал вам проехать на следующий постоялый двор.
– Зачем вообще заводить хозяйство, если не можешь уследить за порядком, – вскинулся Дарган и, перебросив ружье через плечо, резко скомандовал: – Выводи моего коня.
– Месье… – воскликнула было Софи, но тут же осеклась.
За воротами корчмарь показал направление, в котором уехали разбойники, и казак сразу пустил кабардинца в намет. Отдохнувшая лошадь закусила удила и пошла стелиться, едва касаясь земли копытами. Домчавшись до леса, Дарган чуть придержал скакуна и зорко осмотрелся по сторонам. Он опасался засады. Лес был редким, почти весь состоял из дубовых деревьев с толстыми стволами и сучьями, если бы его не перемежали ряды мелколесья, он светился бы насквозь.
Внимание казака привлекла вмятина, только что оставленная конским копытом на сыроватом мху сбоку дороги, а чудь дальше на уровне головы зеленела ободранная кора на сломленном сучке. Недалеко от основного тракта в глубь чащи отворачивала узкая тропа, которая терялась в зарослях. Значит, всадники свернули с главного пути, мало того, они предвидели погоню, или ночью разглядели черкеску, или разбирались в упряжи, отличая казацкое седло от любого другого. А казаки воровства у себя не терпели, это знал каждый, кто сталкивался с ними. Видимо, раньше разбойники были людьми военными, но хозяин подворья об этом даже не заикнулся.
Перекинув на грудь ружье, Дарган на ходу подсыпал на полку пороху и взвел курок. Он сделал это вовремя, в тот же момент из зарослей впереди раздался выстрел, и пуля вжикнула рядом с папахой. Теперь противник должен был или перезарядить ружье, или пуститься вскачь, чтобы поменять место засады, а то и вообще оторваться от возможной погони. Но если он чувствовал за собой силу, то мог броситься в лобовую атаку. Не давая ему возможности принять решение, Дарган прицелился, послал пулю туда, где шевельнулись ветви кустов, и сразу ударил коня каблуками под брюхо. Кабардинец ворвался в заросли и остановился за ними как вкопанный. Буланая лошадь, тонко взвизгивая, пыталась вырвать уздечку из пальцев свалившегося с нее человека в потрепанном драгунском мундире.
Дарган понял, почему хозяин двора не слишком вдавался в подробности, как бы походя назвал драгун из остатков наполеоновской армии бандой сорвиголов. Этим людям терять было нечего. Несмотря на то, что Франция не походила на партизанскую Россию, на просторах которой налетала на врага масса крестьянских ватаг с топорами и вилами, подобных отрядов по ее полям и лесам тоже металось довольно много.
Глава пятая
Дарган вскочил оттого, что кто-то теребил его за плечо. Он тут же сунулся за шашкой, прислоненной к спинке кровати.
– Господин казак, вашего коня увели, – напротив заламывал руки хозяин постоялого двора. – Того, которого я завел в стойло в общей конюшне.
– Какого? – подхватывая шашку, гаркнул Дарган. – Кабардинца или дончака?
– Что посветлее, дончака. А вашего я определил вместе со своими лошадьми.
– Кто увел? – Дарган моментом влез в сапоги и уже набрасывал на себя черкеску. – Говори скорее, не то голову отсеку.
– Бандиты!… Я же предупреждал вас, что это сорвиголовы. – Рукавом рубахи толстяк смахнул пот с лица. – Они зашли в конюшню, сели на лошадей и поскакали к лесу. Я пошел выгребать навоз, гляжу, коня вашей спутницы тоже нет.
– Давно они уехали?
– Недавно, я сразу бросился к вам.
Казак пошарил глазами под кроватью, но торбы лежали так, как он их и положил перед сном. На душе немного отлегло.
– Что еще забрали? – продолжил он допрос уже спокойнее и покосился на проснувшуюся спутницу.
– Больше ничего, только коня вашей супруги, господин казак, – продолжал обмахиваться рукавом хозяин. – Зачем он им понадобился, не знаю, у них свои скакуны – хоть на королевский выезд.
Софи, с тревогой наблюдавшая за говорившими, села на перине, прикрылась одеялом. Она не сводила взора с толстяка, и тот наконец заметил это и по-французски проинформировал о происшествии и ее. Мгновенная перемена настроения в лице спутницы заставила Даргана удивленно приподнять брови, он развернулся было к ней, хотел спросить, что же так сильно ее обеспокоило. Если пропажа дончака, то у них есть еще одна лошадь, есть деньги, на которые можно купить хоть целый табун. Но казак подумал, что теперь она сожалеет по поводу предстоящих неудобств, и смолчал. Между тем жена задала корчмарю пару наводящих вопросов, затем прижала руки к груди и с мольбой в глазах обернулась к Даргану.
– Лучше спроси у него, зачем ему понадобилось разъединять наших коней, – упреждая нытье, сердито выговорил он. – Поставил бы обоих в хозяйское стойло, глядишь, целее были бы.
– Они бы и оттуда их забрали, потому что им с чего-то понадобилась именно эта лошадь, – нервно подергал унылым носом толстяк. – Я как чувствовал неладное, когда предлагал вам проехать на следующий постоялый двор.
– Зачем вообще заводить хозяйство, если не можешь уследить за порядком, – вскинулся Дарган и, перебросив ружье через плечо, резко скомандовал: – Выводи моего коня.
– Месье… – воскликнула было Софи, но тут же осеклась.
За воротами корчмарь показал направление, в котором уехали разбойники, и казак сразу пустил кабардинца в намет. Отдохнувшая лошадь закусила удила и пошла стелиться, едва касаясь земли копытами. Домчавшись до леса, Дарган чуть придержал скакуна и зорко осмотрелся по сторонам. Он опасался засады. Лес был редким, почти весь состоял из дубовых деревьев с толстыми стволами и сучьями, если бы его не перемежали ряды мелколесья, он светился бы насквозь.
