Он и она - это всегда таинство. Вечная загадка, почему с одним хорошо, божественно, прекрасно, а с другим - и слова, и любовь, и нежность, и семья, и дом, и дети, а ночью хоть плачь - одно расстройство, издевательство над плотью. И если вдруг попадается мужчина, который дал почувствовать эту разницу, надо же радоваться и благодарить судьбу! И его! Мужчину! А не осуждать и не презирать за легкомыслие и донжуанство.
- Мой друг, вы представляете, скольким женщинам это не удалось испытать ни разу?
А мужчина, тем более художник, который несет этот факел, этот Прометеев огонь, - ему же памятник на земле надо ставить, а не "наезжать" на него за то, что он чужих жен совратил или уводил девушек от нерадивых парней. Он труженик секса, кустарь-одиночка, неусыпно орошающий женский огород счастьем и удовольствием. Помните ли вы свои ощущения после хорошего секса? В душе хорошо и хочется весь мир обнять. Всех любишь! И улыбаешься, улыбаешься всем и каждому!
Может быть, сейчас и поубавилось улыбок именно поэтому. Секс, нормальный, здоровый, красивый секс стал для многих недосягаем. Мужчин беспощадно съедает бизнес, алкоголь, безработица и страшное нервное напряжение. И молодые жены богатых бизнесменов мечтают об одном - о хорошем сексе. Вот явится герой и сделает чудо. И она почувствует себя настоящей живой женщиной, а не разряженной куклой и дорогой игрушкой.
А Казанова живет среди нас и так же неутомим в искусстве любви, как и тот легендарный итальянец, который родился в 1725 году и был готов пойти за любовь на любые жертвы. Что же, разве виноват он в том, что наградил его космос прекрасным инструментом любви, который слушается его, как скрипка хорошего скрипача? Когда мужчина владеет собой в сексе и ведет свою партию верно и точно, женщина должна улавливать, слушать и слышать завораживающие звуки его игры и встраиваться в его ритм. Он слышит ее, а она его. Это и есть гармония жизни.
К счастью, ходят Казановы по земле. И с одним из них удалось мне встретиться. И я рада, что я послушалась его и не отложила это все до "другого раза".
- Вы, мой друг, надеюсь, не разочарованы моим рассказом и даже, может быть, невольно сравниваете себя с моим героем и думаете, как бы вы поступили в данной ситуации. Не откладывайте на завтра то, что можно сделать сегодня!
Умирая, не скажу: была.
И не жаль, и не ищу виновных.
Есть на свете поважней дела
Страстных бурь и подвигов любовных.
Ты - крылом стучавший в эту грудь,
Молодой виновник вдохновенья
Я тебе повелеваю: - будь!
Я - не выйду из повиновенья.
ТИШЕ ЕДЕШЬ - ДАЛЬШЕ БУДЕШЬ
А почему? Вы поймете сами...
Это лето ничем не отличалось от предыдущего. Только впервые я решила не ехать в пионерский лагерь. Однако долго сидеть в Москве мне не пришлось.
Я приехала во вторую смену. Лагерь уже был запущен на полную мощность, работали все службы, детей полно. Правда, вожатые и технические работники уже подружились, перевлюблялись и разобрались, кто с кем будет спать до конца лета.
И тут явилась не запылилась я, вся из себя молодая, обаятельная, привлекательная, и возраст - сорок - "раскаленная пустыня". Повела взглядом, повела носом - пригляделась, прислушалась, принюхалась - никого! Моего вкуса, моего стиля - высокого, красивого и худого - не было. Что делать? Стала работать без всякой надежды на приключение. Выбирать было не из чего, к сожалению.
Но выбрали меня. И так серьезно выбрали, что роман закрутился на целых пятнадцать лет.
А дело было так.
Физруком лагеря работал обыкновенный молодой парень, ничем не примечательный, внешне неинтересный, инертный какой-то, и говорил как-то вяло, замедленно, тускло.
Я обратила на него внимание только потому, что он как работник мне не нравился: зарядку с детьми делал плохо, сам еле двигался, в общем, был как сомнамбула. Взялась ему пылко объяснять и показывать, как надо делать. Но поняла, что он ничего не понял. На следующий день сама вышла проводить зарядку, а его поставила рядом, чтоб учился.
Стройная, в облегающем спортивном костюме, я делала зарядку ловко, красиво, ритмично. Дети любят подчиняться тому, кто знает, чего он хочет.
И вдруг я поймала на себе взгляд "не мальчика, но мужа". Взгляд красноречивее всяких слов сказал мне о том, что человека зацепило. Ну мало ли кого я зацепляла? Однако стало интересно, как он будет приближаться ко мне, и вообще, что выйдет из человека, который и на ходу-то спит. Все знали, что первую смену он провел в объятиях поварихи. В лагере всегда все про всех знают, и часто эти любовные интриги - а без них лета не бывает - занимали людей больше, чем пионерская работа. Взгляды его в мою сторону становились все красноречивее и откровеннее. Было ясно, что он мужчина-самец и нюхом чует во мне женщину-самку.
И вот устраивается вечеринка. Если педагогический и технический персонал собирался вместе, закуска была обеспечена. Если же вожатые были снобы и не хотели связываться с "челядью", то закуску приходилось выносить с собственного ужина. Водку всегда покупали в местном магазине - калужскую или рязанскую, такую желанную в лесу, у костра или в клубе, когда все дети в лагере уже спят. А водка что делает? Сокращает дистанцию, сближает. И то, что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Язык и выболтал заветное его желание: "Можно с вами потанцевать?" "Можно", - ответила я, продолжая любопытствовать, как этот увалень валдайский будет танцевать. Ничего танцует! Дрожит! Рука горячая. Глаза горят. Счастлив от прикосновения ко мне. После танца хочет проводить меня, я живу одна в финском домике. Ну что ж, пожалуйста, разрешаю я - водка тоже ударила мне в голову. Проводил. Зашел. Решили продолжить танец дома, завели музыку, поцеловал. Я не оттолкнула его, а только удивилась горячей страстности его поцелуя. Откуда что взялось, непонятно. И понеслось! Поцелуи распалили обоих и бросили нас на кровать. И тут произошло неожиданное - физрук оказался потрясающим партнером в сексе. Я поняла, что новый сезон ознаменуется новым любовником - нежным, ласковым, страстным и искусным.
- Видите, мой друг, сколько интересных встреч сулит простое лето в лагере!
Да, но это решили мы, а повариха совсем этого не хотела. И началась ревность, зависть и глупость. Она преследовала его до тех пор, пока он не сказал ей грубо и откровенно:
- Да, нам с тобой было хорошо всю первую смену, может быть, так и было бы до конца лета. Но теперь приехала она. И я влюбился. Понимаешь, мне с тобой было как мужчине нормально, а с нею я счастлив в полном смысле слова. Прости и не преследуй меня больше.
