Страница:
«Исторический процесс вскрывается в явлениях человеческой жизни, известия окоторых сохранились в исторических памятниках или источниках. Явления эти необозримо разнообразны, касаются международных отношений, внешней и внутренней жизни отдельных народов, деятельности отдельных лиц среди того или другого народа. Все эти явления складываются в великую жизненную борьбу, которую вело и ведёт человечество, стремясь к целям, им себе поставленным. От этой борьбы, постоянно меняющей свои приёмы и характер, однако, отлагается нечто более твёрдое и устойчивое: это – известный житейский порядок, строй людских отношений, интересов, понятий, чувств, нравов. Сложившегося порядка люди держатся, пока непрерывное движение исторической драмы не заменит его другим. Во всех этих изменениях историка занимают два основных предмета, которые он старается разглядеть в волнистом потоке исторической жизни, как она отражается в источниках. Накопление опытов, знаний, потребностей, привычек, житейских удобств, улучшающих, с одной стороны, частную личную жизнь отдельного человека, а с другой – устанавливающих и совершенствующих общественные отношения между людьми, – словом, выработка человека ичеловеческого общежития – таков один предмет исторического изучения. Степень этой выработки, достигнутую тем или другим народом, обыкновенно называют его культурой, или цивилизацией; признаки, по которым историческое изучение определяет эту степень, составляют содержание особой отрасли исторического ведения, истории культуры, или цивилизации. Другой предмет исторического наблюдения – это природа и действие исторических сил, строящих человеческие общества, свойства тех многообразных нитей, материальных и духовных, помощью которых случайные и разнохарактерные людские единицы с мимолётным существованием складываются в стройные и плотные общества, живущие целые века. Историческое изучение строения общества, организации людских союзов, развития и отправлений их отдельных органов – словом, изучение свойств и действия сил, созидающих и направляющих людское общежитие, составляет задачу особой отрасли исторического знания, науки об обществе, которую также можно выделить из общего исторического изучения под названием исторической социологии. Существенное отличие её от истории цивилизации в том, что содержание последней составляют результаты исторического процесса, а в первой наблюдению подлежат силы и средства его достижения, так сказать, его кинетика. По различию предметов неодинаковы и приёмы изучения».И всё же, сколь ни различны эти «предметы» – историческая социология и история цивилизации, то, что у науки получилось в итоге, можно смело назвать не более, как оформленной в литературном виде политической историографией. «Накопление опытов, знаний, потребностей, привычек, житейских удобств, улучшающих, с одной стороны, частную личную жизнь отдельного человека, а с другой – устанавливающих и совершенствующих общественные отношения между людьми», – пишет Ключевский. И где же «накопление знаний»? где «совершенствование отношений»? – традиционное деление истории на великую античность, «тёмные века» и наивное Средневековье ничего этого не показывает. Что-то не так-с!
А дело в том, что выстраивание истории на основе почти исключительно письменных источников, без учёта законов эволюции, без применения естественнонаучных дисциплин, – которые применяются лишь для подтверждения версий, а не для их выдвижения, – заведомо обречены на ошибку. Мы именно с этого начали нашу книгу, написав в предисловии, что люди оставляют письменные свидетельства эпохи, но делают записи о происходящем в меру своего понимания событий. А само это понимание проходит свой путь эволюции, а если учесть, что среди письменных свидетельств имеются и просто художественные вымыслы, то дело становится совсем плохим. Могут ли будущие историки разобраться с прошлым, если они основываются на совершенно иных представлениях о мире, и не могут понять, где «свидетельство», а где – художественное произведение?