Внимание казака привлекла вмятина, только что оставленная конским копытом на сыроватом мху сбоку дороги, а чудь дальше на уровне головы зеленела ободранная кора на сломленном сучке. Недалеко от основного тракта в глубь чащи отворачивала узкая тропа, которая терялась в зарослях. Значит, всадники свернули с главного пути, мало того, они предвидели погоню, или ночью разглядели черкеску, или разбирались в упряжи, отличая казацкое седло от любого другого. А казаки воровства у себя не терпели, это знал каждый, кто сталкивался с ними. Видимо, раньше разбойники были людьми военными, но хозяин подворья об этом даже не заикнулся.
Перекинув на грудь ружье, Дарган на ходу подсыпал на полку пороху и взвел курок. Он сделал это вовремя, в тот же момент из зарослей впереди раздался выстрел, и пуля вжикнула рядом с папахой. Теперь противник должен был или перезарядить ружье, или пуститься вскачь, чтобы поменять место засады, а то и вообще оторваться от возможной погони. Но если он чувствовал за собой силу, то мог броситься в лобовую атаку. Не давая ему возможности принять решение, Дарган прицелился, послал пулю туда, где шевельнулись ветви кустов, и сразу ударил коня каблуками под брюхо. Кабардинец ворвался в заросли и остановился за ними как вкопанный. Буланая лошадь, тонко взвизгивая, пыталась вырвать уздечку из пальцев свалившегося с нее человека в потрепанном драгунском мундире.
Дарган понял, почему хозяин двора не слишком вдавался в подробности, как бы походя назвал драгун из остатков наполеоновской армии бандой сорвиголов. Этим людям терять было нечего. Несмотря на то, что Франция не походила на партизанскую Россию, на просторах которой налетала на врага масса крестьянских ватаг с топорами и вилами, подобных отрядов по ее полям и лесам тоже металось довольно много.
Глава пятая
Поймав буланого за уздечку, Дарган намотал конец ее на крепкий сук и поскакал дальше, решив до поры не обременять себя заботой о новой лошади. Он был уверен в том, что драгуны устроят еще одну засаду. Выстрелов прозвучало не один, а два – его и убитого им драгуна, – уцелевший противник обязательно еще разок попробует напасть, а за это время банда постарается убежать далеко вперед. Так и случилось: не успела тропинка сделать очередной поворот, как кабардинец вдруг запрядал ушами. Умное животное чутьем и повадками давно уже походило на хорошую охотничью собаку.
Дарган направил коня за ствол старого дуба и, спрыгнув с седла, метнулся к цепочке кустов. Он обежал опасное место и вышел на тропу далеко позади него. Второй драгун дожидался появления преследователя за подобным же деревом, его жеребец был тоже буланым, как и у погибшего товарища. Подкравшись, казак вскинул ружье и, тщательно прицелившись, выстрелил в затылок всаднику. Затем поймал жеребца, привязал его к небольшому деревцу. Теперь у него было две запасных лошади, но он помнил выражение глаз своей спутницы. Она хочет, чтобы возлюбленный непременно вернул ей дончака, подаренного им. Нужно было трогаться дальше, чтобы успеть догнать банду, но сейчас путь был свободным, потому что выстрел прозвучал всего один.
Дарган едва не налетел на разбойников на крутом спуске в глубокий овраг. Даже кабардинец в этот раз не подал признаков беспокойства, вероятно, его отвлек затхлый запах болота, потянувшийся из низины за кустами. Всадники в порванных мундирах гуськом спускались по склону, они придерживали лошадей, скользивших копытами по глине, выступившей на поверхность тропки. Их было трое, последний вел под уздцы дончака без седла, все время воротившего морду.
Этот конник оглянулся в последний момент, но лишь за тем, чтобы увидеть лицо собственной смерти. Наклонив лезвие, казак под углом полоснул шашкой под воротник, заставив нечесаную голову качнуться на шее, перед тем как скатиться под копыта лошадей. Дончак взбрыкнул задними ногами, едва не попав в брюхо буланой кобыле, которая в свою очередь шарахнулась от него. Его ржание вспугнуло бандитов, они помчались вниз, не разбирая дороги, на дне оврага завернули морды коней, одновременно выхватывая почти прямые клинки.
Кабардинец заерзал подковами по скользкому грунту, мешая хозяину, и Дарган едва успел отбить обрушившиеся на него удары. Он юлой завертелся на месте, пытаясь держаться так, чтобы противники не зажали его в клещи. На лицах драгун, обросших двухнедельной щетиной, отражалась лишь беспощадность людей, потерявших веру в будущее, они рубились как в последний раз, стараясь наносить удары не только по врагу, но и по лошади под ним. Дарган отбивался и сверху, и снизу, и с боков, он изгибался ужом, наклонялся к гриве, падал спиной на круп, чтобы тут же сделать ответный бросок. Драгуны оказались широкоплечими мужиками с длинными руками, остриями сабель они едва не чиркали по лицу. Они сумели чуток зацепить нос и ухо казака, и теперь из ран сочилась кровь, эти места горели огнем. Тут же достиг цели еще один вражий выпад, Дарган ощутил, как по предплечью побежал горячий ручеек, но боли не было, видимо, разбойник рассек лишь кожу вместе с мякотью. Промедление в действиях грозило гибелью, настало время что-то предпринимать.