Она отступила. Нам стало легче. Мне он уже нравился. Работать с детьми я любила и умела, а когда влюблялась, становилось еще и весело. Но каждый день мы с нетерпением ждали нашей ночи. И каждая была не похожа на предыдущую. Когда он чувствовал, что я его не зову, он просил разрешения зайти, чтобы только пожелать спокойной ночи и уйти. Желал, целовал... и оставался. И снова рассвет будил нас на одной подушке...
Лето близилось к концу - шла уже третья смена, - август был для нас печальный. Разойтись мы не могли, вместе быть тоже не могли. У меня были муж и дочь, у него - вторая жена и совсем маленький сын. Что делать, мы не знали и судорожно искали выход из создавшегося уже не треугольника, а квадрата.
Я была старше его лет на десять, поэтому и решение принимать надо было мне. Я и приняла. Устроила прощальный вечер - при свечах и с классической музыкой. До сих пор не могу спокойно слушать "Лебедя" Сен-Санса и романс Шостаковича из кинофильма "Овод". Эти мелодии засели в мозгу как печально-прощальные воспоминания нашего далекого лета. Мы оба плакали, когда я объявила:
- Нужно попрощаться сейчас, чтобы было потом что вспомнить! А в Москве каждому надо жить своей прежней жизнью, с семьей - и тебе, и мне.
Плакали, целовались, прощались, расставались, а когда приехали в Москву, то поняли, что все уговоры эти ерунда - тянуло друг к другу неодолимо. И мы летели на свидания и привыкали к новому графику жизни - по часам и в чужом доме, - но от этого только сладостнее становилась наша тайная любовь. Свидания проходили в разных местах в зависимости от того, кто где ключ достанет. И всегда по одному и тому же плану - застолье, секс, беседа. И неизвестно, что интереснее было для него: он любил учиться. Учился бесконечно, ставя себе все новые и новые цели: академия, немецкий язык. Не знаю, где он сейчас, вспоминает ли он наши жаркие летние ночи. А я храню в душе, как драгоценный дар, искреннюю нашу страсть.
Москва испытывала тяжко: каждый терпел свой компромисс дома и становился сам собой только при наших встречах. И я подумала, почему же мы должны мучиться, живя врозь, если нам так хорошо вместе? И прежде чем объявить мужу о разводе, я пришла на свидание и рассказала об идее другу - в полной уверенности, что он сделает то же самое и незамедлительно. Каково же было мое удивление и разочарование, когда я услышала ответ: "Нет!" Нет - потому что он только что женился. Нет - потому что он собирается учиться. Нет - потому что ребенок малый. Нет - потому что надо по-настоящему вернуться в семью, к прежнему образу жизни, а сейчас он не может спать со своей женой - я мешаю!
- И что же ты предлагаешь? Как мы теперь будем встречаться? - спросила я оторопев.
- Никак! - ответил он и пояснил: - Сначала будет тяжело, потом привыкнем надо расстаться на два года. За это время каждый из нас восстановит свои отношения в семье, а там будет видно...
- Ты что, предлагаешь совсем не видеться? - спросила я.
- Совсем, даже по телефону не звонить. Исчезнуть, замереть. И если никогда не увидимся, то хоть останутся добрые воспоминания о нашей страсти и любви, иначе все превратится в банальные скандалы.
Наступила пауза. Я не знала, как мне на это реагировать, - неужели он серьезно, да еще так хладнокровно предлагает разлуку почти навсегда. Внешне оставалась спокойной, хотя изнутри рвались обидные слова: "Как ты можешь меня покинуть? Где же твоя любовь? Как теперь жить? Что будет с нами? А подумал ли ты обо мне?"
Но потом я решила, что он первый не выдержит, не сможет без меня, - уже отравлен ядом моей любви. Такое не забывается. Затоскует, и "все вернется на круги своя".
- Теперь, мой друг, я должна вам сказать, что ошибалась: у мужчин все происходит по-другому. Они быстрее утешаются в объятиях другой женщины, тем более жены. Я тоже вернулась к мужу, не душой, но телом, продолжала тянуть лямку своей бездарной семейной жизни.
Время начало свой отсчет в обратную сторону: ни звонков, ни встреч, ни вестей - вакуум в общении увеличивался. Я металась, как затравленная птица, пытаясь дозвониться на завод, где он работал, узнать что-нибудь у друзей. Все тщетно - как в воду канул.
Что было делать? Смириться. Что я и сделала. Нового любовника искать не хотелось - лучше его не найти, муж по-прежнему дико раздражал, и тогда я решила закончить работу над диссертацией и наконец защититься. Ушла с головой в науку, и это как-то меня отвлекло от невосполнимой потери.
Прошло долгих два года, я стала кандидатом педагогических наук, и то ли от тоски, то ли от напряжений, но приключилась со мной страшная болезнь - рожа. Нога отекла, покраснела и сильно болела, врачи рожу лечить не умеют, поэтому физически я очень страдала.
- Лежу болею, сама себя жалею, - говорила я друзьям, которые навещали.
И вдруг звонок по телефону:
- Как поживаешь? Здорова ли? Узнала, кто говорит?
- Нет, у меня нет знакомых с таким противным голосом, - сказала я, узнав его.
- Это я. Не сердись. Испытательный срок закончился. Я не могу больше без тебя. Прости, если можешь. Очень хочу тебя увидеть... и вообще.
Этот монолог он выпалил на одном дыхании, и сомнений не было в искренности его тона. Видно было - натерпелся. Да и я не деревянная, хотя и с рожей: вся дрогнула - и внутри поднялась волна нежности и дикого желания, а внизу, извините, просто все заломило. Теперь, когда пишу эти строки, когда желание возникает все реже и реже, мне странно вспоминать об этих физиологических явлениях женского организма. А они есть, несомненно, поэтому я и пылала, и горела, и хотела, и страдала от невозможности насытить свою неизбывную страсть.
Сейчас я думаю, как сложилась бы моя жизнь, будь мой муж тем мужчиной, который мне нужен. Интересно, изменяла бы я ему или нет, откликалась бы на предложения новых сексуальных партнеров? Как говорила под старость Екатерина II, эта великая любительница хорошего секса и настоящей мужской страсти, если бы Господь наградил ее нормально сексуальным мужем, ее судьба была бы иной. Вероятно, и моя была бы другая. Но пока у меня новое испытание: возвращаться или нет?
- Ты знаешь, я болею и никуда не выхожу.
