Страница:
Это был план ввода войск в Афганистан, так сказать для себя. Но когда через полгода срочно потребуется проработать этот вопрос, карта будет извлечена на свет, и окажется, что полковник, нет, к тому времени уже генерал-майор, Богданов ошибется в своих расчетах всего на три-четыре батальона. Это будет не просто предвидение. Судьба складывалась у Владимира Алексеевича так, что в 1968 году его, только получившего звание майора, назначили в оперативное управление Генштаба. Тогда решался вопрос с Чехословакией, и ему изрядно пришлось попотеть над картами. А самого сверлила мысль: неужели, как в Венгрии, все же придется вводить войска? И с каким облегчением вздохнулось, когда пришел приказ: все, что наработано, проверить, опечатать и сдать – никакого ввода не будет. Да только через несколько недель вновь было приказано открыть сейфы.
История распорядилась так, что главным военным советником в Афганистане накануне ввода ОКСВ был генерал-лейтенант Лев Николаевич Горелов. А тогда, в 1968 году, он командовал воздушно-десантной дивизией, и ему была вручена карта Праги, отработанная как раз майором Богдановым, и боевой приказ: блокировать аэродром, почту, телеграф, мосты в чехословацкой столице. И еще – отправить самолетом в Москву членов чехословацкого правительства. На аэродроме оставался лишь один Александр Дубчек – уговаривали сделать обращение к народу. Не уговорили. И через сутки новый приказ Горелову: Дубчека – в Москву.
– Товарищ Дубчек, вас в Москву, – подошел генерал к руководителю чехословацкого государства и виновато развел руками: извините, приказ, не я, так другой.
– Слушайте, генерал, у вас нет водки? – вдруг попросил тот.
Это было настолько неожиданно, что Горелов оглянулся по сторонам.
– Товарищ генерал-майор, у меня немного есть, – послышался шепот; один из офицеров протягивал фляжку.
Дубчек выпил, посмотрел на ночной аэровокзал и пошел к самолету.
И вот через десять лет пути-дороги Горелова и Богданова вновь сомкнулись, и на этот раз уже в Афганистане. А еще через десять лет Владимир Алексеевич, уже генерал-лейтенант, будет улетать из Кабула 15 февраля предпоследним самолетом, вывозя Боевое Знамя 40-й армии. В Москве его вызовет министр обороны Д. Т. Язов и поручит начать работу над «Книгой памяти» – о погибших воинах-афганцах; и еще одну, секретную, – о боевом опыте, полученном нашими соединениями и частями в условиях горно-пустынной местности.
«Если попал на кухню, то уж стой у плиты», – сказал однажды Владимиру Алексеевичу отец. Плита оказалась очень горячей, когда стали собираться для книги обобщенные данные по Афганистану.
Через ограниченный контингент за период с 25 декабря 1979 г. по 15 февраля 1989 г. в войсках, находящихся на территории ДРА, прошли военную службу 620 тысяч военнослужащих, из них в соединениях и частях Советской Армии 525 тысяч человек.
Погибло, умерло от ран и болезней, покончило жизнь самоубийством 13 833 человека 4, среди них: русских – 6879, украинцев – 2374, узбеков – 1067, белорусов – 611, казахов – 361, туркмен – 281, таджиков – 239, молдаван – 195, азербайджанцев – 195, киргизов – 102, армян – 98, грузин – 81, литовцев – 57, латышей – 23, эстонцев – 15 человек... Ранено, контужено и травмировано за период боевых действий 53 753 человека.
Из состава ОКСВ 67 человек стали Героями Советского Союза, 24 из них – посмертно. Из органов МВД этого звания удостоен полковник Исаков Михаил Иванович. Органы госбезопасности представят к званию Героя 13 человек, и долго-долго на наградных листах против их фамилий будет стоять штамп: «Без опубликования в печати».
Из боевой техники больше всего мы потеряли автомобилей и бензовозов – 11,4 тысячи единиц. Сбито 333 вертолета, самолетов – 118.
Можно называть и другие цифры, однако уже и эти дают представление об афганской войне. Но все равно это будет известно только через тот промежуток времени, который мы назовем афганской войной.
А пока майор Черданцев возвращался в Суземку вдоль разбитой дороги в центре России и тоже не ведал, как будет зависеть лично его судьба от сообщения ТАСС, как переплетет оно его вновь с судьбой Аннушки, Сони, их сыновей. И что выпадет ему одно из самых трудных и черновых дел на этой войне – отбирать и поставлять для нее солдат.
Глава 2
27 апреля 1978 года. 9 часов утра. Кабул.
Не давайте название дню утром, если не хотите ошибиться. Дождитесь вечера.
Ведь и для Кабула этот день начинался весело и звонко. Утром пропели с крыш муэдзины. Вверх, на склоны гор, к прилепившимся ласточкиными гнездами домикам потянулись водоносы. Распахнулись дувалы, вывешивались на завлечение покупателей дубленки, платки с люрексом; бархатными тряпицами протирались лимоны, апельсины; брызгалась для сочности вода на зелень; под ноги прохожих мостились ковры – лучшими здесь считаются те, которые хорошо вытоптаны. К реке, с таким же названием, как и столица, еще полноводной и широкой, женщины несли белье для стирки, ухитряясь при этом прикрывать лица перед мужчинами. Кочевники, выгадывая раннее время и широкие улицы, перегоняли на новые места стада овец, коров и лошадей.
День – каких тысячи.
Но не говорите, что вас посетили сегодня спокойствие и удача, пока не закончите последний намаз и не приготовитесь ко сну.
Мохаммад Дауд, президент Афганистана, назначил заседание кабинета министров на 9 часов утра. Вопрос выносился срочный и достаточно неприятный – вынесение смертного приговора Тараки, Бабраку и их сподвижникам по партии. По крайней мере смерти партийцам требовали большинство министров, этого же, как понимал Дауд, желали бы и на Западе. Вот так всегда: кто-то чего-то желает, а ведь все запишется на его имя, он останется крайним в этой истории. А этого-то как раз и не очень-то хотелось.
Пять лет назад, в 1973 году, он сумел взять власть без единого выстрела, без единой капли крови. Просто вытащил во Дворце свой подарочный белый пистолет, когда двоюродный братец, занимавший престол, лечил глаза в Италии, и страна, народ, власть мгновенно перешли в нему.
