которая позволяет построить индивидуальный объект χ по заранее
заданному объекту у:
Н(х/у)=тiп l(Р).
Условная энтропия H (x/y) (энтропия объекта x относительно объекта y)
может пониматься как количество информации, необходимое для построения x при
данном у. Если обозначить посредством φ "заведомо заданный объект", то
может быть определена безусловная энтропия:
H (x/φ)- H (x).
Информация в объекте у относительно χ определяется как разность
безусловной энтропии Η (х) и условной энтропии Н(х/у):
1(х/у)=Н(х)-Н(х/у).
Тогда
1(х/х)=Н(х).
Благодаря такому толкованию теории информации центральным становится
понятие сложности (длины) программы Р, по которой строится индивидуальное
сообщение θ [134, 135]. Современная математическая теория стиха,
позволяющая приближенно оценить сложность программы построения стихотворного
текста, может быть одной из иллюстраций подобного подхода к индивидуальным
сообщениям
По словам А. Н. Колмогорова, наиболее простым способом моделирования
процесса написания поэмы Пушкина было бы повторение самого этого процесса.
Сходным образом, по мысли Дж. фон Неймана, сложность зрительного аппарата
головного Мозга не позволяет дать такое его описание, которое было бы проще
его самого. Развитие этих идей привело Дж. фон Неймана к исследованию
автоматов такой сложности, при которой создание объекта проще, чем его
описание. Пользуясь введенными выше понятиями, можно сказать, что
безусловная энтропия Н (х) оказывается не меньше длины самого объекта х:
H (x) ≥ l(x).
Отсутствие закономерности, которая позволила бы задавать такие объекты
программой, более короткой, чем они сами, позволяет говорить в таких случаях
об их случайном характере.
Создаваемая в последние годы теория вычислений на машинах с
определенными ограничениями на способ вычисления, в частности на время, дает
возможность точно поставить вопрос о соотношении между искусственным языком
и тем автоматом, который этим языком пользуется.
Проблему можно пояснить изложением двух возможных подходов к таким
предельно сложным индивидуальным сообщениям θx, для которых
H(θx)>t(θx).
Можно пробовать оценить величину l(θx) и соответственно сложность
программы Р, нужной для построения θx, или же автомата Μθx,
необходимого для построения такой задачи. Идя по этому пути, А. Н.
Колмогоров сделал вывод о неосуществимости задачи моделирования на машинах
процесса писания "Евгения Онегина": "заменить" Пушкина могло бы только
астрономическое число вычислительных машин, которые бы заняли пространство
от Москвы до Ленинграда и работали бы непрерывно несколько лет. Бережное
воспитание поэта для общества оказывается единственным оправданным способом
решения такой задачи.
Другой подход к проблеме предельно сложных сообщений развивается в
исследованиях, посвященных возможным контактам с внеземными цивилизациями.
Чл.--корр. АН СССР Н. С. Кардашев разработал принятую многими специалистами
в этой области классификацию типов цивилизации по уровню их технологического
развития.
Первый тип близок к тому, который достигнут на Земле. Потребление
энергии в цивилизациях этого типа составляет величину порядка
4-1019 эрг/с (из этого видно, что еще существуют огромные
возможности увеличения информационного запаса человеческой культуры в
пределах ее энергетических возможностей). Цивилизации второго типа -- это
такие цивилизации, которые овладели энергией своей звезды (в случае
Солнечной системы -- энергией Солнца). Они потребляют энергию порядка
4-Ю33 эрг/с. Цивилизации третьего типа овладевают энергией своей
Галактики и потребляют около 4-1044 эрг/с [129, с. 39].
Теоретически возможные цивилизации четвертого типа, овладевшие энергией в
масштабе комплекса Галактик, в этой схеме не рассматриваются.
Исследования возможностей контакта с цивилизациями второго и третьего
типа показывают, что массивы всей письменной
162
информации, накопленные человеческой культурой (порядка 1014
бит) могут быть переданы при полосе частот 1000 МГц за 105 с
(немногим более суток), а существенные результаты, содержащиеся в этих
массивах (порядка 1011 бит) -- за 100 с [129, с. 47]. Для
сопоставления можно напомнить, что информация порядка 109 бит
(предельный объем пассивной долговременной памяти человека) может быть
введена в вычислительную машину из другой вычислительной машины за 20 мин.
По отношению к цивилизациям третьего типа (и тем более четвертого)
предполагаются достигнутыми способы генерации импульсов сверхгигантской
амплитуды при неизбежной сверхкраткой длительности. Остается открытым (и
доступным для обсуждения только в плане научной фантастики) вопрос о том,
имеет ли смысл говорить о возможности рассмотрения человеческого мозга как
потенциального приемника таких сверхкоротких импульсов.
Но принципиальная возможность принятия подобных импульсов человеческим
мозгом может быть сопоставлена с многократно описанным в истории культуры
фактом "одномоментной" переработки мозгом одного человека огромного массива
информации. Это могло бы представить значительно больший интерес, чем
распространенная в популярной (а отчасти и научной) литературе (и даже в
кино) фантастическая тема былых посещений Земли пришельцами из Космоса.
Авторы подавляющего большинства тех (относительно немногочисленных)
произведений, которые определяют вершины человеческой культуры, склонны
были, не преувеличивая своих личных заслуг, связывать возникновение этих
текстов с такой "одномоментной" переработкой (или приемом) больших массивов
информации. Поэтому остается неизвестным, действительно' ли правы те
специалисты по космической связи, которые предполагают, что приемники на
Земле никак не реагируют на сверхкороткие импульсы, которые, возможно,
посылают обогнавшие нас в своем развитии разумные существа [136, с. 254]. По
альтернативной гипотезе, такие импульсы оставили существенный след в истории
человеческой культуры. На этом пути можно искать и естественно-научный
подход к понятию гениальности.
