Страница:
1644.– Дискуссия в Москве с лютеранским пастором относительно истинности обливательного крещения, принятого у лютеран. Одновременно Собор в Константинополе признаёт лютеранское крещение неистинным. Издание в Москве «Кирилловой книги».
1645.– Зарождение секты хлыстов (предположительно).
1649.– В Москве напечатан «Малый Катехизис» Петра Могилы.
В это время издаётся «Уложение царя Алексея Михайловича», – оно ограничивает экономическую, административную и судебную власть патриарха, архиереев, церквей и монастырей. Государство очевидно берёт Церковь под свою тяжёлую руку. Монастырский Приказ для рассмотрения судебных дел церковных людей обособляется. Во вновь основанный Преображенский монастырь прибывает около тридцати учёных иноков из Киево-Печерской лавры, и открывают там обучение всех желающих.
1650—1651.– Приезд в Москву патриарха Иерусалимского Паисия со свитой. Поездка на Восток старца Арсения Суханова и три диспута о достоинстве Русской Православной церкви сравнительно с греческим православием. Обсуждались отличия русского обряда от греческого: двуперстие, сугубая аллилуйя, многоголосие и т. д.
1651.– Патриарх Иосиф издаёт указ о введении единогласия в церквях; Церковный собор выносит это решение после консультаций с Константинополем.
1652.– Преставление патриарха Иосифа. Патриархом избирается митрополит Нижегородский Никон. Никон переподчиняет Печатный Двор из ведения Дворцового Приказа в своё и организует ещё более масштабное исправление и печатание церковных книг. По его прямому распоряжению книги начинают исправлять по греческим образцам.
Православные историографы обтекаемо пишут, что Никона уговорил стать патриархом царь Алексей Михайлович. Но И. Забелин прямо говорит, что Никон был избран (читай: назначен) Алексеем Михайловичем, а не как исстари велось – по жребию. (См. И. Е. Забелин, «История города Москвы», стр. 329.)
Но как же тогда расценивать «поставление», а не выбор по жребию, патриарха Иова в 1589 году? А «назначение» в 1608, и «поставление» в 1619 году Филарета? Чем хуже Филарета оказался патриарх Игнатий, дважды (в 1606 и 1611) поставленный той же польской партией, – а ведь нынешняя церковь его вообще патриархом не считает? Совершенно очевидно, что он выброшен из церковной историографии только по политическим причинам: Филарет-то стал затем Великим Государем и основателем новой династии!
Филарета первый раз назначил патриархом Лжедмитрий II в 1608 году, при живом избранном ранее патриархе Ермогене, а второй раз, в 1619 году, его провозгласили патриархом в присутствии Иерусалимского патриарха Феофана IV, который, как сообщается в книге «К 400-летию Патриаршества на Руси», «по Промыслу Божию оказался в то время в Москве». Своим преемником Филарет назначил Иоасафа. Следующий патриарх, Иосиф, в 1642 году был избран не голосованием, а по жребию. Итак, налицо разночтения об одном периоде в светской и церковной истории.
Чтобы понять, почему, как и когда образовалась русская церковь, и почему, как и когда она стала современной православной, необходимо рассмотреть сущность церковных реформ XVII века с точки зрения теории эволюции. Но подробнее о реформах Никона поговорим дальше, а тут зададим несколько вопросов:
Откуда вообще взялось различие в богослужении между «московитами» и «греками»?
Почему до этого не видели самого наглядного различия, крёстного знамения, которое в Московии до 1653 года всегда и всеми (всегда и всеми!) сотворялось только двумя перстами, а в Византии, оказывается, якобы уже 1300 лет – исключительно щепотью?
Почему только в середине XVII века обнаружилось, что русские богослужебные книги существенно расходятся с греческими оригиналами, а указанные в них обрядовые нормы – с византийскими? Что за «греческие оригиналы» шли в сравнение с русскими? С каких позиций определяли, с чем надо сравнивать русские книги, и делали вывод об ошибочности последних? Известно, что было проведено три диспута о достоинстве Русской Православной церкви сравнительно с греческим православием, – так отчего же отказались от этого достоинства?
В первых главах мы писали, что история – замечательная наука! Любой исследователь всегда может найти в прошлом примеры, подтверждающие его концепцию. И вот, мы лишь слегка покачали эту «лодку», задав несколько несложных вопросов, как сразу стало понятным, что история не только Русской православной, но и греческой церкви, и церкви как института монотеизма вообще, независимо от конфессии примерно до середины XVII века была совсем иной. То, чему учат учебники – всего лишь версия «победившей» стороны!..
Что до «точности» священных книг, на которые бесконечно ссылались реформаторы, то в греческих книгах погрешностей и ошибок было, пожалуй, куда больше, чем в русских. Более того, войдя в унию с католичеством в 1439 году, греки, по мнению русских, потеряли право на первенство в православном мире. Ещё Иоанн Грозный выразил позицию: «Греки нам не Евангелие. У нас не греческая, а русская вера». Благочестие греков на Руси ставилось под большое сомнение!
С точки зрения исторических фактов, надо признать частичную правоту вождя староверов Аввакума и его товарищей: не русские, а греки отступили от традиций первых христиан, пересмотрев обрядовые нормы. А мы добавим: и греки, и русские. Когда бы ни возникло христианство, оно по-разному эволюционировало в разных местах. Реформа Никона преследовала некоторые цели, – проведённая в Церкви силовым путём, она изменила параметры общественной жизни, подтолкнула переход страны к новому режиму. Так стоит ли считать его самого лишь фанатиком идеи, борцом за чистоту веры? Ведь если так, то кто же такой Иоанн Грозный? Оказывается, в современной терминологии, «старовер». Разумеется, это сложный вопрос, и он требует более скрупулёзного анализа; мы отдаём себе отчёт, что наш очерк весьма неполон.
