Я сидел за удачно растущим на границе леса кустом и продумывал план действий. Тело болело и плохо слушалось, в глубине сознания настойчиво толкалось желание кого-нибудь убить, но в остальном голова вроде была ясной. Собравшись, я призвал рассудок к порядку, и мозги защелкали тактическим компьютером.
Задача: необходимо вернуть обратно вещи и получить хоть какую-то информацию о месте, в которое меня занесло. Имеем: голого предположительно неубиваемого зомби с одной стороны, и двух разбойников, один из которых ранен и здорово набрался - с другой. Как относятся местные жители к ожившим мертвецам - неизвестно. Каких-либо охранительных кругов или амулетов от нежити не заметно. План действий: выйти и открыто поковылять к костру, как только на меня обратят внимание - нагло потребовать назад свое барахло. Бандиты или кинутся в драку или драпанут, желание добровольно отдавать мертвяку вещи, за которые заплачено жизнями двух человек, навряд ли у них появится. Цель: раненый и пьяный грабитель. Здорового разбойника, если он будет сопротивляться, придется убивать, если наладится удирать - пусть бежит. Во время драки сознание постараться не терять, потому что иначе вместо информации рискую получить два зверски изуродованных трупа.
Решено. Я встал, не обращая внимания на шум, прошел сквозь куст на поляну, и, нарочито шаркая, отправился к костру. Надеюсь, ничего против таких, как я, у этой компании нет. Да и если есть, все равно ничего не меняется. У меня просто нет времени на разведку и окольные ходы.
Первым внимание на подозрительные звуки обратил пялившийся в огонь. Вскинув голову, он вгляделся в ночь. Не дожидаясь, пока его глаза привыкнут к темноте, я сделал еще шаг, попав в слабые дальние отблески пламени, и заговорил.
– Верните мои вещи, уроды, - голосовые связки восстановились не полностью, и вместо твердого приказного тона вышел полухрип-полушипение.
– …Еще и умрун, - констатировал здоровый разбойник. Не особо торопясь, он потянулся к сапогу, вытащил из-за голенища приличного размера нож и, плавно поднявшись на ноги, двинулся ко мне, аккуратно обходя костер. - Надо было еще там голову отрезать.
– Умрунчи-ик… - раненый разбойник уже наклюкался в зюзю. Даже подложенные под спину вещи не удерживали его обмякшее тело прямо, он скособочился, опираясь на здоровую руку. - Ща тебя Тавор разделает… Своим ножичком… Знатный у Тавора ножиче-ик…
– Спасибо, что предупредил, - я надвигался на Тавора, внимательно следя за пресловутым "ножичком". Кто знает, вдруг это - мощнейший инструмент для уничтожения таких, как я? Горло прочистилось, и мой голос стал почти таким, как и при жизни. - Зря ты, Тавор, тогда в драку полез. Я бы жил, да и ты бы не умер…
Бандит, осторожно приближавшийся ко мне, перекидывая нож из руки в руку, вдруг распрямился освобожденной пружиной, в один прыжок оказался около меня и с хэканьем воткнул нож в левое подреберье. Меня как будто нанизали на раскаленный вертел, даже почудилось шипение поджариваемой плоти. В глазах потемнело, внутри зашевелился, нарождаясь, торжествующий рык… Удержавшись на самом краю - спасибо стеклянной стене - я все-таки ухитрился не потерять контроль над телом и, ухватив левой рукой Тавора за горло, нажал на выступающий бугор кадыка. Разбойник дернулся, и я, легко сбив его ладонь с рукояти ножа, вытащил из себя треклятую железяку. Боль не исчезла, но сделалась гораздо терпимее, не так сильно мешая сдерживать все нарастающее желание - убивать…
Новый взрыв боли - в паху. Тавор не сдается - наверное, слабо я на горло надавил. Как могу, усиливаю нажатие. Одновременно с размаху втыкаю в нож в проем распахнутой кожаной куртки-доспеха - так же, как он мне несколько мгновений назад. Бандит хрипит, обмякает, наваливаясь на меня, из-под одежды брызгают сверкающие горячие струйки. С чавканьем выдергиваю нож, перехватываю и загоняю в левый глаз умирающего - как ту, последнюю стрелу. Теперь конвульсии охватывают нас обоих. Его - агония, меня - наслаждение, описать которое словами просто невозможно…
Волна схлынула, оставив ощущение невиданной бодрости и гложущую тоску. Мать моя женщина, каким же монстром я стал…
Разжимаю судорожно стиснутую левую руку, и тело Тавора оседает на землю. До затуманенных мозгов раненого разбойника только сейчас доходит, что, собственно, произошло. Он что-то бессвязно шепчет, порывается то ли встать, то ли, пятясь, отползти куда-то, бултыхается в разворошенной куче вещей. Глаза его округляются, лицо синеет, рот бесполезно глотает воздух, как у выброшенной на песок рыбы, а здоровая рука, бросив хлюпающий бурдюк, впивается в левую половину груди. Когда я подскакиваю к нему, бандит, дернувшись, замирает. Дыхания нет, сердце не бьется. Я оседаю на землю, даже не зная, плакать мне или смеяться. Странное оцепенение охватывает меня…
Керрил нещадно гнал крыльника. Скорость выбивала слезы из глаз, хлопала, полоща завязками в воздухе, пола плаща. Нужно успеть добраться до людей до того, как демон начнет убивать. И даже тогда без смертей не обойдется - только по цепочке трупов можно добраться до этого эльфийского исчадия - Трехглазого. Живого мертвеца, который не умеет существовать, не убивая…
Глава 3
Решено. Я встал, не обращая внимания на шум, прошел сквозь куст на поляну, и, нарочито шаркая, отправился к костру. Надеюсь, ничего против таких, как я, у этой компании нет. Да и если есть, все равно ничего не меняется. У меня просто нет времени на разведку и окольные ходы.
Первым внимание на подозрительные звуки обратил пялившийся в огонь. Вскинув голову, он вгляделся в ночь. Не дожидаясь, пока его глаза привыкнут к темноте, я сделал еще шаг, попав в слабые дальние отблески пламени, и заговорил.
– Верните мои вещи, уроды, - голосовые связки восстановились не полностью, и вместо твердого приказного тона вышел полухрип-полушипение.
– …Еще и умрун, - констатировал здоровый разбойник. Не особо торопясь, он потянулся к сапогу, вытащил из-за голенища приличного размера нож и, плавно поднявшись на ноги, двинулся ко мне, аккуратно обходя костер. - Надо было еще там голову отрезать.
