Страница:
x x x
Дверной замок пропел «Калинку». Этого только не хватало! Какого дорогого гостя чёрт принёс?Поколебавшись, Андрей распахнул дверь и позволил себе немного расслабиться, увидав Лику. Странное сочетание, снова подумалось ему, – улыбка на губах и боль в глазах.
– Я войду? – спросила девушка.
– Ну конечно!
Андрей провёл её в гостиную.
– Мне сказали, ты заболел. Вот, – Лика протянула ему пакет с апельсинами. – Дань традиции.
– Тронут. Садись. Есть хочешь?
– Нет.
– Тогда будем пить.
Андрей достал из буфета бутылку, разлил по рюмкам коньяк.
– Лечишься?
Кивнув, он бросил содержимое рюмки в рот, наполнил её снова.
– Не узнаю тебя, – сказала Лика.
– Что делает с человеком болезнь!
– Что-нибудь случилось?
– А?
– У тебя неприятности?
Уж эти мне телепаты! – подумал Андрей. – Обложили.
– Не бойся, не сопьюсь, – сказал он, обдирая апельсин. – Ты-то чего стесняешься?
Лика послушно пригубила.
– Давно тебя не видел, – сказал Андрей. – Даже забывать стал.
– Я не вовремя, да? Ты кого-то ждёшь?
– Никого, – мотнул он головой. – Я рад тебе. Честно.
Девушка неуверенно улыбнулась.
– Кажется, тебе действительно плохо, – сказала она.
– Эй, ты чего? – поднял брови Андрей. – Вздумала меня пожалеть? Сдай назад, со своими проблемами я как-нибудь справлюсь сам!
– Кто же спорит?
– Почему не пьёшь? Не нравится?
– Кто-то же должен оставаться трезвым.
– А ты когда-нибудь видела меня пьяным?
– Ты никогда не пил в таком темпе.
Андрей опрокинул в себя третью рюмку и решительно поставил её на стол ножкой кверху.
– Всё! – объявил он. – Завязал.
Притушив свет, он включил магнитофон и развалился в кресле, лелея в себе тепло и покой.
– Останешься? – спросил Андрей, с откровенным удовольствием разглядывая девушку.
Лика покачала головой.
– Кварц, сауна, массаж?.. – соблазнял он.
– В другой раз.
– Ясно, – Андрей осклабился. – Свято место пусто не бывает?
Девушка зябко повела плечами.
– Холодно? – он потянулся к кондиционеру. – Я убавлю.
– Нет, ничего. Я только не понимаю, отчего ты стараешься быть жестоким.
– А я боюсь быть добрым, – серьёзно ответил он. – Не за себя боюсь.
Лика подняла на него глаза, и в её взгляде Андрею почудилась жалость.
– Ладно, пойду, – сказала она, вставая. – Если я действительно понадоблюсь… Не забыл ещё мой телефон?
– Вспомню, – отозвался он. – Если припрёт.
У двери Лика обернулась.
– Ну? – спросил Андрей. – Как? Долго я ещё протяну?
Не ответив, Лика тихо прикрыла за собой дверь. Подойдя к окну, Андрей провожал взглядом её лёгкую ладную фигуру, пока та не скрылась за поворотом. Хорошо это или плохо, думал он, что я ещё способен ощущать себя мерзавцем? Что бы произошло, если бы мы с Андром поменялись местами? Боюсь, в этом случае Лика выиграет значительно меньше, чем потеряет Движение…
Ну что же ты, умник? Не ты ли сетовал, что у людей атрофируется способность к Поступку? В чём же дело? Или ты считаешь риск неоправданным? Ну да, конечно! На одной чаше весов судьба страны; на другой – твоя драгоценная, обожаемая, никому, в общем, не нужная жизнь. Что перетянет? Полагаешь, у тебя есть выбор?