- Ну что ж, тогда разреши навестить тебя?!
- Как хочешь, - холодно ответила я.
Он пришел с цветами, а мне хотелось мстить, кусать, наказывать за долгое двухлетнее молчание. И я весь вечер делала это с упоением. Самая большая страсть - это власть. И я наслаждалась ею в полной мере и видела, как его корежит от моих колкостей и издевательств. Потом случился поцелуй - долгий и примиряющий, потом второй, а потом я выдвинула ультиматум, который он принял с радостью. И началась вторая серия нашей жизни, любви и страсти, и снова стало легко и весело жить, преодолевать семейные неурядицы...
Встречались часто, встречались тайно и всякий раз удивлялись, почему нам так по-новому хорошо вдвоем. В семье у каждого тоже было спокойно: когда грешишь на стороне, то дома комплекс вины испытываешь и стараешься искупить грех и исполнять все обязанности, и даже супружеские.
Он учился и все выше поднимался по служебной лестнице, стал выезжать за рубеж и привозить мне сувениры, подарки. Один раз протянул мне пакет с колготами и покраснел:
- Это специальные. Для секса. Посередине разрез, понимаешь?
Как же мне не понять, я и сама большая выдумщица! Я сразу представила, как это может быть эротично и симпатично, фантазия моя разыгралась, но когда я развернула пакет, то была разочарована, и он тоже: разреза не было, обыкновенные колготы. Но это было единственным огорчением за десять лет второй серии нашей "жизни втроем" - я, он и секс.
...Мне предстояло делать операцию по удалению камня из желчного пузыря. Но я думала только об одном: не умереть в расцвете своей любви.
Накануне операции, рассказав красочно о моем романе, я уговорила медсестру отпустить меня попрощаться. Он прилетел на это прощальное свидание очень взволнованный, в страхе за исход операции и за меня. Видно было, что тоже привык к тому, что у него есть я. Любили, беседовали, радовались встрече. И я поклялась, что не умру, пока еще раз его не увижу. Я сдержала обещание.
Операция прошла успешно, камень был один, но большой и колючий. Восстанавливалась я быстро, ведь у меня была цель - он. Дожидаться, когда снимут швы, терпения не было, и опять, уговорив медсестер, я удрала на свидание. Я решила проверить швы на прочность, устроив феерический секс, который возможен лишь с ним. А швы на моем большом теле только придавали пикантность нашему свиданию.
- Мой друг, были времена, и были подвиги во имя любви. И были страдания от той любви. Но сколько бы я ни прожила на этом свете, я никогда не пожалею ни об одном своем шаге. А настоящие страдания делают женщину загадочной, привлекательной, таинственной и не познаваемой до конца. Что-то дорогое и неповторимое лежит на дне души и тлеет и нежит, и от этого она вся светится и становится красивой. Это ее душевный багаж, который никто не отнимет, ее драгоценный капитал, который не подвержен инфляции и банкротству. Она богачка, и когда постареет ее лицо, одряхлеет тело, внуки вырастут и долгая-долгая одинокая старость будет стоять у порога, она откроет сундук своей памяти и предастся прекрасным воспоминаниям молодости, которые прежде считала своими грехами. Вы согласны?
Да какие же это грехи? Грех - это предаваться унынию, а с любовью не до уныния. Значит, это не грех, а радость.
"Радуйтесь!" - первая заповедь, и ее надо свято соблюдать. А грех - это зло, его-то и надо бояться в своей жизни. Не делать зла, не допускать его в своих мыслях, не мстить, не злобиться, прощать всем и все.
Любить! Успеть бы налюбиться всласть, ведь жизнь так коротка и быстротечна. Любовь - великая привилегия человечества!
- Любовь, это значит - связь.
Все врозь у нас: рты и жизни.
(Просила ж тебя: не сглазь!
В тот час, в сокровенный, ближний,
Тот час на верху горы
И страсти. Мemento - паром:
Любовь - это все дары
В костер, - и всегда - задаром!)
- Мой друг, мне всегда казалось, что мы недостаточно ценим музыку в наших сердечных отношениях. Музыка творит чудеса. Особенно это касается классической музыки. Все нервы, как струны, отзываются на нее, и нам кажется, что сама гармония посетила нас, и мы воспаряем в небо на чарующих ее звуках.
"БОЛЕРО" РАВЕЛЯ
Я включила радио и услышала... "Болеро" Равеля. Музыка звучала, а передо мной одна за другой оживали картины, связанные с человеком, который был моим учеником в прямом и переносном смысле. На "Болеро" возлагались самые большие надежды. Эти чарующие звуки, казалось, мертвого разбудят. Нет! Не получилось! Не случилось того, чего я так ждала. Фиаско! Фиаско любви под "Болеро" Равеля! Ну да ладно, дело прошлое, все по порядку...
Я вошла в аудиторию, где вела семинар со слушателями педагогического факультета. На меня глянули два любопытных глаза кудрявого студента. Он впился взглядом в мое лицо и не отрываясь слушал все два часа. Я неуютно ежилась под этим взглядом, но старалась работать, не обращая внимания.
Через несколько занятий мы были уже единомышленниками, почти друзьями. Его искреннее восхищение подкупало, его ухаживание, легкое, ненавязчивое, грело мое женское самолюбие, его остроумие и искрометность мысли удивляли.
Болтать с ним и разрешать всякие философские вопросы было одно удовольствие. Реакция на юмор бурная, быстрая и шумная - он раскатисто смеялся и все время восторгался:
- Откуда в вас это поразительное чувство юмора? Ваши афоризмы надо записывать, а потом издавать отдельной книгой.
И часто записывал. Но если бы в нем были только эти достоинства, то не о чем было бы и писать, да еще вспоминать "Болеро" Равеля. Он был явно влюблен в меня, но как-то по-своему, как бы наполовину. А я не умею наполовину, я желала все или ничего.
- Мой друг, мне всегда мало. Лучше бы все! На этом я и погорела, так как будучи женщиной, уверенной в себе, я решила, что очень быстро и без потерь покорю и эту вершину. Случай представился сам собой. Слушайте и не судите строго меня, тогда еще молодую!
Мы уехали в поселок Иваньково зимой.
Я взяла с собой лыжи и отправилась со своей группой в пять человек на практику в сельхозтехникуме. Всех нас поселили в одном доме. Там была красивая изразцовая печь, и, уютно прислонившись к ее теплому боку, я фантазировала, как, придя вечером с прогулки, он обязательно поцелует меня около этой самой печки. Где ж еще и целовать-то?
И я ждала у этой печки, чтобы почувствовать этот первый его поцелуй...