– Умрунчи-ик… - раненый разбойник уже наклюкался в зюзю. Даже подложенные под спину вещи не удерживали его обмякшее тело прямо, он скособочился, опираясь на здоровую руку. - Ща тебя Тавор разделает… Своим ножичком… Знатный у Тавора ножиче-ик…
– Спасибо, что предупредил, - я надвигался на Тавора, внимательно следя за пресловутым "ножичком". Кто знает, вдруг это - мощнейший инструмент для уничтожения таких, как я? Горло прочистилось, и мой голос стал почти таким, как и при жизни. - Зря ты, Тавор, тогда в драку полез. Я бы жил, да и ты бы не умер…
Бандит, осторожно приближавшийся ко мне, перекидывая нож из руки в руку, вдруг распрямился освобожденной пружиной, в один прыжок оказался около меня и с хэканьем воткнул нож в левое подреберье. Меня как будто нанизали на раскаленный вертел, даже почудилось шипение поджариваемой плоти. В глазах потемнело, внутри зашевелился, нарождаясь, торжествующий рык… Удержавшись на самом краю - спасибо стеклянной стене - я все-таки ухитрился не потерять контроль над телом и, ухватив левой рукой Тавора за горло, нажал на выступающий бугор кадыка. Разбойник дернулся, и я, легко сбив его ладонь с рукояти ножа, вытащил из себя треклятую железяку. Боль не исчезла, но сделалась гораздо терпимее, не так сильно мешая сдерживать все нарастающее желание - убивать…
Новый взрыв боли - в паху. Тавор не сдается - наверное, слабо я на горло надавил. Как могу, усиливаю нажатие. Одновременно с размаху втыкаю в нож в проем распахнутой кожаной куртки-доспеха - так же, как он мне несколько мгновений назад. Бандит хрипит, обмякает, наваливаясь на меня, из-под одежды брызгают сверкающие горячие струйки. С чавканьем выдергиваю нож, перехватываю и загоняю в левый глаз умирающего - как ту, последнюю стрелу. Теперь конвульсии охватывают нас обоих. Его - агония, меня - наслаждение, описать которое словами просто невозможно…
Волна схлынула, оставив ощущение невиданной бодрости и гложущую тоску. Мать моя женщина, каким же монстром я стал…
Разжимаю судорожно стиснутую левую руку, и тело Тавора оседает на землю. До затуманенных мозгов раненого разбойника только сейчас доходит, что, собственно, произошло. Он что-то бессвязно шепчет, порывается то ли встать, то ли, пятясь, отползти куда-то, бултыхается в разворошенной куче вещей. Глаза его округляются, лицо синеет, рот бесполезно глотает воздух, как у выброшенной на песок рыбы, а здоровая рука, бросив хлюпающий бурдюк, впивается в левую половину груди. Когда я подскакиваю к нему, бандит, дернувшись, замирает. Дыхания нет, сердце не бьется. Я оседаю на землю, даже не зная, плакать мне или смеяться. Странное оцепенение охватывает меня…
Керрил нещадно гнал крыльника. Скорость выбивала слезы из глаз, хлопала, полоща завязками в воздухе, пола плаща. Нужно успеть добраться до людей до того, как демон начнет убивать. И даже тогда без смертей не обойдется - только по цепочке трупов можно добраться до этого эльфийского исчадия - Трехглазого. Живого мертвеца, который не умеет существовать, не убивая…
Глава 3
В прострации я пробыл недолго. Когда действительность сумела достучаться до затуманенного разума, рассвет все еще не наступил. Я усмехнулся - до меня дошла ирония ситуации: как и Тавор некоторое время назад, я сидел, сгорбившись у костра, бессмысленно глядя в огонь.
Я поднялся - с тихим шорохом на землю упали облетевшие с меня чешуйки свернувшейся крови - и тщательно обыскал трупы. После этого, лишившись части вещей, которые могли мне еще пригодиться, оба мертвеца упокоились под кустами за краем поляны. Предварительно я отчекрыжил обоим головы - так, на всякий случай. Мои ночные приключения отучили меня и от боязни крови, и от брезгливости, теперь я смотрел на дело рук своих совершенно спокойно и даже с каким-то отстраненным любопытством.
Долго вертел, внимательно рассматривая, нож, который воткнул в меня Тавор. Оружие это с покрытым удивительной красоты растительным орнаментом лезвием и грубой деревянной рукоятью, явно приделанной много позже, действительно оказалось непростым. Даже обычная царапина, нанесенная им, была намного болезненней такой же, но от ножа оставшегося безымянным разбойника или от вернувшегося ко мне кинжала. Скорее всего, "умруна" - зомби? - клинок Тавора действительно упокоил бы. Кроме того, меня заинтересовал металл, пошедший на этот нож - похожий по виду на серебро, твердый и упругий, как сталь, но более легкий. Несколько мелких монеток из того же материала нашлись зашитыми в подкладке курки Тавора вместе с небольшим запасом золота, что явно говорило о высокой стоимости этого "серебра". Содержимое моего кошелька осталось почему-то нетронутым, как, впрочем, и то, что я самостоятельно упрятал в пояс во время путешествия.
