Каннинг Виктор. Тающий человек

   — Поздравляю. А теперь рассказывай.
   — Конечно, конечно. — Он засмеялся и на его глаза навернулись слезы, которые, без сомнения, были настоящими. Мне уже не терпелось услышать причину его смеха. Ничто так не раздражает, как смех, в причину которого тебя не посвящают. Сидя, как Будда, с руками за головой, он посмотрел на меня и затряс своей большой головой в очередном приступе веселья. — Знаете, он был пьян. Не в стельку, конечно, но... очень-очень сильно пьян. Поэтому-то все и случилось. После нашего совместного дела он всегда был таким — возбужденным, с крыльями за спиной. Знаете, просто парил в воздухе. У каждого своя реакция. Я, например, почти не изменился. Только изжога появилась, и все. Я сказал твердо:
   — Если ты сейчас не перейдешь к делу, я...
   — Хорошо. Все. Просто хотел ввести вас в курс дела. Да, Отто был сильно пьян. Поэтому мне никогда не нравилось, что он сидит за рулем, но он всегда водил машину сам. Тем не менее, мы уехали на машине. Мы собирались проехать на ней только километров десять. Иначе это было бы опасно. В горах нас ждала другая машина, готовая идти в разнос, и под откос. В разнос и под откос! — Он снова засмеялся и на этот раз его смех был похож на рев медведя, пытающегося выбраться из клетки. Я приказал себе сохранять спокойствие. Рассказывать он мог только в такой манере и тут я ничего не мог поделать. Если бы это даже была его исповедь перед казнью, то он бы точно так же перемежал ее взрывами смеха, пока бы у священника не появилось желание отказаться от последнего отпущения грехов и побыстрее отправить его на виселицу.
   Он посмотрел на меня со слезами на глазах и сказал:
   — Это была самая забавная штука, которую вы когда-либо видели.
   — Не самая, потому что я ее не видел. Но давай, рассказывай скорее, чтобы и я мог посмеяться.
   — Ну... в горах было это местечко. По грязной, паршивой дороге через лес к озеру. Мы оставили вторую машину там. Всю дорогу туда Отто щебетал как птичка. Он был просто ненормальным. Знаете, я думаю, что когда он брал кассу, он получал какое-то сексуальное удовлетворение от этого дела. Я говорил об этом с Мими...
   — Ближе к делу.
   На мгновение на его лице появилась досада и обида, словно его, толстого жизнерадостного мальчишку, несправедливо отругали.
   — Ну... там была вторая машина и мы перегрузили все в нее, а затем Отто отогнал “Мерседес” почти к самому краю берега озера. До края оставалось метров восемь. Берег шел под уклон, а затем обрывался вниз метра на три. Там редко кто бывает. Только рыбаки, да и то очень немногие. Красивое место. Очень хорошее, чтобы провести денек-другой. — Он закачался от внезапного приступа смеха. — И просто замечательно, чтобы провести остаток дней своих.
   Если он сейчас начнет рассказывать мне, подумал я, какого размера там водится форель, то я врежу ему по башке прикладом.
   Он прочитал мой взгляд и несколько успокоился.
   — Ну, все, что нужно было сделать, — снять машину с ручника и придать ей небольшое ускорение. Все это и сделал Отто. Он открыл дверь, дотянулся до ручника, отключил его и “Мерседес” покатился. Боже, я не видел ничего более смешного. Машина покатилась к краю, прежде чем он успел подготовиться к этому. Дверь закрылась, слегка прижав его, и, пытаясь выбраться, он зацепился за что-то курткой или чем-то еще и его потащило вместе с машиной — он был наполовину внутри, наполовину снаружи. Поверьте мне, я пытался спасти его. Это получилось чисто инстинктивно. Видишь человека в беде и бросаешься на помощь, но было уже поздно. Пьяная скотина совсем потеряла голову, визжала и дрыгала ногами. Я думаю, он пытался поставить машину снова на ручник. Прежде чем я смог что-нибудь сделать, машина и он свалился в озеро, подняв столб брызг. — Он посмотрел на меня и сокрушенно покачал головой, но его полное лицо сияло, а за стеклами очков блестели счастливые слезы.
   — А что делал ты? — Я встал.