Рванув поводья на себя, Дарган всадил каблуки сапог под брюхо кабардинцу и мигом очутился за метелицей из сверкающих лезвий. Он сумел поднять коня на задние ноги, камнем из пращи снова бросил его в бой, неожиданно оказавшись лицом к лицу с одним из противников. Второй суетливо начал искать более выгодное положение. Закрутив перед собой знаменитый круг, казак приблизился на расстояние удара и молниеносно полоснул клинком под рукоятку драгунской сабли. Он понимал, что до самого соперника ему не дотянуться, поэтому и применил такой способ. Кисть противника вместе с клинком со стуком упала под копыта лошадей. Второй выпад заставил драгуна наклонить рассеченную надвое голову вперед и замертво свалиться на холку лошади. Оставшийся в живых разбойник дико вскрикнул, дернул уздечку на себя и помчался к подъему из оврага. Кабардинец Даргана настиг его почти на самом верху, когда оставалось перевалить через гребень и пуститься вскачь по просторам равнины, открывавшейся навстречу. Чтобы погоня не затянулась, казак выдернул из ножен кинжал и с силой метнул его в спину обезумевшего от страха бандита. Тот откачнулся назад, обдав преследователя сгустком смертельного ужаса, вместе с лошадью перекинулся на спину и скатился на дно оврага.
Некоторое время Дарган разглядывал поверженных противников, стараясь уловить в них признаки жизни, но все трое замерли в самых неудобных позах. Тогда он спустился вниз, соскочил с лошади и вытер измазанную кровью шашку о драгунский мундир. Вложив ее в ножны, казак похлопал ладонью по боку жеребца, гулявшего от страха шкурой, поднял с земли сумку и снова водрузил ее перед седлом на его спине. Сумка показалась тяжелой, мало того, выглянувший из нее край кожаного свертка тоже почудился не чужим, но охота обследовать содержимое прямо на месте отсутствовала напрочь. Разболелась рука, на лице заныли резаные раны, казак почувствовал себя разбитым. Помочившись в ладонь, он промыл раны, кое-как замотал предплечье рукавом, оторванным от вражеской рубахи. С трудом собрав лошадей, Дарган соединил их одним арканом и рысью поскакал по тропинке на мощенную камнем дорогу, по пути присоединяя к каравану живые трофеи с кожаными сумками сбоку седел. Когда казак выбрался на тракт, ему почудилось, что день снова клонится к вечеру, солнечный диск увеличился и покраснел. Или это перед носом заплясали кровавые круги?…
Софи ждала его возвращения за воротами постоялого двора, казаку показалось, что за то время, пока он дрался с бандитами, она здорово похудела. Дарган здоровой рукой отстранил жену, сунувшуюся было к нему, передал ей лошадей и заторопился в комнату. Сейчас им владело одно желание – забыться в беспробудном сне, чтобы набраться новых сил. Но сразу сделать этого не удалось, навстречу уже бежал хозяин постоялого двора вместе с пышнотелой своей супругой.
– Ай да господин казак, не только свое вернули, но еще и добычу урвали, – заголосил он издали. – А мы уже думали, что не догнали, молились, лишь бы сами живым воротились. Супруга ваша то и дело за ворота выскакивала.
Хозяйка угодливо кивала головой, не переставая лопотала что-то по-французски, в руках она держала большую кружку с виноградным вином. Видно было, что оба надеются извлечь выгоду из этого происшествия. Но то, что в следующий момент заявил толстяк, заставило Даргана насторожиться:
– Пока вас не было, к нам еще гости пожаловали, большой отряд русских солдат на лошадях. Я скотине корм задавал, а жена вышла к ним, – хозяин пристально посмотрел Даргану в лицо. – Офицер сказал, что они ищут разбойников, похитивших драгоценности, среди них есть женщина. Жена объяснила, что банда сорвиголов ускакала от нас, прихватив с собой лошадь наших постояльцев, и мужчина, у которого ту лошадь украли, бросился их догонять. Но женщины между этими бандитами она не заметила, хотя и не слишком приглядывалась. К сожалению, она не знала, куда умчались разбойники, поэтому просто указала на дорогу.
Толстяк снова пригляделся к Даргану, потом покосился на свою супругу, словно приглашая ее в свидетели. Казак понял, что патруль разыскивает именно его с подружкой, лишь счастливая случайность спасла обоих от неминуемого ареста. Негостеприимный постоялый двор следовало покинуть как можно скорее, чтобы сразу направиться к границе. А в Германии будет полегче, там на дорогах уже меньше дозоров, здесь превратившихся в сторожевых псов. Но кто же заявил военным властям о, драгоценностях – их настоящий хозяин или тот господин, к которому бегала подружка? Этот вопрос по-прежнему оставался неясным. Смахнув со лба мокрый чуб, Дарган забрал у хозяйки кружку с вином, молча опрокинул ее в себя. Подождав, пока горячительный напиток разбежится по желудку, он вскинул голову и поймал хитрющий взгляд толстяка.
– Но вы же не похожи на грабителей, самих едва не обокрали! – засуетился тот. – И вас всего двое, а там, как мне сказали, разбойничала целая банда.
– Если мы на грабителей не похожи, тогда о чем разговор, – вытирая губы рукавом черкески, спокойно отозвался Дарган и кивнул на табунок лошадей, приведенных с собой. – Коней я собираюсь продавать, не так уж дорого. Если имеется желание, прошу ко мне с предложениями, но попозже. Сейчас мне надо часа два-три поспать, ваши сорвиголовы оказались бывалыми вояками, драгунами из наполеоновского войска.
Он со значением посмотрел на толстяка, давая понять, что в первый раз тот сказал ему неправду. Хозяин засучил ножками в кожаной бесформенной обувке, похожей на опорки, и с поклоном отошел в сторону.
Они снова скакали по едва различимой во тьме проселочной дороге, держась друг за другом. Чтобы не сбиться с пути, Дарган определял направление по усеявшим небо звездам, его спутница отпустила поводья и молча следовала за ним. Несмотря на то, что увесистая цепочка с массивным медальоном снова была в ее руках, тревожные мысли не покидали женщину. От драгоценного груза нужно было избавиться, и как можно скорее, а сделать это пока не удавалось.
