- Я - дамский угодник.
Слова, как кружева, плелись им искусно и весьма успешно. А главное, искренне. И не подкопаешься, и не обвинишь в нечестности.
- "Ты пришла" - эту песню я посвящаю тебе. "Ты пришла и останешься со мной навсегда..."
А песня "Нужен очень" стала нашим гимном. "Нужен очень, нужен очень я тебе", - в финале он вставал передо мной на колени под овацию зала и мое невольное одобрение и смущение. Радостно было и в то же время стыдно. Удивительный дуэт зрелости и юности - но только по паспорту. Потому что в жизни роли часто менялись, и он становился моим учителем, я - послушной ученицей. Особенно в музыке, когда я не могла взять верную ноту.
А как приятно стоять у рояля и просто смотреть на его руки, как они, быстро и легко перебирая пальцами клавиши, извлекали потрясающие звуки.
- Мальчишка, а как играет! Какой мастер и какой прекрасный аранжировщик мелодий, импровизатор, фантазер, умеющий расцветить любую мелодию, чтоб она заиграла, как драгоценный камень!
Наша духовная дружба подкреплялась и совместным творчеством. Он задумал помочь сделать мне сольный концерт, где я проявила бы себя в полной мере.
Идея пришла, на мой взгляд, гениальная: моноспектакль "Грезы любви" стихи Марины Цветаевой и классическая музыка. Работа над ним в течение двух месяцев превратилась в пролонгированный духовный секс. Достаточно и сейчас посмотреть нотный альбом, чтобы увидеть пометки, сделанные его рукой: "кончаем вместе". Этот "оргазм" наступал, когда музыка и стихи сливались и заканчивались одновременно. Надо было так рассчитать ритм стиха и темп музыки, чтобы попасть в унисон.
Стихов Цветаевой я выписала так много, что их хватило бы на целых три спектакля. Я пыталась, и небезуспешно, объясниться в своих чувствах. И это получилось. Мне даже было стыдно читать некоторые стихи: в них звучала откровенная эротика, вся поэзия Цветаевой сексуальна. За каждой строкой угадывается ее мятеж, ее страсть, ее неизбывное чувство любви.
Цветаева нас венчала, благославляя на творческие подвиги во имя любви. И работа шла успешно. Мы вместе преодолевали трудности: не было рояля - мы бегали по всей Москве в поисках его, кто куда пустит, и репетировали то на фабрике "Красный Октябрь", то в Музее Островского, то в радиокомитете и только потом - в Политехническом музее. Духовная энергия переливалась от меня к нему и от него ко мне. Я читала Цветаеву страстно, отождествляя героя ее любви с моим другом. Он же, слушая стихи, перебирал в своем музыкальном компьютере мелодии и тут же предлагал одну из них, всегда точно попадая в ритм стиха, в его настроение и тональность. Это было само по себе искусство. И на каждую репетицию мы бежали, как на любовное свидание.
И навряд ли мы смогли бы выразить свои чувства так, как интерпретировали их через поэзию Марины Цветаевой и музыку Бетховена, Шопена, Рахманинова, Свиридова.
Однажды я спросила, могу ли полностью идентифицировать его с героем спектакля, и получила утвердительный ответ. Но вторая часть спектакля была как развод, как разрыв, как обвинение всему мужскому роду, и он испугался. Не захотел быть ответчиком за всех. И я читала потом вообще, не кивая в его сторону, дабы пощадить его самолюбие.
У нас сложились такие нежные, теплые отношения, что мы ощущали себя семьей. Он приезжал обедать, ужинать и даже завтракать. Ночевать всегда уезжал домой, к моему великому удовольствию. Почему? Потому что выдержать этот прессинг было довольно сложно. Но после любой светской вылазки, разъехавшись по домам на разных машинах, хотелось тут же позвонить и сказать пару приятных слов на ночь.
- Любимая! Как хорошо, что я встретил тебя. Моя душа открыта. Я один, совсем один, у меня никого, кроме тебя, нет. Будь со мной. Не покидай. Не предавай. Я люблю тебя! Люблю!
Я тоже звонила:
- Ворота моей души открыты, заезжай, располагайся! Вместе можно многое сделать, все преодолеть, всегда быть в творчестве.
Мы никак не могли наговориться. Я просила, чтобы он мне больше рассказывал о композиторах, так как он музыковед-теоретик. А я рассказывала свою жизнь. Слушал он внимательно:
- С тобой все интересно! Где ты - там жизнь!
Говорят, что мужчина и женщина переходят на "ты" только тогда, когда хоть раз спали вместе. У нас была постепенная метаморфоза: сначала "Лида", "Вы", потом - "Лидочка", "ты". И, как ни странно, нас сближало наше непомерное возрастное расстояние. Он шутил, когда я называла дату какого-нибудь моего личного события:
- Меня еще на свете не было, а ты уже замуж вышла!
В общем, души все больше срастались, глаза любили, а руки не расцеплялись. Так и плыли мы в своей любовной лодке: "Мне океан твоей любви не переплыть" (из его песни).
Я положила на алтарь любви свое сердце. И до того влюбилась в его говорящее красивое лицо, что не могла от него оторваться - я пила его, ела, хотела! Аппетит у меня пропал, есть я не могла совсем. Садилась рядом и смотрела, как он ест, а сама не могла проглотить даже кусочка, физиологически не могла, как будто кто отключил мою систему питания.
Нас сравнивали то с Есениным и Айседорой Дункан, то с Шопеном и Жорж Санд, - парами, идущими против течения, бросившими вызов обществу. А мы были самодостаточны и не слишком печалились по этому поводу.
Нам очень хотелось репетировать дома. Пианино было у дочери. Мечтали перевезти его ко мне и устроить настоящий домашний музыкальный салон. Пианино привезли, он пришел посмотреть, как оно выглядит. Сыграв немного, сказал, что на ненастроенном инструменте играть нельзя - это вредно для слуха, - и закрыл крышку. Потом приехал настройщик, все наладил. А пианист и с ч е з!
Однажды он позвонил и сказал:
- Нам надо расстаться навсегда...
...Потянулись долгие месяцы вынужденной разлуки. Преодоления себя. Возвращения к прежнему образу жизни. Тоскливого ожидания чего-то. И невозможности встречи или телефонного звонка. Полный психологический вакуум, и мое человеческое бессилие, и безумная женская обида.
Легкомыслие! - Милый грех,
Милый спутник и враг мой милый!
Ты в глаза мои вбрызнул смех,
Ты мазурку мне вбрызнул в жилы!
Научил не хранить кольца,
С кем бы жизнь меня ни венчала!
Начинать наугад с конца,
И кончать еще до начала.
Быть как стебель и быть как сталь
В жизни, где мы так мало можем...