Однако истину, что взять власть гораздо легче, чем потом удержать ее, он всецело испытал на себе. Только за первый год правления три заговора против него. Ясно, что на этом бы не успокоились, если бы не полетели головы заговорщиков смуты. После казней в стране стало поспокойнее, но год назад всплыла на горизонте объединившаяся Народно-демократическая партия Афганистана, всплыла совершенно неожиданно, потому что, по всем сведениям, раскол несколько лет назад в ней произошел такой сильный, что склеить две части одной пиалы, казалось, было уже невозможно. «Хальк» и «Парчам» 5, Тараки и Бабрак – эти две группировки боролись с первого дня основания партии не с ним, а друг с другом, выбирая, какая форма борьбы за власть в Афганистане лучше. Главное, не нужно было их трогать в этой ситуации: при драке двух улыбается третий.
Впрочем, они и не могли, по идее, объединиться. Бабрак, возглавляющий «Парчам», делал ставку на интеллигенцию и парламентские методы борьбы, сам являясь какое-то время членом парламента. Тараки же уповал не беднейшие массы и нелегальную работу. Один – сын генерала, второй – скотовода. Разве можно соединить такое?
Но ведь объединились. И сведения о деятельности НДПА стали все чаще и чаще появляться в докладах министров. 1 мая прошлого года практически во всех городах прошли демонстрации. 7 ноября опять же НДПА устроила празднества в честь 60-летия революции в России. Да устроила так, что в провинции Балх вывесили красные флаги и портреты Ленина. Губернатора, конечно, сняли, но если и дальше дело пойдет таким образом, то кто-то тоже вытащит свой белый пистолет и направит на него, Дауда. И со стороны правительства уже откровенные намеки пошли – ни в коем случае не дать окрепнуть партии, нанести ей упреждающий удар, сбить революционный подъем.
– Удар нанести несложно, – размышлял Дауд, когда министр внутренних дел Нуристани начал говорить об этом в открытую. А уж если Нуристани советует, то и его западногерманские друзья, дружбу и связи с которыми министр не скрывает, придерживаются того же плана. – Знать бы только, что последует за этим ударом.
А контакты, в последнее время успешно налаживаемые с западными странами и США, терять не хотелось. Ради этого он пошел даже на свертывание некоторых соглашений с СССР: по вопросам подготовки специалистов, кое-что заморозили в военной области. И это не осталось незамеченным. Тут же последовали приглашения от ряда руководителей западных стран приехать с визитами, обещались теплые приемы.
И все-таки он медлил с решением о судьбе партии, тянул, сам не зная чего. Может быть, в какой-то степени отдавал должное коммунистам, и в первую очередь коммунистам-военным, которые сами раскрывали практически все заговоры против него. Для них в этом была своя выгода: те, кто мечтал о захвате власти, не потерпели бы, как он, присутствия в стране коммунистов. Так что об особой любви речь здесь не идет, просто, спасая его, коммунисты спасали и себя. И все равно услуги помнились...
Надеялся на какое-нибудь удачное стечение обстоятельств Дауд, надеялся до тех пор, пока не прозвучали 17 апреля выстрелы братьев Алемьяров.
– Убит Мир Акбар Хайбар, член ЦК НДПА, – едва ли не в ту же минуту доложил Нуристани. – Парчамист, выступал за единство партии, – не забыл подчеркнуть главную опасность, исходившую от этого человека, министр внутренних дел.
– Мотивы убийства? – чувствуя, что он уже не контролирует некоторые события в стране, что его самого загоняют в угол, жестко спросил Дауд.
– Разберемся, – склонил голову, пряча выражение лица, Нуристани.
– Разберитесь, – не без угрозы потребовал Дауд.
Но удар уже был нанесен. Нанесен помимо воли президента. С одной стороны, это освобождало его от моральных и нравственных угрызений, но в то же время показывало, что уже не во всех случаях он хозяин положения...
А на следующее утро место, где был застрелен Хайбар, кабульцы усеяли цветами. По городу прокатились митинги, собрания, на которых, по данным полиции, собиралось до 20 тысяч человек. И всюду в первых рядах находились Тараки, Бабрак, Панджшери, Амин – руководство НДПА, которое ему уже и не советовали, а просто требовали убрать. Да, требовали, подсовывая сотни фотографий с обведенными в толпах их лицами: смотрите, вот ваши подопечные, вот так они благодарят вас за ваше терпение. К тому же и Элиот, попросивший принять его в связи с окончанием работы в Кабуле, добавил иронии:
– Вы собираетесь ехать в страны Запада, к друзьям Соединенных Штатов, и мое правительство только приветствует это. Но, наверное, у всех вызовет удивление, что манифестанты носят по Кабулу антиамериканские лозунги и им совершенно ничего за это не делают. Мы очень чувствительно относимся к таким моментам...
И Дауд решился. Чуть схлынула волна демонстраций по поводу смерти Хайбара, он отдал приказ на арест лидеров НДПА. Списки и адреса уже были заготовлены, так что всех удалось взять в одну ночь. И сегодня надо поставить окончательную точку в их судьбе, в судьбе партии. Деваться все равно уже некуда. Случай, когда президента загоняют в угол обстоятельства.
Он взял листок с подготовленным правительственным сообщением, которое следовало обсудить на заседании, еще раз вчитался в текст:
«Правительство, рассмотрев в свете положений законов Конституции и Уголовного кодекса заявления, выступления, лозунги, призывы, действия и самоуправства, имевшие место во время похорон Мир Акбар Хайбара, расценило их как противозаконные, антиконституционные и направленные против внутренней безопасности государства и на основании Уголовного кодекса сочло их преследуемыми по закону.
Лицами, обвиненными в совершении уголовного преступления и арестованными органами безопасности, являются Н. М. Тараки, Б. Кармаль, д-р Шах Вали, Д. Панджшери, Абдул Хаким Шаран, X. Амин, д-р Замир Сафи.
При аресте указанных лиц в их квартирах были изъяты представляющие интерес документы. Продолжается активный розыск ряда других лиц, на которых выданы ордера на арест».
Вроде все гладко, исправлять нечего. Можно обсуждать иотдавать в газеты. Но перед этим он заставит каждого министра подписаться под заявлением. Пусть не только советуют, но и несут ответственность.
Дауд прошел в зал заседаний, занял свое место...