Когда возлюбленный прискакал к постоялому двору, Софи в первый момент даже не поняла, чему же она обрадовалась больше – его возвращению живым или тому, что за его кабардинцем темной масти взбрыкивал ее золотистый дончак. Ведь патриотические призывы в ее душе тоже имели достойный отклик. И все-таки чувства взяли верх, не успел Дарган спуститься на землю, как она бросилась в его объятия, но в этот раз любимый оказался холоднее обычного. Может быть, потому, что рукав черкески у него насквозь пропитался кровью, а лицо было бледным, искаженным сдерживаемой гримасой боли. Здоровой рукой он отстранил жену, упредил ее ласки. А потом она вдруг заметила, что ее конь остался без седла, значит, и без спрятанных под ним свертков с золотыми изделиями, и сердце женщины вновь зашлось в тревожных переживаниях.
Лишь когда она завела лошадей в конюшню и принялась вытаскивать из драгунских сумок содержимое, наткнулась и на седло, и на заветные свертки, вновь обретя душевное равновесие. Она вернула не имеющие стоимости раритеты на законное их место, под седло, вновь накинутое на спину дончака. Собрав самое ценное в торбу, Софи прошла в комнату, выдержав по дороге косые взгляды хозяев подворья, и сразу взялась перевязывать спутнику рану на предплечье. Она проделывала это так аккуратно, что он лишь негромко постанывал во сне. Только после этого она решила заняться торбой основательно.
Добыча оказалась весомой, наверное растеряв веру в победу, драгуны решили обогатиться за счет собственного народа. Пачки франков, золотые и серебряные монеты, изделия из золота и серебра – все это могло потянуть на кругленькую сумму. Но бумажные франки утратили былую силу, а с изделиями следовало проявить осторожность, потому что на большинстве из них стояли личные клейма владельцев. Стараясь не разбудить возлюбленного, женщина вышла в коридор, намереваясь переговорить с хозяином постоялого двора. Она прекрасно понимала, что добытую спутником кучу драгоценностей необходимо как можно быстрее обратить в деньги, желательно в русские рубли. Софи заметила, как чья-то мужская фигура заторопилась от их двери в одну из комнат дальше по коридору. На хозяина этот человек не походил, тот был толстым увальнем с низковатым русским задом, скорее всего, мужчина тоже был постояльцем в гостинице, расположенной при оживленной дороге.
Она нашла толстяка в конюшне, осматривающим коней буланой масти, приведенных Дарганом. Он словно впервые увидел их и ласково оглаживал каждую в поисках изъянов.
– О, мадам, а я решил проверить, не нанесли ли ран бедным животным, ведь они побывали в настоящем бою, – заметив женщину, воскликнул он голосом ребенка, поедающего ворованное варенье и захваченного врасплох строгой бабушкой. – Посмотрите, потеки крови засохли на шеях, на крупах и даже на мордах.
– Эти лошади успели побывать не на одном поле битвы, – отрешенно высказалась Софи. – Нужно их расседлать.
– Ни в коем случае, я хочу приобрести коней вместе с упряжью, – запротестовал толстяк. – Вы же слышали, ваш супруг предложил мне их выкупить, сказал, что цену определит невысокую.
– В эти ваши дела я не стану влезать, – женщина скрестила руки на поясе. – Но я хотела бы показать вам кое-что еще.
Толстяк тут же забыл о животных. Он успел заметить, как спутница казака сгибалась под тяжестью драгунской сумки, которую вытащила из конюшни. Конечно, он специально выдал солдат за обыкновенную банду мародеров, тем самым проявив патриотичность ко вновь приобретенной родине, ведь господин казак мог кликнуть гусарский патруль. Но они сами нашли себе бесславный конец, наверное, отряд не первый день промышлял разбоями. Если поразмыслить, то из этого можно было извлечь выгоду. Если бы ценности принадлежали им, он бы намекнул, что имеет основания призвать на помощь русские дозоры. Глядишь, постояльцы посчитали бы, что удобнее поделиться добычей, нежели попасть в лапы тех же патрулей. Но вещи в сумке тоже были краденными, самих драгун, наверное, уже нет в живых. Прикинув, что доказать их принадлежность кому бы то ни было будет проблематично, толстяк приблизил волосатое ухо к девушке:
– Я весь внимание, мадам, – скороговоркой произнес он.
– У нас есть бумажные франки, много франков. Нельзя ли перевести их в русские деньги? – Собеседница прямым взглядом уперлась в вертлявые зрачки хозяина постоялого двора. – Ведь мы собрались ехать в Россию, откуда родом мой супруг.
– Мадемуазель, французский франк поставлен на колени, – поморщился толстяк. – И вы это знаете не хуже меня.
– Но вы могли бы поменять его по самому выгодному для вас курсу.
– А если завтра он упадет еще ниже?
– По завтрашней цене и посчитайте.
– Много их у вас? – Толстяк нервно пощипал губы.
– Больше десяти пачек тысячными купюрами.
Кинув короткий взгляд на лошадей, хозяин снова потеребил верхнюю губу. За деревянной перегородкой послышался перестук глиняных горшков, наверное, супруга готовилась начать вечернюю дойку коров.
– Я возьму у вас франки, – после некоторого раздумья кивнул он и прищурил серые глаза. – Больше вы ничего не хотели бы мне предложить?
– Несколько вещей из золота и серебра, – решилась открыться женщина. – Если у вас еще останутся русские деньги.
– Я вам признаюсь, как только русские войска заняли нашу территорию, мы начали взимать плату ассигнациями Российской империи. Благо рублей у солдат было достаточно.
– Вот и отлично. Когда можно будет заняться подсчетами?
– Простите, мадам, не поговорить ли нам заодно и об этих бедных измученных животных?
– О цене на лошадей я ничего не могу сказать, супруг разбирается в них лучше.
– Тогда начнем прямо сейчас разбираться со всем прочим.
