Каганов Леонид Александрович. Дай бог каждому

   Ярко пылали свечи в бронзовых картриджах и недобро сверкали угольки в ксероксе, сложенном из силикатного кирпича. Беленные стены были изрисованы знаками. Над ксероксом висели крест-накрест два булатных галстука в ножнах, а выше располагался большой портрет Мэра мегаполиса – тончайшей работы угольком по побелке. Квадрат с портретом сильно выдавался вперед – значит дом был очень старый, раз столько Мэров забеливали и перерисовывали заново.
   Сам Инспектор оказался толстым, лысым и неприветливым. Был одет он в серый халат и ворочал кочергой в ксероксе.
   – За ваше здоровье! – поприветствовал я его и постарался склониться как можно ниже.
   – Готов к экзамену-то? – ворчливо спросил Инспектор, не поворачиваясь.
   – Готовился, ваше благородие…
   Инспектор отложил кочергу, отряхнул ладони и цепко глянул на меня.
   – Что такое управлять удачей? – спросил он с ходу.
   – Ну, это если… – начал я.
   – Без «если»! – строго оборвал Инспектор. – Точное определение.
   – Виноват, ваше благородие. Управление удачей есть доставшаяся нам от Предков совокупность теоретических правил и практических навыков, которая позволяет предсказать грядущее, истолковать прошедшее и выбрать наиболее удачный путь.
   – Наиболее удачный путь – в настоящем… – поправил Инспектор, задумчиво глядя сквозь меня. – Кто называется ведуном?
   – Ведуном называется человек, сдавший экзамен, получивший Талисман удачи и право выходить за окружную мегаполиса на местность в дикие места.
   – В самостоятельном порядке или для вождения, – ворчливо поправил Инспектор. – Сколько спутников позволяет водить с собой категория «В»?
   – До трех, ваше благородие…
   – До трех спутников старше восемнадцати лет… – поправил Инспектор. – Неуверенно, неуверенно отвечаем. Ладно, о’кей… – Он кивнул на стену. – Покажи знак Силы?
   – Вот.
   – Знак Ума, Чести и Совести?
   – Вот.
   – Знак Радиации?
   – Э-э-э… Сейчас найду… А, вот они, все тридцать три: зараженная местность, зараженное место, зараженные ветры, зараженные вещи, зараженная дичь, зараженный галстук, зараженные люди, зараженные хаты…
   – Достаточно, – проворчал Инспектор. – Черная мошка, перебежавшая дорогу?
   – Пути не будет… – насторожился я такому простому вопросу.
   – Что?! – гневно вскричал инспектор. – Любую дорогу? В любую погоду? А в полнолуние?!
   – Как бы… вроде бы… да, тоже… – растерялся я.
   – «Если», «вроде», «как бы»… – возмущенно передразнил инспектор. – Что за неуверенный лепет?
   – Виноват, ваше благородие, пути не будет в любую погоду при любой луне на любой дороге в совокупности и без исключений!
   – И еще в двери топтался, сквозняка напустил… – припомнил Инспектор.
   – Секретарша меня не впускала! – обиделся я. – Все расспрашивала, сколько лет, и все такое…
   – О’кей, – махнул рукой Инспектор. – Посмотрим, как площадку сдашь.
   – И все? – вырвалось у меня. – И больше ничего по знакам спрашивать не будете?
   – Иди! – повелительно махнул рукой Инспектор.
   – За ваше здоровье! – с восторгом поклонился я на прощание.
   На сердце стало легко и радостно. И я уже развернулся, чтобы уйти, но тут меня прошибло потом. Я искоса глянул на Инспектора – тот внимательно на меня смотрел.
   – Где у вас зеркало, ваше благородие? – спросил я.
   – Вот именно… – проворчал Инспектор. – Слева у косяка посмотришься.