- Шоколадом лечить печаль,
И смеяться в лицо прохожим.
ДУРМАН
Девять месяцев - это беременность. За это время мог родиться ребенок - сын или дочь. Недаром "Экспресс-газета" поиздевалась над нами, подписав под одной из фотографий, где мы сняты вдвоем в одной большой красной кофте: "У нас еще будет маленький".
Как все это далеко теперь от нас - в той, первой серии фильма под названием "Люблю... и больше ничего".
Первая серия кончилась телефонным звонком: "Нам нужно расстаться навсегда..." - без объяснения причин. И девять месяцев немой тоски, жуткой неопределенности и любви вопреки всему. И только один вопрос - почему? почему? почему? И собственная фантазия, рисующая одну картину страшнее другой. Только усилием воли я заставляла себя работать в прежнем ритме - писала, выступала, пела.
Себя ощущала чеховской чайкой, подстреленной на самой высоте полета. Так и жила с одним подбитым крылом. Почему-то сразу поверила, что ушел навсегда, и не мечтала и не ждала его возвращения, пытаясь привыкнуть к жизни без него.
Сейчас, когда знаю причину его ухода, когда знаю уже так много, что вполне хватило бы, чтобы разлюбить, выкинуть его из сердца и вычеркнуть из памяти, я сознательно закрываю один глаз, чтобы не видеть очевидного, - что он никого не любит, кроме себя, - и продолжаю его любить - трепетно вслушиваясь в звуки его голоса, всматриваясь в его бездонные красивые глаза, окуриваясь дымом его сигарет и обволакиваясь мужским обаянием.
Любовь, похожая на сон,
Сердец печальный перезвон,
Твое волшебное "люблю"
Я тихим эхом повторю.
Это название второй серии - "Любовь, похожая на сон", начало которой положил ночной звонок, настолько неожиданный для меня, что я попросила представиться, не узнав его голоса.
- Поздравляю с годовщиной нашей встречи - 6 сентября! Скучаю! Прошу простить! Люблю! Помню каждый наш день! Все время думаю о тебе! Моя душа осталась с тобой в той нашей жизни! Сейчас живу кисло...
Дело даже не в словах, которые он говорил, а в том, как сразу включил меня, будто в электрическую сеть. И я, как заводная игрушка, которая движется по желанию хозяина, застрекотала, заволновалась, пришла в движение... словно и не было этой "беременной" разлуки. Я ожила. Я снова слышала его голос и уже опять любила эти его низкие нотки поставленного баритона. Голова моя горела, в окно светила какая-то безумная луна, свет я не зажигала, и все это было как-то неправдоподобно, нереально.
Я разговариваю с ним и отчаянно боюсь, что сейчас это кончится и я снова потеряю его навсегда.
- Ты видишь, я не выдержал первый, и я тебе звоню, - сказал он.
- Позвонил раз, позвонишь и два, - ответила я уже уверенным голосом женщины-королевы, которой возвратили былое величие и снова надели на голову корону.
Я даже телефона не спросила и не поддалась на провокацию: "Хочешь, я к тебе сейчас прибегу, я теперь живу рядом с тобой, и телефон новый?"
- Нет, не хочу, - ответила я.
- Ну, хорошо, спасибо тебе за то, что ты меня не послала ко всем чертям, прости меня еще раз, я очень тебя люблю.
А мне уже вполне достаточно этого ночного звонка, и, положив трубку, я чувствовала, что взлетаю...
Прошло десять дней после звонка - и вот "заблудший сын" на пороге. В дверь он не стучал, не звонил, а скребся, как скребутся коты, когда просятся в дом, нагулявшись на воле.
Очень страшно было открывать - что я там увижу? Но увидела его, повзрослевшего, возмужавшего и еще более красивого, чем прежде.
- Ну, здравствуй, "живейшая из жен", - и он протянул свои руки, чтобы заключить меня в объятия. - Как же я мечтал об этом моменте! Неужели я тебя вижу?
Я тихо сидела в углу, чистила картошку и тоже не верила в реальность происходящего. Любуясь им издалека, я думала: "Как же красив, проклятый!" - и глоток за глотком снова выпивала этот сладкий яд - Любовь.
Он курил, затягиваясь дымом, втягивая щеки и прищуривая один глаз, и смотрел, смотрел:
- Как много вокруг красивых молодых женщин, но есть самая красивая и самая молодая - это ты, моя любимая Лидочка! Ты же видишь, мы еще и не пили, но я уже пьян от любви. От тебя исходят какие-то волны, мягкие и нежные, я их принимаю и в ответ посылаю свои волны нежности и обожания. Ты просто сиди и жарь мою любимую картошку, это твое приворотное зелье, а я буду любоваться тобой.
А потом он сел к пианино, а я встала так, чтобы смотреть ему в глаза. Он не смотрит на клавиши, он смотрит в глаза своей жертве, которая без сопротивления, с наслаждением слушает музыку и подчиняется его воле и буквально втягивается в какую-то невидимую воронку, и та засасывает, как болото, и только руки напоминают о том, что когда-то это была гордая, волевая женщина, сейчас превратившаяся в воспоминание. А потом музыка подхватывает нас, и, взявшись за руки, мы несемся в космическом пространстве, ощущая скорость ветра и немыслимое, нечеловеческое наслаждение. Не хочется возвращаться на землю из этого путешествия - так бы и парить вместе вечно!
- Лидочка, ты знаешь, нам не страшна разлука, мы повенчаны космосом, мы вечные теперь, понимаешь?
Как же мне не понять, когда я чувствую, что нами все время кто-то управляет! Астролог сказала, что это мощная планета праздника - Юпитер. В прошлом году, когда мы встретились, Юпитер вошел в Солнце и в наши души закатилась, как солнце, Любовь. А в этом году Юпитер "сел" на Уран, а Уран вошел в знак Рыбы, и вместе они запрограммировали его возвращение. А со мной космические мои учителя сотворили такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать: сначала они меня "уронили" - я сломала правую стопу, потом диабет случился, потом операция, в общем, все лето в больницах.
Недаром говорят, что любовью не шутят, да и не до шуток теперь, когда утром тебя будит звонок и любовный поток изливается на голову, а ночью нежное прощание.
Почему же он приходит и уходит? Уходит домой, как будто его там ждут дети и сварливая жена. Почему? Потому, что "удавка", а удавки бывают разные. У него "телефонная удавка", он должен в определенное время быть дома у телефона...