Необходимое послесловие.Братья Ареф и Садик Алемьяры, застрелившие члена ЦК НДПА М. А. Хайбара, будут повешены в июне 1980 года.
26 апреля 1978 года. Кабул.
Знать бы министру национальной обороны Афганистана генерал-полковнику Хайдару Расули, на чьем пиру он гуляет, дав команду во всех дивизиях накрыть праздничные столы и, не снижая, правда, боевой готовности, провести увеселительные мероприятия. «В связи с подавлением коммунистов» – так мог бы гласить приказ, попытайся командиры найти причину столь странного распоряжения в будний день.
Из всего руководства НДПА только Хафизулла Амин находился пока хоть и под арестом, но дома. Во-первых, он не представлял собой ключевой фигуры, а во-вторых, мог сойти за «живца». И уже было отмечено, что к нему пытался пройти инженер Зариф, в поле зрения полиции попало еще несколько человек, ранее не числившихся в активных партийцах. Ничего, вечером и Хафизулла займет надлежащее ему место.
Вечером и впрямь Амина перевезли из дома в тюрьму.
– В дом заходили только его дети и старший брат Абдулла, – доложила охрана своему начальству.
И все было бы верным в этом докладе, если бы не одно обстоятельство: в дом входил не Абдулла, а очень сильно на него похожий Факир, один из приближенных Амина. Всего несколько минут длилась встреча, но после нее Факир, поплутав по городу, пришел к Саиду Гулябзою, младшему лейтенанту афганских ВВС, заведующему канцелярией своего командующего. Доложил: поступила команда на начало вооруженного выступления. От Гулябзоя сигнал пошел к командиру танкового батальона майору Ватанджару, далее – к начштаба войск ВВС и ПВО подполковнику Абдулу Кадыру.
Не зря лелеял и одновременно боялся своей армия Дауд. И хотя буквально накануне из ее рядов было уволено около 200 офицеров (за левые взгляды, за участие в митингах), именно партийные структуры НДПА в армии оказались не только самыми многочисленными, но и самыми законспирированными. Здесь в практике работы были только «тройки» и «пятерки», а если учесть, что халькисты и парчамисты, несмотря на объединенное руководство, действовали без связей друг с другом, то чистка Дауда в верхнем эшелоне командования армией прошла для НДПА безболезненно. Дальновидным оказался и Амин, отвечавший в ЦК за работу в армии и сделавший ставку на младших офицеров. А уж насчет ареста руководителей партии вообще как в воду глядели – всего месяц назад, в марте, в партийные организации пришло указание ЦК: если пройдут аресты членов Политбюро, это автоматически является сигналом к вооруженному восстанию. Так что Дауд, сам того не зная и не желая, приказом на арест Тараки и Бабрака отдавал и приказ на начало восстания против самого себя.
А тут и Гулябзой подтвердил: дана команда начинать.
27 апреля 1978 года. 9 часов утра. Кабул.
В 9 часов, когда президент страны Мохаммад Дауд вошел в зал заседаний и занял свое место председателя, в это же время к командиру 4-й танковой бригады без вызова прибыл майор Аслам Ватанджар. Перед дверью кабинета он проверил пистолет, расправил складки на кармане кителя, куда положил оружие на случай провала, постучал.
Став по стойке «смирно» и отдав честь генералу, комбат сказал:
– Генерал, вы, конечно, больше, чем все мы, обеспокоены положением, которое сложилось у нас в стране, и поэтому я пришел к вам, своему командиру.
Комбриг, озадаченный появлением майора, пытался только что-то понять, а Ватанджар продолжил:
– Поскольку армия приведена в состояние боевой готовности на случай возможной реакции по поводу арестов коммунистических лидеров, я прошу разрешения выдать моему батальону боезапас.
– Зачем? – пришел в себя генерал: слова про боезапас дошли до него, видимо, быстрее.
– Чтобы я мог двинуть танки на защиту Арка 6, если вдруг последует такой приказ.
Командир пристально посмотрел на майора. Любимец Дауда, помогавший ему совершить переворот в 1973 году, он, конечно, и сейчас готов стоять стеной за своего президента. Перевел взгляд на телефон, по которому всего несколько часов назад получил приказ быть готовым ко всем неожиданностям. Да, комбат прав, подстраховаться и в самом деле просто необходимо, почему он не догадался об этом сам.
– Разумное решение, – согласился наконец комбриг. – Я отдам распоряжение, чтобы одной из ваших рот выдали несколько снарядов.
Он размашисто написал приказ, немного подумал над цифрой и поставил «6». Шесть снарядов на 12 танков – этого вполне достаточно, чтобы быть грозной и своевременной силой.
«Знал бы он, для кого и для чего выписывает эти снаряды», – подумал Ватанджар, принимая приказ. Отдал честь ивышел. Отойдя несколько шагов, перечитал распоряжение командира и около цифры «6» поставил точку 7.
27 апреля 1978 года. 12 часов дня. Кабул.
Танк стремителен и красив в поле, на стрельбище. Здесь он – боевая машина, воплощение своей сути. Кроме огневой мощи, брони, маневренности советские танки всегда отличались и определенной элегантностью – отдадим должное советским конструкторам перед их зарубежными коллегами.
Но на улицах города любой танк просто страшен. Он мгновенно перечеркивает гармонию, сбивает ритм города. Трудно, невозможно, например, представить танки, останавливающиеся у светофоров, уступающие дорогу пешеходам. Лязг траков, рев двигателей, выхлопные газы – нет, не для города они, не для города.
И поэтому, когда сразу несколько, пусть и небольших, танковых колонн вошли в полдень в Кабул, жители афганской столицы не столько с любопытством, сколько с беспокойством провожали взглядами боевую технику. О-о, мудрые дуканщики! Они первыми на всякий случай стали закрывать свои лавки. Зашептались и базары: к Арку, к Арку, боевые машины идут в сторону Президентского дворца. Оставался непонятным главный вопрос – зачем?
Этот же вопрос задал Дауд начальнику президентской охраны майору Зия, который тихо вошел в зал заседаний и доложил президенту о появлении около Дворца боевой техники. Не получив вразумительного ответа, подозвал министра обороны, указал ему взглядом на начальника охраны – разберитесь вместе. Остальные министры, разом прекратив переговариваться, проводили генерал-полковника и майора встревоженными взглядами: обеспокоенные военные у гражданских невольно вызывают панику.