Софи сумела продать хозяину постоялого двора большую половину из того, что оказалось в сумках, особенно она старалась избавиться от изделий, помеченных личными клеймами. Женщина трезво рассудила, что возлюбленный только поприветствует ее инициативу, ведь во франках и в драгоценностях он разбирался плохо. Зато с лошадьми казак, кажется, не прогадал, в самом начале торга намекнув толстяку о том, что имеет возможность продать их любому помещику за цену гораздо выше той, которую назначил. А за владельцами виноградных и иных угодий далеко ходить не надо, они живут везде.
Толстяк быстро сообразил, что его несговорчивость может принести лишь отрицательный результат, и выложил на стол пачки русских банкнот, когда проснувшийся господин казак пришел продавать лошадей. Но когда этот ужасный человек ушел готовить коней в дорогу, купец как бы на прощание поинтересовался у его жены:
– В России вы решили присмотреть себе какое-нибудь поместье?
– Такой вариант не исключен, – не стала отпираться она. – Но сначала нам нужно будет обустроить свое гнездо с домиком и приусадебным участком.
– Земли там достаточно, и она не столь дорогая, – не стал спорить хозяин. – Но я посоветовал бы вам приобрести усадьбу здесь, с хорошим домом, с виноградниками. А еще лучше, если, конечно, у вас есть много денег, купить приличный замок, они сейчас здорово упали в цене.
– Да я и сама об этом подумывала, – пристально посмотрев на собеседника, кивнула головой женщина, у которой родственники, чтобы выжить в наступивших голодных временах, чуть не озаботились подобной же проблемой. – А почему вы решили быть со мной столь откровенным?
– С первого взгляда я увидел, что вы из хорошей семьи, а выбрали себе в мужья полудикого казака. Что вас на это подвигло, я допытываться не стану, но разумному человеку сам Господь велит пойти навстречу, – хозяин с пониманием улыбнулся. – Во-первых, пройдет немного времени, и все восстановится в прежних границах. Французы – народ трудолюбивый, значит, потраченные деньги вернутся сторицей. А русские люди непредсказуемы, их разбаловали огромные пространства, присоединенные бесконечными войнами. Там всего много, следовательно, можно не ценить ничего. Русские люди – плохие собственники, деньги ваши могут пойти прахом – их или пропьют, или разметают на что-либо совсем ненужное.
– Вы так думаете? – насторожилась женщина.
– Мадам, мне ли не знать бывших соотечественников. Скажу больше, после татаро-монгольского ига русские превратились в тех же татар и монголов, для которых жизнь в приличных домах без степных просторов смерти подобна, – собеседник со значением поднял указательный палец. – Ведь Татария и Монголия, а после их нашествия – Россия, не есть трудолюбивые Англия, Франция или Германия. У косоглазых степным ветрам до сих пор задержаться не на чем. Степняки не научились, а русские разучились ценить то малое, чем живет человек здесь, в Европе.
– Вы философ? – спросила Софи.
– Вы правильно подметили, и все потому, что я русский, – грустно усмехнулся хозяин постоялого двора. – Во Франции простому человеку философствовать незачем, этим занимаются те, у кого достаточно свободного времени. Обычные же люди здесь трудятся. В России все наоборот.
– Вы не советуете мне покидать свою родину? Что ж, если моя жизнь в России не сложится, то я вернусь к родителям. Правда, они этому не обрадуются, как были бы против моего сумасбродного выбора жениха – они просто не успели помешать мне в этом.
– Не смею влезать в вашу личную судьбу, мадам, – замахал руками собеседник. – Я лишь посоветовал вам, как лучше распорядиться деньгами. Вы правильно сказали, неизвестно, как сложится ваша жизнь на окраине отсталой России, к тому же появятся дети, им нужно будет давать образование. А вы уже сейчас сможете создать разумный задел для благоденствия будущего потомства.
Некоторое время над столом, за которым только что произошла сделка, висела тишина, затем Софи вздохнула и оперлась о каменную стену, побеленную известкой.
– Скажите, почему вы со мной так разоткровенничались? И с чего перестали уважать свою бывшую родину? – спросила она.
Хозяин постоялого двора молча продолжал укладывать выкупленное добро в деревянный короб, окованный медными листами. Наконец он вскинул лысеющую голову, приблизил лицо к собеседнице и сказал:
Дарган направил коня за ствол старого дуба и, спрыгнув с седла, метнулся к цепочке кустов. Он обежал опасное место и вышел на тропу далеко позади него. Второй драгун дожидался появления преследователя за подобным же деревом, его жеребец был тоже буланым, как и у погибшего товарища. Подкравшись, казак вскинул ружье и, тщательно прицелившись, выстрелил в затылок всаднику. Затем поймал жеребца, привязал его к небольшому деревцу. Теперь у него было две запасных лошади, но он помнил выражение глаз своей спутницы. Она хочет, чтобы возлюбленный непременно вернул ей дончака, подаренного им. Нужно было трогаться дальше, чтобы успеть догнать банду, но сейчас путь был свободным, потому что выстрел прозвучал всего один.
Дарган едва не налетел на разбойников на крутом спуске в глубокий овраг. Даже кабардинец в этот раз не подал признаков беспокойства, вероятно, его отвлек затхлый запах болота, потянувшийся из низины за кустами. Всадники в порванных мундирах гуськом спускались по склону, они придерживали лошадей, скользивших копытами по глине, выступившей на поверхность тропки. Их было трое, последний вел под уздцы дончака без седла, все время воротившего морду.
Этот конник оглянулся в последний момент, но лишь за тем, чтобы увидеть лицо собственной смерти. Наклонив лезвие, казак под углом полоснул шашкой под воротник, заставив нечесаную голову качнуться на шее, перед тем как скатиться под копыта лошадей. Дончак взбрыкнул задними ногами, едва не попав в брюхо буланой кобыле, которая в свою очередь шарахнулась от него. Его ржание вспугнуло бандитов, они помчались вниз, не разбирая дороги, на дне оврага завернули морды коней, одновременно выхватывая почти прямые клинки.
