Калеф Ноэль. Лифт На Эшафот

   – …а когда мы поженились, помнишь, я обещал, что однажды привезу тебя во Францию? Ты ведь не жалеешь, что поехала за своим мужем в такую даль? Теперь, видишь, этот день наступил. Вот мы и у тебя на родине. Скоро ты увидишь своих родных. Все тебя там ждут. Все встретят с радостью. Это будет похоже на возвращение блудного сына, да?
   Поток слов, казалось, действовал на нее усыпляюще. Он уложил ее на сиденье и, отвернувшись, чтобы она не видела его слез, провел рукой по лицу.
   – Педро, – позвала она.
   Он вытер глаза и повернулся к ней:
   – Да, дорогая?
   – Я, наверное, оставила свою сумочку вместе со всеми вещами в трейлере. Принеси мне ее, пожалуйста.
   Она улыбалась. Педро смотрел на нее. Жермена была прелестна.
   – Сейчас.
   Он забрался в трейлер. Чемоданы Жермены были здесь, но сумочку он нигде не видел. Он подошел к переднему стеклу, чтобы стуком привлечь внимание жены и знаками спросить ее, куда она положила сумочку. Во рту у него пересохло: через стекло трейлера он увидел, как Жермена украдкой достает припрятанную сумку, открывает ее, вынимает крошечный револьвер и проверяет обойму.
   На лбу у него выступил пот. Возможно, Жермена почувствовала его взгляд: она закрыла сумочку и обернулась. Педро заставил себя улыбнуться. Жермена показала ему сумку, зашевелила губами, чтобы сказать: извини меня… Он махнул рукой, мол, неважно, и показал ей бутылку. Жермена кивнула.
   Педро опустился на кушетку, закрыл лицо руками. Что делать? Что делать? В сотый раз он задавал себе этот вопрос.
   Услышав шаги жены, он поднял голову, встал и засуетился.
   – Что ты делаешь, Педро?
   – Такая прекрасная погода, дорогая. Я подумал, что можно вынести стол и стулья и выпить аперитив на свежем воздухе…
 
 
   Фред ругал Терезу, которая, как ему казалось, шла слишком медленно:
   – Так мы никогда не доберемся! Я говорил тебе, давай поедем на машине. Но нет, мадам захотела пройтись пешком! Мадам боится…
   Всегда, когда он произносил это слово, лицо его невольно искажалось. Он сухо продолжил:
   – Ты войдешь первой. Узнают тебя потом или нет, это не имеет значения. А меня… Сама понимаешь. Сделай так, чтоб в вестибюле никого не было, и подай мне знак. Скажи им, что есть мы будем в номере.

Глава X

   У посетителя был унылый, измученный, жалкий вид. Он предъявил удостоверение:
   – Инспектор Живраль. По поводу заявления об исчезновении…
   Горничная в панике устремилась в гостиную:
   – Месье, месье, полиция!
   Обращаясь к Жанне и Женевьеве, Жорж проговорил:
   – Ах! Наконец-то! Есть все-таки правосудие во Франции.
   – Не сиди так! – строго сказала Жанна Женевьеве, у которой было отсутствующее выражение лица. – Это тяжело, я понимаю. Но ты же хотела развестись? В чем же дело?
   Женевьева поежилась:
   – Полиция… Какой стыд… – Надо пережить этот неприятный момент. – Жорж пытался успокоить сестру. – Иди, Жину, иди…
   Он легонько подталкивал ее к двери.
   – Идем со мной, Жорж… – произнесла Женевьева умоляющим тоном.
   – Сейчас приду, не бойся.
   Инспектор сидел в прихожей и шевелил ногами, морщась от боли. Увидев Женевьеву, он чуть привстал, отдавая дань вежливости, и тут же уселся вновь.
   – Прошу прощения, что побеспокоил вас в воскресенье, мадам. Это вы Женевьева Журлье, по мужу Куртуа?
   Она молча кивнула. От волнения ее сердце забилось сильнее: лишь бы с Жюльеном ничего не случилось… Инспектор продолжал монотонным голосом:
   – Вы заявили об исчезновении мужа… – Он заглянул в грязный блокнот. – Вчера, в субботу, в двадцать два часа сорок минут?