– Продолжим заседание, – попытался создать рабочую обстановку президент.
Однако когда прогремел первый выстрел из танковой пушки, стало ясно, что боевые машины прибыли не для охраны Дворца.
Майор Ватанджар, не дождавшись появления в воздухе самолетов, как было согласовано по плану с летчиками, посчитал, что любое промедление может обернуться провалом, и загнал первый снаряд из шестидесяти, полученных ротой, в казенник ствола. И в 12.10 прогремел выстрел революции 8.
Словно дожидаясь только его, в небе закружили, рискуя столкнуться друг с другом, истребители.
Мохаммад Дауд, стараясь сохранить спокойствие, объявил вскочившим после выстрела со своих мест министрам:
– Все, кто хочет спасти свою жизнь, могут покинуть Дворец.
Желающими оказались почти все: что чужая жизнь, когда меч над собственной.
Министр обороны генерал-полковник Расули, собрав советских советников, попрощался с ними, поблагодарил за службу и посоветовал разъехаться по домам. Сам сел в машину, беспрепятственно выехал через тыльные ворота и на полной скорости помчался на запад от Кабула: там, в нескольких километрах, стояла восьмая пехотная дивизия. Если ничего не случится по пути, он сумеет привести ее на защиту Дворца и президента.
28 апреля 1978 года. 8 часов утра. Москва.
Генеральный штаб знает все. Знает, сколько солдат находится в отпусках и сколько преступников убежало из тюрем. Сколько надоено молока в первом квартале текущего года и сколько родилось мальчиков на 1 января прошлого. Где на данный момент находятся подводные лодки США (по номерам) и кто их командиры. Что любит кушать президент США и что читает на ночь премьер-министр Великобритании. Сколько платформ подано под погрузку боеприпасов в стране Н. и почему уволили генерала К. в энской армии.
Надо только знать, у кого взять ту или иную информацию, кто чем занимается в Генштабе.
А там конечно же занимались и Афганистаном. По информации, которая стеклась в Москву утром, начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Николай Васильевич Огарков сумел подготовить вполне подробный доклад министру обороны.
– Что с генерал-полковником Расули? – перебил Устинов, когда Огарков начал объяснять подробности в действиях авиации, наносившей заключительные удары по Дворцу.
– Министр обороны погиб. После того как он выехал из Дворца и прибыл в восьмую дивизию, – начальник Генерального штаба указал на карте место, – там уже знали о событиях в столице. Расули организовал движение на Кабул, но танковый батальон, который был определен в передовой отряд, развернулся и открыл огонь по собственной дивизии. Та встала. Министр обороны к этому времени убыл поднимать седьмую дивизию – это здесь, в пятнадцати километрах юго-западнее Кабула. – Николай Васильевич вновь обратился к карте. – На этот раз он сам возглавил передовой отряд. Сбив заслоны, к вечеру вчерашнего дня достиг города. Однако по отряду был нанесен авиаудар. По одним сведениям, несколько бомб разорвалось рядом с машиной министра обороны, по другим – он вместе с адъютантом пытался захватить на аэродроме вертолет, но был убит в перестрелке, – закончил доклад Огарков.
Устинов потер виски. Что-то вспомнив, достал из папки листок. Три дня назад Хайдар Расули прислал через главного военного советника генерал-лейтенанта Горелова просьбу – выделить для вооруженных сил Афганистана 37 082 комплекта обмундирования из двенадцати предметов и 18475 фляжек с чехлами. Устинов даже не успел отдать распоряжения по этой просьбе, а теперь тем более в этом нет смысла. От фляжек до революции, оказывается, всего три дня...
– Что с Даудом?
– По нашим сведениям, тоже убит. Сегодня утром. К нему пошли парламентеры с предложением сдаться, но президент ответил, что большевикам не сдается. Затем вроде бы брат Дауда, который находился рядом с ним, выстрелил в парламентера, ранил его. Завязалась стрельба. Погибло около тридцати человек из ближайших родственников и окружения президента. И соответственно он сам.
– Кто, вы сказали, руководил восстанием?
– Начальник штаба ВВС и ПВО Абдул Кадыр, подполковник. В 17.30 была освобождена тюрьма и руководство партии. Вернее, оно было спрятано в частной тюрьме, его долго искали, и только когда какого-то чиновника положили под гусеницы танка, он указал, где сидят коммунисты. Первые слова, которые вроде бы сказал один из лидеров, Бабрак Кармаль, были: «Надо, чтобы не погиб Дауд, он большой друг Советского Союза».
– Что происходит в стране на данный момент?
– Власть практически в руках Революционного совета, который возглавляет Кадыр. В некоторых местах ему оказывается сопротивление, но незначительное. Командиры корпусов из Гардеза, Кандагара, других городов вызваны в Кабул – видимо, чтобы перевести их на свою сторону и заручиться поддержкой.
– Что наши советники?
– Пострадавших нет. Участия в действиях не принимали.
– Хорошо. Это правильно, – впервые во время доклада удовлетворенно закивал головой Устинов. – Сейчас своими симпатиями или антипатиями мы можем не только столкнуть какие-то группировки в Афганистане, а советский и афганский народы. Повторите им еще раз, напомните, что они – технари, они при технике, а не при партиях и движениях. Это очень важно, особенно на данный момент, когда... когда почти ничего не ясно. – Дмитрий Федорович вновь взял заявку на обмундирование и фляжки, прочел, вздохнул: – Вот были проблемы, – он протянул листок Огаркову, тот издали узнал заявку, согласно кивнул. – Ладно, Николай Васильевич, работайте в этом же направлении. Я – к Леониду Ильичу. Документы.
Огарков подал папку:
– Здесь и наши данные, и официальные сообщения новой власти. Единственное, надо учитывать, что под ними подразумеваются передачи Кабульского радио, которые мы записали.
Документ (сообщение «Радио Афганистана»):
28 апреля 1978 года. 9.00.Доблестный афганский народ. Полноводные реки, густые леса, зеленые радостные долины, полезные ископаемые, степи и пустыни – все эти естественные богатства принадлежат нашей стране. Национальные вооруженные силы Афганистана с помощью всемогущего Бога (не прослушивается)... на благо вам и вашим детям.
9.15.Официально доводится до сведения мусульманского трудового народа, что два брата, Дауд и Наим, эти предатели народа, несмотря на неоднократные обращения Военного революционного совета о необходимости сдачи, в результате своего сумасшедшего и своекорыстного сопротивления убиты.