3. Площадка

   Продраться сквозь кактусовую гряду оказалось нелегко, а вот площадка оказалась почти такой же, как во дворе Наставника. В центре площадки стоял задумчивый Инспектор. Не тот, что принимал знаки, другой, моложе, – видать, его сын.
   – За ваше здоровье! – поклонился я низко-низко. – Мигель-пастух, сын Марии, пришел сдавать экзамен.
   – Это которой Марии? – обернулся молодой Инспектор. – Которая из восемнадцатого квартала, парализованная?
   – Никак нет, ваше благородие гражданин Инспектор! – помотал я головой. – Мы из сто сорок третьего квартала мегаполиса.
   – А… – поморщился Инспектор и сразу потерял ко мне интерес. – Ну, давай что ли, эта… Вспышка слева!
   Я бросился на сухую землю площадки, поджал коленки и закрыл руками голову.
   – Достаточно, – произнес Инспектор. – Почему не посмотрел, куда падаешь?
   – Посмотрел, ваше благородие! – возразил я, поднимаясь и отряхиваясь.
   – Что-то я не видел, – пробурчал Инспектор.
   – Зато я видел, – возразил я, потому что чувствовал, что с молодым Инспектором можно быть и наглее.
   – Помеха справа! – крикнул Инспектор.
   Я отпрыгнул влево и замер в стойке.
   – Ну, более-менее… – пробурчал Инспектор. – О’кей. Плевок через левое плечо?
   – Тьфу-тьфу-тьфу!
   – Еще раз!
   – Тьфу-тьфу-тьфу!
   – Еще раз! Мало слюны! Точнее бить! Не брызгаться!
   – Тьфу-тьфу-тьфу!!!
   Инспектор подошел к мишени и начал считать попадания. Я тем временем вынул деревяшку и постучал по ней – громко, чтоб Инспектор слышал.
   – Восьмерка… Девятка… Семерка… – считал инспектор. – Что стоишь без дела? Спой пока древнее заклинание майя!
   – Майя-хыы, майя-хуу, майя-хоо, майя-ха, ха! Майя-хыы, майя-хуу, майя-хоо, майя-ха, ха!
   – Достаточно. – Инспектор развернулся. – Ну, вроде ничего так… Выбирай галстук.
   Облегченно вздохнув, я подошел к стойке и начал выбирать. Мне сразу понравился галстук, что висел с краю, – не длинный, зато легкий, удобно ложившийся в ладонь. Но брать его сразу было никак нельзя, следовало перещупать все остальные – я четко помнил слова Наставника: Предки выбирали галстуки долго, а завязывали быстро.
   – Что копаешься? – проворчал за моей спиной Инспектор.
   – Выбираю с умом, ваше благородие. Вот этот! – Я снял галстук и быстро повязал его на пояс.
   – Встань в стойку! – приказал Инспектор. – Галстук наголо! Слева – руби! С плеча – руби! Выпад! Коли! Нале-во! Кр-р-ругом! С плеча – руби! Подсечка! Справа с разворотом – режь! Еще! Еще! Отставить! Стоп! Галстук поднять! Замереть!
   Я замер, с трудом переводя дыхание. Хорошо, что выбрал легкий галстук.
   – Держать, держать! – прикрикнул Инспектор и обошел меня кругом, глядя, к чему бы придраться. – Ноги в коленках плохо согнуты, – объявил он наконец.
   Как могут быть ноги согнуты плохо – я представлял смутно, но решил промолчать.
   – Стоп. Прячь в ножны, – скомандовал Инспектор.
   Я быстро запихнул галстук в ножны и замер.
   – Гигантская жужелица справа! – заорал Инспектор.
   Я отпрыгнул влево и рубанул галстуком.
   – Паук-крестоносец за спиной! – заорал Инспектор. – Руби его!
   Опустив меч, я подпрыгнул, поглядел, где солнце, и бросился наутек.
   – Куда понесся? – заорал Инспектор. – Там вешки!
   Но я уже залег за кактусом, прикрывшись ветками, что валялись рядом. Инспектор внимательно осмотрел, как я спрятался, но ничего не сказал – в тень от кактуса я вписался ровно.
   – Развязать боевой галстук, повязать учебный, – скомандовал он и тоже взял бамбуковую палку.
   Гонял он меня недолго, зато по всей площадке. Я отбивался изо всех сил, но и на вешки поглядывать не забывал. Молодой Инспектор галстуком владел отлично, спору нет, я три раза получил по голове и один раз по коленкам. Но в опасные места ему меня загнать не удалось, и ни за одну вешку я не заступил.
   – Стоп, – сказал Инспектор с сомнением и воткнул учебный галстук в землю. – Ладно, считай, сдал площадку, иди к крыльцу, жди батю, назначит день, когда сдавать местность.
   – За ваше здоровье! – с восторгом поклонился я.

