Иванов Николай Федорович. Операцию "шторм" начать раньше…

   – Я слышал, что он уже прикрывается нами. – Брежнев повернулся к Суслову, а тот утвердительно кивнул.
   – Да, это так, Леонид Ильич, – согласился Громыко. – Все промахи и неудачи Амин практически списывает на нас: мол, так нам посоветовала Москва. Но, к сожалению, для этого мы давали и поводы. Наши партийные и другие советники присутствуют практически на каждом заседании Политбюро, Ревсовета, Совета обороны Афганистана. И когда принимаются непопулярные или неприемлемые для партийной этики решения, Амин обязательно подчеркивает, что у них на заседании присутствуют советские товарищи. Об этом же пишется и в газетах.
   – Так запретите советникам протирать штаны в кабинетах, – потребовал Брежнев.
   – Посол Табеев уже наводит в этом вопросе порядок, – поспешил прояснить Громыко. – Однако Амин в интервью, беседах не устает повторять, что их дело – совершить революцию – сделано, теперь дело Советского Союза – помочь одержать окончательную победу. Что СССР несет равную долю ответственности за события в стране.
   – Хитер, ничего не скажешь. – Брежнев задумчиво повертел в пальцах карандаш, которым он делал пометки на лежащем перед ним листочке. Все обратили на него взоры, но Генеральный секретарь больше ничего не сказал, и присутствовавшие посмотрели друг на друга: кто продолжит?
   – Если говорить дальше об Афганистане и нашей государственной безопасности, то мы берем здесь во внимание и вопрос создания «новой Великой Османской империи».
   – Да-да, ты обещал поподробнее рассказать об этом, – оживился Брежнев.
   – Движение за создание «новой Великой Османской империи» началось года два назад в Анкаре. Оно подразумевает собой создание нового фашиствующего блока, в который помимо Турции, Ирана, Афганистана входили бы и наши среднеазиатские и закавказские республики, а это где-то 70 миллионов человек. Задачи – провозглашение тюркоязычных народов и ислама главенствующими в мире, а отсюда – фактический увод наших южных республик из состава СССР, разжигание межнациональной розни. Многое в этой организации стало понятным, когда отыскался организатор этой кампании – некто Пол Хенци, по нашим данным – резидент ЦРУ в Анкаре. Значит, это не детские шалости, а долговременная и хорошо спланированная операция по дестабилизации обстановки в этом регионе и фактически на территории СССР. Если революция в Афганистане будет побеждена, мы получим, и очень скоро, мусульманскую проблему.
   – Ты не веришь в наши среднеазиатские и закавказские республики? – удивился Брежнев.
   – Я знаю, что такое Восток, религия и национализм, – осторожно возразил Андропов и тут же, правда, поспешил замять свой выпад. – Сразу, конечно, это ничего не даст, но потом, со временем...
   – Что еще? – понял его Брежнев.
   – Еще? Еще органы госбезопасности волнует проблема наркотиков. По границе Пакистана, Афганистана и Ирана, – Андропов оглянулся на карту, вгляделся в нее, словно проверяя названия государств, – по их границе проходит так называемый «золотой пояс» – основное место добычи наркотиков. Они уже хлынули в Афганистан, отмечены первые случаи переправки его и на территорию среднеазиатских республик.
   – Здесь можно добавить, – вклинился Устинов, – что каналы, которые действуют для переправки наркотиков в Афганистан, стали использоваться душманами и для переправки оружия. Американцы об этом прекрасно осведомлены и тем не менее, несмотря на призывы бороться с наркомафией, здесь молчат и всячески поддерживают такой способ переправки оружия. Можно сказать, что мы видим слияние наркобизнеса и контрреволюции. Нас это вроде бы не касается, – поспешил добавить министр обороны, – но среди воинствующих мусульман все чаще и чаще раздается призыв перенести священную войну за святое дело ислама на территорию Советского Союза.
   – Вы думаете, наши границы недостаточно надежно защищены? – поднял брови Брежнев.
   Пограничные войска относились к ведению КГБ. Устинов посмотрел на Андропова, но тот не отреагировал на вопрос Генерального секретаря. Значит, Брежнев имел в виду более широкое понятие. И Устинов продолжил:
   – Сама граница, конечно, защищена, но присутствующие знают, что у нас на юге отсутствует система противовоздушной обороны. Если Афганистан уйдет на Запад и американцы, как говорится, не дай Бог, поставят там свои «Першинги», у них под прицелом будет не только наша европейская часть, но еще и весь юг. Какие условия они будут диктовать нам после этого, можно только предположить.