Вот только с чего я решил, будто нам сказали правду? Андр поверил, но я-то не Андр. Это ему всё ясно и просто: есть враг, есть цель – иди сражайся, побеждай, умирай… А я? Если б и я мог так же легко поверить, принять. Но где там! Образованные все стали, скепсис пропитал нас насквозь… А если это всё же мой бред, и, поддавшись, я паду жертвой собственного воображения?
Андрей покривился: всё-таки паскудно устроен человек – всегда находит пути к отступлению.
Он сел за стол, достал чистую тетрадь и стал быстро писать, стараясь не пропустить ни одной мелочи.
x x x
«Андрей! Эй! Да проснись же, соня!»«Что?!.. Кто это? Кто меня зовёт?»
«Тихо, не паникуй! Это я».
«А-а… друг Андр. Решил-таки наладить личный контакт?»
«Нам нужна твоя помощь».
«Так разве я отказываю?»
«Речь идёт не только о твоей памяти. Требуется активное участие».
«Что в тебе подкупает, так это чувство меры. Мало того, что из моего чердака ты устроил проходной двор, так я ещё должен рисковать головой ради ваших сомнительных целей?»
«Понимаю твои сомнения, но что нам мешает разобраться?»
«Разобраться, ну да… Не оказалось бы поздно».
«Ну рискни! Ты же учёный, перед тобой ворох тайн…»
«Э-э, не спекулируй на моих слабостях! Чтобы сунуть нос в замочную скважину, не обязательно лезть головой в петлю».
«Всё ясно. Это твоё последнее слово?»
«Ну и фраза – будто из зала суда! Напрасно кипятишься, боевик, – вопрос уже решён, я участвую в вашем бедламе на все сто. Так что иди и спокойно упаковывай чемоданы».
«Н-да, весело живёшь».
«Не завидуй. Может, недолго осталось мне веселиться».
x x x
«Лика, привет тебе с „того света“! Что со мной произошло, ты узнаешь из прилагаемой тетради, хотя всё же надеюсь, что ни она, ни письмо к тебе не попадут – иначе это будет означать, что я основательно увяз в своём приключении.Завтра мы с Андром отбываем в Столицу. Для меня это будет странное путешествие: я буду всё видеть и слышать, даже осязать, но при этом бренная моя оболочка квартиры не покинет. Официальная версия: выехал на заслуженный отдых, может быть, даже в Крым. (Эх!..) По счастью, в институте сейчас затишье, так что мне не стали препятствовать, когда я затребовал отпуск за два года, да ещё прихватил месяц за свой счёт. Обернусь ли? Больше всего меня пугает мысль, что мой прекраснодушный порыв мог быть спровоцирован пустышкой и что я рискую принять смерть от собственного слетевшего с катушек воображения.
К тебе просьба: попытайся опубликовать мои записи. Форма значения не имеет – лишь бы вышли. Может, в массе читателей найдётся ещё хоть один ненормальный, который пережил нечто подобное. Если у него хватит пороха, он на тебя выйдет. Отнесись к этому серьёзно. Я не хочу, чтобы дело заглохло, – оно кажется стоящим.
Вот и всё, пожалуй. Надеюсь, ты не будешь вспоминать обо мне слишком плохо.
Твой (теперь уже навсегда) Андрей».
Часть первая
1
x x x
Каждое утро через джунгли по извилистой тропе гнали колонну работников. У котлована от неё отделялась примерно треть и уходила дальше, по просеке. Эти шли ещё долго, сбивая ноги о торчащие всюду пни, утаптывая проросшие за ночь побеги, пока не упирались в тупик, и здесь работников снова делили на две группы: женщины принимались рубить тяжёлыми ножами кусты и отделять ветки от деревьев, которые валили, а затем, после обработки, оттаскивали в сторону и складывали в штабеля мужчины. Строго говоря, рубщиков не охраняли: немногочисленные солдаты сопровождения выбирали место потенистее да попрохладнее и уже оттуда распоряжались, покрикивали, наблюдали за разбредшимися по вырубкам работниками. Своё укрытие они покидали только в случае крайней необходимости, справедливо полагая, что ни одному нормальному каторжанину в голову не придёт пытаться от размеренной и привычной жизни сбежать в неизвестность.Именно здесь, на вырубках, боевики высмотрели огромного костистого парня, трудившегося с туповатой размеренностью вола и, кажется, не уступавшего тому ни в силе, ни в выносливости. Уже второй день Андр следил из глубины зарослей за этим необычным рубщиком, перенимая нехитрые навыки работы, запоминая привычки и характерные жесты приглянувшегося им парня, до сих пор не переведённого в Служители разве что из-за своего исключительного миролюбия.
