— Расскажу. Когда приеду.
— Когда-приедешь?
— Не знаю, — сказал Гек. — Может быть, я улечу в другую страну.
— Зачем?
— Ненадолго. Я позвоню. Извини. Спокойной ночи.
— Не-пропадай! — сказала Нюка. — Скоммутируемся!
— Обязательно скоммутируемся! — сказал Гек, повесил трубку и еще некоторое время постоял возле старого черного аппарата с выщербленным металлическим диском и безнадежными барашками на шнуре.
Гек прибыл в аэропорт без четверти двенадцать и мерил шагами тихий и чистый зал. Здесь было малолюдно и торжественно. На плече у Гека висела новенькая спортивная сумка, набитая всякой ерундой. В глубине лежал автомат. Он был заряжен. Так прошло пятнадцать минут. Затем еще полчаса. Гек внимательно осматривал окружающих, но не заметил никого подозрительного. Если здесь и были подозрительные люди, то только братья Казаревичи, которые сначала изображали таксистов, затем поимели шумный разговор с местными таксистами и куда-то ушли вместе с ними разбираться.
Часы показали час ночи. Гек сдал свой билет в Мехико. Его самолет улетел. У него мелькнула мысль, что, наверное, именно этого и добивались люди из группировки, но все равно это было слишком странно. Гек начал вести себя испуганно и подозрительно. Так, как если бы у него действительно сорвались все планы. Он сел в угол, закрылся бесплатной газетой и время от времени затравленно косил взглядом по сторонам. К нему никто не подходил. Периодически объявляли посадки на экзотические рейсы. Из-за малой популярности этих рейсов самолеты в редкие страны летали ночью, чтобы разгрузить дневные взлетные полосы. Гек смотрел, как шла регистрация на Аддис-Абебу. Пассажиры представляли собой разношерстную смесь из эфиопов, возвращающихся на родину, россиян и россиянок, летящих в Африку по делам бизнеса или семьи, а основную массу составляли туристы-иностранцы, которые летели транзитом через Москву. Гек заметил четырех молодых французов, пожилую пару, говорящую по-английски с канадским акцентом, румяного американца, колоритного араба с густыми черными бровями и двух молодых индусок в национальных нарядах с красными точками посреди лба.
Когда наступила половина четвертого, Гек уже по-настоящему занервничал и прошел еще раз взад-вперед по залу. К нему один за другим подошли трое таксистов: «Такси не нужно?» Третьим был один из Казаревичей. Гек не обратил на них внимания, сделав каменное лицо, как и полагалось в разговоре с навязчивыми таксистами. Он прошел к телефонному узлу и позвонил в кабинет Гриценко. Ответила секретарша.
— Леню разбуди? — строго попросил Гек.
— Сейчас, — ответила секретарша, не удивившись, и переключила на радиотелефон Гриценко.
— Слушаю. — раздался в трубке знакомый бас.
— Привет, Леня, это Виктор. Узнал?
— Узнал, — ответил Гриценко. — Никто не приехал. И хвоста за тобой не вьется.
— Я тут на самолет опоздал, — сказал Гек, хотя никто его не подслушивал. — Ты не мог бы приехать меня забрать? Я денег заплачу.
— Бери такси, — сказал Гриценко.
— Не хочу такси, — сказал Гек.
— Бери такси и не выпендривайся. Такси. Понял?
Гек бросил трубку на рычаг и пошел к выходу. Тут же его осадили таксисты. Гек поторговался, и наконец Казаревич согласился его везти. Не выходя из роли, Гек подозрительно его осмотрел, но все-таки сел в машину. Казаревич медленно выруливал со стоянки.
— Информации нет, — сказал он, не разжимая губ.
— Можно позвонить? — спросил Гек.
Казаревич картинно пощелкал пальцами. Все-таки роли ему удавались плохо. Гек порылся в кармане и передал ему купюру. Казаревич достал крупную радиотрубку и передал Геку, как бы случайно нажав цифру "I". Это был не мобильник, это была ведомственная радиосвязь, как у Гриценко.
— Слушаю, — тут же раздался в трубке голос Гриценко.
— Я еду в такси, — сообщил Гек.
— Знаю.
— Куда я еду?
— Ты едешь к себе домой. Там наши люди дежурят. А мы пишем CMC из Интернета и спрашиваем, что случилось. Может быть, что-то помешало. Может быть, они хотели проверить, нет ли за тобой хвостов. Может быть, они хотели тебя выследить.
— А может быть, им уже не нужна палочка-пускатель.
— Детонатор, — неожиданно ледяным тоном произнес Гриценко. — Никогда не называй его так, ясно? Даже по ведомственной радиосвязи.
— Почему? — удивился Гек.
— Потому что они не должны знать, откуда он.
— То есть они ничего не знают про грелку? — удивился Гек.
— Естественно, верхнее звено ничего не знает про грелку! Они покупают детонатор и не знают, откуда он. Надеюсь, ты не написал ничего про грелку в записке?
Гек замялся.
— Я же ее на дверь повесил... В будке связистов на поле...
— Записку?
— Грелку...
— Грелку??! — взревел Гриценко.
— Я разрезал грелку, вынул детонатор, а грелку повесил, чтобы издалека было видно... В записке был оборот: «Как видите, вещь в надежном месте»...
— Ты не дурак, — сказал после паузы Гриценко ледяным тоном. — Ты клинический дебил. Таких надо усыплять в детстве.
— Но если они не знали о существовании грелки, может, они и не обратили внимания на пакет от грелки? И не поняли, что к чему? Ведь догадаться, что детонатор от грелки, — это на самом деле...
— Это на самом деле элементарно, — рыкнул Гриценко. — Ты почему-то думаешь, что все вокруг такие же идиоты, как ты! Так они могли за это время найти другую грелку! Или сделают это в ближайшие дни! Идиот!
Гриценко швырнул трубку. Гек покрутил в руках аппарат и набрал номер своего мобильника. Он не поверил своим ушам, когда в трубке раздался жизнерадостный голос:
— Да?
— С кем я могу говорить по поводу несостоявшейся встречи? — сказал Гек аккуратно.
— С кем угодно, — ответили радостно.
— Я не понял, — сказал Гек. — Может, я не туда попал? Может, я эту штуку могу выкинуть?
— Детонатор? Засунь себе в задницу! — заявил жизнерадостный голос и заржал.
— А что так? — спросил Гек, только теперь он понял, что говоривший смертельно пьян.
— Спасибо за подсказку. Мы нашли грелку сами. Получили бабло, и посол улетел в Аддис-Абебу.
— А мобильник отдадите? — сказал Гек, совершенно опешив.
— А на! — заржал голос, и связь оборвалась. Похоже было, что мобильник с размаху бросили на пол и он разлетелся на куски. Гек ткнул Казаревича в бок и заорал:
— Разворачивай! Гони к летному полю!
Казаревич отреагировал мгновенно и не задал ни одного вопроса. Он мастерски развернул машину и погнал к летному полю. Гек запустил руку в сумку и вынул автомат. Затем схватил радиотрубку и нажал единицу.
— Алло! — заорал Гек. — Гриценко! Я позвонил! Они нашли детонатор сами! Его взял посол и вылетел в Эфиопию!
