Страница:
Витовт, длительное время живший в Ордене, прекрасно знал рыцарское оружие и приёмы его использования, а также знал, что вооружение и доспехи рыцарского строя Великого Княжества Литовского ничем не уступали тевтонским. Об этом говорит хотя бы тот факт, что в некий момент боя поляки приняли идущий им в тыл резерв Ордена за рыцарей Витовта.
Помимо меча, воины использовали шестопёр и клевец. Даже если удар шестопёра по доспехам противника был неточным, сотрясение и серьёзные переломы были обеспечены, а глубокие и острые вмятины на доспехах от клевца ранили бойца, заклинивали подвижные суставы доспеха. Ещё одно серьёзное оружие – алебарда, гибрид копья и топора: фехтующий рыцарь не успевал отреагировать на её удар из второй шеренги противника и, как правило, оказывался сражённым.
Рыцарский строй тевтонов рассыпался. В разрывах тевтонского строя свистели татарские арканы. Петлю накидывали на рыцаря или на шею коня, а другой конец привязывали к своей лошади. Сорванный рыцарь становился лёгкой добычей мечей, а то и кинжалов оруженосцев–литвинов.
Среди современных историков существует заблуждение, что все рыцарские доспехи были настолько тяжелы, что упавший рыцарь самостоятельно встать уже не мог. Такое утверждение справедливо для турнирных доспехов, одевая которые, рыцарь и впрямь не мог без специальных механизмов подняться на коня. Боевые же доспехи XV века были относительно лёгкими, упавший рыцарь мог сам встать с земли, правда, надо было сначала прийти в себя после удара о землю, вытянуть ногу из-под лошади, выпутаться из стремян. Всё это время его должны были защищать и помогать пажи и оруженосцы.
Тевтонские оруженосцы были уничтожены во время погони за татарами, и теперь каждая ошибка стоила рыцарям, оставшимся без обслуживающего персонала, жизни.
Литвины уже который час бились с отборными частями маршала Валленрода, а над поляки ещё не тронулись с места. Возможно, их угнетало то, что предстояло биться против тевтонов, получивших благословение папы римского и развернувших над своим строем его знамя. Пассивностью поляков воспользовались тевтоны: Ульрих фон Юнгинген дал приказ своему правому флангу атаковать «в лоб» войска Ягайлы. Поляки бились по-простому, стенка на стенку, без изощрённых татарских хитростей. Их главной задачей было не дать сбить себя с места. Такая тактика, возможно, имела бы успех, если бы не одно обстоятельство.
Ульрих фон Юнгинген ввёл в бой свой резерв. Манёвр развёрнутого строя тевтонского резерва показывает их великолепную кавалерийскую выучку: обогнув холмы через место начального построения войск Витовта, они развернулись «левое плечо вперёд» и, словно дверью, захлопнули армию Ягайлы сзади. Причём приближавшихся с тыла тевтонов воины Ягайлы сначала приняли за литвинов, и не проявляли беспокойства. Тевтонская рыцарская конница на всём скаку врубилась в строй поляков.
Но ошибка быстро стала понятной. Ягайло со своего левого фанга отправил отряд для того, чтобы через лес, вокруг деревни Людвигсдорф выйти в тыл Ордена. Польский рыцарь Добеслав Олешницкий пробился через строй тевтонов и пробовал ударить копьём великого магистра, но тот увернулся, и сам ранил коня поляка.
На правом фланге поляков оставались воины Витовта, так называемые «смоленские полки»: смоленская, оршанская и мстиславская хоругви. Многочасовая битва в доспехах с использованием холодного оружия требовала огромных физических затрат, поэтому обычно уставших воинов в перерывах между атаками заменяли свежими, но окружённым с трёх сторон смолянам, оршанцам и мстиславцам меняться было не с кем. Несмотря на отмечаемый всеми историками их героизм, они постепенно устали, и почти все были уничтожены.
Тевтонский рыцарь Леопольд фон Кёкритц прорвался к королю Ягайле и пытался его убить. Ягайло ранил Кёкритца, а королевский секретарь Збигнев Олешницкий добил его.
Командир чешского отряда – будущий предводитель гуситов Ян Жижка, был ранен тевтонами в голову и у него вытек глаз. Среди чехов началась паника.
Убитый польский знаменосец выронил большой королевский штандарт с белым орлом. Флаг тут же был подхвачен, но тевтоны восприняли это как божий знак и начали петь псалмы в благодарность святой Деве Марии за скорую победу.
Наступил критический момент битвы.
Разбить польскую армию помешали хоругви Витовта, выполнившие свою задачу по разгрому крыла Валленрода, и ударившие в тыл тевтонскому резерву. Большие потери войска Витовта можно объяснить тем, что литвины за один день фактически участвовали в двух битвах – на своём и на польском фронте. Но без этого победить было невозможно: разгромив поляков, тевтоны, естественно, обрушились бы на армию Витовта.
Поле битвы стало похожим на многослойный пирог. В тылу поляков был резерв тевтонов, а у них самих в тылу литвины. Тевтоны уже заботились не о нападении, а о том, как самим вырваться из двух огромных котлов. Начали сдаваться тевтонские рыцари Хелминской земли. Сдали свою хоругвь и 40 оставшихся в живых наёмников. Хоругви тевтонского резерва, окружённые Витовтом, не желали сдаваться православным и язычникам. Они бились до последнего, и были уничтожены полностью. Пали смертью храбрых: великий комтур, великий маршал, великий казначей, великий шатный, комтуры: хелминский, бжегловский, покжывницкий, грудяцкий, гневский, нешавский, остродский, поповский, радзинский и другие знатные тевтоны.
Великому магистру предложили бежать с поля боя, на что он ответил: «Не дай бог мне покинуть это поле, где лежит столько знатных рыцарей, не дай бог». В польской историографии пишется, что магистра убил неизвестный простолюдин. Белорусские историки считают, что это сделал татарский хан Багардин.