Исследования в области контактов с неземными цивилизациями
предполагают, что некоторые последовательности сигналов из Космоса относятся
к числу осмысленных сообщений. Трудность их дешифровки видна из того, что
каждое такое сообщение, посланное одной из цивилизаций второго или третьего
типа, вероятно, характеризуется энтропией Н(θ)>l(θ). Поэтому с
точки зрения наблюдателя на Земле они будут описаны как
163
случайная последовательность сигналов. Усмотреть в такой как бы
случайной (с нашей точки зрения) последовательности осмысленное сообщение
представляет собой задачу значительно более сложную, чем дешифровка любого
сообщения на естественном языке.
С отличиями энергетического свойства между цивилизациями первого и
третьего типов могут быть связаны и различия в характере устройств,
кодирующих сообщения, и самих кодов-- систем знаков, которые всегда зависят
и от характера устройства, ими пользующегося.
Голландский ученый Фрейденталь разработал язык для общения с космосом
"Линкос", в большой мере основанный на особенностях математики, сложившейся
в человеческом обществе. В частности, серия передач в космос по математике и
логике должна начинаться с "урока", посвященного натуральному ряду. Но
многократно повторяющееся различными математиками утверждение о первичности
натурального ряда (по словам Кронекера, "целые числа создал Господь Бог, все
остальное -- творение рук человеческих") может быть связано с некоторыми
специфическими особенностями человеческого мозга и человеческих языков (как
естественных, так и искусственных, включая языки математики, ср. [137]).
Теоретически мыслимы такие системы, для которых последовательные операции,
столь существенные для естественных и искусственных языков и вычислительных
машин, как и для левого полушария мозга, могут вообще не играть роли.
Системы (такие, как цивилизации третьего и четвертого типов), способные
к одномоментной передаче огромных массивов информации, могут в принципе не
знать построения последовательностей (слов или других знаков, в частности,
натуральных чисел) во времени (поэтому и логический вывод в том виде, в
каком он существует в искусственных языках, для такой системы едва ли
понятен). Можно предположить, что такая система может легко построить
правила перевода любых последовательностей знаков в сообщение, устроенное
принципиально "вневременным" образом, но обратное (возможность перевода
любого такого сообщения в последовательность знаков) заранее не очевидно.
Мозг человека отличается от современных вычислительных машин,
совершающих в основном последовательные операции, тем, что он может
одновременно решать большое число параллельных задач. Можно представить себе
систем) очень большого объема, существенно более ориентированную на решение
параллельных задач, чем человеческий мозг Дешифровка сообщений такой системы
потребует подхода, отличного от всех методов
анализа обычных естественных и искусственных языков. Любопьггно, что
наиболее ценные проявления человеческой культуры характеризуются таким
использованием языка, которое можно описать как применение
последовательности знаков для передачи одновременно нескольких сообщений
(это и называется метафоричностью искусства; характерно определение всей
математики как одной грандиозной метафоры у Винера). В этих явлениях
естественных языков можно видеть приближение к тем принципиально отличным от
них видам передачи информации, которые могли бы быть характерны для
цивилизаций третьего типа. Представляется возможным, что именно анализ
особенностей правого полушария мозга может оказаться особенно важным для
исследования проблем связи с внеземными цивилизациями. В этой связи можно
опять напомнить роман Хойла "Черное облако", где мыслящее облако пользуется
исключительно языком иероглифического типа.
Установленная в последнее время по клиническим данным зависимость
эйфории от дефицита функций правого полушария мозга [25; НО] заставляет с
особым вниманием отнестись к тем описаниям специфического состояния,
предшествующего эпилептическому припадку, которые не раз давал Достоевский,
основываясь и на собственном опыте, и на свидетельствах таких занимавших его
исторических личностей, как Магомет. При этих состояниях эйфория,
свидетельствующая о специфическом возбуждении правого полушария, самим
больным может истолковываться и как особый вид коммуникации. Отличие в таких
случаях фиктивной коммуникации (представляющей собой по существу, как и при
упомянутых видах химической стимуляции мозга, вынесение вовне межполушарных
связей) от реальной кажется исключительно важным.
Предложенная выше двухмашинная модель мозга в известной мере может быть
связана с ограниченными возможностями современной кибернетики. Эта модель
так же не может претендовать на полноту описания, как не могли логические
схемы нервных сетей времени создания первых вычислительных машин. Даже если
оставаться в пределах кибернетических систем, реализуемых в настоящее время,
можно сослаться и на такую интересную модель, как дистанционное управление
роботом-марсоходом, осуществляемое вычислительным комплексом на Земле.
Модели такого типа могли бы оказаться полезными при обсуждении проблем связи
с внеземными цивилизациями. В частности, интересную модель могло бы
представить такое теоретическое построение, в котором допускается
дистанционное управление передачей непрерывной информации в ту часть
двухмашинного комплекса, которая моделирует работу правого полушария.
"Я" И ДРУГОЙ ЧЕЛОВЕК
Постановка вопроса об осмысленности части сигналов, получаемых из
Космоса, возвращает человечество на новом витке развития к задачам,
волновавшим его в ранние периоды истории культуры. Различение сообщений,
поступающих от людей и являющихся индивидуальными знаками, от других
сигналов, получаемых из внешнего мира, было относительно поздним достижением
человека. Первобытные люди склонны были истолковывать все явления природы
как осмысленные сообщения: закаты и грозы понимались ими как индивидуальные
знаки. Разграничение наук о знаках (объединяемых общей наукой о знаках--
семиотикой) и наук, исследующих незнаковые явления, было намечено еще в
средние века. Но тем не менее в широкий обиход ученых это деление вошло
сравнительно недавно. Во время работы семинара по общим проблемам теории
языка, который вели совместно в Массачусетсском технологическом институте
Нильс Бор и Роман Якобсон, оба этих крупнейших ученых противопоставляли по
этому признаку предмет физики, изучающей сигналы, полученные приборами из
среды, и лингвистики, занимающейся сигналами как частями осмысленных
знаков*.