   – И еще Байконур... – подсказал Андропов, и Устинов тут же подхватил, показывая, что его ведомство и КГБ работают в тесном контакте:
   – Да, под контролем и прицелом окажется и Байконур. По некоторым, пока, правда, разрозненным фактам, но тем не менее выстраивается версия, что Соединенные Штаты намерены свои военные программы полностью перенацелить на космос. Видимо, военный космос заставит нас повернуться лицом к еще одной проблеме – противостоянию в этой области. И изначально отставать, отставать, как говорится, на старте, чувствовать себя под колпаком – это, конечно, не выход. Один Северный ³³космодром нас здесь не спасет.
   – Какие у нас здесь проблемы?
   – Нужны будут деньги, Леонид Ильич.
   – Сколько можно? Космос для нас становится бездонной бочкой.
   – Леонид Ильич, космос – это в первую очередь даже не оружие, а новые технологии, специалисты высочайшего класса...
   – Ты еще уговаривать меня будешь. – Брежнев непроизвольно скосил глаза на пиджак, где первой среди всех звезд Героя висела как раз Звезда за космос.
   Устинов несколько смутился:
   – Нет-нет, это я просто к слову. Просто начальник космических войск на днях сказал, что если мы не поднимем хотя бы вдвое ассигнования на его хозяйство, то лет через пять отстанем от американцев настолько, что перестанем понимать, что там у них летает, – Дмитрий Федорович посмотрел вверх, – а главное – как летает.
   – Ладно, это отдельный разговор. Что еще? – устало спросил Брежнев. До сегодняшнего заседания Афганистан, конечно, представлял определенную заботу, но сейчас, когда проблемы, связанные с ним, выстраивались в один ряд, связывались воедино, становилось не очень уютно. – У вас еще что-то есть? – переспросил Леонид Ильич министра обороны.
   – Есть, Леонид Ильич. Данные о том, что некоторые страны того региона обратили внимание на урановую руду в Афганистане, подтверждаются. При определенном раскладе сил и Пакистан, и Ирак, и Израиль, и даже Иран способны будут в кратчайший срок с помощью афганских месторождений, если их не взять под жесткий контроль, создать свое ядерное оружие. Выкладки по каждой стране и каждому типу оружия, перспективам их развития имеются. – Устинов приподнял свою рабочую папку. – Но реальность такова, что все эти страны уже сейчас являются околоядерными государствами. С одной стороны, им выгодно быть именно в таком качестве, так как в этом случае они не попадают под всякие договоры, международный контроль, но с другой – не будем забывать тезис тех же пакистанцев, которые согласились есть траву, но только чтобы у них было свое ядерное оружие...
   – То есть оппозиция в Афганистане готова торговать урановой рудой? – попытался уточнить Брежнев.
   – Готова. Кроме того, она согласилась отдать американцам разработку всех полезных ископаемых в стране, если США помогут ей свергнуть кабульский режим.
   – Спасибо за информацию, Дмитрий Федорович, – поблагодарил Брежнев. – Теперь ясно, чего американцы туда лезут.
   Министр обороны развел руками: сказал то, что знаю, а происходящее за Гиндукушем, к сожалению, зависит не от меня.
   – Андрей Андреевич, – вновь обратился Генеральный секретарь к Громыко. – А как, по вашим прогнозам, отреагирует мир, если мы в какой-то степени удовлетворим просьбу афганцев насчет ввода некоторого количества войск?
   Министр иностранных дел пожал плечами:
   – Ясно как, Леонид Ильич. Для пропаганды против нас это будет не то что лакомый кусок, а королевский подарок.
   – Тут, товарищи, нам надо посмотреть, что важнее: или потерять Афганистан и вместе с этим приобрести еще десятки проблем, или бояться, что про нас скажут всякие радиоголоса. Надо будет просто предупредить заранее некоторых наших послов, Трояновского в ООН.