Это случилось давно и считается ошибкой молодости, а теперь, привыкнув к комфорту, уже и расставаться с ним страшно. Красиво жить не запретишь - только одни это право зарабатывают собственным трудом и напряжением, другие продают свою свободу. И кажется, что вот оно и есть счастье - "материально я обеспечен", ан нет, наступает минуточка, а с нею и прозрение, что это не свобода, а добровольная тюрьма, пожизненное заключение. Обычно женщин берут на содержание, и это понятно - слабый пол. Но мужчина, молодой, красивый, полный сил и энергии, усаживается на цепь и караулит самого себя, чтоб не украли?!. Когда хозяйка уезжает, так хочется побегать на воле, погулять без ошейника по чужим дворам, вдохнуть воздуха свободы и вольного счастья, хотя и ворованного, но уж очень желанного.
Господи, ну при чем же здесь я? Мирная, большая, не худая, не молодая женщина, по возрасту вполне могла бы быть его бабушкой. Почему мне снова выпало испытание любовью? Почему при звуке его голоса по телефону у меня мурашки бегают по спине, а при встрече коленки подгибаются?
- Жди меня! Жди всегда! Жди, и я приду к тебе, я буду возвращаться каждый раз вопреки всему. Ты моя вечная жена, - повторяет он мне как заклинание.
Если я буду только ждать, глядя с балкона в его сторону, кто же будет за меня работать? И творить? И петь? И танцевать? И вообще изучать жизнь, и черпать ее пригоршнями, и радоваться ей бесконечно, не посягая на чужой кусок, не верша зла, а творя добро? Не скрою, я испытываю к нему амбивалентные чувства, то есть люблю и ненавижу одновременно. Ну и что из этого? Надо гордо отвернуться? Бросить? А если это последняя любовь?
Хорошо рассуждать моим умным подругам, которые находятся в холодном состоянии души и трезвой памяти. Они не видят его глаз, не знают его рук, не ощущают вкуса поцелуев. Они требуют, чтобы я вернулась к себе самой, к своей жизни и работе. Я пытаюсь оправдываться и сваливаю всю вину на Юпитера, который пришел, а потом ушел.
- Да брось ты, не вмешивайте вы в свои отношения Юпитера! - сказала одна из них.
Тут и без Юпитера хватает. Как вам понравятся такие его размышления:
- Ты понимаешь, мне все время тебя мало. Только уйду, и уже снова к тебе тянет. Я как та мышка, к которой присоединили проводочки и дали клавишу, на которую можно нажимать. От разряда электрического тока она получает наслаждение - чем чаще нажимает клавишу, тем больше удовольствия испытывает. Но при этом она разрушает себя физически. И все равно нажимает, и в конце концов погибает от радости, которую не смогла пережить. Так и я погибну, любя тебя и желая все большего удовольствия от общения с тобой.
- Что же нам делать? - спрашиваю я.
- Не знаю, - отвечает, - только чувствую, что мне придется раздвоиться, вы разорвете меня скоро на две части. Как жаль, что еще не налажено клонирование...
Однако дни проходят за днями, ничего не происходит, только он ходит на работу, а я его жду с обедом. И это такое удовольствие для меня, как, впрочем, и для него:
- Ты знаешь, меня никто и никогда не ждал с работы. Ты первая, и это необыкновенно приятно.
- Так бы вот и жить, сквозь годы мчась, - заключаю я.
- Почему я "летаю" только с тобой? И куда мы улетим в конце концов?
- Ладно. Ты лучше кушай, никого не слушай, - и подвигаю ему тарелку с жареной картошкой по-белорусски, с чесноком.
Он сначала обнюхивает еду, как собачка, потом пробует на вкус, потом набрасывается, ест с жадностью, закатывая глаза от удовольствия, потом кладет вилку и притягивает меня к себе - целует еще маслеными и потому теплыми и мягкими губами. Магия какая-то! Блаженно, хорошо, легко на душе. И если я привораживаю его своей картошкой, то он меня - своими поцелуями. Всегда неожиданными и всегда разными: то по-детски непосредственными, то благодарными и ласковыми, а то сугубо мужскими, означающими только одно - страсть. И от этих поцелуев я выпадаю в осадок - я чувствую, как по всему телу пробегает судорога и кончается там, где-то внизу, и я вдруг оживаю, пробуждается желание, кружится голова от невозможности реализовать его тут же.
- Ты, пожалуйста, меня так больше не целуй, это вредно для диабета, говорю я, а сама еще плохо дышу, от такого поцелуя дыхание сбивается.
Во какие дела творятся с женщиной на шестьдесят четвертом году жизни! Всего сорок лет, четыре поколения, отделяют нас друг от друга. Тут одно из двух: или я очень молодая, или он очень старый. Так или иначе, нам вместе безумно хорошо: то он становится приемником моих сигналов, то я, наоборот, становлюсь его приемщицей, и мы без слов понимаем друг друга.
РАЗЛУКА ДЛЯ ЛЮБВИ - ЧТО ВЕТЕР ДЛЯ ОГНЯ
...Сегодня уже тринадцатый день в разлуке. Мы не видимся. Только звонки, и то изредка.
А два дня нет и звонков, даже на автоответчике нет ничего. Хотя в воскресенье вместо его заинтересованного внимания я нашла только: "Позвонить не смогу. Жди".
И я жду и жду - и буду ждать столько, сколько нужно, потому как мыслями и душой я остаюсь с ним. А сцена, на которую он так рвался и к которой теперь охладел, остается со мной. И вчера судьба послала мне знакомство с новым, очень хорошим пианистом, профессионалом.
Когда я услышала, как он провел рукой по клавишам, я подумала - здорово! Почти как Андрей! Подошла к нему и нагло сказала: "У меня к вам претензий нет". Он рассмеялся, и мы прекрасно "сбацали" весь концерт без репетиции.
И я уже помахала рукой своей мечте работать с Андреем. В конце концов свет клином не сошелся, и я не могу вырвать его из домашнего добровольного плена, несмотря на все его слова, которым хочется верить:
- Я люблю тебя очень. Меня к тебе просто тащит, тянет, как к магниту, я ничего не могу с собой поделать, но она меня держит деньгами.
Здесь я не конкурент - у меня денег нет. Есть одна любовь и картошка: заказала из деревни не для себя - для него. Надеюсь, что мы съедим и этот второй мешок вместе. В прошлом году, когда кончился первый, он сказал, что с получки купит. Но забыл!
- Знаешь, как противно, когда ничего не можешь позволить себе, считаешь каждую копейку.
Знаю, как же мне не знать, я всегда живу в кредит, но не унываю, так как ни от кого не зависима. Сама!