4. Местность

   В назначенный день я пришел к нужным воротам окружной. Толстый лысый Инспектор чуть опоздал.
   – Готов? – хмуро спросил он.
   Я кивнул, и мы вошли в карантинную зону. За окружной я бывал, наверное, раз двадцать – и с экскурсиями, и как спутник, и как помощник на заготовке дров. Но каждый раз было страшновато, а уж теперь – и подавно. Галстук, который мне выдали на проходной, оказался тяжелым и туповатым, с металлической рукоятью, которая неприятно холодила руку. Через эти ворота я никогда не ходил, за ними оказалась долгая равнина, а поодаль темнел лес.
   Дверь карантинного бокса закрылась за нами, а Инспектор все шагал и шагал вперед, не обращая на меня внимания. Лишь когда отошли на приличное расстояние, Инспектор обернулся и произнес со значением:
   – Экзамен хочешь сдать… Просто так никто не сдает…
   Я промолчал, Инспектор продолжил:
   – Но есть способ…
   Я снова промолчал.
   – Мигель-пастух, ты понимаешь, о чем я говорю?
   – Нет, – ответил я, хотя, конечно, понимал.
   – Мигель-пастух, – произнес Инспектор, – я мог бы тебе помочь. А у тебя в стаде нету лишней пары саранчи?
   – Мы бедно живем, господин Инспектор, – ответил я. – У меня нет своей саранчи. Я гоняю чужую саранчу утром на выпас, а вечером обратно хозяевам.
   – Ну, как знаешь… – пробормотал Инспектор. – Вон видишь, Святофор? Что положено делать?
   – Остановиться с зеленой стороны Святофора, ваше благородие, чтобы помолиться.
   – Веди к нему. Ты ведущий, я ведомый.
   Я подобрался, положил ладонь на рукоять галстука, как требовала инструкция, и пошел вперед, вглядываясь, которая сторона зеленая. Остановился я у Святофора как положено – за пять шагов. Встал на колени и прочел молитву:
   – Господи наш, Спаситель, единый в трех, Эллибраун, Переводсанглийского и Татьянасмирнова, ниспошли нам удачу!
   – Господи наш, Спаситель, единый в трех, Эллибраун, Переводсанглийского и Татьянасмирнова, ниспошли нам удачу! – пробормотал Инспектор за моей спиной и вдруг продолжил буднично: – А, скажем, три мешка пшеницы?
   – Мы бедно живем, господин Инспектор, – повторил я, поскольку это было сущей правдой.
   – Тогда шагом марш к лесу, – лениво вздохнул Инспектор.
   Я встал и пошел к лесу, внимательно глядя под ноги, на солнце и на вешки, расставленные по полю. Опасности пока не было. Вдали на поле запела дикая цикадка.
   – Цикадка-цикадка, сколько мне годков осталось? – машинально спросил я и тут же получил увесистого тумака в спину, да такого, что чуть не упал.
   – Минус три балла! – рявкнул Инспектор. – На местности с цикадами не гадаются!
   Я досадливо умолк, потому что совсем забыл про это правило.
   На опушке леса оказалось спокойно и натоптано – видно, сюда часто ходили. Я-то боялся диких джунглей, путанных и плохо размеченных вешками, а если такая накатанная дорога…
   – Поворачивай, поворачивай налево в заросли, – проскрипел сзади Инспектор.
   Вздохнув, я свернул с нахоженной тропы в заросли. Куст ядошипа я заметил издали, остановился и предостерегающе поднял руку. Инспектор удовлетворенно хмыкнул. Следы гигантской жужелицы я тоже заметил – они были старые, прошлогодние. Вскоре под ногами захлюпало, я думал, просто лужи, но вдали замелькали болотные вешки.
   – Остановись за третьей вешкой, – скомандовал Инспектор.
   – Здесь по вешкам болото, а на болоте стоять нельзя – к утопленнику, – твердо отчеканил я и, увидев, что Инспектор уже открывает рот, быстро закончил: – Но, с другой стороны, я обязан выполнять все указания Инспектора, поэтому если ваше благородие настаивает…
   – Не проведешь тебя, Мигель-пастух, – хмыкнул Инспектор. – Но все равно никто с первого раза не сдает. Давай-ка покажи, как ты пересекаешь болото…

