Калеф Ноэль. Лифт На Эшафот

   – Дверь! Сквозняк! – крикнул кто-то.
   – Сейчас, сейчас закрою, не нервничай!
   Где-то хлопнула еще одна дверь.
 
 
   Изо всех сил он старался сохранить хладнокровие. «Пока я буду молчать, они ничего узнать не могут». Если б только не все эти захлопывающиеся двери.
   В полдень вместе с супом ему просунули через решетку вечерний выпуск газеты. Он чуть не пропустил корреспонденцию на первой странице:

   «ДВОЕ ТУРИСТОВ УБИТЫ В ЛЕСУ МАРЛИ».

   «Что они мне морочат голову с этой историей?»

   «ПОЛИЦИЯ АРЕСТОВАЛА УБИЙЦУ».

   «Ну и прекрасно!»
   Он развернул газету, и крик замер у него в горле. Под крупным заголовком он увидел свою фотографию, ту, которую так не любила Женевьева и которую сохранил Жорж. Жюльен схватился за прутья решетки и затряс ее изо всех сил:
   – Я невиновен! Откройте!
   Прибежал тюремщик:
   – Не ори. Придет время, все объяснишь. Я-то тут при чем?
   Жюльен тяжело опустился на койку. Тюремщик удалился, захлопнув дверь в коридор. Жюльен вздрогнул и разрыдался.
   Долгие часы он повторял себе: «Спокойно. Ни слова. По сути дела, ты спасен. Эта глупая ошибка разъяснится, а дело Боргри тем временем пройдет незамеченным. Это же невозможно, ведь все это время ты просидел в проклятом лифте. Но вот уж о лифте молчи. «Ума-Стандард», лифт, Боргри – табу».
   Напротив послышался глухой звук.
   – Прекратите хлопать дверьми, черт побери! – заорал Жюльен.
   В камере напротив высокий негр продолжал танцевать, хлопая в такт розоватыми ладонями.
   Жюльен заткнул уши.
 
 
   Довольно молодой комиссар – если только это был не следователь – производил впечатление человека сурового и педантичного. Он носил пристежной воротничок и крахмальные манжеты. Может быть, чтобы угодить какому-нибудь своему начальнику, представителю старой Франции. Жюльен вновь обрел видимость спокойствия.
   – Месье, в этой истории какая-то ужасная ошибка. Я сказал бы, это трагическое недоразумение. Мне дали газеты, и, к своему огромному изумлению, я узнал, что арестован за жуткое преступление, за убийство с целью ограбления, которое я не мог… вы слышите?.. не мог совершить!
   Жюльен замолчал. Его собеседник как будто ничего и не слышал. Он сделал незаметный знак, из-за стола в дальнем углу комнаты поднялся человек, приблизился, положив перед Жюльеном его плащ.
   – Это ваш?
   – Да. Почему вы спрашиваете?
   – Именно этот плащ вы носили в конце прошлой недели?
   Он чуть не ответил: «Нет! Я носил пальто». Но вслух произнес уверенным тоном:
   – Да. Я оставил пальто на работе и попросил секретаршу отдать его в чистку, потому что…
   – Ваше пальто меня не интересует. Я спрашиваю, носили ли вы этот плащ вечером в субботу, в течение воскресенья и в ночь с воскресенья на понедельник?
   – Да, – ответил Жюльен с досадой.
   Чиновника, казалось, его ответ удовлетворил, и Жюльен насторожился. С этими хитрецами не угодить бы в ловушку.
   Плащ унесли и принесли револьвер.
   – Вы узнаёте это оружие?
   Жюльен с опаской смотрел на револьвер, прикидывал в уме: «Боргри был убит собственным револьвером, итальянского производства. «Беретта» или что-то в этом роде. А мой сделан в Сент-Этьене… На первый взгляд это тот самый. Но я читал в книжках, как полиция умеет ввести в заблуждение…»
   – Ну, так вы узнаёте это оружие?
   – Можно мне взять его в руки?
   – Пожалуйста.