Очень интересное состояние у меня сейчас: его нет рядом со мной физически, а мне все равно хорошо оттого, что в принципе он есть. "Раненое крыло" мое заживает, настроение боевое - пою! В "Ударнике" провела два часа на сцене, выступая перед пожилыми людьми, - легкость и радость и в общении, и в танце, снова обрела уверенность, что земной шар вертится вокруг меня! И вернул ее мне он, залечив подбитое им же крыло. И на том спасибо. А что касается нашего классического треугольника, то свою голову не приставишь и не объяснишь его даме, что люди встречаются и влюбляются не нарочно, а по воле неба. И ничего с этим поделать нельзя. А собственность в любви - вещь ненадежная, сколько ни вкладывай, они все равно уходят, и он уйдет - не ко мне, так к другой. Жить на телефонной привязи нельзя.
Только я не могу его разлюбить по заказу - само разлюбится, придет время. Если уж любимого второго мужа разлюбила окончательно и бесповоротно, то и Андрюшу со временем разлюблю, дайте только срок. Терпела же я его коварное исчезновение девять месяцев!
Теперь он говорит, что это она его заставила сказать: "Нам надо расстаться навсегда..."
Вполне допускаю, но где же Мужчина? Или это домашняя собачка, которая заискивающе смотрит на хозяйку? Коварство прошлогоднего злодеяния еще до конца не раскрыто - я делаю вид, что забыла, хотя я все помню. И больше всего ненавижу два чувства - унижение и неопределенность, в которых он заставил меня пребывать почти год. "А ларчик просто открывался" - женщина! Женщина, которая любит и вкладывает в него, как в надежный банк, считая, что это сработает. И срабатывает. Он стонет мне по телефону, что не сможет ее бросить, что она будет несчастна без него, что его мучают угрызения совести, она столько денег на него истратила, возила его за границу, и вообще...
- Я тебе, кажется, говорил, что я ее тоже люблю...
А как же не любить-то? У меня нет бабской ревности, я могу пережить и еще нескольких женщин, я только не понимаю любви, которая приносит любимому столько страданий. Как же надо задурить человека, чтобы он боялся даже позвонить мне! Но его приход, вернее, побег ко мне, должен быть только его решением. Лично я не хотела бы брать на себя ответственность за это. Пусть созреет сам.
Хотя, честно сказать, эксперимент мы уже провели - когда мы вместе, мы способны не только на большую любовь, но и на большие глупости. К примеру, он просил узнать, как нам можно по-быстрому пожениться. По телефону сказал:
- Я тебе делаю предложение выйти за меня замуж, конечно, если твои родственники не возражают!
А чего им возражать-то - будет новый молодой дедушка, вот и все, и отец тридцатидевятилетней дочки. В загсе сказали, что расписаться можно уже через месяц, если мы не настаиваем на субботе. Потом, конечно, он испугался, ретировался, поджав хвост, но не о нем речь, а обо мне. Я что, действительно хочу замуж? Вообще? Или именно за него? И чтобы кто-то мельтешил все время перед глазами? Или чтобы все спрашивали: "Это ваш сын?" - "Внук!" - отвечала бы я.
Как умело он дергает за эту веревочку - замуж! Да с ума сойдешь от него через неделю. Сгоришь!
Откровенно говоря, безумно хочется только отдельных фрагментов замужества: встречать человека с работы, кормить его, - мы уже немного поиграли в эту игру. Я приспосабливалась к его сменам, когда он работал концертмейстером в театре "Кремлевский балет", и если эта смена была с одиннадцати до трех, то я уже никуда и не уходила по своим делам, а готовила еду и начинала за час до его прихода волноваться: как бы чего не случилось (машина, здоровье, да мало ли еще что бывает с человеком - кирпич упал на голову, не дай Бог)!
Кормить мужчин - мое хобби. А его особенно - благодарный и жадный ценитель моей кулинарии. Но еще ни разу я ему не устраивала банкетов. Может, когда-нибудь устрою! У меня это ловко получается.
Я Вас люблю всю жизнь и каждый день.
Вы надо мною как большая тень,
Как древний дым полярных деревень.
Я Вас люблю всю жизнь и каждый час.
Но мне не надо Ваших губ и глаз.
Все началось и кончилось - без Вас.
В "ПОДПОЛЬЕ"
- Это ты? - раздался голос в телефонной трубке.
Голос, от которого сразу становится жарко и весело. Детские нотки, уж сколько раз просила: "Добавь низы, пусть будет голос взрослого мужчины все-таки скоро уже двадцать четыре года, возраст зрелости и свершений!"
- Лидочка, дорогая, я больше не могу ждать и завтра приду к тебе на тайное свидание. Ты только жди, прошу тебя, жди меня всегда - я приду к тебе обязательно, потому что люблю, несмотря ни на что и вопреки всему.
- Жду, жду, как Ярославна на путивльской стене, приходи.
- У меня просьба: пожалуйста, жареной картошечки с луком, сделаешь, а?
- Ты еще сомневаешься? Для тебя и с луком, и с чесноком, и просто так. Мне ничего не жалко, потому что люблю!
И этот день после двухнедельной разлуки показался необыкновенно летним, хотя было 8 сентября 1999 года. До конца тысячелетия всего ничего, а мы как дети веселимся на моем балконе. Солнце светит, тепло, сиреневый флаг развевается, цветок кактуса, ждавший его, чтобы раскрыть свой могучий красный бутон именно в этот день, и Он, прекрасный, как изваяние, сияющий улыбкой, излучающей любовь, и обнимающий меня на глазах всего изумленного человечества. Кра-со-та!
- Идем на наше место, - просит он, и мы приходим на кухню, где скромно, но со вкусом уже накрыт стол: овощи, грибы, картошка, жаренная с луком и без лука, и он достает из сумки "Гжелку", крупный виноград, и пир начинается.
- Давай нальем в "наши" стаканчики сразу по семьдесят пять граммов?
- Давай!
- Давай сегодня говорить только о любви!
- Давай!
- Давай выпьем за то, чтобы любить друг друга!
- Давай!
- Знаешь, мне ни с кем не пьется и не естся, давай проверим с тобой!
- Давай!
И мы залпом выпиваем, занюхиваем мягким черным хлебом и закусываем сначала соленым огурчиком, потом свежим, потом грибами.
- Как пошла, а! Божественно! - восторженно восклицает он.
- Здорово! - заключаю я.
Придумай что-нибудь,
Придумай что-нибудь,
Ну придумай что-нибудь,
Чтобы мы вместе были!
- Придумай, придумай, ты же умная, - говорит он.
А что я могу придумать? Уж сколько в кино и в театре было потрясающих трагедий, связанных именно с классическим треугольником. И велико было искушение - вывести из строя, из игры соперника/соперницу. И всегда это кончалось плохо. Поэтому я предлагаю терпеть, жизнь сама как-нибудь все расставит на свои места. Когда мне будет девяносто четыре, Андрею будет уже пятьдесят четыре года! Вот и сравняемся!