   — Стоял и читал молитву за упокой всех, кого поглотила морская пучина. Я ничего не мог сделать. Я не умею плавать. А глубина там — около шести метров. К тому же, я знал, что Отто неплохо плавает, поэтому я ждал, что он выберется на поверхность. Но ему это не удалось. Я прождал пятнадцать минут, но все было кончено... а вы бы что сделали? И что бы в данных обстоятельствах сделал любой другой? Он свалился с моих плеч и это означало конец всем неприятностям Мими — он действительно не любил ребенка, вы знаете — и все деньги доставались мне. Я сел во вторую машину и поехал к Мими.
   — Умирая от смеха всю дорогу.
   Он ухмыльнулся.
   — Ну, я раз-другой посмеялся. Только не говорите мне, что вас это расстроило. Вы сказали, что надеетесь, что он мертв.
   — Честно, я в восторге. Просто я достаточно старомоден, чтобы проявлять его таким образом, как делаешь это ты.
   Не спуская с него глаз, я подошел к столу и взял карандаш и листок бумаги.
   Тони был умным парнем.
   — Вы хотите, чтобы я начертил карту?
   Я бросил карандаш и бумагу к его ногам.
   — Да. И поаккуратней. Если что-нибудь окажется не так, то я доберусь, умирая от смеха, до ближайшей телефонной будки и позвоню своему другу в Интерпол. Сделаешь все, как надо, и можешь отваливать отсюда, а я забуду, что когда-либо встречался с тобой. Ты удивишься, как это все будет просто.
   — Можете положиться на меня. Кроме того, мне теперь нужно думать о Мими и ребенке.
   Он сел на пол и начал вычерчивать детали дороги и подъезда к озеру, давая по ходу некоторые комментарии. Я стоял у него за спиной.
   В какой-то момент он поднял голову, посмотрел на меня и спросил:
   — А что за суета такая по поводу этой машины?
   — Мой клиент хочет получить ее назад.
   Он пожал плечами.
   — Зачем? О'Дауда мог бы получить хорошую компенсацию от страховой компании.
   Мое лицо вытянулось.
   — Откуда ты узнал, что мой клиент — О'Дауда?
   — От Отто, конечно, и от машины. Когда я ее перекрашивал, в ней были все регистрационные документы.
   — А Отто знал О'Дауду?
   Тони покачал головой и грустно посмотрел на меня.
   — Вы не сделали свою домашнюю работу. Отто был вторым шофером у О'Дауды в его поместье под Эвьеном. Возил его жену, но года два назад ушел. Новость для вас?
   Это было для меня новостью, новостью, которая вдруг прояснила многие вещи, долго бывшие для меня загадкой.
   — Дай мне карту, — сказал я.
   Он передал ее через плечо, и я отступил на несколько шагов.
   — Что теперь? — спросил он.
   — Ты сваливаешь, — сказал я. — У меня не приготовлена для тебя кровать, да и не хочется готовить завтрак для двоих. Встать.
   Я отконвоировал его до входной двери, не спуская его с мушки, пока он не сошел со ступенек. Внизу он обернулся и весь просиял.
   — Здорово вам помог, да? И все бесплатно. По доброте душевной. Я вам полностью доверяю. Я имею в виду, насчет Интерпола — вы ничего не рассказывайте им. Я хорошо разбираюсь в людях. После того как вы ушли от нас, я сказал Мими: “Вот отличный парень, который...”
   — Не нужно об этом. Я знаю о себе все, что мне нужно.
   — О'кей. Когда вы, наконец, поднимите машину, передайте от меня привет Отто.
   Он ушел и какое-то время я слышал его раскатистый удаляющийся смех. В жизни должно быть больше таких, как он, незамысловатых людей, всегда готовых смотреть на вещи с их светлой стороны и любящих детей.
   Я вернулся в дом, собрал свои вещи и сварил кофе, чтобы подбодрить себя перед дальней дорогой. Мне бы следовало отказаться от кофе, потому что тогда бы я не встретился с Аристидом.
   Я взял чемодан и направился из гостиной в холл и тут увидел в окно свет подъезжающей машины. Не зная, кто это может быть, но прокручивая в голове различные возможные варианты, я подумал только об одном. Почти любого человека, приезжающего сюда в четыре часа утра, должно интересовать местонахождение “Мерседеса”. Я схватил нарисованный Тони план и засунул его под подушку одного из кресел. Затем я взял со стола ружье. Это было замечательное ружье — “Когсвелл и Харрисон”, с бескурковым эжектором и прекрасно инкрустированным ореховым ложем.