   Жюльен схватил револьвер, пощупал, осмотрел. Как будто все нормально.
   – Да, это мой револьвер.
   – Когда вы его видели в последний раз?
   – В субботу вечером, – ответил Жюльен не колеблясь. – Он был у меня в кармане… Не помню, оставил я его при себе или положил в машину.
   На последующие вопросы он не ответил… карман… имеется в виду карман пальто… В вопросе «пальто – плащ» какая-то накладка. Надо разобраться, прежде чем отвечать.
   Впрочем, никто не настаивал. Они были вполне удовлетворены.
   Во дворе стоял красный «фрегат». Допрос продолжался.
   – Это ваша машина?
   У Жюльена вновь создалось впечатление, что ему подстраивают западню. Он внимательно посмотрел на регистрационный номер, на левую фару с треснувшим стеклом, на облупившийся лак на приборном щитке рядом с пепельницей, на оторванную тесьму на заднем сиденье.
   – Да, – признал он наконец, – это моя машина.
   Они вернулись в кабинет. У Жюльена было чувство, что он только что проиграл сражение. Он не понимал какое. Но он не был побежден. Он-то знал, что не убивал этих несчастных туристов! Что его ноги не было в Марли! Он даже не представляет, по какой дороге надо ехать в Марли из Парижа…
   – Жюльен Куртуа, обвиняю вас в вооруженном нападении, ограблении и преднамеренном убийстве бразильского подданного Педро Карасси и его жены Жермены, урожденной Жермены Таривель, совершенном вами в ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое апреля тысяча девятьсот пятьдесят шестого года в Марли-ле-Руа, департамент Сена и Уаза…
   Выслушав до конца, Жюльен медленно произнес:
   – Я решительно протестую против этого обвинения. Я не убивал этих несчастных. Я не мог этого сделать.
   У него было ощущение, будто в последний момент он удержался на краю пропасти: он чуть не упомянул о своем неопровержимом, но опасном алиби – лифте.
 
 
   В эту ночь – свою первую ночь в тюрьме – Жюльен подвел итог. Теперь он знал врага, с которым должен бороться, и этот враг казался ему ничтожным. «Адвокат как будто славный парень. Пусть он говорит, а я, я буду молчать. Я потребую свидания с Женевьевой. Впутала она меня в историю из-за своей ревности! Конечно, она не виновата, но и я тоже! Повнимательней с Женевьевой! Повнимательней с адвокатом! Никогда ничего не говорить о Боргри, о лифте. История с Марли очень кстати, а потом она разъяснится сама собой…»
   Все же ему не удавалось заснуть. Он крутился на койке, подавляя желание расхохотаться: «Идиоты, я – это Боргри! Я тот самый, из лифта!» Но тут же начинал себя ругать: «Ни слова, и все пойдет как по маслу».

Глава XIX

   Допросы, перекрестные допросы, экспертизы, очные ставки…
   Жюльен держался долго, убежденный в своей невиновности. Он то обретал веру, то приходил в отчаяние, но боролся изо всех сил, сдавая позиции лишь пядь за пядью.
   – Где вы находились в ночь с субботы на воскресенье?
   – Я отказываюсь отвечать.
   – А в ночь с воскресенья на понедельник?
   – Я отказываюсь отвечать.
   Следователь обратился к адвокату:
   – Мэтр, вам следовало бы порекомендовать вашему клиенту другой метод защиты!
   Адвокат – очень славный парень – повернулся к Жюльену:
   – Заклинаю вас, Куртуа, перестаньте играть в молчанку!
   – Он хочет, чтобы мы поверили, будто он заботится о чести женщины! – сказал следователь с пренебрежением. – Куртуа, в вашем положении лучше сказать все, даже если замешана женщина. Тут не до чести! Вы рискуете головой ради чьей-то репутации.
   Адвокат вмешался:
   – Господин следователь, дайте этой женщине, чью честь он оберегает, время самой открыться. В конце концов Куртуа поступает как джентльмен и…
   – Эта женщина не существует, мэтр, вы это знаете не хуже меня. А если оберегать…
   – Я никого не оберегаю, – спокойно произнес Жюльен, – и я верю в правосудие. Нельзя доказать, что я совершил это преступление, по той простой причине, что я его не совершал.