Различение существ, которые способны к передаче и приему знаковых
последовательностей и поэтому могут считаться "одушевленными" (точнее
"знаконосными"), и всех остальных существ и явлений, занимало уже ученых
древней Индии. Одному из крупных древнеиндийских логиков принадлежит весьма
глубокий трактат на эту тему под характерным заглавием "Обоснование чужой
одушевленности" (русский перевод этого трактата был издан акад. Ф. И.
Щербатским). Автор трактата со стремлением к точности, предвосхищающим науку
нашего века, описывает те внешние признаки поведения, по которым можно
прийти к заключению о наличии у другого человека психической деятельности.
О неослабевающем внимании к этой проблеме мыслителей новейшего времени
свидетельствует, например, раннее сочинение известного французского писателя
Ж.--П. Сартра "Бытие и небытие" (1943 г.), одну из основных частей которого
составляет раздел "Существование другого человека" ("L'existence d'autrui"),
рассмотренное Сартром с экзистенциальной точки зрения. В частности, Сартр
подробно разбирает, как язык и остальные способы общения с другим человеком
позволяют удо
* В человеческом мозге задача такого разграничения знаков и не-знаков
отчасти решается чисто физиологически -- левое полушарие ориентировано на
звуки как части знаков-слов, правое -- на все неречевые звуки (включая
музыку).
166
стовериться в его существовании. Та тенденция развития совреленной
математики и физики, которую Г. Вейль определил как движение "прочь от
идеалистической точки зрения к "экзистенциальной" (119, с. 338], отчетливо
сказалась в том, как сам Вейль формулирует проблему "чужой одушевленности":
"внутреннее осознание самого себя является основой моего понимания
окружающих меня людей" [119, с. 358, 359, ср. 48].
Моделирование этих человеческих способностей на вычислительных машинах
не только представляет один из наиболее важных кибернетических
психологических экспериментов, но и необходимо для целого ряда важнейших
применений машин четвертого поколения.
В качестве одного из наглядных примеров научно-фантастического
характера можно сослаться на программу поведения марсохода-робота,
разработанного в Калифорнийском технологическом институте совместно с
Лабораторией реактивного движения. Робот снабжен телевизионными камерами и
лазерным локатором, которые позволяют ему двигаться по местности и
манипулировать с камнями. Но если представить себе, что на Марсе, кроме
возможных примитивных форм жизни, сохранились и неизвестные нам высшие ее
формы, такой робот начнет манипулировать и с ними как с камнями!
Предполагаемое на разных этапах вмешательство человека может не успеть
приостановить разрушительные последствия такой "манипуляции", тем более, что
определение нечеловекоподобных высших форм жизни и для человека представляет
крайне сложную задачу (ср. {81]).
Спускаясь с неба на землю, можно вернуться к роботу "Язон",
предназначенному для уборки цехов предприятий. Робот снабжен механическими и
ультразвуковыми датчиками препятствий, телекамерой и ультразвуковым
локатором. Но это устройство само по себе не обеспечивает безопасность
людей, которые работают с роботом (двигающимся со скоростью 3 м/с и весящим
100 кг). На это указывают и создатели проекта.
Серьезная работа над программами, которые позволили бы машинам отличать
людей (а вероятно, и животных и другие вычислительные машины) от всех
остальных объектов и соответственно вносить коррективы в управление
роботами, нужна не только для решения относительно несложных проблем техники
безопасности.
На 1-й Международной конференции по проблеме связи с внеземными
цивилизациями, состоявшейся в Бюраканской астрофизической лаборатории
(Армения) в 1971 г., один из выступавших задал вопрос: "Разве не могут
вычислительные машины четвертого поколения, разрабатываемые в настоящее
время, приблизиться к столь сложной цели логических связей, кото
167
рая бы породила недостатки, присущие современному человеку, -- скажем,
такие отрицательные черты, как честолюбие, алчность, зависть?" [136, с.
142]. В качестве примера приводилась ситуация взаимоотношений космонавта и
машины во время полета на Юпитер, описанная в научно-фантастическом романе
Кларка "Космическая Одиссея 2001 года". В этом романе (и в одноименном
фильме С. Кубрика) машина, которая должна была поддерживать температурный
режим, нужный для жизни усыпленных на время полета космонавтов, сознательно
их убивает, после чего единственный оставшийся в живых космонавт вынужден ее
демонтировать.
Интересной чертой романа и фильма является то, что в программу
поведения машины было встроено понятие ее собственной личности, в том числе
осознающей себя как "я" в ходе постоянных бесед с космонавтом, которого она
должна была развлекать во время полета. Это влияет и на ее поведение, в
частности, и на то, как она употребляет эгоцентрические слова До настоящего
времени понятие "личности" использовалось в реальных экспериментах на
вычислительных машинах только с целью проверки психологических и
психоаналитических гипотез [138, 139, 140]. Так, в программу, целью которой
было моделирование отношений между отцом, матерью и сыном ("комплекс
Эдипа"), Колби ввел понятие "я" для того, чтобы выяснить процесс образования
психологических конфликтов; не исключено, что в будущем на двухмашинных
комплексах возможны и более сложные эксперименты, которые могли бы привести
к проверке гипотез о связи шизофрении и маниакально-депрессивного психоза с
нарушениями межполушарных связей [22, 110].
Обсуждая подобные уже реализованные на машинах программы, один из их
создателей, Дж. Лойелин, высказывает допущение, по которому в будущем можно
думать о создании машин с чертами человеческого характера. В этой связи он
обращает внимание на то, что уже сейчас каждая из наиболее сложных программ
обладает уникальными чертами [140].
Приведенные выше соображения делают проблематичной желательность
широкого употребления машинами, в особенности информационно-логическими,
эгоцентрических слов по отношению к самим себе (хотя машины должны уметь
понимать эти слова в речи человека): это привело бы только к резкому
усилению того информационного кризиса, вызванного научным "ячеством",
который с помощью машин должен быть преодолен. Для его преодоления машина
(как и современный ученый) должна быть ориентирована не на Хлестакова,
приписывающего себе чужие тексты, а на Пастернака, отказывавшегося признать
своей им же написанную гениальную книгу.
Но если трудно себе представить, какие положительные результаты может
иметь использование машиной всего комплекса понятий, связанного со словом
"я", то не менее ясно, почему следует машину обучить правильному
употреблению "ты" ("вы") и "он" ("другой") как обозначению иной сложно
организованной системы (человека и вычислительной машины), по отношению к
которой запрещены негативные действия (соответствующие решения, вероятно,
должны быть закреплены международным правом, чтобы запретить использование
машин во вред людям).
У человека такие негативные запреты, составляющие основу
нравственности, формируются благодаря частичному отождествлению другого
человека с собой. Это было много раз описано нашими писателями, например,
Пастернак в своей ранней повести "Детство Люверс" писал о своей героине:
,,...в ее жизнь впервые вошел другой человек, третье лицо, совершенно
безразличное, без имени или со случайным, не вызывающим ненависти и не
вселяющим любви, но то, которое имеют в виду заповеди, обращаясь к именам и
сознаниям, когда говорят: не убий, не крадь и все прочее -- "не делай ты,
особенный и живой -- говорят они, этому, туманному и общему, того, чего
себе, особенному и живому, не делаешь" (выделено Пастернаком).
Чрезвычайно глубоко эта тема была раскрыта Μ. Μ. Бахтиным в
его исследовании диалогического мышления Достоевского: "сознание себя самого
все время ощущает себя на фоне сознания о нем другого, "я для себя" на фоне
"я для другого" [141].
В качестве пояснения Бахтин приводил слова Тихона из главы "У Тихона" в
"Бесах": "если кто простил вас за это, и не чтоб из тех, кого вы уважаете
или боитесь, а незнакомец, человек, которого вы никогда не узнаете, молча,
про себя читая вашу страшную исповедь, легче ли вам было от этой мысли или
все равно?" Бахтин так комментирует вопрос Тихона Ставрогину: "этот другой
человек -- незнакомец, человек, которого никто никогда не узнает выполняет
свои функции в диалоге вне сюжета и вне своей сюжетной определенности, как
чистый человек в человеке, представитель всех других для я. Вследствие такой
постановки другого общение принимает особый характер и становится по ту
сторону всех реальных и конкретных социальных форм" [141]. Возможность
выхода за пределы конкретного речевого общения говорящего и слушающего и
достижение понимания каждого человека как другого, равного в каком-то смысле
я, и создает нравственные основы человеческого общения.
Исследование переключателей-шифтеров привело Р. Якобсона к выводу, что,
обучаясь слову я, ребенок понимает свою при
надлежность к целому ряду возможных говорящих, каждый из которых
использует одну и ту же меняющуюся функцию слова я и тем самым связан со
всеми другими говорящими [142, с. 22].
Серьезное решение тех проблем кибернетики, о которых речь шла выше,
зависит, следовательно, не от того, может ли машина понять местоимение "я",
а от того, может ли она с этим значением соотнести обобщенное представление
о "другом", который и должен составить предмет забот каждого члена
кибернетического коллектива независимо от того, человек это или
вычислительная машина.
Сеть каналов связи между людьми и вычислительными машинами четвертого
поколения предполагает и сеть взаимных обязательств. Только тогда
кибернетический коллектив, с общей характеристики которого начиналась эта
глава, превратится из сети каналов общения в сеть таких отношений, которые в
любом случае были бы полезными для человека и никогда не становились бы для
нею опасными.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Путь некоторых областей науки, отраженный в этой книге, может
показаться извилистым. Он начинается с попытки рассмотреть человеческий мозг
как минимальное кибернетическое сообщество: комплекс, между частями которого
непрерывно происходит обмен информацией, как между вычислительными машинами,
образующими единую систему. Человеческий мозг -- удивительное явление,
которое до недавнего времени рассматривали как только биологическое --
оказывается как бы обществом в миниатюре.
От изучения диалога между полушариями мы постепенно двигались к диалогу
между людьми и между людьми и вычислительными машинами. Наши ученые только в
последние годы осознали [143, с. 104] пророческий характер давно уже
высказанной мысли о единстве естествознания и наук о человеке.
Естествознание в последние годы перешло от века физики, обеспечившего
человечеству новые источники энергии (и возможность невиданного разрушения),
к веку биологии, чреватому еще более неожиданными открытиями.
Одна из главных неожиданностей заключается в том, что именно
биологические открытия приоткрывают завесу над единством знания, включая и
гуманитарные науки, постепенно все больше привлекающие к себе внимание
ученых. Открытие нейропсихологией различия между функциями полушарий мозга
позволяет связать выводы физиологических исследований с данными других наук
о человеке.
Противопоставление правого и левого (в частности, правой и левой руки)
объединяет новейшие достижения физической и культурной антропологии,
языкознания и других гуманитарных дисциплин. Вместе с тем благодаря изучению
функциональной асимметрии мозга науки о человеке сближаются и с другими
областями знания, где проблема симметрии и асимметрии становится все более
значимой Еще Пастер предположил, что все живое характеризуется особого рода
асимметрией Позднее ученые пришли к выводу, что биологическая эволюция
заданному объекту у:
Н(х/у)=тiп l(Р).