5. Болото

   Я начал прыгать сквозь заросли тростника по кочкам. Инспектор – за мной. Вначале шло хорошо, мы уже почти пересекли болото, но в какой-то момент мне показалось, что на следующей кочке что-то блеснуло. И я не прыгнул, а поднял руку. Инспектор этого не ожидал, думал, я освобожу кочку, поэтому прыгнул и с размаху налетел на меня – так, что я чуть не скатился в лужу.
   – Остановка на болоте? – разъярился он. – Не следишь за спутником? Грубейшая ошибка, Мигель-пастух, незачет!
   – Мне показалось, там блеснуло… – пробормотал я.
   – Где?! – презрительно скривился Инспектор, близоруко щурясь.
   – Вон на той кочке… Как бы не…
   – На этой? – Инспектор прыгнул на следующую кочку, но не долетел – завис в воздухе, словно прилип.
   – Ваше благородие! – прошептал я. – Ваше благородие! Это ж паутина!!!
   – Идиот! Кретин! Придурок! Из-за тебя все! – зашипел Инспектор, пытаясь отлепиться, но это ему не удавалось.
   Я замешкался, потому что не помнил, что надо делать, если паутина на болоте. На сухом месте – ясно, а вот на болоте? В конце концов я решил, что здесь неглубоко, и аккуратно шагнул с кочки. И тут же погрузился по щиколотку в студеную воду. С чавканьем вырывая ноги, я остановился за три шага до Инспектора, зачерпнул со дна грязи и поплескал вокруг, обозначая паутину. Немного попало и на спину Инспектора, но что уж тут поделать.
   – Не вздумай рубить галстуком! – прошипел Инспектор.
   – Знаю, знаю, ваше благородие, – успокоил я его. – Паутину не рубят, паутину отмазывают.
   Паутина была толстая и явно не учебная – без белой разметки по краям. Но, слава Спасителю, желтоватая, а значит, старая. А значит, шатуна поблизости нет. Ладно бы, в чаще, но откуда паутина так близко к окружной? Инспектор влип прочно – сразу в восьми местах. Я вынул платок и начал грязью отмазывать Инспектора от нитей. Инспектор больше матерился, чем давал указания. Наконец мне удалось отмазать его полностью, и он плюхнулся в грязь рядом со мной. Я помнил, что правила велят немедленно убираться обратным маршрутом, повернулся, махнул рукой и поскакал по кочкам. Инспектор поскакал за мной, но когда вокруг замелькали заросли, вдруг догнал меня и схватил за плечо.
   – Послушай, Мигель-пастух, – прошамкал он. – Ты все сделал правильно, я тебе зачту местность, но не рассказывай никому, что я упал в паутину… Стар я уже, глаза мои видят худо…
   – Так точно, ваше благородие, никому не скажу! Но надо быстрее уходить…
   Я рванулся вперед, но Инспектор снова схватил меня за плечо и развернул.
   – И еще… – начал он.
   Я сначала не понял, что произошло. Словно вдали по тростнику дробно прошелестел ветер. Но в следующий миг между стволами мелькнуло острое хитиновое колено, и я заорал:
   – Паук-крестоносец за спиной!!!
   Инспектор все-таки был тертый и опытный, он даже не стал оборачиваться. Бросился в сторону, а я за ним, хотя, будь моя воля, я бы кинулся обратно к тропе, к окружной, к мегаполису. А что еще делать, если нет кактусов и нету тени, где можно спрятаться? Только потом я уже вспомнил, почему к окружной бежать нельзя, – на равнине шатун догонит мигом.
   Мы бежали долго, сердце бешено колотилось в груди, воздуха не хватало, по лицу стегали ветви. Несколько раз Инспектор замирал на месте, подняв руку, а затем бросался в сторону. То ли была опасность впереди, то ли путал следы. Наверняка же он прекрасно знал эти места.
   Наконец Инспектор остановился, поднял руку, оглядываясь, а затем плюхнулся на землю. Я плюхнулся рядом. Тень здесь была неважная – не плотная, от листвы.
   – Вроде бы ушли… – прошептал Инспектор. – Уже лет тридцать здесь шатунов не водилось. Была учебная паутина в конце болота, хитрая такая, со стертой разметкой, на ней все сыпятся. Я тебя к ней и вел. И вот тебе на, беда какая… Откуда такая беда? – Он вдруг сурово глянул на меня. – А ты в зеркало глянул перед выходом?
   – Глянул, ваше благородие.
   – Мошка дорогу не перебегала?
   – Никак нет.
   – Пальцы крестиком складывал у Святофора?
   – Сами ж видели, ваше благородие…
   – Исповедовался в Церкви когда последний раз?
   – Вчера исповедовался…
   – Странно… – пробормотал Инспектор. – Откуда же тогда неудача?
   Я молчал. И даже не потому, что нечего было сказать, а потому, что прислушивался. Вдалеке явно раздавался шелест и дробный топот с поскрипыванием, будто в грунт аккуратно втыкали острые палки.
   – Идет… – прошептал я.
   – Тихо! – шикнул Инспектор. – Слышу! Не вздумай пошевелиться!
   И мы замерли.