Наблюдатель из второй двойки подал наконец сигнал. Ивр коротко стиснул плечо Андра, и они сорвались с места, скользя меж кустов с обычной неприметностью боевиков. Рубщик увидел их, только когда они возникли прямо перед ним. На его лице ещё проступало удивление; уронив конец бревна, он с усилием выпрямлял натруженную спину, когда Ивр с приветливой улыбкой шагнул вплотную, финтом левой руки заставил гиганта повернуть голову, а правой, будто играя, щёлкнул по открывшейся шее. С тем же недооформившимся выражением на лице рубщик повалился вперёд. Ивр принял на плечи тяжёлое тело, подмигнул Андру и растворился в кустах вместе со своей ношей.
Нагнувшись, Андр подцепил конец ствола и поволок дерево к штабелям – такой же рослый и мускулистый, как выкраденный боевиками рубщик, облачённый в точно скопированные лохмотья, даже перекрашенный и осторожно загримированный под этого парня. Расчёт строился на том, что сейчас, в начале дня, пока обретавшие свежую память люди ещё не успели присмотреться друг к другу, подмены попросту не заметят. И в самом деле, новые товарищи не обратили на Андра никакого внимания.
Первое время Андра беспокоили пристальные взгляды охранников, пока – не без неожиданной подсказки двойника – он не сообразил, что у этих сторожевых псов, взращённых в культе силы, невольное почтение вызывали его мощные выверенные движения. И дальше Андр старался работать на виду, добиваясь у охранников одобрительного ворчания и приглядываясь к ним сам.
В полдень прикатил дребезжащий вездеход, окутанный клубами вонючего дыма. В объёмистом чреве этого престарелого монстра обнаружились проржавелая бочка и груда помятых мисок, по которым разлили водянистую, отдающую гнилью бурду. Андр предпочёл не рисковать благополучием желудка и, отойдя в сторону, выплеснул свою порцию в яму.
День прошёл без происшествий, если не считать нескольких обычных для этих мест смертей рубщиков от укусов змей и насекомых, да гибели ещё одного обессилевшего до состояния полной невменяемости пожилого работника, которого охранники коваными прикладами ружей превратили в кровавое месиво – без злобы, посмеиваясь, с видимым удовольствием.
Вечером их снова построили в колонну и погнали обратно, по удлинившейся за день просеке. Уже в темноте на расчищенной перед бараками площадке провели торопливую перекличку и стали загонять на ночлег.
Андр плёлся одним из последних, беззвучно скалясь на подгоняющие тычки прикладов. Осторожно маневрируя, он подгадал так, чтобы за спиной оказался тощий немолодой охранник, суетливо утверждающий на многострадальных хребтах работников свою неувядающую полноценность. Когда-то этот старик был, наверное, крупным и крепким мужчиной, но по мере упадка сил он опускался всё ниже, пока не достиг дна, дальше которого была только смерть: одряхлевшему сторожевому псу была заказана дорога даже в работники.
Андр огрызнулся на очередной удар, и охранник размахнулся, целясь впечатать приклад уже в полную силу. Будто случайно, Андр качнулся в сторону, и приклад скользнул по спине, сдирая лохмотья. Охранник едва устоял на ногах, в стороне кто-то злорадно заржал. Торопясь, старик схватил ружьё за ствол и снова размахнулся, метя на этот раз в голову. С той же рассчитанной до сантиметра медлительностью Андр отклонился от удара, повернулся к противнику лицом и ухмыльнулся.