История распорядилась так, что главным военным советником в Афганистане накануне ввода ОКСВ был генерал-лейтенант Лев Николаевич Горелов. А тогда, в 1968 году, он командовал воздушно-десантной дивизией, и ему была вручена карта Праги, отработанная как раз майором Богдановым, и боевой приказ: блокировать аэродром, почту, телеграф, мосты в чехословацкой столице. И еще – отправить самолетом в Москву членов чехословацкого правительства. На аэродроме оставался лишь один Александр Дубчек – уговаривали сделать обращение к народу. Не уговорили. И через сутки новый приказ Горелову: Дубчека – в Москву.
– Товарищ Дубчек, вас в Москву, – подошел генерал к руководителю чехословацкого государства и виновато развел руками: извините, приказ, не я, так другой.
– Слушайте, генерал, у вас нет водки? – вдруг попросил тот.
Это было настолько неожиданно, что Горелов оглянулся по сторонам.
– Товарищ генерал-майор, у меня немного есть, – послышался шепот; один из офицеров протягивал фляжку.
Дубчек выпил, посмотрел на ночной аэровокзал и пошел к самолету.
И вот через десять лет пути-дороги Горелова и Богданова вновь сомкнулись, и на этот раз уже в Афганистане. А еще через десять лет Владимир Алексеевич, уже генерал-лейтенант, будет улетать из Кабула 15 февраля предпоследним самолетом, вывозя Боевое Знамя 40-й армии. В Москве его вызовет министр обороны Д. Т. Язов и поручит начать работу над «Книгой памяти» – о погибших воинах-афганцах; и еще одну, секретную, – о боевом опыте, полученном нашими соединениями и частями в условиях горно-пустынной местности.
«Если попал на кухню, то уж стой у плиты», – сказал однажды Владимиру Алексеевичу отец. Плита оказалась очень горячей, когда стали собираться для книги обобщенные данные по Афганистану.
Через ограниченный контингент за период с 25 декабря 1979 г. по 15 февраля 1989 г. в войсках, находящихся на территории ДРА, прошли военную службу 620 тысяч военнослужащих, из них в соединениях и частях Советской Армии 525 тысяч человек.
Погибло, умерло от ран и болезней, покончило жизнь самоубийством 13 833 человека 4, среди них: русских – 6879, украинцев – 2374, узбеков – 1067, белорусов – 611, казахов – 361, туркмен – 281, таджиков – 239, молдаван – 195, азербайджанцев – 195, киргизов – 102, армян – 98, грузин – 81, литовцев – 57, латышей – 23, эстонцев – 15 человек... Ранено, контужено и травмировано за период боевых действий 53 753 человека.
Из состава ОКСВ 67 человек стали Героями Советского Союза, 24 из них – посмертно. Из органов МВД этого звания удостоен полковник Исаков Михаил Иванович. Органы госбезопасности представят к званию Героя 13 человек, и долго-долго на наградных листах против их фамилий будет стоять штамп: «Без опубликования в печати».
Из боевой техники больше всего мы потеряли автомобилей и бензовозов – 11,4 тысячи единиц. Сбито 333 вертолета, самолетов – 118.
Можно называть и другие цифры, однако уже и эти дают представление об афганской войне. Но все равно это будет известно только через тот промежуток времени, который мы назовем афганской войной.
А пока майор Черданцев возвращался в Суземку вдоль разбитой дороги в центре России и тоже не ведал, как будет зависеть лично его судьба от сообщения ТАСС, как переплетет оно его вновь с судьбой Аннушки, Сони, их сыновей. И что выпадет ему одно из самых трудных и черновых дел на этой войне – отбирать и поставлять для нее солдат.
Глава 2
ЧТО ДАЕТ СОЮЗ СЫНОВЕЙ ГЕНЕРАЛА И СКОТОВОДА. – УДАР НАНЕСТИ НЕСЛОЖНО, ЕСЛИ К ТОМУ ЖЕ ЭТО УДАР ПО СЕБЕ. – «ПРИПИСАТЬ УГОЛОВЩИНУ». – ЧТО ЗНАЧИТ ТОЧКА В АФГАНСКОМ АЛФАВИТЕ. – «ВАШИ СЫНОВЬЯ И БРАТЬЯ ПОБЕДИЛИ!»
27 апреля 1978 года. 9 часов утра. Кабул.
Не давайте название дню утром, если не хотите ошибиться. Дождитесь вечера.
Ведь и для Кабула этот день начинался весело и звонко. Утром пропели с крыш муэдзины. Вверх, на склоны гор, к прилепившимся ласточкиными гнездами домикам потянулись водоносы. Распахнулись дувалы, вывешивались на завлечение покупателей дубленки, платки с люрексом; бархатными тряпицами протирались лимоны, апельсины; брызгалась для сочности вода на зелень; под ноги прохожих мостились ковры – лучшими здесь считаются те, которые хорошо вытоптаны. К реке, с таким же названием, как и столица, еще полноводной и широкой, женщины несли белье для стирки, ухитряясь при этом прикрывать лица перед мужчинами. Кочевники, выгадывая раннее время и широкие улицы, перегоняли на новые места стада овец, коров и лошадей.
День – каких тысячи.
Но не говорите, что вас посетили сегодня спокойствие и удача, пока не закончите последний намаз и не приготовитесь ко сну.
Мохаммад Дауд, президент Афганистана, назначил заседание кабинета министров на 9 часов утра. Вопрос выносился срочный и достаточно неприятный – вынесение смертного приговора Тараки, Бабраку и их сподвижникам по партии. По крайней мере смерти партийцам требовали большинство министров, этого же, как понимал Дауд, желали бы и на Западе. Вот так всегда: кто-то чего-то желает, а ведь все запишется на его имя, он останется крайним в этой истории. А этого-то как раз и не очень-то хотелось.
Пять лет назад, в 1973 году, он сумел взять власть без единого выстрела, без единой капли крови. Просто вытащил во Дворце свой подарочный белый пистолет, когда двоюродный братец, занимавший престол, лечил глаза в Италии, и страна, народ, власть мгновенно перешли в нему.