А он почему-то не поцеловал меня ни в этот, ни в другой вечер. И теперь, когда о чем-нибудь уж очень размечтаюсь, я вспоминаю этот несостоявшийся поцелуй у печки. Да, мы бегали на лыжах, мы резвились на снегу, как малые дети, он сочинял стихи и записывал мои афоризмы, мы пили чай и ели борщ, его глаза уже любили меня, но поцелуя так и не было. И я обиделась! Я иногда еще обижалась, забывая, что умные люди не обижаются - умные люди делают выводы.
Через день, с "первой лошадью", в шесть утра я сбежала в Москву.
- Если б не ваши ужимки и прыжки в сторону Москвы, мы бы провели в Иваньково еще несколько чудных дней, - сказал он мне после очередного семинара.
- Мой друг, теперь самое трудное для меня. Началась длительная платоническая любовь.
Он читал мне Пушкина, а я все переводила на себя. Мы ходили в консерваторию и возбужденные прощались около дома. Мы ходили вечерами в Тимирязевский лес, объяснялись в любви и оставались непорочными. Много раз мы оставались вдвоем, в глазах и руках была любовь, а поцелуя все не было. Как же я желала этого поцелуя! Потому что поцелуй объяснил бы все - и его расположение ко мне, и мою тягу к нему. Но не было поцелуя, а были сладкая мука томления и мечты. Фантазии не давали мне покоя, сон не шел. Я не могу сказать, что я любила, скорее, сходила с ума от непризнания моих женских достоинств.
Мне страстно хотелось узнать его в постели, так как он любил и умел рассказывать о женщинах. Он делал это вкусно, смачно, так, что становилось завидно и возникало чувство ревности к тем женщинам, которые побывали в его руках. Он поселился в моей душе, как у себя дома.
Однажды он пригласил меня в свой родной город. Я ехала как в Мекку - свое первое паломничество я совершала к нему. Как я волновалась, спускаясь по трапу самолета!
В Москве он изображал из себя непьющего человека, и алкоголь был исключен из наших отношений, поэтому и не мог быть моим помощником в амурных делах. Не помог даже в тот злополучный вечер в Москве, когда мы были вдвоем у меня дома, горели свечи и отражались огоньки в его глазах. И звучала прекрасная музыка "Болеро" Равеля. Ритм завораживал и возбуждал, и мелодия очень сексуальна. Мы танцевали, крепко сцепившись руками, не отрывая друг от друга страстного взгляда... "Ну! Ну! - мысленно приказывала я ему. - Неужели непонятно, что мое желание достигло апогея!"
"Сейчас мы бросимся на постель. Он разденет меня, я раздену его. И мы... " - размечталась я.
И вдруг:
- Ну ладно, я пойду, а то общежитие закроют. Пока! - И он выскользнул в дверь, не попрощавшись.
Ну что я могла поделать? Конечно - импо! Импотент несчастный! Если уж такая музыка не помогла, значит, все безнадежно. И я решила отступить. Бывает и такое в жизни.
Вдруг приглашение приехать: "соскучился", "приезжайте", "хочу видеть"...
И вот мы сидим в компании его друга и пьем... нет, даже не водку, а спирт. И он пьет. И становится вдруг необыкновенно нежным, раскованным.
- Вперед, - говорит он, - едем ко мне, чтобы нам никто не мешал. Я хочу тебя! Хочу тебя, понимаешь? - вдруг перешел он на "ты".
- Нет! - вдруг останавливаю его я.
- Но почему? Разве ты этого не хотела всегда? - удивился он.
- Я боюсь секса. Я боюсь его и зависимости от него. Кто-то из нас будет обязательно зависим.
- Объясни! - попросил он.
- Знаешь, если ты окажешься сильным мужчиной, то в зависимость от тебя попадаю я, буду бегать за тобой, как собачка. А если слабым, то ты становишься зависимым от меня.
- Мой друг, мне тогда казалось это очень оригинальным моим открытием...
- Я согласен быть слабым, только поехали ко мне.
И мы укатили, пьяные и от любви, и от спирта.
Вид его жилища поверг меня в уныние: посреди пустой комнаты стояла одинокая железная кровать для одного человека. Он быстро разделся, походил передо мной голый, улегся, сложил руки на груди:
- Чего ты не раздеваешься? Ложись! - и он указал на крохотный остаток места.
- Спа-си-бо ! - процедила я. - Я не привыкла сама раздеваться. И вообще! Я не лягу! Я буду читать стихи!
- Ну как хочешь! - равнодушно ответил он и повернулся на бок, чтобы сладко заснуть.
Мне хотелось растормошить его, крикнуть: "Где же твои руки художника, где же твои ласки, поцелуи? Я что - дополнительное одеяло на твоей кровати? Негодяй! Алкоголик! Дрянь! "
Ночь была на дворе, деваться было некуда. И я стала читать стихи. Но сколько можно читать? Сон сморил меня, я притулилась подле него на этой железяке одетая и дрожала от холода до самого утра.
Он лежал - молодой, загорелый - и безмятежно спал. Ух, как я его ненавидела в тот момент! Ничего мне от него не надо, только бы утра дождаться и в Москву, в Москву. Все! Привет!
Утром, перескочив через меня, бодрый и веселый, он отправился на работу. А я принялась наводить порядок. Тут в дверь постучали. На пороге - красивая молодая женщина:
- Здрасьте! Скажите, вы здесь одна? А где он?
- Нет его. Он на работе.
- А я хотела его видеть, мы так давно не виделись. Знаете, я так его люблю!
- Оставайтесь. Он скоро будет. Хотите чаю?
- Хочу!
Пьем чай. Она принимает меня за домработницу и откровенно рассказывает о своем с ним знакомстве. Он появляется на пороге. Ужас вместе с изумлением на его лице. Отупел. Молчит. Боится. Не знает, что делать, она тоже. Выручаю я, поняв, что девушка пришла отдаться. И он, видно, не против. Я сказала, что меня дела ждут. И ушла.
- Вы понимаете, мой друг, на этой "охоте" я терпела поражение за поражением, и надо было как-то держать марку!
Вечером он спросил меня недоуменно:
- Что ты за женщина, не понимаю. Как ты могла так спокойно согласиться? Как?
- Просто мне вполне хватает твоей верхней половины, а нижняя пусть достается кому угодно, - съязвила я.
"Сорвалась рыбка с крючка, чего ж теперь! - подумала я. - Значит, этот роман останется неоконченным". И уехала в Москву.
Прошло много-много лет. Мой друг остепенился, женился, и родились у него две дочки. И стал он примерным отцом-семьянином.