– Ну-ка, покажь прыть! – раздался из темноты высокий, как у подростка, голос. – Давай, разрешаю!
Наклонив голову, охранник ринулся вперёд, обрушив на Андра град беспорядочных, отшлифованных многолетней практикой ударов. Но ни один из них не достигал цели. Андр не пытался перейти в наступление, даже не поднимал рук, чтобы не вводить в искушение охранников, сбежавшихся со всего лагеря поглазеть на потеху. Он только ускользал от ударов – с тяжеловесной неуклюжестью человека, изнурённого пятнадцатичасовой работой.
Продолжалась схватка недолго, пока выдохшийся и растерявший последние силы охранник вдруг не отступил – глаза сумасшедшие, дряблые щёки трясутся – и, перебросив ружьё прикладом к плечу, не дёрнул стволом на Андра. Зрители за спиной Андра с испуганной руганью раздались, сам он тоже поспешно шагнул в сторону. Но выстрел не прозвучал: над головой обезумевшего старика по стремительной дуге мелькнул приклад, завершив движение на его темени. За осевшим телом открылась дородная фигура с плешивой головой, перетянутая узорной лентой Служителя. На неподвижном жирном лице застыла обида – давняя, застарелая, не смываемая амнезией.
– Падаль убрать! – приказал Служитель тем же странно высоким голосом. – Ствол и рясу – ему, – он ткнул пальцем в Андра, затем, повернув голову, уставился на ближайшего охранника, нетерпеливо пощёлкал пальцами, наконец вяло махнул пухлой кистью, снова ткнул пальцем. – Ты! Возьмёшь новичка в дежурство. Всё, отбой!
И, повернувшись спиной – к Андру, к охранникам, ко всему миру, – Служитель вразвалку зашагал к небольшому приземистому строению, волоча за собой винтовку, будто палку.
Вот и всё, думал Андр, неловко прижимая к груди сунутое ему ружьё и улыбаясь солёным остротам охранников с туповатой застенчивостью потомственной деревенщины. Кажется, наш психологический этюд удался, иначе вместо этого допотопного ствола я вполне мог бы получить пулю в затылок.
«Обрадовался! – подал вдруг голос двойник. – Дальше-то что?»
«И всё же дела не так плохи, – отозвался Андр, – раз они помнят не только команды».
«Поздравь их за меня!»
К Андру уже подходил упитанный, коренастый охранник, флегматично перемалывающий во рту наркожвачку. Дружелюбно ткнув Андра кулаком в рёбра, он ругнулся вместо приветствия и махнул рукой, приглашая за собой. Они пошли вдоль барака, на бревенчатой стене которого Андр разглядел полуобугленные останки распятого работника – от них разносился вокруг удушливый запах. Подойдя к двери, охранник, а за ним и Андр вступили внутрь.
Больше всего барак напоминал крытый вольер, разделённый проволочной сеткой на узкие клетки, тянущиеся по обеим сторонам сквозного прохода. Две трети каждой клетки занимали двухъярусные нары, в изголовье которых размещались динамики ежесуточного инструктажа. Большинство работников уже спало, бодрствовали только счастливцы, к которым в награду за дневное усердие на ночь подселили женщин.
– Чего делать-то? – спросил Андр, озираясь и морща нос, – воздух здесь был тяжёл и смраден, будто барак не проветривали со дня постройки.
– А ничего, – отозвался охранник, сосредоточенно скребя щетинистую физиономию. – Сиди здесь, – он кивнул на кресло-качалку, попавшее сюда невесть откуда, – качайся. Можешь соснуть. Но если стадо расползётся, тебя вздёрнут, понял?
Андр кивнул.
– Понятливый, стервец! – хохотнул охранник. – Дрын в углу видишь? Ежели кто верещать во сне вздумает, ты его в бок, в бок!.. чтоб народ не мутил. И всё!