   Я открыл дверь в холл и приготовился к встрече гостей.
   Входная дверь открылась, и в дом вошел Аристид. Он снял берет и махнул им, приветствуя меня, а затем остановился и покачал головой, то ли сожалея о том, как я выгляжу, то ли прогоняя остатки сна. За его спиной стоял шофер — здоровый детина в голубом спортивном костюме и водительской кепи с длинным козырьком.
   — Ружье, мой друг, — сказал Аристид, — не понадобится. Ты уже уезжаешь? — Он кивнул на чемодан у двери в гостиную. Затем он потянул носом воздух и спросил. — Кофе?
   — На кухне. Угощайся.
   — Ты должен составить мне компанию.
   Он подошел ко мне, взял у меня ружье и передал его шоферу.
   — Осмотри все хорошенько, Элберт. Не упусти ничего.
   Он взял меня под руку, ввел в гостиную, осмотрелся, одобрительно кивнул и сказал:
   — Всегда мечтал о доме в таком месте. Уединение, горы, покой и воздух настолько чист, что можно неделю в белой рубашке и она ничуть не почернеет.
   Мимо нас тяжело прошагал Элберт. Я направился на кухню. Пудель встретил меня такой бурей восторга, словно я отсутствовал целый месяц. Кот открыл один глаз, а затем закрыл его и вновь погрузился в сон.
   — Извини, — сказал Аристид и начал наливать кофе. Я нашел коробку шоколадного печенья и поставил перед ним. Не потому, что я хотел добиться его расположения, а потому, что я знал, что он все равно найдет ее.
   — Откуда ты узнал, что я здесь? — спросил я.
   — Я не знал, но я рад, что ты здесь. Мне сообщили, что здесь проживает Макс Анзермо и что место может представлять большой интерес. Лично я уверен, что все это было сделано, чтобы смутить тебя. Ты смущен?
   — Не более, чем обычно. Кто тебе сообщил?
   — Женщина, по телефону. Она назвалась мисс Пандой Бабукар. Конечно, имя фиктивное. Это всегда так, или имя вообще не называют. — Он тепло улыбнулся мне и спросил. — А сливки есть?
   Я нашел ему сливки.
   — А ты знаешь, — продолжил он, — что кофе, который так ценится на Ближнем Востоке, когда-то пили во время молитв в мечетях, а еще раньше перед гробом Пророка в Мекке? А турки когда-то обещали женщине в момент бракосочетания, что в дополнение к любви, почитанию и ежедневно исполняемым супружеским обязанностям у нее всегда будет в достатке кофе и что появлению этого гадкого растворимого состава мы обязаны твоему соотечественнику по имени Вашингтон, который, живя в Гватемале... да, Элберт?
   В дверях появился Элберт.
   — Он здесь, мосье.
   — Отлично. Иди и побудь возле него. Мы скоро к тебе присоединимся.
   — Что и где? — спросил я, когда Элберт ушел.
   Аристид отправил в рот шоколадное печенье и щедро бросил одно пуделю, который ходил перед ним на задних лапах, а затем спросил:
   — Этой ночью у тебя был гость?
   — Нет.
   — Тогда дверь взломал ты. Фомка лежит на столе в гостиной.
   — Сделай мне одолжение, Аристид, — сказал я, — не оставляй главную тему разговора напоследок. У меня впереди долгая дорога и я хочу побыстрее выехать.
   — Ты узнал, где “Мерседес”?
   — Нет.
   — Жаль.
   — Почему?
   — Если бы ты знал, я бы, возможно, повременил с темой. С главной темой, о которой ты только что говорил. Хороший кофе. С Мартиники. Один мой великий соотечественник, некий Дюкло, несмотря на строжайший запрет привез на Мартинику первые зерна кофе. Всегда можно узнать кофе с Мартиники — большие, закругленные на обоих концах зерна зеленоватого цвета. В это посещение ты не видел Макса Анзермо?
   — Нет.
   — Ты становишься односложным.
   — Что ты хочешь в такую рань?