Вообще разбойники показались мне какими-то странными. По моим представлениям об этом занятии, вещей им явно не хватало. Горка барахла, которую разворошила жертва сердечного приступа, почти вся состояла из моего скарба. Прямо спартанцы какие-то. Но во всех моих вещах почему-то аккуратно порылись и уложили, как было. Однако я пока выкинул это из головы - мало ли как принято у здешних грабителей, да и так достаточно фактов, над которыми стоило поразмыслить. И я предавался размышлениям, закапывая трупы, собирая вещи и седлая на удивление присмиревшего Изверга. От этих бандюг была только одна польза - они, умевшие обращаться с лошадьми, привели копыто животины в порядок, да еще залепили глубокую царапину от стрелы на крупе какой-то зеленой жвачкой…
Итак, меня вытаскивает из моего мира некий колдун с навязчивой идеей вызвать демона. Вытаскивает, цепляет на поводок и отправляет за каким-то жизненно необходимым ему артефактом. После этого некоторое время просто наблюдает за моими потугами, а затем втягивает меня в драку с местными разбойниками и снимает контроль на самом интересном месте. Причем после этого ни разу не пытается поинтересоваться, как же идут дела у его подопечного. Вариантов два - либо он подстроил это специально, чтобы проявились мои "демонические" способности, и, увидев мою смерть, пошел вызывать нового мальчика на побегушках, либо с ним произошло нечто, отвлекшее его от наблюдения. Причем отвлекшее настолько, что я не чувствую не только его присутствия, но даже не ощущаю связи с ним, образовавшейся во время ритуала вживления в меня магического булыжника. Я склонялся ко второму варианту и надеялся, что он доигрался до чего-то со смертельным исходом…
Кроме того, у меня из головы не шел Коридор. Столько раз умирать… Как оказалось, после этого настоящая смерть становится чем-то совершенно обыденным. Хотя не пройди я такой "тренировки", навряд ли мне удалось остаться в своем уме. Вкупе с исчезновением колдуна напрашивался вывод о существовании еще одного игрока. Игрока, вклинившегося в работу первого мага и подсунувшего ему меня. Тогда, если мои размышления верны, то он должен как-то связаться со мной - ведь не просто так проделана вся эта работа. Хотя наилучшим вариантом было бы, чтоб никакие маги, боги или демоны этого мира мной больше не интересовались, а уж как выбраться из этой сумасшедшей ситуации, я и сам разберусь…
Рассвет я проворонил, занятый сборами и размышлениями. Незаметно для меня странные светлые сумерки ночного зрения сменились обычным полумраком, потом откуда ни возьмись, появились тени, и только тогда до меня дошло, что наступило утро этой казавшейся бесконечной ночи.
Вопроса куда двигаться для меня не существовало: еще во время сидения в кустах и наблюдения за разбойниками я обнаружил, что при некотором напряжении мозгов могу вспомнить дорогу к месту драки с бандитами вплоть до малейших деталей. По-видимому, торчащий у меня во лбу кристалл был достаточно универсальной штукой. Оживление, память и "стеклянная стена" с одной стороны, и внешний контроль плюс монстроподобный сосед по сознанию - с другой. И еще боль. Со временем она усиливалась, и это значило, что мне необходимо убивать, чтобы не выпустить ЕГО. Похоже, что перед выходом в люди мне придется заново знакомиться с самим собой…
Сунув свои относительно чистые тряпки дополнительным грузом Извергу, я надел заскорузлые, но более пригодные в качестве доспехов разбойничьи обноски. Когда привел себя в порядок, уцепил животину за узду и потащил по запомнившемуся мне пути к роднику в овраге. Помня о своем ночном знакомстве с местной фауной, я держал руку на поясе рядом с ножом, а сам внимательно вглядывался и вслушивался, вертя головой, казалось, на все триста шестьдесят градусов. Но то ли здешний лес был опасен только ночью, то ли мне просто везло, но ни на меня, ни на Изверга никто так и не позарился.
Добравшись до ручейка, я долго и с наслаждением отмывался. Потом тщательно выстирал всю одежду. Кожаное "наследство" разбойников с остервенением отскреб ножом, освободив наряд от напластований грязи, пота и засохшей крови. Разложил все сушиться на поросшем травой солнечном склоне и растянулся рядом. Предстоял небольшой поход обратно к месту моей последней ночевки. Судя по всему, моему самому ценному имуществу - Извергу - там не грозила участь стать пропитанием для какого-нибудь хищника, а мне просто необходимо было место и время для того, чтобы без помех изучить себя.
Керрил метался по комнате, с трудом сдерживая раздражение. Хотелось шваркнуть об стену стоящий на столике глиняный кувшин или запустить огненным шаром в мерзко орущего под окном кота - все, что угодно, лишь бы действие, лишь бы не это пустое ожидание…
За эти пять дней он успел сделаться своим для деревенских сплетников - скучающий наемник, ожидающий встречи с товарищами для сопровождения небольшого каравана. Утренние упражнения с мечом, ножом и луком, купание в ледяной воде не прогревшейся еще речки - шрамы на поджаром, мускулистом теле разглядывали из кустов не только вездесущие деревенские мальчишки, но и несколько краснеющих и жеманно хихикающих в его присутствии деревенских красавиц. Помощь по хозяйству трактирщику и, по совместительству, хозяину постоялого двора, скостившая плату за постой. Короткие полеты на крыльнике - чтоб жиром не заплыл и летать не разучился. Уважительные беседы со знающими все местные новости стариками (эх, раньше и трава была зеленее, и вода мокрее, и молодежь скромнее). Вечерние "посиделки" в трактире, заканчивающиеся иногда мордобоем, иногда в объятиях симпатичной сироты-разносчицы, а иногда и тем и другим. Разговоры с Наставником - короткие и неутешительные. И постоянное, выматывающее ожидание - вот, сейчас… Кто-нибудь исчезнет, или найдут мертвым кого, и появится на единственной деревенской улице он - Трехглазый, оживший мертвец с душой демона… Непонятно, куда подевалось это эльфийское отродье. Оно давно уже должно было подняться и, влекомое неутолимой жаждой, идти туда, где много живой крови - к людям, как тысячи лет назад, во времена до Исхода.
Завтра придется оставить эту деревню. Если и этой ночью ничего не произойдет, значит, демон справился с желанием убивать. Тогда - облететь окрестности, где-то же он должен проявить себя. А если он еще и ухитрился подчинить себе кристалл… Нет, об этом лучше пока вообще не думать…
С неделю я просидел на месте своей последней стоянки. "Познай себя", говорили древние и обещали в этом случае кучу всяческих благ. Вот я и познавал по мере сил. Результаты впечатляли. Теперь я не нуждался в пище, воде и воздухе, забыл, что такое усталость, но тело мое постепенно гнило, теряя в быстроте и точности движений, и причиняя сильную боль. И чем дальше, тем сильнее ворочался, пытаясь проснуться, ОН. Чтобы повернуть процесс вспять, мне требовалось всего-навсего убить живое существо. И чем больше оно было, тем дальше откладывалась пытка разложением. То же "нечто", поглощаемое мной, когда я кого-то убивал, расходовалось и на лечение ран.
"Всего-навсего убить живое существо"! Это для городского-то жителя, который чуть ли не до подросткового возраста думал, что мясо производится в магазинах!… Брезгливость, рефлексии и прочие нравственные терзания исчезли еще после первой моей ночи в качестве мертвяка, но чтобы убить, это самое "существо" требовалось еще и поймать…
Хотя возможность есть, пить и дышать я не потерял. Наоборот, воздух, вода и пища позволяли мне дольше продержаться, не убивая, хотя ни голода ни жажды я не чувствовал. Если я не забывал есть и дышать, а также не особо истязал себя исследованиями, то одной лесной крысы хватало, чтобы пару дней сохранять нормальный внешний вид.