Слова, как кружева, плелись им искусно и весьма успешно. А главное, искренне. И не подкопаешься, и не обвинишь в нечестности.
- "Ты пришла" - эту песню я посвящаю тебе. "Ты пришла и останешься со мной навсегда..."
А песня "Нужен очень" стала нашим гимном. "Нужен очень, нужен очень я тебе", - в финале он вставал передо мной на колени под овацию зала и мое невольное одобрение и смущение. Радостно было и в то же время стыдно. Удивительный дуэт зрелости и юности - но только по паспорту. Потому что в жизни роли часто менялись, и он становился моим учителем, я - послушной ученицей. Особенно в музыке, когда я не могла взять верную ноту.
А как приятно стоять у рояля и просто смотреть на его руки, как они, быстро и легко перебирая пальцами клавиши, извлекали потрясающие звуки.
- Мальчишка, а как играет! Какой мастер и какой прекрасный аранжировщик мелодий, импровизатор, фантазер, умеющий расцветить любую мелодию, чтоб она заиграла, как драгоценный камень!
Наша духовная дружба подкреплялась и совместным творчеством. Он задумал помочь сделать мне сольный концерт, где я проявила бы себя в полной мере.
Идея пришла, на мой взгляд, гениальная: моноспектакль "Грезы любви" стихи Марины Цветаевой и классическая музыка. Работа над ним в течение двух месяцев превратилась в пролонгированный духовный секс. Достаточно и сейчас посмотреть нотный альбом, чтобы увидеть пометки, сделанные его рукой: "кончаем вместе". Этот "оргазм" наступал, когда музыка и стихи сливались и заканчивались одновременно. Надо было так рассчитать ритм стиха и темп музыки, чтобы попасть в унисон.
Стихов Цветаевой я выписала так много, что их хватило бы на целых три спектакля. Я пыталась, и небезуспешно, объясниться в своих чувствах. И это получилось. Мне даже было стыдно читать некоторые стихи: в них звучала откровенная эротика, вся поэзия Цветаевой сексуальна. За каждой строкой угадывается ее мятеж, ее страсть, ее неизбывное чувство любви.
Цветаева нас венчала, благославляя на творческие подвиги во имя любви. И работа шла успешно. Мы вместе преодолевали трудности: не было рояля - мы бегали по всей Москве в поисках его, кто куда пустит, и репетировали то на фабрике "Красный Октябрь", то в Музее Островского, то в радиокомитете и только потом - в Политехническом музее. Духовная энергия переливалась от меня к нему и от него ко мне. Я читала Цветаеву страстно, отождествляя героя ее любви с моим другом. Он же, слушая стихи, перебирал в своем музыкальном компьютере мелодии и тут же предлагал одну из них, всегда точно попадая в ритм стиха, в его настроение и тональность. Это было само по себе искусство. И на каждую репетицию мы бежали, как на любовное свидание.
И навряд ли мы смогли бы выразить свои чувства так, как интерпретировали их через поэзию Марины Цветаевой и музыку Бетховена, Шопена, Рахманинова, Свиридова.
Однажды я спросила, могу ли полностью идентифицировать его с героем спектакля, и получила утвердительный ответ. Но вторая часть спектакля была как развод, как разрыв, как обвинение всему мужскому роду, и он испугался. Не захотел быть ответчиком за всех. И я читала потом вообще, не кивая в его сторону, дабы пощадить его самолюбие.
У нас сложились такие нежные, теплые отношения, что мы ощущали себя семьей. Он приезжал обедать, ужинать и даже завтракать. Ночевать всегда уезжал домой, к моему великому удовольствию. Почему? Потому что выдержать этот прессинг было довольно сложно. Но после любой светской вылазки, разъехавшись по домам на разных машинах, хотелось тут же позвонить и сказать пару приятных слов на ночь.
- Любимая! Как хорошо, что я встретил тебя. Моя душа открыта. Я один, совсем один, у меня никого, кроме тебя, нет. Будь со мной. Не покидай. Не предавай. Я люблю тебя! Люблю!
Я тоже звонила:
- Ворота моей души открыты, заезжай, располагайся! Вместе можно многое сделать, все преодолеть, всегда быть в творчестве.
Мы никак не могли наговориться. Я просила, чтобы он мне больше рассказывал о композиторах, так как он музыковед-теоретик. А я рассказывала свою жизнь. Слушал он внимательно:
- С тобой все интересно! Где ты - там жизнь!
Говорят, что мужчина и женщина переходят на "ты" только тогда, когда хоть раз спали вместе. У нас была постепенная метаморфоза: сначала "Лида", "Вы", потом - "Лидочка", "ты". И, как ни странно, нас сближало наше непомерное возрастное расстояние. Он шутил, когда я называла дату какого-нибудь моего личного события:
- Меня еще на свете не было, а ты уже замуж вышла!
В общем, души все больше срастались, глаза любили, а руки не расцеплялись. Так и плыли мы в своей любовной лодке: "Мне океан твоей любви не переплыть" (из его песни).
Я положила на алтарь любви свое сердце. И до того влюбилась в его говорящее красивое лицо, что не могла от него оторваться - я пила его, ела, хотела! Аппетит у меня пропал, есть я не могла совсем. Садилась рядом и смотрела, как он ест, а сама не могла проглотить даже кусочка, физиологически не могла, как будто кто отключил мою систему питания.
Нас сравнивали то с Есениным и Айседорой Дункан, то с Шопеном и Жорж Санд, - парами, идущими против течения, бросившими вызов обществу. А мы были самодостаточны и не слишком печалились по этому поводу.
Нам очень хотелось репетировать дома. Пианино было у дочери. Мечтали перевезти его ко мне и устроить настоящий домашний музыкальный салон. Пианино привезли, он пришел посмотреть, как оно выглядит. Сыграв немного, сказал, что на ненастроенном инструменте играть нельзя - это вредно для слуха, - и закрыл крышку. Потом приехал настройщик, все наладил. А пианист и с ч е з!
Однажды он позвонил и сказал:
- Нам надо расстаться навсегда...
...Потянулись долгие месяцы вынужденной разлуки. Преодоления себя. Возвращения к прежнему образу жизни. Тоскливого ожидания чего-то. И невозможности встречи или телефонного звонка. Полный психологический вакуум, и мое человеческое бессилие, и безумная женская обида.
Легкомыслие! - Милый грех,
Милый спутник и враг мой милый!
Ты в глаза мои вбрызнул смех,
Ты мазурку мне вбрызнул в жилы!
Научил не хранить кольца,
С кем бы жизнь меня ни венчала!
Начинать наугад с конца,
И кончать еще до начала.
Быть как стебель и быть как сталь
В жизни, где мы так мало можем...