   Его приводили. Его уводили. Тюрьма. Кабинет следователя. Самое удивительное, что свидетели узнавали его.
   Эти пожилые супруги… откуда они взялись?
   – Куртуа, – говорит следователь, – вот двое свидетелей, которые видели вас в Марли в субботу вечером, весь день в воскресенье и в ночь с воскресенья на понедельник.
   Жюльен, которому свет бьет в глаза, перемещается, чтобы лучше видеть мужа с женой. Они морщатся, переглядываются. Мужчина колеблется…
   – Рост вроде такой же… но поскольку он прятался…
   – Позвольте, – вмешивается женщина, – в нашем деле научишься в людях разбираться. Я, я уверена – это он.
   Адвокат готов уцепиться за малейшую неточность и воспользоваться ею:
   – Минутку, здесь явно противоречие. Вы заявили, во-первых, что у вас что-то случилось с электричеством, во-вторых, что этот человек тщательно прятал лицо. Почему же, объясните, в этих условиях вы так категоричны в то время, как ваш муж…
   Матильда улыбается с видом полного превосходства:
   – Женщину от мужчины отличает, мэтр, интуиция.
   – Представьте себе, мадам, что правосудие требует фактов!
   – Вам недостаточно фактов? – осведомляется следователь. – Машина. Имя, которое называет «таинственный» путешественник: Куртуа. Оружие, которым совершено убийство. И наконец, не забудьте плащ.
   Что им всем дался этот плащ? К счастью, адвокат качает головой:
   – Тем не менее свидетели противоречат друг другу. Жена говорит «да», а муж говорит «нет»!
   Тут Шарль начинает злиться:
   – Уж извините! Я не говорил «нет». Я не сказал – «да».
   – Нюанс, – тонко замечает Матильда.
   Эта пара действует Жюльену на нервы. Женщина заговаривает опять, подтолкнув мужа локтем:
   – Я скажу, что тебя смущает, Шарль. Что он одет по-другому. Тогда на нем был свитер с высоким воротом, а потом мы его только в плаще и видели, разве не так?
   – Свитер с высоким воротом! – кричит адвокат. – Видите? Держу пари, что у моего клиента вообще нет такого свитера.
   Жюльен пожимает плечами. Надо было настоять, чтобы ему дали более опытного, более ловкого защитника.
   – Да нет же, есть у меня один. Я надевал его обычно, когда ездил за город.
   – А вы как раз собирались за город, вы сказали об этом привратнику.
   – Я этого и не отрицаю! Только если б я поехал прямо из канцелярии, то не мог бы его надеть, поскольку он был дома, а на мне была серая рубашка. Та самая, в которой меня арестовали.
   – Мы сейчас займемся вашими маршрутами, Куртуа. Прошу вас, вернемся к тому, что вы сказали привратнику. Вы ему сказали, позвольте… – Следователь заглядывает в бумаги. – Вот… «Я собираюсь провести уик-энд с самой очаровательной из женщин».
   Жюльен хмурит брови:
   – Да, кажется…
   Следователь поворачивается к адвокату:
   – Ваш клиент запутался в собственной лжи, мэтр, это становится чересчур просто!
   – Совсем нет! Куртуа сказал нам, что имел в виду собственную жену!
   – Как же получилось тогда, что он не взял ее с собой?
   Жюльен с трудом сдерживает смех. Эти типы захлебнулись бы в стакане воды. Он не взял ее с собой, потому что застрял в… Сделав над собой невероятное усилие, он закрывает рот. Ух! Он чуть не проговорился о лифте. А в это время идет жаркий спор вокруг «самой очаровательной из женщин» и свитера с высоким воротом. Кажется, следователь торжествует.