Кабардинец заерзал подковами по скользкому грунту, мешая хозяину, и Дарган едва успел отбить обрушившиеся на него удары. Он юлой завертелся на месте, пытаясь держаться так, чтобы противники не зажали его в клещи. На лицах драгун, обросших двухнедельной щетиной, отражалась лишь беспощадность людей, потерявших веру в будущее, они рубились как в последний раз, стараясь наносить удары не только по врагу, но и по лошади под ним. Дарган отбивался и сверху, и снизу, и с боков, он изгибался ужом, наклонялся к гриве, падал спиной на круп, чтобы тут же сделать ответный бросок. Драгуны оказались широкоплечими мужиками с длинными руками, остриями сабель они едва не чиркали по лицу. Они сумели чуток зацепить нос и ухо казака, и теперь из ран сочилась кровь, эти места горели огнем. Тут же достиг цели еще один вражий выпад, Дарган ощутил, как по предплечью побежал горячий ручеек, но боли не было, видимо, разбойник рассек лишь кожу вместе с мякотью. Промедление в действиях грозило гибелью, настало время что-то предпринимать.
Рванув поводья на себя, Дарган всадил каблуки сапог под брюхо кабардинцу и мигом очутился за метелицей из сверкающих лезвий. Он сумел поднять коня на задние ноги, камнем из пращи снова бросил его в бой, неожиданно оказавшись лицом к лицу с одним из противников. Второй суетливо начал искать более выгодное положение. Закрутив перед собой знаменитый круг, казак приблизился на расстояние удара и молниеносно полоснул клинком под рукоятку драгунской сабли. Он понимал, что до самого соперника ему не дотянуться, поэтому и применил такой способ. Кисть противника вместе с клинком со стуком упала под копыта лошадей. Второй выпад заставил драгуна наклонить рассеченную надвое голову вперед и замертво свалиться на холку лошади. Оставшийся в живых разбойник дико вскрикнул, дернул уздечку на себя и помчался к подъему из оврага. Кабардинец Даргана настиг его почти на самом верху, когда оставалось перевалить через гребень и пуститься вскачь по просторам равнины, открывавшейся навстречу. Чтобы погоня не затянулась, казак выдернул из ножен кинжал и с силой метнул его в спину обезумевшего от страха бандита. Тот откачнулся назад, обдав преследователя сгустком смертельного ужаса, вместе с лошадью перекинулся на спину и скатился на дно оврага.
Некоторое время Дарган разглядывал поверженных противников, стараясь уловить в них признаки жизни, но все трое замерли в самых неудобных позах. Тогда он спустился вниз, соскочил с лошади и вытер измазанную кровью шашку о драгунский мундир. Вложив ее в ножны, казак похлопал ладонью по боку жеребца, гулявшего от страха шкурой, поднял с земли сумку и снова водрузил ее перед седлом на его спине. Сумка показалась тяжелой, мало того, выглянувший из нее край кожаного свертка тоже почудился не чужим, но охота обследовать содержимое прямо на месте отсутствовала напрочь. Разболелась рука, на лице заныли резаные раны, казак почувствовал себя разбитым. Помочившись в ладонь, он промыл раны, кое-как замотал предплечье рукавом, оторванным от вражеской рубахи. С трудом собрав лошадей, Дарган соединил их одним арканом и рысью поскакал по тропинке на мощенную камнем дорогу, по пути присоединяя к каравану живые трофеи с кожаными сумками сбоку седел. Когда казак выбрался на тракт, ему почудилось, что день снова клонится к вечеру, солнечный диск увеличился и покраснел. Или это перед носом заплясали кровавые круги?…
Софи ждала его возвращения за воротами постоялого двора, казаку показалось, что за то время, пока он дрался с бандитами, она здорово похудела. Дарган здоровой рукой отстранил жену, сунувшуюся было к нему, передал ей лошадей и заторопился в комнату. Сейчас им владело одно желание – забыться в беспробудном сне, чтобы набраться новых сил. Но сразу сделать этого не удалось, навстречу уже бежал хозяин постоялого двора вместе с пышнотелой своей супругой.
– Ай да господин казак, не только свое вернули, но еще и добычу урвали, – заголосил он издали. – А мы уже думали, что не догнали, молились, лишь бы сами живым воротились. Супруга ваша то и дело за ворота выскакивала.
Хозяйка угодливо кивала головой, не переставая лопотала что-то по-французски, в руках она держала большую кружку с виноградным вином. Видно было, что оба надеются извлечь выгоду из этого происшествия. Но то, что в следующий момент заявил толстяк, заставило Даргана насторожиться:
– Пока вас не было, к нам еще гости пожаловали, большой отряд русских солдат на лошадях. Я скотине корм задавал, а жена вышла к ним, – хозяин пристально посмотрел Даргану в лицо. – Офицер сказал, что они ищут разбойников, похитивших драгоценности, среди них есть женщина. Жена объяснила, что банда сорвиголов ускакала от нас, прихватив с собой лошадь наших постояльцев, и мужчина, у которого ту лошадь украли, бросился их догонять. Но женщины между этими бандитами она не заметила, хотя и не слишком приглядывалась. К сожалению, она не знала, куда умчались разбойники, поэтому просто указала на дорогу.
Толстяк снова пригляделся к Даргану, потом покосился на свою супругу, словно приглашая ее в свидетели. Казак понял, что патруль разыскивает именно его с подружкой, лишь счастливая случайность спасла обоих от неминуемого ареста. Негостеприимный постоялый двор следовало покинуть как можно скорее, чтобы сразу направиться к границе. А в Германии будет полегче, там на дорогах уже меньше дозоров, здесь превратившихся в сторожевых псов. Но кто же заявил военным властям о, драгоценностях – их настоящий хозяин или тот господин, к которому бегала подружка? Этот вопрос по-прежнему оставался неясным. Смахнув со лба мокрый чуб, Дарган забрал у хозяйки кружку с вином, молча опрокинул ее в себя. Подождав, пока горячительный напиток разбежится по желудку, он вскинул голову и поймал хитрющий взгляд толстяка.