- Шоколадом лечить печаль,
И смеяться в лицо прохожим.
ДУРМАН
Девять месяцев - это беременность. За это время мог родиться ребенок - сын или дочь. Недаром "Экспресс-газета" поиздевалась над нами, подписав под одной из фотографий, где мы сняты вдвоем в одной большой красной кофте: "У нас еще будет маленький".
Как все это далеко теперь от нас - в той, первой серии фильма под названием "Люблю... и больше ничего".
Первая серия кончилась телефонным звонком: "Нам нужно расстаться навсегда..." - без объяснения причин. И девять месяцев немой тоски, жуткой неопределенности и любви вопреки всему. И только один вопрос - почему? почему? почему? И собственная фантазия, рисующая одну картину страшнее другой. Только усилием воли я заставляла себя работать в прежнем ритме - писала, выступала, пела.
Себя ощущала чеховской чайкой, подстреленной на самой высоте полета. Так и жила с одним подбитым крылом. Почему-то сразу поверила, что ушел навсегда, и не мечтала и не ждала его возвращения, пытаясь привыкнуть к жизни без него.
Сейчас, когда знаю причину его ухода, когда знаю уже так много, что вполне хватило бы, чтобы разлюбить, выкинуть его из сердца и вычеркнуть из памяти, я сознательно закрываю один глаз, чтобы не видеть очевидного, - что он никого не любит, кроме себя, - и продолжаю его любить - трепетно вслушиваясь в звуки его голоса, всматриваясь в его бездонные красивые глаза, окуриваясь дымом его сигарет и обволакиваясь мужским обаянием.
Любовь, похожая на сон,
Сердец печальный перезвон,
Твое волшебное "люблю"
Я тихим эхом повторю.
Это название второй серии - "Любовь, похожая на сон", начало которой положил ночной звонок, настолько неожиданный для меня, что я попросила представиться, не узнав его голоса.
- Поздравляю с годовщиной нашей встречи - 6 сентября! Скучаю! Прошу простить! Люблю! Помню каждый наш день! Все время думаю о тебе! Моя душа осталась с тобой в той нашей жизни! Сейчас живу кисло...
Дело даже не в словах, которые он говорил, а в том, как сразу включил меня, будто в электрическую сеть. И я, как заводная игрушка, которая движется по желанию хозяина, застрекотала, заволновалась, пришла в движение... словно и не было этой "беременной" разлуки. Я ожила. Я снова слышала его голос и уже опять любила эти его низкие нотки поставленного баритона. Голова моя горела, в окно светила какая-то безумная луна, свет я не зажигала, и все это было как-то неправдоподобно, нереально.
Я разговариваю с ним и отчаянно боюсь, что сейчас это кончится и я снова потеряю его навсегда.
- Ты видишь, я не выдержал первый, и я тебе звоню, - сказал он.
- Позвонил раз, позвонишь и два, - ответила я уже уверенным голосом женщины-королевы, которой возвратили былое величие и снова надели на голову корону.
Я даже телефона не спросила и не поддалась на провокацию: "Хочешь, я к тебе сейчас прибегу, я теперь живу рядом с тобой, и телефон новый?"
- Нет, не хочу, - ответила я.
- Ну, хорошо, спасибо тебе за то, что ты меня не послала ко всем чертям, прости меня еще раз, я очень тебя люблю.
А мне уже вполне достаточно этого ночного звонка, и, положив трубку, я чувствовала, что взлетаю...
Прошло десять дней после звонка - и вот "заблудший сын" на пороге. В дверь он не стучал, не звонил, а скребся, как скребутся коты, когда просятся в дом, нагулявшись на воле.
Очень страшно было открывать - что я там увижу? Но увидела его, повзрослевшего, возмужавшего и еще более красивого, чем прежде.
- Ну, здравствуй, "живейшая из жен", - и он протянул свои руки, чтобы заключить меня в объятия. - Как же я мечтал об этом моменте! Неужели я тебя вижу?
Я тихо сидела в углу, чистила картошку и тоже не верила в реальность происходящего. Любуясь им издалека, я думала: "Как же красив, проклятый!" - и глоток за глотком снова выпивала этот сладкий яд - Любовь.
Он курил, затягиваясь дымом, втягивая щеки и прищуривая один глаз, и смотрел, смотрел:
- Как много вокруг красивых молодых женщин, но есть самая красивая и самая молодая - это ты, моя любимая Лидочка! Ты же видишь, мы еще и не пили, но я уже пьян от любви. От тебя исходят какие-то волны, мягкие и нежные, я их принимаю и в ответ посылаю свои волны нежности и обожания. Ты просто сиди и жарь мою любимую картошку, это твое приворотное зелье, а я буду любоваться тобой.
А потом он сел к пианино, а я встала так, чтобы смотреть ему в глаза. Он не смотрит на клавиши, он смотрит в глаза своей жертве, которая без сопротивления, с наслаждением слушает музыку и подчиняется его воле и буквально втягивается в какую-то невидимую воронку, и та засасывает, как болото, и только руки напоминают о том, что когда-то это была гордая, волевая женщина, сейчас превратившаяся в воспоминание. А потом музыка подхватывает нас, и, взявшись за руки, мы несемся в космическом пространстве, ощущая скорость ветра и немыслимое, нечеловеческое наслаждение. Не хочется возвращаться на землю из этого путешествия - так бы и парить вместе вечно!
- Лидочка, ты знаешь, нам не страшна разлука, мы повенчаны космосом, мы вечные теперь, понимаешь?
Как же мне не понять, когда я чувствую, что нами все время кто-то управляет! Астролог сказала, что это мощная планета праздника - Юпитер. В прошлом году, когда мы встретились, Юпитер вошел в Солнце и в наши души закатилась, как солнце, Любовь. А в этом году Юпитер "сел" на Уран, а Уран вошел в знак Рыбы, и вместе они запрограммировали его возвращение. А со мной космические мои учителя сотворили такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать: сначала они меня "уронили" - я сломала правую стопу, потом диабет случился, потом операция, в общем, все лето в больницах.
Недаром говорят, что любовью не шутят, да и не до шуток теперь, когда утром тебя будит звонок и любовный поток изливается на голову, а ночью нежное прощание.
Почему же он приходит и уходит? Уходит домой, как будто его там ждут дети и сварливая жена. Почему? Потому, что "удавка", а удавки бывают разные. У него "телефонная удавка", он должен в определенное время быть дома у телефона...