Условная энтропия H (x/y) (энтропия объекта x относительно объекта y)
может пониматься как количество информации, необходимое для построения x при
данном у. Если обозначить посредством φ "заведомо заданный объект", то
может быть определена безусловная энтропия:
H (x/φ)- H (x).
Информация в объекте у относительно χ определяется как разность
безусловной энтропии Η (х) и условной энтропии Н(х/у):
1(х/у)=Н(х)-Н(х/у).
Тогда
1(х/х)=Н(х).
Благодаря такому толкованию теории информации центральным становится
понятие сложности (длины) программы Р, по которой строится индивидуальное
сообщение θ [134, 135]. Современная математическая теория стиха,
позволяющая приближенно оценить сложность программы построения стихотворного
текста, может быть одной из иллюстраций подобного подхода к индивидуальным
сообщениям
По словам А. Н. Колмогорова, наиболее простым способом моделирования
процесса написания поэмы Пушкина было бы повторение самого этого процесса.
Сходным образом, по мысли Дж. фон Неймана, сложность зрительного аппарата
головного Мозга не позволяет дать такое его описание, которое было бы проще
его самого. Развитие этих идей привело Дж. фон Неймана к исследованию
автоматов такой сложности, при которой создание объекта проще, чем его
описание. Пользуясь введенными выше понятиями, можно сказать, что
безусловная энтропия Н (х) оказывается не меньше длины самого объекта х:
H (x) ≥ l(x).
Отсутствие закономерности, которая позволила бы задавать такие объекты
программой, более короткой, чем они сами, позволяет говорить в таких случаях
об их случайном характере.
Создаваемая в последние годы теория вычислений на машинах с
определенными ограничениями на способ вычисления, в частности на время, дает
возможность точно поставить вопрос о соотношении между искусственным языком
и тем автоматом, который этим языком пользуется.
Проблему можно пояснить изложением двух возможных подходов к таким
предельно сложным индивидуальным сообщениям θx, для которых
H(θx)>t(θx).
Можно пробовать оценить величину l(θx) и соответственно сложность
программы Р, нужной для построения θx, или же автомата Μθx,
необходимого для построения такой задачи. Идя по этому пути, А. Н.
Колмогоров сделал вывод о неосуществимости задачи моделирования на машинах
процесса писания "Евгения Онегина": "заменить" Пушкина могло бы только
астрономическое число вычислительных машин, которые бы заняли пространство
от Москвы до Ленинграда и работали бы непрерывно несколько лет. Бережное
воспитание поэта для общества оказывается единственным оправданным способом
решения такой задачи.
Другой подход к проблеме предельно сложных сообщений развивается в
исследованиях, посвященных возможным контактам с внеземными цивилизациями.
Чл.--корр. АН СССР Н. С. Кардашев разработал принятую многими специалистами
в этой области классификацию типов цивилизации по уровню их технологического
развития.
Первый тип близок к тому, который достигнут на Земле. Потребление
энергии в цивилизациях этого типа составляет величину порядка
4-1019 эрг/с (из этого видно, что еще существуют огромные
возможности увеличения информационного запаса человеческой культуры в
пределах ее энергетических возможностей). Цивилизации второго типа -- это
такие цивилизации, которые овладели энергией своей звезды (в случае
Солнечной системы -- энергией Солнца). Они потребляют энергию порядка
4-Ю33 эрг/с. Цивилизации третьего типа овладевают энергией своей
Галактики и потребляют около 4-1044 эрг/с [129, с. 39].
Теоретически возможные цивилизации четвертого типа, овладевшие энергией в
масштабе комплекса Галактик, в этой схеме не рассматриваются.
Исследования возможностей контакта с цивилизациями второго и третьего
типа показывают, что массивы всей письменной
162
информации, накопленные человеческой культурой (порядка 1014
бит) могут быть переданы при полосе частот 1000 МГц за 105 с
(немногим более суток), а существенные результаты, содержащиеся в этих
массивах (порядка 1011 бит) -- за 100 с [129, с. 47]. Для
сопоставления можно напомнить, что информация порядка 109 бит
(предельный объем пассивной долговременной памяти человека) может быть
введена в вычислительную машину из другой вычислительной машины за 20 мин.
По отношению к цивилизациям третьего типа (и тем более четвертого)
предполагаются достигнутыми способы генерации импульсов сверхгигантской
амплитуды при неизбежной сверхкраткой длительности. Остается открытым (и
доступным для обсуждения только в плане научной фантастики) вопрос о том,
имеет ли смысл говорить о возможности рассмотрения человеческого мозга как
потенциального приемника таких сверхкоротких импульсов.
Но принципиальная возможность принятия подобных импульсов человеческим
мозгом может быть сопоставлена с многократно описанным в истории культуры
фактом "одномоментной" переработки мозгом одного человека огромного массива
информации. Это могло бы представить значительно больший интерес, чем
распространенная в популярной (а отчасти и научной) литературе (и даже в
кино) фантастическая тема былых посещений Земли пришельцами из Космоса.
Авторы подавляющего большинства тех (относительно немногочисленных)
произведений, которые определяют вершины человеческой культуры, склонны
были, не преувеличивая своих личных заслуг, связывать возникновение этих
текстов с такой "одномоментной" переработкой (или приемом) больших массивов
информации. Поэтому остается неизвестным, действительно' ли правы те
специалисты по космической связи, которые предполагают, что приемники на
Земле никак не реагируют на сверхкороткие импульсы, которые, возможно,
посылают обогнавшие нас в своем развитии разумные существа [136, с. 254]. По
альтернативной гипотезе, такие импульсы оставили существенный след в истории
человеческой культуры. На этом пути можно искать и естественно-научный
подход к понятию гениальности.