Однако истину, что взять власть гораздо легче, чем потом удержать ее, он всецело испытал на себе. Только за первый год правления три заговора против него. Ясно, что на этом бы не успокоились, если бы не полетели головы заговорщиков смуты. После казней в стране стало поспокойнее, но год назад всплыла на горизонте объединившаяся Народно-демократическая партия Афганистана, всплыла совершенно неожиданно, потому что, по всем сведениям, раскол несколько лет назад в ней произошел такой сильный, что склеить две части одной пиалы, казалось, было уже невозможно. «Хальк» и «Парчам» 5, Тараки и Бабрак – эти две группировки боролись с первого дня основания партии не с ним, а друг с другом, выбирая, какая форма борьбы за власть в Афганистане лучше. Главное, не нужно было их трогать в этой ситуации: при драке двух улыбается третий.
Впрочем, они и не могли, по идее, объединиться. Бабрак, возглавляющий «Парчам», делал ставку на интеллигенцию и парламентские методы борьбы, сам являясь какое-то время членом парламента. Тараки же уповал не беднейшие массы и нелегальную работу. Один – сын генерала, второй – скотовода. Разве можно соединить такое?
Но ведь объединились. И сведения о деятельности НДПА стали все чаще и чаще появляться в докладах министров. 1 мая прошлого года практически во всех городах прошли демонстрации. 7 ноября опять же НДПА устроила празднества в честь 60-летия революции в России. Да устроила так, что в провинции Балх вывесили красные флаги и портреты Ленина. Губернатора, конечно, сняли, но если и дальше дело пойдет таким образом, то кто-то тоже вытащит свой белый пистолет и направит на него, Дауда. И со стороны правительства уже откровенные намеки пошли – ни в коем случае не дать окрепнуть партии, нанести ей упреждающий удар, сбить революционный подъем.
– Удар нанести несложно, – размышлял Дауд, когда министр внутренних дел Нуристани начал говорить об этом в открытую. А уж если Нуристани советует, то и его западногерманские друзья, дружбу и связи с которыми министр не скрывает, придерживаются того же плана. – Знать бы только, что последует за этим ударом.
А контакты, в последнее время успешно налаживаемые с западными странами и США, терять не хотелось. Ради этого он пошел даже на свертывание некоторых соглашений с СССР: по вопросам подготовки специалистов, кое-что заморозили в военной области. И это не осталось незамеченным. Тут же последовали приглашения от ряда руководителей западных стран приехать с визитами, обещались теплые приемы.
И все-таки он медлил с решением о судьбе партии, тянул, сам не зная чего. Может быть, в какой-то степени отдавал должное коммунистам, и в первую очередь коммунистам-военным, которые сами раскрывали практически все заговоры против него. Для них в этом была своя выгода: те, кто мечтал о захвате власти, не потерпели бы, как он, присутствия в стране коммунистов. Так что об особой любви речь здесь не идет, просто, спасая его, коммунисты спасали и себя. И все равно услуги помнились...
Надеялся на какое-нибудь удачное стечение обстоятельств Дауд, надеялся до тех пор, пока не прозвучали 17 апреля выстрелы братьев Алемьяров.
– Убит Мир Акбар Хайбар, член ЦК НДПА, – едва ли не в ту же минуту доложил Нуристани. – Парчамист, выступал за единство партии, – не забыл подчеркнуть главную опасность, исходившую от этого человека, министр внутренних дел.
– Мотивы убийства? – чувствуя, что он уже не контролирует некоторые события в стране, что его самого загоняют в угол, жестко спросил Дауд.
– Разберемся, – склонил голову, пряча выражение лица, Нуристани.
– Разберитесь, – не без угрозы потребовал Дауд.
Но удар уже был нанесен. Нанесен помимо воли президента. С одной стороны, это освобождало его от моральных и нравственных угрызений, но в то же время показывало, что уже не во всех случаях он хозяин положения...
А на следующее утро место, где был застрелен Хайбар, кабульцы усеяли цветами. По городу прокатились митинги, собрания, на которых, по данным полиции, собиралось до 20 тысяч человек. И всюду в первых рядах находились Тараки, Бабрак, Панджшери, Амин – руководство НДПА, которое ему уже и не советовали, а просто требовали убрать. Да, требовали, подсовывая сотни фотографий с обведенными в толпах их лицами: смотрите, вот ваши подопечные, вот так они благодарят вас за ваше терпение. К тому же и Элиот, попросивший принять его в связи с окончанием работы в Кабуле, добавил иронии:
– Вы собираетесь ехать в страны Запада, к друзьям Соединенных Штатов, и мое правительство только приветствует это. Но, наверное, у всех вызовет удивление, что манифестанты носят по Кабулу антиамериканские лозунги и им совершенно ничего за это не делают. Мы очень чувствительно относимся к таким моментам...
И Дауд решился. Чуть схлынула волна демонстраций по поводу смерти Хайбара, он отдал приказ на арест лидеров НДПА. Списки и адреса уже были заготовлены, так что всех удалось взять в одну ночь. И сегодня надо поставить окончательную точку в их судьбе, в судьбе партии. Деваться все равно уже некуда. Случай, когда президента загоняют в угол обстоятельства.
Он взял листок с подготовленным правительственным сообщением, которое следовало обсудить на заседании, еще раз вчитался в текст:
«Правительство, рассмотрев в свете положений законов Конституции и Уголовного кодекса заявления, выступления, лозунги, призывы, действия и самоуправства, имевшие место во время похорон Мир Акбар Хайбара, расценило их как противозаконные, антиконституционные и направленные против внутренней безопасности государства и на основании Уголовного кодекса сочло их преследуемыми по закону.
Лицами, обвиненными в совершении уголовного преступления и арестованными органами безопасности, являются Н. М. Тараки, Б. Кармаль, д-р Шах Вали, Д. Панджшери, Абдул Хаким Шаран, X. Амин, д-р Замир Сафи.
При аресте указанных лиц в их квартирах были изъяты представляющие интерес документы. Продолжается активный розыск ряда других лиц, на которых выданы ордера на арест».
Вроде все гладко, исправлять нечего. Можно обсуждать иотдавать в газеты. Но перед этим он заставит каждого министра подписаться под заявлением. Пусть не только советуют, но и несут ответственность.
Дауд прошел в зал заседаний, занял свое место...
Необходимое послесловие.Братья Ареф и Садик Алемьяры, застрелившие члена ЦК НДПА М. А. Хайбара, будут повешены в июне 1980 года.