Это случилось давно и считается ошибкой молодости, а теперь, привыкнув к комфорту, уже и расставаться с ним страшно. Красиво жить не запретишь - только одни это право зарабатывают собственным трудом и напряжением, другие продают свою свободу. И кажется, что вот оно и есть счастье - "материально я обеспечен", ан нет, наступает минуточка, а с нею и прозрение, что это не свобода, а добровольная тюрьма, пожизненное заключение. Обычно женщин берут на содержание, и это понятно - слабый пол. Но мужчина, молодой, красивый, полный сил и энергии, усаживается на цепь и караулит самого себя, чтоб не украли?!. Когда хозяйка уезжает, так хочется побегать на воле, погулять без ошейника по чужим дворам, вдохнуть воздуха свободы и вольного счастья, хотя и ворованного, но уж очень желанного.
Господи, ну при чем же здесь я? Мирная, большая, не худая, не молодая женщина, по возрасту вполне могла бы быть его бабушкой. Почему мне снова выпало испытание любовью? Почему при звуке его голоса по телефону у меня мурашки бегают по спине, а при встрече коленки подгибаются?
- Жди меня! Жди всегда! Жди, и я приду к тебе, я буду возвращаться каждый раз вопреки всему. Ты моя вечная жена, - повторяет он мне как заклинание.
Если я буду только ждать, глядя с балкона в его сторону, кто же будет за меня работать? И творить? И петь? И танцевать? И вообще изучать жизнь, и черпать ее пригоршнями, и радоваться ей бесконечно, не посягая на чужой кусок, не верша зла, а творя добро? Не скрою, я испытываю к нему амбивалентные чувства, то есть люблю и ненавижу одновременно. Ну и что из этого? Надо гордо отвернуться? Бросить? А если это последняя любовь?
Хорошо рассуждать моим умным подругам, которые находятся в холодном состоянии души и трезвой памяти. Они не видят его глаз, не знают его рук, не ощущают вкуса поцелуев. Они требуют, чтобы я вернулась к себе самой, к своей жизни и работе. Я пытаюсь оправдываться и сваливаю всю вину на Юпитера, который пришел, а потом ушел.
- Да брось ты, не вмешивайте вы в свои отношения Юпитера! - сказала одна из них.
Тут и без Юпитера хватает. Как вам понравятся такие его размышления:
- Ты понимаешь, мне все время тебя мало. Только уйду, и уже снова к тебе тянет. Я как та мышка, к которой присоединили проводочки и дали клавишу, на которую можно нажимать. От разряда электрического тока она получает наслаждение - чем чаще нажимает клавишу, тем больше удовольствия испытывает. Но при этом она разрушает себя физически. И все равно нажимает, и в конце концов погибает от радости, которую не смогла пережить. Так и я погибну, любя тебя и желая все большего удовольствия от общения с тобой.
- Что же нам делать? - спрашиваю я.
- Не знаю, - отвечает, - только чувствую, что мне придется раздвоиться, вы разорвете меня скоро на две части. Как жаль, что еще не налажено клонирование...
Однако дни проходят за днями, ничего не происходит, только он ходит на работу, а я его жду с обедом. И это такое удовольствие для меня, как, впрочем, и для него:
- Ты знаешь, меня никто и никогда не ждал с работы. Ты первая, и это необыкновенно приятно.
- Так бы вот и жить, сквозь годы мчась, - заключаю я.
- Почему я "летаю" только с тобой? И куда мы улетим в конце концов?
- Ладно. Ты лучше кушай, никого не слушай, - и подвигаю ему тарелку с жареной картошкой по-белорусски, с чесноком.
Он сначала обнюхивает еду, как собачка, потом пробует на вкус, потом набрасывается, ест с жадностью, закатывая глаза от удовольствия, потом кладет вилку и притягивает меня к себе - целует еще маслеными и потому теплыми и мягкими губами. Магия какая-то! Блаженно, хорошо, легко на душе. И если я привораживаю его своей картошкой, то он меня - своими поцелуями. Всегда неожиданными и всегда разными: то по-детски непосредственными, то благодарными и ласковыми, а то сугубо мужскими, означающими только одно - страсть. И от этих поцелуев я выпадаю в осадок - я чувствую, как по всему телу пробегает судорога и кончается там, где-то внизу, и я вдруг оживаю, пробуждается желание, кружится голова от невозможности реализовать его тут же.
- Ты, пожалуйста, меня так больше не целуй, это вредно для диабета, говорю я, а сама еще плохо дышу, от такого поцелуя дыхание сбивается.
Во какие дела творятся с женщиной на шестьдесят четвертом году жизни! Всего сорок лет, четыре поколения, отделяют нас друг от друга. Тут одно из двух: или я очень молодая, или он очень старый. Так или иначе, нам вместе безумно хорошо: то он становится приемником моих сигналов, то я, наоборот, становлюсь его приемщицей, и мы без слов понимаем друг друга.
РАЗЛУКА ДЛЯ ЛЮБВИ - ЧТО ВЕТЕР ДЛЯ ОГНЯ
...Сегодня уже тринадцатый день в разлуке. Мы не видимся. Только звонки, и то изредка.
А два дня нет и звонков, даже на автоответчике нет ничего. Хотя в воскресенье вместо его заинтересованного внимания я нашла только: "Позвонить не смогу. Жди".
И я жду и жду - и буду ждать столько, сколько нужно, потому как мыслями и душой я остаюсь с ним. А сцена, на которую он так рвался и к которой теперь охладел, остается со мной. И вчера судьба послала мне знакомство с новым, очень хорошим пианистом, профессионалом.
Когда я услышала, как он провел рукой по клавишам, я подумала - здорово! Почти как Андрей! Подошла к нему и нагло сказала: "У меня к вам претензий нет". Он рассмеялся, и мы прекрасно "сбацали" весь концерт без репетиции.
И я уже помахала рукой своей мечте работать с Андреем. В конце концов свет клином не сошелся, и я не могу вырвать его из домашнего добровольного плена, несмотря на все его слова, которым хочется верить:
- Я люблю тебя очень. Меня к тебе просто тащит, тянет, как к магниту, я ничего не могу с собой поделать, но она меня держит деньгами.
Здесь я не конкурент - у меня денег нет. Есть одна любовь и картошка: заказала из деревни не для себя - для него. Надеюсь, что мы съедим и этот второй мешок вместе. В прошлом году, когда кончился первый, он сказал, что с получки купит. Но забыл!
- Знаешь, как противно, когда ничего не можешь позволить себе, считаешь каждую копейку.
Знаю, как же мне не знать, я всегда живу в кредит, но не унываю, так как ни от кого не зависима. Сама!