Остатки тевтонской армии забаррикадировались в обозе, расположенном на окраине деревни Грюнвальд (по некоторым источникам – Грюмфельд). Туда собирались хозяйственные и вспомогательные подразделения, не участвовавшие в битве, а также остатки боевых частей с поля боя. Имелись также пушки. На приступ обоза была отправлена польская пехота, и это обстоятельство стало роковым обстоятельством в судьбе оборонявшихся, ибо пехота состояла из крепостных холопов, не обладавших имущественной самостоятельностью, а значит, и не имевших права брать выкуп за пленных рыцарей. Кроме того, как пишут историки, именно крестьяне больше всего терпели от тевтонских набегов, поэтому пленных они не брали.
На следующий день на поле были найдены тела великого магистра и главных тевтонских сановников. Разгром Ордена был полным, что, однако, не привело к поражению немецкого государства в Пруссии.
Нестабильность и её причины
Помимо меча, воины использовали шестопёр и клевец. Даже если удар шестопёра по доспехам противника был неточным, сотрясение и серьёзные переломы были обеспечены, а глубокие и острые вмятины на доспехах от клевца ранили бойца, заклинивали подвижные суставы доспеха. Ещё одно серьёзное оружие – алебарда, гибрид копья и топора: фехтующий рыцарь не успевал отреагировать на её удар из второй шеренги противника и, как правило, оказывался сражённым.
Рыцарский строй тевтонов рассыпался. В разрывах тевтонского строя свистели татарские арканы. Петлю накидывали на рыцаря или на шею коня, а другой конец привязывали к своей лошади. Сорванный рыцарь становился лёгкой добычей мечей, а то и кинжалов оруженосцев–литвинов.
Среди современных историков существует заблуждение, что все рыцарские доспехи были настолько тяжелы, что упавший рыцарь самостоятельно встать уже не мог. Такое утверждение справедливо для турнирных доспехов, одевая которые, рыцарь и впрямь не мог без специальных механизмов подняться на коня. Боевые же доспехи XV века были относительно лёгкими, упавший рыцарь мог сам встать с земли, правда, надо было сначала прийти в себя после удара о землю, вытянуть ногу из-под лошади, выпутаться из стремян. Всё это время его должны были защищать и помогать пажи и оруженосцы.
Тевтонские оруженосцы были уничтожены во время погони за татарами, и теперь каждая ошибка стоила рыцарям, оставшимся без обслуживающего персонала, жизни.
Литвины уже который час бились с отборными частями маршала Валленрода, а над поляки ещё не тронулись с места. Возможно, их угнетало то, что предстояло биться против тевтонов, получивших благословение папы римского и развернувших над своим строем его знамя. Пассивностью поляков воспользовались тевтоны: Ульрих фон Юнгинген дал приказ своему правому флангу атаковать «в лоб» войска Ягайлы. Поляки бились по-простому, стенка на стенку, без изощрённых татарских хитростей. Их главной задачей было не дать сбить себя с места. Такая тактика, возможно, имела бы успех, если бы не одно обстоятельство.
Ульрих фон Юнгинген ввёл в бой свой резерв. Манёвр развёрнутого строя тевтонского резерва показывает их великолепную кавалерийскую выучку: обогнув холмы через место начального построения войск Витовта, они развернулись «левое плечо вперёд» и, словно дверью, захлопнули армию Ягайлы сзади. Причём приближавшихся с тыла тевтонов воины Ягайлы сначала приняли за литвинов, и не проявляли беспокойства. Тевтонская рыцарская конница на всём скаку врубилась в строй поляков.
Но ошибка быстро стала понятной. Ягайло со своего левого фанга отправил отряд для того, чтобы через лес, вокруг деревни Людвигсдорф выйти в тыл Ордена. Польский рыцарь Добеслав Олешницкий пробился через строй тевтонов и пробовал ударить копьём великого магистра, но тот увернулся, и сам ранил коня поляка.
На правом фланге поляков оставались воины Витовта, так называемые «смоленские полки»: смоленская, оршанская и мстиславская хоругви. Многочасовая битва в доспехах с использованием холодного оружия требовала огромных физических затрат, поэтому обычно уставших воинов в перерывах между атаками заменяли свежими, но окружённым с трёх сторон смолянам, оршанцам и мстиславцам меняться было не с кем. Несмотря на отмечаемый всеми историками их героизм, они постепенно устали, и почти все были уничтожены.
Тевтонский рыцарь Леопольд фон Кёкритц прорвался к королю Ягайле и пытался его убить. Ягайло ранил Кёкритца, а королевский секретарь Збигнев Олешницкий добил его.
Командир чешского отряда – будущий предводитель гуситов Ян Жижка, был ранен тевтонами в голову и у него вытек глаз. Среди чехов началась паника.
Убитый польский знаменосец выронил большой королевский штандарт с белым орлом. Флаг тут же был подхвачен, но тевтоны восприняли это как божий знак и начали петь псалмы в благодарность святой Деве Марии за скорую победу.
Наступил критический момент битвы.
Разбить польскую армию помешали хоругви Витовта, выполнившие свою задачу по разгрому крыла Валленрода, и ударившие в тыл тевтонскому резерву. Большие потери войска Витовта можно объяснить тем, что литвины за один день фактически участвовали в двух битвах – на своём и на польском фронте. Но без этого победить было невозможно: разгромив поляков, тевтоны, естественно, обрушились бы на армию Витовта.
Поле битвы стало похожим на многослойный пирог. В тылу поляков был резерв тевтонов, а у них самих в тылу литвины. Тевтоны уже заботились не о нападении, а о том, как самим вырваться из двух огромных котлов. Начали сдаваться тевтонские рыцари Хелминской земли. Сдали свою хоругвь и 40 оставшихся в живых наёмников. Хоругви тевтонского резерва, окружённые Витовтом, не желали сдаваться православным и язычникам. Они бились до последнего, и были уничтожены полностью. Пали смертью храбрых: великий комтур, великий маршал, великий казначей, великий шатный, комтуры: хелминский, бжегловский, покжывницкий, грудяцкий, гневский, нешавский, остродский, поповский, радзинский и другие знатные тевтоны.
Великому магистру предложили бежать с поля боя, на что он ответил: «Не дай бог мне покинуть это поле, где лежит столько знатных рыцарей, не дай бог». В польской историографии пишется, что магистра убил неизвестный простолюдин. Белорусские историки считают, что это сделал татарский хан Багардин.