   — Чтобы ты лежал в кровати и спал сном праведника. Однако это хорошо, что ты уже одет. Ты уверен, что не знаешь, где машина?
   — Честно, нет.
   — Великолепно. Если ты скажешь мне, где она, ты сможешь уехать, а я забуду все, что мне сказала мисс Панда, и закрою глаза на то, что видел Элберт и я сам, и даже на твои отпечатки пальцев — что, несомненно, определят криминалисты.
   — Я, пожалуй, выпью кофе, а то в голове как-то сумрачно.
   Он любезно налил кофе мне, а затем себе, тепло, по-совиному, улыбнулся и сказал:
   — Скажи мне, где машина, и я огражу тебя от неприятностей. У меня все же есть власть, к тому же я испытываю определенную привязанность к тебе. Этой ночью у тебя был гость, иначе бы ты не собрался в дорогу в этот час. Машина, мой друг, где она?
   Я зажег сигарету и покачал головой.
   — Ты настаиваешь?
   — Я настаиваю, — сказал я. — И, более того, я настаиваю на своих правах. Если у тебя нет никакого обвинения против меня, я хотел бы уехать. Хорошо?
   Я повернулся, чтобы уйти.
   — Я думаю, что сперва нам стоит присоединиться к Элберту, — сказал Аристид. — Хороший парень, Элберт. Крепкий, немного тугодум, но первоклассный шофер. Он — выходец из Британии, где делают суррогат кофе из семян нута и люпина. Сюда.
   Он вытянул руку с пистолетом и указал на дверь в дальнем конце кухни, через которую удалился Элберт.
   Я вышел в дверь, он последовал за мной. В конце коридора я увидел ожидающего нас Элберта. Я уже был здесь, когда осматривал дом в свое первое посещение. Тут находились две кладовые и погреб. Элберт стоял у двери погреба.
   Когда мы подошли, он повернул ключ в замке и открыл для нас дверь. Аристид рукой указал мне входить первым и включил свет.
   На одной из боковых стен были ряды полок, уставленные бутылками с вином. У второй боковой стены высилась гора пустых ящиков и коробок. Окна в погребе не было. У стены напротив стоял большой морозильник. Крышка его была открыта и было включено внутреннее освещение, отбрасывавшее на потолок мягкий свет.
   Один из них аккуратно подтолкнул меня к морозильнику. В нем лежал Макс Анзермо — ноги согнуты в коленях, а голова вдавлена в плечи. Рядом, на коробках с замороженным шпинатом, лежал пистолет, из которого Наджиб застрелил его. Мне не нужно было говорить — потому что мне уже было сказано — что на нем были отпечатки моих пальцев. Наджиб все устроил, пока я без сознания лежал в гостиной. Наджиб был не из тех людей, кто выбрасывает вещи, которые могут пригодиться в один прекрасный момент.
   — Ну? — сказал Аристид.
   Я отступил от морозильника.
   — Вам лучше закрыть крышку, — сказал я, — а то содержимое испортится.
   — Ты убил его, — сказал Аристид.
   — Нет, и ты знаешь это.
   — Я узнаю это только тогда, когда ты скажешь мне, где машина. Иначе мы поедем в следственное управление. На пистолете будут твои отпечатки.
   — Это не будет для меня неожиданностью.
   — Если ты скажешь, где машина, это оградит тебя от бесконечных сложностей... медленный процесс доказания твоей невиновности... протоколы. Ты не знаешь, сколько это займет времени?
   — Как, — сказал я, — я могу сказать тебе, где машина, если я этого не знаю?
   Аристид пристально посмотрел на меня, покачал головой и сказал:
   — Если бы было можно узнать, говорит человек правду или нет.
   — Это бы намного облегчило работу полиции и внесло бы большую сумятицу в семейную жизнь.
   Аристид кивнул, затем сказал:
   — Обыщи его, Элберт.
   Элберт подошел, повернул меня лицом к двери — видимо, из уважения к умершим — и прошелся по моей одежде. Он выполнил процедуру с большой тщательностью и передал обнаруженные им вещи Аристиду. Тот быстро просмотрел их — паспорт, кредитные карточки, бумажник и тому подобное — и вернул мне.
   Я сказал:
   — Послушай, Аристид, ты знаешь, что я не убивал Макса. Это совсем не значит, что я не рад его смерти, но я его не убивал. Сейчас ты просто попался на уловку другой заинтересованной стороны, которая хочет помешать мне найти машину, и действуешь им на руку.
   — Возможно, ты прав, мой друг, но правда так же и то, что я не хочу, чтобы именно ты нашел ту машину, поэтому... очень удобно, что есть что-то, что займет тебя на какое-то время.
   В этот момент за дверью раздался лай и в подвал, прыгая и крутясь волчком, влетел пудель. Он сделал вокруг нас троих полный круг, а затем встал на задние лапы и выпрашивающе затанцевал перед Аристидом.
   Тот весь просиял.
   — Очень милый, да? — Его огрубевшее, полицейское сердце слегка отошло.
   — Не обманывай себя, Аристид. Он смотрит на тебя как на одно большое шоколадное печенье. — Я был рад, что они отвлеклись. Они оба смотрели на выкрутасы глупого пуделя со счастливыми улыбками на лицах. Я немного отступил назад, давая пуделю больше сценического пространства, завел руку за спину и взял за горлышко ближайшую бутылку на полке. Резко выбросив руку, я ударил бутылкой по лампочке. Раздался хлопок и свет погас. Следом послышался какой-то гром и рев Элберта, но я уже выскочил из погреба, закрыл дверь и повернул ключ.
   Я рванул к кухне, но меня опередил пудель. Можно всегда быть уверенным, что собака первая выкрутится из любой опасной ситуации.
   Миновав кухню, я вбежал в гостиную, схватил ружье, выдернул из-под подушки карту, прихватил свой чемодан и устремился в сопровождении пуделя к выходу. Дверь погреба была достаточно крепкой, но под напором мощных плеч Элберта она не выдержит более пяти минут.
   Вылетев из дома, я разрядил оба ствола в задние колеса машины Аристида. Выстрелы напугали пуделя и он, заливаясь истерическим лаем, устремился в лес, а я побежал к “Мерседесу”, решая на ходу, была ли та бутылка с бургундским или с бордо. Но в любом случае Аристид очень рассердится. Я был уверен, что вино — это та вещь, к которой он относится с уважением. Отто и Тони совершили ограбление кассы в Сан Джин-де-Морьен, небольшом городке с семитысячным населением, находящимся рядом с шоссе, соединяющим Шамбери с Турином. Место было выбрано очень удачно, потому что до итальянской границы им нужно было проехать только семьдесят с небольшим километров. В четырнадцати километрах к востоку от Сан Джин располагался городок Сан Мишель, а за ним они повернули налево и поднялись в горы к озеру. Это место было на достаточном удалении от Сан Боне, да и прямого пути туда не было. Я прикинул, что буду у озера где-нибудь в районе часа дня. Как я узнал позднее, ограблена была небольшая фирма, занимающаяся вопросами освещения восточных пригородов Сан Джин-де-Морьен. А еще позднее я узнал, что у Отто была разработана своя схема совершения ограблений — касса снималась в восточных районах Франции, а затем быстрый переезд в Италию.
   Из Сан Боне я выехал, когда уже занималась заря. Я ехал на север. Моросил мелкий дождь, который заметно снизил мою скорость. Около девяти часов я остановился в небольшом городке, чтобы выпить чашку кофе, и там же купил себе маску, трубку, плавки и водонепроницаемый фонарь. Мне было известно, что озерная вода прозрачна, как джин, но я все же хотел подготовиться должным образом. И еще я знал, что она будет дьявольски холодной.
   Я добрался до озера, как и предполагал, в первом часу. Оставалось проехать километра три по небольшой дороге, которая уходила вверх по склону, заросшему соснами. Дождь моросил по-прежнему и, поднимаясь все выше и выше, я заметил, что обрывки облаков уже начинают проползать между деревьями. Дорога и деревья кончились, и я выехал на широкое, поросшее травой плато, которое выходило на озеро, имевшее почти такие же размеры, как и суссекское озеро О'Дауды. Этот берег был довольно ровным, но усеянный валунами, прячущимися в зарослях папоротника. Противоположный берег, который то появлялся, то исчезал в тумане, круто уходил ввысь и заканчивался небольшой вершиной. Поверхность озера была спокойной и имела цвет вороненой стали.