Исследования в области контактов с неземными цивилизациями
предполагают, что некоторые последовательности сигналов из Космоса относятся
к числу осмысленных сообщений. Трудность их дешифровки видна из того, что
каждое такое сообщение, посланное одной из цивилизаций второго или третьего
типа, вероятно, характеризуется энтропией Н(θ)>l(θ). Поэтому с
точки зрения наблюдателя на Земле они будут описаны как
163
случайная последовательность сигналов. Усмотреть в такой как бы
случайной (с нашей точки зрения) последовательности осмысленное сообщение
представляет собой задачу значительно более сложную, чем дешифровка любого
сообщения на естественном языке.
С отличиями энергетического свойства между цивилизациями первого и
третьего типов могут быть связаны и различия в характере устройств,
кодирующих сообщения, и самих кодов-- систем знаков, которые всегда зависят
и от характера устройства, ими пользующегося.
Голландский ученый Фрейденталь разработал язык для общения с космосом
"Линкос", в большой мере основанный на особенностях математики, сложившейся
в человеческом обществе. В частности, серия передач в космос по математике и
логике должна начинаться с "урока", посвященного натуральному ряду. Но
многократно повторяющееся различными математиками утверждение о первичности
натурального ряда (по словам Кронекера, "целые числа создал Господь Бог, все
остальное -- творение рук человеческих") может быть связано с некоторыми
специфическими особенностями человеческого мозга и человеческих языков (как
естественных, так и искусственных, включая языки математики, ср. [137]).
Теоретически мыслимы такие системы, для которых последовательные операции,
столь существенные для естественных и искусственных языков и вычислительных
машин, как и для левого полушария мозга, могут вообще не играть роли.
Системы (такие, как цивилизации третьего и четвертого типов), способные
к одномоментной передаче огромных массивов информации, могут в принципе не
знать построения последовательностей (слов или других знаков, в частности,
натуральных чисел) во времени (поэтому и логический вывод в том виде, в
каком он существует в искусственных языках, для такой системы едва ли
понятен). Можно предположить, что такая система может легко построить
правила перевода любых последовательностей знаков в сообщение, устроенное
принципиально "вневременным" образом, но обратное (возможность перевода
любого такого сообщения в последовательность знаков) заранее не очевидно.
Мозг человека отличается от современных вычислительных машин,
совершающих в основном последовательные операции, тем, что он может
одновременно решать большое число параллельных задач. Можно представить себе
систем) очень большого объема, существенно более ориентированную на решение
параллельных задач, чем человеческий мозг Дешифровка сообщений такой системы
потребует подхода, отличного от всех методов
анализа обычных естественных и искусственных языков. Любопьггно, что
наиболее ценные проявления человеческой культуры характеризуются таким
использованием языка, которое можно описать как применение
последовательности знаков для передачи одновременно нескольких сообщений
(это и называется метафоричностью искусства; характерно определение всей
математики как одной грандиозной метафоры у Винера). В этих явлениях
естественных языков можно видеть приближение к тем принципиально отличным от
них видам передачи информации, которые могли бы быть характерны для
цивилизаций третьего типа. Представляется возможным, что именно анализ
особенностей правого полушария мозга может оказаться особенно важным для
исследования проблем связи с внеземными цивилизациями. В этой связи можно
опять напомнить роман Хойла "Черное облако", где мыслящее облако пользуется
исключительно языком иероглифического типа.
Установленная в последнее время по клиническим данным зависимость
эйфории от дефицита функций правого полушария мозга [25; НО] заставляет с
особым вниманием отнестись к тем описаниям специфического состояния,
предшествующего эпилептическому припадку, которые не раз давал Достоевский,
основываясь и на собственном опыте, и на свидетельствах таких занимавших его
исторических личностей, как Магомет. При этих состояниях эйфория,
свидетельствующая о специфическом возбуждении правого полушария, самим
больным может истолковываться и как особый вид коммуникации. Отличие в таких
случаях фиктивной коммуникации (представляющей собой по существу, как и при
упомянутых видах химической стимуляции мозга, вынесение вовне межполушарных
связей) от реальной кажется исключительно важным.
Предложенная выше двухмашинная модель мозга в известной мере может быть
связана с ограниченными возможностями современной кибернетики. Эта модель
так же не может претендовать на полноту описания, как не могли логические
схемы нервных сетей времени создания первых вычислительных машин. Даже если
оставаться в пределах кибернетических систем, реализуемых в настоящее время,
можно сослаться и на такую интересную модель, как дистанционное управление
роботом-марсоходом, осуществляемое вычислительным комплексом на Земле.
Модели такого типа могли бы оказаться полезными при обсуждении проблем связи
с внеземными цивилизациями. В частности, интересную модель могло бы
представить такое теоретическое построение, в котором допускается
дистанционное управление передачей непрерывной информации в ту часть
двухмашинного комплекса, которая моделирует работу правого полушария.
"Я" И ДРУГОЙ ЧЕЛОВЕК
Постановка вопроса об осмысленности части сигналов, получаемых из
Космоса, возвращает человечество на новом витке развития к задачам,
волновавшим его в ранние периоды истории культуры. Различение сообщений,
поступающих от людей и являющихся индивидуальными знаками, от других
сигналов, получаемых из внешнего мира, было относительно поздним достижением
человека. Первобытные люди склонны были истолковывать все явления природы
как осмысленные сообщения: закаты и грозы понимались ими как индивидуальные
знаки. Разграничение наук о знаках (объединяемых общей наукой о знаках--
семиотикой) и наук, исследующих незнаковые явления, было намечено еще в
средние века. Но тем не менее в широкий обиход ученых это деление вошло
сравнительно недавно. Во время работы семинара по общим проблемам теории
языка, который вели совместно в Массачусетсском технологическом институте
Нильс Бор и Роман Якобсон, оба этих крупнейших ученых противопоставляли по
этому признаку предмет физики, изучающей сигналы, полученные приборами из
среды, и лингвистики, занимающейся сигналами как частями осмысленных
знаков*.