6. Шатун

   Топот то замедлялся, то ускорялся, то вовсе замирал, и непонятно было, приближается шатун или нет. Наконец шелест послышался совсем близко, затем еще ближе, и наконец я увидел гигантскую ногу – она воткнулась почти рядом с нами. Очень плохая примета смотреть на паука – это значит взгляд его притягивать. Но я искоса глянул. Паук стоял близко-близко, почти вплотную к лежащему Инспектору. Бесшумно шевелились пучки вонючих жвал на морде, и белой пеной висели слюни почти до земли. Крохотные глазки-фасетки, разбросанные по телу, крутились в своих орбитах, силясь разглядеть, есть ли кто в тени. Мне казалось, прошла целая вечность. Затем паук сделал шаг и вонзил передние ноги рядом с телом Инспектора…
   Опустил морду… Понюхал… Учуял! Чуть подался назад… Бесшумно раздвинул ротовые жвалы, распахивая гигантскую глотку, и выпустил иглу… Еще чуть подогнул ноги во всех коленках, напрягся…
   Я понял, что он сейчас ударит. Ударит Инспектора. И сделать ничего нельзя. Ударит, потащит тело пеленать, а мне надо будет уползти по инструкции. Я сжал рукоять галстука изо всех сил.
   Даже не знаю, как это случилось, но как только голова паука дернулась вперед, я выхватил галстук, привстал и со свистом рассек воздух.
   Громадная мохнатая голова глухо упала на землю, из разруба на тонкой шее полилась слизь, тело закачалось на всех своих ногах и повалилось бы на Инспектора, только он уже вскочил и проворно отполз.
   Паучьи ноги подгибались и натужно скребли землю, а лежащая голова распахивала ротовые пластины и запахивала снова – с каждым разом все медленней. Я глянул на Инспектора – рукой он держался за сердце, а в его глазах был ужас.
   – Ты… – прошипел он, – ты понимаешь, ЧТО ты сделал, идиотина? Ты понимаешь, на кого ты поднял руку? Ты понимаешь, кого убил?
   Я понимал. Но вот почему я это сделал – не понимал.
   – Я убил дикого клопа… – тупо пробормотал я, вытирая галстук о землю. – Клоп охотился. Напал на нас. Клопа убивать можно.
   – Клопа?! – заорал Инспектор. – Клопа?!!
   – А разве это не клоп? – Я постарался изобразить недоумение.
   Инспектор подскочил и схватил меня за рубаху на груди так, что ткань затрещала.
   – Ты кого обманываешь, придурок?! – зашипел он. – Меня обманываешь? Себя? Ты Господа не обманешь! Поднять руку на шатуна-крестоносца – грех, за который Господь выгнал Адама и Еву из Рая!!!
   – Он бы вас убил, ваше благородие…
   – Да пусть бы он трижды убил и меня, и тебя, и кого угодно!!! – заорал Инспектор. – А что теперь будет с мегаполисом, ты подумал?!! Сто сорок тысяч человек в мегаполисе!!!
   – Может, ничего и не будет… – пробурчал я.
   – Ты Святое писание читал?! – взревел Инспектор. – Паука случайно убить – к страшному несчастью!!!
   – Так я не случайно, я нарочно… – буркнул я.
   Инспектор в неописуемом гневе распахнул рот, замер, снова захлопнул, снова распахнул, затем горестно обхватил голову руками и сел на землю.
   – Никто! – прорыдал он, раскачиваясь. – Никогда! Не убивал паука! Ни у нас, в Ерофей Палыче, ни в Чите, ни даже за Стеклянными равнинами – в Кемерово и Новосибирске! Может, Предки убили паука, от того и вымерли… Господи, я сам уже кощунствую… Господи, что с нами будет… Что с нами будет…
   В это время туша издала свистящий звук, суставчатые ножищи перестали скрести землю, рывком подтянулись к брюху и замерли. Голова тоже замерла, ротовые пластины и жвалы вытянулись в трубу и не шевелились, только игла еще подрагивала – раз, другой, третий – и окаменела.
   – Ваше благородие, – прошептал я. – Может, мы его быстренько закопаем? И Господь сверху ничего не увидит?