– Но вы же не похожи на грабителей, самих едва не обокрали! – засуетился тот. – И вас всего двое, а там, как мне сказали, разбойничала целая банда.
– Если мы на грабителей не похожи, тогда о чем разговор, – вытирая губы рукавом черкески, спокойно отозвался Дарган и кивнул на табунок лошадей, приведенных с собой. – Коней я собираюсь продавать, не так уж дорого. Если имеется желание, прошу ко мне с предложениями, но попозже. Сейчас мне надо часа два-три поспать, ваши сорвиголовы оказались бывалыми вояками, драгунами из наполеоновского войска.
Он со значением посмотрел на толстяка, давая понять, что в первый раз тот сказал ему неправду. Хозяин засучил ножками в кожаной бесформенной обувке, похожей на опорки, и с поклоном отошел в сторону.
Они снова скакали по едва различимой во тьме проселочной дороге, держась друг за другом. Чтобы не сбиться с пути, Дарган определял направление по усеявшим небо звездам, его спутница отпустила поводья и молча следовала за ним. Несмотря на то, что увесистая цепочка с массивным медальоном снова была в ее руках, тревожные мысли не покидали женщину. От драгоценного груза нужно было избавиться, и как можно скорее, а сделать это пока не удавалось.
Когда возлюбленный прискакал к постоялому двору, Софи в первый момент даже не поняла, чему же она обрадовалась больше – его возвращению живым или тому, что за его кабардинцем темной масти взбрыкивал ее золотистый дончак. Ведь патриотические призывы в ее душе тоже имели достойный отклик. И все-таки чувства взяли верх, не успел Дарган спуститься на землю, как она бросилась в его объятия, но в этот раз любимый оказался холоднее обычного. Может быть, потому, что рукав черкески у него насквозь пропитался кровью, а лицо было бледным, искаженным сдерживаемой гримасой боли. Здоровой рукой он отстранил жену, упредил ее ласки. А потом она вдруг заметила, что ее конь остался без седла, значит, и без спрятанных под ним свертков с золотыми изделиями, и сердце женщины вновь зашлось в тревожных переживаниях.
Лишь когда она завела лошадей в конюшню и принялась вытаскивать из драгунских сумок содержимое, наткнулась и на седло, и на заветные свертки, вновь обретя душевное равновесие. Она вернула не имеющие стоимости раритеты на законное их место, под седло, вновь накинутое на спину дончака. Собрав самое ценное в торбу, Софи прошла в комнату, выдержав по дороге косые взгляды хозяев подворья, и сразу взялась перевязывать спутнику рану на предплечье. Она проделывала это так аккуратно, что он лишь негромко постанывал во сне. Только после этого она решила заняться торбой основательно.
Добыча оказалась весомой, наверное растеряв веру в победу, драгуны решили обогатиться за счет собственного народа. Пачки франков, золотые и серебряные монеты, изделия из золота и серебра – все это могло потянуть на кругленькую сумму. Но бумажные франки утратили былую силу, а с изделиями следовало проявить осторожность, потому что на большинстве из них стояли личные клейма владельцев. Стараясь не разбудить возлюбленного, женщина вышла в коридор, намереваясь переговорить с хозяином постоялого двора. Она прекрасно понимала, что добытую спутником кучу драгоценностей необходимо как можно быстрее обратить в деньги, желательно в русские рубли. Софи заметила, как чья-то мужская фигура заторопилась от их двери в одну из комнат дальше по коридору. На хозяина этот человек не походил, тот был толстым увальнем с низковатым русским задом, скорее всего, мужчина тоже был постояльцем в гостинице, расположенной при оживленной дороге.
Она нашла толстяка в конюшне, осматривающим коней буланой масти, приведенных Дарганом. Он словно впервые увидел их и ласково оглаживал каждую в поисках изъянов.
– О, мадам, а я решил проверить, не нанесли ли ран бедным животным, ведь они побывали в настоящем бою, – заметив женщину, воскликнул он голосом ребенка, поедающего ворованное варенье и захваченного врасплох строгой бабушкой. – Посмотрите, потеки крови засохли на шеях, на крупах и даже на мордах.
– Эти лошади успели побывать не на одном поле битвы, – отрешенно высказалась Софи. – Нужно их расседлать.
– Ни в коем случае, я хочу приобрести коней вместе с упряжью, – запротестовал толстяк. – Вы же слышали, ваш супруг предложил мне их выкупить, сказал, что цену определит невысокую.
– В эти ваши дела я не стану влезать, – женщина скрестила руки на поясе. – Но я хотела бы показать вам кое-что еще.
Толстяк тут же забыл о животных. Он успел заметить, как спутница казака сгибалась под тяжестью драгунской сумки, которую вытащила из конюшни. Конечно, он специально выдал солдат за обыкновенную банду мародеров, тем самым проявив патриотичность ко вновь приобретенной родине, ведь господин казак мог кликнуть гусарский патруль. Но они сами нашли себе бесславный конец, наверное, отряд не первый день промышлял разбоями. Если поразмыслить, то из этого можно было извлечь выгоду. Если бы ценности принадлежали им, он бы намекнул, что имеет основания призвать на помощь русские дозоры. Глядишь, постояльцы посчитали бы, что удобнее поделиться добычей, нежели попасть в лапы тех же патрулей. Но вещи в сумке тоже были краденными, самих драгун, наверное, уже нет в живых. Прикинув, что доказать их принадлежность кому бы то ни было будет проблематично, толстяк приблизил волосатое ухо к девушке:
– Я весь внимание, мадам, – скороговоркой произнес он.