Посмотрим на события во внешнем мире, происходившие во времена, предшествующие реформе Церкви в России.
После периода изнурительных войн XVI века, вызванных не в последнюю очередь межконфессиональной враждой, протекавшей на фоне создания национальных государств, – на рубеже XVI и XVII столетий религиозное размежевание затормозилось. Даже возникло стремление к объединению церквей: «Брестская уния» 1596, «Нантский Эдикт» Генриха Бурбона 1598, Виленский съезд «католиков, протестантов и православных» 1599, «закон о веротерпимости» султана Ахмета I от 1603 года и т. п. Подобная передышка в борьбе с «неверными» внутри новоиспечённых государств была необходима для консолидации светской власти, – это был объединительный, конвергентный этап эволюции церкви, имевший свои различия в разных странах.
Но колесо эволюции катилось дальше; взлёт новой экономической системы, капитализма, тянул за собой перемены во многих общественных структурах: идеологических, церковных, военных, научных, властных. Начинался новый разъединительный, дивергентный этап. В XVII веке опять загремели кровопролитные изнурительные войны, но они уже не были чисто религиозными: в Тридцатилетней войне (1618—1648) католики и протестанты под водительством папы римского, с одной стороны, воевали с архикатолическими Габсбургами. Английская революция Кромвеля и реставрация Стюартов (1642—1660) привела к передаче англиканской церкви прямо в руки королю.
В России у церкви, как общественной структуры, главной целью было собственной выживание, а основной заботой – сохранение прежних привилегий: освобождение от налогов, монастырская десятина, право землевладения и распоряжения доходами и т. д. Согласно традиционной историографии, этими привилегиями церковь пользовалась триста лет, от митрополита Петра при Юрии Даниловиче и Иване Калите, и до патриарха Иова при царе Борисе, то есть от 1313 до 1605. Церкви желательно было сохранить такое положение дел; но властная структура после Смуты покатилась в сторону абсолютной монархии; светские властители желали подчинения государству церковных институтов, распространения распорядительной власти на богатейшее церковное имущество, влияния через церковь на паству.
Российская реформа, как показало будущее, шла по «английскому» образцу, чтобы в руках царя оказалась вся власть, в том числе церковная. Частью процесса стало идейное и частично вооружённое противостояние старо– и новообрядцев, а также и русско-польские войны, закончившиеся Андрусовским перемирием 1667 года, и избиение староверов реформаторами-«никонианами». Всё это – звенья эволюции Церкви совместно с национальным государством, и против подчинения другому национальному государству. Люди прицепились к несоответствию «греческим образцам», но, как уже сказано, не отдельные люди решают, что надо делать, и как, а структуры, повелевающие людьми! Требовалось вывести церковь из стабильного состояния, и переподчинить её царю – а уж на что ссылаться, проводя этот процесс, неважно. Можно и на несоответствие «греческим образцам», даже если никакого несоответствия нет.[32]
Убедительным свидетельством реального состояния религии того времени служит письмо крупного русского просветителя, поэта, автора первого русского учебника грамматики Мелетия Смотрицкого (1577—1633)своему бывшему учителю,
Константинопольскому патриарху Кириллу Лукарису, написанное им в 1627 году, накануне его окончательного перехода на униатские позиции (см. П. Ивинскис, стр. 106—114). Из текста письма видно, что сам патриарх Кирилл, – что интересно, после своей гибели представленный «защитником православия», – не находил существенной разницы между греческим и римским толкованиями догматов. И понятно, почему: греческая церковь приняла унию! Это даёт нам поразительный пример не только того, что не русская, а именно греческая церковь отошла от истоков, но и того, что истинных причин реформ историки не понимают!
В конце XIX века, когда пришло уже время осмысления произошедшего, профессор духовной академии Н. Ф. Коптерев писал:
«На вопрос: кто же… и когда испортил наши древние церковные чины и обряды, которые потом Никону пришлось исправлять, мною был дан такой ответ: древние наши чины и обряды никогда никем у нас не искажались и не портились, а существовали в том самом виде, как мы, вместе с христианством, приняли их от греков, только у греков некоторые из них позднее изменились, а мы остались при старых, неизменных, почему впоследствии и явилась рознь между московскими чинами и обрядами и позднейшими греческими». (См. Буганов В. И., Богданов А. П., «Бунтари и правдоискатели в русской православной церкви», стр. 508.) Так что же, – ошиблись? Может, не нужна была реформа?.. Нет, реформа была нужна. Но также нужно понимать, в чём суть этой реформы.
Уже упомянутый Смотрицкий, обращаясь к патриарху Кириллу, призывает его, за несколько десятилетий до реформ Никона: «Закрыв пропасть злосчастного раздора, вы совершите дело Божие и сделаете, что Русь, Польша и Литва будут отныне хвалить и славить своего создателя Бога едиными устами и единым сердцем. Ваше преосвященство слишком опытны и проницательны, чтобы не видеть и не уважить того, что в нынешнем положении дел едва ли возможно русскому народу уклониться от церковного единства».
Это очень политизированное заявление наивного Смотрицкого противоречило интересам России, как национального государства. Московская монархия шла путём самостоятельности страны, а принятие католичества или унии вело к идеологической и политической зависимости от внешних сил. Также французы, вырезая всех протестантов в свою Варфоломеевскую ночь, отнюдь не занимались «закрыванием пропасти раздора», а обеспечивали единство государства. Действительно, русские цари раньше подчинялись «греческому» (= византийскому) патриаршему престолу, – но ведь тогда не было и речи о национальном государстве.
В стране и Церкви назрели реформы, и они были проведены, – но совсем не по причине «порчи» старой веры. Государство, эволюционируя, подгоняло «под себя» строение Церкви. Церковь, меняясь, подгоняла «под себя» воззрения паствы. И всякие ссылки, что это, де, было «возвращением к истокам», не более, чем лукавство.
Церковная реформа и раскол
1645.– Зарождение секты хлыстов (предположительно).
1649.– В Москве напечатан «Малый Катехизис» Петра Могилы.
В это время издаётся «Уложение царя Алексея Михайловича», – оно ограничивает экономическую, административную и судебную власть патриарха, архиереев, церквей и монастырей. Государство очевидно берёт Церковь под свою тяжёлую руку. Монастырский Приказ для рассмотрения судебных дел церковных людей обособляется. Во вновь основанный Преображенский монастырь прибывает около тридцати учёных иноков из Киево-Печерской лавры, и открывают там обучение всех желающих.
1650—1651.– Приезд в Москву патриарха Иерусалимского Паисия со свитой. Поездка на Восток старца Арсения Суханова и три диспута о достоинстве Русской Православной церкви сравнительно с греческим православием. Обсуждались отличия русского обряда от греческого: двуперстие, сугубая аллилуйя, многоголосие и т. д.
1651.– Патриарх Иосиф издаёт указ о введении единогласия в церквях; Церковный собор выносит это решение после консультаций с Константинополем.
1652.– Преставление патриарха Иосифа. Патриархом избирается митрополит Нижегородский Никон. Никон переподчиняет Печатный Двор из ведения Дворцового Приказа в своё и организует ещё более масштабное исправление и печатание церковных книг. По его прямому распоряжению книги начинают исправлять по греческим образцам.
Православные историографы обтекаемо пишут, что Никона уговорил стать патриархом царь Алексей Михайлович. Но И. Забелин прямо говорит, что Никон был избран (читай: назначен) Алексеем Михайловичем, а не как исстари велось – по жребию. (См. И. Е. Забелин, «История города Москвы», стр. 329.)
Но как же тогда расценивать «поставление», а не выбор по жребию, патриарха Иова в 1589 году? А «назначение» в 1608, и «поставление» в 1619 году Филарета? Чем хуже Филарета оказался патриарх Игнатий, дважды (в 1606 и 1611) поставленный той же польской партией, – а ведь нынешняя церковь его вообще патриархом не считает? Совершенно очевидно, что он выброшен из церковной историографии только по политическим причинам: Филарет-то стал затем Великим Государем и основателем новой династии!
Филарета первый раз назначил патриархом Лжедмитрий II в 1608 году, при живом избранном ранее патриархе Ермогене, а второй раз, в 1619 году, его провозгласили патриархом в присутствии Иерусалимского патриарха Феофана IV, который, как сообщается в книге «К 400-летию Патриаршества на Руси», «по Промыслу Божию оказался в то время в Москве». Своим преемником Филарет назначил Иоасафа. Следующий патриарх, Иосиф, в 1642 году был избран не голосованием, а по жребию. Итак, налицо разночтения об одном периоде в светской и церковной истории.
Чтобы понять, почему, как и когда образовалась русская церковь, и почему, как и когда она стала современной православной, необходимо рассмотреть сущность церковных реформ XVII века с точки зрения теории эволюции. Но подробнее о реформах Никона поговорим дальше, а тут зададим несколько вопросов:
Откуда вообще взялось различие в богослужении между «московитами» и «греками»?
Почему до этого не видели самого наглядного различия, крёстного знамения, которое в Московии до 1653 года всегда и всеми (всегда и всеми!) сотворялось только двумя перстами, а в Византии, оказывается, якобы уже 1300 лет – исключительно щепотью?
Почему только в середине XVII века обнаружилось, что русские богослужебные книги существенно расходятся с греческими оригиналами, а указанные в них обрядовые нормы – с византийскими? Что за «греческие оригиналы» шли в сравнение с русскими? С каких позиций определяли, с чем надо сравнивать русские книги, и делали вывод об ошибочности последних? Известно, что было проведено три диспута о достоинстве Русской Православной церкви сравнительно с греческим православием, – так отчего же отказались от этого достоинства?
В первых главах мы писали, что история – замечательная наука! Любой исследователь всегда может найти в прошлом примеры, подтверждающие его концепцию. И вот, мы лишь слегка покачали эту «лодку», задав несколько несложных вопросов, как сразу стало понятным, что история не только Русской православной, но и греческой церкви, и церкви как института монотеизма вообще, независимо от конфессии примерно до середины XVII века была совсем иной. То, чему учат учебники – всего лишь версия «победившей» стороны!..
Что до «точности» священных книг, на которые бесконечно ссылались реформаторы, то в греческих книгах погрешностей и ошибок было, пожалуй, куда больше, чем в русских. Более того, войдя в унию с католичеством в 1439 году, греки, по мнению русских, потеряли право на первенство в православном мире. Ещё Иоанн Грозный выразил позицию: «Греки нам не Евангелие. У нас не греческая, а русская вера». Благочестие греков на Руси ставилось под большое сомнение!
С точки зрения исторических фактов, надо признать частичную правоту вождя староверов Аввакума и его товарищей: не русские, а греки отступили от традиций первых христиан, пересмотрев обрядовые нормы. А мы добавим: и греки, и русские. Когда бы ни возникло христианство, оно по-разному эволюционировало в разных местах. Реформа Никона преследовала некоторые цели, – проведённая в Церкви силовым путём, она изменила параметры общественной жизни, подтолкнула переход страны к новому режиму. Так стоит ли считать его самого лишь фанатиком идеи, борцом за чистоту веры? Ведь если так, то кто же такой Иоанн Грозный? Оказывается, в современной терминологии, «старовер». Разумеется, это сложный вопрос, и он требует более скрупулёзного анализа; мы отдаём себе отчёт, что наш очерк весьма неполон.
Посмотрим на события во внешнем мире, происходившие во времена, предшествующие реформе Церкви в России.
После периода изнурительных войн XVI века, вызванных не в последнюю очередь межконфессиональной враждой, протекавшей на фоне создания национальных государств, – на рубеже XVI и XVII столетий религиозное размежевание затормозилось. Даже возникло стремление к объединению церквей: «Брестская уния» 1596, «Нантский Эдикт» Генриха Бурбона 1598, Виленский съезд «католиков, протестантов и православных» 1599, «закон о веротерпимости» султана Ахмета I от 1603 года и т. п. Подобная передышка в борьбе с «неверными» внутри новоиспечённых государств была необходима для консолидации светской власти, – это был объединительный, конвергентный этап эволюции церкви, имевший свои различия в разных странах.
Но колесо эволюции катилось дальше; взлёт новой экономической системы, капитализма, тянул за собой перемены во многих общественных структурах: идеологических, церковных, военных, научных, властных. Начинался новый разъединительный, дивергентный этап. В XVII веке опять загремели кровопролитные изнурительные войны, но они уже не были чисто религиозными: в Тридцатилетней войне (1618—1648) католики и протестанты под водительством папы римского, с одной стороны, воевали с архикатолическими Габсбургами. Английская революция Кромвеля и реставрация Стюартов (1642—1660) привела к передаче англиканской церкви прямо в руки королю.
В России у церкви, как общественной структуры, главной целью было собственной выживание, а основной заботой – сохранение прежних привилегий: освобождение от налогов, монастырская десятина, право землевладения и распоряжения доходами и т. д. Согласно традиционной историографии, этими привилегиями церковь пользовалась триста лет, от митрополита Петра при Юрии Даниловиче и Иване Калите, и до патриарха Иова при царе Борисе, то есть от 1313 до 1605. Церкви желательно было сохранить такое положение дел; но властная структура после Смуты покатилась в сторону абсолютной монархии; светские властители желали подчинения государству церковных институтов, распространения распорядительной власти на богатейшее церковное имущество, влияния через церковь на паству.
Российская реформа, как показало будущее, шла по «английскому» образцу, чтобы в руках царя оказалась вся власть, в том числе церковная. Частью процесса стало идейное и частично вооружённое противостояние старо– и новообрядцев, а также и русско-польские войны, закончившиеся Андрусовским перемирием 1667 года, и избиение староверов реформаторами-«никонианами». Всё это – звенья эволюции Церкви совместно с национальным государством, и против подчинения другому национальному государству. Люди прицепились к несоответствию «греческим образцам», но, как уже сказано, не отдельные люди решают, что надо делать, и как, а структуры, повелевающие людьми! Требовалось вывести церковь из стабильного состояния, и переподчинить её царю – а уж на что ссылаться, проводя этот процесс, неважно. Можно и на несоответствие «греческим образцам», даже если никакого несоответствия нет.[32]
Убедительным свидетельством реального состояния религии того времени служит письмо крупного русского просветителя, поэта, автора первого русского учебника грамматики Мелетия Смотрицкого (1577—1633)своему бывшему учителю,
Константинопольскому патриарху Кириллу Лукарису, написанное им в 1627 году, накануне его окончательного перехода на униатские позиции (см. П. Ивинскис, стр. 106—114). Из текста письма видно, что сам патриарх Кирилл, – что интересно, после своей гибели представленный «защитником православия», – не находил существенной разницы между греческим и римским толкованиями догматов. И понятно, почему: греческая церковь приняла унию! Это даёт нам поразительный пример не только того, что не русская, а именно греческая церковь отошла от истоков, но и того, что истинных причин реформ историки не понимают!
В конце XIX века, когда пришло уже время осмысления произошедшего, профессор духовной академии Н. Ф. Коптерев писал:
«На вопрос: кто же… и когда испортил наши древние церковные чины и обряды, которые потом Никону пришлось исправлять, мною был дан такой ответ: древние наши чины и обряды никогда никем у нас не искажались и не портились, а существовали в том самом виде, как мы, вместе с христианством, приняли их от греков, только у греков некоторые из них позднее изменились, а мы остались при старых, неизменных, почему впоследствии и явилась рознь между московскими чинами и обрядами и позднейшими греческими». (См. Буганов В. И., Богданов А. П., «Бунтари и правдоискатели в русской православной церкви», стр. 508.) Так что же, – ошиблись? Может, не нужна была реформа?.. Нет, реформа была нужна. Но также нужно понимать, в чём суть этой реформы.
Уже упомянутый Смотрицкий, обращаясь к патриарху Кириллу, призывает его, за несколько десятилетий до реформ Никона: «Закрыв пропасть злосчастного раздора, вы совершите дело Божие и сделаете, что Русь, Польша и Литва будут отныне хвалить и славить своего создателя Бога едиными устами и единым сердцем. Ваше преосвященство слишком опытны и проницательны, чтобы не видеть и не уважить того, что в нынешнем положении дел едва ли возможно русскому народу уклониться от церковного единства».
Это очень политизированное заявление наивного Смотрицкого противоречило интересам России, как национального государства. Московская монархия шла путём самостоятельности страны, а принятие католичества или унии вело к идеологической и политической зависимости от внешних сил. Также французы, вырезая всех протестантов в свою Варфоломеевскую ночь, отнюдь не занимались «закрыванием пропасти раздора», а обеспечивали единство государства. Действительно, русские цари раньше подчинялись «греческому» (= византийскому) патриаршему престолу, – но ведь тогда не было и речи о национальном государстве.
В стране и Церкви назрели реформы, и они были проведены, – но совсем не по причине «порчи» старой веры. Государство, эволюционируя, подгоняло «под себя» строение Церкви. Церковь, меняясь, подгоняла «под себя» воззрения паствы. И всякие ссылки, что это, де, было «возвращением к истокам», не более, чем лукавство.
Церковная реформа и раскол
Так мы подходим к очень важному вопросу – церковной реформе.
С 1619 по 1633 год патриархом был Филарет, отец царя Михаила, – фактический правитель страны, определявший мысли и поступки сына. При нём церковная и светская власть находилась в одних руках. Церковь стала формировать державную идеологию, поставила свою проповедь на службу государству, развивая учение о том, что Москва есть центр православного мира, и защитница всех православных. Но, возвеличивая русское государство, Церковь сохраняла прежние основы своей деятельности, а основы были таковы, что она могла влиять, и влияла, на все стороны общественной жизни, включая самоё государственную власть. Духовенство не было замкнутой кастой, оно пополнялось за счёт наиболее уважаемых и образованных мирян; монашество представляло все слои народа – от князей до бездомных.
По своему влиянию Церковь была равна государству, и даже на царя смотрела, только как на самого высокопоставленного из мирян, для которого требования христианской этики были обязательны в первую очередь. Между тем, религиозная и властная структуры отличаются по длительности периодов своей эволюции. Религия – категория долгопериодная, и в силу этого консервативная. А светская власть вынуждена постоянно приспосабливаться к требованиям текущего «момента». В данном случае, стране нужна была быстрая научно-техническая и военная модернизация по западному образцу, для чего власть нуждалась в «свободе рук», чтобы не оглядываться на тормозящую её действия Церковь.
Между тем, в России ещё до церковных реформ родилось поразительно большое количество ересей. Печатный продукции, которая обеспечивала бы единообразие, не было; очень долго – столетиями! – богослужебные книги переписывались от руки, что и в самом деле привело к разночтениям, иногда носящим принципиальный характер. А ведь по этим книгам велась проповедь в тех или иных местах. По правде говоря, реформы текстов тоже были необходимы.
До 1633 у власти был Филарет, одновременно патриарх и государь. Он сам решал все вопросы, ибо и церковная, и властная структуры были в его руке. Затем положение изменилось; реформы начали обсуждать разные люди, представители разных интересов. В 1640-х годах в Москве сложился Кружок ревнителей древнего благочестия, который возглавил царский духовник Стефан Вонифатьев, а в числе членов были и Никон, и Аввакум, и другие светские и церковные деятели, оказавшиеся потом по разные стороны баррикад. Они все полагали нужным «исправление» церковных служб, поднятие нравственности духовников и даже противодействие проникновению светских начал в духовную жизнь населения; их поддерживал царь.[33]
Выживание страны, – главный приоритет для государства, а выживание требовало освоения западных технологий. Это освоение, в свою очередь, породило перемены в производственной, военной и других структурах. Соответственно возникла нужда или в согласовании этих перемен с исконными традициями, или в перемене традиций, и в Церкви появились две крайности: «западники» и сторонники строгого соблюдения старых отеческих правил. Истина, как всегда, была посередине. Какое-то время спорили: часть священнослужителей ратовала за проведение церковной реформы с учётом западного опыта, а другие протестовали против распространявшихся из Немецкой слободы свободных нравов, – самого заметного западного новшества, выступали против действий правительства, которое не возбраняло курение «дьявольского зелья» – табака, и расширяло сеть кабаков. Потом дошло до практических решений.
На повестку дня встал вопрос об освобождении украинских земель от польского засилья. Усилился приток в Россию украинского духовенства и учёных монахов из Киева: так ещё до своего присоединения Украина стала поставлять в Россию идеологические кадры. Многие иммигранты заняли высокое положение в церковной иерархии, стали митрополитами или писателями-богословами. Один из украинцев – Симеон Полоцкий, – получил доступ к царскому двору.
Казалось бы, выходцы с Украины в условиях католического давления со стороны Речи Посполитой стремились сохранить православие и проявляли антикатолические настроения. Но дело в том, что Русская православная церковь давно была автономной, а украинская по-прежнему подчинялась Константинополю, и перенимала все греческие новинки, из-за которых в глазах московского духовенства сама «греческая» церковь уже не являлась авторитетом.
В 1652 году Никон, став патриархом русской церкви, начал церковную реформу с ритуальной стороны: вместо старорусской обрядности вводилась греческая, двоеперстие заменялось троеперстием, символом культа был объявлен поначалу четырёхконечный крест вместо введённого Филаретом восьмиконечного, и т. п. Затем патриарх объявил о необходимости исправления старославянских церковных текстов по греческим образцам. Вот этим-то делом и занялись выходцы с Украины. А они ещё до реформы гордились, что образование на Украине поставлено лучше, чем в Московии, и потому украинская церковная культура должна быть принята в качестве образца.
В итоге переписка текстов повела к замене московского диалекта древнерусского языка киевским диалектом. Также украинское влияние стало проявляться в иконописи и литургии. Характерен первый шаг реформы: отмена древнерусского восточнославянского полногласия и замена его на юго– и западнославянское «церковнославянское» неполногласие!
Во всех церквях России, поколения прихожан сотни лет слышали слова привычных молитв и проповедей. Вдруг меняются и эти слова, и их порядок, и традиционный ритуал богослужения! Психологически невозможно принимать такие перемены спокойно. «Простой народ» не мог понять, чем же была плоха староотеческая вера?
Надо ли удивляться, что в народе началось брожение…
1653.– Патриарх Никон печатает с древних рукописей церковно-славянскую Кормчую Книгу, а перед Великим постом выпускает специальный циркуляр «Память» о поклонах и троеперстии, – так положено начало церковной реформе. Волнения в Москве с протопопами Иваном Нероновым и Аввакумом во главе. Историческое начало раскола. Ссылка четырёх протопопов: Ивана Неронова, Аввакума, Логгина и Даниила в отдалённые монастыри по распоряжению Никона.
В 1653 году Москву потрясла весть, привезённая келарем Арсением Сухановым, совершившим вторую поездку в Иерусалим и Константинополь. Оказывается, афонские, «греко-православные» монахи сожгли русские богослужебные книги как еретические! (См. Л. И. Семенникова, «Россия в мировом сообществе цивилизаций», стр. 170; также «Государи дома Романовых», стр. 126.)
Этот факт является настолько выдающимся, что не сразу доходит до ума. А ведь сожгли-то богослужебные книги на русском, не на церковнославянском языке! Вот это – сущая правда, поскольку никакого церковнославянского языка до этого времени в России не существовало. Православные-«староверы» в Османской империи до конца XV века молились на славянском языке – и это был практически русский язык того времени (он же старобелорусский), а не болгарский или сербский. И кстати, знаменитое «реймсское» евангелие, привезённое во Францию легендарной Анной Ярославной, на котором приносили присягу последние французские короли из династии Валуа (Карл IX и Генрих III), а также Людовики XIII и XIV, написано на том же славянском, а не греческом или латинском языке!
Ещё удивительнее, что никаких «древних» греческих книг Суханову в его поездке не попалось, хоть он и привёз ряд документов, подтверждающих расхождения в греческих и русских книгах. Вести, принесённые им в 1653 году, фактически и послужили началом для кампании по «исправлению» книг.
1654. – Никон снова посылает Арсения Суханова на Восток за старыми греческими книгами, необходимыми для исправления русских текстов. Церковный собор об исправлении богослужебных книг и обрядов в соответствии с греческими образцами и славянскими рукописными книгами: все книги следует «достойно и праведно исправити противо старых – хартейных и греческих». (Просим обратить внимание, что здесь впервые фигурируют «хартейные», то есть рукописные пергаментные книги, которых до этого никто в Московии в глаза не видел.) Возвращение России Черниговской епископии. Ссылка и заточение Коломенского епископа Павла. Прибытие в Россию патриарха Антиохийского Макария и патриарха Сербского Гавриила, в дальнейшем поддержавших Никона в его церковной реформе.
К этому времени в Москве скопилось немало безработных самозванных «восточных иерархов», среди которых были и «малороссийские», и «сербские», и «греческие», и «палестинские» искатели прокорма. Так, архидиакон Алеппский Павел свидетельствует, что Иерусалимский патриарх Паисий во время визитов в Москву не гнушался подлогами в списках: «Действительно, в свите патриарха было не более 35 человек. Но патриарх ещё набрал в число своих спутников разного сброда, и в списке назвал их священниками, архимандритами и клириками разных монастырей, чтобы, благодаря спутничеству большой свиты, получить большую милостыню». (См. Павел Алеппский, «Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века», пер. с арабского, вып. II—IV, М.: 1897—1898).
Вся эта публика всячески подлизывалась к московским властям, особенно к Алексею Михайловичу, называя его будущим наследником «трона Константинова» в Царьграде-Константинополе-Стамбуле. Они даже притащили в Москву копию грамоты «Константинова Дара» и «патриаршей грамоты» поставления первого московского патриарха Иова, где якобы требовалось во всём следовать предписаниям греческой веры, которые и были изданы впервые при Никоне. В конце концов, Алексей Михайлович просто взял наиболее активную восточно-патриаршую братию к себе на работу и платил им жалование через отдельный Приказ!
Вот как об излишней доверчивости ко всяким иностранцам писал вскоре после этого Юрий Крижанич:
ХХ века привела к потере народом ориентиров, и к развалу Великой России. И до того допёк он царя, подзуживая любить Европу и науськивая на Турцию, что тот сослал его в Сибирь.
Итак, Никон начал книжно-обрядовую реформу. Но вдруг выяснилось, что: 1) греческого языка в Москве никто не знает, включая и «греческих специалистов», а потому переводить с греческого некому, и 2) никаких «греческих оригиналов» в Москве нет. Наконец, Арсений Суханов из очередной поездки за «греческими книгами» привёз их (в 1654) более пятисот, причём впервые.
С 1619 по 1633 год патриархом был Филарет, отец царя Михаила, – фактический правитель страны, определявший мысли и поступки сына. При нём церковная и светская власть находилась в одних руках. Церковь стала формировать державную идеологию, поставила свою проповедь на службу государству, развивая учение о том, что Москва есть центр православного мира, и защитница всех православных. Но, возвеличивая русское государство, Церковь сохраняла прежние основы своей деятельности, а основы были таковы, что она могла влиять, и влияла, на все стороны общественной жизни, включая самоё государственную власть. Духовенство не было замкнутой кастой, оно пополнялось за счёт наиболее уважаемых и образованных мирян; монашество представляло все слои народа – от князей до бездомных.
По своему влиянию Церковь была равна государству, и даже на царя смотрела, только как на самого высокопоставленного из мирян, для которого требования христианской этики были обязательны в первую очередь. Между тем, религиозная и властная структуры отличаются по длительности периодов своей эволюции. Религия – категория долгопериодная, и в силу этого консервативная. А светская власть вынуждена постоянно приспосабливаться к требованиям текущего «момента». В данном случае, стране нужна была быстрая научно-техническая и военная модернизация по западному образцу, для чего власть нуждалась в «свободе рук», чтобы не оглядываться на тормозящую её действия Церковь.
Между тем, в России ещё до церковных реформ родилось поразительно большое количество ересей. Печатный продукции, которая обеспечивала бы единообразие, не было; очень долго – столетиями! – богослужебные книги переписывались от руки, что и в самом деле привело к разночтениям, иногда носящим принципиальный характер. А ведь по этим книгам велась проповедь в тех или иных местах. По правде говоря, реформы текстов тоже были необходимы.
До 1633 у власти был Филарет, одновременно патриарх и государь. Он сам решал все вопросы, ибо и церковная, и властная структуры были в его руке. Затем положение изменилось; реформы начали обсуждать разные люди, представители разных интересов. В 1640-х годах в Москве сложился Кружок ревнителей древнего благочестия, который возглавил царский духовник Стефан Вонифатьев, а в числе членов были и Никон, и Аввакум, и другие светские и церковные деятели, оказавшиеся потом по разные стороны баррикад. Они все полагали нужным «исправление» церковных служб, поднятие нравственности духовников и даже противодействие проникновению светских начал в духовную жизнь населения; их поддерживал царь.[33]
Выживание страны, – главный приоритет для государства, а выживание требовало освоения западных технологий. Это освоение, в свою очередь, породило перемены в производственной, военной и других структурах. Соответственно возникла нужда или в согласовании этих перемен с исконными традициями, или в перемене традиций, и в Церкви появились две крайности: «западники» и сторонники строгого соблюдения старых отеческих правил. Истина, как всегда, была посередине. Какое-то время спорили: часть священнослужителей ратовала за проведение церковной реформы с учётом западного опыта, а другие протестовали против распространявшихся из Немецкой слободы свободных нравов, – самого заметного западного новшества, выступали против действий правительства, которое не возбраняло курение «дьявольского зелья» – табака, и расширяло сеть кабаков. Потом дошло до практических решений.
На повестку дня встал вопрос об освобождении украинских земель от польского засилья. Усилился приток в Россию украинского духовенства и учёных монахов из Киева: так ещё до своего присоединения Украина стала поставлять в Россию идеологические кадры. Многие иммигранты заняли высокое положение в церковной иерархии, стали митрополитами или писателями-богословами. Один из украинцев – Симеон Полоцкий, – получил доступ к царскому двору.
Казалось бы, выходцы с Украины в условиях католического давления со стороны Речи Посполитой стремились сохранить православие и проявляли антикатолические настроения. Но дело в том, что Русская православная церковь давно была автономной, а украинская по-прежнему подчинялась Константинополю, и перенимала все греческие новинки, из-за которых в глазах московского духовенства сама «греческая» церковь уже не являлась авторитетом.
В 1652 году Никон, став патриархом русской церкви, начал церковную реформу с ритуальной стороны: вместо старорусской обрядности вводилась греческая, двоеперстие заменялось троеперстием, символом культа был объявлен поначалу четырёхконечный крест вместо введённого Филаретом восьмиконечного, и т. п. Затем патриарх объявил о необходимости исправления старославянских церковных текстов по греческим образцам. Вот этим-то делом и занялись выходцы с Украины. А они ещё до реформы гордились, что образование на Украине поставлено лучше, чем в Московии, и потому украинская церковная культура должна быть принята в качестве образца.
В итоге переписка текстов повела к замене московского диалекта древнерусского языка киевским диалектом. Также украинское влияние стало проявляться в иконописи и литургии. Характерен первый шаг реформы: отмена древнерусского восточнославянского полногласия и замена его на юго– и западнославянское «церковнославянское» неполногласие!
Во всех церквях России, поколения прихожан сотни лет слышали слова привычных молитв и проповедей. Вдруг меняются и эти слова, и их порядок, и традиционный ритуал богослужения! Психологически невозможно принимать такие перемены спокойно. «Простой народ» не мог понять, чем же была плоха староотеческая вера?
Надо ли удивляться, что в народе началось брожение…
1653.– Патриарх Никон печатает с древних рукописей церковно-славянскую Кормчую Книгу, а перед Великим постом выпускает специальный циркуляр «Память» о поклонах и троеперстии, – так положено начало церковной реформе. Волнения в Москве с протопопами Иваном Нероновым и Аввакумом во главе. Историческое начало раскола. Ссылка четырёх протопопов: Ивана Неронова, Аввакума, Логгина и Даниила в отдалённые монастыри по распоряжению Никона.
В 1653 году Москву потрясла весть, привезённая келарем Арсением Сухановым, совершившим вторую поездку в Иерусалим и Константинополь. Оказывается, афонские, «греко-православные» монахи сожгли русские богослужебные книги как еретические! (См. Л. И. Семенникова, «Россия в мировом сообществе цивилизаций», стр. 170; также «Государи дома Романовых», стр. 126.)
Этот факт является настолько выдающимся, что не сразу доходит до ума. А ведь сожгли-то богослужебные книги на русском, не на церковнославянском языке! Вот это – сущая правда, поскольку никакого церковнославянского языка до этого времени в России не существовало. Православные-«староверы» в Османской империи до конца XV века молились на славянском языке – и это был практически русский язык того времени (он же старобелорусский), а не болгарский или сербский. И кстати, знаменитое «реймсское» евангелие, привезённое во Францию легендарной Анной Ярославной, на котором приносили присягу последние французские короли из династии Валуа (Карл IX и Генрих III), а также Людовики XIII и XIV, написано на том же славянском, а не греческом или латинском языке!
Ещё удивительнее, что никаких «древних» греческих книг Суханову в его поездке не попалось, хоть он и привёз ряд документов, подтверждающих расхождения в греческих и русских книгах. Вести, принесённые им в 1653 году, фактически и послужили началом для кампании по «исправлению» книг.
1654. – Никон снова посылает Арсения Суханова на Восток за старыми греческими книгами, необходимыми для исправления русских текстов. Церковный собор об исправлении богослужебных книг и обрядов в соответствии с греческими образцами и славянскими рукописными книгами: все книги следует «достойно и праведно исправити противо старых – хартейных и греческих». (Просим обратить внимание, что здесь впервые фигурируют «хартейные», то есть рукописные пергаментные книги, которых до этого никто в Московии в глаза не видел.) Возвращение России Черниговской епископии. Ссылка и заточение Коломенского епископа Павла. Прибытие в Россию патриарха Антиохийского Макария и патриарха Сербского Гавриила, в дальнейшем поддержавших Никона в его церковной реформе.
К этому времени в Москве скопилось немало безработных самозванных «восточных иерархов», среди которых были и «малороссийские», и «сербские», и «греческие», и «палестинские» искатели прокорма. Так, архидиакон Алеппский Павел свидетельствует, что Иерусалимский патриарх Паисий во время визитов в Москву не гнушался подлогами в списках: «Действительно, в свите патриарха было не более 35 человек. Но патриарх ещё набрал в число своих спутников разного сброда, и в списке назвал их священниками, архимандритами и клириками разных монастырей, чтобы, благодаря спутничеству большой свиты, получить большую милостыню». (См. Павел Алеппский, «Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века», пер. с арабского, вып. II—IV, М.: 1897—1898).
Вся эта публика всячески подлизывалась к московским властям, особенно к Алексею Михайловичу, называя его будущим наследником «трона Константинова» в Царьграде-Константинополе-Стамбуле. Они даже притащили в Москву копию грамоты «Константинова Дара» и «патриаршей грамоты» поставления первого московского патриарха Иова, где якобы требовалось во всём следовать предписаниям греческой веры, которые и были изданы впервые при Никоне. В конце концов, Алексей Михайлович просто взял наиболее активную восточно-патриаршую братию к себе на работу и платил им жалование через отдельный Приказ!
Вот как об излишней доверчивости ко всяким иностранцам писал вскоре после этого Юрий Крижанич:
«Ксеномания – по-гречески, [а] по-нашему – чужебесие – это бешеная любовь к чужим вещам и народам, чрезмерное, бешеное доверие к чужеземцам. Эта смертоносная чума (или поветрие) заразила весь наш народ. Ведь не счесть убытков и позора, которые весь наш народ (до Дуная и за Дунаем) терпел и терпит из-за чужебесия. То есть [из-за того], что мы слишком доверчивы к чужеземцам и с ними братаемся и сватаемся, и позволяем им в нашей стране делать то, что они хотят. Все беды, которые мы терпим, проистекают именно из-за того, что мы слишком много общаемся с чужеземцами, и слишком много им доверяем.Правда, сам Юрий Крижанич был чужеземцем, к тому же иезуитом. Страна имела проблемы и на юге, и на западе. Но чтобы обратить свой взор на юг, сначала требовалось пробиться на Запад, наладить нормальную промышленность и торговлю. А Крижанич, ничего этого не понимая (или выполняя соответствующее задание своего Ордена), всё время сравнивал «нас» (русских) с Европой, и всё у него получалось не в нашу пользу. Пример: «нашего народа умы не развиты и медлительны и люди неискусны в ремесле и мало сведущи в торговле, в земледелии и в домашнем хозяйстве. Русские, поляки и весь народ славянский совершенно не умеют вести дальней торговли ни на море, ни посуху. Арифметике и счётной науке торговцы наши не учатся», – и т. д., – а вот на Западе!.. Очень похоже на пропаганду, которая в конце
Чужеземное красноречие, красота, ловкость, избалованность, любезность, роскошная жизнь и роскошные товары, словно некие сводники, лишают нас ума. Своим острым умом, учёностью, хитростью, непревзойдённой льстивостью, грубостью и порочностью они превращают нас в дураков, и приманивают, и направляют, куда хотят.
Их жадность и ненасытность вымогают у нас [наше добро], грабят нас, разоряют. Их неискренность и тайная, вечная неуёмная ядовитость и коварство бьют нас, вредят нам, ставят нас в отчаянное положение. Их бесовское высокомерие унижает, оскорбляет, хулит, осмеивает, оплёвывает нас и выставляет на позор всем народам».
ХХ века привела к потере народом ориентиров, и к развалу Великой России. И до того допёк он царя, подзуживая любить Европу и науськивая на Турцию, что тот сослал его в Сибирь.
Итак, Никон начал книжно-обрядовую реформу. Но вдруг выяснилось, что: 1) греческого языка в Москве никто не знает, включая и «греческих специалистов», а потому переводить с греческого некому, и 2) никаких «греческих оригиналов» в Москве нет. Наконец, Арсений Суханов из очередной поездки за «греческими книгами» привёз их (в 1654) более пятисот, причём впервые.