   – Позвольте мне, Леонид Ильич, – впервые за все время заседания подал голос Суслов. – Тут, на мой взгляд, мы не должны упустить еще один аспект. Идеологический. Если мы сейчас не поможем Афганистану – это значит, мы не поможем завтрашней социалистической стране. Афганистан, подобно Монголии, может показать и доказать миру, что переход от феодализма к социализму – не случайность, а закономерность в развитии мировой цивилизации. При соответствующей, конечно, поддержке. Оставлять Афганистан один на один с трудностями – это, по-моему, не по-коммунистически, не по-партийному. Единственное, что нас может здесь сдерживать, – это то, что во главе афганского правительства стоит человек, запятнавший себя кровью своих же товарищей по партии. Вот если бы создать условия, при которых он уйдет с политической арены, уступит свое место другому, не запятнавшему себя ошибками первых этапов революции человеку...
   – Ты имеешь в виду Бабрака Кармаля? – напрямую спросил Брежнев.
   – Да, его. Это в самом деле человек, не запятнавший никоим образом свое имя во всех этих передрягах. И за ним должен пойти народ. Товарищ Бабрак Кармаль уже встретился здесь, в Москве, с Ватанджаром, Гулябзоем и Сарвари. Несмотря на то что они состоят в разных фракциях, их объединил общий враг – Амин. И против него они готовы действовать сообща. Если бы наши части вошли в Афганистан, эти товарищи могли бы прибыть вместе с ними, а там, исходя из обстановки... – Суслов не стал договаривать: и так было всем все ясно.
   – Лучше, если бы сначала они пришли к власти, а уж потом мы вошли, – задумчиво проговорил Андропов. – Мы должны учитывать опыт Венгрии и Чехословакии.
   – Но насколько это реально, что они смогут прийти к власти без нашей помощи? – спросил Брежнев и, не дожидаясь ответа, посмотрел на Устинова: – Дмитрий Федорович, армия поддержит Бабрака Кармаля? Что говорят ваши советники?
   – Вряд ли, Леонид Ильич. В армии очень сильно влияние Амина. Во-вторых, практически все офицеры – халькисты, а Бабрак – парчамовец...
   – Кстати, а как правильно: парчамовцы или парчамисты? – поинтересовался Брежнев.
   Все посмотрели на Суслова: давай, теоретик, объясняй, это из твоей области.
   Тот значительно кашлянул:
   – Наверное, есть смысл называть их все-таки парчамовцами и хальковцамй. Дело в том, Что окончание «ист» предполагает идеологию – марксист, коммунист, фашист...
   – Ну ты и поставил рядом, – подал голос Брежнев.
   – Это я для примера, Леонид Ильич, – виновато улыбнулся Суслов. – А «Хальк» и «Парчам» – это обыкновенные фракции в одной партии, поэтому правильнее будет, если они будут именоваться хальковцами и парчамовцами.
   – Ну что ж, разумно, – согласился Генеральный секретарь. – Утверждаем отныне и навсегда. А армия, значит, Бабрака не поддержит?..
   – Вряд ли, – повторил министр обороны. – Единственное, что может внести коррективы, – это если он назначит министром обороны Ватанджара или Гулябзоя.
   – Михаил Андреевич, – вернулся Брежнев к Суслову. – Как там они договорились между собой? Как поделили портфели?
   – Ключевые посты займут именно Ватанджар, Гулябзой и Сарвари, Ну и, конечно, ближайшее окружение Бабрака – Нур, Анахита, Наджиб, Вакиль.
   – Тогда может еще что-то получиться, – неуверенно произнес Устинов.
   – Юрий Владимирович, а возможна такая ситуация, что Бабрак Кармаль придет к власти без нашего участия? Имеется в виду, что без ввода войск? – уточнил Брежнев.
   – Вполне, – тут же отозвался председатель КГБ. – У Амина больше врагов, чем друзей. А те, кто считается вроде бы другом, смертельно боятся его и рады бы избавиться от него при первом удобном случае. Если проводить аналогии, то Амин – это афганский Сталин. А у таких людей, как мы знаем, искренних друзей не бывает. Поэтому я не исключаю, совсем не исключаю такого поворота событий, что Амин будет убран.
   – Вы нашли доказательства, что, он был завербован ЦРУ?
   – Пока нет, Леонид Ильич.
   – А с послом, что с Дабсом этим?
   – Вот посол – как раз самое тонкое звено. Мы предполагаем, что Дабс получил указание встретиться с Амином и напомнить ему о каких-то обязательствах из его прошлого, Поэтому Амину очень выгодна была смерть посла... Анализируем, ищем Леонид Ильич...