26 апреля 1978 года. Кабул.
Знать бы министру национальной обороны Афганистана генерал-полковнику Хайдару Расули, на чьем пиру он гуляет, дав команду во всех дивизиях накрыть праздничные столы и, не снижая, правда, боевой готовности, провести увеселительные мероприятия. «В связи с подавлением коммунистов» – так мог бы гласить приказ, попытайся командиры найти причину столь странного распоряжения в будний день.
Из всего руководства НДПА только Хафизулла Амин находился пока хоть и под арестом, но дома. Во-первых, он не представлял собой ключевой фигуры, а во-вторых, мог сойти за «живца». И уже было отмечено, что к нему пытался пройти инженер Зариф, в поле зрения полиции попало еще несколько человек, ранее не числившихся в активных партийцах. Ничего, вечером и Хафизулла займет надлежащее ему место.
Вечером и впрямь Амина перевезли из дома в тюрьму.
– В дом заходили только его дети и старший брат Абдулла, – доложила охрана своему начальству.
И все было бы верным в этом докладе, если бы не одно обстоятельство: в дом входил не Абдулла, а очень сильно на него похожий Факир, один из приближенных Амина. Всего несколько минут длилась встреча, но после нее Факир, поплутав по городу, пришел к Саиду Гулябзою, младшему лейтенанту афганских ВВС, заведующему канцелярией своего командующего. Доложил: поступила команда на начало вооруженного выступления. От Гулябзоя сигнал пошел к командиру танкового батальона майору Ватанджару, далее – к начштаба войск ВВС и ПВО подполковнику Абдулу Кадыру.
Не зря лелеял и одновременно боялся своей армия Дауд. И хотя буквально накануне из ее рядов было уволено около 200 офицеров (за левые взгляды, за участие в митингах), именно партийные структуры НДПА в армии оказались не только самыми многочисленными, но и самыми законспирированными. Здесь в практике работы были только «тройки» и «пятерки», а если учесть, что халькисты и парчамисты, несмотря на объединенное руководство, действовали без связей друг с другом, то чистка Дауда в верхнем эшелоне командования армией прошла для НДПА безболезненно. Дальновидным оказался и Амин, отвечавший в ЦК за работу в армии и сделавший ставку на младших офицеров. А уж насчет ареста руководителей партии вообще как в воду глядели – всего месяц назад, в марте, в партийные организации пришло указание ЦК: если пройдут аресты членов Политбюро, это автоматически является сигналом к вооруженному восстанию. Так что Дауд, сам того не зная и не желая, приказом на арест Тараки и Бабрака отдавал и приказ на начало восстания против самого себя.
А тут и Гулябзой подтвердил: дана команда начинать.
27 апреля 1978 года. 9 часов утра. Кабул.
В 9 часов, когда президент страны Мохаммад Дауд вошел в зал заседаний и занял свое место председателя, в это же время к командиру 4-й танковой бригады без вызова прибыл майор Аслам Ватанджар. Перед дверью кабинета он проверил пистолет, расправил складки на кармане кителя, куда положил оружие на случай провала, постучал.
Став по стойке «смирно» и отдав честь генералу, комбат сказал:
– Генерал, вы, конечно, больше, чем все мы, обеспокоены положением, которое сложилось у нас в стране, и поэтому я пришел к вам, своему командиру.
Комбриг, озадаченный появлением майора, пытался только что-то понять, а Ватанджар продолжил:
– Поскольку армия приведена в состояние боевой готовности на случай возможной реакции по поводу арестов коммунистических лидеров, я прошу разрешения выдать моему батальону боезапас.
– Зачем? – пришел в себя генерал: слова про боезапас дошли до него, видимо, быстрее.
– Чтобы я мог двинуть танки на защиту Арка 6, если вдруг последует такой приказ.
Командир пристально посмотрел на майора. Любимец Дауда, помогавший ему совершить переворот в 1973 году, он, конечно, и сейчас готов стоять стеной за своего президента. Перевел взгляд на телефон, по которому всего несколько часов назад получил приказ быть готовым ко всем неожиданностям. Да, комбат прав, подстраховаться и в самом деле просто необходимо, почему он не догадался об этом сам.
– Разумное решение, – согласился наконец комбриг. – Я отдам распоряжение, чтобы одной из ваших рот выдали несколько снарядов.
Он размашисто написал приказ, немного подумал над цифрой и поставил «6». Шесть снарядов на 12 танков – этого вполне достаточно, чтобы быть грозной и своевременной силой.
«Знал бы он, для кого и для чего выписывает эти снаряды», – подумал Ватанджар, принимая приказ. Отдал честь ивышел. Отойдя несколько шагов, перечитал распоряжение командира и около цифры «6» поставил точку 7.
27 апреля 1978 года. 12 часов дня. Кабул.
Танк стремителен и красив в поле, на стрельбище. Здесь он – боевая машина, воплощение своей сути. Кроме огневой мощи, брони, маневренности советские танки всегда отличались и определенной элегантностью – отдадим должное советским конструкторам перед их зарубежными коллегами.
Но на улицах города любой танк просто страшен. Он мгновенно перечеркивает гармонию, сбивает ритм города. Трудно, невозможно, например, представить танки, останавливающиеся у светофоров, уступающие дорогу пешеходам. Лязг траков, рев двигателей, выхлопные газы – нет, не для города они, не для города.
И поэтому, когда сразу несколько, пусть и небольших, танковых колонн вошли в полдень в Кабул, жители афганской столицы не столько с любопытством, сколько с беспокойством провожали взглядами боевую технику. О-о, мудрые дуканщики! Они первыми на всякий случай стали закрывать свои лавки. Зашептались и базары: к Арку, к Арку, боевые машины идут в сторону Президентского дворца. Оставался непонятным главный вопрос – зачем?
Этот же вопрос задал Дауд начальнику президентской охраны майору Зия, который тихо вошел в зал заседаний и доложил президенту о появлении около Дворца боевой техники. Не получив вразумительного ответа, подозвал министра обороны, указал ему взглядом на начальника охраны – разберитесь вместе. Остальные министры, разом прекратив переговариваться, проводили генерал-полковника и майора встревоженными взглядами: обеспокоенные военные у гражданских невольно вызывают панику.
– Продолжим заседание, – попытался создать рабочую обстановку президент.