Но есть и ещё одна сторона дела: неполнота информации. Игорь Литвин пишет:
«Особенностью устной и письменной речи является то, что люди передают неполное описание предметов и событий, а лишь их отличие от общепринятых (в их время, – Авт.) образов и стереотипов. Например, если одна подруга сообщает другой в письме, что она выходит замуж, и уже купила платье, то это не значит, что раньше у неё платьев не было. Тем более, она не пытается в письме изложить суть понятия «выйти замуж». Обмен таким количеством информации между людьми не выдержит ни обычная, ни электронная почта. Люди сообщают друг другу лишь своеобразный код, активирующий у получателя один из уже сложившихся традиционных образов. Таким образом, для передачи отличий нового образа от традиционного достаточно сообщить минимум уточняющих деталей (а историки уже из них «лепят» образ прошлого, – Авт.). Возможно, математик, читающий эти строки, воскликнет: выделение изменения величины и обратное преобразование сродни математической операции дифференцирования, с последующим интегрированием. Но при таком преобразовании теряется информация о постоянной составляющей, в нашем случае – базовая информация о менталитете предков, их стереотипах восприятия, в соответствии с которым и писались и воспринимались послания летописцев. Именно эта утрачиваемая информация о фундаментальных понятиях старины нас и интересует. К сожалению, её приходится восстанавливать исходя из описания второстепенных подробностей: количества съеденного лошадьми овса и размеров глиняных черепков. Возможно, свой вклад в историю смогут внести специалисты по прикладной теории кодирования и восстановления массивов информации».Пусть какое-то событие произошло недавно, несколько десятилетий назад, – но в силу изменения понятий и даже географических названий представитель нового поколения людей способен ошибиться. При изучении же старинных документов ошибки вообще неизбежны; наш современник воспринимает их, исходя из новых представлений, а не из тех понятий, на обладание которыми рассчитывал летописец. Ведь летописцы предполагали, что их читатели будут иметь познания, в основе своей совпадающие с познаниями и представлениями их, летописцев. Но спустя столетия этого не происходит, и вот, историки (чьи представления тоже менялись век от века) совместными усилиями создали весьма мифологизированное описание прошлого, и поймать их за руку некому, из-за полного отсутствия людей с «прежними» представлениями.
За последние триста лет многие мыслители разных стран выражали сомнения в достоверности такой истории. Один из самых интересных и серьёзных критиков – наш соотечественник, Николай Александрович Морозов (1854—1946). Его многотомный труд «История человечества в естественнонаучном освещёнии» превышает 5 тысяч страниц; учёный отдал ему более сорока лет жизни. Работа больше известна под названием «Христос», – такое название предложили издатели в 1920-х годах. В этой работе Морозов на основании различных научных методов даёт новую периодизацию древней и средневековой истории. А мы обратим внимание на оригинальное название: учёный предпринял работу по разоблачению традиционной истории, как мифической, применив для этого знания и методы естественных наук.
У Н. А. Морозова были предшественники: Исаак Ньютон (1643—1737), немало потрудившийся для исправления хронологии; Генри Бокль (1821—1862), который писал историю, исходя из географического детерминизма, и другие. Кстати, Морозов отмечает и неизбежность появления фальшивок, долженствующих «подкрепить» господствующие версии истории:
«С психологической точки зрения вполне понятно, что искателю редких документов, совершившему за ними отдалённейшее путешествие с огромными затратами собственного времени и нередко чужих средств, почти немыслимо, если он не герой добродетели, вернуться домой ни с чем, особенно когда головы соотечественников, как и его самого при начале путешествия, были переполнены фантазиями насчёт груд древних обломков и всяких клинописных надписей, валяющихся там чуть ли не на каждом шагу. Да и кто поверит, если возвратившись, он объявит, что там их ещё меньше, чем у него на родине, где тоже можно копать землю в разных местах целую жизнь и всё-таки не найти ничего особенно сенсационного? Соблазн подделать с отчаяния чего-нибудь тут почти непреодолим. Вот почему и надо строго отличать учёного историка от коллектора сырых исторических материалов. Это две совершенно разные категории людей и каждая категория совершенно различной психической закалки. Коллекторы всегда склонны к авантюризму, и при случае не прочь мистифицировать, а вторые, особенно очень узкие специалисты, которым трудно сделать широкие обобщения, часто слишком доверчивы, тем более, что история, как серьёзная наука, ищущая в кажущемся хаосе исторических явлений естественной причинности и эволюционной закономерности, возникла лишь со времени выхода в 1858 году гениальной книги Томаса Бокля «История цивилизации в Англии». Правда, что первые попытки этого рода были сделаны ещё Вольтером во второй половине XVIII века и отчасти Огюстом Контом в первой половине XIX века. Но Бокль впервые стал на естественнонаучную и фактическую почву, а потому и реальную «историческую науку» приходится начинать только с него, и это моё исследование только надстройка заложенного Боклем исследования».