7. Могильник

   Быстро закопать не получилось. Мы рыли яму много часов, почти до заката. Копать приходилось галстуками. Ссыпали комья глины на плащ и относили в кучу. Я все еще не мог как следует осознать случившееся, а Инспектор был и вовсе плох. Поначалу он мрачно молчал, а затем начал вещать.
   – Может, ты думаешь, Мигель-пастух, – проскрипел он, – что Предки наши были неучами?!
   – Никак нет, ваше благородие… – отвечал я. – Известно, что Предки знали все и умели управлять удачей, а нам от них достались лишь обрывки знаний…
   – Обрывки?! – скрипел Инспектор. – Сопляк! Как ты смеешь называть обрывками святые документы! А ну перечисли Наследие!
   – На сегодняшний день из Наследия Предков найдено… – затараторил я заученно, – три Типовых договора, Штраф-квитанция, Больничный лист Ковальчука Эс, Билет в Дозор-Кино, Правила пользования Лифтом, Инструкция к Прокладкам, Свод Бытия и Книга Святого писания «Тысяча и один совет, как достичь успеха в офисе, бизнесе, найти работу и мужа», написанная Господом нашим Спасителем, единым в трех лицах, распятым на кресте и принявшим смерть за грехи Предков…
   – Что?! Свод Бытия?! – разъярился Инспектор и замахал галстуком так, что я уже подумал, что он меня сейчас зарубит. – Да ты дебил! Чему тебя учили в школе, Мигель-пастух?! Свод Бытия написан не Предками, а Двенадцатью учениками уже в начале Новой эры! Как ты дожил до двадцати одного года, если…
   – Мне восемнадцать… – тихо прошептал я.
   – Ах вон оно что… – протянул Инспектор. – Малолетка! Лгун! Полез на ведуна сдавать обманом! А я-то, старый болван…
   – Мне семью кормить надо… – Я шмыгнул носом. – Мать у меня и малые братья…
   Инспектор ничего не ответил, только с отвращением покрутил головой и вонзил галстук в землю. Я продолжал копать.
   – Ты хоть понимаешь, зачем нужны законы, приметы и правила? – безнадежно спросил Инспектор.
   – Чтобы предсказать грядущее, – забубнил я, – истолковать прошедшее и выбрать наиболее удачный путь.
   – В настоящем! – с отвращением поправил Инспектор.
   – Предки знали всё и умели управлять удачей, – продолжал я чеканить заученные формулировки. – Нам достались лишь обрывки знаний, смысла которых мы понять не можем, но соблюдать обязаны. В мегаполисе мы должны соблюдать Этикет, за окружной – правила вождения и безопасности… Я вот только не пойму, ваше благородие, если Предки управляли удачей как хотели, куда же они исчезли?
   – Это все, что ты не можешь понять? – с омерзением покачал головой Инспектор.
   Я замолчал, и долгое время мы копали молча. Наконец я не выдержал.
   – Товарищ Инспектор, а правду говорят, будто Предки носили галстук на шее?
   – Носили… – хмуро пробасил Инспектор. – Говорят.
   – А как же они носили? Он тяжелый и соскальзывает…