   – Ловлю вас на слове, мэтр. Мадам Куртуа не в состоянии с уверенностью сказать, находился ли свитер в квартире. Зато – ваш клиент сам это подтвердил – в помещении, примыкающем к его кабинету, у него стенной шкаф, где он хранит белье…
   Адвокат исчерпал аргументы. Он прекращает борьбу, по крайней мере временно, поворачивается к Шарлю:
   – Значит, мы договорились, что касается опознания Куртуа, вы нейтральны.
   Шарль не успевает ответить. Матильда обращается к следователю, игнорируя адвоката:
   – Я убеждена, что муж сможет с уверенностью ответить, если мы увидим господина в плаще.
   – Хорошая мысль! Пожалуйста, наденьте плащ, Куртуа.
   Жюльен подчиняется, что-то раздраженно буркнув. Смотри-ка, он не замечал, что на левом плече плащ разорван. Наверное, за что-нибудь зацепился.
   – Взгляните теперь. Это он?
   Хозяин гостиницы морщится, щурит глаза, смотрит на него, склоняя голову то влево, то вправо.
   Не выдержав, Жюльен насмешливо спрашивает:
   – Ну что, это я?
   Матильда, оскорбившись, тут же отвечает:
   – Никакого сомнения! Это он.
   Но Шарль покусывает губы, Матильда настаивает:
   – Ну, говори, ты же видишь… вспомни…
   – Ох! Ну что ты хочешь, ведь он все время выбирал темные уголки, – разводит руками Шарль, – отворачивал лицо. Ты ж сама знаешь! Он прятался, он не хотел, чтобы его видели! Ты сама сказала, что он, должно быть, с любовницей… и что поэтому он…
   – Видишь, как ты ошибаешься, – прерывает его Матильда. – Не из-за этого он прятал лицо.
   – О, пожалуйста, не делайте выводов, – кричит адвокат.
   – Мадам права, – резко обрывает его следователь. – Куртуа готовился к преступлению и не желал впоследствии быть узнанным…
   Они яростно спорят. Матильда самоуверенно вмешивается в разговор. Она все время улыбается с таким видом, будто хочет сказать: мы с вами, господин следователь, умные люди и понимаем друг друга… Жюльен чувствует, что в последнем выводе следователя что-то хромает… Наконец-то! Нашел!
   – Вы позволите? Если я правильно понял, следствие установило, что туристы приехали в воскресенье утром. Как же я в таком случае «готовился к преступлению» уже в субботу вечером?
   Жюльен доволен собой, и ему неясно, почему его адвокат вдруг смотрит как побитая собака, почему следователь не может сдержать улыбку, почему направляется к нему с самодовольным и хитроватым выражением на лице.
   – Значит, вы признаете, что были в Марли?
   – Ничего подобного! Я хотел сказать совсем не это.
   – Простое предположение, а не утверждение, господин следователь, – вопит адвокат.
   – Ваш подзащитный выдал себя, мэтр.
   – Нет! Нет! Нет! – кричит Жюльен до потери голоса.
   Он делает над собой усилие. Адвокат явно слаб, и он должен быть чрезвычайно внимателен, потому что его спасение зависит только от него самого.
   – Господин следователь… Все же вы не ответили на мой вопрос.
   – Допустим, что вы готовились к преступлению. Это просто.
   Жюльен как бы раздваивается. Одна его часть яростно старается разрушить стройную цепь выдвинутых против него обвинений. Вторая, уверенная в своей правоте, забавляется, наблюдая за тем, как люди серьезно занимаются каким-то недоразумением. Это смешно, черт возьми! Скоро они обнаружат ошибку.
   Он машинально крутит пуговицы на своем плаще и вдруг восклицает:
   – Не хватает одной пуговицы!
   Адвокат снова подскакивает.
   – Не беспокойтесь, – говорит следователь слащавым голоском, – мы ее нашли.
   – А! В машине?
   – Нет. В руке одной из жертв.
   Жюльен бледнеет. Следователь обращается к Шарлю:
   – Ну хватит спорить. Вы не уверены, что узнаёте обвиняемого. Но одежду, которая была на нем, вы узнаёте?
   – Это да. В последний раз я даже заметил, что плащ разорван.