Теперь надо идти дальше. Не только разоблачение официозной истории, которую следовало бы называть политизированной историографией, но и построение действительно научной истории человечества, с опорой на все данные естественных наук, – вот какая задача встаёт перед наукой. Такая работа нисколько не умаляет роль историков, археологов, палеографов и т. д. Наоборот, для них открывается колоссальное поле деятельности по созданию именно научнойдисциплины истории, свободной от каких-либо идеологических установок. Также нельзя забывать, что развитие цивилизации, или культуры, со всей необходимостью требует учёта: есть или нет ресурс для такого развития. Ресурс – это не только материальные возможности той или иной местности, но также и такие человеческие качества, как интеллект (умение понимать, как можно использовать ресурс) и опыт (накопленные обществом примеры приложения интеллекта к ресурсу).
Переходы от фазы к фазе, или «скачки» на этом пути освоения ресурса ясно видны в техническом прогрессе человечества, – их только немного затеняет мифическая «античность». Вспомним опять историю развития морского флота, и такое явление, как использование катапульт. Если верить ныне принятой версии истории, на палубах античных галер батареями возвышались разные катапульты, аркбаллисты, дориболы, онагры и прочие камнемётные приспособления. Стрельбу по неприятельским кораблям они вели как булыжниками, так и заострёнными кольями и горшками с «греческим огнём».
Катапульты, говорят, были установлены на палубе. На какой? Конструктивной особенностью галеры является как раз отсутствие чистой палубы, за исключением маленьких площадок в носу и корме – бака и юта. А катапульта есть сооружение разлапистое, у неё много длинных движущихся деталей. Допустим, мы всё-таки умудрились втиснуть на бак и ют по одной (больше не войдёт). Что будет дальше? Читаем Г. Д. Костылёва:
«Предположим, зарядили мы катапульту пудовым булыжником и героически выстрелили! И куда мы попали? Отвечаю: пальцем в небо. 102% гарантии, все наши булыжники будут либо с силой втыкаться в воду прямо у борта, либо бессильно кувыркаться в поднебесье. Тот, кто всё это выдумал, попросту никогда не выходил в море на небольшом, по нынешним меркам, судне. Заметьте, я уже не говорю о гребле – чёрт с ней, просто выйди в море. Чем отличается палуба от городского сквера? Правильно, она всё время качается. Всё время и любая. Чем меньше судно, тем заметней качка. Спокойным, как зеркало, море бывает чрезвычайно редко. Можно всю жизнь посвятить морю и не встретить такого явления. Отсутствие/наличие ветра роли не играет: здесь тихо – значит, где-то штормит, и волны оттуда (зыбь) прикатят сюда, и будут валять нашу галеру с боку на бок. И кто-то считает, что в таких условиях, с такими прицельными приспособлениями (вообще без оных) можно попасть с движущейся платформы по движущейся цели?! Даже с появлением артиллерии меткая стрельба корабля по кораблю оставалась сложной задачей, а устранить влияние качки принципиально смогли только… – когда б вы думали? – ко Второй мировой войне, с созданием гироскопических стабилизаторов приборов управления огнём. Но, допустим, свершилось чудо: булыжник наш попал прямо в борт вражеской квадриремы. Что произойдёт? А ничего. Он просто отскочит, ещё 102% гарантии…»Теперь становится понятным, как могло быть на самом деле. С изобретение тяжёлых камнемётных приспособлений появилось множество видов катапульт, как оно и положено на «первом этапе». Но, во-первых, применять их на флоте было затруднительно, а во-вторых, на волне подобных изобретений появилось ещё одно камнемётное приспособление, только бросало оно камень не упругостью скрученных жил, а ударом пороха – пушка. Поэтому вполне можно согласиться с выводом Г. Д. Костылёва: «никаких катапульт на боевых кораблях никогда не было, и кулеврины, бомбарды и фальконеты – это ПЕРВОЕ оружие повышенного могущества, принятое на вооружение флота. А до того? А всё то же: лук, праща, копьё и меч».
