Страница:
Жюльен буквально вылетел на улицу. На углу у кафе в двух шагах от своей машины он остановился потрясенный. С ужасом он прочел чуть размытые слова, написанные мелом на тротуаре полуметровыми буквами: «Бог ищет тебя!»
Жюльен заметил, что стоит на другой надписи, начертанной более мелко, и отступил. Под призывом Армии спасения какой-то бродяга написал: «Я в соседнем кафе».
Но Жюльену это не показалось смешным. Он вздохнул, лишь усевшись за руль. Стал перебирать в памяти все, что произошло. Не забыл ли он чего-нибудь?
Бумаги?.. Обращены в пепел.
Боргри?.. Покончил с собой.
Лифт?.. Никаких следов.
Отпечатки пальцев?.. Повсюду стерты.
Пальто?.. Будет отдано в чистку…
Жюльен поежился от утреннего холода, протянул руку к заднему сиденью, взял плащ и надел его. Он нажал на стартер, включил первую скорость, повернул направо, затем налево и очутился перед надписью: «Бог ищет тебя!» Жюльен пожал плечами. Скорей бы удалиться от этого проклятого здания! Он сделал круг по кварталу, чуть не попал на ту же улицу, спохватился в последний момент и поехал вдоль бульвара Осман.
Вдруг он понял, что едет не в том направлении, повернул назад, сделав большой круг. К счастью, улицы в этот час еще были пустынны. Жюльен изо всех сил сжимал руль, чтобы унять дрожь в руках.
Глава XVII
Глава XVIII
Жюльен заметил, что стоит на другой надписи, начертанной более мелко, и отступил. Под призывом Армии спасения какой-то бродяга написал: «Я в соседнем кафе».
Но Жюльену это не показалось смешным. Он вздохнул, лишь усевшись за руль. Стал перебирать в памяти все, что произошло. Не забыл ли он чего-нибудь?
Бумаги?.. Обращены в пепел.
Боргри?.. Покончил с собой.
Лифт?.. Никаких следов.
Отпечатки пальцев?.. Повсюду стерты.
Пальто?.. Будет отдано в чистку…
Жюльен поежился от утреннего холода, протянул руку к заднему сиденью, взял плащ и надел его. Он нажал на стартер, включил первую скорость, повернул направо, затем налево и очутился перед надписью: «Бог ищет тебя!» Жюльен пожал плечами. Скорей бы удалиться от этого проклятого здания! Он сделал круг по кварталу, чуть не попал на ту же улицу, спохватился в последний момент и поехал вдоль бульвара Осман.
Вдруг он понял, что едет не в том направлении, повернул назад, сделав большой круг. К счастью, улицы в этот час еще были пустынны. Жюльен изо всех сил сжимал руль, чтобы унять дрожь в руках.
Глава XVII
Жанна вздрогнула во сне от телефонного звонка и тут же сняла трубку, как будто и не спала.
– Алло? Да?
Рядом с ней Жорж тер глаза.
– Кто это?
Жестом она дала понять, что не знает.
– Кто вам нужен, месье?
Жорж выхватил у нее трубку.
– В чем дело? Нечего будить людей в такое время! – раздраженно прокричал он.
Увидев, как на лице Жоржа появляется удивленное выражение, Жанна заволновалась:
– Плохие новости?
– Живраль? Но что вы хотите? – спросил Жорж.
– Что случилось, Жорж? Плохие новости? Насчет Жюльена?
Он жестом велел ей молчать и, окончательно проснувшись, внимательно слушал.
– Послушайте, старина, – сказал он наконец, – неужели вы меня разбудили только затем, чтобы спросить, нет ли у меня чего-нибудь нового!
– Именно, именно, – ответил Живраль. – Должен же я проверить, правда?
– Держу пари, что он нашел его! – вмешалась Жанна.
Жорж прикрыл трубку ладонью и повернулся к жене:
– Дашь мне наконец дослушать? Нет, говорю тебе, нет, он его не нашел! Алло! Вы не могли дождаться более удобного времени для проверки?
– Что поделаешь? Меня тоже подняли с постели!
– Это не довод!.. А? Вас подняли с постели? Почему?
– Я знала, знала… – простонала Жанна. – Они нашли его, но не хотят тебе говорить!
– Что это значит – вас «подняли с постели?»
– Ничего. В связи с другим делом…
Жорж в раздражении состроил жене гримасу: ну вот, мол, видишь?
Жанна не верила:
– Он все придумывает. Я уверена, что он звонит из морга. Спроси у него, спроси…
Жорж терял терпение:
– Прошу тебя, Жанна, я ничего не слышу… Нет, это я говорил жене. Объясните, Живраль, что происходит?
– Да ничего, повторяю вам, месье Журлье. Просто я хотел узнать, не объявился ли Куртуа. Кстати, мадам Куртуа еще у вас?
– Конечно… Она здесь… Подождите…
Он слегка подтолкнул жену:
– Иди посмотри, у себя ли Женевьева. Быстро…
Жанна нашарила тапочки и вышла, набрасывая пеньюар. В прихожей она столкнулась с горничной.
– Что-нибудь случилось, мадам?
– Нет. Мадам Куртуа не уходила?
– Я не знаю…
Жанна открыла дверь. Натянув одеяло до самого подбородка, Женевьева спокойно спала.
«Вот дрянь! – мысленно возмутилась Жанна. – Во всем доме только она и спит».
Она чуть не хлопнула дверью, но увидела горничную, в недоумении смотревшую на нее, и попыталась улыбнуться.
Вернувшись в спальню, она услышала, как муж настойчивым тоном произносит:
– Подождите, инспектор, я не совсем понял смысл…
Живраль терпеливо повторил:
– Записные книжки, что сейчас у вас… Тайная бухгалтерия Жюльена Куртуа…
– Да…
– Вы по-прежнему собираетесь возбудить дело против мужа вашей сестры, не так ли?
– Разумеется…
– Ну вот, все очень просто… Вам не придется беспокоиться. Мой коллега зайдет к вам и заберет их. Дормаль. Вы не забудете имя? Дормаль.
– Хорошо, Дормаль. Но чего я не понимаю, это… – Он увидел Жанну и прервал фразу. – А, вот жена вернулась! Сейчас она нам скажет, здесь ли мадам Куртуа.
Жанна пожала плечами.
– Здесь. Спит сном праведника.
– Ну, я же вам говорил, инспектор. Она спит. Она не выходила из дома. Не объясните ли вы мне теперь…
– Спасибо, – ответил Живраль.
– Алло! Алло!
Открыв от изумления рот, Жорж смотрел на трубку с таким видом, будто собирался выяснить у нее причину подобной неучтивости.
– Ты представляешь, он повесил трубку.