   – Когда вы это заметили?
   – В последний раз. Ночью в воскресенье.
   – Точнее, он хочет сказать, утром в понедельник, – добавляет Матильда.
   – Спасибо, мадам. Что касается этого момента, вы единодушны: вначале плащ не был порван?
   – Нет, – говорит Шарль. – Я даже подумал, когда увидел его в первый раз: вот такой плащик мне бы подошел.
   – Его плащ уже в таком виде… – прибавляет Матильда.
   – На этом мы закончим. Благодарю вас.
   Матильда явно недовольна, что все так быстро завершилось. Она выходит вместе с мужем. Хлопает дверь. Жюльен подскакивает и садится опять.
   – Ну что ж, мэтр, теперь у нас есть веские основания полагать, что убийство было преднамеренным, – говорит следователь вкрадчивым голосом.
   Адвокат возражает, ссылаясь на ненадежность свидетельских показаний, а следователь вновь говорит о плаще.
   Жюльена уводят.
 
 
   Его приводят вновь. Он решил пойти на уступку:
   – Я сказал неправду: во время уик-энда я не надевал плащ.
   Пальто, должно быть, уже давно почищено.
   Следователь улыбается и приглашает в кабинет Денизу. Она неисправима: кокетничает, демонстрируя свои ножки.
   – Я думала, что он уйдет в пальто. Ничего подобного. В понедельник утром я увидела его записку…
   Из ее заявления явствует, что в понедельник утром пальто находилось в конторе, а не на Жюльене. Денизе ясно: значит, он ушел в плаще. «Правосудие» благодарит Денизу.
   Жюльен провожает ее взглядом и, мстя ей про себя, мысленно отмечает, что у нее низкий зад и тощие икры. Затем он поворачивается к своему мучителю.
   – Ваше заключение было бы правильным, если б в понедельник утром я не пришел в контору раньше Денизы.
   – Ну-ну…
   Следователь не позволяет ему продолжать. Его уводят. В тюрьме Жюльен размышляет о том, что делает все больше уступок. Пальто, возвращение в контору… разве это не опасно вот так одну за другой сдавать свои позиции?
   Его приводят опять, и на этот раз он встречается с Альбером.
   – Альбер Ширье, вы видели, как в субботу, в половине седьмого вечера, Куртуа вышел из здания. Во что он был одет: пальто или плащ?
   Привратник подпирает подбородок рукой, прикрывает глаза и выпячивает губы.
   – Скажу вам прямо, господин следователь, я не знаю!
   – Постарайтесь…
   – Я стараюсь, только вот месье Куртуа всегда носит серое, поэтому трудно заметить… И в это время было темно…
   – Ночью все кошки серы! – шутит адвокат.
   Жюльен благодарит его взглядом. Но следователь недоволен.
   – Подумайте как следует, Ширье…
   – Знаете, господин следователь, у меня такое впечатление, что он был в плаще!
   Следователь хлопает ладонью по столу. Жюльен подскакивает.
   – Всего лишь впечатление свидетеля, начитавшегося газет! – оживляется адвокат. – Обвинение должно основываться на точных фактах!
   – На точных фактах? – сердится следователь. – Может быть, их недостаточно? А оружие, которым было совершено убийство? А машина? А пуговица от плаща?
   Адвокат хочет что-то сказать, но следователь останавливает его жестом, и адвоката это, кажется, устраивает.
   – Почему Куртуа сразу не сказал, что был в пальто? Только когда его опознали в плаще, когда этот плащ стал тем самым фактом, которые вы требуете, он вспомнил, что надел пальто.
   Внезапно он успокаивается и наносит последний удар:
   – Хорошо, мэтр. Он вышел в пальто, согласен. А потом? По его собственным словам, плащ был в машине. Значит, в любом случае он мог его надеть…
   Это действительно серьезный довод. Следователь старается скрыть свое торжество, но все больше выпячивает грудь, в то время как плечи адвоката опускаются.
   – Впрочем, сейчас мы покончим с этим вопросом. Ширье, находился ли Куртуа в здании в понедельник утром?