Однажды я приехала в его город на гастроли. Жила в гостинице и решила найти его и узнать, счастлив ли он. Адрес у меня давно был - переписка между нами все-таки существовала. Это был новый район, водитель проклинал, когда вез меня. Дверь открыла миловидная женщина, рядом с ней выросли головки двух девочек. Потом появился он, ничуть не удивившись:
- Мой друг, вы представляете, скольким женщинам это не удалось испытать ни разу?
А мужчина, тем более художник, который несет этот факел, этот Прометеев огонь, - ему же памятник на земле надо ставить, а не "наезжать" на него за то, что он чужих жен совратил или уводил девушек от нерадивых парней. Он труженик секса, кустарь-одиночка, неусыпно орошающий женский огород счастьем и удовольствием. Помните ли вы свои ощущения после хорошего секса? В душе хорошо и хочется весь мир обнять. Всех любишь! И улыбаешься, улыбаешься всем и каждому!
Может быть, сейчас и поубавилось улыбок именно поэтому. Секс, нормальный, здоровый, красивый секс стал для многих недосягаем. Мужчин беспощадно съедает бизнес, алкоголь, безработица и страшное нервное напряжение. И молодые жены богатых бизнесменов мечтают об одном - о хорошем сексе. Вот явится герой и сделает чудо. И она почувствует себя настоящей живой женщиной, а не разряженной куклой и дорогой игрушкой.
А Казанова живет среди нас и так же неутомим в искусстве любви, как и тот легендарный итальянец, который родился в 1725 году и был готов пойти за любовь на любые жертвы. Что же, разве виноват он в том, что наградил его космос прекрасным инструментом любви, который слушается его, как скрипка хорошего скрипача? Когда мужчина владеет собой в сексе и ведет свою партию верно и точно, женщина должна улавливать, слушать и слышать завораживающие звуки его игры и встраиваться в его ритм. Он слышит ее, а она его. Это и есть гармония жизни.
К счастью, ходят Казановы по земле. И с одним из них удалось мне встретиться. И я рада, что я послушалась его и не отложила это все до "другого раза".
- Вы, мой друг, надеюсь, не разочарованы моим рассказом и даже, может быть, невольно сравниваете себя с моим героем и думаете, как бы вы поступили в данной ситуации. Не откладывайте на завтра то, что можно сделать сегодня!
Умирая, не скажу: была.
И не жаль, и не ищу виновных.
Есть на свете поважней дела
Страстных бурь и подвигов любовных.
Ты - крылом стучавший в эту грудь,
Молодой виновник вдохновенья
Я тебе повелеваю: - будь!
Я - не выйду из повиновенья.
ТИШЕ ЕДЕШЬ - ДАЛЬШЕ БУДЕШЬ
А почему? Вы поймете сами...
Это лето ничем не отличалось от предыдущего. Только впервые я решила не ехать в пионерский лагерь. Однако долго сидеть в Москве мне не пришлось.
Я приехала во вторую смену. Лагерь уже был запущен на полную мощность, работали все службы, детей полно. Правда, вожатые и технические работники уже подружились, перевлюблялись и разобрались, кто с кем будет спать до конца лета.
И тут явилась не запылилась я, вся из себя молодая, обаятельная, привлекательная, и возраст - сорок - "раскаленная пустыня". Повела взглядом, повела носом - пригляделась, прислушалась, принюхалась - никого! Моего вкуса, моего стиля - высокого, красивого и худого - не было. Что делать? Стала работать без всякой надежды на приключение. Выбирать было не из чего, к сожалению.
Но выбрали меня. И так серьезно выбрали, что роман закрутился на целых пятнадцать лет.
А дело было так.
Физруком лагеря работал обыкновенный молодой парень, ничем не примечательный, внешне неинтересный, инертный какой-то, и говорил как-то вяло, замедленно, тускло.
Я обратила на него внимание только потому, что он как работник мне не нравился: зарядку с детьми делал плохо, сам еле двигался, в общем, был как сомнамбула. Взялась ему пылко объяснять и показывать, как надо делать. Но поняла, что он ничего не понял. На следующий день сама вышла проводить зарядку, а его поставила рядом, чтоб учился.
Стройная, в облегающем спортивном костюме, я делала зарядку ловко, красиво, ритмично. Дети любят подчиняться тому, кто знает, чего он хочет.
И вдруг я поймала на себе взгляд "не мальчика, но мужа". Взгляд красноречивее всяких слов сказал мне о том, что человека зацепило. Ну мало ли кого я зацепляла? Однако стало интересно, как он будет приближаться ко мне, и вообще, что выйдет из человека, который и на ходу-то спит. Все знали, что первую смену он провел в объятиях поварихи. В лагере всегда все про всех знают, и часто эти любовные интриги - а без них лета не бывает - занимали людей больше, чем пионерская работа. Взгляды его в мою сторону становились все красноречивее и откровеннее. Было ясно, что он мужчина-самец и нюхом чует во мне женщину-самку.
И вот устраивается вечеринка. Если педагогический и технический персонал собирался вместе, закуска была обеспечена. Если же вожатые были снобы и не хотели связываться с "челядью", то закуску приходилось выносить с собственного ужина. Водку всегда покупали в местном магазине - калужскую или рязанскую, такую желанную в лесу, у костра или в клубе, когда все дети в лагере уже спят. А водка что делает? Сокращает дистанцию, сближает. И то, что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Язык и выболтал заветное его желание: "Можно с вами потанцевать?" "Можно", - ответила я, продолжая любопытствовать, как этот увалень валдайский будет танцевать. Ничего танцует! Дрожит! Рука горячая. Глаза горят. Счастлив от прикосновения ко мне. После танца хочет проводить меня, я живу одна в финском домике. Ну что ж, пожалуйста, разрешаю я - водка тоже ударила мне в голову. Проводил. Зашел. Решили продолжить танец дома, завели музыку, поцеловал. Я не оттолкнула его, а только удивилась горячей страстности его поцелуя. Откуда что взялось, непонятно. И понеслось! Поцелуи распалили обоих и бросили нас на кровать. И тут произошло неожиданное - физрук оказался потрясающим партнером в сексе. Я поняла, что новый сезон ознаменуется новым любовником - нежным, ласковым, страстным и искусным.
- Видите, мой друг, сколько интересных встреч сулит простое лето в лагере!
Да, но это решили мы, а повариха совсем этого не хотела. И началась ревность, зависть и глупость. Она преследовала его до тех пор, пока он не сказал ей грубо и откровенно:
- Да, нам с тобой было хорошо всю первую смену, может быть, так и было бы до конца лета. Но теперь приехала она. И я влюбился. Понимаешь, мне с тобой было как мужчине нормально, а с нею я счастлив в полном смысле слова. Прости и не преследуй меня больше.