   Женевьева испуганно вскрикнула:
   – Вы нашли его? – Она судорожно сплела пальцы. – Он умер, да?
   Живраль посмотрел на нее мрачным взглядом, в котором сквозило некоторое удивление.
   – Нет, мадам. Я просто уточняю сведения.
   Женевьева опустилась на стул. «Любопытно, – подумал полицейский, – такое впечатление, будто она разочарована, что он не умер». А вслух сказал:
   – В последний раз вы видели его вечером в субботу, в девятнадцать часов тридцать минут. Так?
   – Не совсем, – вмешался Жорж, появляясь в прихожей.
   – Ну да! – сказала Женевьева. – У меня было свидание…
   – Дай мне сказать, – отрезал Жорж, поворачиваясь к Живралю. – Она его не ВИДЕЛА, она говорила с ним по телефону. Это разные вещи!
   Инспектор согласно кивнул, послюнявив карандаш.
   – Ясно. – Он внес уточнение в блокнот. – А где он находился в этот момент?
   – В своей конторе, в здании «Ума-Стандард» на бульваре Осман… Это на углу…
   Инспектор жестом дал понять, что знает это место, и она замолчала, глядя, как он записывает ее слова.
   – Вы уверены, что он звонил именно оттуда?
   – Это я ему позвонила.
   Живраль изобразил понимание, но это выражение исчезло с его лица, когда он, извинившись, наклонился, чтобы помассировать щиколотку.
   – Со вчерашнего дня с полудня на ногах. Так что сами понимаете…
   – Вижу, вы и воскресенье работаете, – сказал Жорж с той долей любезности, которая должна была показать его демократические взгляды.
   – Посменно. Кто-то же должен работать, что бы там ни говорили о полицейских. Те, за кем мы гоняемся, и по воскресеньям не сидят без дела.
   Живраль вновь послюнявил карандаш. Женевьева отметила про себя, что у него удивительно белые зубы.
   – Ладно, – проговорил он. – С тех пор вы его не видели?
   Женевьева покачала головой, делая над собой отчаянные усилия, чтобы не разрыдаться.
   – И не слышали о нем? – настаивал Живраль.
   – Ни слуху ни духу, – ответил Жорж.
   Инспектор закрыл блокнот. Жорж сделал шаг вперед:
   – А скажите… Со своей стороны вы выяснили что-нибудь?
   – Ничего. Мы только начинаем, месье, – сказал Живраль, показывая на блокнот, прежде чем убрать его в карман.
   – Значит, за двадцать четыре часа вы ничего не сделали, ничего не предприняли? Великолепно! Ах! Хороша же полиция во Франции! – рассердился Жорж.
   Живраль пожал плечами:
   – Мы уведомили больницы, полицейские комиссариаты… Что же вы хотите еще? В субботние вечера этих «исчезновений» столько… тут надо действовать осторожно. Обычно после полуночи все улаживается.
   Женевьева поднесла руку к губам, чтобы заглушить крик.
   – Я говорю это не для того, чтобы вас обидеть, мадам, – оправдывался инспектор, – но мужчины, а? Вы ведь знаете, что это такое…
   Она больше не могла сдерживаться и заплакала, закрыв лицо руками. Жорж, казалось, был в затруднении. Живраль попытался загладить оплошность:
   – Заметьте, есть такие, которые возвращаются домой к жене только в понедельник утром… Не надо волноваться. К чему так переживать, мадам? Значит, вы знаете, где он?
   Женевьева быстро подняла голову. Она напоминала затравленного зверька. Жорж тут же вмешался:
   – Кстати, инспектор, я хотел бы сообщить вам, что… я собираюсь завтра утром в прокуратуру, чтобы предъявить моему зятю обвинение в мошенничестве…
   – А… Обвинение в мошенничестве… Но это не по моей линии…
   Приоткрыв рот, инспектор смотрел на Жоржа и, вытянув ноги, усаживался поудобней.
   – По вашей… Косвенно, поскольку речь идет о моем зяте. Он украл у меня деньги…
   – Жорж, умоляю тебя! Месье это не интересует.
   – Напротив, мадам. Существует три человека, которым необходимо рассказывать все, абсолютно все: врач, духовник и полицейский… Значит, месье Куртуа украл у вас деньги… И вы думаете, он поэтому сбежал?
   – Нет… Он не знает, что мне об этом известно.
   – Ага… И вы, значит, собираетесь подать жалобу?..
   – Да, именно. Прокурору. Завтра же утром. Я узнал обо всем лишь в субботу поздно вечером.
   – Ясно, ясно… – Живраль испустил глубокий вздох. – Следовательно, вы понимаете, месье, что до сего момента мы не могли ничего знать. Но, разумеется, вы считали нужным поставить меня в известность… – Он слегка оживился. – По-вашему, значит, существует некая связь между его исчезновением и мошенничеством…
   Женевьева остановила его гневным жестом:
   – Никоим образом, месье! Поскольку по телефону он как раз говорил мне…
   – Простите, простите… Подумайте, мадам. С точки зрения закона… если он сбежал с женщиной, это не так серьезно, как если он…
   – Женевьева! – вмешался Жорж. – Как ты можешь думать что-либо подобное?
   Живраль откинулся назад, продолжая внимательно слушать.
   – Ты ничего не понял, – сказала Женевьева.
   – Теперь ты утверждаешь…
   Женевьева в ярости не находила слов. Инспектор наблюдал за поединком брата и сестры. Он вновь достал блокнот. Женевьева заикалась от бешенства:
   – Ведь он не знает, что я показала тебе его бухгалтерские книги!
   – Однако он знал, что находится в отчаянном положении.
   – Вовсе нет! Вспомни, он заверил меня, что дело уладилось, что все идет прекрасно.
   – Разумеется. Он намекал на свое бегство.
   – Он сказал бы мне об этом, – крикнула Женевьева. – А он говорил мне, что мы будем счастливы вместе! Он и я!
   – Чтобы ты ничего не заподозрила! У него уже было назначено свидание с его подружкой!
   Женевьева съежилась. Наступило молчание, которое нарушил Живраль:
   – Значит, по-вашему, это так называемое исчезновение все-таки бегство.
   Еще не остыв после препирательства с сестрой, Жорж обернулся к нему:
   – Факты достаточно красноречивы. Мой зять меня обжулил. На то есть доказательства, они у меня в руках. Одновременно этот красавчик назначает свидание своей жене, но сматывается…
   – Со своей подружкой… – закончил Живраль.
   – Значит, вам известно! – вскричала Женевьева.
   – Нет, мадам. Это ваш брат только что сказал. Почему вы не сообщили об этом вчера в комиссариате?
   – Минутку, послушайте меня, инспектор, – вступился за сестру Жорж. – Сейчас вы поймете. Она подозревает, что он с какой-то женщиной. Вот истина. И мы хотели, чтобы полиция застукала его и узнала имя этой женщины. Это ведь ясно! Моя сестра хочет развестись. Завтра же мы идем к адвокату.
   – Значит, поэтому, мадам, вы… укрылись у своего брата.
   – Стоит ли об этом говорить, – сказал Жорж.
   – Я понимаю. Но если мадам не возвращается домой, как же знать, не вернулся ли месье Куртуа?
   – Вернется он или нет, – завопил Жорж, – моя сестра больше не желает иметь ничего общего с этим бандитом!
   Глаза Женевьевы сверкнули:
   – Вы что-то знаете, господин инспектор. Он вернулся, не правда ли?
   Безумная надежда не покидала ее; она была готова простить. Прежде чем Живраль смог ответить, она горячо заговорила, обращаясь к брату:
   – Вот видишь, он вернулся! Ты не станешь возбуждать против него дело. Я продам свои драгоценности, меха, квартиру, мы переедем в пригород, но вернем тебе деньги, клянусь.
   Жорж не знал больше, что говорить.
   – Ну что ты болтаешь, Женевьева? Инспектор не сказал ничего такого, что бы позволило тебе думать…
   Не обращая внимания на Жоржа, Женевьева схватила Живраля за рукав потрепанного пальто. Он не сопротивлялся. Произнес, отвечая на невысказанный вопрос:
   – Я заходил на улицу Молитор, мадам… Его там не было. Но, может быть, он пришел и потом опять ушел…
   – Но есть же горничная! – простонала Женевьева.
   – Ну вот, видите!
   Бросаясь так из одной крайности в другую, от снисходительности до жажды мщения, Женевьева почувствовала смертельную усталость.
   – Успокойтесь, – сказал инспектор, вставая. – В настоящий момент у вас дома никого нет. Я звонил очень долго.
   – Сегодня у горничной выходной, – объяснила Женевьева таким тоном, словно она сообщила миру о начале войны.
   – И последнее. Нет ли у вас фотографии мужа, мадам? Это облегчит розыск, а?
   – Дома… Да…
   – Сейчас я найду, – поспешил сказать Жорж.
   Он вышел с решительным видом. Женевьева чувствовала, что Живраль смотрит на нее, но старалась не встретиться с ним взглядом. Он спросил:
   – Ваш брат не очень-то любит месье Куртуа, а?
   Женевьева медленно покивала головой.
   – Возможно, это моя вина, – признала она.
   – А вы, мадам?
   Она растерянно подняла глаза:
   – Я?
   – Да, вы. Вы его любите?
   Вдруг она почувствовала, что этот невзрачный инспектор излучает подлинное человеческое тепло. Она чуть не бросилась ему на шею, чтобы выплакаться наконец на груди человека, проявившего к ней участие. Но вернулся Жорж и протянул Живралю хорошо знакомую ей маленькую фотографию.
   – Ах нет! – запротестовала Женевьева. – Он не побрился в этот день. Он похож здесь на бандита!
   – Он и есть бандит! – твердо произнес Жорж.
   Живраль положил фотографию в карман и поклонился:
   – Мое почтение.
   Он посмотрел на Женевьеву, чтобы безмолвно выразить ей свою симпатию. Но, не встретив ее взгляда, смутился и пустился в ненужные объяснения:
   – Ну вот. Еще один день закончился. Теперь могу возвращаться домой.
   Лицо Жоржа озарилось, ему пришла в голову одна мысль, он поднял руку:
   – Подождите. Раз служебное время закончилось, вы теперь простой гражданин, не правда ли, месье…
   – Живраль.
   – Месье Живраль. И вы могли бы давать свидетельские показания под присягой, как любой другой гражданин?
   – Давать показания? – обеспокоенно переспросила Женевьева.
   – Да. Я хочу проверить одно из твоих предположений.
   В глазах инспектора появился блеск, но тут же погас.
   – В сущности, вы хотите попросить меня об этом в частном порядке?
   – Именно. Это возможно?
   – Бог мой, да… при условии, что все будет гладко!
   – Гарантирую.
   – Жорж! Что ты еще собираешься делать?
   – Не вмешивайся! Минутку.
   Он быстро вышел. Инспектор притронулся к руке Женевьевы:
   – Не переживайте, мадам, все в жизни образуется.

Глава XI

   В холле, развалившись в креслах, владельцы гостиницы как обычно по воскресеньям после обеда потягивали кальвадос.
   – Не доверяю… – вдруг заявила Матильда.
   Шарль вопросительно поднял бровь. Кивком она указала на потолок:
   – Наши голубки. Не нравятся мне их повадки.
   – Какие повадки?
   – Трудно объяснить. Никогда их не видно. Ты бы, например, смог их узнать, если бы встретил на улице?
   – На улице – не знаю. Но если приедут еще раз сюда – да.
   – Скажи, Шарль, по-твоему, все эти уловки, чтобы их не увидели, – это нормально? Они потихоньку пробираются в свою комнату, держатся все время в тени. Когда им приносишь завтрак, они «случайно» как раз в этот момент любуются пейзажем и стоят у окна, повернувшись к тебе спиной!
   – Ты сама сказала, что они сбежали. Если он похитил малышку, ясно, он не хочет, чтобы его потом могли узнать!
   Она покачала головой – слова Шарля ее не убедили – и осушила стакан.
   – Что они там делают наверху?
   Шарль затрясся от беззвучного смеха. Разозлившись, Матильда топнула ногой:
   – Иди посмотри!
   – С удовольствием…
   Он медленно встал с кресла и бесшумно поднялся по лестнице. Через замочную скважину ему удалось разглядеть две фигуры, растянувшиеся на постели.
   «Бедные ребятки, – подумал Шарль растроганно, – они спят».
 
 
   Фред не спал. Сквозь опущенные ресницы он разглядывал Терезу. В этот мирный час послеобеденного отдыха он пытался осознать все значение непредвиденного события: у них будет ребенок! Что это значит – иметь ребенка?
   Волна теплого воздуха проникла в комнату, и Тереза отбросила одеяло. Фред наклонился, отвлекаясь от размышлений. Почувствовав его взгляд, Тереза окончательно проснулась. Она обнажила свой ровный живот и улыбнулась:
   – Пытаешься представить, какая я буду через несколько месяцев?
   – Да, – невнятно произнес он, застигнутый врасплох. – Это удивительно… Ты, конечно, не отдаешь себе отчета. Но я, это… как сказать… это…
   – Думаешь о своей ответственности?
   Фред рассердился, но Тереза обхватила его тонкими руками за шею, и он прижал ее к себе.
   – Я полагаюсь на тебя, Фредди… Больше мне не на кого рассчитывать… Без тебя я пропала…
   Фред прильнул губами к ее плечу…
   Смутившись, Шарль отступил, проглотил слюну.
   Внизу жена спросила его:
   – Ну, что ты видел?
   Он ухмыльнулся:
   – Я еле успел отойти от замочной скважины… В их возрасте они времени не теряют!
   – Ты чуть не попался?
   – Как бы не так!
   – Ну так говори же! Чем они занимаются?
   Шарль хихикнул.
   – А ты как думаешь? – Он комично вздохнул. – О! Конечно, не так, как мы…
   Они весело взглянули друг на друга. Матильда встала, зарумянившись – она всегда краснела от вина, – потянулась и, перехватив пристальный взгляд мужа, рассмеялась:
   – Старая свинья! Помоги мне лучше вымыть посуду!
   Он обхватил ее за талию, и они, смеясь, скрылись в кухне.
 
 
   Тереза отдыхала в объятиях Фреда. Она старалась лежать неподвижно, но нетерпение снедало ее. У нее еще не хватало опыта, чтобы в подобных ситуациях выбрать самый подходящий момент для разговора. Наконец она не выдержала:
   – Ты не ответил на мой вопрос, Фредди.
   Он инстинктивно опасался вопросов. Отстранившись, он обеспокоенно спросил:
   – На какой вопрос?
   – Могу ли я положиться на тебя?
   – В каком смысле?
   – В смысле ребенка, – терпеливо пояснила Тереза.
   – Ну вот опять.
   Она неумело защищалась:
   – Фредди! Что я должна делать с этим ребенком одна? Мне ни за что не осилить!
   – Оставь. Я знаю. – Он улегся, подложив руки под затылок. – Просто не понимаю, как ты смеешь сомневаться во мне…
   Он избегал прямого ответа, чувствуя западню, пряча свою неуверенность за притворным гневом.
   – Я не сомневаюсь, Фред. Напротив, я уверена, что ты не станешь уклоняться от своих обязанностей.
   – Ах! Прошу тебя! Ну и выражения ты выбираешь. Мои обязанности? А еще что?
   Она приподнялась и спокойно посмотрела Фреду в глаза. Он тут же отвел взгляд.
   – Какая же ты все-таки глупая, Тереза! Я не хочу сказать, что не признаю того, что ты называешь моими обязанностями. Но твоя манера… Тут вопрос такта…
   – Такт – это бросить меня теперь? – холодно спросила она.
   Он хотел отнестись к ее словам с высокомерием, но не посмел. А потом было поздно. Тогда он вздохнул с видом взрослого человека, которому приходится в сотый раз объяснять ребенку одно и то же. Ему очень хотелось избежать неприятного разговора, и он привлек Терезу к себе.
   – Иногда я строю иллюзии на твой счет, – шутливо сказал он. – Думаю, что в интеллектуальном плане поднял тебя до своего уровня. А потом вдруг ты выдаешь мне эти устаревшие выражения, и бац! Я вижу, что ты осталась все той же простушкой, какой была полгода назад, когда я тебя встретил.
   – Но ты меня все-таки любишь?
   – Дурочка! Не станешь же ты воображать, что я не люблю тебя?
   Он был искренне взволнован, почувствовав, как она крепче прижалась к нему.
   – Я боюсь, Фредди…
   – Чего?
   – Боюсь, что дело здесь не в одной любви. Этот ребенок родится, и ему нужен отец…
   – Само собой разумеется, у всех есть отец, – прошептал он ей на ушко, легонько покусывая мочку, чтобы заставить замолчать. – Конечно, ты можешь положиться на меня, малышка… Ни к чему так настойчиво говорить об этом… Но что ты хочешь, чтобы я сделал, а? Что это значит, положиться на меня? Хорошо, если б можно было рассчитывать на папу!
   – Твой отец тут ни при чем, – сказала Тереза упрямо.
   – Ты не понимаешь! Деньги-то у него, несмотря ни на что! А в настоящий момент он возражает против нашего брака.
   – Когда он узнает причину…
   – Хороша причина! Ты никогда ничего не читала, честное слово. Именно в таких случаях все буржуа оказываются подлецами. Их-то совесть не мучает!
   Тереза закрыла лицо руками и содрогнулась от рыданий:
   – За что он меня не любит? Он даже меня не знает.
   Фреду стало стыдно, он приблизился к Терезе, вновь обнял.
   – Да он ничего не говорит о тебе, малышка, дело не в этом… Он хочет, чтобы я сначала встал на ноги.
   – Но и я тоже! Я тоже хочу, чтобы ты был настоящим мужчиной. Чтобы ты работал, чтобы не нуждался постоянно в чьей-то помощи, не совершал никаких…
   Она замолчала, видя оскорбленное выражение на его лице.
   – Не стесняйся! Продолжай. Не совершал никаких…
   – Ох! Фредди!
   Обессиленная, она в отчаянии сжалась в комочек. Фред не мог вынести боль, которую сам же причинил ей, но не хотел идти на попятный.
   – Еще бы! Это я – негодяй из мелодрамы, – ударял он себя в грудь. – Все, чему я тебя учил, оказалось бесполезно. Ты еще живешь по законам прогнившего общества, общества в упадке… А меня ты относишь к категории баранов, как любого другого, под тем предлогом, что мои материальные средства не достигают уровня моей мысли! Я одинок! Одинок!
   Он зашагал по комнате с выражением глубокого разочарования на лице. Но на этот раз Тереза не отступила. Когда Фред оказался рядом, она схватила его за руку.
   – Фред, у НАС будет ребенок!
   Это «у нас», которое делало и его причастным к событию, сорвало с Фреда маску напускной взрослости и обнажило его истинное лицо: мальчишка, напуганный стоящей перед ним непосильной задачей. Он выдал себя лишь на секунду, но Тереза увидела и выпустила его руку.
   – Фред, умоляю тебя, будь мужчиной…
   Он попытался обратить все в шутку и, показав на ее обнаженное тело, сказал:
   – Еще пятнадцать минут назад ты могла убедиться…
   – Нет. Я не сомневаюсь. Но чтобы быть мужчиной, недостаточно заниматься любовью.
   – Ты шутишь… а ребенок от меня?
   – От тебя. Но недостаточно и сделать ребенка. Это может любой…
   У него не хватало смелости увидеть себя таким, каким он был. Единственный выход – перейти в наступление.
   – Надо же было, чтобы это случилось именно со мной, – завопил он, поднимая руки к небу. – Черт побери! Все занимаются любовью! Все! Видела, сегодня утром эти иностранцы в машине… Как ты думаешь, чем они занимались в своем «ягуаре», который стоит три миллиона? Подумай! Беднягам вроде меня всегда везет!
   – Откуда ты знаешь? – возразила Тереза. – Может быть, и у них неприятности!
   Стоя в постели на коленях, прелестная в гневе, она говорила впервые так агрессивно, сражаясь за свое будущее чадо, стремясь вернуть человека, которого любила, на пьедестал, откуда он так хотел спуститься. Он почувствовал ее враждебность и растерялся.
   – Конечно, может, и у них неприятности, – согласился он неуверенно. – Только он в состоянии с ними бороться. Ты это должна понять. Это не я, у него деньги есть!
   Он попытался ее обнять, она отстранилась.
   – Кто тебе сказал, что у него есть деньги? А?
   – Надо быть таким ребенком, как ты, чтобы подумать, будто иностранец может приехать провести отпуск во Франции, не имея ни гроша. Скажу тебе больше, эта толстая свинья держит деньги при себе!
   Это был идеальный предлог сменить тему, и Фред не упустил такую возможность:
   – Ты вечно ничего не знаешь, а говоришь! Официально иностранцы не могут выехать из своей страны со всеми своими деньгами. Что же они делают, как ты думаешь? Прибегают к услугам черного рынка. Разные спекулянты тут и там меняют им их валюту на франки. Только вот… они не имеют права открыть у нас счет в банке. Таким образом, они вынуждены волей-неволей таскать все деньги с собой. Держу пари, бумажник у этого типа, должно быть, битком набит… Двести… Кто знает? Даже триста тысяч. Теперь тебе ясно, дуреха?
   Он считал, что после такого объяснения Тереза должна промолчать. Но она поднялась с постели, встала перед ним и с запальчивостью произнесла:
   – Ну и что? Пусть даже у него миллион в кармане, что это меняет, можешь ты мне сказать?
   Фред прищурился:
   – Что все это значит?
   – Это значит, что со вчерашнего вечера ты избегаешь ответа на мой вопрос… – Она набрала в легкие побольше воздуха: – Фред, ты трус!
   Пощечина последовала мгновенно, словно сама собой. Оба, и Тереза и Фред, застыли в изумлении. Он смотрел на свою руку, которая ударила с такой легкостью, она – пораженная, что едва высказанное подозрение так быстро подтвердилось.
   – Ударь лучше сюда! – глухо произнесла Тереза, показав на свой живот. – Может быть, тебе удастся избавиться от ребенка! На это ты еще способен!
   Та же рука нанесла второй удар. Тереза покачнулась. Он хотел ее поддержать, но почти помимо воли ткнул кулаком в хрупкое плечо, и Тереза упала. Она не кричала, не плакала, но он не мог вынести ее взгляд, который теперь словно проникал насквозь. Насилие, которое он совершал, доставило ему незнакомое доселе наслаждение. Он нанес удар ногой. У Терезы вырвался стон, она перевернулась, вновь подставляя живот. Не помня себя, он стал наносить удары изо всех сил.
   Фред остановился, лишь утратив силы. Устыдившись вдруг, он прикрыл лицо рукой, чтобы не видеть маленькое скрюченное тело, избитое лицо и глаза, в которых отражалось какое-то новое понимание мира. Он отвернулся, стиснув зубы.
   – Пусть это будет тебе уроком…
   Она не ответила. В сущности, Фред не был злым. Нежность переполнила его сердце. Не говоря ни слова, он перенес Терезу на кровать. Она осталась неподвижно лежать, по-прежнему не сводя с него пристального взгляда.
   – Это все из-за тех мерзавцев… – прошептал он, – там, со своим «ягуаром».
   Он повернулся в ту сторону, где они должны были находиться, и заорал, грозя кулаком:
   – Сволочи! Подонки!
   Эта бесполезная угроза, эта бесплодная ненависть дали выход его горечи. Он вновь почти обрел свое достоинство, заверив Терезу:
   – Я знаю, что делать. Ты получишь деньги, не плачь.