Не стал я ни Суперменом, ни зловещим носферату. Сил у меня не прибавилось, навыков колдовства или владения холодным оружием не появилось. Единственным явно заметным приобретением, да и то более чем сомнительным, был ОН - полуразумный маньяк, дремлющий внутри моего сознания и вырывающийся наружу, когда я уже не мог сдерживать боль. И потому все время, проведенное вблизи зарастающей бурьяном дороги, я пытался научиться хоть как-то обращаться с доставшимися мне железками.
Научиться фехтовать, не имея не то что наставника, а даже каких завалящих пособий из цикла "боевые искусства за 21 день" - абсолютно нереально. Потому я примерился к кинжалам и ножу Тавора, просто добиваясь надежного хвата, привыкая к рукоятям и весу оружия. Затем, осознав, что начинаю выпендриваться сам перед собой, долго учился их метать, прерываясь временами на исследования своего многострадального организма. Когда тупить оружие о рядом стоящие деревья надоело, взялся за лук. И вот тут меня ожидал интересный сюрприз.
Успехи в стрельбе из лука даже изначально были более впечатляющие. Возможно, из-за того, что я не сбивал прицел дыханием и мелкими случайными движениями, так характерными для любого живого существа, не умеющего застывать действительно неподвижно. Но самое главное открытие ждало меня дальше. Долго концентрируясь перед выстрелом, мне удавалось входить в состояние, так удивившее меня во время первой схватки с разбойниками. Все вокруг резко замедлялось, а моя голова словно превращалась в баллистический вычислитель, рассчитывающий параметры выстрела. Скорость тоже поражала, удавалось подтвердить легенды о лучниках, выпускающих по нескольку стрел, пока первая летела в цель, и попадающих одной в другую. Вот только практической пользы от такого робингудства я не видел - ну представьте себе стрелка, которому в лучшем случае нужно минуты три, чтобы прицелиться. А расход энергии был таков, что после выхода из "замедления" меня буквально скручивало от боли, а тело на глазах начинало гнить…
Во время обучения стрельбе выяснилась еще одна интересная особенность. "Подзаряжаться" я мог, только убивая жертву собственными руками. Ловушки и стрелы давали только бесполезный трупик очередной зверюшки. Пришлось соорудить клетку и отлавливать живность силками и прочими не смертельными западнями - процесс в моем исполнении тот еще…
Прошла неделя. Я узнал о себе все, что мог, упражнениями измочалил кору всех деревьев в округе, а дичь перестала попадаться в мои ловушки. Пора было посмотреть правде в глаза - я трусил. Боялся, что, не зная ни обычаев, ни устройства этого мира, допущу какой-нибудь глупый прокол, и… Осинового кола в грудь я не страшился, но сильно сомневался, что удастся выжить в огне или, например, с отрубленной головой. С другой стороны, сидеть до бесконечности в лесу - не выход, да и хотелось все-таки узнать, кому и для чего я настолько сильно понадобился, что мной заменили вызываемого магом демона. Еще покоя не давало то полученное когда-то, как казалось, давным-давно задание найти "Книгу Вопросов и Ответов". Кто знает, может, в ней найдутся ответы и на мои вопросы… Поэтому я собрался и уже в который раз неспешно потрюхал по дороге. В прицепленной к седлу клетке шебуршились две лесные крысы, так что за свой облик я не опасался…
Взмахи крыльев убаюкивали. Уснуть бы, все равно к седлу пристегнут, но крыльник плохо обучен, и Хранители знают, куда его занесет. Лихорадочное возбуждение первых дней, когда забыться сном можно было только после успокаивающих упражнений, сменилась апатией. Наставник уговаривал ждать, но Керрил заставил себя побывать во всех деревнях и хуторах в дне пути. Потратил на это эльфову кучу времени, однако демон как сквозь землю провалился.
Нет, дальше так лететь совершенно невозможно! Даже если он, прилетев разбитым и полусонным, и застанет каким-то чудом Трехглазого, то победить его все равно не получится, даже выжить в поединке вряд ли удастся. И крыльник пошел на посадку на ближайшую поляну. Всадник, чуть не свалившись с седла, пробурчал охранительное заклинание, и, завернувшись в плащ, привалился к теплому чешуйчатому боку. Если б он знал, как он потом будет корить себя за эти два часа сна…
Перевалило за полдень, но солнце стояло еще довольно высоко, когда, медленно переставляя копыта, Изверг вошел в деревню. Небольшое поселение, дворов тридцать - тридцать пять. Серовато-бурые бревенчатые избы с торчащими над некоторыми крышами печными трубами, сараюшки и огороды. Сидящие на заборчиках и горделиво оглядывающие подвластную территорию разноцветные петухи, лениво перебрехивающиеся собаки. Сруб колодца с воротом и навесом. Лента неширокой, но, судя по паре лодок с рыбаками, достаточно глубокой реки. Утоптанный тракт одновременно служит единственной улицей. В принципе, на мой взгляд, ничего необычного, разве что крыши покрыты не шифером и оцинковкой, а соломой и деревянной черепицей, да стекол в окнах нет, только захлопывающиеся снаружи деревянные щитки-ставни.
Уже третья деревня, посещенная мной в этом мире. В первых двух, небольших поселениях дворов в пять-семь, я почти не останавливался. В одном, внутренне готовясь к самому худшему, попросил воды, и, вежливо поблагодарив, смылся. В другом перебросился парой слов с сидевшим у колодца дедом-всезнайкой. Теперь предстояла более сложная задача - я ничего не знал о том, что делается дальше на моем пути, карта моя устарела лет, наверное, на двести. Так что, как бы мне ни хотелось проскочить незамеченным, а останавливаться в трактире придется. Мне и так жутко везло - я знал один из языков этого мира (а если посчастливится, этот язык окажется единственным), не потерял человеческого облика и мог ехать, не прячась ото всех. В мою пользу было и то, что мощной центральной власти, контролирующей перемещения людей всякими паспортами и подорожными, здесь еще не было, и никакие документы не требовались.