Она отступила. Нам стало легче. Мне он уже нравился. Работать с детьми я любила и умела, а когда влюблялась, становилось еще и весело. Но каждый день мы с нетерпением ждали нашей ночи. И каждая была не похожа на предыдущую. Когда он чувствовал, что я его не зову, он просил разрешения зайти, чтобы только пожелать спокойной ночи и уйти. Желал, целовал... и оставался. И снова рассвет будил нас на одной подушке...
Лето близилось к концу - шла уже третья смена, - август был для нас печальный. Разойтись мы не могли, вместе быть тоже не могли. У меня были муж и дочь, у него - вторая жена и совсем маленький сын. Что делать, мы не знали и судорожно искали выход из создавшегося уже не треугольника, а квадрата.
Я была старше его лет на десять, поэтому и решение принимать надо было мне. Я и приняла. Устроила прощальный вечер - при свечах и с классической музыкой. До сих пор не могу спокойно слушать "Лебедя" Сен-Санса и романс Шостаковича из кинофильма "Овод". Эти мелодии засели в мозгу как печально-прощальные воспоминания нашего далекого лета. Мы оба плакали, когда я объявила:
- Нужно попрощаться сейчас, чтобы было потом что вспомнить! А в Москве каждому надо жить своей прежней жизнью, с семьей - и тебе, и мне.
Плакали, целовались, прощались, расставались, а когда приехали в Москву, то поняли, что все уговоры эти ерунда - тянуло друг к другу неодолимо. И мы летели на свидания и привыкали к новому графику жизни - по часам и в чужом доме, - но от этого только сладостнее становилась наша тайная любовь. Свидания проходили в разных местах в зависимости от того, кто где ключ достанет. И всегда по одному и тому же плану - застолье, секс, беседа. И неизвестно, что интереснее было для него: он любил учиться. Учился бесконечно, ставя себе все новые и новые цели: академия, немецкий язык. Не знаю, где он сейчас, вспоминает ли он наши жаркие летние ночи. А я храню в душе, как драгоценный дар, искреннюю нашу страсть.
Москва испытывала тяжко: каждый терпел свой компромисс дома и становился сам собой только при наших встречах. И я подумала, почему же мы должны мучиться, живя врозь, если нам так хорошо вместе? И прежде чем объявить мужу о разводе, я пришла на свидание и рассказала об идее другу - в полной уверенности, что он сделает то же самое и незамедлительно. Каково же было мое удивление и разочарование, когда я услышала ответ: "Нет!" Нет - потому что он только что женился. Нет - потому что он собирается учиться. Нет - потому что ребенок малый. Нет - потому что надо по-настоящему вернуться в семью, к прежнему образу жизни, а сейчас он не может спать со своей женой - я мешаю!
- И что же ты предлагаешь? Как мы теперь будем встречаться? - спросила я оторопев.
- Никак! - ответил он и пояснил: - Сначала будет тяжело, потом привыкнем надо расстаться на два года. За это время каждый из нас восстановит свои отношения в семье, а там будет видно...
- Ты что, предлагаешь совсем не видеться? - спросила я.
- Совсем, даже по телефону не звонить. Исчезнуть, замереть. И если никогда не увидимся, то хоть останутся добрые воспоминания о нашей страсти и любви, иначе все превратится в банальные скандалы.
Наступила пауза. Я не знала, как мне на это реагировать, - неужели он серьезно, да еще так хладнокровно предлагает разлуку почти навсегда. Внешне оставалась спокойной, хотя изнутри рвались обидные слова: "Как ты можешь меня покинуть? Где же твоя любовь? Как теперь жить? Что будет с нами? А подумал ли ты обо мне?"
Но потом я решила, что он первый не выдержит, не сможет без меня, - уже отравлен ядом моей любви. Такое не забывается. Затоскует, и "все вернется на круги своя".
- Теперь, мой друг, я должна вам сказать, что ошибалась: у мужчин все происходит по-другому. Они быстрее утешаются в объятиях другой женщины, тем более жены. Я тоже вернулась к мужу, не душой, но телом, продолжала тянуть лямку своей бездарной семейной жизни.
Время начало свой отсчет в обратную сторону: ни звонков, ни встреч, ни вестей - вакуум в общении увеличивался. Я металась, как затравленная птица, пытаясь дозвониться на завод, где он работал, узнать что-нибудь у друзей. Все тщетно - как в воду канул.
Что было делать? Смириться. Что я и сделала. Нового любовника искать не хотелось - лучше его не найти, муж по-прежнему дико раздражал, и тогда я решила закончить работу над диссертацией и наконец защититься. Ушла с головой в науку, и это как-то меня отвлекло от невосполнимой потери.
Прошло долгих два года, я стала кандидатом педагогических наук, и то ли от тоски, то ли от напряжений, но приключилась со мной страшная болезнь - рожа. Нога отекла, покраснела и сильно болела, врачи рожу лечить не умеют, поэтому физически я очень страдала.
- Лежу болею, сама себя жалею, - говорила я друзьям, которые навещали.
И вдруг звонок по телефону:
- Как поживаешь? Здорова ли? Узнала, кто говорит?
- Нет, у меня нет знакомых с таким противным голосом, - сказала я, узнав его.
- Это я. Не сердись. Испытательный срок закончился. Я не могу больше без тебя. Прости, если можешь. Очень хочу тебя увидеть... и вообще.
Этот монолог он выпалил на одном дыхании, и сомнений не было в искренности его тона. Видно было - натерпелся. Да и я не деревянная, хотя и с рожей: вся дрогнула - и внутри поднялась волна нежности и дикого желания, а внизу, извините, просто все заломило. Теперь, когда пишу эти строки, когда желание возникает все реже и реже, мне странно вспоминать об этих физиологических явлениях женского организма. А они есть, несомненно, поэтому я и пылала, и горела, и хотела, и страдала от невозможности насытить свою неизбывную страсть.
Сейчас я думаю, как сложилась бы моя жизнь, будь мой муж тем мужчиной, который мне нужен. Интересно, изменяла бы я ему или нет, откликалась бы на предложения новых сексуальных партнеров? Как говорила под старость Екатерина II, эта великая любительница хорошего секса и настоящей мужской страсти, если бы Господь наградил ее нормально сексуальным мужем, ее судьба была бы иной. Вероятно, и моя была бы другая. Но пока у меня новое испытание: возвращаться или нет?
- Ты знаешь, я болею и никуда не выхожу.
- Ну что ж, тогда разреши навестить тебя?!
- Как хочешь, - холодно ответила я.