Однако когда прогремел первый выстрел из танковой пушки, стало ясно, что боевые машины прибыли не для охраны Дворца.
Майор Ватанджар, не дождавшись появления в воздухе самолетов, как было согласовано по плану с летчиками, посчитал, что любое промедление может обернуться провалом, и загнал первый снаряд из шестидесяти, полученных ротой, в казенник ствола. И в 12.10 прогремел выстрел революции 8.
Словно дожидаясь только его, в небе закружили, рискуя столкнуться друг с другом, истребители.
Мохаммад Дауд, стараясь сохранить спокойствие, объявил вскочившим после выстрела со своих мест министрам:
– Все, кто хочет спасти свою жизнь, могут покинуть Дворец.
Желающими оказались почти все: что чужая жизнь, когда меч над собственной.
Министр обороны генерал-полковник Расули, собрав советских советников, попрощался с ними, поблагодарил за службу и посоветовал разъехаться по домам. Сам сел в машину, беспрепятственно выехал через тыльные ворота и на полной скорости помчался на запад от Кабула: там, в нескольких километрах, стояла восьмая пехотная дивизия. Если ничего не случится по пути, он сумеет привести ее на защиту Дворца и президента.
28 апреля 1978 года. 8 часов утра. Москва.
Генеральный штаб знает все. Знает, сколько солдат находится в отпусках и сколько преступников убежало из тюрем. Сколько надоено молока в первом квартале текущего года и сколько родилось мальчиков на 1 января прошлого. Где на данный момент находятся подводные лодки США (по номерам) и кто их командиры. Что любит кушать президент США и что читает на ночь премьер-министр Великобритании. Сколько платформ подано под погрузку боеприпасов в стране Н. и почему уволили генерала К. в энской армии.
Надо только знать, у кого взять ту или иную информацию, кто чем занимается в Генштабе.
А там конечно же занимались и Афганистаном. По информации, которая стеклась в Москву утром, начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Николай Васильевич Огарков сумел подготовить вполне подробный доклад министру обороны.
– Что с генерал-полковником Расули? – перебил Устинов, когда Огарков начал объяснять подробности в действиях авиации, наносившей заключительные удары по Дворцу.
– Министр обороны погиб. После того как он выехал из Дворца и прибыл в восьмую дивизию, – начальник Генерального штаба указал на карте место, – там уже знали о событиях в столице. Расули организовал движение на Кабул, но танковый батальон, который был определен в передовой отряд, развернулся и открыл огонь по собственной дивизии. Та встала. Министр обороны к этому времени убыл поднимать седьмую дивизию – это здесь, в пятнадцати километрах юго-западнее Кабула. – Николай Васильевич вновь обратился к карте. – На этот раз он сам возглавил передовой отряд. Сбив заслоны, к вечеру вчерашнего дня достиг города. Однако по отряду был нанесен авиаудар. По одним сведениям, несколько бомб разорвалось рядом с машиной министра обороны, по другим – он вместе с адъютантом пытался захватить на аэродроме вертолет, но был убит в перестрелке, – закончил доклад Огарков.
Устинов потер виски. Что-то вспомнив, достал из папки листок. Три дня назад Хайдар Расули прислал через главного военного советника генерал-лейтенанта Горелова просьбу – выделить для вооруженных сил Афганистана 37 082 комплекта обмундирования из двенадцати предметов и 18475 фляжек с чехлами. Устинов даже не успел отдать распоряжения по этой просьбе, а теперь тем более в этом нет смысла. От фляжек до революции, оказывается, всего три дня...
– Что с Даудом?
– По нашим сведениям, тоже убит. Сегодня утром. К нему пошли парламентеры с предложением сдаться, но президент ответил, что большевикам не сдается. Затем вроде бы брат Дауда, который находился рядом с ним, выстрелил в парламентера, ранил его. Завязалась стрельба. Погибло около тридцати человек из ближайших родственников и окружения президента. И соответственно он сам.
– Кто, вы сказали, руководил восстанием?
– Начальник штаба ВВС и ПВО Абдул Кадыр, подполковник. В 17.30 была освобождена тюрьма и руководство партии. Вернее, оно было спрятано в частной тюрьме, его долго искали, и только когда какого-то чиновника положили под гусеницы танка, он указал, где сидят коммунисты. Первые слова, которые вроде бы сказал один из лидеров, Бабрак Кармаль, были: «Надо, чтобы не погиб Дауд, он большой друг Советского Союза».
– Что происходит в стране на данный момент?
– Власть практически в руках Революционного совета, который возглавляет Кадыр. В некоторых местах ему оказывается сопротивление, но незначительное. Командиры корпусов из Гардеза, Кандагара, других городов вызваны в Кабул – видимо, чтобы перевести их на свою сторону и заручиться поддержкой.
– Что наши советники?
– Пострадавших нет. Участия в действиях не принимали.
– Хорошо. Это правильно, – впервые во время доклада удовлетворенно закивал головой Устинов. – Сейчас своими симпатиями или антипатиями мы можем не только столкнуть какие-то группировки в Афганистане, а советский и афганский народы. Повторите им еще раз, напомните, что они – технари, они при технике, а не при партиях и движениях. Это очень важно, особенно на данный момент, когда... когда почти ничего не ясно. – Дмитрий Федорович вновь взял заявку на обмундирование и фляжки, прочел, вздохнул: – Вот были проблемы, – он протянул листок Огаркову, тот издали узнал заявку, согласно кивнул. – Ладно, Николай Васильевич, работайте в этом же направлении. Я – к Леониду Ильичу. Документы.
Огарков подал папку:
– Здесь и наши данные, и официальные сообщения новой власти. Единственное, надо учитывать, что под ними подразумеваются передачи Кабульского радио, которые мы записали.
Документ (сообщение «Радио Афганистана»):
28 апреля 1978 года. 9.00.Доблестный афганский народ. Полноводные реки, густые леса, зеленые радостные долины, полезные ископаемые, степи и пустыни – все эти естественные богатства принадлежат нашей стране. Национальные вооруженные силы Афганистана с помощью всемогущего Бога (не прослушивается)... на благо вам и вашим детям.
9.15.Официально доводится до сведения мусульманского трудового народа, что два брата, Дауд и Наим, эти предатели народа, несмотря на неоднократные обращения Военного революционного совета о необходимости сдачи, в результате своего сумасшедшего и своекорыстного сопротивления убиты.