   – Кто-то еще хочет сказать? – поглядев на часы, спросил Брежнев. Присутствующие тоже посмотрели время, промолчали: сидят и в самом деле уже долго, пора подводить черту.
   – Я вижу, что картина вырисовывается не слишком радужная, – начал подводить итог разговора Брежнев. Посмотрел в свои пометки на листочке, перечислил: – Вот посмотрите: раскол Афганистана, ислам, наркотики, космос, ПВО, вторая Монголия – словом, что-то нам с южным соседом надо делать, определяться по отношению к нему. Здесь страусиная политика нас не выручит. Наверное, разумно было бы пойти по двум путям: первый – это пусть наш КГБ держит под контролем самого Амина, и в случае чего товарищ Суслов быстро представит Бабрака Кармаля. Так, Михаил Андреевич?
   – Так, Леонид Ильич.
   – Действуйте в тесном контакте с Юрием Владимировичем.
   – Конечно.
   – И второй, нежелательный, но может случиться, что и необходимый вариант, – это то, что все-таки какое-то количество войск мы вынуждены будем послать на территорию Афганистана. Дмитрий Федорович, у вас должен быть полностью проработан этот вариант. Что вздыхаешь?
   – Где войска-то взять, Леонид Ильич? Я же не могу ни одного взвода снять ни с западного направления, ни с востока.
   – Ну в центре поищите, на юге.
   – Центр и юг давно у нас кадрированы.
   – Да перестань прибедняться, Дмитрий Федорович, – вмешался Андропов. – Найдем мы эти 70–80 тысяч. Резервистов призовем. А если еще из Средней Азии, то вообще многие проблемы снимем. Мы ведь не воевать туда идем, а станем гарнизонами, стабилизируем обстановку – и назад. Здесь немного другая проблема. Разрешите, Леонид Ильич? Давайте не будем закрывать глаза на то, что наши советники в Афганистане тоже разделились на халькистов... извините, на хальковцев и парчамовцев, на таракистов и аминовцев. Это очень вредит делу. Я бы очень хотел и просил, чтобы на ближайшее время из Афганистана под каким-нибудь предлогом выехал, например, генерал Заплатин. Он опытный и толковый политработник, но всецело поддерживает Амина. А это случайно может повредить событиям, которые вполне возможны в ближайшее время. Пусть это время он пересидит в Москве.
   – Дмитрий Федорович, реши этот вопрос сам, – поддержал председателя КГБ Брежнев.
   – Хорошо, Леонид Ильич.
   – Ну, тогда все. Будем считать, что предварительный разговор состоялся. Давайте уделим Афганистану самое пристальное внимание.
 
    10 декабря 1979 года. Москва. Генеральный штаб.
   Совещание по поводу приезда министра обороны Алжира уже закончилось, когда Устинов попросил Огаркова задержаться. Начальник Генерального штаба, уже вставший из-за стола, посмотрел на часы, вновь сел. Времени до начала приема в алжирском посольстве оставалось совсем мало, но Дмитрий Федорович занялся бумагами на своем столе, хотя было видно, что он просто дожидается, когда освободится кабинет.
   Не дождался, сел в кресло, посмотрел на Огаркова. Когда-то он сам убеждал Брежнева, что ему нужен именно такой начальник Генштаба – грамотный, волевой, решительный. «Тебе работать», – согласился Леонид Ильич, хотя на эту должность планировался маршал Соколов. Собственно, планировался он на нее в 1967 году, когда Генштабом руководил неизлечимо больной маршал Захаров Матвей Васильевич. Однако тогда Брежнев так и не смог сказать Матвею Васильевичу, чтобы он освободил место, – Леонид Ильич вообще никого не снимал, и Захаров протянул еще четыре года. По армейским меркам, Соколова уже передержали в ожидании должности, но не был он назначен на нее и в 1971 году: подошла очередь определять куда-то главкома Группы советских войск в Германии маршала Куликова. Теперь вот, после Куликова, Соколову не повезло в третий раз: Устинов выбрал Огаркова.
   Работать начали дружно. Но в последнее время Дмитрий Федорович все больше и больше чувствовал, как отделяется от него начальник Генштаба.