…Люди находят новое сырьё, или придумывают новые технические приспособления. Это «первый» этап эволюции. Затем наступает время накопления опыта в использовании какого-либо природного (сырьё, материалы) и человеческого (знания, технологии) ресурса. Это «второй» этап, когда происходит эволюционирующее тиражирование продукции. Опыт приводит к новым открытиям и изобретениям, наступает период освоения нового ресурса (или нового качества уже известного ресурса). Так рождается новая технология, происходит техническая революция, которая переводит цивилизацию на качественно более высокий уровень. Снова начинается эволюционирующее тиражирование, и т. д.
Причём, как уже сказано, надо учитывать (а это весьма сложно), что в разных местах земли имеется разный набор ресурсов, а их освоение происходит с разной последовательностью. Именно вследствие этого мы имеем столь разные типы цивилизации на планете.
Без учёта законов естественной эволюции систем, без понимания значения ресурсного обеспечения, к ХХ веку вся традиционная история, основанная почти исключительно на изучении письменных текстов, превратилась в сборник плохо датированных мифов. История оказалась совершенно оторванной от реального бытования конкретных сообществ людей на конкретной планете, с конкретными природными условиями на местах.
Технологии и развитие цивилизации
Человеческая цивилизация, по космическим меркам, молода. Считается, что она началась в эпоху неолита, то есть за 8000 лет до н. э., когда человек помимо присваивающего хозяйствования (охота, ловля рыбы, собирательство) освоил производительную деятельность (земледелие, скотоводство, ремесло и т. д.). Процесс был нелинейным, развитие на разных территориях происходило по-разному, и всё же эволюция шла совершенно естественным путём, и, как уже показано, мы можем легко найти основные закономерности этой эволюции. Теперь перейдём от, так сказать, теории к «теоретической практике». Представим себе, как шло дело.
Открыв полезные свойства огня (тепло и приготовление пищи), первобытные люди кидали в него, что ни попадя. Так они узнавали и запоминали, что горит дольше и лучше: трава, листья, ветки. Ветки толстые или тонкие, влажные или сухие, смолистые или нет. Выяснили, например, что лучше всего использовать берёзовые дрова. Но где брать дрова? Казалось бы, вокруг одни леса, однако не было ни пилы, ни топора. Начинается поиск лучшей технологии заготовки дров.
Между тем, люди продолжали совать в огонь разнообразные предметы, и делали очень интересные открытия. Скажем, при сжигании серы сдыхают все окрестные паразиты. А некоторые «глины» при нагреве меняют цвет. Всё это добавляло людям опыта!
Дрова как энергоноситель дают температуру «красного каления»; этого достаточно для обжига глины и выплавки олова и свинца, а также сплавов на их основе с участием меди, то есть получения бронзы. А для развития чёрной металлургии нужен другой энергоноситель, уголь, причём для выплавки стали – уголь коксующийся, позволяющий достичь температуры «белого каления». Чёрная металлургия требует также использования флюсов. И в этих же условиях образуется не просто спечённая, но и плавленая керамика, то есть стекло.
Конечно, в большинстве случаев важно не столько применение угля, сколько освоение процесса поддува кислорода. Да и стекло при разном составе имеет разную температуру плавления. Однако, как бы там ни было, возникновение производства самого примитивного непрозрачного стекла неразрывно связано с производством керамики и развитием чёрной металлургии. Именно эволюция этих отраслей, происходящая за счёт получения всё более высокой температуры, могла тянуть за собой развитие стекольного производства, и никак наоборот. А традиционная история твердит, что стекло делали в Египте за 4000 лет до н. э.! С естественнонаучной точки зрения это абсурд.