— Черт, — тихо сказал Гриценко. — Ну правильно, посол. Рейс на Эфиопию ночью по понедельникам. Калязина застрелили в прошлый понедельник. Тогда арабский посол бронировал билет, но не полетел. Сегодня тоже бронировал. Прошел регистрацию. У нас было подозрение... Ладно, пусть в Эфиопии разбираются. Я, конечно, попробую остановить вылет, если он еще... — Гриценко не договорил и оборвал связь.
— И я попробую! — сказал Гек, стиснув зубы.
Впереди показался сетчатый забор летного поля. Вдали виднелась взлетная полоса, освещенная огнями. На старте стоял самолет.
— Пробьешь ограду, — сказал Гек Казаревичу. — Я бегу к полосе, вдруг это он?
Машина вломилась в забор, и лобовое стекло осыпалось зловещим стеклянным дождем. Гек этого не слышал. Он уже летел вперед через стеклянную пелену, через капот — группируясь в воздухе.
Гек приземлился на мягкую траву, вскочил и понесся вперед, ускоряя до бесконечности короткие, но непрерывно-молниеносные движения ногами. Автомат он сжимал в руке. Послышался характерный натужный свист. Самолет вдали начал медленно двигаться. Это был небольшой, но мощный «Боинг». Когда он въехал в луч прожектора, на его борту мелькнула надпись: «Pan-African». Геку показалось, что так быстро он не бегал еще никогда. Самолет набирал скорость, Гек несся наперерез. Мысли метались в голове. Стрелять? Нельзя. Пассажиры. Детонатор. Сдетонирует. Технологические люки? Не открыть. Стрелять? Нельзя. Стрелять в воздух? По прожекторам? Остановить?
До разгоняющегося «Боинга» оставалось несколько метров, его огромная туша, казалось, с воем падает сверху на Гека. И тело Гека сработало автоматически — ноги бросили тело вперед в истошном прыжке, а руки вцепились и сжались мертвым замком. Когда в следующий миг Гек пришел в себя, он понял, что висит, вцепившись в стойку шасси, под ним бешено крутятся колеса, в лицо бьет ветер, со странной силой оттягивая назад щеки, глаза, куртку. Земля вдруг подпрыгнула и рывком упала вниз. «Успел», — подумал и блаженно улыбнулся. Ураганный ветер тотчас схватил улыбку и попытался ее разодрать в разные стороны.
Гек не слышал, чтобы кто-нибудь летал снаружи самолета, — это было просто невозможно. Он хорошо знал, что летают в багажных отсеках — они были теплыми, герметичными, а в некоторых самолетах там даже сохранялось давление. И лишь однажды Гек слышал историю про путешественника, летевшего в гондоле шасси. На одном американском аэродроме после посадки самолета с Кубы в гондоле шасси нашли труп замерзшего кубинца. И тогда американцы выяснили, что и раньше беженцы с Кубы забирались в гондолы шасси и благополучно достигали Соединенных Штатов. И лишь этот негр, непривычный к холодам и разреженному воздуху, не смог пережить полет.
Разумеется, гондола шасси была негерметична. Разумеется, она не обогревалась. Наоборот, в ней гуляли сквозняки. Гек прикинул расстояние от Москвы до Аддис-Абебы, отсутствие кислородного баллона и летнюю куртку. Представил себе шесть часов полета в 50-градусном холоде... На другой чаше весов лежала закалка бойца, привычного к российским зимам, в отличие от кубинцев. Руки уже потеряли чувствительность от ветра, и Гек не знал, держатся они за опору шасси или уже нет. А если держатся, то насколько крепко. Но наконец над его головой раздвинулся металл и стойка шасси потянулась внутрь гондолы, утягивая за собой Гека. Гондола оказалась просторнее, чем думал Гек, но eму все равно пришлось совершить несколько акробатических перехватов и внимательно проследить, чтобы могучий механизм не раздавил его тело. Гондола закрылась. Гек свернулся и лег в сплетении натруженного металла и опаленной резины. Здесь уже не было ветра, и поэтому казалось гораздо теплее. Вот только уши ломило от перепада давления. Гек зажал нос онемевшими пальцами и несколько раз попытался вдохнуть и выдохнуть, как это делают глубоководные ныряльщики. В ушах захрустело, и боль прошла. Следующие пятнадцать минут Гек боролся с давлением. Воздух был очень разрежен, дышать было тяжело и больно. Затем со всех сторон пополз холод...
Как прошли эти шесть часов, Гек не мог вспомнить. Он не терял сознания, но то ли из-за стресса, то ли из-за нехватки кислорода мозг перешел в странное состояние — это была бредовая эйфория. Такая эйфория, только намного слабее, охватывает горных альпинистов на дальних вершинах. Поэтому побывавший в горах хоть раз подсознательно мечтает вернуться туда снова и снова. Кажется, Гек смеялся и что-то говорил, но смех растворялся в ревущей темноте, а слова лишь обжигали рот. Во тьме мелькали видения, появлялось и пропадало лицо Нюки, что-то кричал Гриценко, махали руками Казаревичи, снова появлялась Нюка и все хотела что-то объяснить Геку, а Гек пытался объяснить что-то ей, но рев заглушал слова. Временами чувства зашкаливали, и Геку казалось, что вокруг ослепительный свет и полная тишина. А затем вибрация стенок начала въедаться в тело вместе с холодом и наконец сожрала тело целиком — Гек почувствовал, что стал единым целым с «Боингом». Затем «Боинг» слился с небом. А небо с землей. Наконец Гек почувствовал себя одной Вселенной, состоящей только из него, из Гека. «Я Коммутация!» — крикнул Гек и захохотал. Вселенной, которой он был, хотелось покоя. Ей надо было свернуться в клубок и тихо отдыхать. Гек свернулся, представил себе свернувшееся небо, оборачивающее землю, как фольга шоколадную конфету, и ему сразу стало тепло и спокойно. Но тут наконец проснулся разум. «Не спать! — заявил разум. — Холод! Смерть!» И Гек начал двигаться. Он сгибал и разгибал ноги, отталкивался руками от стенок, распрямлял бесчувственное тело, скручивался вдоль позвоночника влево-вправо и снова сжимался в комок. Наконец снова заломило в ушах, и Гек понял, что самолет идет на снижение. Вскоре дышать стало свободнее. Затем открылся пол и стойка шасси пошла вниз. Створки снова закрылись.
Гек не стал спускаться на стойке, он знал, что посадка в несколько раз экстремальнее, чем взлет, а сорваться на бетон полосы при скорости в несколько сотен километров в час ему не хотелось.
Самолет мягко коснулся земли и вскоре остановился. Гул стих, и наступила божественная тишина. Такая тишина, наверное, стояла до сотворения мира. Из щели внизу бил ослепительный свет. Вокруг заметно теплело, и Гек лежал, вдыхая пыльный, но настоящий, плотный воздух с запахом резины, керосина и тысячелетней жары. Этот привкус жары уже чувствовался в воздухе, так и должна была пахнуть Африка, хотя Гек в ней никогда не был. Прошло минут десять, он уже начал раздумывать, каким образом выбраться из гондолы через светящуюся щель, но вдруг металл разъехался сам собой. Гек нащупал автомат и осторожно выглянул наружу.
В четком десятиметровом радиусе с редкими интервалами стояли на одном колене чернокожие солдаты в красивых сизых формах с надетыми поверх бронежилетами. Они держали в руках автоматы американского образца и целились Геку в лоб. За ними стояло второе кольцо — из автомобилей, за которыми прятались воины с арабскими чертами лица. Они целились в Гека из длинных винтовок, высунув хищные стволы из-за капотов и бамперов. В отдалении стояло несколько десятков солдат в израильской форме. Они держали в руках автоматы «Узи», но уже не так настороженно — все-таки перед ними было два кордона. Среди них было три человека с пейсами, в костюмах хасидов. Причем на одном из них был берет, напоминающий берет Че Гевары. Рядом лежали железные кофры, и хасид в берете крутил рукоятку громоздкого прибора на высоком штативе. Прибор напоминал одновременно фотоаппарат позапрошлого века и геодезическую треногу.
Раздался лающий голос — кто-то орал в громкоговоритель на неизвестном языке. Воевать было бессмысленно. Да и против кого? Гек вздохнул и бросил автомат. Тот звякнул о крепежку шасси и упал на асфальт. Медленно-медленно Гек опустил одну ногу, затем другую, затем вылез сам и опустился на раскаленный солнцем асфальт лицом вниз. Расставил ноги, сложил ладони на спине и закрыл глаза. Вскоре на запястьях щелкнули горячие наручники, Гека рывком подняли на ноги и затолкали в машину. Чернокожие воины держали его со всех сторон.
Привезли Гека в некое подобие полицейского участка и тут же обыскали. Нашли диверсионный нож. Низкорослый негр в ярких погонах, с харизматическим потным лицом, долго цокал языком, пытаясь открыть какое-нибудь из его многочисленных лезвий то с одной, то с другой стороны. Нашли пачку русских денег. Нашли носовой платок. Развернули — оттуда на стол выпал детонатор. Воины гортанно заорали и унесли детонатор. А Гека провели по коридорам и заперли в одиночную камеру с грязными стенами. Несколько часов к Геку никто не заходил. Затем его повели на допрос. За столом сидел здоровенный негр, рядом уже знакомый низкорослый в ярких погонах, а третьим был араб, который смотрелся на их фоне совсем по-европейски. За спиной Гека встала толпа воинов. Стояли они бестолково. Слишком кучно. Слишком близко к Геку. При желании Гек мог уничтожить всех в этой комнате за минуту голыми руками.
Низкорослый в ярких погонах гортанно проорал что-то. Гек молчал. Затем начал говорить араб, жестко чеканя слова. После разведшколы Гек в совершенстве владел английским, немецким и французским, а также хорошо знал чеченский и азербайджанский.
— Do you speak english? — спросил Гек.
На лице араба появилось недоумение.
— Of course, — сказал он, и дальше разговор пошел на английском.
Очень скоро выяснилось, что Гека обвиняют в международном терроризме. Гек, по словам араба, прилетел из Москвы с краденым детонатором, чтобы устроить «horror commutation». Об этом предупредили российские спецслужбы. Это же самое по своим каналам выяснил Интерпол. Об этом знали израильский Моссад, бедуинские спецслужбы и даже эфиопская разведка. Чем больше Гек пытался объяснить, что он сам работник российских спецслужб и лишь преследовал террориста, тем презрительнее становилась усмешка араба. Наконец Гек заявил, что он требует связаться с Москвой, а до тех пор отказывается отвечать на вопросы.
У него взяли отпечатки пальцев, сфотографировали, после чего заперли в камеру. Здесь Гек просидел два дня. В первый день его дважды водили на допрос, но Гек повторял одно и то же — свяжитесь с моим начальством в Москве. На второй день его на допрос уже не водили. Два раза в сутки в камеру приносили бутылку с водой. То ли кормить арестантов здесь считалось излишним, то ли это была месть за неповиновение на допросах. Зато Гек целые дни лежал на матрасе из пальмовых листьев и спал. В листьях роились мелкие блохи, но не человеческие, а какие-то безобидные, фруктовые.
На третий день Гека вызвали и объяснили ситуацию. Контакт с Москвой был установлен. Москва подтвердила, что Гек проводил боевую операцию. Москва никак не прокомментировала факт наличия у Гека в кармане детонатора. Зато Интерпол заявил о том, что Гек по делу не проходит, к террористической организации принадлежат другие лица. Один из них как раз прилетел на том же самолете в качестве пассажира и в общей суматохе исчез. Поэтому смертная казнь, которая должна была состояться сегодня, заменяется немедленной депортацией в Москву, которая состоится завтра.
Гек не нашелся что ответить. Тогда его провели в соседнюю комнату, где стояла странного вида телефонная вертушка, и сообщили, что с ним хочет говорить Москва. На проводе был Гриценко. Разговор был короткий.
— Как ты? — спросил Гриценко.
— Полный порядок, — ответил Гек. — Полет пережил без травм. Здесь на меня не оказывают ни малейшего давления. Ни физического, ни психологического, ни фармакологического.
— Я рад за тебя, — сказал Гриценко, но радости в его усталом голосе не было. — Скажи, зачем ты это сделал? Кто тебя просил лезть в самолет?
— Я делал все, что от меня зависит, — твердо сказал Гек.
— Ничего больше не делай, — произнес Гриценко. — Это приказ.
— Так точно, — вздохнул Гек.
— Это не только мой приказ, — сказал Гриценко. — Это приказ президента, он прочитал мою докладную записку.
— По поводу меня? — спросил Гек.
— По поводу коммутации, — ответил Гриценко. — Президент сказал: «Нашей стране евреи не помешают в любом количестве».
— Леонид Юрьевич, я не в теме. Я не понимаю, о чем речь.
— Прилетишь — все расскажу, — пообещал Гриценко и, помолчав, добавил задумчиво: — Не помешают в любом количестве. Забавно, но точно такую же фразу сказал вчера президент США.
Не дожидаясь ответа, Гриценко положил трубку, и Гек еще долго стоял, сжимая в руке пиликающий кусок белой пластмассы, пока его не толкнули в плечо и не указали на выход. В этот день Гека хорошо покормили, хотя из камеры не выпускали.
Депортировали Гека на том же самом «Боинге». Этот самолет летал из Москвы в Эфиопию каждый понедельник, а обратно — каждую пятницу. Геку назначили сопровождение — тех самых трех хасидов, которых он видел в день прилета. Опытным глазом Гек определил, что двое из них типичные бойцы-силовики, закаленные в боях. Это был восточный тип евреев — они были темнокожи, с густыми бровями и арабскими чертами лица. Под черными костюмами переливались тугие мышцы. Костяшки на руках одного из них были безжалостно разбиты, образуя железные сизые мозоли. Второй был постарше, похоже, он был главным. Третий хасид был ровесник Гека, он был худой и тощий, с живым осмысленным лицом типичного европейца. Был он по-прежнему в своем берете, молчал и не смотрел в сторону Гека. Вообще происходящее, похоже, его мало волновало. Зачем все трое были одеты в костюмы религиозных ортодоксов — оставалось загадкой. Геку дали понять, что эти трое летят в Москву по своим делам и одновременно выполняют роль конвойных Гека. До того, как Гек будет сдан на руки московским спецслужбам, он должен выполнять все их приказания.
Остальные пассажиры самолета по своему составу напоминали тех, что вылетали из Москвы — эфиопы, несколько пожилых американских туристов, индус, два араба, две подруги-француженки с поразительно красивыми фигурами, но совершенно нескладными лицами.
Послышалось пиликанье «Хаванагилы», а затем Гек неожиданно услышал мат. Он обернулся. Молодой хасид говорил по мобильному.
— Они мудаг*, — отчетливо произносил он вполголоса,. прикрывая ладонью рот. — Они мудаг.
* Я озабочен (иврит).
Гек отвернулся и стал смотреть в иллюминатор. До чего же интересные бывают совпадения в разных языках!
— Мохаммед мудаг*, — раздалось сзади серьезно и негромко.
* Мохаммед озабочен (иврит).
Гек нашарил ремень и застегнул его на поясе.
— Иегуде мудаг*, — произнес молодой хасид после долгой паузы, и разговор, очевидно, на этом закончился.
* Иегуда озабочен (иврит).
Самолет тронулся с места, покатился, слабо раскачивая крыльями, и взлетел мягко и почти незаметно. Гек представил буран из воздуха и африканского песка, который сейчас ревет у стойки шасси, и к горлу подкатила тошнота. Заложило в ушах. Гек глотнул, и мир снова наполнился звуками. Внизу плыли разноцветные дикиетатна, совсем не похожие на ровные квадраты российских полей. Самолет вошел в облачный слой — иллюминатор затянуло белесым паром. Спать не хотелось, и Гек начал рассматривать пассажиров. Несколько минут он лениво пялился на голое колено француженки, торчащее в проходе. Колено было ровное и загорелое. Напоминало о Нюке. Гек стал рассматривать остальных пассажиров. Два араба, сидевшие вдали на противоположной стороне, ему не понравились. Они были слишком тревожными. Гек решил, что они первый раз летят в самолете. Больше рассматривать было нечего, Гек закрыл глаза и провел в полудреме пару часов. Затем принесли еду. Гек всегда считал, что обычай есть в полете сделан не для того, чтобы накормить пассажиров, а для того, чтобы им не было скучно. Еда очень развлекает — начиная от голодных взглядов, которые искоса падают на далекие тележки, уже начавшие кормить далеких пассажиров, и кончая увлекательным складыванием использованной пластиковой посуды, — все это помогало интересно провести бестолковое время.
Еды было мало, но она была вкусной. Хасиды с сожалением откладывали в сторону продукты, показавшиеся им не кошерными. Геку было ясно, что они делают это не по религиозным убеждениям, а для конспирации, чтобы соответствовать образу.
Появилась очередь в туалет. Арабы тоже встали и зачем-то надели рюкзаки. Что-то не понравилось Геку в их движениях. Он толкнул локтем спутника-хасида и указал глазами на арабов, но встретил ледяной равнодушный взгляд. Было ясно, что Гек для этого человека куда более подозрителен, чем все арабы мира. Ладно, хватит паранойи, решил Гек и откинулся на подголовник, закрыв глаза. Арабы прошли мимо, за спину, в дальний конец салона.
Прошло несколько минут, и Гек отчетливо услышал, как далеко за спиной щелкнул затвор, и тут же раздался оглушительный выстрел. Потянуло пороховой гарью. Пассажиры ахнули и обернулись. Гек тоже обернулся. Арабы стояли в дальнем конце салона и сжимали в руках маленькие пистолеты. Один из них держал ствол поднятым вверх, в потолке салона темнела небольшая дырка. Как они пронесли пистолеты на борт? Гек наконец понял, почему вид их рюкзаков показался ему таким подозрительным. Уж больно они напоминали запасные парашюты американского образца — маленькое устройство для рискованной жесткой посадки на тот случай, если не раскроется основной парашют.
— Listen up, you people! — заорал тот, что стрелял в потолок салона, ноздри его раздувались. — We're freakin' sick and tired here of this stinkin' aircraft! You hear me, we're fed up with this airplane and its crew!!! And we sure ain't enjoying the flight!*
* Эй, внимание! (англ.)
— And the food. It was... yuck! — перебил второй араб и выстрелил в иллюминатор. На этот раз пуля не увязла в переборках, а прошла наружу. Над головами со свистом прошелся ветер, и сразу заломило в ушах — салон разгерметизировался.
— Me and my friend here, we wanna get off this damn airplane. Hey, you, the smart alee with the controls, yeah, you! Get this overgrown piece of shit a landing! Just stay cool, everybody! Anyone who wants to be a hero will die like one, with a bullet in his ass* — закончил первый и направил пистолет вдоль кресел.
* Мы хотим выйти здесь (англ.).
Самолет резко пошел на снижение. Гек подумал, что террористы для этого и стреляли в иллюминатор — пилот обязан резко снизить высоту, если произошла разгерметизация салона. Он вспомнил, что Гриценко велел ему не делать ничего и не ввязываться ни в какие истории. Поэтому медленно повернул голову обратно и лениво обмяк в кресле.
Соседи Гека, два плечистых хасида, повели себя иначе. Пару секунд они ошеломленно сидели, затем как по команде вскочили и бросились к террористам. Салон снова наполнился грохотом и пороховой гарью. Над головой засвистели пули. Гек пригнул голову, мысленно сосчитал до десяти, открыл глаза и глянул назад. Один хасид лежал совсем рядом в проходе. Он явно был мертв. Гек окончательно перестал понимать смысл происходящего. «Ну-да, конечно, — подумал он, снова закрывая глаза — спокойно и отрешенно, — у них же не могло быть при себе оружия. Кто бы пустил в Москву вооруженных представителей чужих разведслужб? На что они надеялись, когда бросились с голыми руками под пули? Или ни на что не надеялись, а просто жест отчаяния? Работник спецслужбы не имеет права рисковать жизнью пассажиров. Или здесь уже ничьи жизни на карту не ставятся?» Гек поежился, ему вдруг представилось, что весь мир вокруг — это смертники, сидящие в одной вселенской камере и ждущие своего часа. «В любом случае, — думал он, — я не должен вмешиваться. Во-первых, я не понимаю, что происходит и что мне делать. Во-вторых, Гриценко мне запретил действовать и вмешиваться. Это даже не во-вторых, а во-первых... А в-третьих, что бы я ни сделал, опять все пойдет неправильно и будет еще хуже. В-четвертых, что я вообще могу сделать? Ничего». Гек прислушался — вокруг было подозрительно тихо, только ползли по рядам испуганные шорохи. Гек медленно открыл глаза, повернул голову и сфокусировал взгляд на дальнем конце салона. Один из арабов лежал на ковре в неестественной позе с вывернутой головой. Мертв, определил Гек. Рядом с ним в луже крови лежал второй хасид, его руки с мощными растопыренными пальцами были нелепо вытянуты вперед, он и после смерти пытался кого-то задушить. «Да, — с уважением подумал Гек, — это был настоящий профессионал. Все-таки он успел добежать и уничтожить хотя бы одного...»
— Когда-приедешь?
— Не знаю, — сказал Гек. — Может быть, я улечу в другую страну.
— Зачем?
— Ненадолго. Я позвоню. Извини. Спокойной ночи.
— Не-пропадай! — сказала Нюка. — Скоммутируемся!
— Обязательно скоммутируемся! — сказал Гек, повесил трубку и еще некоторое время постоял возле старого черного аппарата с выщербленным металлическим диском и безнадежными барашками на шнуре.
Гек прибыл в аэропорт без четверти двенадцать и мерил шагами тихий и чистый зал. Здесь было малолюдно и торжественно. На плече у Гека висела новенькая спортивная сумка, набитая всякой ерундой. В глубине лежал автомат. Он был заряжен. Так прошло пятнадцать минут. Затем еще полчаса. Гек внимательно осматривал окружающих, но не заметил никого подозрительного. Если здесь и были подозрительные люди, то только братья Казаревичи, которые сначала изображали таксистов, затем поимели шумный разговор с местными таксистами и куда-то ушли вместе с ними разбираться.
Часы показали час ночи. Гек сдал свой билет в Мехико. Его самолет улетел. У него мелькнула мысль, что, наверное, именно этого и добивались люди из группировки, но все равно это было слишком странно. Гек начал вести себя испуганно и подозрительно. Так, как если бы у него действительно сорвались все планы. Он сел в угол, закрылся бесплатной газетой и время от времени затравленно косил взглядом по сторонам. К нему никто не подходил. Периодически объявляли посадки на экзотические рейсы. Из-за малой популярности этих рейсов самолеты в редкие страны летали ночью, чтобы разгрузить дневные взлетные полосы. Гек смотрел, как шла регистрация на Аддис-Абебу. Пассажиры представляли собой разношерстную смесь из эфиопов, возвращающихся на родину, россиян и россиянок, летящих в Африку по делам бизнеса или семьи, а основную массу составляли туристы-иностранцы, которые летели транзитом через Москву. Гек заметил четырех молодых французов, пожилую пару, говорящую по-английски с канадским акцентом, румяного американца, колоритного араба с густыми черными бровями и двух молодых индусок в национальных нарядах с красными точками посреди лба.
Когда наступила половина четвертого, Гек уже по-настоящему занервничал и прошел еще раз взад-вперед по залу. К нему один за другим подошли трое таксистов: «Такси не нужно?» Третьим был один из Казаревичей. Гек не обратил на них внимания, сделав каменное лицо, как и полагалось в разговоре с навязчивыми таксистами. Он прошел к телефонному узлу и позвонил в кабинет Гриценко. Ответила секретарша.
— Леню разбуди? — строго попросил Гек.
— Сейчас, — ответила секретарша, не удивившись, и переключила на радиотелефон Гриценко.
— Слушаю. — раздался в трубке знакомый бас.
— Привет, Леня, это Виктор. Узнал?
— Узнал, — ответил Гриценко. — Никто не приехал. И хвоста за тобой не вьется.
— Я тут на самолет опоздал, — сказал Гек, хотя никто его не подслушивал. — Ты не мог бы приехать меня забрать? Я денег заплачу.
— Бери такси, — сказал Гриценко.
— Не хочу такси, — сказал Гек.
— Бери такси и не выпендривайся. Такси. Понял?
Гек бросил трубку на рычаг и пошел к выходу. Тут же его осадили таксисты. Гек поторговался, и наконец Казаревич согласился его везти. Не выходя из роли, Гек подозрительно его осмотрел, но все-таки сел в машину. Казаревич медленно выруливал со стоянки.
— Информации нет, — сказал он, не разжимая губ.
— Можно позвонить? — спросил Гек.
Казаревич картинно пощелкал пальцами. Все-таки роли ему удавались плохо. Гек порылся в кармане и передал ему купюру. Казаревич достал крупную радиотрубку и передал Геку, как бы случайно нажав цифру "I". Это был не мобильник, это была ведомственная радиосвязь, как у Гриценко.
— Слушаю, — тут же раздался в трубке голос Гриценко.
— Я еду в такси, — сообщил Гек.
— Знаю.
— Куда я еду?
— Ты едешь к себе домой. Там наши люди дежурят. А мы пишем CMC из Интернета и спрашиваем, что случилось. Может быть, что-то помешало. Может быть, они хотели проверить, нет ли за тобой хвостов. Может быть, они хотели тебя выследить.
— А может быть, им уже не нужна палочка-пускатель.
— Детонатор, — неожиданно ледяным тоном произнес Гриценко. — Никогда не называй его так, ясно? Даже по ведомственной радиосвязи.
— Почему? — удивился Гек.
— Потому что они не должны знать, откуда он.
— То есть они ничего не знают про грелку? — удивился Гек.
— Естественно, верхнее звено ничего не знает про грелку! Они покупают детонатор и не знают, откуда он. Надеюсь, ты не написал ничего про грелку в записке?
Гек замялся.
— Я же ее на дверь повесил... В будке связистов на поле...
— Записку?
— Грелку...
— Грелку??! — взревел Гриценко.
— Я разрезал грелку, вынул детонатор, а грелку повесил, чтобы издалека было видно... В записке был оборот: «Как видите, вещь в надежном месте»...
— Ты не дурак, — сказал после паузы Гриценко ледяным тоном. — Ты клинический дебил. Таких надо усыплять в детстве.
— Но если они не знали о существовании грелки, может, они и не обратили внимания на пакет от грелки? И не поняли, что к чему? Ведь догадаться, что детонатор от грелки, — это на самом деле...
— Это на самом деле элементарно, — рыкнул Гриценко. — Ты почему-то думаешь, что все вокруг такие же идиоты, как ты! Так они могли за это время найти другую грелку! Или сделают это в ближайшие дни! Идиот!
Гриценко швырнул трубку. Гек покрутил в руках аппарат и набрал номер своего мобильника. Он не поверил своим ушам, когда в трубке раздался жизнерадостный голос:
— Да?
— С кем я могу говорить по поводу несостоявшейся встречи? — сказал Гек аккуратно.
— С кем угодно, — ответили радостно.
— Я не понял, — сказал Гек. — Может, я не туда попал? Может, я эту штуку могу выкинуть?
— Детонатор? Засунь себе в задницу! — заявил жизнерадостный голос и заржал.
— А что так? — спросил Гек, только теперь он понял, что говоривший смертельно пьян.
— Спасибо за подсказку. Мы нашли грелку сами. Получили бабло, и посол улетел в Аддис-Абебу.
— А мобильник отдадите? — сказал Гек, совершенно опешив.
— А на! — заржал голос, и связь оборвалась. Похоже было, что мобильник с размаху бросили на пол и он разлетелся на куски. Гек ткнул Казаревича в бок и заорал:
— Разворачивай! Гони к летному полю!
Казаревич отреагировал мгновенно и не задал ни одного вопроса. Он мастерски развернул машину и погнал к летному полю. Гек запустил руку в сумку и вынул автомат. Затем схватил радиотрубку и нажал единицу.
— Алло! — заорал Гек. — Гриценко! Я позвонил! Они нашли детонатор сами! Его взял посол и вылетел в Эфиопию!
— Черт, — тихо сказал Гриценко. — Ну правильно, посол. Рейс на Эфиопию ночью по понедельникам. Калязина застрелили в прошлый понедельник. Тогда арабский посол бронировал билет, но не полетел. Сегодня тоже бронировал. Прошел регистрацию. У нас было подозрение... Ладно, пусть в Эфиопии разбираются. Я, конечно, попробую остановить вылет, если он еще... — Гриценко не договорил и оборвал связь.
— И я попробую! — сказал Гек, стиснув зубы.
Впереди показался сетчатый забор летного поля. Вдали виднелась взлетная полоса, освещенная огнями. На старте стоял самолет.
— Пробьешь ограду, — сказал Гек Казаревичу. — Я бегу к полосе, вдруг это он?
Машина вломилась в забор, и лобовое стекло осыпалось зловещим стеклянным дождем. Гек этого не слышал. Он уже летел вперед через стеклянную пелену, через капот — группируясь в воздухе.
Гек приземлился на мягкую траву, вскочил и понесся вперед, ускоряя до бесконечности короткие, но непрерывно-молниеносные движения ногами. Автомат он сжимал в руке. Послышался характерный натужный свист. Самолет вдали начал медленно двигаться. Это был небольшой, но мощный «Боинг». Когда он въехал в луч прожектора, на его борту мелькнула надпись: «Pan-African». Геку показалось, что так быстро он не бегал еще никогда. Самолет набирал скорость, Гек несся наперерез. Мысли метались в голове. Стрелять? Нельзя. Пассажиры. Детонатор. Сдетонирует. Технологические люки? Не открыть. Стрелять? Нельзя. Стрелять в воздух? По прожекторам? Остановить?
До разгоняющегося «Боинга» оставалось несколько метров, его огромная туша, казалось, с воем падает сверху на Гека. И тело Гека сработало автоматически — ноги бросили тело вперед в истошном прыжке, а руки вцепились и сжались мертвым замком. Когда в следующий миг Гек пришел в себя, он понял, что висит, вцепившись в стойку шасси, под ним бешено крутятся колеса, в лицо бьет ветер, со странной силой оттягивая назад щеки, глаза, куртку. Земля вдруг подпрыгнула и рывком упала вниз. «Успел», — подумал и блаженно улыбнулся. Ураганный ветер тотчас схватил улыбку и попытался ее разодрать в разные стороны.
Гек не слышал, чтобы кто-нибудь летал снаружи самолета, — это было просто невозможно. Он хорошо знал, что летают в багажных отсеках — они были теплыми, герметичными, а в некоторых самолетах там даже сохранялось давление. И лишь однажды Гек слышал историю про путешественника, летевшего в гондоле шасси. На одном американском аэродроме после посадки самолета с Кубы в гондоле шасси нашли труп замерзшего кубинца. И тогда американцы выяснили, что и раньше беженцы с Кубы забирались в гондолы шасси и благополучно достигали Соединенных Штатов. И лишь этот негр, непривычный к холодам и разреженному воздуху, не смог пережить полет.
Разумеется, гондола шасси была негерметична. Разумеется, она не обогревалась. Наоборот, в ней гуляли сквозняки. Гек прикинул расстояние от Москвы до Аддис-Абебы, отсутствие кислородного баллона и летнюю куртку. Представил себе шесть часов полета в 50-градусном холоде... На другой чаше весов лежала закалка бойца, привычного к российским зимам, в отличие от кубинцев. Руки уже потеряли чувствительность от ветра, и Гек не знал, держатся они за опору шасси или уже нет. А если держатся, то насколько крепко. Но наконец над его головой раздвинулся металл и стойка шасси потянулась внутрь гондолы, утягивая за собой Гека. Гондола оказалась просторнее, чем думал Гек, но eму все равно пришлось совершить несколько акробатических перехватов и внимательно проследить, чтобы могучий механизм не раздавил его тело. Гондола закрылась. Гек свернулся и лег в сплетении натруженного металла и опаленной резины. Здесь уже не было ветра, и поэтому казалось гораздо теплее. Вот только уши ломило от перепада давления. Гек зажал нос онемевшими пальцами и несколько раз попытался вдохнуть и выдохнуть, как это делают глубоководные ныряльщики. В ушах захрустело, и боль прошла. Следующие пятнадцать минут Гек боролся с давлением. Воздух был очень разрежен, дышать было тяжело и больно. Затем со всех сторон пополз холод...
Как прошли эти шесть часов, Гек не мог вспомнить. Он не терял сознания, но то ли из-за стресса, то ли из-за нехватки кислорода мозг перешел в странное состояние — это была бредовая эйфория. Такая эйфория, только намного слабее, охватывает горных альпинистов на дальних вершинах. Поэтому побывавший в горах хоть раз подсознательно мечтает вернуться туда снова и снова. Кажется, Гек смеялся и что-то говорил, но смех растворялся в ревущей темноте, а слова лишь обжигали рот. Во тьме мелькали видения, появлялось и пропадало лицо Нюки, что-то кричал Гриценко, махали руками Казаревичи, снова появлялась Нюка и все хотела что-то объяснить Геку, а Гек пытался объяснить что-то ей, но рев заглушал слова. Временами чувства зашкаливали, и Геку казалось, что вокруг ослепительный свет и полная тишина. А затем вибрация стенок начала въедаться в тело вместе с холодом и наконец сожрала тело целиком — Гек почувствовал, что стал единым целым с «Боингом». Затем «Боинг» слился с небом. А небо с землей. Наконец Гек почувствовал себя одной Вселенной, состоящей только из него, из Гека. «Я Коммутация!» — крикнул Гек и захохотал. Вселенной, которой он был, хотелось покоя. Ей надо было свернуться в клубок и тихо отдыхать. Гек свернулся, представил себе свернувшееся небо, оборачивающее землю, как фольга шоколадную конфету, и ему сразу стало тепло и спокойно. Но тут наконец проснулся разум. «Не спать! — заявил разум. — Холод! Смерть!» И Гек начал двигаться. Он сгибал и разгибал ноги, отталкивался руками от стенок, распрямлял бесчувственное тело, скручивался вдоль позвоночника влево-вправо и снова сжимался в комок. Наконец снова заломило в ушах, и Гек понял, что самолет идет на снижение. Вскоре дышать стало свободнее. Затем открылся пол и стойка шасси пошла вниз. Створки снова закрылись.
Гек не стал спускаться на стойке, он знал, что посадка в несколько раз экстремальнее, чем взлет, а сорваться на бетон полосы при скорости в несколько сотен километров в час ему не хотелось.
Самолет мягко коснулся земли и вскоре остановился. Гул стих, и наступила божественная тишина. Такая тишина, наверное, стояла до сотворения мира. Из щели внизу бил ослепительный свет. Вокруг заметно теплело, и Гек лежал, вдыхая пыльный, но настоящий, плотный воздух с запахом резины, керосина и тысячелетней жары. Этот привкус жары уже чувствовался в воздухе, так и должна была пахнуть Африка, хотя Гек в ней никогда не был. Прошло минут десять, он уже начал раздумывать, каким образом выбраться из гондолы через светящуюся щель, но вдруг металл разъехался сам собой. Гек нащупал автомат и осторожно выглянул наружу.
В четком десятиметровом радиусе с редкими интервалами стояли на одном колене чернокожие солдаты в красивых сизых формах с надетыми поверх бронежилетами. Они держали в руках автоматы американского образца и целились Геку в лоб. За ними стояло второе кольцо — из автомобилей, за которыми прятались воины с арабскими чертами лица. Они целились в Гека из длинных винтовок, высунув хищные стволы из-за капотов и бамперов. В отдалении стояло несколько десятков солдат в израильской форме. Они держали в руках автоматы «Узи», но уже не так настороженно — все-таки перед ними было два кордона. Среди них было три человека с пейсами, в костюмах хасидов. Причем на одном из них был берет, напоминающий берет Че Гевары. Рядом лежали железные кофры, и хасид в берете крутил рукоятку громоздкого прибора на высоком штативе. Прибор напоминал одновременно фотоаппарат позапрошлого века и геодезическую треногу.
Раздался лающий голос — кто-то орал в громкоговоритель на неизвестном языке. Воевать было бессмысленно. Да и против кого? Гек вздохнул и бросил автомат. Тот звякнул о крепежку шасси и упал на асфальт. Медленно-медленно Гек опустил одну ногу, затем другую, затем вылез сам и опустился на раскаленный солнцем асфальт лицом вниз. Расставил ноги, сложил ладони на спине и закрыл глаза. Вскоре на запястьях щелкнули горячие наручники, Гека рывком подняли на ноги и затолкали в машину. Чернокожие воины держали его со всех сторон.
Привезли Гека в некое подобие полицейского участка и тут же обыскали. Нашли диверсионный нож. Низкорослый негр в ярких погонах, с харизматическим потным лицом, долго цокал языком, пытаясь открыть какое-нибудь из его многочисленных лезвий то с одной, то с другой стороны. Нашли пачку русских денег. Нашли носовой платок. Развернули — оттуда на стол выпал детонатор. Воины гортанно заорали и унесли детонатор. А Гека провели по коридорам и заперли в одиночную камеру с грязными стенами. Несколько часов к Геку никто не заходил. Затем его повели на допрос. За столом сидел здоровенный негр, рядом уже знакомый низкорослый в ярких погонах, а третьим был араб, который смотрелся на их фоне совсем по-европейски. За спиной Гека встала толпа воинов. Стояли они бестолково. Слишком кучно. Слишком близко к Геку. При желании Гек мог уничтожить всех в этой комнате за минуту голыми руками.
Низкорослый в ярких погонах гортанно проорал что-то. Гек молчал. Затем начал говорить араб, жестко чеканя слова. После разведшколы Гек в совершенстве владел английским, немецким и французским, а также хорошо знал чеченский и азербайджанский.
— Do you speak english? — спросил Гек.
На лице араба появилось недоумение.
— Of course, — сказал он, и дальше разговор пошел на английском.
Очень скоро выяснилось, что Гека обвиняют в международном терроризме. Гек, по словам араба, прилетел из Москвы с краденым детонатором, чтобы устроить «horror commutation». Об этом предупредили российские спецслужбы. Это же самое по своим каналам выяснил Интерпол. Об этом знали израильский Моссад, бедуинские спецслужбы и даже эфиопская разведка. Чем больше Гек пытался объяснить, что он сам работник российских спецслужб и лишь преследовал террориста, тем презрительнее становилась усмешка араба. Наконец Гек заявил, что он требует связаться с Москвой, а до тех пор отказывается отвечать на вопросы.
У него взяли отпечатки пальцев, сфотографировали, после чего заперли в камеру. Здесь Гек просидел два дня. В первый день его дважды водили на допрос, но Гек повторял одно и то же — свяжитесь с моим начальством в Москве. На второй день его на допрос уже не водили. Два раза в сутки в камеру приносили бутылку с водой. То ли кормить арестантов здесь считалось излишним, то ли это была месть за неповиновение на допросах. Зато Гек целые дни лежал на матрасе из пальмовых листьев и спал. В листьях роились мелкие блохи, но не человеческие, а какие-то безобидные, фруктовые.
На третий день Гека вызвали и объяснили ситуацию. Контакт с Москвой был установлен. Москва подтвердила, что Гек проводил боевую операцию. Москва никак не прокомментировала факт наличия у Гека в кармане детонатора. Зато Интерпол заявил о том, что Гек по делу не проходит, к террористической организации принадлежат другие лица. Один из них как раз прилетел на том же самолете в качестве пассажира и в общей суматохе исчез. Поэтому смертная казнь, которая должна была состояться сегодня, заменяется немедленной депортацией в Москву, которая состоится завтра.
Гек не нашелся что ответить. Тогда его провели в соседнюю комнату, где стояла странного вида телефонная вертушка, и сообщили, что с ним хочет говорить Москва. На проводе был Гриценко. Разговор был короткий.
— Как ты? — спросил Гриценко.
— Полный порядок, — ответил Гек. — Полет пережил без травм. Здесь на меня не оказывают ни малейшего давления. Ни физического, ни психологического, ни фармакологического.
— Я рад за тебя, — сказал Гриценко, но радости в его усталом голосе не было. — Скажи, зачем ты это сделал? Кто тебя просил лезть в самолет?
— Я делал все, что от меня зависит, — твердо сказал Гек.
— Ничего больше не делай, — произнес Гриценко. — Это приказ.
— Так точно, — вздохнул Гек.
— Это не только мой приказ, — сказал Гриценко. — Это приказ президента, он прочитал мою докладную записку.
— По поводу меня? — спросил Гек.
— По поводу коммутации, — ответил Гриценко. — Президент сказал: «Нашей стране евреи не помешают в любом количестве».
— Леонид Юрьевич, я не в теме. Я не понимаю, о чем речь.
— Прилетишь — все расскажу, — пообещал Гриценко и, помолчав, добавил задумчиво: — Не помешают в любом количестве. Забавно, но точно такую же фразу сказал вчера президент США.
Не дожидаясь ответа, Гриценко положил трубку, и Гек еще долго стоял, сжимая в руке пиликающий кусок белой пластмассы, пока его не толкнули в плечо и не указали на выход. В этот день Гека хорошо покормили, хотя из камеры не выпускали.
Депортировали Гека на том же самом «Боинге». Этот самолет летал из Москвы в Эфиопию каждый понедельник, а обратно — каждую пятницу. Геку назначили сопровождение — тех самых трех хасидов, которых он видел в день прилета. Опытным глазом Гек определил, что двое из них типичные бойцы-силовики, закаленные в боях. Это был восточный тип евреев — они были темнокожи, с густыми бровями и арабскими чертами лица. Под черными костюмами переливались тугие мышцы. Костяшки на руках одного из них были безжалостно разбиты, образуя железные сизые мозоли. Второй был постарше, похоже, он был главным. Третий хасид был ровесник Гека, он был худой и тощий, с живым осмысленным лицом типичного европейца. Был он по-прежнему в своем берете, молчал и не смотрел в сторону Гека. Вообще происходящее, похоже, его мало волновало. Зачем все трое были одеты в костюмы религиозных ортодоксов — оставалось загадкой. Геку дали понять, что эти трое летят в Москву по своим делам и одновременно выполняют роль конвойных Гека. До того, как Гек будет сдан на руки московским спецслужбам, он должен выполнять все их приказания.
Остальные пассажиры самолета по своему составу напоминали тех, что вылетали из Москвы — эфиопы, несколько пожилых американских туристов, индус, два араба, две подруги-француженки с поразительно красивыми фигурами, но совершенно нескладными лицами.
Послышалось пиликанье «Хаванагилы», а затем Гек неожиданно услышал мат. Он обернулся. Молодой хасид говорил по мобильному.
— Они мудаг*, — отчетливо произносил он вполголоса,. прикрывая ладонью рот. — Они мудаг.
* Я озабочен (иврит).
Гек отвернулся и стал смотреть в иллюминатор. До чего же интересные бывают совпадения в разных языках!
— Мохаммед мудаг*, — раздалось сзади серьезно и негромко.
* Мохаммед озабочен (иврит).
Гек нашарил ремень и застегнул его на поясе.
— Иегуде мудаг*, — произнес молодой хасид после долгой паузы, и разговор, очевидно, на этом закончился.
* Иегуда озабочен (иврит).
Самолет тронулся с места, покатился, слабо раскачивая крыльями, и взлетел мягко и почти незаметно. Гек представил буран из воздуха и африканского песка, который сейчас ревет у стойки шасси, и к горлу подкатила тошнота. Заложило в ушах. Гек глотнул, и мир снова наполнился звуками. Внизу плыли разноцветные дикиетатна, совсем не похожие на ровные квадраты российских полей. Самолет вошел в облачный слой — иллюминатор затянуло белесым паром. Спать не хотелось, и Гек начал рассматривать пассажиров. Несколько минут он лениво пялился на голое колено француженки, торчащее в проходе. Колено было ровное и загорелое. Напоминало о Нюке. Гек стал рассматривать остальных пассажиров. Два араба, сидевшие вдали на противоположной стороне, ему не понравились. Они были слишком тревожными. Гек решил, что они первый раз летят в самолете. Больше рассматривать было нечего, Гек закрыл глаза и провел в полудреме пару часов. Затем принесли еду. Гек всегда считал, что обычай есть в полете сделан не для того, чтобы накормить пассажиров, а для того, чтобы им не было скучно. Еда очень развлекает — начиная от голодных взглядов, которые искоса падают на далекие тележки, уже начавшие кормить далеких пассажиров, и кончая увлекательным складыванием использованной пластиковой посуды, — все это помогало интересно провести бестолковое время.
Еды было мало, но она была вкусной. Хасиды с сожалением откладывали в сторону продукты, показавшиеся им не кошерными. Геку было ясно, что они делают это не по религиозным убеждениям, а для конспирации, чтобы соответствовать образу.
Появилась очередь в туалет. Арабы тоже встали и зачем-то надели рюкзаки. Что-то не понравилось Геку в их движениях. Он толкнул локтем спутника-хасида и указал глазами на арабов, но встретил ледяной равнодушный взгляд. Было ясно, что Гек для этого человека куда более подозрителен, чем все арабы мира. Ладно, хватит паранойи, решил Гек и откинулся на подголовник, закрыв глаза. Арабы прошли мимо, за спину, в дальний конец салона.
Прошло несколько минут, и Гек отчетливо услышал, как далеко за спиной щелкнул затвор, и тут же раздался оглушительный выстрел. Потянуло пороховой гарью. Пассажиры ахнули и обернулись. Гек тоже обернулся. Арабы стояли в дальнем конце салона и сжимали в руках маленькие пистолеты. Один из них держал ствол поднятым вверх, в потолке салона темнела небольшая дырка. Как они пронесли пистолеты на борт? Гек наконец понял, почему вид их рюкзаков показался ему таким подозрительным. Уж больно они напоминали запасные парашюты американского образца — маленькое устройство для рискованной жесткой посадки на тот случай, если не раскроется основной парашют.
— Listen up, you people! — заорал тот, что стрелял в потолок салона, ноздри его раздувались. — We're freakin' sick and tired here of this stinkin' aircraft! You hear me, we're fed up with this airplane and its crew!!! And we sure ain't enjoying the flight!*
* Эй, внимание! (англ.)
— And the food. It was... yuck! — перебил второй араб и выстрелил в иллюминатор. На этот раз пуля не увязла в переборках, а прошла наружу. Над головами со свистом прошелся ветер, и сразу заломило в ушах — салон разгерметизировался.
— Me and my friend here, we wanna get off this damn airplane. Hey, you, the smart alee with the controls, yeah, you! Get this overgrown piece of shit a landing! Just stay cool, everybody! Anyone who wants to be a hero will die like one, with a bullet in his ass* — закончил первый и направил пистолет вдоль кресел.
* Мы хотим выйти здесь (англ.).
Самолет резко пошел на снижение. Гек подумал, что террористы для этого и стреляли в иллюминатор — пилот обязан резко снизить высоту, если произошла разгерметизация салона. Он вспомнил, что Гриценко велел ему не делать ничего и не ввязываться ни в какие истории. Поэтому медленно повернул голову обратно и лениво обмяк в кресле.
Соседи Гека, два плечистых хасида, повели себя иначе. Пару секунд они ошеломленно сидели, затем как по команде вскочили и бросились к террористам. Салон снова наполнился грохотом и пороховой гарью. Над головой засвистели пули. Гек пригнул голову, мысленно сосчитал до десяти, открыл глаза и глянул назад. Один хасид лежал совсем рядом в проходе. Он явно был мертв. Гек окончательно перестал понимать смысл происходящего. «Ну-да, конечно, — подумал он, снова закрывая глаза — спокойно и отрешенно, — у них же не могло быть при себе оружия. Кто бы пустил в Москву вооруженных представителей чужих разведслужб? На что они надеялись, когда бросились с голыми руками под пули? Или ни на что не надеялись, а просто жест отчаяния? Работник спецслужбы не имеет права рисковать жизнью пассажиров. Или здесь уже ничьи жизни на карту не ставятся?» Гек поежился, ему вдруг представилось, что весь мир вокруг — это смертники, сидящие в одной вселенской камере и ждущие своего часа. «В любом случае, — думал он, — я не должен вмешиваться. Во-первых, я не понимаю, что происходит и что мне делать. Во-вторых, Гриценко мне запретил действовать и вмешиваться. Это даже не во-вторых, а во-первых... А в-третьих, что бы я ни сделал, опять все пойдет неправильно и будет еще хуже. В-четвертых, что я вообще могу сделать? Ничего». Гек прислушался — вокруг было подозрительно тихо, только ползли по рядам испуганные шорохи. Гек медленно открыл глаза, повернул голову и сфокусировал взгляд на дальнем конце салона. Один из арабов лежал на ковре в неестественной позе с вывернутой головой. Мертв, определил Гек. Рядом с ним в луже крови лежал второй хасид, его руки с мощными растопыренными пальцами были нелепо вытянуты вперед, он и после смерти пытался кого-то задушить. «Да, — с уважением подумал Гек, — это был настоящий профессионал. Все-таки он успел добежать и уничтожить хотя бы одного...»