Очень интересное состояние у меня сейчас: его нет рядом со мной физически, а мне все равно хорошо оттого, что в принципе он есть. "Раненое крыло" мое заживает, настроение боевое - пою! В "Ударнике" провела два часа на сцене, выступая перед пожилыми людьми, - легкость и радость и в общении, и в танце, снова обрела уверенность, что земной шар вертится вокруг меня! И вернул ее мне он, залечив подбитое им же крыло. И на том спасибо. А что касается нашего классического треугольника, то свою голову не приставишь и не объяснишь его даме, что люди встречаются и влюбляются не нарочно, а по воле неба. И ничего с этим поделать нельзя. А собственность в любви - вещь ненадежная, сколько ни вкладывай, они все равно уходят, и он уйдет - не ко мне, так к другой. Жить на телефонной привязи нельзя.
Только я не могу его разлюбить по заказу - само разлюбится, придет время. Если уж любимого второго мужа разлюбила окончательно и бесповоротно, то и Андрюшу со временем разлюблю, дайте только срок. Терпела же я его коварное исчезновение девять месяцев!
Теперь он говорит, что это она его заставила сказать: "Нам надо расстаться навсегда..."
Вполне допускаю, но где же Мужчина? Или это домашняя собачка, которая заискивающе смотрит на хозяйку? Коварство прошлогоднего злодеяния еще до конца не раскрыто - я делаю вид, что забыла, хотя я все помню. И больше всего ненавижу два чувства - унижение и неопределенность, в которых он заставил меня пребывать почти год. "А ларчик просто открывался" - женщина! Женщина, которая любит и вкладывает в него, как в надежный банк, считая, что это сработает. И срабатывает. Он стонет мне по телефону, что не сможет ее бросить, что она будет несчастна без него, что его мучают угрызения совести, она столько денег на него истратила, возила его за границу, и вообще...
- Я тебе, кажется, говорил, что я ее тоже люблю...
А как же не любить-то? У меня нет бабской ревности, я могу пережить и еще нескольких женщин, я только не понимаю любви, которая приносит любимому столько страданий. Как же надо задурить человека, чтобы он боялся даже позвонить мне! Но его приход, вернее, побег ко мне, должен быть только его решением. Лично я не хотела бы брать на себя ответственность за это. Пусть созреет сам.
Хотя, честно сказать, эксперимент мы уже провели - когда мы вместе, мы способны не только на большую любовь, но и на большие глупости. К примеру, он просил узнать, как нам можно по-быстрому пожениться. По телефону сказал:
- Я тебе делаю предложение выйти за меня замуж, конечно, если твои родственники не возражают!
А чего им возражать-то - будет новый молодой дедушка, вот и все, и отец тридцатидевятилетней дочки. В загсе сказали, что расписаться можно уже через месяц, если мы не настаиваем на субботе. Потом, конечно, он испугался, ретировался, поджав хвост, но не о нем речь, а обо мне. Я что, действительно хочу замуж? Вообще? Или именно за него? И чтобы кто-то мельтешил все время перед глазами? Или чтобы все спрашивали: "Это ваш сын?" - "Внук!" - отвечала бы я.
Как умело он дергает за эту веревочку - замуж! Да с ума сойдешь от него через неделю. Сгоришь!
Откровенно говоря, безумно хочется только отдельных фрагментов замужества: встречать человека с работы, кормить его, - мы уже немного поиграли в эту игру. Я приспосабливалась к его сменам, когда он работал концертмейстером в театре "Кремлевский балет", и если эта смена была с одиннадцати до трех, то я уже никуда и не уходила по своим делам, а готовила еду и начинала за час до его прихода волноваться: как бы чего не случилось (машина, здоровье, да мало ли еще что бывает с человеком - кирпич упал на голову, не дай Бог)!
Кормить мужчин - мое хобби. А его особенно - благодарный и жадный ценитель моей кулинарии. Но еще ни разу я ему не устраивала банкетов. Может, когда-нибудь устрою! У меня это ловко получается.
Я Вас люблю всю жизнь и каждый день.
Вы надо мною как большая тень,
Как древний дым полярных деревень.
Я Вас люблю всю жизнь и каждый час.
Но мне не надо Ваших губ и глаз.
Все началось и кончилось - без Вас.
В "ПОДПОЛЬЕ"
- Это ты? - раздался голос в телефонной трубке.
Голос, от которого сразу становится жарко и весело. Детские нотки, уж сколько раз просила: "Добавь низы, пусть будет голос взрослого мужчины все-таки скоро уже двадцать четыре года, возраст зрелости и свершений!"
- Лидочка, дорогая, я больше не могу ждать и завтра приду к тебе на тайное свидание. Ты только жди, прошу тебя, жди меня всегда - я приду к тебе обязательно, потому что люблю, несмотря ни на что и вопреки всему.
- Жду, жду, как Ярославна на путивльской стене, приходи.
- У меня просьба: пожалуйста, жареной картошечки с луком, сделаешь, а?
- Ты еще сомневаешься? Для тебя и с луком, и с чесноком, и просто так. Мне ничего не жалко, потому что люблю!
И этот день после двухнедельной разлуки показался необыкновенно летним, хотя было 8 сентября 1999 года. До конца тысячелетия всего ничего, а мы как дети веселимся на моем балконе. Солнце светит, тепло, сиреневый флаг развевается, цветок кактуса, ждавший его, чтобы раскрыть свой могучий красный бутон именно в этот день, и Он, прекрасный, как изваяние, сияющий улыбкой, излучающей любовь, и обнимающий меня на глазах всего изумленного человечества. Кра-со-та!
- Идем на наше место, - просит он, и мы приходим на кухню, где скромно, но со вкусом уже накрыт стол: овощи, грибы, картошка, жаренная с луком и без лука, и он достает из сумки "Гжелку", крупный виноград, и пир начинается.
- Давай нальем в "наши" стаканчики сразу по семьдесят пять граммов?
- Давай!
- Давай сегодня говорить только о любви!
- Давай!
- Давай выпьем за то, чтобы любить друг друга!
- Давай!
- Знаешь, мне ни с кем не пьется и не естся, давай проверим с тобой!
- Давай!
И мы залпом выпиваем, занюхиваем мягким черным хлебом и закусываем сначала соленым огурчиком, потом свежим, потом грибами.
- Как пошла, а! Божественно! - восторженно восклицает он.
- Здорово! - заключаю я.
Придумай что-нибудь,
Придумай что-нибудь,
Ну придумай что-нибудь,
Чтобы мы вместе были!
- Придумай, придумай, ты же умная, - говорит он.
А что я могу придумать? Уж сколько в кино и в театре было потрясающих трагедий, связанных именно с классическим треугольником. И велико было искушение - вывести из строя, из игры соперника/соперницу. И всегда это кончалось плохо. Поэтому я предлагаю терпеть, жизнь сама как-нибудь все расставит на свои места. Когда мне будет девяносто четыре, Андрею будет уже пятьдесят четыре года! Вот и сравняемся!