Для любого производства в каждый данный момент необходимо выполнение двух условий: 1) наличие некоторого ресурса и 2) существование некоторой технологии переработки этого ресурса в продукцию. Кстати, при исследовании бесчисленных войн историки постоянно упускают из вида экономическую аксиому, что все войны на земле – есть борьба за контроль над источниками природных ресурсов и путями их транспортировки. А в какой-то период к числу природных ресурсов относились и работники, – рабы.
Все ресурсы для производственной деятельности предоставляет природа, а вот технология – это человеческое изобретение. Каждому изобретению предшествует открытие, то есть обнаружение интеллектом действия некоторого, ранее не известного ему закона природы. Тем самым осознание законов природы лежит в основе любого изобретения, а, следовательно, и технологии производства любой продукции, что и есть результат антропогенной деятельности. Цивилизация будто шагает вверх по лестнице: конвергентный («первый») этап эволюции сменяется дивергентным («вторым»), периоды накопления опыта в использовании ресурса – освоением нового ресурса. Рождается новая технология, её применение даёт новые открытия, за открытием следуют изобретения, лучшие из них внедряются, и выработанные на их основе технологии распространяются всё шире и шире…
Происходящие в итоге цивилизационные рывки характеризуются своими интервалами внедрения, временем, протёкшим от появления товарной (в самом широком смысле) продукции, выпущенной по новой технологии, и до начала массового постоянного использования её человечеством. Такой продукцией становилось в своё время всё, что мы знаем: ложка и вилка, колесо, стул, брюки, часы; углерод, медь, золото, железо и сера; конная тяга, пар, электричество, двигатель внутреннего сгорания и реактивная тяга. По теоретическим расчётам, использование становится массовым, когда доля населения крупного территориального или даже мирового сообщества, внедрившего в быт и производство новую продукцию, превышает 1/6 часть, или 17% от численности населения.
Последней такой продукцией можно считать сеть Интернет, число пользователей которой превысило 1 млрд. человек, при общей численности населения 6 млрд. человек.
Внедрение состоялось.
Перечень основных изобретений, повлиявших на историю человечества, приведён в таблице. Интервалы внедрения на сегодня достаточно надёжно (с точностью ±20%) определяются для последнего периода, примерно от 1600, самое раннее – 1500 года н. э. (этапы цивилизации №№ 15–22 в таблице). То, что было ещё раньше, в отношении датировок вообще сомнительно и, разумеется, в дальнейшем таблица будет серьёзно пересматриваться.
Потребуется ещё длительная работа по уточнению сроков «массового внедрения».
Нужно делать «скидку» на географическую размытость появления и внедрения изобретений: то, что стало известным в Западной Европе в XI—XIII веках, могло применяться в Византийской (она же Ромейская, она же Римская) империи на столетие или два раньше. Важно, что корректировка зависит прежде всего от времени появления коммуникаций; ведь без них ничего и быть не могло.
И всё же анализ данных этой нашей предварительной таблицы позволяет сделать три важнейших вывода:
1) интервалы внедрения параллельных по времени цивилизационных открытий и изобретений на одном и том же отрезке временной шкалы (на одном и том же этапе цивилизации) практически равны;
2) интервалы внедрения последующих по времени открытий и изобретений короче интервалов предыдущих.
3) открытия и изобретения, сделанные на одном отрезке времени, стимулируют внедрение друг друга. Например, на рубеже XX века рывок дала цепь изобретений: электрогенератор – радио – телефон и т. д., интервал внедрения каждого из которых составил до 20 лет.[2]
Несколько примеров. Параллельными цивилизационными событиями на рубеже XV—XVI веков были становление артиллерии как рода войск и распространение печатного дела; интервал внедрения каждого из этих событий составил около ста лет.