Различение существ, которые способны к передаче и приему знаковых
последовательностей и поэтому могут считаться "одушевленными" (точнее
"знаконосными"), и всех остальных существ и явлений, занимало уже ученых
древней Индии. Одному из крупных древнеиндийских логиков принадлежит весьма
глубокий трактат на эту тему под характерным заглавием "Обоснование чужой
одушевленности" (русский перевод этого трактата был издан акад. Ф. И.
Щербатским). Автор трактата со стремлением к точности, предвосхищающим науку
нашего века, описывает те внешние признаки поведения, по которым можно
прийти к заключению о наличии у другого человека психической деятельности.
О неослабевающем внимании к этой проблеме мыслителей новейшего времени
свидетельствует, например, раннее сочинение известного французского писателя
Ж.--П. Сартра "Бытие и небытие" (1943 г.), одну из основных частей которого
составляет раздел "Существование другого человека" ("L'existence d'autrui"),
рассмотренное Сартром с экзистенциальной точки зрения. В частности, Сартр
подробно разбирает, как язык и остальные способы общения с другим человеком
позволяют удо
* В человеческом мозге задача такого разграничения знаков и не-знаков
отчасти решается чисто физиологически -- левое полушарие ориентировано на
звуки как части знаков-слов, правое -- на все неречевые звуки (включая
музыку).
166
стовериться в его существовании. Та тенденция развития совреленной
математики и физики, которую Г. Вейль определил как движение "прочь от
идеалистической точки зрения к "экзистенциальной" (119, с. 338], отчетливо
сказалась в том, как сам Вейль формулирует проблему "чужой одушевленности":
"внутреннее осознание самого себя является основой моего понимания
окружающих меня людей" [119, с. 358, 359, ср. 48].
Моделирование этих человеческих способностей на вычислительных машинах
не только представляет один из наиболее важных кибернетических
психологических экспериментов, но и необходимо для целого ряда важнейших
применений машин четвертого поколения.
В качестве одного из наглядных примеров научно-фантастического
характера можно сослаться на программу поведения марсохода-робота,
разработанного в Калифорнийском технологическом институте совместно с
Лабораторией реактивного движения. Робот снабжен телевизионными камерами и
лазерным локатором, которые позволяют ему двигаться по местности и
манипулировать с камнями. Но если представить себе, что на Марсе, кроме
возможных примитивных форм жизни, сохранились и неизвестные нам высшие ее
формы, такой робот начнет манипулировать и с ними как с камнями!
Предполагаемое на разных этапах вмешательство человека может не успеть
приостановить разрушительные последствия такой "манипуляции", тем более, что
определение нечеловекоподобных высших форм жизни и для человека представляет
крайне сложную задачу (ср. {81]).
Спускаясь с неба на землю, можно вернуться к роботу "Язон",
предназначенному для уборки цехов предприятий. Робот снабжен механическими и
ультразвуковыми датчиками препятствий, телекамерой и ультразвуковым
локатором. Но это устройство само по себе не обеспечивает безопасность
людей, которые работают с роботом (двигающимся со скоростью 3 м/с и весящим
100 кг). На это указывают и создатели проекта.
Серьезная работа над программами, которые позволили бы машинам отличать
людей (а вероятно, и животных и другие вычислительные машины) от всех
остальных объектов и соответственно вносить коррективы в управление
роботами, нужна не только для решения относительно несложных проблем техники
безопасности.
На 1-й Международной конференции по проблеме связи с внеземными
цивилизациями, состоявшейся в Бюраканской астрофизической лаборатории
(Армения) в 1971 г., один из выступавших задал вопрос: "Разве не могут
вычислительные машины четвертого поколения, разрабатываемые в настоящее
время, приблизиться к столь сложной цели логических связей, кото
167
рая бы породила недостатки, присущие современному человеку, -- скажем,
такие отрицательные черты, как честолюбие, алчность, зависть?" [136, с.
142]. В качестве примера приводилась ситуация взаимоотношений космонавта и
машины во время полета на Юпитер, описанная в научно-фантастическом романе
Кларка "Космическая Одиссея 2001 года". В этом романе (и в одноименном
фильме С. Кубрика) машина, которая должна была поддерживать температурный
режим, нужный для жизни усыпленных на время полета космонавтов, сознательно
их убивает, после чего единственный оставшийся в живых космонавт вынужден ее
демонтировать.
Интересной чертой романа и фильма является то, что в программу
поведения машины было встроено понятие ее собственной личности, в том числе
осознающей себя как "я" в ходе постоянных бесед с космонавтом, которого она
должна была развлекать во время полета. Это влияет и на ее поведение, в
частности, и на то, как она употребляет эгоцентрические слова До настоящего
времени понятие "личности" использовалось в реальных экспериментах на
вычислительных машинах только с целью проверки психологических и
психоаналитических гипотез [138, 139, 140]. Так, в программу, целью которой
было моделирование отношений между отцом, матерью и сыном ("комплекс
Эдипа"), Колби ввел понятие "я" для того, чтобы выяснить процесс образования
психологических конфликтов; не исключено, что в будущем на двухмашинных
комплексах возможны и более сложные эксперименты, которые могли бы привести
к проверке гипотез о связи шизофрении и маниакально-депрессивного психоза с
нарушениями межполушарных связей [22, 110].
Обсуждая подобные уже реализованные на машинах программы, один из их
создателей, Дж. Лойелин, высказывает допущение, по которому в будущем можно
думать о создании машин с чертами человеческого характера. В этой связи он
обращает внимание на то, что уже сейчас каждая из наиболее сложных программ
обладает уникальными чертами [140].