– Он что-то от тебя скрывает, – сказала Жанна, вновь укладываясь в постель.
– Ну что он может скрывать? Что обнаружил его в морге? Тогда бы ему не нужны были записные книжки.
– Какие записные книжки?
– Бухгалтерия Жюльена. За ними придет полицейский.
– Ты по-прежнему собираешься разорить его?
Жорж развел руками:
– Не знаю, дорогая, ну что тебе сказать?
Жанна сделала над собой усилие, чтобы заговорить спокойным тоном:
– Во всяком случае, если б он что-то обнаружил, он не стал бы звонить и спрашивать, есть ли новости у тебя.
Жорж закашлялся:
– Возможно. Теперь спи, еще рано.
Натянув одеяло, он стал ворочаться с боку на бок, испуская глубокие вздохи:
– Черт побери!
– К чему бы этот звонок? – спросила Жанна.
– А я знаю? Ради удовольствия разбудить ни свет ни заря порядочных людей.
– Он ничего не сказал тебе, пока я ходила смотреть, здесь ли Женевьева?
– Ничего, кроме того, что ты слышала или поняла. Много бы я дал, чтобы схватили этого мерзавца!
– Да, разумеется. Ведь во всем виноват только он один! А твоя святая сестрица тут ни при чем? Не она довела его до этого, не она так или иначе толкала его на все эти обманы! Из-за этой вздорной бабенки весь свет перевернулся вверх дном, а за бедным парнем, который ничуть не хуже других, гонится полиция, как за преступником.
– Он и есть преступник! Если б ты знала, сколько он у меня украл!
– Ах нет! Прошу тебя, не начинай снова. Подумать только, она сама, его жена, которая утверждает, что любит мужа, отдала тебе эти документы! Твоя сестра – подлая женщина!
Жорж в изумлении смотрел на жену:
– Да что в конце концов тебе сделала Женевьева?
– Мне – ничего. Не мне, а нам, Жюльену.
– Это несчастная женщина, совершенно не приспособленная к жизни.
– Из тех несчастных, которые не в состоянии жить самостоятельно, но зато умеют очень хорошо портить жизнь другим, если только другие не вертятся вокруг них!
Он хотел возразить, но Жанна жестом велела ему замолчать:
– Ладно. Спи. Нет смысла спорить на эту тему.
Жорж не стал настаивать. Когда у Жанны такой голос и этот взгляд, лучше промолчать. Повернувшись друг к другу спиной, они старались уснуть.
– Ты спишь? – тихо спросил Жорж через некоторое время.
Жанна лежала с открытыми глазами, но не ответила мужу.
Фред чуть похрапывал.
Тереза, закинув руки за голову, рассматривала потолок своей комнатки. Кое-где штукатурка облупилась. Тереза вздохнула. Ей нравилась эта комната. Каждый уголок здесь был украшен с любовью и изобретательностью стесненных в средствах людей. Даже после беспорядка, который внес сюда Фред, все было чисто, прибрано. Диван-кровать у стены, встроенная кухня в углу: рядом с крошечной мойкой стол из белого дерева, на котором газовая плитка; окошко под самой крышей и цветы…
Этажерка, на которой когда-то стояло штук двадцать книг, а теперь осталось два одиноких толстых тома Concise Oxford Dictionary[4], сохранившихся с тех времен, когда Фред собрался писать сравнительный анализ английского и французского языков. Дальше названия дело не пошло.
У Терезы было странное чувство, будто она видит свою комнатку в последний раз.
«Он не мог успеть съездить в Париж, повидать отца и вернуться. Он меня обманул».
К тому же у отца не было никаких причин подарить Фреду еще и золотые часы, которые сейчас лежали на тумбочке.
Задним числом она обратила внимание на одну деталь. Фред сказал, будто отец дал ему купюру в десять тысяч франков и пять купюр по тысяче. Однако в пачке, которую она видела, денег было значительно больше.
Приподнявшись на локте, она взглянула на спящего юношу. Он и во сне, казалось, страдал: губы приоткрыты, как бы моля о пощаде, веки крепко сомкнуты, словно плотный занавес, ограждающий от реальности. Повернувшись к Фреду спиной, Тереза дотянулась до его пиджака, висевшего на стуле рядом с кроватью, и залезла в карман. Бумажник. У Фреда не было бумажника. Подарок отца? Почему бы и нет, в конце концов?
Она хотела положить его на место, но передумала.
Левое отделение было предназначено для денег. Правое состояло из прозрачных кармашков для документов, фотографий. На одной из них Тереза тут же узнала ту пару. Она ожидала этого. Владелец трейлера и его жена. Девушка совсем не удивилась. Ее удивляло скорее, что она знала все еще тогда, когда они бежали из Марли.
– Фред! – тихо позвала она, в голосе ее звучал упрек.
Фред жалобно застонал во сне, как щенок, которому что-то приснилось. Тереза уронила бумажник и, вся дрожа, сцепила руки. Опустив ноги с кровати, она сунула руку в задний карман брюк Фреда и вытащила оттуда деньги. Несколько десятков купюр по десять тысяч франков. Она заплакала, не испытывая горя, вытирая слезы тыльной стороной ладони, сама того не замечая, с фатализмом, свойственным бесхитростным душам, которые несут в себе уверенность: «Это было бы слишком здорово, это должно было так кончиться».
– Что ты там делаешь? – спросил Фред, едва ворочая языком, не открывая глаз.
– Ничего, спи, милый, спи…
Он повернулся к ней спиной и мирно захрапел.
Тереза схватила часы. Это были великолепные золотые швейцарские часы. Она с трудом прочла надпись, выгравированную на крышке: «Педро от его Жермены». Рыдание сдавило ей горло. Ее затошнило, она побежала к умывальнику.
Несмотря на то что Тереза была лишь в рубашке, а в комнате было холодно, она вся покрылась потом. Обхватив голову руками, она пыталась спокойно размышлять. Она все еще держала в руке часы, и их тиканье у самого ее уха стало невыносимым. Через открытое окно Тереза видела вокруг одни крыши. Она размахнулась и бросила часы – эту улику – в окно, как можно дальше от того, кого она хотела защитить. Они ударились о балюстраду, отскочили и упали на тротуар.
Тереза высунулась в окно, но ничего внизу не разглядела. «Ну и ладно, – подумала она, – никому в голову не придет одно с другим связать».
Тихо, чтобы не разбудить Фреда, сохраняя полное спокойствие, Тереза чиркнула спичкой и зажгла газ. В рассветном полумраке заплясали голубые язычки пламени. Тереза взяла тарелку, случайно задела стоящее рядом блюдце. Она повернула голову, но Фред не проснулся.
Она сама еще не понимала, что приняла решение.
Тереза брала по две-три купюры и сжигала их в тарелке. Глядя, как сгорают деньги, которые могли бы ей помочь, она не испытывала ни малейшего сожаления. Затем наступил черед бумажника и всего его содержимого. Кожа долго не загоралась, зато кармашки из целлофана вспыхнули сразу.
С тарелкой в руках Тереза вышла в коридор, темный и пустой. Она дошла до туалета на лестничной площадке, закрыла за собой дверь на задвижку, высыпала пепел в унитаз и спустила воду. От волнения она чуть не потеряла сознание. Голова закружилась, и она прислонилась лбом к матовому стеклу двери. Она гладила свой живот и бормотала: «Теперь не время, мой милый малыш… Сейчас все будет кончено…»
Вернувшись в комнату, она сполоснула тарелку, тщательно ее вытерла и поставила на место. От ледяной воды у нее заломило пальцы. Она погрела их над плитой. Опять, гладя живот, она ласкала своего еще почти не существующего ребенка и шептала с бесконечной нежностью: «Тебе, право же, не повезло. Но все равно у тебя никогда не было бы папы… Так, старший брат, да и тот…»
Тереза машинально выключила газ, но не отпустила кран.
Оглядевшись, она повернула его, вновь открывая, и услышала легкое посвистывание, с которым газ выходил из отверстий горелок. Тереза не отрываясь смотрела на маленькие черные дырочки, откуда выползала невидимая, неощутимая смерть. Смотрела равнодушно. Какие-то мысли в голове, неясные чувства в душе пытались обрести форму, но Тереза не могла понять, была ли то радость или грусть.
Заставив себя отвести взгляд от плиты, она приблизилась к постели, где спал Фред. Откинув одеяло, она прикоснулась губами к его груди. Он не шелохнулся. Ступая босыми ногами, подобно ребенку, который собирается нарушить запрет, она подошла к стенному шкафу и достала спрятанный за простынями томик Бодлера, «Цветы зла». Если бы Фред видел, что она читает эти «мещанские стишки», он пришел бы в ярость.
Держа книжку в руке, она вытянулась рядом с ним на постели с довольным видом.
Вдруг Тереза увидела, что окно осталось открытым. Она пожала плечами и вскочила, чтобы закрыть его. Фред зашевелился, ворча:
– Скоро ты успокоишься, а?
– Да, милый. Кончено. Все кончено.
Она осторожно вернулась в постель и улеглась, как женщина после родов, готовящаяся к визиту родственников и друзей. Но она готовилась принять смерть. Тереза раскрыла книгу на 224-й странице. Она знала ее наизусть.
Улыбнулась. Два названия друг против друга: «Смерть любовников» и «Смерть бедняков». Вверху название главы: «Смерть».
Она инстинктивно открыла рот, чтобы глубже вдохнуть, и беззвучно рассмеялась: «Какая же я глупая!» Она прочла:
Отбросив простыню, она залюбовалась телом Фреда. Рассердившись на себя за то, что лежит в рубашке – будто это было кощунством, – скинула ее. Она испытывала какое-то тошнотворное опьянение…
«Боже, часы…»
Но мысль ее прервалась. Все это было так мелко в той огромной черной пропасти, куда она погружалась… Все тени стираются… даже тень гильотины…
Часы?
Их рано утром подобрала на тротуаре спешившая на рынок женщина и отнесла в комиссариат. Есть еще честные люди во Франции. Впрочем, часы ведь были разбиты.
Книга соскользнула с колен Терезы. Девушка прижалась к Фреду и обхватила его руками. В ее сознании смешивались возлюбленный и сын. От тела, которое она так любила, исходило нежное тепло. Нечто чистое и вечное, возвышенней страсти. В полусне Фред что-то пробормотал. Она баюкала его, гладила по голове.
«Спи, моя любовь. Ничего не бойся, мама все устроила. Никто не узнает. Никто ничего не узнает… Ничего…»
Она крикнула изо всех сил: «Ничего!» С губ ее не слетело ни звука, но она об этом уже не знала.
Утреннюю тишину нарушало лишь шипение газа, заполнявшего комнату.
– Алло? Да?
Рядом с ней Жорж тер глаза.
– Кто это?
Жестом она дала понять, что не знает.
– Кто вам нужен, месье?
Жорж выхватил у нее трубку.
– В чем дело? Нечего будить людей в такое время! – раздраженно прокричал он.
Увидев, как на лице Жоржа появляется удивленное выражение, Жанна заволновалась:
– Плохие новости?
– Живраль? Но что вы хотите? – спросил Жорж.
– Что случилось, Жорж? Плохие новости? Насчет Жюльена?
Он жестом велел ей молчать и, окончательно проснувшись, внимательно слушал.
– Послушайте, старина, – сказал он наконец, – неужели вы меня разбудили только затем, чтобы спросить, нет ли у меня чего-нибудь нового!
– Именно, именно, – ответил Живраль. – Должен же я проверить, правда?
– Держу пари, что он нашел его! – вмешалась Жанна.
Жорж прикрыл трубку ладонью и повернулся к жене:
– Дашь мне наконец дослушать? Нет, говорю тебе, нет, он его не нашел! Алло! Вы не могли дождаться более удобного времени для проверки?
– Что поделаешь? Меня тоже подняли с постели!
– Это не довод!.. А? Вас подняли с постели? Почему?
– Я знала, знала… – простонала Жанна. – Они нашли его, но не хотят тебе говорить!
– Что это значит – вас «подняли с постели?»
– Ничего. В связи с другим делом…
Жорж в раздражении состроил жене гримасу: ну вот, мол, видишь?
Жанна не верила:
– Он все придумывает. Я уверена, что он звонит из морга. Спроси у него, спроси…
Жорж терял терпение:
– Прошу тебя, Жанна, я ничего не слышу… Нет, это я говорил жене. Объясните, Живраль, что происходит?
– Да ничего, повторяю вам, месье Журлье. Просто я хотел узнать, не объявился ли Куртуа. Кстати, мадам Куртуа еще у вас?
– Конечно… Она здесь… Подождите…
Он слегка подтолкнул жену:
– Иди посмотри, у себя ли Женевьева. Быстро…
Жанна нашарила тапочки и вышла, набрасывая пеньюар. В прихожей она столкнулась с горничной.
– Что-нибудь случилось, мадам?
– Нет. Мадам Куртуа не уходила?
– Я не знаю…
Жанна открыла дверь. Натянув одеяло до самого подбородка, Женевьева спокойно спала.
«Вот дрянь! – мысленно возмутилась Жанна. – Во всем доме только она и спит».
Она чуть не хлопнула дверью, но увидела горничную, в недоумении смотревшую на нее, и попыталась улыбнуться.
Вернувшись в спальню, она услышала, как муж настойчивым тоном произносит:
– Подождите, инспектор, я не совсем понял смысл…
Живраль терпеливо повторил:
– Записные книжки, что сейчас у вас… Тайная бухгалтерия Жюльена Куртуа…
– Да…
– Вы по-прежнему собираетесь возбудить дело против мужа вашей сестры, не так ли?
– Разумеется…
– Ну вот, все очень просто… Вам не придется беспокоиться. Мой коллега зайдет к вам и заберет их. Дормаль. Вы не забудете имя? Дормаль.
– Хорошо, Дормаль. Но чего я не понимаю, это… – Он увидел Жанну и прервал фразу. – А, вот жена вернулась! Сейчас она нам скажет, здесь ли мадам Куртуа.
Жанна пожала плечами.
– Здесь. Спит сном праведника.
– Ну, я же вам говорил, инспектор. Она спит. Она не выходила из дома. Не объясните ли вы мне теперь…
– Спасибо, – ответил Живраль.
– Алло! Алло!
Открыв от изумления рот, Жорж смотрел на трубку с таким видом, будто собирался выяснить у нее причину подобной неучтивости.
– Ты представляешь, он повесил трубку.
– Он что-то от тебя скрывает, – сказала Жанна, вновь укладываясь в постель.
– Ну что он может скрывать? Что обнаружил его в морге? Тогда бы ему не нужны были записные книжки.
– Какие записные книжки?
– Бухгалтерия Жюльена. За ними придет полицейский.
– Ты по-прежнему собираешься разорить его?
Жорж развел руками:
– Не знаю, дорогая, ну что тебе сказать?
Жанна сделала над собой усилие, чтобы заговорить спокойным тоном:
– Во всяком случае, если б он что-то обнаружил, он не стал бы звонить и спрашивать, есть ли новости у тебя.
Жорж закашлялся:
– Возможно. Теперь спи, еще рано.
Натянув одеяло, он стал ворочаться с боку на бок, испуская глубокие вздохи:
– Черт побери!
– К чему бы этот звонок? – спросила Жанна.
– А я знаю? Ради удовольствия разбудить ни свет ни заря порядочных людей.
– Он ничего не сказал тебе, пока я ходила смотреть, здесь ли Женевьева?
– Ничего, кроме того, что ты слышала или поняла. Много бы я дал, чтобы схватили этого мерзавца!
– Да, разумеется. Ведь во всем виноват только он один! А твоя святая сестрица тут ни при чем? Не она довела его до этого, не она так или иначе толкала его на все эти обманы! Из-за этой вздорной бабенки весь свет перевернулся вверх дном, а за бедным парнем, который ничуть не хуже других, гонится полиция, как за преступником.
– Он и есть преступник! Если б ты знала, сколько он у меня украл!
– Ах нет! Прошу тебя, не начинай снова. Подумать только, она сама, его жена, которая утверждает, что любит мужа, отдала тебе эти документы! Твоя сестра – подлая женщина!
Жорж в изумлении смотрел на жену:
– Да что в конце концов тебе сделала Женевьева?
– Мне – ничего. Не мне, а нам, Жюльену.
– Это несчастная женщина, совершенно не приспособленная к жизни.
– Из тех несчастных, которые не в состоянии жить самостоятельно, но зато умеют очень хорошо портить жизнь другим, если только другие не вертятся вокруг них!
Он хотел возразить, но Жанна жестом велела ему замолчать:
– Ладно. Спи. Нет смысла спорить на эту тему.
Жорж не стал настаивать. Когда у Жанны такой голос и этот взгляд, лучше промолчать. Повернувшись друг к другу спиной, они старались уснуть.
– Ты спишь? – тихо спросил Жорж через некоторое время.
Жанна лежала с открытыми глазами, но не ответила мужу.
Фред чуть похрапывал.
Тереза, закинув руки за голову, рассматривала потолок своей комнатки. Кое-где штукатурка облупилась. Тереза вздохнула. Ей нравилась эта комната. Каждый уголок здесь был украшен с любовью и изобретательностью стесненных в средствах людей. Даже после беспорядка, который внес сюда Фред, все было чисто, прибрано. Диван-кровать у стены, встроенная кухня в углу: рядом с крошечной мойкой стол из белого дерева, на котором газовая плитка; окошко под самой крышей и цветы…
Этажерка, на которой когда-то стояло штук двадцать книг, а теперь осталось два одиноких толстых тома Concise Oxford Dictionary[4], сохранившихся с тех времен, когда Фред собрался писать сравнительный анализ английского и французского языков. Дальше названия дело не пошло.
У Терезы было странное чувство, будто она видит свою комнатку в последний раз.
«Он не мог успеть съездить в Париж, повидать отца и вернуться. Он меня обманул».
К тому же у отца не было никаких причин подарить Фреду еще и золотые часы, которые сейчас лежали на тумбочке.
Задним числом она обратила внимание на одну деталь. Фред сказал, будто отец дал ему купюру в десять тысяч франков и пять купюр по тысяче. Однако в пачке, которую она видела, денег было значительно больше.
Приподнявшись на локте, она взглянула на спящего юношу. Он и во сне, казалось, страдал: губы приоткрыты, как бы моля о пощаде, веки крепко сомкнуты, словно плотный занавес, ограждающий от реальности. Повернувшись к Фреду спиной, Тереза дотянулась до его пиджака, висевшего на стуле рядом с кроватью, и залезла в карман. Бумажник. У Фреда не было бумажника. Подарок отца? Почему бы и нет, в конце концов?
Она хотела положить его на место, но передумала.
Левое отделение было предназначено для денег. Правое состояло из прозрачных кармашков для документов, фотографий. На одной из них Тереза тут же узнала ту пару. Она ожидала этого. Владелец трейлера и его жена. Девушка совсем не удивилась. Ее удивляло скорее, что она знала все еще тогда, когда они бежали из Марли.
– Фред! – тихо позвала она, в голосе ее звучал упрек.
Фред жалобно застонал во сне, как щенок, которому что-то приснилось. Тереза уронила бумажник и, вся дрожа, сцепила руки. Опустив ноги с кровати, она сунула руку в задний карман брюк Фреда и вытащила оттуда деньги. Несколько десятков купюр по десять тысяч франков. Она заплакала, не испытывая горя, вытирая слезы тыльной стороной ладони, сама того не замечая, с фатализмом, свойственным бесхитростным душам, которые несут в себе уверенность: «Это было бы слишком здорово, это должно было так кончиться».
– Что ты там делаешь? – спросил Фред, едва ворочая языком, не открывая глаз.
– Ничего, спи, милый, спи…
Он повернулся к ней спиной и мирно захрапел.
Тереза схватила часы. Это были великолепные золотые швейцарские часы. Она с трудом прочла надпись, выгравированную на крышке: «Педро от его Жермены». Рыдание сдавило ей горло. Ее затошнило, она побежала к умывальнику.
Несмотря на то что Тереза была лишь в рубашке, а в комнате было холодно, она вся покрылась потом. Обхватив голову руками, она пыталась спокойно размышлять. Она все еще держала в руке часы, и их тиканье у самого ее уха стало невыносимым. Через открытое окно Тереза видела вокруг одни крыши. Она размахнулась и бросила часы – эту улику – в окно, как можно дальше от того, кого она хотела защитить. Они ударились о балюстраду, отскочили и упали на тротуар.
Тереза высунулась в окно, но ничего внизу не разглядела. «Ну и ладно, – подумала она, – никому в голову не придет одно с другим связать».
Тихо, чтобы не разбудить Фреда, сохраняя полное спокойствие, Тереза чиркнула спичкой и зажгла газ. В рассветном полумраке заплясали голубые язычки пламени. Тереза взяла тарелку, случайно задела стоящее рядом блюдце. Она повернула голову, но Фред не проснулся.
Она сама еще не понимала, что приняла решение.
Тереза брала по две-три купюры и сжигала их в тарелке. Глядя, как сгорают деньги, которые могли бы ей помочь, она не испытывала ни малейшего сожаления. Затем наступил черед бумажника и всего его содержимого. Кожа долго не загоралась, зато кармашки из целлофана вспыхнули сразу.
С тарелкой в руках Тереза вышла в коридор, темный и пустой. Она дошла до туалета на лестничной площадке, закрыла за собой дверь на задвижку, высыпала пепел в унитаз и спустила воду. От волнения она чуть не потеряла сознание. Голова закружилась, и она прислонилась лбом к матовому стеклу двери. Она гладила свой живот и бормотала: «Теперь не время, мой милый малыш… Сейчас все будет кончено…»
Вернувшись в комнату, она сполоснула тарелку, тщательно ее вытерла и поставила на место. От ледяной воды у нее заломило пальцы. Она погрела их над плитой. Опять, гладя живот, она ласкала своего еще почти не существующего ребенка и шептала с бесконечной нежностью: «Тебе, право же, не повезло. Но все равно у тебя никогда не было бы папы… Так, старший брат, да и тот…»
Тереза машинально выключила газ, но не отпустила кран.
Оглядевшись, она повернула его, вновь открывая, и услышала легкое посвистывание, с которым газ выходил из отверстий горелок. Тереза не отрываясь смотрела на маленькие черные дырочки, откуда выползала невидимая, неощутимая смерть. Смотрела равнодушно. Какие-то мысли в голове, неясные чувства в душе пытались обрести форму, но Тереза не могла понять, была ли то радость или грусть.
Заставив себя отвести взгляд от плиты, она приблизилась к постели, где спал Фред. Откинув одеяло, она прикоснулась губами к его груди. Он не шелохнулся. Ступая босыми ногами, подобно ребенку, который собирается нарушить запрет, она подошла к стенному шкафу и достала спрятанный за простынями томик Бодлера, «Цветы зла». Если бы Фред видел, что она читает эти «мещанские стишки», он пришел бы в ярость.
Держа книжку в руке, она вытянулась рядом с ним на постели с довольным видом.
Вдруг Тереза увидела, что окно осталось открытым. Она пожала плечами и вскочила, чтобы закрыть его. Фред зашевелился, ворча:
– Скоро ты успокоишься, а?
– Да, милый. Кончено. Все кончено.
Она осторожно вернулась в постель и улеглась, как женщина после родов, готовящаяся к визиту родственников и друзей. Но она готовилась принять смерть. Тереза раскрыла книгу на 224-й странице. Она знала ее наизусть.
Улыбнулась. Два названия друг против друга: «Смерть любовников» и «Смерть бедняков». Вверху название главы: «Смерть».
Она инстинктивно открыла рот, чтобы глубже вдохнуть, и беззвучно рассмеялась: «Какая же я глупая!» Она прочла:
Затем перевела чуть затуманенный взгляд на другую страницу:
Постели, нежные от ласки аромата,
Как жадные гроба, раскроются для нас,
И странные цветы, дышавшие когда-то
Под блеском лучших дней,
Вздохнут в последний раз.[5]
«Ты оправляешь одр нагим, как добрый гений…» – повторила она про себя.
Ты – Ангел: чудный дар экстазов, сновидений
Ты в магнетических перстах ко всем несешь,
Ты оправляешь одр нагим, как добрый гений…[6]
Отбросив простыню, она залюбовалась телом Фреда. Рассердившись на себя за то, что лежит в рубашке – будто это было кощунством, – скинула ее. Она испытывала какое-то тошнотворное опьянение…
«Боже, часы…»
Но мысль ее прервалась. Все это было так мелко в той огромной черной пропасти, куда она погружалась… Все тени стираются… даже тень гильотины…
Часы?
Их рано утром подобрала на тротуаре спешившая на рынок женщина и отнесла в комиссариат. Есть еще честные люди во Франции. Впрочем, часы ведь были разбиты.
Книга соскользнула с колен Терезы. Девушка прижалась к Фреду и обхватила его руками. В ее сознании смешивались возлюбленный и сын. От тела, которое она так любила, исходило нежное тепло. Нечто чистое и вечное, возвышенней страсти. В полусне Фред что-то пробормотал. Она баюкала его, гладила по голове.
«Спи, моя любовь. Ничего не бойся, мама все устроила. Никто не узнает. Никто ничего не узнает… Ничего…»
Она крикнула изо всех сил: «Ничего!» С губ ее не слетело ни звука, но она об этом уже не знала.
Утреннюю тишину нарушало лишь шипение газа, заполнявшего комнату.
Глава XVIII
В конце авеню Георга V Жюльен Куртуа проехал на красный свет и резко затормозил.
Услышав скрип тормозов, полицейский обернулся. Жюльен до крови закусил губу: «Осторожно, это первое испытание. Ничего не бойся. Никто ничего не может знать».
Полицейский приближался к нему, улыбаясь. Жюльен сделал над собой неимоверное усилие, чтобы унять нервную дрожь.
– Что, месье, мы еще не проснулись?
– Да. Когда выезжаешь в такой ранний час… – пробормотал Жюльен.
Полицейский поморщился:
– И еще так торопишься. Вы даже не побрились… Впрочем, за это штраф не предусмотрен…
Зажегся зеленый свет. Полицейский жестом показал Жюльену, что он может продолжать путь. От волнения Жюльен не мог справиться со своими движениями. Мотор возмущенно зарычал.
– Ну-ну, успокойтесь! – ухмыльнулся полицейский. – Не стоит портить машину из-за пустяков!
– Дело в том, – пролепетал Жюльен, желая оправдаться, – что я спешу на поезд. Поэтому…
Полицейский уже его не слушал, пробегая взглядом заголовки газет, выставленных в соседнем киоске. Жюльену наконец удалось переключить скорость, но тут мотор заглох.
– Он еще не проснулся, – сообщил полицейский киоскерше, которая дышала на пальцы, чтобы согреть их.
– Сегодня холодней, чем вчера, – сказала она. – Удивляюсь только, как терпят люди.
Она указала на лежащую сверху газету: «Последние новости. Зверски убита супружеская пара туристов. Убийца скрылся».
– Видели?
Полицейский поцокал языком, качая головой. Киоскерша прокомментировала:
– Придет же людям в голову… Заниматься туризмом в это время года!
– Ну… знаете, не такая уж была плохая погода… И вообще это погода запаздывает, а не туристы опережают календарь!
– Послушайте-ка, а… убийца скрылся…
Рукой в белой перчатке полицейский сделал успокаивающий жест.
– Не волнуйтесь, его поймают. От нас не убежишь…
Вернувшись небрежной походкой на свой пост, он увидел красный «фрегат», остановившийся при въезде на мост. Полицейскому был слышен беспорядочный стук мотора. Он направился к Жюльену.
Увидев его в зеркальце, Жюльен вздрогнул. «Испытание продолжается, – повторял он про себя. – Надо держаться. Если я выдержу этот экзамен, я спасен».
– Послушайте, нельзя же так, карбюратор выйдет из строя! – сказал полицейский, поравнявшись с машиной. – Включите вторую скорость, я вас подтолкну.
Жюльен послушался. «Он не может знать. Никто ничего не может знать!»
– Да… Да. Вы мне скажете, когда надо будет выключить сцепление…
– Давайте…
Уже собираясь обойти машину, полицейский нахмурил брови, подозрительно взглянув на Жюльена.
– Что-то вы очень нервничаете; у вас уже дважды глохнет мотор. Права есть?
– Конечно.
– Покажите.
Он стал вдруг серьезным, даже строгим. Жюльен торопливо достал документы. Полицейский внимательно изучил их. Жюльен кусал ногти.
– Ладно. – Полицейский вернул ему права. – Должно быть, дело в карбюраторе.
Жюльен задержал дыхание.
– Давайте… – повторил полицейский. – Значит, вторую, а как я скажу, вы выключаете сцепление…
Зажав под мышкой жезл, он уперся в багажник. Колеса медленно крутились. Полицейский, пыхтя, толкал машину. На середине моста он крикнул:
– Пошел!
«Фрегат» рванулся с места, из выхлопной трубы вылетело облачко дыма. Полицейский достал платок, чтобы вытереть руки.
– Ну что, это все карбюратор? – крикнул он.
Но машина удалялась на полной скорости.
– Ладно! – Полицейский состроил презрительную гримасу. – Хоть бы спасибо сказал!
Живраль стоял в подворотне на улице Молитор. Ему было холодно. Он проклинал свою работу. Услышав, как к дому подъезжает машина, он отшвырнул погасший окурок. Да, это был красный «фрегат». Живраль с удовлетворением проверил регистрационный номер.
Из машины торопливо выскочил мужчина, прошел мимо него, взглянув на инспектора, как смотрят на бродягу, оказавшегося вдруг на главной улице. Живраль дал мужчине войти в дом, затем, подойдя к свету, изучил фотографию, которую ему дал Жорж. Он развел руками и тихонько присвистнул. К нему подбежал его помощник:
– Это он, патрон? Он сошел с ума, если вернулся!
– В этом деле они все сумасшедшие, сынок. Ничего нельзя понять. Теперь соображаешь, что значит интуиция?
– А что? Вы столько ворчали, когда комиссар поставил вас здесь!
– Вот именно. В этом и есть работа… Ну оставайся здесь. Я пошел.
Помощник, совсем еще молодой полицейский, потер руки, потом стал греть их под мышками.
Вконец измученный Жюльен у дверей своей квартиры постарался собраться с мыслями.
– Простите, месье… – Незнакомый человек показал свое удостоверение.
Жюльен не мог скрыть испуга. Живраль грустно улыбнулся:
– Это вы Жюльен Куртуа?
– Да… да, в чем дело?
Он тоже улыбался, стараясь побороть дрожание губ.
– Ничего особенного. Ваша жена заявила о вашем исчезновении в субботу вечером, ну…
– Моя жена? – спросил Жюльен в недоумении. Он забыл про нее. – В самом деле, бедняжка… Она, должно быть, волнуется. Я уезжал и… – Он замолчал. Чем меньше он будет говорить, тем лучше. В любом случае никто не может ничего знать. – Я сейчас же ее успокою.
Он открыл дверь, вошел в квартиру, обернулся:
– Спасибо, мес…
Инспектор с невозмутимым видом ногой придерживал дверь, не давая Жюльену ее закрыть.
– Вашей жены нет дома.
– Что вы говорите? Вы сошли с ума?
– Увы, не я! Ваша жена у брата.
– У Жоржа? Какой вздор!
Жюльен потряс головой; ему теперь никак не удавалось привести свои мысли в порядок. Они сталкивались, мешались, бились о череп, как о тюремные стены.
– Ну да! – продолжал инспектор. – Похоже, она собирается подавать на развод.
– Но это невозможно!
Жюльен устремился в комнаты с криком: «Женевьева!»
– Не трудитесь, месье. Ее здесь нет. Повторяю вам, она у своего брата.
Жюльен вынужден был сесть. Только не упомянуть Боргри. Что это еще за история? И этот дурак, который не перестает что-то говорить… Что он там говорит?
– …Впрочем, месье Журлье со своей стороны собирается подать на вас в суд за мошенничество…
– ЧТО?
Жюльен вскочил, кинулся в спальню, стал лихорадочно рыться в маленьком секретере. Спокойный голос за его спиной продолжал говорить с оттенком сожаления, как бы желая толкнуть его на признания:
– Если вы ищете свою тайную бухгалтерию, то могу вам сообщить, что как раз сейчас один из моих коллег несет ее в прокуратуру.
Жюльен не хотел оборачиваться: сначала надо было изобразить на лице спокойствие. Все это, в сущности, имеет лишь относительное значение. Самое главное – Боргри. А о нем никто ничего не знает. Кроме него. И кроме мертвеца. Черт побери! Все прошло так гладко, если не считать лифта!
– Ваша жена, – продолжал Живраль, – все рассказала брату и все ему отдала.
Жюльен не шелохнулся. Все это не так уж страшно.
– Что поделаешь, такова жизнь, – не умолкал Живраль. – Вдруг все сваливается на вас разом: жена бросает, шурин обвиняет в мошенничестве… А тут еще мы… собираемся морочить вам голову насчет Марли…
– Марли?
Инспектор прокашлялся:
– Короче, вы влипли, месье Куртуа.
Жюльен повернулся к нему, и Живраль, к своему удивлению, увидел выражение облегчения на его лице.
– Да полно! Деньги – дело наживное.
«Он неплохо держится», – подумал полицейский.
– С вашего позволения, я позвоню, – произнес он вслух.
Не дожидаясь ответа, Живраль снял трубку, набрал номер. В это время Жюльен лихорадочно размышлял. Уговорить Женевьеву. Проще простого. Конечно, разговор будет не из приятных, но не больше того. Жорж в суд не подаст. Подложные счета? Отделается штрафом налоговому управлению. И деньги в конечном счете выложит тот же Жорж. Живраль, наблюдавший за Жюльеном, увидел, как тот улыбнулся.
– Алло? Это ты, Марсель? Живраль. Скажи Маруа, что можно снять наблюдение за зданием «Ума-Стандард». Ну да, я задержал его дома. Конечно, папашу Живраля чутье не подведет. Предупреди шефа, что сейчас я его привезу. И пошли ребят на улицу Молитор за колымагой… Он сам преспокойненько приехал на ней… До скорого… – Живраль повесил трубку. – В путь, месье Куртуа.
– Вы хотите меня арестовать? – Жюльен выпятил грудь. – У вас есть ордер?
– Не успел. – Живраль с извиняющимся видом развел руками. – Времени не было. Подумайте сами, все обнаружилось в пять часов утра. Без четверти шесть меня подняли с постели, и я явился прямо сюда, не заходя на службу.
– Все это, конечно, прекрасно, но я мог бы отказаться идти с вами.
– Разумеется… Я даже не имею права задержать вас!
– В таком случае вы не станете на меня сердиться, если…
Он быстро вышел из квартиры и бегом спустился по лестнице. За ним не спеша следовал Живраль. Внизу Жюльен столкнулся с каким-то мужчиной, который вежливо спросил:
– Вы там, наверху, не видели моего коллегу?
– Я тороплюсь, у меня нет времени…
– Теперь у вас будет много времени, месье Куртуа… – вмешался, присоединившись к ним, Живраль. – Прошу, идите вперед.
Жюльен вышел. Живраль захлопнул дверь, щелкнул замок. Жюльен вздрогнул, как от удара: это закрылась дверь в его мечту о завоеванной свободе.
Этот звук преследовал Жюльена в течение многих, многих дней. А перед глазами постоянно была захлопнувшаяся дверь…
Садясь в такси, Живраль протянул ему утреннюю газету, указав на коротенькую заметку: «Зверски убита супружеская пара в лесу Марли». Марли… Марли?.. Убийца скрылся.
– Зачем вы мне показываете это?
Полицейский ничего не ответил, хлопнул дверцей машины. Жюльен подскочил от этого звука.
Теперь за ним захлопнулась решетка. Разве сажают в тюрьму людей в связи с гражданским иском?
Услышав скрип тормозов, полицейский обернулся. Жюльен до крови закусил губу: «Осторожно, это первое испытание. Ничего не бойся. Никто ничего не может знать».
Полицейский приближался к нему, улыбаясь. Жюльен сделал над собой неимоверное усилие, чтобы унять нервную дрожь.
– Что, месье, мы еще не проснулись?
– Да. Когда выезжаешь в такой ранний час… – пробормотал Жюльен.
Полицейский поморщился:
– И еще так торопишься. Вы даже не побрились… Впрочем, за это штраф не предусмотрен…
Зажегся зеленый свет. Полицейский жестом показал Жюльену, что он может продолжать путь. От волнения Жюльен не мог справиться со своими движениями. Мотор возмущенно зарычал.
– Ну-ну, успокойтесь! – ухмыльнулся полицейский. – Не стоит портить машину из-за пустяков!
– Дело в том, – пролепетал Жюльен, желая оправдаться, – что я спешу на поезд. Поэтому…
Полицейский уже его не слушал, пробегая взглядом заголовки газет, выставленных в соседнем киоске. Жюльену наконец удалось переключить скорость, но тут мотор заглох.
– Он еще не проснулся, – сообщил полицейский киоскерше, которая дышала на пальцы, чтобы согреть их.
– Сегодня холодней, чем вчера, – сказала она. – Удивляюсь только, как терпят люди.
Она указала на лежащую сверху газету: «Последние новости. Зверски убита супружеская пара туристов. Убийца скрылся».
– Видели?
Полицейский поцокал языком, качая головой. Киоскерша прокомментировала:
– Придет же людям в голову… Заниматься туризмом в это время года!
– Ну… знаете, не такая уж была плохая погода… И вообще это погода запаздывает, а не туристы опережают календарь!
– Послушайте-ка, а… убийца скрылся…
Рукой в белой перчатке полицейский сделал успокаивающий жест.
– Не волнуйтесь, его поймают. От нас не убежишь…
Вернувшись небрежной походкой на свой пост, он увидел красный «фрегат», остановившийся при въезде на мост. Полицейскому был слышен беспорядочный стук мотора. Он направился к Жюльену.
Увидев его в зеркальце, Жюльен вздрогнул. «Испытание продолжается, – повторял он про себя. – Надо держаться. Если я выдержу этот экзамен, я спасен».
– Послушайте, нельзя же так, карбюратор выйдет из строя! – сказал полицейский, поравнявшись с машиной. – Включите вторую скорость, я вас подтолкну.
Жюльен послушался. «Он не может знать. Никто ничего не может знать!»
– Да… Да. Вы мне скажете, когда надо будет выключить сцепление…
– Давайте…
Уже собираясь обойти машину, полицейский нахмурил брови, подозрительно взглянув на Жюльена.
– Что-то вы очень нервничаете; у вас уже дважды глохнет мотор. Права есть?
– Конечно.
– Покажите.
Он стал вдруг серьезным, даже строгим. Жюльен торопливо достал документы. Полицейский внимательно изучил их. Жюльен кусал ногти.
– Ладно. – Полицейский вернул ему права. – Должно быть, дело в карбюраторе.
Жюльен задержал дыхание.
– Давайте… – повторил полицейский. – Значит, вторую, а как я скажу, вы выключаете сцепление…
Зажав под мышкой жезл, он уперся в багажник. Колеса медленно крутились. Полицейский, пыхтя, толкал машину. На середине моста он крикнул:
– Пошел!
«Фрегат» рванулся с места, из выхлопной трубы вылетело облачко дыма. Полицейский достал платок, чтобы вытереть руки.
– Ну что, это все карбюратор? – крикнул он.
Но машина удалялась на полной скорости.
– Ладно! – Полицейский состроил презрительную гримасу. – Хоть бы спасибо сказал!
Живраль стоял в подворотне на улице Молитор. Ему было холодно. Он проклинал свою работу. Услышав, как к дому подъезжает машина, он отшвырнул погасший окурок. Да, это был красный «фрегат». Живраль с удовлетворением проверил регистрационный номер.
Из машины торопливо выскочил мужчина, прошел мимо него, взглянув на инспектора, как смотрят на бродягу, оказавшегося вдруг на главной улице. Живраль дал мужчине войти в дом, затем, подойдя к свету, изучил фотографию, которую ему дал Жорж. Он развел руками и тихонько присвистнул. К нему подбежал его помощник:
– Это он, патрон? Он сошел с ума, если вернулся!
– В этом деле они все сумасшедшие, сынок. Ничего нельзя понять. Теперь соображаешь, что значит интуиция?
– А что? Вы столько ворчали, когда комиссар поставил вас здесь!
– Вот именно. В этом и есть работа… Ну оставайся здесь. Я пошел.
Помощник, совсем еще молодой полицейский, потер руки, потом стал греть их под мышками.
Вконец измученный Жюльен у дверей своей квартиры постарался собраться с мыслями.
– Простите, месье… – Незнакомый человек показал свое удостоверение.
Жюльен не мог скрыть испуга. Живраль грустно улыбнулся:
– Это вы Жюльен Куртуа?
– Да… да, в чем дело?
Он тоже улыбался, стараясь побороть дрожание губ.
– Ничего особенного. Ваша жена заявила о вашем исчезновении в субботу вечером, ну…
– Моя жена? – спросил Жюльен в недоумении. Он забыл про нее. – В самом деле, бедняжка… Она, должно быть, волнуется. Я уезжал и… – Он замолчал. Чем меньше он будет говорить, тем лучше. В любом случае никто не может ничего знать. – Я сейчас же ее успокою.
Он открыл дверь, вошел в квартиру, обернулся:
– Спасибо, мес…
Инспектор с невозмутимым видом ногой придерживал дверь, не давая Жюльену ее закрыть.
– Вашей жены нет дома.
– Что вы говорите? Вы сошли с ума?
– Увы, не я! Ваша жена у брата.
– У Жоржа? Какой вздор!
Жюльен потряс головой; ему теперь никак не удавалось привести свои мысли в порядок. Они сталкивались, мешались, бились о череп, как о тюремные стены.
– Ну да! – продолжал инспектор. – Похоже, она собирается подавать на развод.
– Но это невозможно!
Жюльен устремился в комнаты с криком: «Женевьева!»
– Не трудитесь, месье. Ее здесь нет. Повторяю вам, она у своего брата.
Жюльен вынужден был сесть. Только не упомянуть Боргри. Что это еще за история? И этот дурак, который не перестает что-то говорить… Что он там говорит?
– …Впрочем, месье Журлье со своей стороны собирается подать на вас в суд за мошенничество…
– ЧТО?
Жюльен вскочил, кинулся в спальню, стал лихорадочно рыться в маленьком секретере. Спокойный голос за его спиной продолжал говорить с оттенком сожаления, как бы желая толкнуть его на признания:
– Если вы ищете свою тайную бухгалтерию, то могу вам сообщить, что как раз сейчас один из моих коллег несет ее в прокуратуру.
Жюльен не хотел оборачиваться: сначала надо было изобразить на лице спокойствие. Все это, в сущности, имеет лишь относительное значение. Самое главное – Боргри. А о нем никто ничего не знает. Кроме него. И кроме мертвеца. Черт побери! Все прошло так гладко, если не считать лифта!
– Ваша жена, – продолжал Живраль, – все рассказала брату и все ему отдала.
Жюльен не шелохнулся. Все это не так уж страшно.
– Что поделаешь, такова жизнь, – не умолкал Живраль. – Вдруг все сваливается на вас разом: жена бросает, шурин обвиняет в мошенничестве… А тут еще мы… собираемся морочить вам голову насчет Марли…
– Марли?
Инспектор прокашлялся:
– Короче, вы влипли, месье Куртуа.
Жюльен повернулся к нему, и Живраль, к своему удивлению, увидел выражение облегчения на его лице.
– Да полно! Деньги – дело наживное.
«Он неплохо держится», – подумал полицейский.
– С вашего позволения, я позвоню, – произнес он вслух.
Не дожидаясь ответа, Живраль снял трубку, набрал номер. В это время Жюльен лихорадочно размышлял. Уговорить Женевьеву. Проще простого. Конечно, разговор будет не из приятных, но не больше того. Жорж в суд не подаст. Подложные счета? Отделается штрафом налоговому управлению. И деньги в конечном счете выложит тот же Жорж. Живраль, наблюдавший за Жюльеном, увидел, как тот улыбнулся.
– Алло? Это ты, Марсель? Живраль. Скажи Маруа, что можно снять наблюдение за зданием «Ума-Стандард». Ну да, я задержал его дома. Конечно, папашу Живраля чутье не подведет. Предупреди шефа, что сейчас я его привезу. И пошли ребят на улицу Молитор за колымагой… Он сам преспокойненько приехал на ней… До скорого… – Живраль повесил трубку. – В путь, месье Куртуа.
– Вы хотите меня арестовать? – Жюльен выпятил грудь. – У вас есть ордер?
– Не успел. – Живраль с извиняющимся видом развел руками. – Времени не было. Подумайте сами, все обнаружилось в пять часов утра. Без четверти шесть меня подняли с постели, и я явился прямо сюда, не заходя на службу.
– Все это, конечно, прекрасно, но я мог бы отказаться идти с вами.
– Разумеется… Я даже не имею права задержать вас!
– В таком случае вы не станете на меня сердиться, если…
Он быстро вышел из квартиры и бегом спустился по лестнице. За ним не спеша следовал Живраль. Внизу Жюльен столкнулся с каким-то мужчиной, который вежливо спросил:
– Вы там, наверху, не видели моего коллегу?
– Я тороплюсь, у меня нет времени…
– Теперь у вас будет много времени, месье Куртуа… – вмешался, присоединившись к ним, Живраль. – Прошу, идите вперед.
Жюльен вышел. Живраль захлопнул дверь, щелкнул замок. Жюльен вздрогнул, как от удара: это закрылась дверь в его мечту о завоеванной свободе.
Этот звук преследовал Жюльена в течение многих, многих дней. А перед глазами постоянно была захлопнувшаяся дверь…
Садясь в такси, Живраль протянул ему утреннюю газету, указав на коротенькую заметку: «Зверски убита супружеская пара в лесу Марли». Марли… Марли?.. Убийца скрылся.
– Зачем вы мне показываете это?
Полицейский ничего не ответил, хлопнул дверцей машины. Жюльен подскочил от этого звука.
Теперь за ним захлопнулась решетка. Разве сажают в тюрьму людей в связи с гражданским иском?