Я сидел в седле ссутулившись, всем своим видом выражая бесконечную усталость. Простой запыленный путник, едущий по своим делам. Вещи разбойников лежали в седельных сумках - место нападения бандитов было еще не слишком далеко, не хотелось нарваться вдруг на расспросы "а с чего это на тебе, мил человек, куртка нашего друга Тавора?" Поэтому вместо крепкой кожаной одежды пришлось надеть наряд, в котором я появился в этом мире. Подвязавшая отросшие волосы широкая лента скрыла торчащий во лбу камень. Последняя крыса была аккуратно задушена незадолго до въезда в деревню, так что внешний вид нареканий вроде не вызывал. По крайне мере, головы немногочисленных взрослых, поворачивающиеся в мою сторону, равнодушно возвращались обратно.
Зато, кучкующаяся неподалеку стайкой беспокойных воробьев, детвора вовсю обсуждала открывшееся их глазам зрелище. Досталось и мне, и Извергу… Я направил мерина в их сторону. Детвора забеспокоилась, несколько фигурок завертелись в поисках, вдруг что, взрослых.
– Эй, малец, - обратился я к замурзанному ребятенку, только что во всеуслышание сравнившему мою посадку в седле со свиньей, взгромоздившейся на жердочку курятника, а теперь невинно глядящему на меня васильковыми глазами на веснушчатой мордочке. - А где тут тот курятник, в котором усталой свинье отдохнуть можно?
За спиной шутника захихикали. Но и он за словом в карман не полез.
– А вон здоровый дом с петухом на крыше. Там дядька Нимат трактир держит. - И, поняв по моему тону, что я не обижаюсь, и чего-нибудь вроде подзатыльника ему ждать не придется, добавил. - Там и курятник есть, и свинарник, выберете, что понравится!…
– Баба Гела идет! - Раздался вдруг чей-то голосок, и ребятишек как ветром сдуло. Только следы босых ног остались в пыли.
Дом с флюгером-петухом действительно был самым большим в деревне, аж в два этажа. Кроме того, в отличие от остальных зданий, его окружал полноценный высокий забор с крепкими воротами. Это внушало некоторую тревогу - случись что, выбраться просто так не удастся.
За забором обнаружился просторный двор, в котором сейчас гостевали три загруженные чем-то повозки. Около них скучал выставленный явно для порядка охранник. Изверг неспешно пересекал пустое пространство, а я тем временем пытался понять, где же здесь можно найти конюшню и как определить туда свое транспортное средство. Как назло, никто не собирался ни приезжать, ни уезжать, так что я восседал на медленно бредущем через двор мерине, безуспешно пытаясь разрешить эту загадку.
Изверг оказался умнее меня. На середине двора он чуть свернул и подошел не к главному входу, откуда доносился шум и какие-то звуки, претендующие на музыкальность, а к боковой стене дома. Там-то и обнаружилась вожделенная конюшня в комплекте с заспанным вихрастым подростком. В ответ на нечленораздельное мычание зевающему во весь рот организму были вручены поводья. Отцепив и перекинув через плечо седельные сумки - тяжелые, заразы! - я уже было собрался удалиться, как местный конюх напомнил о своем существовании.
– Эй, а платить? - похоже, когда дело доходило до денег, сон как рукой снимало.
Пошуровав в кошеле, я кинул пареньку небольшую медную монету. Радостная гримаса на физиономии поймавшего ее парнишки подсказала мне, что я явно завысил стоимость его услуг. А сдачи, судя по всему, здесь принципиально не давали. Но удовлетворенное выражение продержалось на лице недолго - Изверг, поняв, что из рук живого мертвеца он попал к обычному человеку, проявил свой норов. До сих пор я был уверен, что лошади лягаются только задними ногами, но, похоже, я ошибался.
– Это тебе в компенсацию, - сказал я скрючившемуся конюху. Ответом было тихое шипение сквозь зубы, правда, в чей адрес, я так и не понял.
Трактир встретил меня ударом по всем органам чувств. Жаркий душный воздух, казалось, можно было резать ножом, а вычленить что-то пригодное для дыхания из этой смеси перегара, пота, запахов еды, кислого вина и подгоревшего масла было весьма проблематично. Для полного счастья не хватало только кольцами свернувшегося под потолком сигаретного дыма, но, кажется, табака этот мир не знал. Полумрак после яркого света на улице бил дубиной по глазам, заставляя перемещаться чуть ли не на ощупь. Хозяин, похоже, закрыл все ставни и экономил на светильниках, чтобы гости не видели, что они едят. Луженые мужские глотки громовыми голосами нестройно вопили нечто нецензурное, легко перекрывая пытающуюся им аккомпанировать на чем-то типа лютни личность. Короче говоря, дым коромыслом.
Кое-как сориентировавшись, я добрался до стойки, и после недолгих переговоров получил в свое распоряжение до завтрашнего полудня одну из комнат на втором этаже, заодно приценившись к еде и питью. Здоровенный искусно вырезанный деревянный ключ обошелся мне в пару больших медных монет. Скинув в комнату седельные сумки и заперев дверь на дубиноподобный ключ, я вышел на ведущую вниз лестницу и стал осматриваться уже более внимательно.
Я поднялся - с тихим шорохом на землю упали облетевшие с меня чешуйки свернувшейся крови - и тщательно обыскал трупы. После этого, лишившись части вещей, которые могли мне еще пригодиться, оба мертвеца упокоились под кустами за краем поляны. Предварительно я отчекрыжил обоим головы - так, на всякий случай. Мои ночные приключения отучили меня и от боязни крови, и от брезгливости, теперь я смотрел на дело рук своих совершенно спокойно и даже с каким-то отстраненным любопытством.
Долго вертел, внимательно рассматривая, нож, который воткнул в меня Тавор. Оружие это с покрытым удивительной красоты растительным орнаментом лезвием и грубой деревянной рукоятью, явно приделанной много позже, действительно оказалось непростым. Даже обычная царапина, нанесенная им, была намного болезненней такой же, но от ножа оставшегося безымянным разбойника или от вернувшегося ко мне кинжала. Скорее всего, "умруна" - зомби? - клинок Тавора действительно упокоил бы. Кроме того, меня заинтересовал металл, пошедший на этот нож - похожий по виду на серебро, твердый и упругий, как сталь, но более легкий. Несколько мелких монеток из того же материала нашлись зашитыми в подкладке курки Тавора вместе с небольшим запасом золота, что явно говорило о высокой стоимости этого "серебра". Содержимое моего кошелька осталось почему-то нетронутым, как, впрочем, и то, что я самостоятельно упрятал в пояс во время путешествия.
Вообще разбойники показались мне какими-то странными. По моим представлениям об этом занятии, вещей им явно не хватало. Горка барахла, которую разворошила жертва сердечного приступа, почти вся состояла из моего скарба. Прямо спартанцы какие-то. Но во всех моих вещах почему-то аккуратно порылись и уложили, как было. Однако я пока выкинул это из головы - мало ли как принято у здешних грабителей, да и так достаточно фактов, над которыми стоило поразмыслить. И я предавался размышлениям, закапывая трупы, собирая вещи и седлая на удивление присмиревшего Изверга. От этих бандюг была только одна польза - они, умевшие обращаться с лошадьми, привели копыто животины в порядок, да еще залепили глубокую царапину от стрелы на крупе какой-то зеленой жвачкой…
Итак, меня вытаскивает из моего мира некий колдун с навязчивой идеей вызвать демона. Вытаскивает, цепляет на поводок и отправляет за каким-то жизненно необходимым ему артефактом. После этого некоторое время просто наблюдает за моими потугами, а затем втягивает меня в драку с местными разбойниками и снимает контроль на самом интересном месте. Причем после этого ни разу не пытается поинтересоваться, как же идут дела у его подопечного. Вариантов два - либо он подстроил это специально, чтобы проявились мои "демонические" способности, и, увидев мою смерть, пошел вызывать нового мальчика на побегушках, либо с ним произошло нечто, отвлекшее его от наблюдения. Причем отвлекшее настолько, что я не чувствую не только его присутствия, но даже не ощущаю связи с ним, образовавшейся во время ритуала вживления в меня магического булыжника. Я склонялся ко второму варианту и надеялся, что он доигрался до чего-то со смертельным исходом…
Кроме того, у меня из головы не шел Коридор. Столько раз умирать… Как оказалось, после этого настоящая смерть становится чем-то совершенно обыденным. Хотя не пройди я такой "тренировки", навряд ли мне удалось остаться в своем уме. Вкупе с исчезновением колдуна напрашивался вывод о существовании еще одного игрока. Игрока, вклинившегося в работу первого мага и подсунувшего ему меня. Тогда, если мои размышления верны, то он должен как-то связаться со мной - ведь не просто так проделана вся эта работа. Хотя наилучшим вариантом было бы, чтоб никакие маги, боги или демоны этого мира мной больше не интересовались, а уж как выбраться из этой сумасшедшей ситуации, я и сам разберусь…
Рассвет я проворонил, занятый сборами и размышлениями. Незаметно для меня странные светлые сумерки ночного зрения сменились обычным полумраком, потом откуда ни возьмись, появились тени, и только тогда до меня дошло, что наступило утро этой казавшейся бесконечной ночи.
Вопроса куда двигаться для меня не существовало: еще во время сидения в кустах и наблюдения за разбойниками я обнаружил, что при некотором напряжении мозгов могу вспомнить дорогу к месту драки с бандитами вплоть до малейших деталей. По-видимому, торчащий у меня во лбу кристалл был достаточно универсальной штукой. Оживление, память и "стеклянная стена" с одной стороны, и внешний контроль плюс монстроподобный сосед по сознанию - с другой. И еще боль. Со временем она усиливалась, и это значило, что мне необходимо убивать, чтобы не выпустить ЕГО. Похоже, что перед выходом в люди мне придется заново знакомиться с самим собой…
Сунув свои относительно чистые тряпки дополнительным грузом Извергу, я надел заскорузлые, но более пригодные в качестве доспехов разбойничьи обноски. Когда привел себя в порядок, уцепил животину за узду и потащил по запомнившемуся мне пути к роднику в овраге. Помня о своем ночном знакомстве с местной фауной, я держал руку на поясе рядом с ножом, а сам внимательно вглядывался и вслушивался, вертя головой, казалось, на все триста шестьдесят градусов. Но то ли здешний лес был опасен только ночью, то ли мне просто везло, но ни на меня, ни на Изверга никто так и не позарился.
Добравшись до ручейка, я долго и с наслаждением отмывался. Потом тщательно выстирал всю одежду. Кожаное "наследство" разбойников с остервенением отскреб ножом, освободив наряд от напластований грязи, пота и засохшей крови. Разложил все сушиться на поросшем травой солнечном склоне и растянулся рядом. Предстоял небольшой поход обратно к месту моей последней ночевки. Судя по всему, моему самому ценному имуществу - Извергу - там не грозила участь стать пропитанием для какого-нибудь хищника, а мне просто необходимо было место и время для того, чтобы без помех изучить себя.
Керрил метался по комнате, с трудом сдерживая раздражение. Хотелось шваркнуть об стену стоящий на столике глиняный кувшин или запустить огненным шаром в мерзко орущего под окном кота - все, что угодно, лишь бы действие, лишь бы не это пустое ожидание…
За эти пять дней он успел сделаться своим для деревенских сплетников - скучающий наемник, ожидающий встречи с товарищами для сопровождения небольшого каравана. Утренние упражнения с мечом, ножом и луком, купание в ледяной воде не прогревшейся еще речки - шрамы на поджаром, мускулистом теле разглядывали из кустов не только вездесущие деревенские мальчишки, но и несколько краснеющих и жеманно хихикающих в его присутствии деревенских красавиц. Помощь по хозяйству трактирщику и, по совместительству, хозяину постоялого двора, скостившая плату за постой. Короткие полеты на крыльнике - чтоб жиром не заплыл и летать не разучился. Уважительные беседы со знающими все местные новости стариками (эх, раньше и трава была зеленее, и вода мокрее, и молодежь скромнее). Вечерние "посиделки" в трактире, заканчивающиеся иногда мордобоем, иногда в объятиях симпатичной сироты-разносчицы, а иногда и тем и другим. Разговоры с Наставником - короткие и неутешительные. И постоянное, выматывающее ожидание - вот, сейчас… Кто-нибудь исчезнет, или найдут мертвым кого, и появится на единственной деревенской улице он - Трехглазый, оживший мертвец с душой демона… Непонятно, куда подевалось это эльфийское отродье. Оно давно уже должно было подняться и, влекомое неутолимой жаждой, идти туда, где много живой крови - к людям, как тысячи лет назад, во времена до Исхода.