   – Откуда я знаю?! – рявкнул Инспектор. – Если когда-нибудь люди найдут хоть одно изображение Предков – тогда и увидим, как они носили галстук.
   – А я вот много про это думал… – продолжил я. – И подумалось мне: может, мы просто слова ихние неправильно используем и не так вещи называем? Может, шеей они называли вовсе не голову, а поясницу?
   Инспектор прекратил копать, смерил меня уничтожающим взглядом и ничего не ответил. Только сжал ладонью нательный крестик, запрокинул голову и еле слышно прошептал: «Господи, Спаситель, единый в трех, Эллибраун, Переводсанглийского и Татьянасмирнова, прости эту тварь неразумную, ибо не ведает, что брешет…»
   Я заткнулся и больше не проронил ни слова. Инспектор тоже молчал. Уже почти стемнело, с запада потянулись радиоактивные ветра – во рту появилась кислинка и начало пощипывать лицо. Я принялся копать более ожесточенно, и вдруг мой галстук звякнул, выдав искру. Я присел на корточки и разгреб руками глину. Там, несомненно, что-то было. Инспектор отпихнул меня и сам принялся разгребать сырые комья.

8. Доклад

   Это была небольшая чугунная коробка-сундучок. Похоже, когда-то она была обернута ветошью, но теперь ветошь безнадежно истлела. Истлел и маленький висячий замок – рассыпался прямо в руках Инспектора. Уже почти стемнело, поэтому мы зажгли огниво и распахнули коробку.
   Внутри лежала куча металлических кружков – я видел такие в Музее мегаполиса. На одной стороне была отчеканена цифра сто, на другой стороне – саранча-мутант с двумя головами. Известно, что Предки питались этими металлическими кружочками, только непонятно как.
   Мы аккуратно высыпали кружочки на плащ и пересчитали. Под кружками в сундуке оказались хлопья пластинчатой пыли. Мы попытались найти среди них хоть что-то осмысленное, но пыль распадалась в руках. Инспектор сказал, что это похоже на истлевшую бумагу.
   Больше в коробке ничего не было. Мы перевернули ее – и вдруг оттуда выпала крупная дощечка, лежавшая на дне. Дощечка была странная – очень тонкая и прозрачная, напоминавшая застывшую смолу, хоть и пожелтевшая. А внутри… Внутри смолы был лист бумаги с печатным текстом!
   Склонившись над листом, мы медленно читали букву за буквой:
 
    Доклад Новосибирского института Агностикипри РАН РФ президентам Содружеств
 
    Проведенные нами социологические исследования среди широких слоев населения свидетельствуют, что сегодня более 17% желаний остаются невыполненными, откладываясь на неопределенное время. Многие граждане находятся в состоянии ожидания заказанных желаний уже много лет и не верят в их успешное выполнение.
    Это противоречит базовой концепции Футурологической Революции, согласно которой механизм безоговорочного исполнения желаний каждого гражданина, запущенный на всей территории планеты с 2067 года, безотказен.