Страница:
– Подумать только, ты не дала мне досмотреть сон…
– Держу пари, тебе снилось, что рядом с тобой вместо меня лежит эта малышка, – оборвала его Матильда.
Шарль завернулся в одеяло.
– С тобой никогда не поговоришь по-человечески.
Жюльена Куртуа мучили кошмары. Он спал, крепко жмурясь из-за яркого света, из его открытого рта вырывался храп. Он не мог шевельнуться, скрюченный в углу кабины. Он крикнул «нет!» и проснулся.
Тяжело дыша, Жюльен замотал головой, стараясь отогнать кошмарные видения. Он выглядел ужасно: заросший, грязный, со взъерошенными волосами, со следами машинного масла на лице.
Вдруг он встрепенулся. Свет! Свет горел вновь. Жюльен вскочил, потерял равновесие, но удержался на ногах и в спешке нажал на первую попавшуюся кнопку на щитке.
Ничего не произошло. Он судорожно давил все сильнее… напрасно. Тогда он догадался взглянуть на щиток и хрипло рассмеялся: он нажимал на кнопку с надписью «стоп!»
Он отпустил кнопку, и тут свет погас.
– Свет, черт побери! – завопил Жюльен.
В тот же момент к нему вернулась память. Должно быть, это ночной сторож. Он услышал крик, начнет искать, обнаружит вначале труп Боргри, затем убийцу в кабине лифта… Конец…
Жюльен инстинктивно прижался к стенке кабины, раскинув руки, будто желая стать невидимым. Откуда-то снизу донесся звук шагов. «Лишь бы он ничего не услышал…» Жюльен затаил дыхание. Во рту у него пересохло. Он старался вдавиться в эту проклятую металлическую стенку, слиться с ней…
В ночной тишине слышно было, как хлопнула решетка у входа. Только тогда Жюльен осмелился дышать. Он испустил глубокий вздох и медленно соскользнул на пол, содрогаясь от рыданий.
– Пронесло! – выговорил он, чтобы услышать звук собственного голоса… Он вновь засмеялся идиотским смехом, от которого ему сделалось легче. Жюльен дал себе волю.
– Ох! Хорош бы я был! – Он повысил голос. – Буду говорить, если мне захочется! – Теперь он кричал. – Я один и делаю все, что хочу.
Жюльен выпрямился с угрожающим видом и вдруг понял, что сходит с ума. Он закрыл лицо руками, делая над собой немыслимое усилие, чтобы вернуть рассудок.
– Ну… ну же… спокойно… – подбодрил он себя, – спокойно…
Он вытер рукавом влажный лоб.
Который может быть час? Светящиеся стрелки на его часах показывали ровно три. Ночи? Дня? Какого дня? Какой ночи?
Челюсть у него болела. Он чувствовал себя обессиленным, разбитым, не мог повернуть шею. Он сел, обхватив ноги руками, прижавшись подбородком к коленям.
Один. Может быть, он уже мертв?
Это и есть смерть? Сидеть одному в своей норе, затаиться, как только рядом появляется другое человеческое существо? Отказаться от избавления из тюрьмы, боясь быть заключенным в еще худшую тюрьму?
Он ущипнул себя. «Нет, я жив. Это не смерть… Значит, это ад».
Он глубоко вздохнул, как будто вместе со вздохом могла улетучиться его горечь. Потом ему стало жалко себя, и он проклял судьбу.
Судьбу? А может, это просто оправдание своего поражения? Судьбу поминают, лишь когда терпят неудачу. Одержав победу, человек приписывает заслуги себе. А побежденный, он обвиняет судьбу.
Жюльен ощутил слабый прилив сил. «Я сам хозяин своей судьбы. Надо держаться».
Если бы только у него была сигарета…
Он задремал, вновь погружаясь в свой кошмар.
Под порывами ветра трейлер скрипел, покачиваясь, как на волнах. Педро сел на постель, посмотрел в окно в ту сторону, куда ушла жена, но разглядеть что-либо было невозможно. Он тихо выругался. Нельзя оставлять Жермену наедине с ее мыслями. Это неразумно. А вдруг еще дождь пойдет!
Он спустил ноги с постели, надел тапки и вышел. Дойдя до кустарника, позвал:
– Жермена!
Педро остановился в нерешительности, тщетно ожидая ответа, сделал несколько шагов и позвал опять. Молчание.
Раздвигая ветки, он двинулся вперед, но свет от его фонарика терялся в густых зарослях. В такую темень он ни за что не отыщет Жермену. Придется отказаться от этой затеи. Педро ободрал о колючки ногу и разозлился. Непонятно, как он очутился на дороге в десяти метрах от трейлера.
«Ну, ничего не поделаешь», – смирился он, возвращаясь в свое убежище.
Однако сон все не приходил к нему.
Жермена проснулась, дрожа от холодной росы. С пробуждением ее сон будто не кончался. Это был всегда один и тот же сон. Педро запирает ее в клетке и уносит ребенка, которого она зовет, протягивая к нему руки сквозь прутья решетки. Педро ухмыляется, пинком избавляется от малыша. Тогда она хватает оружие и… на этом месте Жермена просыпалась.
Обычно, пробуждаясь, она искала защиту у Педро. Но на этот раз его не было рядом.
Жермена слушала свист ветра, шорох кустарника. Вокруг нее природа бушевала. В спальном мешке Жермена чувствовала себя как в клетке. Она крепко прижимала к груди револьвер. Совсем рядом послышался шум, и она чуть не закричала от страха. Вскочив, вся дрожа, Жермена вытянула руку с револьвером:
– Кто здесь?
Ночь не выдала тайны. Жермена в изнеможении прислонилась к дереву, жалобно позвала: «Педро…»
Фред остановил «фрегат» на верху склона. Он кусал губы, стараясь сохранить спокойствие и ясность мысли, но все никак не мог решиться…
Педро вновь сел на кровати и закурил.
Вдалеке между ветвями Жермена различила крохотный мерцающий огонек. Может быть, зажигалка Педро. Она бросилась бежать в ту сторону, но огонек исчез, а ей пришлось обогнуть куст. Злясь на себя за свой страх, царапая ноги, она продолжала бежать.
«Подфарники», – подумал Фред. Захотел погасить и по ошибке включил фары. Но тут же выключил их.
Вдруг Жермена очутилась на дороге, еще не высохшей после недавнего дождя. Услышав за спиной шорох, она в испуге обернулась, готовая в любой момент нажать на спусковой крючок. Она дрожала все сильнее, ярость овладевала ею. На верху склона в трехстах-четырехстах метрах зажглись и сейчас же погасли два глаза. Должно быть, Педро, чувствуя ее приближение, указывал ей путь. Жермена бросилась бежать на этот зов.