Он достал из-за пазухи замусоленный сухарь, со словами «Жри, дурень!» сунул его Андру и двинулся вдоль клеток, задумчиво насвистывая и поглядывая по сторонам. У одной из дверей остановился, повозился, открывая замок, и вошёл внутрь. Сквозь проволочные перегородки Андр видел, как охранник молча перевернул на спину какую-то женщину, навалился всей массой и, преодолев робкое сопротивление, овладел ею. Затем протяжно зевнул, поднялся и, заперев клетку, побрёл к выходу, поправляя рясу и покачиваясь от нахлынувшей вдруг дремоты. Будто нужду справил.
«Скотина бронированная! – взорвался вдруг Андрей. – Ну, чего гляделки-то выпучил? Тебе здесь театр?!»
«Привыкай, – отозвался Андр. – Не вечно же тебе отворачиваться!»
Игнорируя изощрённые, язвительные ругательства Второго, Андр распахнул двери в обоих концах барака, чтобы хоть немного освежить пропитанный многодневной вонью воздух. Затем опустился в кресло, натужно застонавшее под его тяжестью, и расслабил мышцы, вслушиваясь в мешанину вздохов, всхлипов, многоголосого болезненного храпа и скрипа нар, привычными к сумраку глазами разглядывая измождённые, необратимо запущенные тела этих бывших людей, загнанных в радиофицированные клетки до скончания времён.
Андр сидел так с полчаса, прокручивая в памяти события дня, анализируя, выискивая просчёты, прогнозируя, как вдруг насторожённым взглядом поймал движение в одной из клеток. Прихватив из угла шест, Андр подошёл.
На нарах сидел крупный жилистый мужчина. Запрокинув голову, он ритмично покачивался, как будто под неслышную музыку. Лежавшие на коленях узловатые пальцы странно шевелились, словно жили непонятной, далёкой жизнью. Из закрытых глаз по заросшим седой щетиной скулам катились слёзы. Он спал.
Проткнув шест сквозь дверную решётку, Андр ткнул работника в костлявую грудь. После третьего тычка мужчина открыл глаза, потерянно огляделся. Увидав Андра, шагнул к двери, взялся огромными разбитыми ладонями за прутья.
– Парень! – позвал он сипло. – А, парень!.. Где это я?
Обвиснув на решётке, он тёрся о прутья тощими щеками. С лица постепенно сходило выражение осмысленного удивления, вытесняемого тупой апатией.
– Спать, – сказал Андр негромко. – Иди-ка ты спать.
Потоптавшись, работник вздохнул и поплёлся к нарам. Выждав, Андр вернулся к ветхому креслу – коротать душную ночь.
x x x
Двойник уснул, связь между ними ослабла, и Андрей почувствовал себя освобождённым. Кряхтя, он поднял с дивана своё погрузневшее тело и потащил было его на кухню, но мысль о еде вызвала в желудке спазмы. С трудом подавив тошноту, Андрей с полдороги повернул, забрался в ванну, пустил чуть тёплую воду и обмяк, негромко постанывая. Он чувствовал себя больным и загнанным, в глазах – резь, ноздри ещё терзал запах гниющего горелого мяса… будто вернувшись домой, Андрей прихватил с собой частицу того страшного мира.Не могу, шептал Андрей одними губами. Нет, не могу! Надо что-то придумать, я никогда не свыкнусь с этим кошмаром. Черти бы забрали Андра, он будто нарочно!.. Эта вонь – боже мой! – избавиться хотя бы от неё. Достаточно с меня зрения – более, чем достаточно!..
Он долго водил по телу душем, будто пытаясь тугими струями отделаться от вони, въевшейся в мозг. Отходил, остывал, успокаивался, пока вдруг с изумлением не осознал, что первой и главной его реакцией на столкновение с жуткой реальностью параллельного мира была обида. Именно обида – на то, что его – холёного, рафинированного, исключительного – с размаху ткнули физиономией в дерьмо. Он-то готовил себя к опасности, к боли и крови, но не к этому обыденному, равнодушному зверству… Андрея вдруг обожгло стыдом: готов ты рисковать, как же! Забыл свои метания в Андра и обратно, когда тот исполнял свой жуткий танец в паре с полусумасшедшим стариком под дулами ружей? А как старательно ты убеждал себя в необязательности своего присутствия: Андр, мол, и сам справится, это риск бесполезный, неоправданный… Сукин кот! Тьфу!..