   – Как я вам говорил, господин следователь, мне действительно показалось…
   Такое начало обнадеживает одну сторону и разочаровывает другую.
   – Но я убедился, что ошибся, – продолжает привратник, и в настроении присутствующих тут же происходит перемена. – Со мной еще была мадам Бернар.
   – В самом деле, у нас есть ее показания. Спасибо. Ну, Куртуа, что вы теперь скажете?
   – Он не ошибался, – говорит Жюльен твердо. – Я был у себя в кабинете. Он пытался открыть дверь, но я до этого запер ее.
   – Почему?
   – Почему? Да потому, что я…
   Он умолкает. Ловушка! Адская ловушка, в которую он рискует угодить. Он по-прежнему надеется, что эта невероятная история с Марли разъяснится сама собой, что не надо говорить о Боргри. Но Марли – это тоже западня, подстерегающая его на каждом шагу. Он мечется, ищет выход. Всюду за ним захлопываются двери. Как только приоткрывается какая-нибудь из них, кто-то или что-то захлопывает ее перед его носом.
   Они хлопают все громче и громче. Этот звук проникает до самого мозга. Но Жюльен держится. Нервы сдают. Он похудел, осунулся. Он постарел. Его желудок отказывается принимать пищу. Два раза он лишился чувств в кабинете следователя. Его обвиняют в симуляции. Его адвокат даже не протестует.
   Его уводят, его приводят. У него теперь жалкий вид. Но он держится. Пусть в одиночестве. Ведь он остался в одиночестве. Женевьева отворачивается от него. Жорж изображает безразличие. Адвокат в отчаянии.
   Он в одиночестве спорит теперь лишь с самим собой. Спорит с судьбой, которую хотел обмануть. Вся его жизнь теперь – это игральные кости, которые трясут перед его носом с грохотом захлопывающихся дверей.
   Ему показывают фотографии. Мужчина и женщина.
   – Вы узнаёте их?
   Он рыдает.
   – Нет! Нет! Нет!
   Его уводят. Его приводят.
   Адвокат требует, чтобы устроили психиатрическую экспертизу. Обессиленный, он послушно подвергается осмотру. Его признают вменяемым.
   Адский коридор с бесчисленными дверями все сужается вокруг него. Он подобен мухе, тонущей в стакане молока. Мухе, попавшей в паутину Правосудия.
   Но он держится.
   Десять дней. 8 мая двери больше не хлопают.
   То ли весна победила ветер и сквозняки, то ли его невиновность одержала победу. Ничего определенного нет. Но следователь выглядит менее уверенным в своей правоте, а адвокат сияет. С ним очень вежливы. Ему даже пододвигают стул. Жюльен смертельно устал, но счастлив.
   – Месье Куртуа… – Он сказал «месье»! Это хороший знак! – Месье Куртуа, обнаружились новые факты и…
   Следователь смущен. Адвокат приходит ему на помощь:
   – Вас собираются освободить под залог…
   Он закрывает глаза, чтобы никто не видел, что выражает его взгляд.
   – Очевидно, что новые факты потребуют дополнительного расследования, и нам, разумеется, придется задержать вас еще на несколько дней…
   Следователь покашливает. Жюльен больше не слушает. Какая ему разница, что они там обнаружили, лишь бы его отпустили.
   – …Я просто попрошу вас подвергнуться сегодня очной ставке, а потом дам вам отдохнуть.
   Входит Жорж. У него опухшие глаза, как будто он проплакал всю ночь. Жюльен встает, идет ему навстречу, протянув руки. Тогда Жорж приходит в ярость, чуть не набрасывается на своего зятя, но, с трудом совладав с собой, отворачивается, бросив: «Негодяй!»
   Жюльен кусает губы, потом улыбается:
   – Верну я тебе твои деньги. Пусть только меня выпустят отсюда, я буду работать, чтоб вернуть тебе все…
   Следователь и адвокат переглядываются. Когда Жюльена уводят, он слышит, как адвокат восклицает:
   – Я же вам говорил, господин следователь. Видите ли, одна вещь меня очень смущала: свитер! С другой стороны, мой клиент морфологически не тот человек, который…
   – Разумеется, разумеется… – задумчиво отвечает следователь.