Завтра придется оставить эту деревню. Если и этой ночью ничего не произойдет, значит, демон справился с желанием убивать. Тогда - облететь окрестности, где-то же он должен проявить себя. А если он еще и ухитрился подчинить себе кристалл… Нет, об этом лучше пока вообще не думать…
С неделю я просидел на месте своей последней стоянки. "Познай себя", говорили древние и обещали в этом случае кучу всяческих благ. Вот я и познавал по мере сил. Результаты впечатляли. Теперь я не нуждался в пище, воде и воздухе, забыл, что такое усталость, но тело мое постепенно гнило, теряя в быстроте и точности движений, и причиняя сильную боль. И чем дальше, тем сильнее ворочался, пытаясь проснуться, ОН. Чтобы повернуть процесс вспять, мне требовалось всего-навсего убить живое существо. И чем больше оно было, тем дальше откладывалась пытка разложением. То же "нечто", поглощаемое мной, когда я кого-то убивал, расходовалось и на лечение ран.
"Всего-навсего убить живое существо"! Это для городского-то жителя, который чуть ли не до подросткового возраста думал, что мясо производится в магазинах!… Брезгливость, рефлексии и прочие нравственные терзания исчезли еще после первой моей ночи в качестве мертвяка, но чтобы убить, это самое "существо" требовалось еще и поймать…
Хотя возможность есть, пить и дышать я не потерял. Наоборот, воздух, вода и пища позволяли мне дольше продержаться, не убивая, хотя ни голода ни жажды я не чувствовал. Если я не забывал есть и дышать, а также не особо истязал себя исследованиями, то одной лесной крысы хватало, чтобы пару дней сохранять нормальный внешний вид.
Не стал я ни Суперменом, ни зловещим носферату. Сил у меня не прибавилось, навыков колдовства или владения холодным оружием не появилось. Единственным явно заметным приобретением, да и то более чем сомнительным, был ОН - полуразумный маньяк, дремлющий внутри моего сознания и вырывающийся наружу, когда я уже не мог сдерживать боль. И потому все время, проведенное вблизи зарастающей бурьяном дороги, я пытался научиться хоть как-то обращаться с доставшимися мне железками.
Научиться фехтовать, не имея не то что наставника, а даже каких завалящих пособий из цикла "боевые искусства за 21 день" - абсолютно нереально. Потому я примерился к кинжалам и ножу Тавора, просто добиваясь надежного хвата, привыкая к рукоятям и весу оружия. Затем, осознав, что начинаю выпендриваться сам перед собой, долго учился их метать, прерываясь временами на исследования своего многострадального организма. Когда тупить оружие о рядом стоящие деревья надоело, взялся за лук. И вот тут меня ожидал интересный сюрприз.
Успехи в стрельбе из лука даже изначально были более впечатляющие. Возможно, из-за того, что я не сбивал прицел дыханием и мелкими случайными движениями, так характерными для любого живого существа, не умеющего застывать действительно неподвижно. Но самое главное открытие ждало меня дальше. Долго концентрируясь перед выстрелом, мне удавалось входить в состояние, так удивившее меня во время первой схватки с разбойниками. Все вокруг резко замедлялось, а моя голова словно превращалась в баллистический вычислитель, рассчитывающий параметры выстрела. Скорость тоже поражала, удавалось подтвердить легенды о лучниках, выпускающих по нескольку стрел, пока первая летела в цель, и попадающих одной в другую. Вот только практической пользы от такого робингудства я не видел - ну представьте себе стрелка, которому в лучшем случае нужно минуты три, чтобы прицелиться. А расход энергии был таков, что после выхода из "замедления" меня буквально скручивало от боли, а тело на глазах начинало гнить…
Во время обучения стрельбе выяснилась еще одна интересная особенность. "Подзаряжаться" я мог, только убивая жертву собственными руками. Ловушки и стрелы давали только бесполезный трупик очередной зверюшки. Пришлось соорудить клетку и отлавливать живность силками и прочими не смертельными западнями - процесс в моем исполнении тот еще…
Прошла неделя. Я узнал о себе все, что мог, упражнениями измочалил кору всех деревьев в округе, а дичь перестала попадаться в мои ловушки. Пора было посмотреть правде в глаза - я трусил. Боялся, что, не зная ни обычаев, ни устройства этого мира, допущу какой-нибудь глупый прокол, и… Осинового кола в грудь я не страшился, но сильно сомневался, что удастся выжить в огне или, например, с отрубленной головой. С другой стороны, сидеть до бесконечности в лесу - не выход, да и хотелось все-таки узнать, кому и для чего я настолько сильно понадобился, что мной заменили вызываемого магом демона. Еще покоя не давало то полученное когда-то, как казалось, давным-давно задание найти "Книгу Вопросов и Ответов". Кто знает, может, в ней найдутся ответы и на мои вопросы… Поэтому я собрался и уже в который раз неспешно потрюхал по дороге. В прицепленной к седлу клетке шебуршились две лесные крысы, так что за свой облик я не опасался…
Взмахи крыльев убаюкивали. Уснуть бы, все равно к седлу пристегнут, но крыльник плохо обучен, и Хранители знают, куда его занесет. Лихорадочное возбуждение первых дней, когда забыться сном можно было только после успокаивающих упражнений, сменилась апатией. Наставник уговаривал ждать, но Керрил заставил себя побывать во всех деревнях и хуторах в дне пути. Потратил на это эльфову кучу времени, однако демон как сквозь землю провалился.
Нет, дальше так лететь совершенно невозможно! Даже если он, прилетев разбитым и полусонным, и застанет каким-то чудом Трехглазого, то победить его все равно не получится, даже выжить в поединке вряд ли удастся. И крыльник пошел на посадку на ближайшую поляну. Всадник, чуть не свалившись с седла, пробурчал охранительное заклинание, и, завернувшись в плащ, привалился к теплому чешуйчатому боку. Если б он знал, как он потом будет корить себя за эти два часа сна…
Перевалило за полдень, но солнце стояло еще довольно высоко, когда, медленно переставляя копыта, Изверг вошел в деревню. Небольшое поселение, дворов тридцать - тридцать пять. Серовато-бурые бревенчатые избы с торчащими над некоторыми крышами печными трубами, сараюшки и огороды. Сидящие на заборчиках и горделиво оглядывающие подвластную территорию разноцветные петухи, лениво перебрехивающиеся собаки. Сруб колодца с воротом и навесом. Лента неширокой, но, судя по паре лодок с рыбаками, достаточно глубокой реки. Утоптанный тракт одновременно служит единственной улицей. В принципе, на мой взгляд, ничего необычного, разве что крыши покрыты не шифером и оцинковкой, а соломой и деревянной черепицей, да стекол в окнах нет, только захлопывающиеся снаружи деревянные щитки-ставни.