Остатки тевтонской армии забаррикадировались в обозе, расположенном на окраине деревни Грюнвальд (по некоторым источникам – Грюмфельд). Туда собирались хозяйственные и вспомогательные подразделения, не участвовавшие в битве, а также остатки боевых частей с поля боя. Имелись также пушки. На приступ обоза была отправлена польская пехота, и это обстоятельство стало роковым обстоятельством в судьбе оборонявшихся, ибо пехота состояла из крепостных холопов, не обладавших имущественной самостоятельностью, а значит, и не имевших права брать выкуп за пленных рыцарей. Кроме того, как пишут историки, именно крестьяне больше всего терпели от тевтонских набегов, поэтому пленных они не брали.
На следующий день на поле были найдены тела великого магистра и главных тевтонских сановников. Разгром Ордена был полным, что, однако, не привело к поражению немецкого государства в Пруссии.
Нестабильность и её причины
История обычно тесно связана с географией. В самом деле, трудно ожидать, что полководцы поведут свои стотысячные армии в гору, чтобы свести их для битвы на узкой тропинке вдоль скалы. Ведь там достаточно одного лучника, чтобы сдержать всю армию. Да и потом: чем кормить такую прорву людей среди безжизненных камней?..
Но влияние географии на историю не ограничивается только возможностями выбора места для битв.
Разница в географических, а, конкретнее, в гео-климатических условиях мест проживания людей (их среды обитания) порождает разницу в среднем уровне экономики и благосостояния, влияет на выработку культурных традиций, а если посмотреть шире – то и на генофонд популяции.
Говоря о климате, прежде всего следует учитывать разницу между средними летними и зимними температурами воздуха (что влияет на объём и продуктивность биомассы данной местности), а для сравнения условий жизни людей на территориях, о которых мы ведём речь в этой главе, очень показательна разница между среднеянварскими температурами.
В Западной Европе климат существенно мягче, нежели в Восточной. Поздний приход зимы, кратковременность, а то и полное отсутствие морозов не только дают возможность собирать больший урожай при тех же затратах трудовых усилий, но также исключают дополнительные затраты, неизбежные в местах с холодной зимой.
В Европе Восточной – всё наоборот. В итоге трудовой коллектив, будь то просто семья или сельская община, даже работая больше, чем в других, благодатных местах, всё же имеет меньший прибавочный продукт. А ведь государство изымает налог на своё содержание именно из прибавочного продукта, – значит, в более холодных местностях, чтобы не быть слабее соседей, оно вынуждено забирать себе больше, «обижая» трудящееся население!
А поскольку земледелие в странах с холодным и неустойчивым климатом рискованное: урожай когда есть, а когда его и нет, – то такие страны в своём экономическом развитии время от времени «топчутся на месте», а западные соседи год за годом неуклонно накапливают свои преимущества. У них в среднем оказывается больше средств, людей, продовольствия, оружия. Они имеют возможность и желание для экспансии: у сильного, как известно, всегда бессильный виноват!
Чем же могут ответить на эту экспансию восточные, слабые соседи? Только объединением. Собирая средства хоть и от скудного прибавочного продукта, но зато с огромной территории, они получают возможность давать адекватный ответ на внешний вызов. Великое княжество Литовское на протяжении какого-то времени было таким государством. Но оно ведь не находилось на самом крае Ойкумены: восточнее лежали земли с ещё более суровыми условиями жизни. И они тоже нуждались в объединении.
Но геоклиматические условия диктуют также, какой быть системе власти. Чем благодатнее климат, тем менее люди зависят друг от друга в обеспечении себя всем необходимым, чем холоднее – тем больше потребность в коллективе, общине. При большой жаре вода испаряется; при морозе превращается в лёд, монолит. Соответственно на Западе издавна имеется склонность к демократии, сначала исключительно дворянской, а позже и народной. А Россия может существовать только при наличии сильной централизованной власти, жёсткой государственной идеи. Мы просим читателя отвлечься от мелких подробностей, – разумеется, и на Руси всегда были элементы демократии, а в Западной Европе централизованная власть, – и посмотреть на историю мира с этой точки зрения.
Литва и Польша оказались на стыке этих двух систем.
Законы природы всеобщи: что бывает на границах двух сред? Правильно, нестабильность. На границе воды и суши, – на берегу моря, например, – с одной стороны, почва мокрая, с другой – в воде висит постоянная муть. Откуда на земле песок и ракушки? – из моря. Откуда в воде обломки деревьев и трава? – с берега. А на границе земли и атмосферы, бывает, крутятся пылевые вихри: вроде уже и не земля, но и не воздух. И даже нельзя сказать, что земля, вода и воздух ведут между собою «борьбу»: просто таковы условия существования.
Если же глянуть на взаимоотношения человеческих «систем», в частности, Запада и Востока, становится очевидным; трения происходят не между системами, как целым. Здесь вынуждены взаимодействовать общественные структуры: религиозные, военные, финансовые, властные. Вот они и поднимают «пыль» на границах систем.
Монархический стиль правления, оптимальный для России, выработался и был доведён до определённого совершенства в Московии. Москва в конечном итоге и объединила все земли, а Литва в этом отношении оказалась несостоятельной. Она всё время колебалась: туда мне, или сюда? Так было, когда всю Европу для Москвы олицетворяла собою ближняя соседка, Польша; так было и позже, когда сама Польша оказалась в числе «лимитрофов», пограничных государств. Борьба западной и восточной систем не раз приводила к делёжке этих земель именно между странами Западной Европы и Россией, – причём, кроме головной боли, никому это ничего не давало, и вскоре опять поднималась «пыль».
Можно, конечно, искать причины в злобности или коварстве отдельных людей. А можно обратить внимание на законы эволюции.
Посмотрим же на дальнейшую историю этих стран.