   В этот день у Жюльена прекрасный аппетит. Силы восстанавливаются. Когда к нему заходит побеседовать адвокат, он в прекрасном настроении.
   – Ну что, наконец, вы поняли, что это не я? Но кто же в конечном счете?
   – Ищут… Пока неизвестно…
   Жюльен удивлен, но хотел бы это скрыть. Он еще остерегается. Ничто не подтверждает, что адвокат – его истинный друг.
   – Знаете, мэтр… Я хотел бы попросить вас устроить мне свидание с женой.
   Адвокат хмурится:
   – Теперь?
   – А почему бы и нет?
   – Господи… Но это же вопрос такта.
   – Такта!
   Откуда это у них? Но он не настаивает.
   – Понимаете, – продолжает адвокат, – это деликатный вопрос…
   Да… Жюльен кивает. Должно быть, это очень деликатный вопрос. Только, в сущности, ему наплевать. Он думает лишь о завтрашнем или послезавтрашнем дне, когда выйдет отсюда… когда вздохнет…
   – Вам придется рассказать мне о вашей ссоре с шурином, – говорит адвокат, радуясь возможности оставить скользкую тему, и тут же замечает, что попал из огня в полымя. – То есть позднее… когда вы почувствуете себя лучше.
   – Ох! Жоржу я все верну. Выплачу до последнего сантима.
   – Боюсь, что обещания его не устроят.
   – Женевьева его обведет вокруг пальца.
   – Но, Куртуа, вы, кажется, забываете, ведь она заговорила, – недоумевает адвокат. – Она приходила к следователю.
   – Ах да!.. – осторожно произносит Жюльен.
   К счастью, адвокат не настаивает. Он с облегчением прощается.
   – Мы еще поговорим об этом. Оставляю вас наедине с приятной новостью.
   – Спасибо…
   Растянувшись на койке, он пытается разобраться. «Она» заговорила. Кто? Женевьева? Дениза? А может, эта матрона из гостиницы изменила свои показания?
   – Ах! Полно! Какая разница, лишь бы выйти отсюда.
   Он отлично проводит ночь.
   Его снова приводят к следователю, и он видит Жоржа и Жанну. Смотри-ка! Она тоже пришла. Держится чуть напряженно, но спокойно. Жорж выглядит подавленным.
   – Жюльен! – торопливо кричит Жанна. – Я все рассказала. Я призналась, что в ту ночь мы были вместе!
   Он падает на стул, перед глазами у него туман. Жанна? Она сошла с ума. Все чувствуют себя неловко, кроме Жанны. Жорж глухо произносит:
   – У меня был дом, Жюльен. Ты посягнул на него. Ты его разрушил. Этого я тебе никогда не прощу.
   – Правосудия эти детали не касаются. Извините, месье Журлье. Куртуа, мадам Журлье добровольно рассказала то, о чем вы отказывались говорить. Это было благородно, согласен. Признаётесь вы, что субботнюю и воскресную ночь провели с мадам Журлье, вашей любовницей?
   Слова теряют свой смысл, как только доходят до рассудка Жюльена. Ему, как утопающему, вдруг протягивают спасительную соломинку. Он глубоко вздыхает. Он смутно понимает, что ответ «да» может его спасти, и произносит:
   – Да.
   Жорж плачет, закрыв лицо руками. Жанна переводит дух.
   Зачем она делает это?
   Зачем он разрушает жалкое счастье Жоржа? «Я подлец, – думает он, – но живой!»
   – Куртуа, – раздается голос следователя, – расскажите, пожалуйста, где вы с вашей любовницей провели эти две ночи?
   – Простите?
   – В каком месте вы были с мадам Журлье?
   Он смотрит на Жанну. Она хочет заговорить, чтобы не позволить ему совершить оплошность. Что скажет он? В комнате воцаряется гробовая тишина.