Уже третья деревня, посещенная мной в этом мире. В первых двух, небольших поселениях дворов в пять-семь, я почти не останавливался. В одном, внутренне готовясь к самому худшему, попросил воды, и, вежливо поблагодарив, смылся. В другом перебросился парой слов с сидевшим у колодца дедом-всезнайкой. Теперь предстояла более сложная задача - я ничего не знал о том, что делается дальше на моем пути, карта моя устарела лет, наверное, на двести. Так что, как бы мне ни хотелось проскочить незамеченным, а останавливаться в трактире придется. Мне и так жутко везло - я знал один из языков этого мира (а если посчастливится, этот язык окажется единственным), не потерял человеческого облика и мог ехать, не прячась ото всех. В мою пользу было и то, что мощной центральной власти, контролирующей перемещения людей всякими паспортами и подорожными, здесь еще не было, и никакие документы не требовались.
Я сидел в седле ссутулившись, всем своим видом выражая бесконечную усталость. Простой запыленный путник, едущий по своим делам. Вещи разбойников лежали в седельных сумках - место нападения бандитов было еще не слишком далеко, не хотелось нарваться вдруг на расспросы "а с чего это на тебе, мил человек, куртка нашего друга Тавора?" Поэтому вместо крепкой кожаной одежды пришлось надеть наряд, в котором я появился в этом мире. Подвязавшая отросшие волосы широкая лента скрыла торчащий во лбу камень. Последняя крыса была аккуратно задушена незадолго до въезда в деревню, так что внешний вид нареканий вроде не вызывал. По крайне мере, головы немногочисленных взрослых, поворачивающиеся в мою сторону, равнодушно возвращались обратно.
Зато, кучкующаяся неподалеку стайкой беспокойных воробьев, детвора вовсю обсуждала открывшееся их глазам зрелище. Досталось и мне, и Извергу… Я направил мерина в их сторону. Детвора забеспокоилась, несколько фигурок завертелись в поисках, вдруг что, взрослых.
– Эй, малец, - обратился я к замурзанному ребятенку, только что во всеуслышание сравнившему мою посадку в седле со свиньей, взгромоздившейся на жердочку курятника, а теперь невинно глядящему на меня васильковыми глазами на веснушчатой мордочке. - А где тут тот курятник, в котором усталой свинье отдохнуть можно?
За спиной шутника захихикали. Но и он за словом в карман не полез.
– А вон здоровый дом с петухом на крыше. Там дядька Нимат трактир держит. - И, поняв по моему тону, что я не обижаюсь, и чего-нибудь вроде подзатыльника ему ждать не придется, добавил. - Там и курятник есть, и свинарник, выберете, что понравится!…
– Баба Гела идет! - Раздался вдруг чей-то голосок, и ребятишек как ветром сдуло. Только следы босых ног остались в пыли.
Дом с флюгером-петухом действительно был самым большим в деревне, аж в два этажа. Кроме того, в отличие от остальных зданий, его окружал полноценный высокий забор с крепкими воротами. Это внушало некоторую тревогу - случись что, выбраться просто так не удастся.
За забором обнаружился просторный двор, в котором сейчас гостевали три загруженные чем-то повозки. Около них скучал выставленный явно для порядка охранник. Изверг неспешно пересекал пустое пространство, а я тем временем пытался понять, где же здесь можно найти конюшню и как определить туда свое транспортное средство. Как назло, никто не собирался ни приезжать, ни уезжать, так что я восседал на медленно бредущем через двор мерине, безуспешно пытаясь разрешить эту загадку.
Изверг оказался умнее меня. На середине двора он чуть свернул и подошел не к главному входу, откуда доносился шум и какие-то звуки, претендующие на музыкальность, а к боковой стене дома. Там-то и обнаружилась вожделенная конюшня в комплекте с заспанным вихрастым подростком. В ответ на нечленораздельное мычание зевающему во весь рот организму были вручены поводья. Отцепив и перекинув через плечо седельные сумки - тяжелые, заразы! - я уже было собрался удалиться, как местный конюх напомнил о своем существовании.
– Эй, а платить? - похоже, когда дело доходило до денег, сон как рукой снимало.
Пошуровав в кошеле, я кинул пареньку небольшую медную монету. Радостная гримаса на физиономии поймавшего ее парнишки подсказала мне, что я явно завысил стоимость его услуг. А сдачи, судя по всему, здесь принципиально не давали. Но удовлетворенное выражение продержалось на лице недолго - Изверг, поняв, что из рук живого мертвеца он попал к обычному человеку, проявил свой норов. До сих пор я был уверен, что лошади лягаются только задними ногами, но, похоже, я ошибался.
– Это тебе в компенсацию, - сказал я скрючившемуся конюху. Ответом было тихое шипение сквозь зубы, правда, в чей адрес, я так и не понял.
Трактир встретил меня ударом по всем органам чувств. Жаркий душный воздух, казалось, можно было резать ножом, а вычленить что-то пригодное для дыхания из этой смеси перегара, пота, запахов еды, кислого вина и подгоревшего масла было весьма проблематично. Для полного счастья не хватало только кольцами свернувшегося под потолком сигаретного дыма, но, кажется, табака этот мир не знал. Полумрак после яркого света на улице бил дубиной по глазам, заставляя перемещаться чуть ли не на ощупь. Хозяин, похоже, закрыл все ставни и экономил на светильниках, чтобы гости не видели, что они едят. Луженые мужские глотки громовыми голосами нестройно вопили нечто нецензурное, легко перекрывая пытающуюся им аккомпанировать на чем-то типа лютни личность. Короче говоря, дым коромыслом.
Кое-как сориентировавшись, я добрался до стойки, и после недолгих переговоров получил в свое распоряжение до завтрашнего полудня одну из комнат на втором этаже, заодно приценившись к еде и питью. Здоровенный искусно вырезанный деревянный ключ обошелся мне в пару больших медных монет. Скинув в комнату седельные сумки и заперев дверь на дубиноподобный ключ, я вышел на ведущую вниз лестницу и стал осматриваться уже более внимательно.