Одним из важнейших событий рубежа XVIII—XIX веков стало появление в практике человечества паровых машин. Здесь мы имеем пример ряда последовательных изобретений, сделанных в разных странах. Водяной насос (Папен, 1707 год), затем универсальный паровой двигатель (Ползунов, 1765, Уатт, 1784), паромобиль (Кюньо, 1769), паровоз (Тревитик, 1803) и, наконец, пароход (Фултон, 1807), который быстро начали применять, хотя и не везде. Россия, например, через пятьдесят лет после появления парохода Фултона проиграла Крымскую войну, в частности из-за отсутствия у неё пароходов.
Можно подумать, что интервал цивилизационного события «паровая машина» определяется величиной около ста лет, однако, поскольку водяной насос служил человечеству и сам по себе, на собственно паровую машину приходится 40 ±10 лет. Параллельно с этим событием состоялись и другие: в частности, массовая вакцинация (впервые – против оспы) и хроматический музыкальный звукоряд, ставший достоянием мировой культуры в течение тех же 40 лет после того, как Бах написал свой «Хорошо темперированный клавир». В середине же XX века для таких параллельных событий, как, например, создание ракетно-ядерного оружия и телевидение, интервал реализации составил всего примерно 10 лет.
Очевидно, что темп цивилизации со временем постоянно растёт. Во всяком случае, в 1500—2000 годах нет «цивилизационных провалов»: варварского запустения, деградации и прочего даже в случаях крупных природных катаклизмов и мировых войн. Все основные последовательные цивилизационные события (открытия, изобретения) в приведённой выше таблице расположены между условным первым событием и надёжно датированными событиями XVII века не по традиционной хронологии, а в логической причинно-следственной последовательности.
После начала применения тягловой силы – например, лошади, – не будет колесницы, пока не изобретено колесо (и действительно, до XV века в Европе применялись волокуши), а если нет стремян, то не появится конница. Пешие воины станут драться камнями и дубинами, пока не будет широко внедрена технология получения железных орудий и оружия. Если железа мало, то, значит, оно очень дорого, и ему будут искать дешёвую замену при изготовлении доспехов.
Для нас важно, что все эти рассуждения, приложенные к традиционной истории, мгновенно выдают её лживость. Нам сообщают, что стремена изобретены много позже начала н. э. (в Европе они появились не ранее XI века), и тут же мы видим в сочинениях историков древнеперсидского конника (катафрактия). За два столетия до н. э. сей могучий воин облачён в куртку-колет, обшитую железными или бронзовыми, иногда роговыми и кожаными пластинами наподобие рыбьей чешуи. На голове у него высокий остроконечный шлем. Его оружие – длинный тяжёлый меч и контос, длинное копьё, которое можно было пустить в ход только двумя руками сразу. А стремена?…
«Удивительно, каким образом катафрактий сохранял при этом равновесие, не имея стремян и лишённый возможности пользоваться поводьями, – пишет Ф. Кардини. – Как мог он удержаться в седле?» Никак не мог он удержаться в седле, скажем мы, потому что, едва его четырёхметровый контос упёрся бы в любую преграду (а его и делали как раз для того, чтобы упираться во врага, да ещё на большой скорости), и могучий катафрактий слетел бы на землю. Ведь стремян ещё не придумали!
Открыв полезные свойства огня (тепло и приготовление пищи), первобытные люди кидали в него, что ни попадя. Так они узнавали и запоминали, что горит дольше и лучше: трава, листья, ветки. Ветки толстые или тонкие, влажные или сухие, смолистые или нет. Выяснили, например, что лучше всего использовать берёзовые дрова. Но где брать дрова? Казалось бы, вокруг одни леса, однако не было ни пилы, ни топора. Начинается поиск лучшей технологии заготовки дров.
Между тем, люди продолжали совать в огонь разнообразные предметы, и делали очень интересные открытия. Скажем, при сжигании серы сдыхают все окрестные паразиты. А некоторые «глины» при нагреве меняют цвет. Всё это добавляло людям опыта!