Морщась и мотая головой, Андрей выбрался из ванной и вернулся в гостиную. Долго бродил босиком по паласу, лаская нежным ворсом измученные за день ступни и попивая прямо из бутылки ледяной тоник. Наконец повалился в кресло, машинально включил магнитофон и задумался.
А ведь его впечатления за день не исчерпывались тем, что ему поставляли заимствованные у Андра органы чувств. Существовало ещё нечто – неясное, неопределённое, будто он, Андрей, улавливал те сигналы, которые для Андра оставались за порогом сознательного восприятия. А сейчас Андр спит, мелькнула мысль. Его сознание спит, но не рецепторы!
Не колеблясь, с привычной уже лёгкостью Андрей отключился от своего тела, переливаясь в спящее сознание Андра, и принялся осторожно прощупывать поступавшие в мозг сигналы, отбрасывая знакомое и привычное, выбирая странное, тревожащее. И, отыскав это, сконцентрировался на нём. Полностью.
Ощущение было жутковатым. Андрей будто передвигался в какой-то неоднородной субстанции, то заряжённой – и тогда он передвигался сквозь неё с лёгкостью мысли, а то вдруг снова он погружался в вязкое мерцание и неумолчный гул, из переплетения которых иногда возникали мгновенные сцены, звучали обрывки фраз. Он пытался задержаться, вникнуть, но накатывала чувственная волна, тяжёлая и радужная, и накрывала всё собой. Смысл терялся, и Андрея относило в сторону, будто здесь существовали течения, подчинявшиеся запутанным, непостижимым законам…
И вдруг этот странный мир покорёжило, смяло, разорвало в клочья и закружило в чудовищном смерче. Андрей услышал, всем существом ощутил, властный зов и неохотно подчинился.
x x x
«Ну и где тебя носило?» – спросил Андр недовольно.«Сойди с пьедестала, парень! – немедленно окрысился Андрей. – Пока не скинули».
«Опять ты за своё! – покривился Андр. – Мы же договорились».
«Ладно, зачем звал?»
Когда они оставались наедине, то есть когда глаза у обоих были закрыты, у Андрея появлялось стойкое ощущение, будто они находятся друг против друга в сумрачной просторной комнате… или скорее тоннеле, потому что он видел только боковые стены, а другие две терялись в зыбком тумане. И с каждым днём обстановка странного помещения и жёсткий облик собеседника проступали всё чётче.
«Я ведь просил меня подстраховать, – сдержанно сказал Андр. – В конце концов, сейчас это не опасно».
«Чего ты хочешь? – вспыхнув, потребовал Андрей. – Ну говори, я слушаю!»
«Спать».
«Сейчас я тебе спою».
«Лучше посторожи».
«По-твоему, мне больше делать нечего?»
«По-моему, нечего».
«А по-моему, ты много на себя берёшь. Между прочим, я ведь „слышу“ не только тебя».
«На здоровье! Только причём здесь наша цель?»
«Бедняга! – с сожалением сказал Андрей. – Тебя испортила среда, ты разучился мыслить широко. Ну подумай, мы ведь направляемся за сведениями, верно? А кто нам мешает добывать их прямо из мозгов?»
«Из мозгов однодневок?»
«Да ничего они не забыли! Просто не могут вспомнить. Во сне они нормальны, но, просыпаясь, утрачивают прошлое – как сон. Каждое утро они умирают, день за днём…»
«Как трогательно!»
«Вот те на! А разве тебе их не жаль?»
«Этот режим вырос на их глупости и трусости. Им некого винить, кроме себя».
«Так ты не любишь людей? – заинтересовался Андрей. – За что же ты дерёшься?»