После разгрома тевтонцев в Грюнвальдской битве Запад сразу пожелал возрождения Ордена, и оказал самую активную поддержку новому магистру Генриху Плауэну. И для Польши, и для Великого княжества Литовского война с Пруссией казалась неизбежной, вот почему Витовт и Ягайло сочли необходимым более тесное объединение сил. С этой целью в октябре 1413 года в Городце над Бугом собрались не только сами монархи, но и элита обеих держав: польские паны и боярство Великого княжества. Принятые ими грамоты стали актами новой, Городельской унии.
Казалось бы, уже была одна уния – Кревская, принятия в 1385 году. Но присмотримся внимательнее к её истории.
Одногодки Витовт и Ягайло (оба родились в 1350) были друзьями детства и юности. Их отцы, князья Кейстут и Ольгерд, соправительствовали в Великом княжестве Литовском. Тоже, наверное, знались по-дружески, но кончилось тем, что Кейстут арестовывал сына Ольгерда Ягайлу, а Ягайла умертвил отца Витовта, Кейстута. И между собою Витовт и Ягайло стали непримиримыми соперниками. И всё же…
Ягайло был Великим князем Литовским, а, став королём Польши Владиславом, пригласил на княжение в Литву Витовта. Его политика отвечала интересам и элиты, и многочисленной шляхты – тогдашнего польского «среднего класса», – но государство при этом не имело силы, оно нуждалось в союзе с Литвой. Княжество Литовское было больше; королевство польское – культурнее. И вот два государя, друзья-враги, якобы ещё в 1385 году объединили Польшу и Литву.
Согласно традиционной истории, Кревская уния – это фундаментальный документ, определивший устройство некоего совместного государства. Подписал унию, как полагают, Ягайло, но сам он нигде и никогда не ссылался на такой документ. Может, его и не было? Иначе как объяснить нужду в оформлении всё новых и новых объединений: в 1413 году, в 1444-м… Ведь когда наследник Ягайлы – молодой король Владислав, пропал без вести в битве с турками под Варной (1444), его брат, Казимир Ягайлович, правивший в это время в Литве, оказался одновременно наследником польской короны и правителем Великой Литвы; он-то и соединил эти два государства под властью одного монарха. Своей столицей он выбрал Краков.
Возможно, тогда и была сфальсифицирована Кревская уния, как историческое основание к союзу двух стран. Причём, даже если и подписали некий подобный документ в 1385 году, до правления Казимира он оставалась пустой бумажкой: Польша и Литва управлялись разными монархами, имели свои армии и независимую политику.
Теперь вернёмся к Городельской унии 1413 года.
Первой её грамотой объявлялось объединение государств, однако тут же была чётко признана самостоятельность ВКЛ: княжество сохраняло право на существование и после смерти Витовта. Правда, Великого князя в таком случае можно было выбрать только по согласованию с Ягайлой и его радой. В свою очередь, поляки брали обязательство не избирать короля после Ягайлы, не согласовав кандидатуры с Великим князем и его боярством.
Принявшим католичествопанам и боярам Великого княжества подтверждались все старые привилегии, а также были гарантированы новые. Католики получили право полного распоряжения своей землёй и широкие политические свободы; их повинности ограничивались возведением укреплений и участием в военных походах на свои средства. По польскому образцу в ВКЛ создавались воеводства (вначале только Виленское и Трокское), однако право на занятие должностей в них и все привилегии имели только католики.
Православные земли – Витебская, Полоцкая, Смоленская – не участвовали в Городельском съезде, и акты унии их не касались. Они оставались в государстве автономными территориями.
В целом акты Городельской унии сделали католичество привилегированной религией, усилив нестабильность в этом и без того нестабильном, в силу природно-климатических условий, регионе. Конечно, постановление, запрещавшее православным занимать важные государственные должности, не всегда и не обязательно выполнялось, тем не менее, оно было серьёзной причиной внутреннего разлада в государстве, так как подвергало дискриминации значительную часть населения Княжества, и предопределило дальнейшее (при московском царе Иоанне III) бегство части земель под руку Москвы.
Современный историк А. Торопцев с удивлением констатирует: «Странной может показаться ситуация в Восточной Европе на рубеже XIV—XV вв.: Тохтамыш разорил Москву, а его дети нашли там приют. Витовт породнился с Василием I, мечтал покорить его, а в 1422 г. в войне с Тевтонским орденом ему помогали московская и тверская дружины. Одни ордынские ханы помогали великому князю в борьбе против Литвы, а другие делали с точностью до наоборот» (см. А. П. Торопцев, «Москва, путь к империи», стр. 190—193).
Недоумение историка вполне понятно, однако оно легко рассеивается, если принять во внимание, что речь идёт о семейной распре внутри единой династии. В 1399 году князь Витовт (традиционно католик), тесть московского князя Василия I (традиционно православного) и сюзерен Тохтамыша (традиционно язычника), владея всей Восточной Германией, Польшей, Центральной и Южной Россией, включая Азов, объявил, что теперь онбудет брать дань в Орде и чеканить ордынскую монету со своим изображением (княжеские печати Витовта и Василия, кстати, совершенно идентичны).
Хан Темир-Кутлуй (традиционно язычник) пытался оспорить притязания Витовта, однако, приехав в Литву на переговоры, вынужден был признать, что Витовт старший в семье. В спор родственников вмешался эмир Едигей (традиционно мусульманин), заявив, что Витовт, конечно, старше и Темир-Кутлуя и Василия, но уж зато много моложе его, Едигея!
Тогда Витовта поддержал уж действительно самый старый и всеми уважаемыйчлен правящей династии – Ягайло, но он уже был слишком стар, чтобы диктовать условия… Распря среди родственников переросла в войну, в результате которой Витовт проиграл, и вынужден был отказаться от притязаний на единоличную власть… Здесь даже традиционная история прямо свидетельствует, что распря князей-ханов-эмиров – «католика», «православного», «мусульманина» и «язычника» – была, по сути, семейнымделом.
В 1426 году, после смерти своего зятя Василия I, Витовт предпринимает свой последний поход на Москву. Под его знамёнами, как пишет Карамзин, были «даже богемцы, волохи и дружина хана татарского, Махмета». Богемцы – это чехи и немцы, волохи, в контексте цитаты, – румыны, а «дружина Махмета-татарина» – это турки!
Но в конце правления Витовта Великое княжество Литовское было переполнено противоречиями. С одной стороны, оно выступало как одно из самых могущественных и милитаризованных государств Европы. С другой – для населения тяготы, связанные с содержанием государства, были неимоверно высоки. Добавляло своих трудностей религиозное противостояние. Имелись и прочие проблемы: Витовт жестоко уничтожал каждого, в ком видел угрозу своей власти; на острове рядом с его Тракайской резиденцией казнили заговорщиков.
Затеянный им гигантский интернациональный поход на Москву закончился ничем якобы «из-за страшной бури, ниспосланной провидением», и Москва, ведомая энергичной дочерью Витовта Софьей, устояла! Тут Витовт наконец-то успокоился, и в 1430 году перед смертью в своей резиденции Троки (Тракай) закатил многомесячный пир, на котором гуляли «все венценосные правители Восточной Европы», включая ещё более престарелого Ягайлу, православных митрополитов, папских легатов, византийских патрициев, татарских ханов, прусского магистра-датчанина и прочих. (Интересно, что сразу после смерти Витовта, в 1431—1435 годах, и в католической, и в православной церкви произошёл раскол, а в Крыму появился воспитанник Витовта, – мальчик Хаджи-Девлет, основатель династии крымских ханов-царей-киреев, то есть Гиреев).
1430.– Смерть Витовта.
1430. – распада Золотой Орды.
1430—1432.– Княжение в Литве Великого князя Свидригайлы.
1432.– Новгород перешёл под покровительство Свидригайлы.
1432—1434.– Гражданская война в Литве.
1432.– Начало княжения в Литве Великого князя Сигизмунда (Жигимонта) Кейстутовича (до 1440).
1432. – Феодальная война в Московии: сыновья покойного князя Галицкого и Звенигородского Юрия, Василий Косой и Дмитрий Шемяка, ведут войну с Василием II за обладание Москвой (до 1453 года).
1436. – Казанского ханства.
Витовт не смог создать механизма легитимной передачи власти, и его смерть в 1430 году разожгла беспорядки, приведшие к гражданской войне, – враждующие стороны возглавляли Сигизмунд Кейстутович и Свидригайло, следующие сыновья Кейстута и Ольгерда. Чтобы сбить остроту религиозного противостояния, Сигизмунд издал Трокский привилей (6 мая 1434 года), которым позволял иметь шляхетские гербы и привилегии православным «русинам», чтобы между народами Княжества «не было никакого разлада и чтобы они пользовались равными милостями».
После гражданской войны часть элиты Великого княжества нашла себе пристанище при дворе Софьи Витовтовны в Москве. Они, а позже византийцы, приехавшие из Рима с другой Софией – Палеолог, станут ядром оппозиции Вильне и Кракову.
В 1438—1439 годах проходил церковный собор в Ферраре и во Флоренции, который провозгласил объединение католической и православной церкви под властью папы. Последовавшие события привели к исчезновению Византийской империи в ходе гражданской войны, – ведь здесь тоже была религиозная чересполосица. Латиняне были изгнаны; в 1453 году Константинополь взяли турки. Но турки – это не пришлый народ, а коренные византийцы агрянского (мусульманского) толка, и на их стороне были те из православных, которые не признали решений Ферраро-Флорентийского собора.
Племянница погибшего византийского императора, София Палеолог, жившая при дворе папы римского Павла II, в 1472 году была сосватана за Московского князя Иоанна III. С нею в Москву приехали и бывшие императорские сановники; так за короткий исторический промежуток Москва стала приютом второй волны политэмигрантов. Тут сложилась целая прослойка лиц, входивших в имперскую общественную структуру, умевших и желавших организовывать власть по «византийскому» образцу. Началось массовое заимствование имперских символов и порядков. В то время, когда Польша вела активную полонизацию и окатоличивание белорусских и прочих земель Великого княжества Литовского, – что воспринималось православными, как захват их земель «Западом» и ненавистным папством, – Москва становилась притягательной для многих русских князей Литвы, и сама, в свою очередь, «двигала» на восток православную идею, вела христианизацию народов Поволжья.
При Иоанне III (1462—1505) закончился Владимирский период российской истории и начался Московский.
1467.– Появление Псковской судной грамоты.
1468.– Принятие Судебника Великого князя Казимира Ягайловича, первого сбора законов Княжества Литовского.
Казимир Ягайлович находился у власти с 1440 до 1492 года. Это было, в целом, благодатное время для страны. Хозяйство развивалось, население росло. Судебный кодекс, написанный на старобелорусском языке, систематизировал правовые нормы о наказаниях за уголовные преступления и о повинностях граждан. Правда, параллельно с существованием Судебника, который использовался только в центральных областях государства, другие земли пользовались своим собственным правом. Кстати отметим, что по терминологии и формулировкам к Судебнику Казимира Ягайловича оказался очень близок и первый сборник правовых норм Московского государства – Судебник Великого князя Иоанна III, принятый в 1497 году.
1478.– Присоединение к Москве Новгорода, конфискация земель новгородских бояр.
1480.– Падение «татаро-монгольского ига».
1485.– Присоединение к Москве Твери.
1487.– Признание Казанью вассальной зависимости от Москвы.
Вильня начала терять инициативу ещё в начале правления Казимира Ягайловича, подписавшего в 1449 году «вечный мир» с Москвой: Великое княжество отказывалось от активной роли на сопредельных землях, и московский князь смог вскоре подчинить себе Тверь, а затем Рязань. Новгород Великий под угрозой подчинения Москвы сам просил помощи у Казимира Ягайловича, но тот для поддержки Новгородской республики не сделал практически ничего.
Казимир на удивление спокойно относился к усилению восточного соседа; его политику в отношении Москвы иногда называют «странной». Эта странная политика может быть объяснена тем, что полонизация всей огромной территории Великого княжества Литовского была невозможна, и отдать часть мятежных областей было даже выгодно. И всё же его спокойное отношение к происходящему могло иметь и другие, династические причины: спорность его права на престол королевства Польского и Великого Княжества Литовского. Ведь если Дмитрий Донской и не был на самом деле Ольгердовичем (вопреки версии Игоря Литвина), то его сын Василий, родившийся от дочери Витовта, а уж тем более внук Иоанн III могли иметь больше прав на польско-литовский престол, чем сам Казимир.
Это объясняет логику Казимира: пусть потомки Дмитрия Донского называют себя великими князьями, а Москву Третьим Римом, лишь бы не претендовали на его престол, на владение королевством Польским и Великим княжеством Литовским. В таком случае, у идеи Иоанна III о «возврате русских земель» была основа.
Впрочем, она и так у него была.
Не любят акцентировать внимание на полномочиях Казимира и поляки, так как встал бы вопрос о законности присоединения Княжества Литовского к Польскому королевству.
Но влияние географии на историю не ограничивается только возможностями выбора места для битв.
Разница в географических, а, конкретнее, в гео-климатических условиях мест проживания людей (их среды обитания) порождает разницу в среднем уровне экономики и благосостояния, влияет на выработку культурных традиций, а если посмотреть шире – то и на генофонд популяции.
Говоря о климате, прежде всего следует учитывать разницу между средними летними и зимними температурами воздуха (что влияет на объём и продуктивность биомассы данной местности), а для сравнения условий жизни людей на территориях, о которых мы ведём речь в этой главе, очень показательна разница между среднеянварскими температурами.
В Западной Европе климат существенно мягче, нежели в Восточной. Поздний приход зимы, кратковременность, а то и полное отсутствие морозов не только дают возможность собирать больший урожай при тех же затратах трудовых усилий, но также исключают дополнительные затраты, неизбежные в местах с холодной зимой.
В Европе Восточной – всё наоборот. В итоге трудовой коллектив, будь то просто семья или сельская община, даже работая больше, чем в других, благодатных местах, всё же имеет меньший прибавочный продукт. А ведь государство изымает налог на своё содержание именно из прибавочного продукта, – значит, в более холодных местностях, чтобы не быть слабее соседей, оно вынуждено забирать себе больше, «обижая» трудящееся население!
А поскольку земледелие в странах с холодным и неустойчивым климатом рискованное: урожай когда есть, а когда его и нет, – то такие страны в своём экономическом развитии время от времени «топчутся на месте», а западные соседи год за годом неуклонно накапливают свои преимущества. У них в среднем оказывается больше средств, людей, продовольствия, оружия. Они имеют возможность и желание для экспансии: у сильного, как известно, всегда бессильный виноват!
Чем же могут ответить на эту экспансию восточные, слабые соседи? Только объединением. Собирая средства хоть и от скудного прибавочного продукта, но зато с огромной территории, они получают возможность давать адекватный ответ на внешний вызов. Великое княжество Литовское на протяжении какого-то времени было таким государством. Но оно ведь не находилось на самом крае Ойкумены: восточнее лежали земли с ещё более суровыми условиями жизни. И они тоже нуждались в объединении.
Но геоклиматические условия диктуют также, какой быть системе власти. Чем благодатнее климат, тем менее люди зависят друг от друга в обеспечении себя всем необходимым, чем холоднее – тем больше потребность в коллективе, общине. При большой жаре вода испаряется; при морозе превращается в лёд, монолит. Соответственно на Западе издавна имеется склонность к демократии, сначала исключительно дворянской, а позже и народной. А Россия может существовать только при наличии сильной централизованной власти, жёсткой государственной идеи. Мы просим читателя отвлечься от мелких подробностей, – разумеется, и на Руси всегда были элементы демократии, а в Западной Европе централизованная власть, – и посмотреть на историю мира с этой точки зрения.
Литва и Польша оказались на стыке этих двух систем.
Законы природы всеобщи: что бывает на границах двух сред? Правильно, нестабильность. На границе воды и суши, – на берегу моря, например, – с одной стороны, почва мокрая, с другой – в воде висит постоянная муть. Откуда на земле песок и ракушки? – из моря. Откуда в воде обломки деревьев и трава? – с берега. А на границе земли и атмосферы, бывает, крутятся пылевые вихри: вроде уже и не земля, но и не воздух. И даже нельзя сказать, что земля, вода и воздух ведут между собою «борьбу»: просто таковы условия существования.
Если же глянуть на взаимоотношения человеческих «систем», в частности, Запада и Востока, становится очевидным; трения происходят не между системами, как целым. Здесь вынуждены взаимодействовать общественные структуры: религиозные, военные, финансовые, властные. Вот они и поднимают «пыль» на границах систем.
Монархический стиль правления, оптимальный для России, выработался и был доведён до определённого совершенства в Московии. Москва в конечном итоге и объединила все земли, а Литва в этом отношении оказалась несостоятельной. Она всё время колебалась: туда мне, или сюда? Так было, когда всю Европу для Москвы олицетворяла собою ближняя соседка, Польша; так было и позже, когда сама Польша оказалась в числе «лимитрофов», пограничных государств. Борьба западной и восточной систем не раз приводила к делёжке этих земель именно между странами Западной Европы и Россией, – причём, кроме головной боли, никому это ничего не давало, и вскоре опять поднималась «пыль».
Можно, конечно, искать причины в злобности или коварстве отдельных людей. А можно обратить внимание на законы эволюции.
Посмотрим же на дальнейшую историю этих стран.
После разгрома тевтонцев в Грюнвальдской битве Запад сразу пожелал возрождения Ордена, и оказал самую активную поддержку новому магистру Генриху Плауэну. И для Польши, и для Великого княжества Литовского война с Пруссией казалась неизбежной, вот почему Витовт и Ягайло сочли необходимым более тесное объединение сил. С этой целью в октябре 1413 года в Городце над Бугом собрались не только сами монархи, но и элита обеих держав: польские паны и боярство Великого княжества. Принятые ими грамоты стали актами новой, Городельской унии.
Казалось бы, уже была одна уния – Кревская, принятия в 1385 году. Но присмотримся внимательнее к её истории.
Одногодки Витовт и Ягайло (оба родились в 1350) были друзьями детства и юности. Их отцы, князья Кейстут и Ольгерд, соправительствовали в Великом княжестве Литовском. Тоже, наверное, знались по-дружески, но кончилось тем, что Кейстут арестовывал сына Ольгерда Ягайлу, а Ягайла умертвил отца Витовта, Кейстута. И между собою Витовт и Ягайло стали непримиримыми соперниками. И всё же…
Ягайло был Великим князем Литовским, а, став королём Польши Владиславом, пригласил на княжение в Литву Витовта. Его политика отвечала интересам и элиты, и многочисленной шляхты – тогдашнего польского «среднего класса», – но государство при этом не имело силы, оно нуждалось в союзе с Литвой. Княжество Литовское было больше; королевство польское – культурнее. И вот два государя, друзья-враги, якобы ещё в 1385 году объединили Польшу и Литву.
Согласно традиционной истории, Кревская уния – это фундаментальный документ, определивший устройство некоего совместного государства. Подписал унию, как полагают, Ягайло, но сам он нигде и никогда не ссылался на такой документ. Может, его и не было? Иначе как объяснить нужду в оформлении всё новых и новых объединений: в 1413 году, в 1444-м… Ведь когда наследник Ягайлы – молодой король Владислав, пропал без вести в битве с турками под Варной (1444), его брат, Казимир Ягайлович, правивший в это время в Литве, оказался одновременно наследником польской короны и правителем Великой Литвы; он-то и соединил эти два государства под властью одного монарха. Своей столицей он выбрал Краков.
Возможно, тогда и была сфальсифицирована Кревская уния, как историческое основание к союзу двух стран. Причём, даже если и подписали некий подобный документ в 1385 году, до правления Казимира он оставалась пустой бумажкой: Польша и Литва управлялись разными монархами, имели свои армии и независимую политику.
Теперь вернёмся к Городельской унии 1413 года.
Первой её грамотой объявлялось объединение государств, однако тут же была чётко признана самостоятельность ВКЛ: княжество сохраняло право на существование и после смерти Витовта. Правда, Великого князя в таком случае можно было выбрать только по согласованию с Ягайлой и его радой. В свою очередь, поляки брали обязательство не избирать короля после Ягайлы, не согласовав кандидатуры с Великим князем и его боярством.
Принявшим католичествопанам и боярам Великого княжества подтверждались все старые привилегии, а также были гарантированы новые. Католики получили право полного распоряжения своей землёй и широкие политические свободы; их повинности ограничивались возведением укреплений и участием в военных походах на свои средства. По польскому образцу в ВКЛ создавались воеводства (вначале только Виленское и Трокское), однако право на занятие должностей в них и все привилегии имели только католики.
Православные земли – Витебская, Полоцкая, Смоленская – не участвовали в Городельском съезде, и акты унии их не касались. Они оставались в государстве автономными территориями.
В целом акты Городельской унии сделали католичество привилегированной религией, усилив нестабильность в этом и без того нестабильном, в силу природно-климатических условий, регионе. Конечно, постановление, запрещавшее православным занимать важные государственные должности, не всегда и не обязательно выполнялось, тем не менее, оно было серьёзной причиной внутреннего разлада в государстве, так как подвергало дискриминации значительную часть населения Княжества, и предопределило дальнейшее (при московском царе Иоанне III) бегство части земель под руку Москвы.
Современный историк А. Торопцев с удивлением констатирует: «Странной может показаться ситуация в Восточной Европе на рубеже XIV—XV вв.: Тохтамыш разорил Москву, а его дети нашли там приют. Витовт породнился с Василием I, мечтал покорить его, а в 1422 г. в войне с Тевтонским орденом ему помогали московская и тверская дружины. Одни ордынские ханы помогали великому князю в борьбе против Литвы, а другие делали с точностью до наоборот» (см. А. П. Торопцев, «Москва, путь к империи», стр. 190—193).
Недоумение историка вполне понятно, однако оно легко рассеивается, если принять во внимание, что речь идёт о семейной распре внутри единой династии. В 1399 году князь Витовт (традиционно католик), тесть московского князя Василия I (традиционно православного) и сюзерен Тохтамыша (традиционно язычника), владея всей Восточной Германией, Польшей, Центральной и Южной Россией, включая Азов, объявил, что теперь онбудет брать дань в Орде и чеканить ордынскую монету со своим изображением (княжеские печати Витовта и Василия, кстати, совершенно идентичны).
Хан Темир-Кутлуй (традиционно язычник) пытался оспорить притязания Витовта, однако, приехав в Литву на переговоры, вынужден был признать, что Витовт старший в семье. В спор родственников вмешался эмир Едигей (традиционно мусульманин), заявив, что Витовт, конечно, старше и Темир-Кутлуя и Василия, но уж зато много моложе его, Едигея!
Тогда Витовта поддержал уж действительно самый старый и всеми уважаемыйчлен правящей династии – Ягайло, но он уже был слишком стар, чтобы диктовать условия… Распря среди родственников переросла в войну, в результате которой Витовт проиграл, и вынужден был отказаться от притязаний на единоличную власть… Здесь даже традиционная история прямо свидетельствует, что распря князей-ханов-эмиров – «католика», «православного», «мусульманина» и «язычника» – была, по сути, семейнымделом.
В 1426 году, после смерти своего зятя Василия I, Витовт предпринимает свой последний поход на Москву. Под его знамёнами, как пишет Карамзин, были «даже богемцы, волохи и дружина хана татарского, Махмета». Богемцы – это чехи и немцы, волохи, в контексте цитаты, – румыны, а «дружина Махмета-татарина» – это турки!
Но в конце правления Витовта Великое княжество Литовское было переполнено противоречиями. С одной стороны, оно выступало как одно из самых могущественных и милитаризованных государств Европы. С другой – для населения тяготы, связанные с содержанием государства, были неимоверно высоки. Добавляло своих трудностей религиозное противостояние. Имелись и прочие проблемы: Витовт жестоко уничтожал каждого, в ком видел угрозу своей власти; на острове рядом с его Тракайской резиденцией казнили заговорщиков.
Затеянный им гигантский интернациональный поход на Москву закончился ничем якобы «из-за страшной бури, ниспосланной провидением», и Москва, ведомая энергичной дочерью Витовта Софьей, устояла! Тут Витовт наконец-то успокоился, и в 1430 году перед смертью в своей резиденции Троки (Тракай) закатил многомесячный пир, на котором гуляли «все венценосные правители Восточной Европы», включая ещё более престарелого Ягайлу, православных митрополитов, папских легатов, византийских патрициев, татарских ханов, прусского магистра-датчанина и прочих. (Интересно, что сразу после смерти Витовта, в 1431—1435 годах, и в католической, и в православной церкви произошёл раскол, а в Крыму появился воспитанник Витовта, – мальчик Хаджи-Девлет, основатель династии крымских ханов-царей-киреев, то есть Гиреев).
1430.– Смерть Витовта.
1430. – распада Золотой Орды.
1430—1432.– Княжение в Литве Великого князя Свидригайлы.
1432.– Новгород перешёл под покровительство Свидригайлы.
1432—1434.– Гражданская война в Литве.
1432.– Начало княжения в Литве Великого князя Сигизмунда (Жигимонта) Кейстутовича (до 1440).
1432. – Феодальная война в Московии: сыновья покойного князя Галицкого и Звенигородского Юрия, Василий Косой и Дмитрий Шемяка, ведут войну с Василием II за обладание Москвой (до 1453 года).
1436. – Казанского ханства.
Витовт не смог создать механизма легитимной передачи власти, и его смерть в 1430 году разожгла беспорядки, приведшие к гражданской войне, – враждующие стороны возглавляли Сигизмунд Кейстутович и Свидригайло, следующие сыновья Кейстута и Ольгерда. Чтобы сбить остроту религиозного противостояния, Сигизмунд издал Трокский привилей (6 мая 1434 года), которым позволял иметь шляхетские гербы и привилегии православным «русинам», чтобы между народами Княжества «не было никакого разлада и чтобы они пользовались равными милостями».
После гражданской войны часть элиты Великого княжества нашла себе пристанище при дворе Софьи Витовтовны в Москве. Они, а позже византийцы, приехавшие из Рима с другой Софией – Палеолог, станут ядром оппозиции Вильне и Кракову.
В 1438—1439 годах проходил церковный собор в Ферраре и во Флоренции, который провозгласил объединение католической и православной церкви под властью папы. Последовавшие события привели к исчезновению Византийской империи в ходе гражданской войны, – ведь здесь тоже была религиозная чересполосица. Латиняне были изгнаны; в 1453 году Константинополь взяли турки. Но турки – это не пришлый народ, а коренные византийцы агрянского (мусульманского) толка, и на их стороне были те из православных, которые не признали решений Ферраро-Флорентийского собора.
Племянница погибшего византийского императора, София Палеолог, жившая при дворе папы римского Павла II, в 1472 году была сосватана за Московского князя Иоанна III. С нею в Москву приехали и бывшие императорские сановники; так за короткий исторический промежуток Москва стала приютом второй волны политэмигрантов. Тут сложилась целая прослойка лиц, входивших в имперскую общественную структуру, умевших и желавших организовывать власть по «византийскому» образцу. Началось массовое заимствование имперских символов и порядков. В то время, когда Польша вела активную полонизацию и окатоличивание белорусских и прочих земель Великого княжества Литовского, – что воспринималось православными, как захват их земель «Западом» и ненавистным папством, – Москва становилась притягательной для многих русских князей Литвы, и сама, в свою очередь, «двигала» на восток православную идею, вела христианизацию народов Поволжья.
При Иоанне III (1462—1505) закончился Владимирский период российской истории и начался Московский.
1467.– Появление Псковской судной грамоты.
1468.– Принятие Судебника Великого князя Казимира Ягайловича, первого сбора законов Княжества Литовского.
Казимир Ягайлович находился у власти с 1440 до 1492 года. Это было, в целом, благодатное время для страны. Хозяйство развивалось, население росло. Судебный кодекс, написанный на старобелорусском языке, систематизировал правовые нормы о наказаниях за уголовные преступления и о повинностях граждан. Правда, параллельно с существованием Судебника, который использовался только в центральных областях государства, другие земли пользовались своим собственным правом. Кстати отметим, что по терминологии и формулировкам к Судебнику Казимира Ягайловича оказался очень близок и первый сборник правовых норм Московского государства – Судебник Великого князя Иоанна III, принятый в 1497 году.
1478.– Присоединение к Москве Новгорода, конфискация земель новгородских бояр.
1480.– Падение «татаро-монгольского ига».
1485.– Присоединение к Москве Твери.
1487.– Признание Казанью вассальной зависимости от Москвы.
Вильня начала терять инициативу ещё в начале правления Казимира Ягайловича, подписавшего в 1449 году «вечный мир» с Москвой: Великое княжество отказывалось от активной роли на сопредельных землях, и московский князь смог вскоре подчинить себе Тверь, а затем Рязань. Новгород Великий под угрозой подчинения Москвы сам просил помощи у Казимира Ягайловича, но тот для поддержки Новгородской республики не сделал практически ничего.
Казимир на удивление спокойно относился к усилению восточного соседа; его политику в отношении Москвы иногда называют «странной». Эта странная политика может быть объяснена тем, что полонизация всей огромной территории Великого княжества Литовского была невозможна, и отдать часть мятежных областей было даже выгодно. И всё же его спокойное отношение к происходящему могло иметь и другие, династические причины: спорность его права на престол королевства Польского и Великого Княжества Литовского. Ведь если Дмитрий Донской и не был на самом деле Ольгердовичем (вопреки версии Игоря Литвина), то его сын Василий, родившийся от дочери Витовта, а уж тем более внук Иоанн III могли иметь больше прав на польско-литовский престол, чем сам Казимир.
Это объясняет логику Казимира: пусть потомки Дмитрия Донского называют себя великими князьями, а Москву Третьим Римом, лишь бы не претендовали на его престол, на владение королевством Польским и Великим княжеством Литовским. В таком случае, у идеи Иоанна III о «возврате русских земель» была основа.
Впрочем, она и так у него была.
Не любят акцентировать внимание на полномочиях Казимира и поляки, так как встал бы вопрос о законности присоединения Княжества Литовского к Польскому королевству.