Дрова как энергоноситель дают температуру «красного каления»; этого достаточно для обжига глины и выплавки олова и свинца, а также сплавов на их основе с участием меди, то есть получения бронзы. А для развития чёрной металлургии нужен другой энергоноситель, уголь, причём для выплавки стали – уголь коксующийся, позволяющий достичь температуры «белого каления». Чёрная металлургия требует также использования флюсов. И в этих же условиях образуется не просто спечённая, но и плавленая керамика, то есть стекло.
Конечно, в большинстве случаев важно не столько применение угля, сколько освоение процесса поддува кислорода. Да и стекло при разном составе имеет разную температуру плавления. Однако, как бы там ни было, возникновение производства самого примитивного непрозрачного стекла неразрывно связано с производством керамики и развитием чёрной металлургии. Именно эволюция этих отраслей, происходящая за счёт получения всё более высокой температуры, могла тянуть за собой развитие стекольного производства, и никак наоборот. А традиционная история твердит, что стекло делали в Египте за 4000 лет до н. э.! С естественнонаучной точки зрения это абсурд.
Для любого производства в каждый данный момент необходимо выполнение двух условий: 1) наличие некоторого ресурса и 2) существование некоторой технологии переработки этого ресурса в продукцию. Кстати, при исследовании бесчисленных войн историки постоянно упускают из вида экономическую аксиому, что все войны на земле – есть борьба за контроль над источниками природных ресурсов и путями их транспортировки. А в какой-то период к числу природных ресурсов относились и работники, – рабы.
Все ресурсы для производственной деятельности предоставляет природа, а вот технология – это человеческое изобретение. Каждому изобретению предшествует открытие, то есть обнаружение интеллектом действия некоторого, ранее не известного ему закона природы. Тем самым осознание законов природы лежит в основе любого изобретения, а, следовательно, и технологии производства любой продукции, что и есть результат антропогенной деятельности. Цивилизация будто шагает вверх по лестнице: конвергентный («первый») этап эволюции сменяется дивергентным («вторым»), периоды накопления опыта в использовании ресурса – освоением нового ресурса. Рождается новая технология, её применение даёт новые открытия, за открытием следуют изобретения, лучшие из них внедряются, и выработанные на их основе технологии распространяются всё шире и шире…
Происходящие в итоге цивилизационные рывки характеризуются своими интервалами внедрения, временем, протёкшим от появления товарной (в самом широком смысле) продукции, выпущенной по новой технологии, и до начала массового постоянного использования её человечеством. Такой продукцией становилось в своё время всё, что мы знаем: ложка и вилка, колесо, стул, брюки, часы; углерод, медь, золото, железо и сера; конная тяга, пар, электричество, двигатель внутреннего сгорания и реактивная тяга. По теоретическим расчётам, использование становится массовым, когда доля населения крупного территориального или даже мирового сообщества, внедрившего в быт и производство новую продукцию, превышает 1/6 часть, или 17% от численности населения.
Последней такой продукцией можно считать сеть Интернет, число пользователей которой превысило 1 млрд. человек, при общей численности населения 6 млрд. человек.
Внедрение состоялось.
Перечень основных изобретений, повлиявших на историю человечества, приведён в таблице. Интервалы внедрения на сегодня достаточно надёжно (с точностью ±20%) определяются для последнего периода, примерно от 1600, самое раннее – 1500 года н. э. (этапы цивилизации №№ 15–22 в таблице). То, что было ещё раньше, в отношении датировок вообще сомнительно и, разумеется, в дальнейшем таблица будет серьёзно пересматриваться.
Интервалы внедрения цивилизационных событий: открытий и изобретений
(по нашей версии)
Потребуется ещё длительная работа по уточнению сроков «массового внедрения».
Нужно делать «скидку» на географическую размытость появления и внедрения изобретений: то, что стало известным в Западной Европе в XI—XIII веках, могло применяться в Византийской (она же Ромейская, она же Римская) империи на столетие или два раньше. Важно, что корректировка зависит прежде всего от времени появления коммуникаций; ведь без них ничего и быть не могло.
И всё же анализ данных этой нашей предварительной таблицы позволяет сделать три важнейших вывода:
1) интервалы внедрения параллельных по времени цивилизационных открытий и изобретений на одном и том же отрезке временной шкалы (на одном и том же этапе цивилизации) практически равны;
2) интервалы внедрения последующих по времени открытий и изобретений короче интервалов предыдущих.
3) открытия и изобретения, сделанные на одном отрезке времени, стимулируют внедрение друг друга. Например, на рубеже XX века рывок дала цепь изобретений: электрогенератор – радио – телефон и т. д., интервал внедрения каждого из которых составил до 20 лет.[2]
Несколько примеров. Параллельными цивилизационными событиями на рубеже XV—XVI веков были становление артиллерии как рода войск и распространение печатного дела; интервал внедрения каждого из этих событий составил около ста лет.
Одним из важнейших событий рубежа XVIII—XIX веков стало появление в практике человечества паровых машин. Здесь мы имеем пример ряда последовательных изобретений, сделанных в разных странах. Водяной насос (Папен, 1707 год), затем универсальный паровой двигатель (Ползунов, 1765, Уатт, 1784), паромобиль (Кюньо, 1769), паровоз (Тревитик, 1803) и, наконец, пароход (Фултон, 1807), который быстро начали применять, хотя и не везде. Россия, например, через пятьдесят лет после появления парохода Фултона проиграла Крымскую войну, в частности из-за отсутствия у неё пароходов.
Можно подумать, что интервал цивилизационного события «паровая машина» определяется величиной около ста лет, однако, поскольку водяной насос служил человечеству и сам по себе, на собственно паровую машину приходится 40 ±10 лет. Параллельно с этим событием состоялись и другие: в частности, массовая вакцинация (впервые – против оспы) и хроматический музыкальный звукоряд, ставший достоянием мировой культуры в течение тех же 40 лет после того, как Бах написал свой «Хорошо темперированный клавир». В середине же XX века для таких параллельных событий, как, например, создание ракетно-ядерного оружия и телевидение, интервал реализации составил всего примерно 10 лет.
Очевидно, что темп цивилизации со временем постоянно растёт. Во всяком случае, в 1500—2000 годах нет «цивилизационных провалов»: варварского запустения, деградации и прочего даже в случаях крупных природных катаклизмов и мировых войн. Все основные последовательные цивилизационные события (открытия, изобретения) в приведённой выше таблице расположены между условным первым событием и надёжно датированными событиями XVII века не по традиционной хронологии, а в логической причинно-следственной последовательности.
После начала применения тягловой силы – например, лошади, – не будет колесницы, пока не изобретено колесо (и действительно, до XV века в Европе применялись волокуши), а если нет стремян, то не появится конница. Пешие воины станут драться камнями и дубинами, пока не будет широко внедрена технология получения железных орудий и оружия. Если железа мало, то, значит, оно очень дорого, и ему будут искать дешёвую замену при изготовлении доспехов.
Для нас важно, что все эти рассуждения, приложенные к традиционной истории, мгновенно выдают её лживость. Нам сообщают, что стремена изобретены много позже начала н. э. (в Европе они появились не ранее XI века), и тут же мы видим в сочинениях историков древнеперсидского конника (катафрактия). За два столетия до н. э. сей могучий воин облачён в куртку-колет, обшитую железными или бронзовыми, иногда роговыми и кожаными пластинами наподобие рыбьей чешуи. На голове у него высокий остроконечный шлем. Его оружие – длинный тяжёлый меч и контос, длинное копьё, которое можно было пустить в ход только двумя руками сразу. А стремена?…
«Удивительно, каким образом катафрактий сохранял при этом равновесие, не имея стремян и лишённый возможности пользоваться поводьями, – пишет Ф. Кардини. – Как мог он удержаться в седле?» Никак не мог он удержаться в седле, скажем мы, потому что, едва его четырёхметровый контос упёрся бы в любую преграду (а его и делали как раз для того, чтобы упираться во врага, да ещё на большой скорости), и могучий катафрактий слетел бы на землю. Ведь стремян ещё не придумали!