Он пришел с цветами, а мне хотелось мстить, кусать, наказывать за долгое двухлетнее молчание. И я весь вечер делала это с упоением. Самая большая страсть - это власть. И я наслаждалась ею в полной мере и видела, как его корежит от моих колкостей и издевательств. Потом случился поцелуй - долгий и примиряющий, потом второй, а потом я выдвинула ультиматум, который он принял с радостью. И началась вторая серия нашей жизни, любви и страсти, и снова стало легко и весело жить, преодолевать семейные неурядицы...
Встречались часто, встречались тайно и всякий раз удивлялись, почему нам так по-новому хорошо вдвоем. В семье у каждого тоже было спокойно: когда грешишь на стороне, то дома комплекс вины испытываешь и стараешься искупить грех и исполнять все обязанности, и даже супружеские.
Он учился и все выше поднимался по служебной лестнице, стал выезжать за рубеж и привозить мне сувениры, подарки. Один раз протянул мне пакет с колготами и покраснел:
- Это специальные. Для секса. Посередине разрез, понимаешь?
Как же мне не понять, я и сама большая выдумщица! Я сразу представила, как это может быть эротично и симпатично, фантазия моя разыгралась, но когда я развернула пакет, то была разочарована, и он тоже: разреза не было, обыкновенные колготы. Но это было единственным огорчением за десять лет второй серии нашей "жизни втроем" - я, он и секс.
...Мне предстояло делать операцию по удалению камня из желчного пузыря. Но я думала только об одном: не умереть в расцвете своей любви.
Накануне операции, рассказав красочно о моем романе, я уговорила медсестру отпустить меня попрощаться. Он прилетел на это прощальное свидание очень взволнованный, в страхе за исход операции и за меня. Видно было, что тоже привык к тому, что у него есть я. Любили, беседовали, радовались встрече. И я поклялась, что не умру, пока еще раз его не увижу. Я сдержала обещание.
Операция прошла успешно, камень был один, но большой и колючий. Восстанавливалась я быстро, ведь у меня была цель - он. Дожидаться, когда снимут швы, терпения не было, и опять, уговорив медсестер, я удрала на свидание. Я решила проверить швы на прочность, устроив феерический секс, который возможен лишь с ним. А швы на моем большом теле только придавали пикантность нашему свиданию.
- Мой друг, были времена, и были подвиги во имя любви. И были страдания от той любви. Но сколько бы я ни прожила на этом свете, я никогда не пожалею ни об одном своем шаге. А настоящие страдания делают женщину загадочной, привлекательной, таинственной и не познаваемой до конца. Что-то дорогое и неповторимое лежит на дне души и тлеет и нежит, и от этого она вся светится и становится красивой. Это ее душевный багаж, который никто не отнимет, ее драгоценный капитал, который не подвержен инфляции и банкротству. Она богачка, и когда постареет ее лицо, одряхлеет тело, внуки вырастут и долгая-долгая одинокая старость будет стоять у порога, она откроет сундук своей памяти и предастся прекрасным воспоминаниям молодости, которые прежде считала своими грехами. Вы согласны?
Да какие же это грехи? Грех - это предаваться унынию, а с любовью не до уныния. Значит, это не грех, а радость.
"Радуйтесь!" - первая заповедь, и ее надо свято соблюдать. А грех - это зло, его-то и надо бояться в своей жизни. Не делать зла, не допускать его в своих мыслях, не мстить, не злобиться, прощать всем и все.
Любить! Успеть бы налюбиться всласть, ведь жизнь так коротка и быстротечна. Любовь - великая привилегия человечества!
- Любовь, это значит - связь.
Все врозь у нас: рты и жизни.
(Просила ж тебя: не сглазь!
В тот час, в сокровенный, ближний,
Тот час на верху горы
И страсти. Мemento - паром:
Любовь - это все дары
В костер, - и всегда - задаром!)
- Мой друг, мне всегда казалось, что мы недостаточно ценим музыку в наших сердечных отношениях. Музыка творит чудеса. Особенно это касается классической музыки. Все нервы, как струны, отзываются на нее, и нам кажется, что сама гармония посетила нас, и мы воспаряем в небо на чарующих ее звуках.
"БОЛЕРО" РАВЕЛЯ
Я включила радио и услышала... "Болеро" Равеля. Музыка звучала, а передо мной одна за другой оживали картины, связанные с человеком, который был моим учеником в прямом и переносном смысле. На "Болеро" возлагались самые большие надежды. Эти чарующие звуки, казалось, мертвого разбудят. Нет! Не получилось! Не случилось того, чего я так ждала. Фиаско! Фиаско любви под "Болеро" Равеля! Ну да ладно, дело прошлое, все по порядку...
Я вошла в аудиторию, где вела семинар со слушателями педагогического факультета. На меня глянули два любопытных глаза кудрявого студента. Он впился взглядом в мое лицо и не отрываясь слушал все два часа. Я неуютно ежилась под этим взглядом, но старалась работать, не обращая внимания.
Через несколько занятий мы были уже единомышленниками, почти друзьями. Его искреннее восхищение подкупало, его ухаживание, легкое, ненавязчивое, грело мое женское самолюбие, его остроумие и искрометность мысли удивляли.
Болтать с ним и разрешать всякие философские вопросы было одно удовольствие. Реакция на юмор бурная, быстрая и шумная - он раскатисто смеялся и все время восторгался:
- Откуда в вас это поразительное чувство юмора? Ваши афоризмы надо записывать, а потом издавать отдельной книгой.
И часто записывал. Но если бы в нем были только эти достоинства, то не о чем было бы и писать, да еще вспоминать "Болеро" Равеля. Он был явно влюблен в меня, но как-то по-своему, как бы наполовину. А я не умею наполовину, я желала все или ничего.
- Мой друг, мне всегда мало. Лучше бы все! На этом я и погорела, так как будучи женщиной, уверенной в себе, я решила, что очень быстро и без потерь покорю и эту вершину. Случай представился сам собой. Слушайте и не судите строго меня, тогда еще молодую!
Мы уехали в поселок Иваньково зимой.
Я взяла с собой лыжи и отправилась со своей группой в пять человек на практику в сельхозтехникуме. Всех нас поселили в одном доме. Там была красивая изразцовая печь, и, уютно прислонившись к ее теплому боку, я фантазировала, как, придя вечером с прогулки, он обязательно поцелует меня около этой самой печки. Где ж еще и целовать-то?
И я ждала у этой печки, чтобы почувствовать этот первый его поцелуй...
А он почему-то не поцеловал меня ни в этот, ни в другой вечер. И теперь, когда о чем-нибудь уж очень размечтаюсь, я вспоминаю этот несостоявшийся поцелуй у печки. Да, мы бегали на лыжах, мы резвились на снегу, как малые дети, он сочинял стихи и записывал мои афоризмы, мы пили чай и ели борщ, его глаза уже любили меня, но поцелуя так и не было. И я обиделась! Я иногда еще обижалась, забывая, что умные люди не обижаются - умные люди делают выводы.