   – Генеральной штаб должен сам разрабатывать военную политику и предлагать ее для проведения правительству, – на одном из совещаний сказал Огарков, и министру обороны стало ясно, что настораживало в его бывшем любимце: тот жаждая самостоятельности. Он не желал быть просто исполнителем, более того, он не стеснялся подчеркивать, что чистая исполнительность – враг Генерального штаба. Генштаб, по Огаркову, должен сам формировать политику в военной области и добиваться проведения ее в жизнь.
   Однако при таком раскладе получалось, что тогда не нужен министр обороны. ГШ при министре или министр при нем?
   Наконец дверь затворилась, и Устинов отодвинул бумаги.
   – Николай Васильевич, Политбюро приняло предварительное решение на временный ввод наших войск в Афганистан.
   Огарков, хотя и сидел всегда прямо, выпрямился еще больше.
   – Как ввод? А почему Генеральный штаб не знает ничего об этом?
   Устинов снял очки: чтобы сдержаться, он всегда снимал их, давая себе паузу:
   – Знаю я, министр обороны, член Политбюро.
   Повертел очки, посмотрел на свет стекла, но протирать не стал, надел их вновь.
   – Готовьте ориентировочно 75–80 тысяч человек.
   – 75 тысяч обстановки не стабилизируют. Для Афганистана с его рельефом – это ничто. – Огарков встал. – Я против ввода войск. Это безрассудство.
   – А вы что, будете учить Политбюро? – резко встал из-за стола и Устинов. – Вам надлежит только выполнять приказания.
   – Как солдат, я сам могу стать в строй. Но как начальник Генерального штаба...
   – Вот и выполняйте приказ как начальник Генерального штаба, – перебил Устинов. – Вы свободны.
    Необходимое послесловие.Во второй половине дня Николая Васильевича Огаркова, присутствовавшего на приеме в алжирском посольстве, срочно вызовут к Брежневу. Поняв, какой вопрос будет обсуждаться у Генерального секретаря, маршал заедет вначале в Генштаб, возьмет с собой некоторые документы.
   – Ну и почему вы, Николай Васильевич, против того, чтобы помочь афганским товарищам? – спросил Брежнев. Сидевшие в его кабинете Андропов и Громыко посмотрят на него с любопытством, Устинов отвернется.
   Начальник Генштаба пройдет к столу, молча расстелет карту Афганистана, уже испещренную знаками.
   – О, да у вас уже весь ввод отработан, – то ли удивится, то ли похвалит Генсек.
   – Я начальник Генштаба и обязан был это просчитать после первой же просьбы афганской стороны. Разрешите начинать?
   Брежнев кивнет, и маршал Огарков станет объяснять маршалам Брежневу и Устинову, генералу армии Андропову и дипломату Громыко, почему надо искать политический выход в афганской проблеме, а не уповать на силу. Он предостерегал от возможного втягивания в военные действия, говорил о национальных традициях народов Афганистана, во все времена не терпевших на своей земле иноземцев, об исключительно тяжелом климате и местности, обращал внимание на возможные политические последствия ввода войск.
   После его доклада Устинов, сам до этого никак не настаивавший на вводе войск, в пику начальнику Генштаба попытался опровергнуть доводы своего подчиненного: временный ограниченный контингент (министр обороны по гражданской привычке иногда называл войска контингентом, от него и пошло название ОКСВ. Правда, вначале еще было и слово «временный», но его опустили, чтобы не утяжелять аббревиатуру) – так вот, советские войска войдут в Афганистан не воевать. Они станут гарнизонами вдоль дорог, в городах, займут коммуникации, и уже одно их присутствие в стране заставит оппозицию понять, что их попытки повернуть ход событий в Афганистане вспять обречены на провал.
   – Я хочу показать еще одну, последнюю просьбу Амина. Вот, пожалуйста. – Устинов положил на стол шифрограмму.
   «X. Амин пригласил главного военного советника и заявил, что в условиях, когда мятежникам в Бадахшане оказывается активная помощь со стороны Китая и Пакистана, у них нет возможности снять войска с других районов боевых действий, он просил бы Советское правительство направить в эту провинцию на короткое время один усиленный полк для оказания помощи в нормализации обстановки.
   В заключение беседы тов. Амин попросил довести его просьбу до министра обороны СССР и сказал, что он готов лично обратиться по этому вопросу и Л. И. Брежневу. Магометов».
   – Все правильно, они просят нас воевать, – ухватит смысл просьбы Огарков.