Едва отойдя от машины, Фред остановился. Он дрожал от холода, но в то же время пот катился с него градом. На нем был плащ Куртуа. Поежившись, он запахнул его плотнее. «Я что-то забыл… но что?» – подумал он. Такое же ощущение он испытал бы, если б оказался совершенно раздетым. Вспомнил. Вернувшись бегом к машине, он схватил револьвер, обнаруженный им накануне. Почувствовав в руке оружие, Фред готов был бросить вызов целому свету. Он чуть было не крутанул револьвер на пальце на манер ковбоев. Впрочем, сейчас не до шуток, это все всерьез… Вдруг он застыл на месте, услышав чье-то тяжелое дыхание и быстрые шаги. У него застучало в висках и пересохло во рту. Что-то или кто-то бросился на него. Нечленораздельный звук вырвался из его горла. Если б мог, он бы закричал.
– Педро… Педро… – рыдал этот кто-то.
Фред попытался оттолкнуть неизвестного, но тот крепко держал его. Правой рукой, той, в которой был револьвер, Фред нанес удар и, не слыша стона, повернулся, чтобы бежать. Выстрел. Что-то коснулось его плеча. Пуля просвистела у самого уха. Не помня себя, он выстрелил. Один раз, другой. Этот кто-то, враг, упал. Фред оторопел. Корчась на земле, Жермена жалобно стонала: «Педро… Педро…»
«Что она говорит?» – не понимал Фред.
Первый выстрел разбудил Педро. Он насторожился. Жермена! Услышав второй выстрел, он с криком «Жермена!» помчался туда, откуда доносились выстрелы, смутно различая в темноте неподвижную фигуру. Но когда он немного приблизился, фигура – Жермена ли это? – повернулась, пытаясь убежать.
– Жермена, это я, дорогая, успокойся…
Ему пришлось бороться.
– Дай мне этот револьвер… Дай мне его…
Глухой хлопок. Вначале он подумал, что Жермена ударила его по щеке, но тут же понял:
– Нет, Жермена! Нет!
И снова выстрел… В голове Педро будто что-то взорвалось, его пальцы судорожно сжались, губы с трудом прошептали:
– Дай мне этот…
Третий выстрел не дал ему договорить. Он упал навзничь, хрипя. Рот наполнился кровью… «Бедная моя Жермена, что ты наделала? Кто же теперь позаботится о тебе?» Фигура, которую он принимал за Жермену, склонилась над ним… «Бедная моя…»
Жюльен наскреб по карманам немного табачных крошек. Он терпеливо собирал их кончиками пальцев, клал на ладонь. Он пожертвовал страничку из записной книжки, чтобы скрутить сигарету. Она, правда, получилась тоненькая, но все же это было лучше, чем ничего.
Он прикурил от зажигалки и едва успел сделать всего одну затяжку: бумага вспыхнула вся целиком.
Глава XV
Глава XVI
– Держу пари, тебе снилось, что рядом с тобой вместо меня лежит эта малышка, – оборвала его Матильда.
Шарль завернулся в одеяло.
– С тобой никогда не поговоришь по-человечески.
Жюльена Куртуа мучили кошмары. Он спал, крепко жмурясь из-за яркого света, из его открытого рта вырывался храп. Он не мог шевельнуться, скрюченный в углу кабины. Он крикнул «нет!» и проснулся.
Тяжело дыша, Жюльен замотал головой, стараясь отогнать кошмарные видения. Он выглядел ужасно: заросший, грязный, со взъерошенными волосами, со следами машинного масла на лице.
Вдруг он встрепенулся. Свет! Свет горел вновь. Жюльен вскочил, потерял равновесие, но удержался на ногах и в спешке нажал на первую попавшуюся кнопку на щитке.
Ничего не произошло. Он судорожно давил все сильнее… напрасно. Тогда он догадался взглянуть на щиток и хрипло рассмеялся: он нажимал на кнопку с надписью «стоп!»
Он отпустил кнопку, и тут свет погас.
– Свет, черт побери! – завопил Жюльен.
В тот же момент к нему вернулась память. Должно быть, это ночной сторож. Он услышал крик, начнет искать, обнаружит вначале труп Боргри, затем убийцу в кабине лифта… Конец…
Жюльен инстинктивно прижался к стенке кабины, раскинув руки, будто желая стать невидимым. Откуда-то снизу донесся звук шагов. «Лишь бы он ничего не услышал…» Жюльен затаил дыхание. Во рту у него пересохло. Он старался вдавиться в эту проклятую металлическую стенку, слиться с ней…
В ночной тишине слышно было, как хлопнула решетка у входа. Только тогда Жюльен осмелился дышать. Он испустил глубокий вздох и медленно соскользнул на пол, содрогаясь от рыданий.
– Пронесло! – выговорил он, чтобы услышать звук собственного голоса… Он вновь засмеялся идиотским смехом, от которого ему сделалось легче. Жюльен дал себе волю.
– Ох! Хорош бы я был! – Он повысил голос. – Буду говорить, если мне захочется! – Теперь он кричал. – Я один и делаю все, что хочу.
Жюльен выпрямился с угрожающим видом и вдруг понял, что сходит с ума. Он закрыл лицо руками, делая над собой немыслимое усилие, чтобы вернуть рассудок.
– Ну… ну же… спокойно… – подбодрил он себя, – спокойно…
Он вытер рукавом влажный лоб.
Который может быть час? Светящиеся стрелки на его часах показывали ровно три. Ночи? Дня? Какого дня? Какой ночи?
Челюсть у него болела. Он чувствовал себя обессиленным, разбитым, не мог повернуть шею. Он сел, обхватив ноги руками, прижавшись подбородком к коленям.
Один. Может быть, он уже мертв?
Это и есть смерть? Сидеть одному в своей норе, затаиться, как только рядом появляется другое человеческое существо? Отказаться от избавления из тюрьмы, боясь быть заключенным в еще худшую тюрьму?
Он ущипнул себя. «Нет, я жив. Это не смерть… Значит, это ад».
Он глубоко вздохнул, как будто вместе со вздохом могла улетучиться его горечь. Потом ему стало жалко себя, и он проклял судьбу.
Судьбу? А может, это просто оправдание своего поражения? Судьбу поминают, лишь когда терпят неудачу. Одержав победу, человек приписывает заслуги себе. А побежденный, он обвиняет судьбу.
Жюльен ощутил слабый прилив сил. «Я сам хозяин своей судьбы. Надо держаться».
Если бы только у него была сигарета…
Он задремал, вновь погружаясь в свой кошмар.
Под порывами ветра трейлер скрипел, покачиваясь, как на волнах. Педро сел на постель, посмотрел в окно в ту сторону, куда ушла жена, но разглядеть что-либо было невозможно. Он тихо выругался. Нельзя оставлять Жермену наедине с ее мыслями. Это неразумно. А вдруг еще дождь пойдет!
Он спустил ноги с постели, надел тапки и вышел. Дойдя до кустарника, позвал:
– Жермена!
Педро остановился в нерешительности, тщетно ожидая ответа, сделал несколько шагов и позвал опять. Молчание.
Раздвигая ветки, он двинулся вперед, но свет от его фонарика терялся в густых зарослях. В такую темень он ни за что не отыщет Жермену. Придется отказаться от этой затеи. Педро ободрал о колючки ногу и разозлился. Непонятно, как он очутился на дороге в десяти метрах от трейлера.
«Ну, ничего не поделаешь», – смирился он, возвращаясь в свое убежище.
Однако сон все не приходил к нему.
Жермена проснулась, дрожа от холодной росы. С пробуждением ее сон будто не кончался. Это был всегда один и тот же сон. Педро запирает ее в клетке и уносит ребенка, которого она зовет, протягивая к нему руки сквозь прутья решетки. Педро ухмыляется, пинком избавляется от малыша. Тогда она хватает оружие и… на этом месте Жермена просыпалась.
Обычно, пробуждаясь, она искала защиту у Педро. Но на этот раз его не было рядом.
Жермена слушала свист ветра, шорох кустарника. Вокруг нее природа бушевала. В спальном мешке Жермена чувствовала себя как в клетке. Она крепко прижимала к груди револьвер. Совсем рядом послышался шум, и она чуть не закричала от страха. Вскочив, вся дрожа, Жермена вытянула руку с револьвером:
– Кто здесь?
Ночь не выдала тайны. Жермена в изнеможении прислонилась к дереву, жалобно позвала: «Педро…»
Фред остановил «фрегат» на верху склона. Он кусал губы, стараясь сохранить спокойствие и ясность мысли, но все никак не мог решиться…
Педро вновь сел на кровати и закурил.
Вдалеке между ветвями Жермена различила крохотный мерцающий огонек. Может быть, зажигалка Педро. Она бросилась бежать в ту сторону, но огонек исчез, а ей пришлось обогнуть куст. Злясь на себя за свой страх, царапая ноги, она продолжала бежать.
«Подфарники», – подумал Фред. Захотел погасить и по ошибке включил фары. Но тут же выключил их.
Вдруг Жермена очутилась на дороге, еще не высохшей после недавнего дождя. Услышав за спиной шорох, она в испуге обернулась, готовая в любой момент нажать на спусковой крючок. Она дрожала все сильнее, ярость овладевала ею. На верху склона в трехстах-четырехстах метрах зажглись и сейчас же погасли два глаза. Должно быть, Педро, чувствуя ее приближение, указывал ей путь. Жермена бросилась бежать на этот зов.
Едва отойдя от машины, Фред остановился. Он дрожал от холода, но в то же время пот катился с него градом. На нем был плащ Куртуа. Поежившись, он запахнул его плотнее. «Я что-то забыл… но что?» – подумал он. Такое же ощущение он испытал бы, если б оказался совершенно раздетым. Вспомнил. Вернувшись бегом к машине, он схватил револьвер, обнаруженный им накануне. Почувствовав в руке оружие, Фред готов был бросить вызов целому свету. Он чуть было не крутанул револьвер на пальце на манер ковбоев. Впрочем, сейчас не до шуток, это все всерьез… Вдруг он застыл на месте, услышав чье-то тяжелое дыхание и быстрые шаги. У него застучало в висках и пересохло во рту. Что-то или кто-то бросился на него. Нечленораздельный звук вырвался из его горла. Если б мог, он бы закричал.
– Педро… Педро… – рыдал этот кто-то.
Фред попытался оттолкнуть неизвестного, но тот крепко держал его. Правой рукой, той, в которой был револьвер, Фред нанес удар и, не слыша стона, повернулся, чтобы бежать. Выстрел. Что-то коснулось его плеча. Пуля просвистела у самого уха. Не помня себя, он выстрелил. Один раз, другой. Этот кто-то, враг, упал. Фред оторопел. Корчась на земле, Жермена жалобно стонала: «Педро… Педро…»
«Что она говорит?» – не понимал Фред.
Первый выстрел разбудил Педро. Он насторожился. Жермена! Услышав второй выстрел, он с криком «Жермена!» помчался туда, откуда доносились выстрелы, смутно различая в темноте неподвижную фигуру. Но когда он немного приблизился, фигура – Жермена ли это? – повернулась, пытаясь убежать.
– Жермена, это я, дорогая, успокойся…
Ему пришлось бороться.
– Дай мне этот револьвер… Дай мне его…
Глухой хлопок. Вначале он подумал, что Жермена ударила его по щеке, но тут же понял:
– Нет, Жермена! Нет!
И снова выстрел… В голове Педро будто что-то взорвалось, его пальцы судорожно сжались, губы с трудом прошептали:
– Дай мне этот…
Третий выстрел не дал ему договорить. Он упал навзничь, хрипя. Рот наполнился кровью… «Бедная моя Жермена, что ты наделала? Кто же теперь позаботится о тебе?» Фигура, которую он принимал за Жермену, склонилась над ним… «Бедная моя…»
Жюльен наскреб по карманам немного табачных крошек. Он терпеливо собирал их кончиками пальцев, клал на ладонь. Он пожертвовал страничку из записной книжки, чтобы скрутить сигарету. Она, правда, получилась тоненькая, но все же это было лучше, чем ничего.
Он прикурил от зажигалки и едва успел сделать всего одну затяжку: бумага вспыхнула вся целиком.
Глава XV
Сердце Шарля бешено колотилось. Тереза будто и впрямь ждала его! Он различал на подушке ее очаровательную мордашку. Видел даже ее лукавый взгляд из-под длинных ресниц, значение которого никак не мог истолковать. Ее пальчик игриво дал ему знак приблизиться. Сердце Шарля чуть не выскочило из груди: он не заставил приглашать себя дважды.
Резким движением он сорвал с девушки одеяло и застыл раздосадованный: эта проклятая Матильда вечно дает клиентам сорок штук одеял!
Взгляд Терезы стал еще более лукавым. Она не шевелилась. Шарль присел на кровать. Тереза была восхитительна. В нетерпении он грубо сорвал с нее второе одеяло, но под ним оказалось третье. Она смеялась над ним, и он закрыл ей рот рукой, чтобы заставить молчать. Большим пальцем другой руки он показал ей на перегородку, за которой спала его жена. В ответ Тереза хихикнула и начала лихорадочно сбрасывать с себя все покрывала. Кровать тряслась. Они путались в одеялах, напрасно пытаясь от них освободиться, и старались, несмотря ни на что, сжать друг друга в объятиях. Ими владела животная страсть. Наконец он понял, что осталось лишь одно покрывало, под ним тело Терезы. Его пальцы схватили это последнее препятствие, мышцы напряглись до предела, раздался хруст! Издалека и в то же время близко раздался голос Матильды:
– Шарль! Шарль!
Он яростно отмахнулся:
– Оставь меня в покое!
Тереза, озорно улыбаясь, дразнила его:
– Ну, старый дурень, решился?
Шарль судорожно дернулся и в изнеможении открыл глаза. Матильда трясла его за плечо, повторяя:
– Ну, решился, старый дурень?
Он с трудом проглотил слюну, еще отказываясь возвращаться в реальный мир.
– Черт побери! – выругался он. – Тебе обязательно надо было…
Рукой с узловатыми пальцами он потер покрасневшие глаза, облизнул пересохшие губы, сердито спросил.
– Что случилось? Пожар?
Матильда пожала плечами:
– Он вернулся.
– Кто? Кто вернулся?
– Парень. Жюльен Куртуа, или как его там. Ты не слышишь?
Он слышал. Проникая через стены, доносился шум мотора. Шарль неожиданно пришел в ярость:
– Ну и что? Что я, по-твоему, должен делать? Дай мне спать!
Матильда взглянула на него с упреком:
– Сейчас не время. Твой мальчуган прикатил на полной скорости, выскочил из машины как сумасшедший и не выключил мотор. Понимаешь?
– Нет.
Матильда презрительно скривилась:
– Ставлю твой распрекрасный сон против целой ночи без снотворного, что он приехал за своей подружкой… потихоньку. Ну? Понял? Давай. За дело.
Шарль испустил глубокий вздох. Когда Матильде что-нибудь взбредет в голову… Никуда не денешься, он стал натягивать брюки.
Лицо Терезы чуть опухло после сна. Она одевалась, застегивала юбку. Обычно в такие моменты Фред смотрел на нее. Но на этот раз он повернулся к ней спиной и, явно нервничая, вглядывался в темноту за окном.
– Поторопись! – проворчал он.
– Я тороплюсь, тороплюсь, – прохныкала Тереза, сражаясь с застежкой на юбке, – но я не понимаю…
– В тот день, когда ты наконец что-нибудь поймешь…
Он помог ей застегнуть юбку, натянуть свитер, ни разу не взглянув на нее. «Что с ним? – подумала Тереза и вдруг вспомнила вчерашнюю сцену. – Правда, ведь мы поссорились». Она на него уже не сердилась.
– Скоро четыре часа утра! – зло говорил Фред. – Об этом ты не думаешь. А украденная машина? Ты и об этом не думаешь. Я все должен делать, обо всем подумать, хотя у меня и других забот хватает. Надо бросить машину в городе до того, как станет светло. Соображаешь?
Конечно, она соображает. Может, даже больше, чем он.
– А здесь? Как ты заплатишь?
– Не вмешивайся. Шевелись, это все, что от тебя требуется.
Тереза сунула босые ноги в туфли.
– Я готова.
Фред ухватил ее за руку и потащил за собой. В коридоре было тихо. Они ощупью спустились по лестнице, пересекли холл, стараясь не наткнуться на плетеные кресла, белеющие в темноте. Сердце Терезы сжималось от страха: «Только бы хозяева не проснулись, иначе будет скандал!»
Когда она уже выходила вслед за Фредом в сад, голос Матильды пригвоздил ее к месту:
– Нет, мои маленькие друзья. Для того чтобы улизнуть тайком, надо было встать еще раньше. У нас уик-энд стоит пять тысяч франков.
Тереза готова была во всем признаться. Но рука Фреда сдавила ей плечо. «Действительно, он думает обо всем», – подумала она.
– Пять тысяч франков? – пробурчал с улицы Фред, изменив голос.
Тереза сплела руки, молясь про себя: «Господи, сделай так, чтобы у него были деньги!»
– …с человека! – уточнил сиплым голосом Шарль.
К своему изумлению, Тереза через приоткрытую дверь увидела, как Фред начал рыться в карманах. «Он с ума сошел, – подумала Тереза, – ему никогда не удастся их провести». Но, смирившись с этим наглым обманом, она уже не удивилась чуду: Фред достал смятую бумажку в десять тысяч франков и протянул ей. Тереза отдала деньги жадно схватившей их Матильде.
– Обслуживание в счет не вошло, – поторопилась добавить хозяйка.
Фред опять сунул руку в карман, достал какую-то бесформенную пачку, отвернулся, чтобы Тереза ее не видела. Выбрав две купюры по тысяче франков, которые проделали тот же путь, что и первая бумажка, он положил оставшуюся пачку в карман.
– Счастливого пути! – произнесла Матильда не слишком любезно.
До молодых людей донеслись слова Шарля, которыми он хотел смягчить неприветливый тон жены:
– Приезжайте еще, когда вам будет угодно, всегда рады вас видеть.
Но Матильда хотела, чтобы последнее слово осталось за ней. Высунувшись в окно, она крикнула:
– Да, только средь бела дня, не прячась, чтоб мы увидели ваши физиономии!
Хлопнула решетка, Матильда повернулась к мужу:
– Старый пень! Тебе лишь бы юбка поблизости, и ты уже готов нас разорить вконец.
Он выхватил у жены деньги и помахал перед ее носом:
– Чем ты недовольна? Они тебе заплатили! Что тебе еще надо?
Она не нашлась, что ответить. Шарль перешел в наступление:
– Ты что, не можешь свет зажечь? Торчим в темноте, как заговорщики!
Не дожидаясь ответа, он направился в комнату. Свет застал его как раз у зеркала, в котором он увидел отражение пожилого мужчины в плохо застегнутых мятых штанах, в шерстяной фуфайке, обнажающей бледную грудь.
– Ну и вид у тебя! – ухмыльнулась Матильда.
– А ты? – быстро ответил он. – Думаешь, ты была очень красива с твоими страхами: «улизнут тайком»…
Матильда фыркнула:
– Посмотрел бы на себя.
– Я себя вижу…
Он не удержался от смеха, хлопнул жену по спине и, обняв за талию, указал на их отражение в зеркале:
– И все же мы с тобой неплохая парочка, а?
Смеясь, взявшись под руку, они не спеша удалились в свою комнату. Какое-то время ярко освещенный холл оставался пустым. Затем, недовольно бурча, вновь появился Шарль в длинных кальсонах.
– Паршивая работенка всегда на мою долю.
Он погасил свет и вернулся в спальню.
По западному шоссе в сторону Парижа мчался красный «фрегат».
– Не гони так, – взмолилась Тереза, – я боюсь.
– Ты испугаешься еще больше, если нас поймают… на украденной машине!
Склонившись к рулю, Фред напряженно всматривался в темнеющую впереди дорогу.
– Лучший способ попасть в руки полиции – это гнать ночью, как ты.
Он не ответил, но скорость сбавил.
– Ты ездил к отцу? – спросила Тереза.
– К папе? Почему? Когда?
– Ну… Сейчас, когда ты вышел…
– Ах… так ты не спала?
– Это он дал тебе деньги, чтобы заплатить за гостиницу?
– Он? Ты совсем ненор…
Фред не договорил. Он наморщил лоб, лихорадочно соображая, и после недолгой паузы произнес:
– Да. Я видел предка. Все ему рассказал. Он дал мне десять… То есть пятнадцать тысяч.
Он хотел посмотреть на нее, но предпочел не отрывать взгляда от дороги. Уточнил:
– Одну бумажку в десять тысяч и пять по тысяче.
Наступило молчание. Первой заговорила Тереза:
– А ты сказал про нас?
Он в смущении заерзал на сиденье.
– Ух! Видела бы ты папашину физиономию, когда я поднял его среди ночи! Ты пропустила отличный спектакль! Он был так ошарашен, что выложил монеты без разговоров.
Фред старался говорить в шутливом тоне, но ему это плохо удавалось. Тереза упорствовала:
– Теперь он знает?
– Знает о чем? – взорвался Фред.
– О тебе и обо мне.
Фред не ответил. Он все сильнее нервничал. Его страшила мысль, что он может произнести одно лишнее слово и открыть истину, которая становилась невыносимой для него.
– А что мне делать с этой колымагой? Ну?
Они въехали в туннель. За ними был мост Сен-Клу.
– Не знаю, – сказала Тереза. – Я все время думала, что мы оставим ее там, где взяли.
Фред кивнул:
– Неплохая мысль, неплохая…
Терезу тронул его ребяческий тон. Она придвинулась к нему и почувствовала, что он дрожит. Фред был благодарен ей за это тепло.
– И не ломай себе голову из-за колымаги. Я куплю тебе другую… Вот увидишь…
Значит, он разговаривал с отцом, но не хотел в этом признаться. Все из-за своего самолюбия, как всегда. Она улыбнулась в темноте. Но почему он по-прежнему так дрожит? Она хотела спросить, но сдержалась. Плечи Фреда постепенно опускались, словно под бременем накопившейся усталости. Навстречу им пронесся грузовик, ярко осветив салон машины. Фред плакал.
– Что с тобой?
– Ничего… Я… Просто очень спать хочется, вот и все.
Ей стало его жалко: это прозвучало так по-детски.
– Поедем, ты отдохнешь…
– Куда? Куда мне идти?
– Ко мне, – предложила она, удивившись вопросу.
– Спасибо, Тереза, ты добрая… Очень добрая…
Он остановил машину, сжал девушку в объятиях, шепча:
– Не надо оставлять меня одного… Ты нужна мне…
– Но ты тоже мне нужен, Фред… Мне нужен мужчина…
– Мужчина? – крикнул он неожиданно тонким голосом. – А я не мужчина? Я разве не принес тебе деньги?
– Да… да…
Чувствовалось, что вчерашняя сцена глубоко задела его. Терезе хотелось попросить за нее прощения:
– Я жалею о том, что наговорила тебе, Фред… Я этого не думала, знаешь…
Он уткнулся ей в плечо, и она едва расслышала:
– Нельзя… нельзя доводить человека до крайности… нельзя.
– Нет, дорогой… Я больше так не буду…
Он погладил Терезу по щеке. Что-то ее оцарапало. Часы у него на руке. Девушка возмутилась:
– Фред! Держу пари, что ты стянул часы у отца!
Реакция Фреда ее ошарашила:
– Папа! Плевать я на него хотел! Слышишь! И на тебя тоже! Я не желаю, чтобы мне задавали идиотские вопросы! С меня хватит, понимаешь? Хватит!
Он рванул машину с места. Тереза не смела нарушить молчание. Может быть, потому, что, не отдавая себе в этом отчета, что-то поняла.
«Фрегат» выехал на авеню Версаль.
Резким движением он сорвал с девушки одеяло и застыл раздосадованный: эта проклятая Матильда вечно дает клиентам сорок штук одеял!
Взгляд Терезы стал еще более лукавым. Она не шевелилась. Шарль присел на кровать. Тереза была восхитительна. В нетерпении он грубо сорвал с нее второе одеяло, но под ним оказалось третье. Она смеялась над ним, и он закрыл ей рот рукой, чтобы заставить молчать. Большим пальцем другой руки он показал ей на перегородку, за которой спала его жена. В ответ Тереза хихикнула и начала лихорадочно сбрасывать с себя все покрывала. Кровать тряслась. Они путались в одеялах, напрасно пытаясь от них освободиться, и старались, несмотря ни на что, сжать друг друга в объятиях. Ими владела животная страсть. Наконец он понял, что осталось лишь одно покрывало, под ним тело Терезы. Его пальцы схватили это последнее препятствие, мышцы напряглись до предела, раздался хруст! Издалека и в то же время близко раздался голос Матильды:
– Шарль! Шарль!
Он яростно отмахнулся:
– Оставь меня в покое!
Тереза, озорно улыбаясь, дразнила его:
– Ну, старый дурень, решился?
Шарль судорожно дернулся и в изнеможении открыл глаза. Матильда трясла его за плечо, повторяя:
– Ну, решился, старый дурень?
Он с трудом проглотил слюну, еще отказываясь возвращаться в реальный мир.
– Черт побери! – выругался он. – Тебе обязательно надо было…
Рукой с узловатыми пальцами он потер покрасневшие глаза, облизнул пересохшие губы, сердито спросил.
– Что случилось? Пожар?
Матильда пожала плечами:
– Он вернулся.
– Кто? Кто вернулся?
– Парень. Жюльен Куртуа, или как его там. Ты не слышишь?
Он слышал. Проникая через стены, доносился шум мотора. Шарль неожиданно пришел в ярость:
– Ну и что? Что я, по-твоему, должен делать? Дай мне спать!
Матильда взглянула на него с упреком:
– Сейчас не время. Твой мальчуган прикатил на полной скорости, выскочил из машины как сумасшедший и не выключил мотор. Понимаешь?
– Нет.
Матильда презрительно скривилась:
– Ставлю твой распрекрасный сон против целой ночи без снотворного, что он приехал за своей подружкой… потихоньку. Ну? Понял? Давай. За дело.
Шарль испустил глубокий вздох. Когда Матильде что-нибудь взбредет в голову… Никуда не денешься, он стал натягивать брюки.
Лицо Терезы чуть опухло после сна. Она одевалась, застегивала юбку. Обычно в такие моменты Фред смотрел на нее. Но на этот раз он повернулся к ней спиной и, явно нервничая, вглядывался в темноту за окном.
– Поторопись! – проворчал он.
– Я тороплюсь, тороплюсь, – прохныкала Тереза, сражаясь с застежкой на юбке, – но я не понимаю…
– В тот день, когда ты наконец что-нибудь поймешь…
Он помог ей застегнуть юбку, натянуть свитер, ни разу не взглянув на нее. «Что с ним? – подумала Тереза и вдруг вспомнила вчерашнюю сцену. – Правда, ведь мы поссорились». Она на него уже не сердилась.
– Скоро четыре часа утра! – зло говорил Фред. – Об этом ты не думаешь. А украденная машина? Ты и об этом не думаешь. Я все должен делать, обо всем подумать, хотя у меня и других забот хватает. Надо бросить машину в городе до того, как станет светло. Соображаешь?
Конечно, она соображает. Может, даже больше, чем он.
– А здесь? Как ты заплатишь?
– Не вмешивайся. Шевелись, это все, что от тебя требуется.
Тереза сунула босые ноги в туфли.
– Я готова.
Фред ухватил ее за руку и потащил за собой. В коридоре было тихо. Они ощупью спустились по лестнице, пересекли холл, стараясь не наткнуться на плетеные кресла, белеющие в темноте. Сердце Терезы сжималось от страха: «Только бы хозяева не проснулись, иначе будет скандал!»
Когда она уже выходила вслед за Фредом в сад, голос Матильды пригвоздил ее к месту:
– Нет, мои маленькие друзья. Для того чтобы улизнуть тайком, надо было встать еще раньше. У нас уик-энд стоит пять тысяч франков.
Тереза готова была во всем признаться. Но рука Фреда сдавила ей плечо. «Действительно, он думает обо всем», – подумала она.
– Пять тысяч франков? – пробурчал с улицы Фред, изменив голос.
Тереза сплела руки, молясь про себя: «Господи, сделай так, чтобы у него были деньги!»
– …с человека! – уточнил сиплым голосом Шарль.
К своему изумлению, Тереза через приоткрытую дверь увидела, как Фред начал рыться в карманах. «Он с ума сошел, – подумала Тереза, – ему никогда не удастся их провести». Но, смирившись с этим наглым обманом, она уже не удивилась чуду: Фред достал смятую бумажку в десять тысяч франков и протянул ей. Тереза отдала деньги жадно схватившей их Матильде.
– Обслуживание в счет не вошло, – поторопилась добавить хозяйка.
Фред опять сунул руку в карман, достал какую-то бесформенную пачку, отвернулся, чтобы Тереза ее не видела. Выбрав две купюры по тысяче франков, которые проделали тот же путь, что и первая бумажка, он положил оставшуюся пачку в карман.
– Счастливого пути! – произнесла Матильда не слишком любезно.
До молодых людей донеслись слова Шарля, которыми он хотел смягчить неприветливый тон жены:
– Приезжайте еще, когда вам будет угодно, всегда рады вас видеть.
Но Матильда хотела, чтобы последнее слово осталось за ней. Высунувшись в окно, она крикнула:
– Да, только средь бела дня, не прячась, чтоб мы увидели ваши физиономии!
Хлопнула решетка, Матильда повернулась к мужу:
– Старый пень! Тебе лишь бы юбка поблизости, и ты уже готов нас разорить вконец.
Он выхватил у жены деньги и помахал перед ее носом:
– Чем ты недовольна? Они тебе заплатили! Что тебе еще надо?
Она не нашлась, что ответить. Шарль перешел в наступление:
– Ты что, не можешь свет зажечь? Торчим в темноте, как заговорщики!
Не дожидаясь ответа, он направился в комнату. Свет застал его как раз у зеркала, в котором он увидел отражение пожилого мужчины в плохо застегнутых мятых штанах, в шерстяной фуфайке, обнажающей бледную грудь.
– Ну и вид у тебя! – ухмыльнулась Матильда.
– А ты? – быстро ответил он. – Думаешь, ты была очень красива с твоими страхами: «улизнут тайком»…
Матильда фыркнула:
– Посмотрел бы на себя.
– Я себя вижу…
Он не удержался от смеха, хлопнул жену по спине и, обняв за талию, указал на их отражение в зеркале:
– И все же мы с тобой неплохая парочка, а?
Смеясь, взявшись под руку, они не спеша удалились в свою комнату. Какое-то время ярко освещенный холл оставался пустым. Затем, недовольно бурча, вновь появился Шарль в длинных кальсонах.
– Паршивая работенка всегда на мою долю.
Он погасил свет и вернулся в спальню.
По западному шоссе в сторону Парижа мчался красный «фрегат».
– Не гони так, – взмолилась Тереза, – я боюсь.
– Ты испугаешься еще больше, если нас поймают… на украденной машине!
Склонившись к рулю, Фред напряженно всматривался в темнеющую впереди дорогу.
– Лучший способ попасть в руки полиции – это гнать ночью, как ты.
Он не ответил, но скорость сбавил.
– Ты ездил к отцу? – спросила Тереза.
– К папе? Почему? Когда?
– Ну… Сейчас, когда ты вышел…
– Ах… так ты не спала?
– Это он дал тебе деньги, чтобы заплатить за гостиницу?
– Он? Ты совсем ненор…
Фред не договорил. Он наморщил лоб, лихорадочно соображая, и после недолгой паузы произнес:
– Да. Я видел предка. Все ему рассказал. Он дал мне десять… То есть пятнадцать тысяч.
Он хотел посмотреть на нее, но предпочел не отрывать взгляда от дороги. Уточнил:
– Одну бумажку в десять тысяч и пять по тысяче.
Наступило молчание. Первой заговорила Тереза:
– А ты сказал про нас?
Он в смущении заерзал на сиденье.
– Ух! Видела бы ты папашину физиономию, когда я поднял его среди ночи! Ты пропустила отличный спектакль! Он был так ошарашен, что выложил монеты без разговоров.
Фред старался говорить в шутливом тоне, но ему это плохо удавалось. Тереза упорствовала:
– Теперь он знает?
– Знает о чем? – взорвался Фред.
– О тебе и обо мне.
Фред не ответил. Он все сильнее нервничал. Его страшила мысль, что он может произнести одно лишнее слово и открыть истину, которая становилась невыносимой для него.
– А что мне делать с этой колымагой? Ну?
Они въехали в туннель. За ними был мост Сен-Клу.
– Не знаю, – сказала Тереза. – Я все время думала, что мы оставим ее там, где взяли.
Фред кивнул:
– Неплохая мысль, неплохая…
Терезу тронул его ребяческий тон. Она придвинулась к нему и почувствовала, что он дрожит. Фред был благодарен ей за это тепло.
– И не ломай себе голову из-за колымаги. Я куплю тебе другую… Вот увидишь…
Значит, он разговаривал с отцом, но не хотел в этом признаться. Все из-за своего самолюбия, как всегда. Она улыбнулась в темноте. Но почему он по-прежнему так дрожит? Она хотела спросить, но сдержалась. Плечи Фреда постепенно опускались, словно под бременем накопившейся усталости. Навстречу им пронесся грузовик, ярко осветив салон машины. Фред плакал.
– Что с тобой?
– Ничего… Я… Просто очень спать хочется, вот и все.
Ей стало его жалко: это прозвучало так по-детски.
– Поедем, ты отдохнешь…
– Куда? Куда мне идти?
– Ко мне, – предложила она, удивившись вопросу.
– Спасибо, Тереза, ты добрая… Очень добрая…
Он остановил машину, сжал девушку в объятиях, шепча:
– Не надо оставлять меня одного… Ты нужна мне…
– Но ты тоже мне нужен, Фред… Мне нужен мужчина…
– Мужчина? – крикнул он неожиданно тонким голосом. – А я не мужчина? Я разве не принес тебе деньги?
– Да… да…
Чувствовалось, что вчерашняя сцена глубоко задела его. Терезе хотелось попросить за нее прощения:
– Я жалею о том, что наговорила тебе, Фред… Я этого не думала, знаешь…
Он уткнулся ей в плечо, и она едва расслышала:
– Нельзя… нельзя доводить человека до крайности… нельзя.
– Нет, дорогой… Я больше так не буду…
Он погладил Терезу по щеке. Что-то ее оцарапало. Часы у него на руке. Девушка возмутилась:
– Фред! Держу пари, что ты стянул часы у отца!
Реакция Фреда ее ошарашила:
– Папа! Плевать я на него хотел! Слышишь! И на тебя тоже! Я не желаю, чтобы мне задавали идиотские вопросы! С меня хватит, понимаешь? Хватит!
Он рванул машину с места. Тереза не смела нарушить молчание. Может быть, потому, что, не отдавая себе в этом отчета, что-то поняла.
«Фрегат» выехал на авеню Версаль.
Глава XVI
Зажглась лампочка. На этот раз у Жюльена было ощущение, будто свет вспыхнул у него в мозгу. Перехватило дыхание. Он вскочил в растерянности, ослепленный, прикрывая глаза рукой. Опять ночной сторож? Он машинально взглянул на часы: половина шестого… Что бы это могло значить? Прервавшись на тридцать шесть часов, жизнь начиналась для него вновь, и он был не в состоянии так сразу поверить в это.
В висках стучало. Вдруг промелькнула мысль: портье или уборщица вызывают лифт. Его обнаружат… Ни за что!
Неуверенно, словно не желая искушать судьбу, он нажал кнопку двенадцатого этажа. Чудо: бесшумно и плавно лифт поплыл вверх.
Кабина остановилась, но Жюльен не осмеливался выйти. Он не мог поверить в чудо. Здесь, должно быть, какая-нибудь ловушка. Какая? Ах да! Никто никогда не должен заподозрить, что все это время он провел в здании, рядом с трупом Боргри.
Заблокировав дверь кабины, Жюльен приподнял линолеум, чтобы проверить, как закреплен люк, который он открывал в темноте при свете зажигалки. Перочинным ножом он подправил свою работу, проделанную вслепую. Лезвие сломалось, и осколок куда-то завалился. Жюльен не пожалел драгоценного времени, чтобы его разыскать, и, найдя, сунул в карман. Теперь отпечатки пальцев. Носовым платком он стер их повсюду. Носком ботинка выбросил из кабины крошки табака. В любом случае уборщица должна пройтись здесь с пылесосом, но лишняя предосторожность не повредит.
Он тщательно отряхнул пальто, чтобы не выглядеть чересчур грязным, если вдруг встретит кого-нибудь. Теперь он был готов. Жюльен прислушался. Все было тихо. Он открыл дверь кабины. Никого. Сделал несколько шагов и, обалдев от чувства вновь обретенной свободы, прислушался опять. Тишина. Он побежал в свой кабинет.
Когда он увидел на столе документы, ему чуть не стало плохо: ведь из-за них все произошло! Он схватил их, чтобы уничтожить, но внезапная резь в желудке заставила его согнуться пополам. Он едва сдержал крик.
У дверей послышались медленные шаги. Жюльен выпрямился, насторожившись. Сделав над собой усилие, он подбежал к двери и повернул ключ. Как раз вовремя. Шаги замерли у дверей.
Прижавшись к стене, Жюльен старался не дышать. Ручка двери повернулась несколько раз. Боль в желудке прошла: новая опасность была куда серьезней, чем все остальное. Кто-то в коридоре упорствовал, толкал дверь. Жюльен закусил губы: ему никогда не приходило в голову поменять этот ненадежный замок. Ручка двери ходила туда-сюда, кто-то ломился в дверь.
– Вы что-нибудь ищете? – раздался женский голос.
– По правде говоря, не знаю…
Это Альбер! Что ему надо? Уборщица захихикала:
– Ну, вы всегда шутите!
– Я не шучу, – ответил Альбер. – Я явно старею. У меня видения. Когда я пришел сегодня утром, мне показалось, что у здания стоит машина одного из работающих здесь… Я хотел посмотреть, тут ли он. Понимаете, я своими глазами видел, как он уехал в субботу вечером.
– Это ничего не значит, – возразила женщина. – Он мог приехать сегодня спозаранку, чтобы поработать.
– На него это не похоже, – решительным тоном ответил привратник. – Да и скажите, как бы он вошел, когда все двери заперты.
Они удалились. Жюльен слышал, как их голоса становились все тише.
– Вы искали меня? – спросил Альбер.
– Я хотела узнать, закончили ли маляры работу?
– Да. Можно наводить порядок.
– Тогда я начну оттуда. Там, должно быть, полно работы.
Последние слова Жюльен не расслышал. Он нервно потер руки. Тем лучше! Таким образом и последние следы его пребывания в соседнем кабинете будут уничтожены. Жюльен беззвучно засмеялся. От начала и до конца провидение было с ним. Вдруг он снова схватился за живот; боль вернулась.
Он дотащился до письменного стола, сжег бумаги, вытряхнул пепел в окно и вздохнул. Наконец-то!
Жюльен с трудом проглотил таблетку и зашел в небольшую комнатку, примыкавшую к кабинету, чтобы запить лекарство водой. В зеркале над умывальником он увидел отражение какого-то уголовника с лицом, заросшим неопрятной щетиной, со впалыми щеками, с синяками под глазами, в грязном пальто. Вооружившись платяной щеткой, Жюльен принялся его чистить. Борта стали почище, но на полах машинное масло осталось. Жюльен снял пальто, стряхнул. Пыль летела из него, как из грязного ковра. Да, в таком виде он не сможет нигде показаться. Он повесил пальто на плечики и нацарапал на листочке из блокнота: «Дениза, будьте любезны, как придете, отнесите мое пальто в чистку».
Жюльен заколебался. Секретарша должна быть уверена, что записка оставлена в субботу вечером. Он добавил: «…Погода во время уик-энда, похоже, будет теплой. Я надену плащ. Он у меня в машине».
Прикрепив записку к пальто, он вышел.
Но тут же вернулся назад, захлопнув дверь: в конце коридора появилась целая группа уборщиц, направляющихся к кабинету, где только что закончились малярные работы. Жюльен прислушивался к их шагам, голосам. Когда, по его расчетам, они уже были в комнате, он вышел опять и устремился к лифту. Тут же передумал: чересчур опасно. Он начал на цыпочках спускаться по лестнице. До него доносились голоса уборщиц: они говорили громко, чтобы перекричать шум пылесоса.
Жюльен добрался до третьего этажа, когда раздался страшный крик. Боргри! Он изо всех сил вцепился в перила, чтобы не поддаться панике.
Снизу донесся голос привратника:
– Что случилось?
С двенадцатого этажа последовал ответ:
– Скорей сюда, месье Альбер!
– Но в чем дело?
– Несчастье! Страшное несчастье!
Пылесос замолчал. Наверху послышались восклицания, громкий разговор. Внизу Альбер ворчал на уборщиц за то, что они пользуются лифтом, чтобы попасть на нужный им этаж. Кабина опускалась с еле слышным шелестом.
Жюльен мысленно похвалил себя, что не воспользовался лифтом. Он стиснул челюсти, его нервы напряглись до предела. Он выжидал.
Спустившись вниз, кабина тут же снова пришла в движение. Это поднимался Альбер. Путь был свободен.
В висках стучало. Вдруг промелькнула мысль: портье или уборщица вызывают лифт. Его обнаружат… Ни за что!
Неуверенно, словно не желая искушать судьбу, он нажал кнопку двенадцатого этажа. Чудо: бесшумно и плавно лифт поплыл вверх.
Кабина остановилась, но Жюльен не осмеливался выйти. Он не мог поверить в чудо. Здесь, должно быть, какая-нибудь ловушка. Какая? Ах да! Никто никогда не должен заподозрить, что все это время он провел в здании, рядом с трупом Боргри.
Заблокировав дверь кабины, Жюльен приподнял линолеум, чтобы проверить, как закреплен люк, который он открывал в темноте при свете зажигалки. Перочинным ножом он подправил свою работу, проделанную вслепую. Лезвие сломалось, и осколок куда-то завалился. Жюльен не пожалел драгоценного времени, чтобы его разыскать, и, найдя, сунул в карман. Теперь отпечатки пальцев. Носовым платком он стер их повсюду. Носком ботинка выбросил из кабины крошки табака. В любом случае уборщица должна пройтись здесь с пылесосом, но лишняя предосторожность не повредит.
Он тщательно отряхнул пальто, чтобы не выглядеть чересчур грязным, если вдруг встретит кого-нибудь. Теперь он был готов. Жюльен прислушался. Все было тихо. Он открыл дверь кабины. Никого. Сделал несколько шагов и, обалдев от чувства вновь обретенной свободы, прислушался опять. Тишина. Он побежал в свой кабинет.
Когда он увидел на столе документы, ему чуть не стало плохо: ведь из-за них все произошло! Он схватил их, чтобы уничтожить, но внезапная резь в желудке заставила его согнуться пополам. Он едва сдержал крик.
У дверей послышались медленные шаги. Жюльен выпрямился, насторожившись. Сделав над собой усилие, он подбежал к двери и повернул ключ. Как раз вовремя. Шаги замерли у дверей.
Прижавшись к стене, Жюльен старался не дышать. Ручка двери повернулась несколько раз. Боль в желудке прошла: новая опасность была куда серьезней, чем все остальное. Кто-то в коридоре упорствовал, толкал дверь. Жюльен закусил губы: ему никогда не приходило в голову поменять этот ненадежный замок. Ручка двери ходила туда-сюда, кто-то ломился в дверь.
– Вы что-нибудь ищете? – раздался женский голос.
– По правде говоря, не знаю…
Это Альбер! Что ему надо? Уборщица захихикала:
– Ну, вы всегда шутите!
– Я не шучу, – ответил Альбер. – Я явно старею. У меня видения. Когда я пришел сегодня утром, мне показалось, что у здания стоит машина одного из работающих здесь… Я хотел посмотреть, тут ли он. Понимаете, я своими глазами видел, как он уехал в субботу вечером.
– Это ничего не значит, – возразила женщина. – Он мог приехать сегодня спозаранку, чтобы поработать.
– На него это не похоже, – решительным тоном ответил привратник. – Да и скажите, как бы он вошел, когда все двери заперты.
Они удалились. Жюльен слышал, как их голоса становились все тише.
– Вы искали меня? – спросил Альбер.
– Я хотела узнать, закончили ли маляры работу?
– Да. Можно наводить порядок.
– Тогда я начну оттуда. Там, должно быть, полно работы.
Последние слова Жюльен не расслышал. Он нервно потер руки. Тем лучше! Таким образом и последние следы его пребывания в соседнем кабинете будут уничтожены. Жюльен беззвучно засмеялся. От начала и до конца провидение было с ним. Вдруг он снова схватился за живот; боль вернулась.
Он дотащился до письменного стола, сжег бумаги, вытряхнул пепел в окно и вздохнул. Наконец-то!
Жюльен с трудом проглотил таблетку и зашел в небольшую комнатку, примыкавшую к кабинету, чтобы запить лекарство водой. В зеркале над умывальником он увидел отражение какого-то уголовника с лицом, заросшим неопрятной щетиной, со впалыми щеками, с синяками под глазами, в грязном пальто. Вооружившись платяной щеткой, Жюльен принялся его чистить. Борта стали почище, но на полах машинное масло осталось. Жюльен снял пальто, стряхнул. Пыль летела из него, как из грязного ковра. Да, в таком виде он не сможет нигде показаться. Он повесил пальто на плечики и нацарапал на листочке из блокнота: «Дениза, будьте любезны, как придете, отнесите мое пальто в чистку».
Жюльен заколебался. Секретарша должна быть уверена, что записка оставлена в субботу вечером. Он добавил: «…Погода во время уик-энда, похоже, будет теплой. Я надену плащ. Он у меня в машине».
Прикрепив записку к пальто, он вышел.
Но тут же вернулся назад, захлопнув дверь: в конце коридора появилась целая группа уборщиц, направляющихся к кабинету, где только что закончились малярные работы. Жюльен прислушивался к их шагам, голосам. Когда, по его расчетам, они уже были в комнате, он вышел опять и устремился к лифту. Тут же передумал: чересчур опасно. Он начал на цыпочках спускаться по лестнице. До него доносились голоса уборщиц: они говорили громко, чтобы перекричать шум пылесоса.
Жюльен добрался до третьего этажа, когда раздался страшный крик. Боргри! Он изо всех сил вцепился в перила, чтобы не поддаться панике.
Снизу донесся голос привратника:
– Что случилось?
С двенадцатого этажа последовал ответ:
– Скорей сюда, месье Альбер!
– Но в чем дело?
– Несчастье! Страшное несчастье!
Пылесос замолчал. Наверху послышались восклицания, громкий разговор. Внизу Альбер ворчал на уборщиц за то, что они пользуются лифтом, чтобы попасть на нужный им этаж. Кабина опускалась с еле слышным шелестом.
Жюльен мысленно похвалил себя, что не воспользовался лифтом. Он стиснул челюсти, его нервы напряглись до предела. Он выжидал.
Спустившись вниз, кабина тут же снова пришла в движение. Это поднимался Альбер. Путь был свободен.