– У нас есть бумажные франки, много франков. Нельзя ли перевести их в русские деньги? – Собеседница прямым взглядом уперлась в вертлявые зрачки хозяина постоялого двора. – Ведь мы собрались ехать в Россию, откуда родом мой супруг.
– Мадемуазель, французский франк поставлен на колени, – поморщился толстяк. – И вы это знаете не хуже меня.
– Но вы могли бы поменять его по самому выгодному для вас курсу.
– А если завтра он упадет еще ниже?
– По завтрашней цене и посчитайте.
– Много их у вас? – Толстяк нервно пощипал губы.
– Больше десяти пачек тысячными купюрами.
Кинув короткий взгляд на лошадей, хозяин снова потеребил верхнюю губу. За деревянной перегородкой послышался перестук глиняных горшков, наверное, супруга готовилась начать вечернюю дойку коров.
– Я возьму у вас франки, – после некоторого раздумья кивнул он и прищурил серые глаза. – Больше вы ничего не хотели бы мне предложить?
– Несколько вещей из золота и серебра, – решилась открыться женщина. – Если у вас еще останутся русские деньги.
– Я вам признаюсь, как только русские войска заняли нашу территорию, мы начали взимать плату ассигнациями Российской империи. Благо рублей у солдат было достаточно.
– Вот и отлично. Когда можно будет заняться подсчетами?
– Простите, мадам, не поговорить ли нам заодно и об этих бедных измученных животных?
– О цене на лошадей я ничего не могу сказать, супруг разбирается в них лучше.
– Тогда начнем прямо сейчас разбираться со всем прочим.
Софи сумела продать хозяину постоялого двора большую половину из того, что оказалось в сумках, особенно она старалась избавиться от изделий, помеченных личными клеймами. Женщина трезво рассудила, что возлюбленный только поприветствует ее инициативу, ведь во франках и в драгоценностях он разбирался плохо. Зато с лошадьми казак, кажется, не прогадал, в самом начале торга намекнув толстяку о том, что имеет возможность продать их любому помещику за цену гораздо выше той, которую назначил. А за владельцами виноградных и иных угодий далеко ходить не надо, они живут везде.
Толстяк быстро сообразил, что его несговорчивость может принести лишь отрицательный результат, и выложил на стол пачки русских банкнот, когда проснувшийся господин казак пришел продавать лошадей. Но когда этот ужасный человек ушел готовить коней в дорогу, купец как бы на прощание поинтересовался у его жены:
– В России вы решили присмотреть себе какое-нибудь поместье?
– Такой вариант не исключен, – не стала отпираться она. – Но сначала нам нужно будет обустроить свое гнездо с домиком и приусадебным участком.
– Земли там достаточно, и она не столь дорогая, – не стал спорить хозяин. – Но я посоветовал бы вам приобрести усадьбу здесь, с хорошим домом, с виноградниками. А еще лучше, если, конечно, у вас есть много денег, купить приличный замок, они сейчас здорово упали в цене.
– Да я и сама об этом подумывала, – пристально посмотрев на собеседника, кивнула головой женщина, у которой родственники, чтобы выжить в наступивших голодных временах, чуть не озаботились подобной же проблемой. – А почему вы решили быть со мной столь откровенным?
– С первого взгляда я увидел, что вы из хорошей семьи, а выбрали себе в мужья полудикого казака. Что вас на это подвигло, я допытываться не стану, но разумному человеку сам Господь велит пойти навстречу, – хозяин с пониманием улыбнулся. – Во-первых, пройдет немного времени, и все восстановится в прежних границах. Французы – народ трудолюбивый, значит, потраченные деньги вернутся сторицей. А русские люди непредсказуемы, их разбаловали огромные пространства, присоединенные бесконечными войнами. Там всего много, следовательно, можно не ценить ничего. Русские люди – плохие собственники, деньги ваши могут пойти прахом – их или пропьют, или разметают на что-либо совсем ненужное.
– Вы так думаете? – насторожилась женщина.
– Мадам, мне ли не знать бывших соотечественников. Скажу больше, после татаро-монгольского ига русские превратились в тех же татар и монголов, для которых жизнь в приличных домах без степных просторов смерти подобна, – собеседник со значением поднял указательный палец. – Ведь Татария и Монголия, а после их нашествия – Россия, не есть трудолюбивые Англия, Франция или Германия. У косоглазых степным ветрам до сих пор задержаться не на чем. Степняки не научились, а русские разучились ценить то малое, чем живет человек здесь, в Европе.
– Вы философ? – спросила Софи.
– Вы правильно подметили, и все потому, что я русский, – грустно усмехнулся хозяин постоялого двора. – Во Франции простому человеку философствовать незачем, этим занимаются те, у кого достаточно свободного времени. Обычные же люди здесь трудятся. В России все наоборот.
– Вы не советуете мне покидать свою родину? Что ж, если моя жизнь в России не сложится, то я вернусь к родителям. Правда, они этому не обрадуются, как были бы против моего сумасбродного выбора жениха – они просто не успели помешать мне в этом.
– Не смею влезать в вашу личную судьбу, мадам, – замахал руками собеседник. – Я лишь посоветовал вам, как лучше распорядиться деньгами. Вы правильно сказали, неизвестно, как сложится ваша жизнь на окраине отсталой России, к тому же появятся дети, им нужно будет давать образование. А вы уже сейчас сможете создать разумный задел для благоденствия будущего потомства.
Некоторое время над столом, за которым только что произошла сделка, висела тишина, затем Софи вздохнула и оперлась о каменную стену, побеленную известкой.
– Скажите, почему вы со мной так разоткровенничались? И с чего перестали уважать свою бывшую родину? – спросила она.
Хозяин постоялого двора молча продолжал укладывать выкупленное добро в деревянный короб, окованный медными листами. Наконец он вскинул лысеющую голову, приблизил лицо к собеседнице и сказал: