Страница:
Конечно, влияние Швеции и Польши заключалось не в поставке на Русь марионеток, а в попытках правителей этих стран получить вторую корону, превратив Москву в центр своей периферии, каковой была для Польши Украйна
[25](окраина), а для Швеции Финляндия.
Роль Англии оставалась до поры тёмной, а потому выход на обескровленную долгими разборками московскую сцену английскойпартии – принципиальный момент истории 1611 года. Конечно, и до этого основная деятельность английских колонизаторов не прерывалась. Они исправно вывозили через Архангельск в Англию позарез нужное Британии стратегическое сырьё: селитру и серу с Нижней Волги для изготовления пороха, лён для плетения канатов, необходимых для изготовления такелажа строившегося флота, лес, скупавшийся ими на корню, сыромятную кожу для конских сбруй и т. д.
Когда же смена власти в Москве стала всерьёз угрожать английской монополии на Волге, именно английская «Московская компания» дала деньги на вооружение наёмной армии, которую позже назвали «всенародным ополчением».
Приведём характерное свидетельство о Нижнем Новгороде: «Назначаемые на офицерские должности иностранцы получали в Нижегородском уезде земельное жалование (далее приводятся примеры выделенных иноземцам имений, – Авт.). В 1614 г. в составе Нижегородского гарнизона было 500 русских стрельцов и 200 иноземцев. В 1620 г. их количество не уменьшилось, хотя в 1619 г. 500 нижегородских стрельцов перевели на жительство в Калугу». (См. «Нижний Новгород. Архитектура XIV – начала XX в.», Н. Новгород, изд. «Нижегородские новости», 1994, стр. 12.)
Когда искали военачальника для ополчения, послали за князем Пожарским. Что же ответил князь на это приглашение? А вот что: «Рад я вашему совету, готов хоть сейчас ехать, но выберите прежде из посадских людей, кому со мною у такого великого дела быть и казну сбирать». Оно, конечно, без средств военная структурадействовать не может, но напомним, речь шла о войне с уже захватившими Москву польскими войсками. Кузьма Минин начал сбор средств. «Кто не хотел давать волею, у тех брали силою», – пишет С. М. Соловьёв.
Здесь данные историков расходятся: «Брали „третью деньгу“, т. е. третью часть имущества или годового дохода»,– пишет Н. Н. Воейков («Церковь, Русь и Рим», стр. 439), а по данным Р. Г. Скрынникова, «посадский „мир“ санкционировал принудительный сбор пятой деньги»(«Крест и корона», стр. 372).
Да, в сентябре 1611 года денег на вооружение нового ополчения в Нижнем волею давать не хотели. Тогда Минин предложил: «Если мы хотим помочь Московскому государству, то нам не пожалеть имущества своего, да не только имущества своего, но не пожалеть дворы свои продавать и жён и детей закладывать…» (см. «Хроника смутного времени», стр. 364). Кто реально мог дать денег под такой ужасный залог? Скорее всего, английские купцы, эксплуатировавшие соляные копи в 15 км от Нижнего, и имевшие в городе богатую факторию.
На запах денег и слетелись в Поволжье «казаки западноевропейские»: наёмники типа Я. Делагарди, Я. Маржерета и прочих, которым другие партии перестали платить и задолжали. Кстати, Дмитрий Пожарский, находясь в Ярославле в 1612 году, вёл переговоры о помощи даже с представителями австрийского императора Матвея Габсбурга (см. «Государи дома Романовых», стр. 56).
Это ополчение, в большинстве своём состоявшее из наёмников, будучи полностью экипированным на английские деньги, отправилось наводить порядок… нет, не в Москву, а в Казань, где для начала убили бывшего члена совета при Фёдоре Иоанновиче, воеводу Бельского, а затем вверх по Оке в Рязань, и вверх по Волге в Ярославль. Весной 1612 года в Ярославле англичане устроили свою штаб-квартиру, куда прибыла целая команда с Британских островов (см. А. П. Торопцев, стр. 447—448).
Эта команда привезла английские корабельные пушки, которые и сегодня можно видеть в музее города Переславля-Залесского. Правда, там они числятся как отобранные у поляков – но какие поляки под Переяславлем, если, по традиционной историографии, их геройски остановили защитники Троицкой лавры в 70 км по пути из Москвы? Нет, эти пушки скорее всего остались от англовооруженного ополчения, занимавшего стратегически важный перекрёсток дорог из Ярославля в Москву и из Владимира в Тверь, перекрёсток, на котором и стоит Переславль-Залесский!
В Костроме англичане нашли сына «тушинского» патриарха Филарета, Мишу Романова с маменькой, после чего и состоялась англо-романовская сделка. Самое забавное, что Мишу-то Романова в 1613 году не только на Соборе избирали в цари заочно, но и почти месяц спустя вообще не могли разыскать, пока его не доставили под охраной из Костромы! (См. «Государи дома Романовых»).
Да ещё потребовалось уговаривать его матушку, монахиню Марфу; зная возможности своего дитяти, и понимая, что быть ему не более, как марионеткой на престоле, она очень противилась его отъезду.
И кстати: откуда о том, что избран новый царь, и что он находится в Костроме, да не абы где, а в определённом монастыре, узнали крестьяне в окружающих лесах? Трудно предположить, что в избе Ивана Осиповича Сусанина стоял телевизор. А откуда узнал об избрании рядового боярского сына царём рейдовый отряд поляков, по колено в снегу бороздивший здешние пространства; ведь у них не было рации? Да и зачем он был им нужен, этот юный боярыш?.. Сама собою вспоминается частушка Сергея Сатина:
В каком-то смысле англичане выполнили план вестфальца Генриха Штадена по оккупации России. Он служил в Москве в 1564—1576 годах, был опричником, в 1577—1578 создал «Описание Московии», и тогда же сочинил этот план, который А. А. Зимин зря счёл таким уж фантастическим. (См. А. А. Зимин, «Опричнина», стр. 64).
А что же было с признанием царя? Юго-западные русские города (Белая Русь-Литва) весь этот период поддерживали «польско-литовскую» партию, и, в конце концов, не призналиРомановых! Северо-западные русские города (Новогородия) весь тот же период поддерживали «шведскую» партию и также не призналиРомановых! Казаки выступали на стороне и тех, и других: например, запорожцы были в союзе с поляком Жолкевским, у донцов были свои вожди типа самозванного Петра Фёдоровича, Ивана Болотникова и т. д.
Посмотрим, как развивались события, опять же опираясь на официальную хронологию.
1613. Март. – В Варшаву направлено русское посольство, но оно не сумело добиться от Сигизмунда III желаемых результатов, а именно отмены претензий королевича Владислава на русский престол и освобождения Филарета (Фёдора) Романова, отца вновь избранного царя. Май. – Михаил Романов венчается на царствование митрополитом Кириллом. Июль. – Вылазки поляков, доходящих до Калуги, Можайска и Тулы. Началась война со Швецией.
Всё это время англичане продолжали прибирать к рукам внутреннюю и внешнюю торговлю России.
«Прежде аглинские немцывыменивали свои товары на русские через местных купцов-посредников, теперь стали покупать они сами на местах их производства… Как заявляли русские люди в своей челобитной: «закабаля и задолжа многих бедных и должных русских людей… те товары покупя провозят в свою землю беспошлинно, а иные русские товары они, аглинские немцы, у города (Архангельска) продают на деньги галанским(голландским), бараборским(брабантским) и анбурским(гамбургским) немцам… всеми торгами завладели аглинские немцы…», («История русской литературы», стр. 254, курсив и скобки наши, – Авт.).
В приведённой цитате содержится очень важная информация: главными виновниками «злодейства немецкого» названы англичане, которые установили монополию на волжско-двинский водный транспортный путь и закупки экспортного сырья на территории России, оттеснив голландцев-немцев (не различавшихся тогда дейцев).
Придя к власти, Романовы подтвердили права англичан.
«За оказанные услуги (Михаилу Фёдоровичу, – Авт.) надо было платить жалованными грамотами на торговлю. Больше всех получили англичане: они приобрели право свободного и беспошлинного торга; голландцы выхлопотали себе ту же льготу только на 3 года (с 1614 г.), а затем платили половинные пошлины; ряд специальныхпривилегий получили отдельные торговые люди иноземцыза те или иные услуги московскому правительству» (см. «Государи дома Романовых», стр. 58), – и одним из первых обласканных «отдельных иноземцев» стал Ианникей Строгонов.
Англичане вели себя в Московии как в своей колонии. Например, некая полковница Лесли «в противность русской вере заставляла подвластных ей крестьянок есть в постные дни мясо… а что ужаснее, однажды схватила она со стены икону их, бросила в топившуюся печку и сожгла» (там же, стр. 257).
«Первоначально (от Михаила Фёдоровича, – Авт.) получили право торговли в Московскомгосударстве только 23 человека, которые и были поименованы в жалованной грамоте… (Возможно, по количеству монополий, то есть это те «человеки», которые в наше время называются «учредителями», – Авт.)…Да и те уже не ездили в Россию, а приезжали совсем другие люди, не имевшие никакого права на это, называясь братьями, племянниками, приказчиками лиц, записанных в грамоту… В Москве нередки были кутежи и попойки немецких солдат, и после них пьяные иноземцы буйно расхаживали по городу и били всякого, попадавшегося им навстречу» («О начале войн и смут в Московии», стр. 255).»
И это за 100 лет до Петра Великого!
Мы не знаем, что стало с заложеннымианглийским заимодавцам при сборе средств на ополчение дворами, жёнами и детьми нижегородцев. Полтора века спустя Екатерина II, проезжая по этим местам, меланхолично замечала, что, де, здесь многие дома в залоге… Однако известно, что единственный, кроме Строгановых, кто дал ссуду Михаилу Фёдоровичу, чтобы он расплатился с наёмниками, был английский король Яков I Стюарт, выделивший для этой цели крупную сумму – 20 000 рублей. Причём дал он их из личных средств, то есть это был не государственный, а частный заём!
Иными словами, приход Романовых к власти был в немалой степени оплачен частным капиталом, преимущественно английским. Заметим, что в отличие от Михаила Романова, в 1601 году царь Борис отказал англичанам в предоставлении им монополии на внешнюю торговлю Московии («О начале войн и смут в Московии», стр. 51), и вот что из этого получилось…
Конечно, развитие торговли нужно было, прежде всего, самой России. Поэтому мы не склонны обвинять в чём-либо ни англичан вообще, ни английских капиталистов или торговцев в частности. Эволюцией человечества движет не «злая воля людей», не «трусость» и не «предательство», а только и исключительно борьба общественных структурза выживание, идущая в рамках единой динамической системы. Реализуется эта борьба через деятельность конкретных людей, а потому политическая или эмоциональная оценка их деятельности возможны. Но не для истории.
Ежели история желает быть наукой, ей следует изучать эволюцию структур, и прежде всего движение ресурсов, обеспечивающих эту эволюцию, устранившись от политики и избегая эмоций. «Динамической системе» под названием Россия была нужнаторговля, чтобы крутились колёса экономики, чтобы в страну притекали деньги. Системе английского капитализма российская торговля была выгодна. Они и находили баланс через самоорганизацию. Иоанн Грозный понимал, зачем стране нужны английские торговцы. Те, кто пришли ему на смену, этого уже не понимали, но знали, что Грозный англичанам льготы давал, и усиливали эту политику. Так полезное для страны дело превращалось во вредное.
В результате окончательной победы Романовых английская монополия на ведение внешней торговли России оставалась незыблемой вплоть до революции Кромвеля в 1648 году, когда англичане, по выражению царя Алексея Михайловича, «своего законного короля Карлуса до смерти убили». А после реставрации Стюартов в 1660 году позиции английских колонизаторов в России уже не были такими прочными; их место надолго заняли «голландские немцы», успевшие за этот период провести свою буржуазную революцию…
Филарет и Михаил
Роль Англии оставалась до поры тёмной, а потому выход на обескровленную долгими разборками московскую сцену английскойпартии – принципиальный момент истории 1611 года. Конечно, и до этого основная деятельность английских колонизаторов не прерывалась. Они исправно вывозили через Архангельск в Англию позарез нужное Британии стратегическое сырьё: селитру и серу с Нижней Волги для изготовления пороха, лён для плетения канатов, необходимых для изготовления такелажа строившегося флота, лес, скупавшийся ими на корню, сыромятную кожу для конских сбруй и т. д.
Когда же смена власти в Москве стала всерьёз угрожать английской монополии на Волге, именно английская «Московская компания» дала деньги на вооружение наёмной армии, которую позже назвали «всенародным ополчением».
Приведём характерное свидетельство о Нижнем Новгороде: «Назначаемые на офицерские должности иностранцы получали в Нижегородском уезде земельное жалование (далее приводятся примеры выделенных иноземцам имений, – Авт.). В 1614 г. в составе Нижегородского гарнизона было 500 русских стрельцов и 200 иноземцев. В 1620 г. их количество не уменьшилось, хотя в 1619 г. 500 нижегородских стрельцов перевели на жительство в Калугу». (См. «Нижний Новгород. Архитектура XIV – начала XX в.», Н. Новгород, изд. «Нижегородские новости», 1994, стр. 12.)
Когда искали военачальника для ополчения, послали за князем Пожарским. Что же ответил князь на это приглашение? А вот что: «Рад я вашему совету, готов хоть сейчас ехать, но выберите прежде из посадских людей, кому со мною у такого великого дела быть и казну сбирать». Оно, конечно, без средств военная структурадействовать не может, но напомним, речь шла о войне с уже захватившими Москву польскими войсками. Кузьма Минин начал сбор средств. «Кто не хотел давать волею, у тех брали силою», – пишет С. М. Соловьёв.
Здесь данные историков расходятся: «Брали „третью деньгу“, т. е. третью часть имущества или годового дохода»,– пишет Н. Н. Воейков («Церковь, Русь и Рим», стр. 439), а по данным Р. Г. Скрынникова, «посадский „мир“ санкционировал принудительный сбор пятой деньги»(«Крест и корона», стр. 372).
Да, в сентябре 1611 года денег на вооружение нового ополчения в Нижнем волею давать не хотели. Тогда Минин предложил: «Если мы хотим помочь Московскому государству, то нам не пожалеть имущества своего, да не только имущества своего, но не пожалеть дворы свои продавать и жён и детей закладывать…» (см. «Хроника смутного времени», стр. 364). Кто реально мог дать денег под такой ужасный залог? Скорее всего, английские купцы, эксплуатировавшие соляные копи в 15 км от Нижнего, и имевшие в городе богатую факторию.
На запах денег и слетелись в Поволжье «казаки западноевропейские»: наёмники типа Я. Делагарди, Я. Маржерета и прочих, которым другие партии перестали платить и задолжали. Кстати, Дмитрий Пожарский, находясь в Ярославле в 1612 году, вёл переговоры о помощи даже с представителями австрийского императора Матвея Габсбурга (см. «Государи дома Романовых», стр. 56).
Это ополчение, в большинстве своём состоявшее из наёмников, будучи полностью экипированным на английские деньги, отправилось наводить порядок… нет, не в Москву, а в Казань, где для начала убили бывшего члена совета при Фёдоре Иоанновиче, воеводу Бельского, а затем вверх по Оке в Рязань, и вверх по Волге в Ярославль. Весной 1612 года в Ярославле англичане устроили свою штаб-квартиру, куда прибыла целая команда с Британских островов (см. А. П. Торопцев, стр. 447—448).
Эта команда привезла английские корабельные пушки, которые и сегодня можно видеть в музее города Переславля-Залесского. Правда, там они числятся как отобранные у поляков – но какие поляки под Переяславлем, если, по традиционной историографии, их геройски остановили защитники Троицкой лавры в 70 км по пути из Москвы? Нет, эти пушки скорее всего остались от англовооруженного ополчения, занимавшего стратегически важный перекрёсток дорог из Ярославля в Москву и из Владимира в Тверь, перекрёсток, на котором и стоит Переславль-Залесский!
В Костроме англичане нашли сына «тушинского» патриарха Филарета, Мишу Романова с маменькой, после чего и состоялась англо-романовская сделка. Самое забавное, что Мишу-то Романова в 1613 году не только на Соборе избирали в цари заочно, но и почти месяц спустя вообще не могли разыскать, пока его не доставили под охраной из Костромы! (См. «Государи дома Романовых»).
Да ещё потребовалось уговаривать его матушку, монахиню Марфу; зная возможности своего дитяти, и понимая, что быть ему не более, как марионеткой на престоле, она очень противилась его отъезду.
И кстати: откуда о том, что избран новый царь, и что он находится в Костроме, да не абы где, а в определённом монастыре, узнали крестьяне в окружающих лесах? Трудно предположить, что в избе Ивана Осиповича Сусанина стоял телевизор. А откуда узнал об избрании рядового боярского сына царём рейдовый отряд поляков, по колено в снегу бороздивший здешние пространства; ведь у них не было рации? Да и зачем он был им нужен, этот юный боярыш?.. Сама собою вспоминается частушка Сергея Сатина:
Причём, если и в самом деле какой-то отряд ушёл в лес с местным проводником, это вовсе не значит, что проводник завёл отряд в болото и там произносил красивые слова о Родине и любимом царе. Никто же не вернулся, и некому было об этом поведать! Так что эта легенда – очередной литературный вымысел, призванный отразить мифическое желание «простого народа» видеть на троне именно шестнадцатилетнего недоразвитого подростка из семьи Романовых. А «факт» сусанинских подвигов подкреплён только… царской грамотой 1619 года, то есть года возвращения Филарета в Москву из польского плена. Его сынок сам до такого за шесть лет додуматься не сумел.
Шли поляки тёмным лесом
За каким-то интересом,
Гида, Глинку и царя
Хором злобно матеря.
В каком-то смысле англичане выполнили план вестфальца Генриха Штадена по оккупации России. Он служил в Москве в 1564—1576 годах, был опричником, в 1577—1578 создал «Описание Московии», и тогда же сочинил этот план, который А. А. Зимин зря счёл таким уж фантастическим. (См. А. А. Зимин, «Опричнина», стр. 64).
А что же было с признанием царя? Юго-западные русские города (Белая Русь-Литва) весь этот период поддерживали «польско-литовскую» партию, и, в конце концов, не призналиРомановых! Северо-западные русские города (Новогородия) весь тот же период поддерживали «шведскую» партию и также не призналиРомановых! Казаки выступали на стороне и тех, и других: например, запорожцы были в союзе с поляком Жолкевским, у донцов были свои вожди типа самозванного Петра Фёдоровича, Ивана Болотникова и т. д.
Посмотрим, как развивались события, опять же опираясь на официальную хронологию.
1613. Март. – В Варшаву направлено русское посольство, но оно не сумело добиться от Сигизмунда III желаемых результатов, а именно отмены претензий королевича Владислава на русский престол и освобождения Филарета (Фёдора) Романова, отца вновь избранного царя. Май. – Михаил Романов венчается на царствование митрополитом Кириллом. Июль. – Вылазки поляков, доходящих до Калуги, Можайска и Тулы. Началась война со Швецией.
Всё это время англичане продолжали прибирать к рукам внутреннюю и внешнюю торговлю России.
«Прежде аглинские немцывыменивали свои товары на русские через местных купцов-посредников, теперь стали покупать они сами на местах их производства… Как заявляли русские люди в своей челобитной: «закабаля и задолжа многих бедных и должных русских людей… те товары покупя провозят в свою землю беспошлинно, а иные русские товары они, аглинские немцы, у города (Архангельска) продают на деньги галанским(голландским), бараборским(брабантским) и анбурским(гамбургским) немцам… всеми торгами завладели аглинские немцы…», («История русской литературы», стр. 254, курсив и скобки наши, – Авт.).
В приведённой цитате содержится очень важная информация: главными виновниками «злодейства немецкого» названы англичане, которые установили монополию на волжско-двинский водный транспортный путь и закупки экспортного сырья на территории России, оттеснив голландцев-немцев (не различавшихся тогда дейцев).
Придя к власти, Романовы подтвердили права англичан.
«За оказанные услуги (Михаилу Фёдоровичу, – Авт.) надо было платить жалованными грамотами на торговлю. Больше всех получили англичане: они приобрели право свободного и беспошлинного торга; голландцы выхлопотали себе ту же льготу только на 3 года (с 1614 г.), а затем платили половинные пошлины; ряд специальныхпривилегий получили отдельные торговые люди иноземцыза те или иные услуги московскому правительству» (см. «Государи дома Романовых», стр. 58), – и одним из первых обласканных «отдельных иноземцев» стал Ианникей Строгонов.
Англичане вели себя в Московии как в своей колонии. Например, некая полковница Лесли «в противность русской вере заставляла подвластных ей крестьянок есть в постные дни мясо… а что ужаснее, однажды схватила она со стены икону их, бросила в топившуюся печку и сожгла» (там же, стр. 257).
«Первоначально (от Михаила Фёдоровича, – Авт.) получили право торговли в Московскомгосударстве только 23 человека, которые и были поименованы в жалованной грамоте… (Возможно, по количеству монополий, то есть это те «человеки», которые в наше время называются «учредителями», – Авт.)…Да и те уже не ездили в Россию, а приезжали совсем другие люди, не имевшие никакого права на это, называясь братьями, племянниками, приказчиками лиц, записанных в грамоту… В Москве нередки были кутежи и попойки немецких солдат, и после них пьяные иноземцы буйно расхаживали по городу и били всякого, попадавшегося им навстречу» («О начале войн и смут в Московии», стр. 255).»
И это за 100 лет до Петра Великого!
Мы не знаем, что стало с заложеннымианглийским заимодавцам при сборе средств на ополчение дворами, жёнами и детьми нижегородцев. Полтора века спустя Екатерина II, проезжая по этим местам, меланхолично замечала, что, де, здесь многие дома в залоге… Однако известно, что единственный, кроме Строгановых, кто дал ссуду Михаилу Фёдоровичу, чтобы он расплатился с наёмниками, был английский король Яков I Стюарт, выделивший для этой цели крупную сумму – 20 000 рублей. Причём дал он их из личных средств, то есть это был не государственный, а частный заём!
Иными словами, приход Романовых к власти был в немалой степени оплачен частным капиталом, преимущественно английским. Заметим, что в отличие от Михаила Романова, в 1601 году царь Борис отказал англичанам в предоставлении им монополии на внешнюю торговлю Московии («О начале войн и смут в Московии», стр. 51), и вот что из этого получилось…
Конечно, развитие торговли нужно было, прежде всего, самой России. Поэтому мы не склонны обвинять в чём-либо ни англичан вообще, ни английских капиталистов или торговцев в частности. Эволюцией человечества движет не «злая воля людей», не «трусость» и не «предательство», а только и исключительно борьба общественных структурза выживание, идущая в рамках единой динамической системы. Реализуется эта борьба через деятельность конкретных людей, а потому политическая или эмоциональная оценка их деятельности возможны. Но не для истории.
Ежели история желает быть наукой, ей следует изучать эволюцию структур, и прежде всего движение ресурсов, обеспечивающих эту эволюцию, устранившись от политики и избегая эмоций. «Динамической системе» под названием Россия была нужнаторговля, чтобы крутились колёса экономики, чтобы в страну притекали деньги. Системе английского капитализма российская торговля была выгодна. Они и находили баланс через самоорганизацию. Иоанн Грозный понимал, зачем стране нужны английские торговцы. Те, кто пришли ему на смену, этого уже не понимали, но знали, что Грозный англичанам льготы давал, и усиливали эту политику. Так полезное для страны дело превращалось во вредное.
В результате окончательной победы Романовых английская монополия на ведение внешней торговли России оставалась незыблемой вплоть до революции Кромвеля в 1648 году, когда англичане, по выражению царя Алексея Михайловича, «своего законного короля Карлуса до смерти убили». А после реставрации Стюартов в 1660 году позиции английских колонизаторов в России уже не были такими прочными; их место надолго заняли «голландские немцы», успевшие за этот период провести свою буржуазную революцию…
Филарет и Михаил
Говоря об обстоятельствах прихода Романовых к власти в Москве, для начала отметим два основных пункта.
Во-первых, история Бориса Годунова и смуты 1606—1613 годов последующими Романовыми сильно искажена. Это, разумеется, вызвано политическими и эмоциональными причинами; хотя Романовы и стали царями по приговору Земского собора, получив свою легитимность, всё же – никому не надо, чтобы об устранённом тобой предшественнике у подданных оставалась хорошая память.
Во-вторых, Фёдор Романов (впоследствии Филарет) ещё в 1598 году прекрасно понял, какую роль может сыграть свояцерковь на примере того же Годунова, поставившего своегомосковского патриарха Иова, что в какой-то степени предопределило решение о выборе Бориса царём на Соборе 1598 года. После первого, неудавшегося заговора против царя Бориса, у постриженного в монахи Филарета не осталось другого пути к власти, и он превратился в яростного «ревнителя православия» – по сути, создав своюцерковь.
Согласно официальной историографии, Ф. Н. Романов родился около 1555 года в семье боярина Никиты Романовича Юрьева. Легко видеть, что фамилия Романов вовсе не фамилия, а так он назван по имени деда. Он был якобы племянником первой жены Иоанна Грозного Анастасии Захарьиной, и, соответственно, двоюродным братом последнего рюриковича, царя Фёдора Иоанновича, по женской линии.
Квинтэссенцию его официозной биографии находим в БЭС:
ПАТРИАРХ. Фёдор Романов был женат, имел сына Михаила (1597 года рождения) и дочь. После пострижения в монахи в 1601 принял имя Филарет. Это единственныйв истории России патриарх, у которого были дети, что сегодня немыслимо по церковному уставу. Это единственныйпатриарх, которого провозглашали (не избирая!) дважды: в 1608 году в Тушине, и в 1619 в Москве, по возвращении из польского плена. (Сразу после его отбытия в Польшу, Церковный Собор принял решение не избирать патриарха до возвращения Филарета из плена. Так началось междупатриаршество. На переходное время церковь возглавлял владыка Казанский Ефрем, а по его смерти – митрополит Крутицкий Иона.) В дальнейшем Филарет сумел не только организовать избрание своего несовершеннолетнего сына Михаила Царём Всея Руси, он и сам был избран «Великим Государем», то есть Царём, оставаясь при этом Патриархом, и единолично правил Московией до своей смерти в 1633 году за сына, который без ведома папеньки ни одной бумаги не подписал.
В ОПАЛЕ. Этот человек остро соперничал со своим ровесником Борисом Годуновым и пытался отравить его ещё в 1601 году, за что и был Годуновым сослан, а затем пострижен в монахи. А полтора века спустя в Романовской версии истории затвержено, что Годунов повинен не только в «убиении законного наследника Рюриковичей» царевича Дмитрия, но и в фабрикации дела о заговоре Романова и незаслуженных на него гонениях.
Основатель будущей династии стоял практически за всеми заговорами при российском дворе, включая «неожиданную» смерть Годунова, которая носила явные признаки отравления, и последующее уничтожение рода Годуновых. Ещё одной жертвой отравления стал в 1610 году талантливый полководец М. Скопин-Шуйский, успешно возглавлявший борьбу с поляками. Его смерть открыла дорогу к смещению царя Василия Шуйского. На совести клана Романовых и мученическая смерть инокини Марфы – вдовы Иоанна Грозного Марии Нагой в 1612 году, и пятилетнего сына Марины Мнишек («ворёнка»).
РОСТОВСКИЙ МИТРОПОЛИТ. А митрополитом его назначил – за какие-то заслуги, не названные составленной при его внуке Алексее историей, – никто иной, как польский ставленник Дмитрий I, то есть, по той же Романовской версии, его же, Филарета, бывший служащиймонах-расстрига Григорий Отрепьев. Но вот о том, что в митрополиты заговорщик превратился сразупо смерти Годунова, нигде особо не сказано. Кстати, есть сообщения, что до пострига Юрий Богданович Отрепьев, происходивший из бедного рода галицких бояр (Григорий – монашеское имя), был холопом (для того времени – придворным) старомосковского боярского рода Романовых.
А в патриархи его произвёл «Лжедмитрий Второй». Если этот «Второй» не был выжившим «Первым», а был новым самозванцем, так надо ещё подумать, откуда у него такое благоволение и доверие к бывшему московскому боярину, протеже предыдущего самозванца. Ведь вот что пишет Р. Г. Скрынников о деятельности Филарета в этот период: «Фактическим главой тушинского правительства стал уже упоминавшийся ростовский митрополит Филарет, человек незаурядных способностей и сильной воли. В Тушино его привезли как пленника, но Лжедмитрий II предложил ему сан „патриарха всея Руси“. И Филарет принял его, хотя ещё совсем недавно предавал анафеме нового „еретика и вора“, появившегося в Стародубе… Филарет с ещё большим усердием стал совершать молебствия во здравие „великого государя Дмитрия Ивановича и его благоверной супруги Марины Юрьевны“. (См. «Крест и корона», стр. 346.)
Вообще изобилие самозванных «Димитриев», появляющихся не одновременно, а последовательно, наводит на мысль, что это один и тот же литературный герой, но из разных сценариев, объединённых в дальнейшем в одно произведение. Или некая государственная структуратиражировала их, действуя по одному шаблону. Но об этом мы уже писали.
«ВЕЛИКОЕ ПОСОЛЬСТВО». Всё время польской интервенции на Русь Филарет находился в стане врага, у короля Сигизмунда III, возглавляя вместе с князем Голицыным «великое посольство» – и попробуй догадайся, что официальной целью посольства было приглашение на русское царство польского королевича Владислава. Трудно сказать, насколько легитимным было это посольство; традиционно его не считают актом национальной или государственной измены лишь на том основании, что приглашение Владислава предусматривалось Договором от 17 августа 1610 года. Но насколько законен был сам Договор? Ведь Филарет представлял в Польше «Тушинского вора», который обладал не большей легитимностью, чем наши современные «беловежские заговорщики», разрушившие Советский Союз.
Филарет оказался опытным и «патриотичным» послом: так уговаривал поляков взять Русь себе, что они затеяли с ней войну, а самого посла взяли «в плен»! Впрочем, он и в плену не терял время даром, умело играя на тщеславии и Голицына, и Сигизмунда. Последний в 1611 даже сам возжелал занять русский трон, но испугался гнева Папы, поскольку Филарет выдвигал условием принятие православия. Это же требование останавливало и королевича Владислава; приняв Московский трон и православие, он лишался возможности в дальнейшем надеть ещё и польскую корону. (Из-за вопроса о перемене веры послов и взяли «в плен».)
При этом Филарет, естественно, скрывал своипретензии на власть в Москве, а подчёркивал, что основной русский претендент, князь Василий Голицын, находится тут же, в заложниках. И как же было Голицыну сомневаться в Филарете, если он был повязан с Романовыми кровью: в 1605 году лично участвовал в убийстве вдовы Годунова и его сына Фёдора, уже провозглашённогоцарём. (См. «Хроники смутного времени», стр. 304—305).
Клан Захарьиных-Юрьевых-Романовых в начале XVII века истребил всю ветвь рюриковичей, идущую от Иоанна Калиты, и сделал это руками потомков ветви гедиминовичей (то есть «литовцев»): князей Хованских, Воротынских и Мстиславских. Затем были ликвидированы все до одного претенденты из рода Годунова. Затем – из рода Дмитрия I. В 1613 году, году избирания на царство сына Филарета, из возможных его соперников оставался лишь один не «сошедший с дистанции» князь Василий Голицын. И какое совпадение: когда Филарет с триумфом вернулся из Польши в Москву в 1619-м, князь Голицын… умер. Гений кардинала Ришелье меркнет рядом с Филаретом.
Рассмотрим подробнее ход избрания Михаила на царство, воспользовавшись книгой «Государи дома Романовых», вышедшей в свет через три столетия после этого события. В сей книге писано:
«Смута последовательно сводила с политической сцены «великие роды» московские XVI века. После кратковременного торжества были приведены в ничтожество Годуновы. Бурями смуты разбит был весь Романовский круг. Князья Шуйские погибали в плену. Семья князей Голицыных была разрознена, и старший из них был полонен вместе с Филаретом Романовым. Бояре князья Мстиславский, Воротынский, Куракин и др. оказались в явной – хотя бы и невольной – близости к королю Сигизмунду и рассматривались как изменники. «Отъял Господь сильныя земли», выразился один из современников, говоря о разгроме в смуту московской аристократии. При таких условиях, когда Господь «отъял сильныя земли», трудно было, разумеется, определить, за кем из московской знати более прав и возможности наследовать «великим государям московским» и сесть на их «вдовевший» престол».
Говоря коротко, для многих из числа элиты казалось невозможным искать царя в среде разбитого боярства. И «восхотеша начальницы паки себе царя от иноверных», говорит летописец. Король Сигизмунд и его сын Владислав получили вести, что «на Москве у бояр… и у лучших людей хотение есть, чтобы просити на государство вас, великого господаря королевича Владислава Жигимонтовича». Шведские власти, занимавшие в то время Новгород, также имели от русских людей, попадавших в их руки, неоднократные указания на то, что князь Дмитрий Пожарский и другие «бояре» предпочитали шведского герцога Карла Филиппа туземному кандидату на престол.
Но если «начальников и бояр» пугала мысль об избрании на царство своего туземного кандидата, то прочую массу московских избирателей и простых обывателей страшила возможность нового воцарения иноземца. Летописец прямо говорит, что «народи ратнии не восхотеша сему быти». В особенности же среди этих «ратных народов» настроены против иноземца были казаки. В то же время среднее население Москвы, не разделявшее боярской мысли об иноземном царе, боялось излишнего «патриотизма» самих казаков: на Московском царстве могло оказаться отродье самозванца – «Маринкин сын», «ворёнок» царевич Иван. Дело в том, что в исход 1612 года казачье войско в Москве своим числом более чем вдвое превосходило дворянскую силу и раза в полтора превосходило дворян и стрельцов вместе взятых.
Этот сильнейший и беспокойнейший «столп» тогдашнего общества московским властям предстояло обеспечивать кормами и держать в повиновении и порядке. Задача была не по силам временному правительству князей Трубецкого и Пожарского, за которым уже не было большой и сильной земской рати, поскольку её распустили. А казаки настойчиво и беззастенчиво требовали кормов и всякого жалованья. По сообщению летописца, казаки после взятия Кремля «начаша прошати жалованья безпрестанно»; они «всю казну московскую взяша». Из-за казны они однажды пришли в Кремль и хотели «побить» начальников (князей Трубецкого и Пожарскаго), но дворяне не допустили до этого и меж ними «едва без крови пройде».
Одновременно с требованием «кормов» казаки проявляли и некоторую политическую требовательность. И неудивительно: во главе временного правительства по чиновному старшинству почитался казачий воевода князь Д. Т. Трубецкой; главную силу московского гарнизона составляли казаки; было явно, что их боялись. Казаки ещё до Собора, избравшего государя, «примеривали» на престол наиболее удобных для них лиц, а такими оказывались сын бывшего Тушинского вора «воровской Калужский» царевич и сын Тушинского патриарха Филарета Романова.
«И многое было волнение всяким людем», говорит летописец. Следовало обезопаситься от возможных интриг сверху и от грубого насилия снизу, и осмотрительно наметить достойного избранника на «вдовевший престол. Таковы были задачи Земского собора, сошедшегося в Москве в январе 1613 года.
Каков же был этот Собор? В официозном издании, вышедшем через триста лет после него, читаем: «До нас почти совсем не дошло документов собора, кроме торжественной „утверждённой грамоты“ об избрании М. Ф. Романова. Нет поэтому подробных и точных сведений о составе собора, о ходе его заседаний и о последовательности рассуждений и постановлений собора».
Известно, что временное правительство князей Трубецкого н Пожарского грамотами ещё в ноябре 1612 года созывало в Москву «изо всяких чинов», «изо всех городов», «по десяти человек от городов», для «государственных и земских дел», а главным образом для избрания государя, которое должно было совершиться «всякими людьми от мала и до велика». «Освящённый собор», – то есть его священническая часть, – включал в себе трёх митрополитов (Ефрема, Кирилла и Иoнy), архиереев, архимандритов н игуменов. Но священники давали свои подписи вместе с городскими представителями и иногда называли себя «выборными». Поэтому белое духовенство следует считать не в освящённом соборе, а в рядах земских представителей.
Во-первых, история Бориса Годунова и смуты 1606—1613 годов последующими Романовыми сильно искажена. Это, разумеется, вызвано политическими и эмоциональными причинами; хотя Романовы и стали царями по приговору Земского собора, получив свою легитимность, всё же – никому не надо, чтобы об устранённом тобой предшественнике у подданных оставалась хорошая память.
Во-вторых, Фёдор Романов (впоследствии Филарет) ещё в 1598 году прекрасно понял, какую роль может сыграть свояцерковь на примере того же Годунова, поставившего своегомосковского патриарха Иова, что в какой-то степени предопределило решение о выборе Бориса царём на Соборе 1598 года. После первого, неудавшегося заговора против царя Бориса, у постриженного в монахи Филарета не осталось другого пути к власти, и он превратился в яростного «ревнителя православия» – по сути, создав своюцерковь.
Согласно официальной историографии, Ф. Н. Романов родился около 1555 года в семье боярина Никиты Романовича Юрьева. Легко видеть, что фамилия Романов вовсе не фамилия, а так он назван по имени деда. Он был якобы племянником первой жены Иоанна Грозного Анастасии Захарьиной, и, соответственно, двоюродным братом последнего рюриковича, царя Фёдора Иоанновича, по женской линии.
Квинтэссенцию его официозной биографии находим в БЭС:
« ФИЛАРЕТ(Романов Фед. Никитич) (ок. 1554/55—1633), патриарх (1608—10 и с 1619), отец царя Михаила Фёдоровича, боярин (с 1587). Приближённый царя Фёдора Ивановича, при Борисе Годунове с 1600 – в опале, пострижен в монахи. При Лжедмитрии I с 1605 ростовский митрополит, в 1608—10 в Тушинском лагере. В 1610 возглавлял «великое посольство» к Сигизмунду III, задержан в польском плену. С 1619 фактический правитель страны».Посмотрим по пунктам.
ПАТРИАРХ. Фёдор Романов был женат, имел сына Михаила (1597 года рождения) и дочь. После пострижения в монахи в 1601 принял имя Филарет. Это единственныйв истории России патриарх, у которого были дети, что сегодня немыслимо по церковному уставу. Это единственныйпатриарх, которого провозглашали (не избирая!) дважды: в 1608 году в Тушине, и в 1619 в Москве, по возвращении из польского плена. (Сразу после его отбытия в Польшу, Церковный Собор принял решение не избирать патриарха до возвращения Филарета из плена. Так началось междупатриаршество. На переходное время церковь возглавлял владыка Казанский Ефрем, а по его смерти – митрополит Крутицкий Иона.) В дальнейшем Филарет сумел не только организовать избрание своего несовершеннолетнего сына Михаила Царём Всея Руси, он и сам был избран «Великим Государем», то есть Царём, оставаясь при этом Патриархом, и единолично правил Московией до своей смерти в 1633 году за сына, который без ведома папеньки ни одной бумаги не подписал.
В ОПАЛЕ. Этот человек остро соперничал со своим ровесником Борисом Годуновым и пытался отравить его ещё в 1601 году, за что и был Годуновым сослан, а затем пострижен в монахи. А полтора века спустя в Романовской версии истории затвержено, что Годунов повинен не только в «убиении законного наследника Рюриковичей» царевича Дмитрия, но и в фабрикации дела о заговоре Романова и незаслуженных на него гонениях.
Основатель будущей династии стоял практически за всеми заговорами при российском дворе, включая «неожиданную» смерть Годунова, которая носила явные признаки отравления, и последующее уничтожение рода Годуновых. Ещё одной жертвой отравления стал в 1610 году талантливый полководец М. Скопин-Шуйский, успешно возглавлявший борьбу с поляками. Его смерть открыла дорогу к смещению царя Василия Шуйского. На совести клана Романовых и мученическая смерть инокини Марфы – вдовы Иоанна Грозного Марии Нагой в 1612 году, и пятилетнего сына Марины Мнишек («ворёнка»).
РОСТОВСКИЙ МИТРОПОЛИТ. А митрополитом его назначил – за какие-то заслуги, не названные составленной при его внуке Алексее историей, – никто иной, как польский ставленник Дмитрий I, то есть, по той же Романовской версии, его же, Филарета, бывший служащиймонах-расстрига Григорий Отрепьев. Но вот о том, что в митрополиты заговорщик превратился сразупо смерти Годунова, нигде особо не сказано. Кстати, есть сообщения, что до пострига Юрий Богданович Отрепьев, происходивший из бедного рода галицких бояр (Григорий – монашеское имя), был холопом (для того времени – придворным) старомосковского боярского рода Романовых.
А в патриархи его произвёл «Лжедмитрий Второй». Если этот «Второй» не был выжившим «Первым», а был новым самозванцем, так надо ещё подумать, откуда у него такое благоволение и доверие к бывшему московскому боярину, протеже предыдущего самозванца. Ведь вот что пишет Р. Г. Скрынников о деятельности Филарета в этот период: «Фактическим главой тушинского правительства стал уже упоминавшийся ростовский митрополит Филарет, человек незаурядных способностей и сильной воли. В Тушино его привезли как пленника, но Лжедмитрий II предложил ему сан „патриарха всея Руси“. И Филарет принял его, хотя ещё совсем недавно предавал анафеме нового „еретика и вора“, появившегося в Стародубе… Филарет с ещё большим усердием стал совершать молебствия во здравие „великого государя Дмитрия Ивановича и его благоверной супруги Марины Юрьевны“. (См. «Крест и корона», стр. 346.)
Вообще изобилие самозванных «Димитриев», появляющихся не одновременно, а последовательно, наводит на мысль, что это один и тот же литературный герой, но из разных сценариев, объединённых в дальнейшем в одно произведение. Или некая государственная структуратиражировала их, действуя по одному шаблону. Но об этом мы уже писали.
«ВЕЛИКОЕ ПОСОЛЬСТВО». Всё время польской интервенции на Русь Филарет находился в стане врага, у короля Сигизмунда III, возглавляя вместе с князем Голицыным «великое посольство» – и попробуй догадайся, что официальной целью посольства было приглашение на русское царство польского королевича Владислава. Трудно сказать, насколько легитимным было это посольство; традиционно его не считают актом национальной или государственной измены лишь на том основании, что приглашение Владислава предусматривалось Договором от 17 августа 1610 года. Но насколько законен был сам Договор? Ведь Филарет представлял в Польше «Тушинского вора», который обладал не большей легитимностью, чем наши современные «беловежские заговорщики», разрушившие Советский Союз.
Филарет оказался опытным и «патриотичным» послом: так уговаривал поляков взять Русь себе, что они затеяли с ней войну, а самого посла взяли «в плен»! Впрочем, он и в плену не терял время даром, умело играя на тщеславии и Голицына, и Сигизмунда. Последний в 1611 даже сам возжелал занять русский трон, но испугался гнева Папы, поскольку Филарет выдвигал условием принятие православия. Это же требование останавливало и королевича Владислава; приняв Московский трон и православие, он лишался возможности в дальнейшем надеть ещё и польскую корону. (Из-за вопроса о перемене веры послов и взяли «в плен».)
При этом Филарет, естественно, скрывал своипретензии на власть в Москве, а подчёркивал, что основной русский претендент, князь Василий Голицын, находится тут же, в заложниках. И как же было Голицыну сомневаться в Филарете, если он был повязан с Романовыми кровью: в 1605 году лично участвовал в убийстве вдовы Годунова и его сына Фёдора, уже провозглашённогоцарём. (См. «Хроники смутного времени», стр. 304—305).
Клан Захарьиных-Юрьевых-Романовых в начале XVII века истребил всю ветвь рюриковичей, идущую от Иоанна Калиты, и сделал это руками потомков ветви гедиминовичей (то есть «литовцев»): князей Хованских, Воротынских и Мстиславских. Затем были ликвидированы все до одного претенденты из рода Годунова. Затем – из рода Дмитрия I. В 1613 году, году избирания на царство сына Филарета, из возможных его соперников оставался лишь один не «сошедший с дистанции» князь Василий Голицын. И какое совпадение: когда Филарет с триумфом вернулся из Польши в Москву в 1619-м, князь Голицын… умер. Гений кардинала Ришелье меркнет рядом с Филаретом.
Рассмотрим подробнее ход избрания Михаила на царство, воспользовавшись книгой «Государи дома Романовых», вышедшей в свет через три столетия после этого события. В сей книге писано:
«Смута последовательно сводила с политической сцены «великие роды» московские XVI века. После кратковременного торжества были приведены в ничтожество Годуновы. Бурями смуты разбит был весь Романовский круг. Князья Шуйские погибали в плену. Семья князей Голицыных была разрознена, и старший из них был полонен вместе с Филаретом Романовым. Бояре князья Мстиславский, Воротынский, Куракин и др. оказались в явной – хотя бы и невольной – близости к королю Сигизмунду и рассматривались как изменники. «Отъял Господь сильныя земли», выразился один из современников, говоря о разгроме в смуту московской аристократии. При таких условиях, когда Господь «отъял сильныя земли», трудно было, разумеется, определить, за кем из московской знати более прав и возможности наследовать «великим государям московским» и сесть на их «вдовевший» престол».
Говоря коротко, для многих из числа элиты казалось невозможным искать царя в среде разбитого боярства. И «восхотеша начальницы паки себе царя от иноверных», говорит летописец. Король Сигизмунд и его сын Владислав получили вести, что «на Москве у бояр… и у лучших людей хотение есть, чтобы просити на государство вас, великого господаря королевича Владислава Жигимонтовича». Шведские власти, занимавшие в то время Новгород, также имели от русских людей, попадавших в их руки, неоднократные указания на то, что князь Дмитрий Пожарский и другие «бояре» предпочитали шведского герцога Карла Филиппа туземному кандидату на престол.
Но если «начальников и бояр» пугала мысль об избрании на царство своего туземного кандидата, то прочую массу московских избирателей и простых обывателей страшила возможность нового воцарения иноземца. Летописец прямо говорит, что «народи ратнии не восхотеша сему быти». В особенности же среди этих «ратных народов» настроены против иноземца были казаки. В то же время среднее население Москвы, не разделявшее боярской мысли об иноземном царе, боялось излишнего «патриотизма» самих казаков: на Московском царстве могло оказаться отродье самозванца – «Маринкин сын», «ворёнок» царевич Иван. Дело в том, что в исход 1612 года казачье войско в Москве своим числом более чем вдвое превосходило дворянскую силу и раза в полтора превосходило дворян и стрельцов вместе взятых.
Этот сильнейший и беспокойнейший «столп» тогдашнего общества московским властям предстояло обеспечивать кормами и держать в повиновении и порядке. Задача была не по силам временному правительству князей Трубецкого и Пожарского, за которым уже не было большой и сильной земской рати, поскольку её распустили. А казаки настойчиво и беззастенчиво требовали кормов и всякого жалованья. По сообщению летописца, казаки после взятия Кремля «начаша прошати жалованья безпрестанно»; они «всю казну московскую взяша». Из-за казны они однажды пришли в Кремль и хотели «побить» начальников (князей Трубецкого и Пожарскаго), но дворяне не допустили до этого и меж ними «едва без крови пройде».
Одновременно с требованием «кормов» казаки проявляли и некоторую политическую требовательность. И неудивительно: во главе временного правительства по чиновному старшинству почитался казачий воевода князь Д. Т. Трубецкой; главную силу московского гарнизона составляли казаки; было явно, что их боялись. Казаки ещё до Собора, избравшего государя, «примеривали» на престол наиболее удобных для них лиц, а такими оказывались сын бывшего Тушинского вора «воровской Калужский» царевич и сын Тушинского патриарха Филарета Романова.
«И многое было волнение всяким людем», говорит летописец. Следовало обезопаситься от возможных интриг сверху и от грубого насилия снизу, и осмотрительно наметить достойного избранника на «вдовевший престол. Таковы были задачи Земского собора, сошедшегося в Москве в январе 1613 года.
Каков же был этот Собор? В официозном издании, вышедшем через триста лет после него, читаем: «До нас почти совсем не дошло документов собора, кроме торжественной „утверждённой грамоты“ об избрании М. Ф. Романова. Нет поэтому подробных и точных сведений о составе собора, о ходе его заседаний и о последовательности рассуждений и постановлений собора».
Известно, что временное правительство князей Трубецкого н Пожарского грамотами ещё в ноябре 1612 года созывало в Москву «изо всяких чинов», «изо всех городов», «по десяти человек от городов», для «государственных и земских дел», а главным образом для избрания государя, которое должно было совершиться «всякими людьми от мала и до велика». «Освящённый собор», – то есть его священническая часть, – включал в себе трёх митрополитов (Ефрема, Кирилла и Иoнy), архиереев, архимандритов н игуменов. Но священники давали свои подписи вместе с городскими представителями и иногда называли себя «выборными». Поэтому белое духовенство следует считать не в освящённом соборе, а в рядах земских представителей.