Через день, с "первой лошадью", в шесть утра я сбежала в Москву.
- Если б не ваши ужимки и прыжки в сторону Москвы, мы бы провели в Иваньково еще несколько чудных дней, - сказал он мне после очередного семинара.
- Мой друг, теперь самое трудное для меня. Началась длительная платоническая любовь.
Он читал мне Пушкина, а я все переводила на себя. Мы ходили в консерваторию и возбужденные прощались около дома. Мы ходили вечерами в Тимирязевский лес, объяснялись в любви и оставались непорочными. Много раз мы оставались вдвоем, в глазах и руках была любовь, а поцелуя все не было. Как же я желала этого поцелуя! Потому что поцелуй объяснил бы все - и его расположение ко мне, и мою тягу к нему. Но не было поцелуя, а были сладкая мука томления и мечты. Фантазии не давали мне покоя, сон не шел. Я не могу сказать, что я любила, скорее, сходила с ума от непризнания моих женских достоинств.
Мне страстно хотелось узнать его в постели, так как он любил и умел рассказывать о женщинах. Он делал это вкусно, смачно, так, что становилось завидно и возникало чувство ревности к тем женщинам, которые побывали в его руках. Он поселился в моей душе, как у себя дома.
Однажды он пригласил меня в свой родной город. Я ехала как в Мекку - свое первое паломничество я совершала к нему. Как я волновалась, спускаясь по трапу самолета!
В Москве он изображал из себя непьющего человека, и алкоголь был исключен из наших отношений, поэтому и не мог быть моим помощником в амурных делах. Не помог даже в тот злополучный вечер в Москве, когда мы были вдвоем у меня дома, горели свечи и отражались огоньки в его глазах. И звучала прекрасная музыка "Болеро" Равеля. Ритм завораживал и возбуждал, и мелодия очень сексуальна. Мы танцевали, крепко сцепившись руками, не отрывая друг от друга страстного взгляда... "Ну! Ну! - мысленно приказывала я ему. - Неужели непонятно, что мое желание достигло апогея!"
"Сейчас мы бросимся на постель. Он разденет меня, я раздену его. И мы... " - размечталась я.
И вдруг:
- Ну ладно, я пойду, а то общежитие закроют. Пока! - И он выскользнул в дверь, не попрощавшись.
Ну что я могла поделать? Конечно - импо! Импотент несчастный! Если уж такая музыка не помогла, значит, все безнадежно. И я решила отступить. Бывает и такое в жизни.
Вдруг приглашение приехать: "соскучился", "приезжайте", "хочу видеть"...
И вот мы сидим в компании его друга и пьем... нет, даже не водку, а спирт. И он пьет. И становится вдруг необыкновенно нежным, раскованным.
- Вперед, - говорит он, - едем ко мне, чтобы нам никто не мешал. Я хочу тебя! Хочу тебя, понимаешь? - вдруг перешел он на "ты".
- Нет! - вдруг останавливаю его я.
- Но почему? Разве ты этого не хотела всегда? - удивился он.
- Я боюсь секса. Я боюсь его и зависимости от него. Кто-то из нас будет обязательно зависим.
- Объясни! - попросил он.
- Знаешь, если ты окажешься сильным мужчиной, то в зависимость от тебя попадаю я, буду бегать за тобой, как собачка. А если слабым, то ты становишься зависимым от меня.
- Мой друг, мне тогда казалось это очень оригинальным моим открытием...
- Я согласен быть слабым, только поехали ко мне.
И мы укатили, пьяные и от любви, и от спирта.
Вид его жилища поверг меня в уныние: посреди пустой комнаты стояла одинокая железная кровать для одного человека. Он быстро разделся, походил передо мной голый, улегся, сложил руки на груди:
- Чего ты не раздеваешься? Ложись! - и он указал на крохотный остаток места.
- Спа-си-бо ! - процедила я. - Я не привыкла сама раздеваться. И вообще! Я не лягу! Я буду читать стихи!
- Ну как хочешь! - равнодушно ответил он и повернулся на бок, чтобы сладко заснуть.
Мне хотелось растормошить его, крикнуть: "Где же твои руки художника, где же твои ласки, поцелуи? Я что - дополнительное одеяло на твоей кровати? Негодяй! Алкоголик! Дрянь! "
Ночь была на дворе, деваться было некуда. И я стала читать стихи. Но сколько можно читать? Сон сморил меня, я притулилась подле него на этой железяке одетая и дрожала от холода до самого утра.
Он лежал - молодой, загорелый - и безмятежно спал. Ух, как я его ненавидела в тот момент! Ничего мне от него не надо, только бы утра дождаться и в Москву, в Москву. Все! Привет!
Утром, перескочив через меня, бодрый и веселый, он отправился на работу. А я принялась наводить порядок. Тут в дверь постучали. На пороге - красивая молодая женщина:
- Здрасьте! Скажите, вы здесь одна? А где он?
- Нет его. Он на работе.
- А я хотела его видеть, мы так давно не виделись. Знаете, я так его люблю!
- Оставайтесь. Он скоро будет. Хотите чаю?
- Хочу!
Пьем чай. Она принимает меня за домработницу и откровенно рассказывает о своем с ним знакомстве. Он появляется на пороге. Ужас вместе с изумлением на его лице. Отупел. Молчит. Боится. Не знает, что делать, она тоже. Выручаю я, поняв, что девушка пришла отдаться. И он, видно, не против. Я сказала, что меня дела ждут. И ушла.
- Вы понимаете, мой друг, на этой "охоте" я терпела поражение за поражением, и надо было как-то держать марку!
Вечером он спросил меня недоуменно:
- Что ты за женщина, не понимаю. Как ты могла так спокойно согласиться? Как?
- Просто мне вполне хватает твоей верхней половины, а нижняя пусть достается кому угодно, - съязвила я.
"Сорвалась рыбка с крючка, чего ж теперь! - подумала я. - Значит, этот роман останется неоконченным". И уехала в Москву.
Прошло много-много лет. Мой друг остепенился, женился, и родились у него две дочки. И стал он примерным отцом-семьянином.
Однажды я приехала в его город на гастроли. Жила в гостинице и решила найти его и узнать, счастлив ли он. Адрес у меня давно был - переписка между нами все-таки существовала. Это был новый район, водитель проклинал, когда вез меня. Дверь открыла миловидная женщина, рядом с ней выросли головки двух девочек. Потом появился он, ничуть не удивившись: