Калашников Исай Калистратович. Жестокий век. Гонители

   Медленно занимался рассвет. Обозначились берега с редкими кустами тальника, клочьями желтой травы, свисающими к воде. На: счастье, река была без глубоких ям и омутов, на перекатах вода едва скрывала бабки коней, но от брызг были мокрыми и люди, и лошади. По спине Тэмуджина беспрерывно стучали тяжелые капли, халат промок - насквозь. По телу пробегала неудержимая дрожь, ноги тянула судорога. Рядом ехали Боорчу и Теб-тэнгри. Шаман с головой укрылся овчинным одеялом, брызги скатывались по длинной шерсти. Шаман, должно быть, не вымок и не замерз. А Боорчу посинел, сгорбился. Он пробовал засунуть мокрые руки за пазуху, но скрюченные пальцы цеплялись за отвороты халата.
   - Замерз, друг Боорчу?
   - Немножко. Снаружи. А внутри жарко. От благодарности Ван-хану.
   Заворочался в седле шаман, выглянул из-под одеяла, как филин из дупла, мрачно предрек:
   - Еще и не то будет. Нашли на кого надеяться!
   Прискакал первый вестник от Мухали. Он донес: Коксу-Сабрак переправился через реку и устремился за Ван-ханом. Тэмуджин направил коня на берег. Мокрые, продрогшие воины, выскакивая из воды, спешивались, собирали тальниковые палки и разводили огни. Для Тэмуджина поставили юрту, нашли сухое одеяло. Он сбросил с себя мокрую одежду, завернулся в одеяло и, пригревшись, крепко заснул. И опять, как ночью, его разбудил Мухали.
   - Найманы догнали Ван-хана и Джамуху.
   - Уже?!
   - Надеясь на нас, они не торопились. Хан и Джамуха разбиты. Коксу-Сабрак полонил много воинов и продолжает преследование. Он вошел в кочевья кэрэитов и ограбил два куреня.
   Тэмуджин оделся в заботливо высушенную нукерами одежду, вышел из юрты. И очень удивился - солнце село, на проясневшем небе зажглись первые звезды. Долго же он спал... По всему берегу горели огни, возле них отдыхали воины. У огня возле его юрты спали Джэлмэ, Боорчу и шаман. Он растолкал их, велел Джэлмэ собрать всех нойонов.
   Известие о поражении Ван-хана все встретили с радостью.
   - Так ему и надо! - с мстительной злобой сказал Алтан.
   - Давно сказано: не бросай камень вверх-упадет на твою голову! изрек Даритай-отчигин.
   Он подумал, что эти двое да Хучар были бы еще более довольны, окажись он на месте Ван-хана. Хану кэрэитов они не прощают не предательство, а то, что с его помощью он, Тэмуджин, возвысился над всеми ними. До него доходили слухи, что и раньше, когда Ван-хана прогнал Эрхе-Хара, дорогие родичи распускали слухи, что хана кэрэитов покарало небо за пролитие родственной крови. Не трудно было догадаться, что, целясь в Ван-хана, они били по нему.
   - Я вас собрал не злорадствовать! - сказал он, - Надо подумать, как помочь Ван-хану.
   - Помочь? - изумился Даритай-отчигин. - Он чуть было не вовлек нас в беду...
   Тэмуджин не дал ему договорить, спросил нойонов:
   - Кто думает иначе?
   - Мы с Джарчи, - сказал Хулдар. - Мы пристали к тебе, хан Тэмуджин, не для того, чтобы бегать от врагов, а для того, чтобы враги бегали от нас. Так, анда Джарчи?
   - Так, Хулдар, так.
   - Я тоже думаю иначе! - отодвинув плечом Алтана, от чего тот скосоротился, вперед пролез говорун Хорчи. - Когда я увидел вещий сон, что ты станешь ханом, ты обещал мне в жены тридцать девушек. Я все жду... И вот сейчас думаю, если Коксу-Сабрак прикончит Ван-хана и мы останемся одни, не видать мне тридцать жен.
   - У пустоголового человека и речи пустые,- проворчал Алтан.
   - Совсем не пустые! - заступился за него Боорчу. - Через кочевья кэрэитов лежит дорога к нашим куреням. Но я не об этом... Совсем случайно получилось так, что мы можем крепко намять бока Коксу-Сабраку. Он не знает, что мы за его спиной. Его воины нагружаются добычей, становятся неповоротливыми, как тарбаганы перед спячкой. Ван-хан и Джамуха попробуют его остановить. В это время мы должны ударить.
   - Шаман Теб-тэнгри, что скажешь ты?
   Теб-тэнгри зажмурил глаза, словно прислушиваясь к чему-то в себе самом. Все повернули головы к нему. Тэмуджин встревоженно подумал: этот человек с узким лицом до сих пор не очень понятен ему, шаман, если только захочет, все может повернуть по-своему, с ним совладать будет труднее, чем с Алтаном и Даритай-отчигином, его слово ценят и нойоны, и простые воины.
   - Духи добра,- шаман открыл глаза, - довольны тобой, хан Тэмуджин.
   - Утром мы пойдем на Коксу-Сабрака. Готовьте людей, нойоны. Теб-тэнгри, зайди ко мне в юрту. - Пропустив шамана вперед, он закрыл дверной полог. - Ты говорил, что водить дружбу с Ван-ханом и Джамухой опасно. Но ты не против того, чтобы мы помогли им...
   Шаман разворошил жар очага, изломал через колено палку, бросил на горячие угли, подождал, когда вспыхнет пламя.
   - Тебе это не понятно? Но все очень просто, хан Тэмуджин. Из двух врагов первым уничтожай наиболее опасного.
   - Ван-хан мне не враг. Ты его не равняй с Коксу-Сабраком.
   - Он-то, может быть, тебе не враг...
   - Договаривай, Теб-тэнгри.
   - Ты будешь его врагом, хан Тэмуджин. Нилха-Сангун уже почувствовал это.
   - Я давал Ван-хану клятву быть его сыном - разве ты забыл?
   - Ты давал клятву и Джамухе... Но этот разговор преждевременный, хан Тэмуджин. Прими мой совет и не ходи сам на Коксу-Сабрака.
   - Почему?
   - Будет благословение неба, найманов разобьют твои воины и без тебя. Этим ты покажешь Ван-хану и всем другим, что не только ты сам, но и каждый твой нукер способен на великое дело... Ты возвысился над своими нойонами твоя семья и твои друзья живут спокойно. Ты возвысишься над ханами спокоен будет твой народ.
   - Так думаешь ты?
   - Не один я. Так думают те, у кого есть рабы-пастухи, табуны и стада.
   - А-а... - неопределенно протянул Тэмуджин. - На Коксу-Сабрака пошлю Боорчу и Мухали. Но врагом Ван-хану я не буду! - Он протестующе двинул рукой.
   По тонким губам шамана скользнула усмешка.
   - Оставайся его верным сыном. Вас трое у Ван-хана - ты, Джамуха да Нилха-Сангун. А наследником будет кто-то один.
   - Теб-тэнгри, в тебе сидит демон!
   - Мне с небесного соизволения открыты тайны человеческой души.
   Говорить с шаманом, как всегда, было трудно. Будто он и вправду проникал в глубины души и видел там те, что было скрыто не только от людей, но и от самого себя.
   VIII
   Мороз заставил Джамуху сойти с коня. Спешились и нукеры. Сухой снег звучно скрипел под подошвами гутул, и стылый воздух отзывался звоном. Джамуха был в тяжелой шубе и в теплой беличьей шапке. От дыхания на воротнике пушился мягкий иней. Иней оседал и на бровях, на ресницах. Холод и немота пустынной степи угнетали Джамуху. С сожалением вспоминал тепло очага своей юрты, заботливую Уржэнэ. Зимняя пора, пора спокойного отдыха и веселой охоты, превратилась для него в пору труда. После того как провалился хитроумный замысел убрать Тэмуджина, он понял, что бездействие гибельно. До тех пор, пока жив анда, ни один из нойонов не может чувствовать себя в безопасности. Была редкая возможность уничтожить его руками Коксу-Сабрака, казалось, никто не отвратит его гибели, но, видно, духи зла в сговоре с ним - увернулся от смертельного удара. Мало того, что увернулся,- извлек из всего этого великую выгоду.
   Коксу-Сабрак тогда захватил почти половину улуса Ван-хана, в его руки даже попали жена и дети Нилха-Сангуна. Собрав людей, каких только было возможно, Ван-хан решил дать последнее сражение. Но исход битвы был предопределен, и все знали это. Хан стал в строй простых воинов и поклялся умереть вместе с ними.
   Найманы легко опрокинули их и погнали по лощине. И тут случилось то, чего никто не ожидал. На Коксу-Сабрака, уже торжествующего окончательную победу, обрушились воины Тэмуджина. Они не дали найманам ни перестроиться, ни развернуться, били в спину стрелами, кололи копьями, рубили мечами... Боорчу и Мухали отняли пленных, стада, юрты, повозки и все это преподнесли Ван-хану как подарок. А разбитый Коксу-Сабрак снова едва успел уйти.
   Ван-хан прослезился от радости. Он плакал как старая баба, и клял себя за легковерие, толкнувшее на отступничество. Успокоившись, приказал из-под земли достать <наймана>, оклеветавшего Тэмуджина. Опасаясь, что обман может открыться, Джамуха велел удавить Хунана бросить труп в реку. Тайна осталась нераскрытой. Но Ван-хан и без этого охладел к нему. Может быть, что-то все-таки заподозрил.
   И это не все. Слава об уме, храбрости непобедимого Тэмуджина, умножаемая молвой, облетала степь. И вновь к нему из всех улусов повалили люди - лихие удальцы, чтобы использовать свое единственное достояние отвагу; владельцы стад, чтобы под его сильной рукой спокойно умножать богатство; обиженные, чтобы обрести защитника. Теперь к анде люди шли не только из куреней и айлов тайчиутов, но и многих других племен салджиутов, хатакинов, дорбэнов, хунгиратов, куруласов... Его силы росли, увеличивались, теперь уже ни одно племя не сумело бы совладать с ним в одиночку.
   Нойоны всполошились. Джамуха как мог, подогревал страсти, запугивал грядущими бедами. Но мало чего добился. Сильнее страха перед Тэмуджином оказалась неодолимая гордыня. Нойоны соглашались свести свои силы, не отказывались и от драки с андой, но никто не хотел никому подчиняться, все подозревали друг друга в скрытом стремлении под шумок возвыситься над другими.
   Измучившись, изуверившись, Джамуха обратил свой взор на улус Таргутай-Кирилтуха. Старый враг Тэмуджина, возможно, окажется дальновиднее других. Джамуха направился к нему.
   Стерев ладонью с бровей и ресниц иней, он сел на коня. Двадцать нукеров тоже вскочили в седла. Передохнувшие кони пошли быстрой рысью.
   В курень приехали под вечер. В мглистое небо поднимались столбы дыма, суля желанное тепло и горячую пищу. Утоптанный снег прозвенел под копытами, как лед, прокаленный морозом.
   В просторной юрте Таргутай-Кирилтуха горел огонь, камни очага раскалились докрасна. И только тут Джамуха почувствовал, как он промерз, устал и как голоден. Таргутай-Кирилтух встретил его без всякого радушия. Зажиревший, с мягким подбородком, свисающим на засаленный воротник шелкового халата, и заплывшими угрюмыми глазами, он чуть шевельнулся, будто хотел встать, что-то пробормотал, и Джамухе пришлось, не дожидаясь приглашения, раздеваться, без зова идти к этому бурдюку с жиром и гнуть в поклоне спину. Рядом с Таргутай-Кирилтухом сидел его сын Улдай, тоже упитанный почти как отец, Аучу-багатур и два молодых воина, позднее Джамуха узнал - сыновья Тохто-беки, Хуту и Тогус-беки. Джамуха сел спиной к очагу, вбирал тепло, обдумывал предстоящий разговор, предчувствуя, что он будет нелегким. Его ни о чем не спрашивали, молча рассматривали: Таргутай-Кирилтух и его сын - равнодушно, Аучу-багатур - с откровенной неприязнью, сыновья Тохто-беки - с любопытством. Молчание начинало тяготить, и он задал обычный вопрос:
   - Благополучно ли зимует ваш скот?
   - Благополучно, - буркнул Таргутай-Кирилтух.
   - Иное дело, кажется, у тебя, а? - спросил Аучу-багатур.
   - Почему тай думаешь?
   - Ну, как же... У кого благополучны стада и достаток пищи, тот сидит дома.
   - Ты всегда был очень догадливым, Аучу-багатур. Но на этот раз ошибаешься. Не забота о пище гонит меня по зимней степи. Пока что у меня есть и еда и питье. Только скоро, может случиться, ничего этого не будет. И у меня, и у вас.
   Таргутай-Кирилтух приподнял тяжелые веки, во взгляде появился интерес.
   - Не мор ли идет по степи?
   - Не мор. Много хуже. Хан Тэмуджин набивает колчан стрелами.
   - Раньше людей пугали духами зла, теперь Тэмуджином, - буркнул Таргутай-Кирилтух.
   - Он страшный человек!
   - Что он за человек, мы знаем не хуже тебя, - сказал Аучу-багатур.
   - Не думаю... Он еще не показал себя. Но покажет, и скоро. Всем нам надо быть заодно. Только так мы остановим Тэмуджина и отобьем у него охоту подминать под себя слабых.
   - Ты нас считаешь слабыми? - спросил Улдай.
   - Не будем заниматься пустым препирательством. Опасность велика, и хвастливость будет пагубной для всех.
   - Что ты за человек, Джамуха! - воскликнул Аучу-багатур. - Вспомни, как вел себя возле ущелья Дзеренов. Мы тогда накинули аркан на шею Тэмуджина. Осталось затянуть, а ты аркан перерезал. Своим своенравием спас Тэмуджина. И не кто-нибудь - ты побежал помогать ему и Ван-хану бить найманов, подпер их своей силой. Теперь приехал нас пугать - страшный человек.
   Джамуха не мог сказать о том, что правило им. Пришлось выдумывать, изворачиваться. И чем больше он говорил, тем, кажется, ему меньше верили. Не дослушав, Таргутай-Кирилтух велел подавать ужин. Слуги принесли корыто с мясом. Лучшие куски Таргутай-Кирилтух предложил Хуту и Тогус-беки, тем выказав пренебрежение и к самому Джамухе, и к тому, что он говорил.
   Сумрачно хлебая из чашки суп - шулюн, Джамуха пытался понять истинную причину недоброжелательности Таргутай-Кирилтуха. Они ему не доверяют. Это одна сторона дела. Но почему они не боятся Тэмуджина? Недооценивают его силу? Заплывшие жиром мозги Таргутай-Кирилтуха не способны охватить размеры угрозы? Может быть, и так. Но тут есть что-то и другое.
   Из пустякового разговора хозяина юрты с Хуту и Тогус-беки Джамуха выловил несколько слов, которые навели на мысль, что сыновья меркитов тут не просто гости. По-видимому, Тохто-беки и Таргутай-Кирилтух условились поддерживать друг друга. Возможно, даже собираются летом совместно выступить против Тэмуджина.
   На другой день Хуту и Тогус-беки уехали. С ними отправился и Улдай. Это подтвердило догадку Джамухи. Но все его попытки расположить к себе Таргутай-Кирилтуха и Аучу-багатура кончились ничем.
   Он уезжал из куреня обозленным не только на Таргутай-Кирилтуха и Аучу-багатура, но и на всех рольных нойонов. Сами для себя готовят гибель. Горько признать, но Тэмуджин избрал единственно верный путь. И победить его сможет тот, кто воспользуется его же оружием - подчинит своей власти племена. Как это сделать? Как заставить нойонов осознать опасность настолько, чтобы они поступились своим неистребимым честолюбием?
   Стылый воздух обжигал лицо. Коченели руки. Впереди стлалась бесконечная белая степь. Джамуха торопил усталого коня. Надо успеть. Надо опередить Тэмуджина.
   IX
   Хадан, дочь Сорган-Шира, приехала с мужем в гости к отцу. Жил Сорган-Шира недалеко от куреня Таргутай-Кирилтуха и, как в прежние годы, готовил для своего господина отменный кумыс. Возле большой белой юрты паслись дойные кобылицы. Тощий, невылинявший пес громко залаял, ощерил желтые зубы. Сорган-Шира, лысый, косолапый, выкатился навстречу дочери и зятю, принял из их рук поводья. Вслед за ним из юрты вышел младший брат Хадан Чилаун, принялся расседлывать коней.
   - Давно у нас не были, - сказал Сорган-Шира.
   - Почти год... Наш хозяин не любит нас отпускать.
   Сорган-Шира разостлал на траве войлок, принес бурдючок с кумысом, наполнил чашки.
   - А где Чимбай? - спросила Хадан.
   - Он живет теперь в курене. Справил ему юрту, дал четырех коней. Завтра увидите его. Он каждое утро приезжает за кумысом для Таргутай-Кирилтуха. Вы ничего не слышали? Говорят, сюда идет Тэмуджин с ханом кэрэитов?
   Хадан незаметно толкнула мужа - он кивнул головой.
   - Мы не слышали... До этого много раз говорили. А он не шел.
   - Это верно. Много разных разговоров о Тэмуджине... - Сорган-Шира поднял чашку. - Пейте кумыс.
   Длинноногий жеребенок с белой отметиной под челкой приблизился к ним, запрядал ушами. Муж Хадан сложил губы трубочкой, почмокал языком. Жеребенок сделал шаг вперед, но вдруг отскочил, и побежал, высоко вскидывая зад, вытянув хвост; ветерок трепал его короткую шелковистую гриву. Хадан сказала отцу:
   - Мог бы подарить и нам одного коня.
   Она знала, что отец ничего не даст. Все приберегает для Чимбая и Чилауна. Осуждать его за это нельзя: замужняя дочь - чужой человек.
   Сорган-Шира погладил лысину.
   - Я бы рад подарить, да где что возьму...
   - Вам надо бежать к Тэмуджину, - сказал Чилаун. - Я бы давно ушел, но отец не хочет... Ты, Хадан, наверно, помнишь Тайчу-Кури. У него ничего не было. А сейчас, говорят, живет в большой юрте и каждый день ест мясо. Даже летом.
   - Мы и приехали сюда... - начала Хадан, но Чилаун ее не слушал:
   - А Джэлмэ и Чаурхан-Субэдэя ты помнишь?
   - Сыновей кузнеца Джарчиудая?
   - Так вот они, говорят люди, стали большими нойонами. Тут они и сейчас ковали бы железо.
   - Мы с мужем думали...
   На этот раз Хадан перебил отец. Опасливо оглянулся, шикнул:
   - Тише. Дойдет до ушей Таргутай-Кирилтуха...
   - И все-то ты боишься, отец! - сказал Чилаун с раздражением, - Скоро будет конец твоему Таргутай-Кирилтуху.
   - Еще не известно. Таргутай-Кирилтух призвал меркитов. Они идут сюда. И татары...
   - И все же Таргутай-Кирилтуху не одолеть Тэмуджина. Уж если раньше не мог...
   - Ну что ты твердишь - Тэмуджин, Тэмуджин... Думаешь, стоит тебе предстать перед его лицом, как он даст тебе тумен воинов, золотое седло и юрту, обтянутую шелком?
   - Мы же спасли ему жизнь, отец. Шаман Теб-тэнгри говорил, что он все помнит. А тумена воинов мне не надо. Я хочу быть вольным человеком. Мне надоело целыми ночами вертеть колотушку для сбивания кумыса.
   Кажется, между отцом и сыном готова была вспыхнуть ссора, Хадан поспешно вмешалась:
   - Мой муж не верит, что хан Тэмуджин ходил в колодке и выделывал овчины.
   - Все это правда, - сказал Сорган-Шира. - Да что с того?
   - Ну как же, - стеснительно возразил муж Хадан. - Кто не оставался без еды, тот не поймет голодного. Притесняемый не станет притеснять других.
   - Э-э, зять, все не так. Нойон любит того, кто ему нужен. Почему Таргутай-Кирилтух благоволит мне? Никто не умеет приготовить такого кумыса, как я. Другого он просто пить не может. Моему Чилауну лень шевелить колотушкой. А того не понимает, что пока нойон пьет мой кумыс буду сыт и я. Он меня будет беречь, как воин боевого коня.
   - Ты мог бы остаться и тут. Но отпусти меня! Вместе с зятем и сестрой я уйду к Тэмуджину.
   Спор разгорелся вновь. И Хадан уже ничего не могла поделать с отцом и братом. Пошла в юрту, осмотрелась. Здесь не было ничего лишнего, но зато все - одежда, войлоки, котлы - добротное. Да, отцу жаловаться на жизнь не приходится. Он всегда умел ладить с сильными и не упускать из рук своего. Семья отца никогда не голодала, не бедствовала, как другие семьи. Хитростью, осторожностью отец отводил все беды и невзгоды. Просто удивительно, как это он решился тогда помочь Тэмуджину...
   Она села у порога. Солнце било прямо в глаза-еще не жаркое, ласковое весеннее солнце. Приспустила дверной полог, и тень упала на ее лицо. Мужчины спорили. Даже ее муж ввязался. Он говорил с неловкой улыбкой, будто извинялся за свои слова. В спорах, разговорах он всегда был неловок, стеснителен и чаще всего молчал, слушая других, не умел резко возразить, твердо отказать. От этого жили в бедности. Другие где выпросят, где украдут, где в бою добудут, а он может только свое отдать. В их курене к мужу относились с усмешечкой, будто к блаженному. Но она-то знала, что он может быть и бесстрашным и твердым, как камень. Все чаще он упоминал о Тэмуджине. Наслушался толков о его справедливости и загорелся желанием бежать от тайчиутов.
   Вечером Хадан помогла подоить кобылиц. После ужина при свете очага сбивали кумыс. Спать легли поздно. Никто не успел заснуть, когда послышался стук копыт. Залаяли собака. Чилаун поднялся, выглянул из юрты.
   - Чимбай приехал. Чего это он ночью-то?
   Старший из братьев вошел в юрту. На его поясе висел меч и колчан, полный стрел. Торопливо поприветствовав сестру и зятя, Чимбай сказал:
   - Нашли время по гостям ездить... Отец, слушай: Тэмуджин и Ван-хан перехватили идущих к ним меркитов, разбили и завернули назад. Татары, услышав об этом, возвратились в свои кочевья. Таргутай-Кирилтух остался один. А войска Тэмуджина рядом. Всем велено уходить.
   - О горе! - воскликнул Сорган-Шира. - Куда же мы пойдем?
   - Наверное, в сторону меркитов. Если успеем...
   - Нам и успевать не к чему, - сказал Чилаун. - Пусть Таргутай-Кирилтух бежит - жир растрясет.
   Чимбай снял с пояса оружие, повесил на стену у входа.
   - Я тоже подумал, что нам бежать от Тэмуджина не стоит.
   - А твоя юрта, кони, жена? - всполошился Сорган-Шира.
   - Жена коней приведет сюда. Юрта пусть пропадает.
   - Ты не в своем уме, Чимбай! - закричал Сорган-Шира. - Кто же бросает такое добро? Возвращайся назад!
   - Я с большим трудом вырвался из куреня. Если тебе юрта дороже моей жизни - вернусь.
   - И что за дети у меня! - Сорган-Шира схватился за голову. - Ничего не жалеют, ничем не дорожат. Сам поеду!
   Хадан испугалась - он поедет. Схватила за руки.
   - Одумайся, отец. Станешь искать юрту - потеряешь голову.
   И все дружно принялись его уговаривать. Сорган-Шира долго огрызался, наконец махнул рукой:
   - Делайте что хотите. Когда дети становятся умнее отца, жди несчастья.
   Он лег в постель, но не спал, ворочался, что-то бормотал про себя. Начищенным котлом блестела лысина. Не спали и все остальные. Чимбай часто выходил из юрты, прислушивался - ждал жену. Но было тихо. Над степью висела луна. Тяжелые тени облаков ползли по седой земле.
   Жена Чимбая приехала под утро. Устало сползла с седла, заплакала.
   - Где кони? - хмуро спросил Чимбай.
   - Без коней едва вырвалась...
   Всхлипывая, вытирая слезы, она рассказала, что люди не хотят никуда уходить, разбегаются, прячутся, а воины Таргутай-Кирилтуха бьют плетями всех подряд - детей, женщин, стариков.
   - До сих пор не снялись?
   - Нет. Я думала, меня убьют... Ой-ой!
   - Перестань хлюпать! - прикрикнул на нее Чимбай.
   - Какие кони были! Какая юрта была! - запричитал Сорган-Шира.
   Утром вдали проскакали и скрылись несколько всадников. Чуть позднее в той стороне, где был курень, поднялось облако пыли. Облако катилось над степью, затмевая солнце, Разрозненные кучи конных выскакивали из пыли и мчались кто куда. Некоторые проскакали совсем рядом о юртой, но вряд ли видели ее и людей, испуганно сбившихся перед входом.
   Хадан прижалась к мужу. Он обнял ее за плечи. Почувствовав силу его рук, она успокоилась. Внезапно от кучи всадников отделился один и направился к ним. Он резко осадил коня перед юртой. Шлем надвинут на брови, в руках копье. Хадан узнала воина - Джиргоадай, друг ее братьев.
   - Вы почему не уходите? Тэмуджин - вот он, рядом!
   - Куда мы уйдем! Нет ни повозки, ни вьючных седел. Пропали мы, пропали! - Сорган-Шира молитвенно сложил руки, закатил глаза: Милосердное небо, смилуйся над нами.
   - Эх вы! - Джиргоадай выругался, сплюнул.
   К юрте приближалось сотни две конных воинов. Джиргоадай дернул поводья, пригрозил воинам копьем и поскакал, оглядываясь, что-то выкрикивая. Вслед ему понеслись стрелы. Воины хана Тэмуджина!
   За первой сотней, рассыпавшись во всю ширь степи, катились рысью тумены. Земля гудела под копытами и шелестели травы. Воины налетели на одинокую юрту, как дикий вихрь на куст хурганы, как волчья стая на отбившуюся от стада овцу, - прыгали с коней, хватали что под руку подвернется - седло, котел, уздечку, бурдюк. Сорган-Шира метался от одного к другому, кричал, безумея от горя:
   - Что вы делаете? Что делаете, разбойники?!
   Его отталкивали, били плетью и, на ходу приторачивая к седлу добычу, мчались вперед. За ними подлетали другие. В миг от юрты остались одни решетчатые стены и жерди - уни. Тогда начали срывать одежду. Молодой, воин схватил Хадан за руку, потянул в седло. Она закричала, оглянулась. Увидела налитые яростью глаза мужа, оголенного по пояс. Он бросился на воина, ударил кулаком в лицо. Тот, охнув, свалился с седла. Конь, лягнув его, убежал. На мужа накинули аркан. Веревка захлестнулась на пояснице, прижав к туловищу руки. Его потащили за собой, и он бежал, высоко вскидывая босые ноги. Хадан бросилась следом, но сразу же потеряла его из виду. Однако продолжала бежать, задыхаясь от крика. Мимо рысили воины и, принимая ее за сумасшедшую, отворачивали коней.
   - Остановите эту женщину! - услышала она крик.
   И невольно подчинилась ему, стала. По лицу бежал едучий пот, смешивался со слезами и капал с подбородка. Перед ней остановился всадник на сером коне. На всаднике не было ни воинских доспехов, ни оружия, на дорогом поясе, стягивающем халат из грубой, шерсти, висел нож в простых кожаных ножнах. Из-под войлочной шапки торчали рыжие косицы. Всадник сидел, сутуля плечи, и спокойными глазами смотрел на нее.
   - Ты кто такая?
   Чья-то рука отбросила ее распущенные волосы, и удивленный голос сказал:
   - Это, кажется, Хадан, дочь Сорган-Шира.
   Она подняла глаза. К ней склонилось худощавое лицо с сурово насупленными бровями - Чаурхан-Субэдэй! Она вцепилась в его гутул.
   - Спасите моего мужа!
   - Дочь Сорган-Шира, ты помнишь меня? - спросил Тэмуджин.
   - Помню, хан. Спасите моего мужа! Его повели ваши воины. Туда.
   - Субэдэй-багатур, отыщите ее, мужа. Твой отец и твои братья живы?
   - Были живы...
   - Пусть они найдут меня.
   Тэмуджин уехал. К ней подскакал Субэдэй-багатур, приказал:
   - Иди за мной.
   Придерживаясь за стремя, она побежала рядом с его конем. Спустились в лощину. У куста дэрисуна в луже крови лежал человек. У Хадан подсеклись ноги, она упала лицом в траву. Услышала над собой голос Субэдэй-багатура:
   - Опоздали. Не горюй, найдем тебе другого мужа.
   А мимо с гиканьем, свистом скакали всадники.
   Х
   Этого часа Тэмуджин ждал многие-многие годы. Ждал с того самого дня, когда Таргутай-Кирилтух отобрал у него скакуна - гнедого жеребчика. Шел к этому часу через унижения, заблуждения, через горечь потерь, душевную боль, преодолевая свое неверие и муки совести.
   Он остановил коня на сопке, овеваемой слабым ветром. Впереди жарко поблескивала излучина Онона. По широкому лугу, вытаптывая свежую зелень, неслись всадники. Одни сдерживали коней и поворачивали назад, другие кидались с берега в реку, переплывали на ту сторону и скрывались за грядой тальников.