Приведенные выше соображения делают проблематичной желательность
широкого употребления машинами, в особенности информационно-логическими,
эгоцентрических слов по отношению к самим себе (хотя машины должны уметь
понимать эти слова в речи человека): это привело бы только к резкому
усилению того информационного кризиса, вызванного научным "ячеством",
который с помощью машин должен быть преодолен. Для его преодоления машина
(как и современный ученый) должна быть ориентирована не на Хлестакова,
приписывающего себе чужие тексты, а на Пастернака, отказывавшегося признать
своей им же написанную гениальную книгу.
Но если трудно себе представить, какие положительные результаты может
иметь использование машиной всего комплекса понятий, связанного со словом
"я", то не менее ясно, почему следует машину обучить правильному
употреблению "ты" ("вы") и "он" ("другой") как обозначению иной сложно
организованной системы (человека и вычислительной машины), по отношению к
которой запрещены негативные действия (соответствующие решения, вероятно,
должны быть закреплены международным правом, чтобы запретить использование
машин во вред людям).
У человека такие негативные запреты, составляющие основу
нравственности, формируются благодаря частичному отождествлению другого
человека с собой. Это было много раз описано нашими писателями, например,
Пастернак в своей ранней повести "Детство Люверс" писал о своей героине:
,,...в ее жизнь впервые вошел другой человек, третье лицо, совершенно
безразличное, без имени или со случайным, не вызывающим ненависти и не
вселяющим любви, но то, которое имеют в виду заповеди, обращаясь к именам и
сознаниям, когда говорят: не убий, не крадь и все прочее -- "не делай ты,
особенный и живой -- говорят они, этому, туманному и общему, того, чего
себе, особенному и живому, не делаешь" (выделено Пастернаком).
Чрезвычайно глубоко эта тема была раскрыта Μ. Μ. Бахтиным в
его исследовании диалогического мышления Достоевского: "сознание себя самого
все время ощущает себя на фоне сознания о нем другого, "я для себя" на фоне
"я для другого" [141].
В качестве пояснения Бахтин приводил слова Тихона из главы "У Тихона" в
"Бесах": "если кто простил вас за это, и не чтоб из тех, кого вы уважаете
или боитесь, а незнакомец, человек, которого вы никогда не узнаете, молча,
про себя читая вашу страшную исповедь, легче ли вам было от этой мысли или
все равно?" Бахтин так комментирует вопрос Тихона Ставрогину: "этот другой
человек -- незнакомец, человек, которого никто никогда не узнает выполняет
свои функции в диалоге вне сюжета и вне своей сюжетной определенности, как
чистый человек в человеке, представитель всех других для я. Вследствие такой
постановки другого общение принимает особый характер и становится по ту
сторону всех реальных и конкретных социальных форм" [141]. Возможность
выхода за пределы конкретного речевого общения говорящего и слушающего и
достижение понимания каждого человека как другого, равного в каком-то смысле
я, и создает нравственные основы человеческого общения.
Исследование переключателей-шифтеров привело Р. Якобсона к выводу, что,
обучаясь слову я, ребенок понимает свою при
надлежность к целому ряду возможных говорящих, каждый из которых
использует одну и ту же меняющуюся функцию слова я и тем самым связан со
всеми другими говорящими [142, с. 22].
Серьезное решение тех проблем кибернетики, о которых речь шла выше,
зависит, следовательно, не от того, может ли машина понять местоимение "я",
а от того, может ли она с этим значением соотнести обобщенное представление
о "другом", который и должен составить предмет забот каждого члена
кибернетического коллектива независимо от того, человек это или
вычислительная машина.
Сеть каналов связи между людьми и вычислительными машинами четвертого
поколения предполагает и сеть взаимных обязательств. Только тогда
кибернетический коллектив, с общей характеристики которого начиналась эта
глава, превратится из сети каналов общения в сеть таких отношений, которые в
любом случае были бы полезными для человека и никогда не становились бы для
нею опасными.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Путь некоторых областей науки, отраженный в этой книге, может
показаться извилистым. Он начинается с попытки рассмотреть человеческий мозг
как минимальное кибернетическое сообщество: комплекс, между частями которого
непрерывно происходит обмен информацией, как между вычислительными машинами,
образующими единую систему. Человеческий мозг -- удивительное явление,
которое до недавнего времени рассматривали как только биологическое --
оказывается как бы обществом в миниатюре.
От изучения диалога между полушариями мы постепенно двигались к диалогу
между людьми и между людьми и вычислительными машинами. Наши ученые только в
последние годы осознали [143, с. 104] пророческий характер давно уже
высказанной мысли о единстве естествознания и наук о человеке.
Естествознание в последние годы перешло от века физики, обеспечившего
человечеству новые источники энергии (и возможность невиданного разрушения),
к веку биологии, чреватому еще более неожиданными открытиями.
Одна из главных неожиданностей заключается в том, что именно
биологические открытия приоткрывают завесу над единством знания, включая и
гуманитарные науки, постепенно все больше привлекающие к себе внимание
ученых. Открытие нейропсихологией различия между функциями полушарий мозга
позволяет связать выводы физиологических исследований с данными других наук
о человеке.
Противопоставление правого и левого (в частности, правой и левой руки)
объединяет новейшие достижения физической и культурной антропологии,
языкознания и других гуманитарных дисциплин. Вместе с тем благодаря изучению
функциональной асимметрии мозга науки о человеке сближаются и с другими
областями знания, где проблема симметрии и асимметрии становится все более
значимой Еще Пастер предположил, что все живое характеризуется особого рода
асимметрией Позднее ученые пришли к выводу, что биологическая эволюция