   – Давайте тогда сделаем так, – попытается примирить военных Брежнев. – Разговор о немедленной военной помощи вести не будем, но войска на всякий случай пусть будут готовы. Распустить потом всегда легче.
   Такое разрешение конфликта между министром обороны и начальником Генерального штаба позволит Устинову в этот же день, 10 декабря, собрать коллегию Министерства обороны и отдать устные предварительные распоряжения о возможном формировании новой общевойсковой армии. В тот день об этом еще говорилось обтекаемо, с оговорками на предварительность, возможность отмены приказаний.
   Однако через два дня, 12 декабря, Андропову, присутствовавшему в составе Политбюро на заседании сессии Верховного Совета РСФСР, доложат о двух донесениях, пришедших из Кабула. Первое: в Генеральном штабе пакистанской армии имеется план захвата Кабула в двухдневный срок силами мощной пакистанской регулярной армии. Время «Ч» пока не назначено. И второе – в течение ближайшей недели силами, противостоящими Амину, планируется устранение его от власти. Председатель КГБ тут же доложит об этом Брежневу, добавив от себя, что ситуация в Афганистане уходит из-под контроля. Решение но нему надо принимать немедленно.
   После заседания сессии, поужинав, в 9 часов вечера Генеральный секретарь ЦК КПСС, он же Председатель Президиума Верховного Совета СССР, он же Председатель Совета Обороны, Леонид Ильич Брежнев, председатель Комитета государственной безопасности Юрий Владимирович Андропов, министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко и министр обороны СССР Дмитрий Федорович Устинов – лица, юридически ответственные за принятие любого решения на государственном уровни, вновь соберутся обсудить возникшую ситуацию. Снова «проговорят» те моменты, что уже обсуждали 8 декабря.
   Незримо присутствовал Суслов с его идеологическим раскладом проблем: по крайней мере Брежнев несколько раз ссылался на его мнение. Но на этот раз был более настойчив Андропов:
   – Если я отвечаю за государственную безопасность страны, то обязан предупредить, что ситуация в Афганистане начала развиваться вне нашего контроля. Лучше самим проложить русло для развития афганской истории.
   Так, собственно, Андропов вкупе с предостережениями Суслова сказал «а» вводу войск.
   – Как началась подготовка контингента? – поинтересовался Брежнев у Устинова.
   – Устные предварительные распоряжения отдал. Если будет решение – войска подготовятся в кратчайший срок.
   Устинов своей исполнительностью сказал «б».
   Ничего не возразив, Громыко сказал «в».
   Точку поставил Брежнев:
   – Ну что ж, Дмитрий Федорович, считай, что ты получил решение Политбюро. Действуй более решительно.
   На следующий день, 13 декабря, в Генеральном штабе будет создана оперативная группа по развертыванию 40-й армии. Под руководством генерал-полковника Ахромеева группа вылетит в Ташкент и Термез. Вскоре ее возглавит заместитель министра обороны маршал Сергей Леонидович Соколов.
   13 декабря командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-полковник Юрий Павлович Максимов вызовет своего первого заместителя генерал-лейтенанта Юрия Владимировича Тухаринова и поручит согласно его должностным обязанностям приступить к командованию новой армией.
   Это не было еще приказом на ввод войск – на своей территории правительство и министерство обороны могли распоряжаться своими войсками как считали нужным.
   Но это все равно уже была грань, которую, долго сопротивляясь, но тем не менее все же переступило советское руководство. Не хватило той политической мудрости, той ее толики, которой, собственно, частенько недоставало руководству страны в период правления Брежнева. Члены Политбюро были сначала идеологами, а уж потом, не увидев политического решения, не желая утруждать себя этими поисками, сдались обстоятельствам и обратились к армии. Когда же политик прибегает к силе, он кончается и умирает как политик... Брежнев, Андропов, Громыко и Устинов как политические лидеры умерли именно 12 декабря. Теперь они оставались заложниками обстоятельств, которые сами же и создали. Политическая акция свершилась, и военным теперь ничего не оставалось, как провести крупномасштабную военную операцию с наименьшими жертвами.
   Наконечником стрелы, нанесенной на карту Афганистана, Андропов определил два отряда из законспирированной даже в самом комитете группы «А» – «Зенит» и «Гром». Сформированные еще в 1974 году как группы «антитеррора», они владели таким искусством по захвату любых объектов, что председатель КГБ изначально верил в успех операции.