«Любят достойных, – сказал Андр. – Ладно, если настаиваешь, попробуем оба пути. Только будь уж так любезен, соратник Андрей, занимайся своими исследованиями не в ущерб основному».
«Осталось выяснить, что здесь основное, – проворчал Андрей удовлетворённо. – Ладно уж, спи! Подстрахую».
Фигура двойника растворилась в сумраке тоннеля, и Андрей остался один. Отдадим боевику должное, подумал Андрей, он разговаривал со мной мягче, чем я заслуживал. Поёжившись, Андрей открыл глаза-окна, и обстановку, стены, всё помещение смыло бледным внешним светом.
Андрей вступил во владение телом, временно оставленным двойником.
2
Когда-то это огромное здание служило, наверно, музеем либо дворцом, хотя теперь поверить в такое было бы трудно. От того безоблачного времени в нём сохранилось лишь несколько изувеченных статуй в салатовых подтёках жвачных плевков да с полдюжины картин под самым потолком, простреленных и закопчённых. В центральном корпусе сейчас размещался Питомник, опекаемый женским монастырём, который занимал боковые крылья того же здания. В главном же зале бывшего дворца – громадном, величественном, со сводчатым мозаичным потолком и балконами в несколько этажей – устроили монастырскую трапезную и время от времени проводили грандиозные приёмы-вечеринки, на которые каждый раз съезжались практически все свободные от дежурства Служители округа.
Андр не знал, какое событие послужило поводом для нынешнего шабаша: один ли из бесчисленных религиозных праздников или провозглашение очередного «вечного и нерушимого» союза между какими-нибудь монахом и монахиней. Наверняка и большинство собравшихся об этом понятия не имело, да и вряд ли кого-нибудь это всерьёз интересовало.
Огромный зал был переполнен пирующими, столы завалены съестным, но еда исчезала с волшебной быстротой – босоногие послушницы, порхавшие между тесно сдвинутыми креслами и лежанками, едва успевали пополнять запасы. Зато с питьём проблем не возникало: в установленные по всему залу краны под приличным давлением подавалось вино из монастырских подвалов. В воздухе стоял неумолчный гвалт. Время от времени то там, то тут вспыхивали ссоры, с унылым однообразием разряжавшиеся мордобоем – к восторгу зрителей. Где-то орали песню, наверняка бессовестно перевирая мелодию, а забытый текст заменяя цитатами из проповедей. Любители наркожвачки методично заплёвывали пол зелёной вязкой слюной.
С самого начала пиршества Андр прочно обосновался в затенённом углу, отбитом им у трёх дюжих монахов и позволявшим обозревать весь зал, не привлекая к себе лишнего внимания. Своё участие в общем веселье Андр ограничивал тем, что не спеша поглощал содержимое тарелок да звонко шлёпал пробегавших мимо послушниц по сухощавым попкам, едва прикрытым лоскутками серой ткани. Чрезмерно общительных Андр отпугивал свирепым оскалом, не устрашившим лишь маленькую подвыпившую монахиню, которая после неудачной попытки обольщения расположилась напротив и норовила лягнуть его в бедро босой ногой – сапожки она успела где-то растерять. Автоматически отодвигая ногу от азартных пинков женщины, Андр продолжал целеустремлённо насыщаться и без надежды наблюдать за залом, прислушиваться к разговорам. Говорили почти все – много, взахлёб, срываясь на крик – идеальные условия для разведчика! Однако в этом мутном потоке слов, в массовом этом словоизвержении не удалось выловить ничего, чего бы он уже не знал, ни одного выболтанного секрета или хоть сколько-нибудь полезного факта, – всё тот же замусоленный, десятки раз слышанный трёп: о жратве, о пойле, об оружии и транспорте, о бабах… По-видимому, здешние Служители были тем, чем и казались: тупыми, вскормленными человечиной надсмотрщиками, не годными ни на что другое. Управление заводами шло в обход рядовых монахов, и любые их попытки вмешаться в чётко налаженную работу предприятий пресекались немедленно и решительно – например, нынешним начальником Андра, настоятелем Уго.