   Я вылез из машины и подошел к краю плато. В невысокой траве виднелись следы машины Отто, а у края плато не хватало большого куска, который был отбит совсем недавно. До воды было метров пять. Я посмотрел вниз, но ничего не увидел. Вода выглядела холодной и непривлекательной, и я почувствовал, как по моим плечам и рукам побежали мурашки. Я вернулся к машине, развернул ее, затем разделся, надел плавки и маску и подошел к обрыву. Туман быстро усиливался.
   Где-то внизу была машина и Отто. Я был в этом уверен, потому что Тони никогда бы не рискнул соврать мне. Мне можно было не нырять вниз и не передавать привет Отто. Мне можно было не возиться в лежащей на дне озера машине и не доставать то, что было спрятано за вентиляционной решеткой. Я мог просто доехать до ближайшего телефона и сообщить О'Дауде, где находится машина, а затем послать ему счет. Меня нанимали только для того, чтобы я нашел машину. А то, что в ней спрятано, было не моим делом. Оно было нужно О'Дауде и Аристиду, да и Наджибу для передачи своим хозяевам. Они могут сами разобраться. К тому же и погода не располагала к плаванию и нырянию. Все, что я должен бы был сделать, — не лезть в чужие дела. Но лишь немногие из нас могут устоять перед искушением влезть в них, потому что иногда это дает комиссионные. Если бы рядом была Уилкинз, она бы твердо встала на высокоморальные позиции и приказала бы мне вернуться в машину, пока я не схватил двустороннее воспаление легких.
   Я осторожно слез с кручи, и когда до воды оставалось менее метра, солдатиком прыгнул в воду. Я погрузился с головой и с большим трудом выбрался на поверхность. Вода сжала меня со всех сторон с такой ледяной силой, что я чуть было не лишился жизни. Я всплыл, жадно хватая воздух, извергая проклятия и твердо намереваясь не терять ни секунды. Я не хотел, чтобы мои пальцы отвалились, прежде чем я доберусь до машины.
   Я отплыл от берега на несколько метров, надел маску, пристроил трубку, сделал глубокий вдох и, зажав в руке фонарик, нырнул.
   Под водой было не так темно, как я предполагал, и машину я увидел сразу же. Она лежала на дне метрах в трех от меня, слегка накренившись на один бок. Водительская дверь была по другую сторону от меня. Я подплыл к правой передней двери, зацепился за нее и включил фонарик. Окно было открыто. Я направил луч во внутрь и увидел Отто. Зрелище было не из приятных. Он болтался под крышей, его руки и ноги свисали и он был похож на карнавальный воздушный шар. От моих движений его конечности зашевелились, как у марионетки. Я быстро отвел от него луч, нашел решетку вентилятора, а затем отпустил дверь и всплыл на поверхность.
   Секунду-другую я балансировал на поверхности, определяя свое состояние, затем сделал очередной глубокий вдох и нырнул снова. На сей раз я работал без фонаря, не желая больше наблюдать болтающегося под крышей Отто. Я ухватился правой рукой за дверь, засунул фонарик в плавки, а затем просунул левую руку в салон машины. Нащупав круг решетки, я повернул ее. Какое-то время она не хотела поворачиваться, но когда весь мой воздушный запас был почти израсходован, она поддалась.
   Я выскочил наверх за глотком свежего воздуха и несколько секунд лежал на поверхности, как вконец вымотанная опытной рукой рыболова рыба. Облачность понизилась и над поверхностью воды медленно колебались клубы тумана. Где-то на склоне противоположного берега мягко звякнул, как мне показалось, коровий колокольчик.
   Я опять нырнул, и на этот раз решетка повернулась без проблем. Я выбросил ее и просунул руку в отверстие. Нащупав что-то плоское и толстое, я вытащил его наружу. Предмет был размером с хорошую, пухлую книгу. Я еще раз пошарил рукой, чтобы убедиться, что в тайнике больше ничего нет, и быстро всплыл, не тратя времени на прощание с Отто.
   На поверхности я сдвинул на макушку маску, сделал несколько глотков холодного, влажного воздуха и посмотрел на предмет в моей правой руке. Он был завернут в толстую коричневую вощеную бумагу и перетянут скотчем. Дрожа и почти не чувствуя рук и ног, я повернулся, чтобы отправиться к берегу.
   И в тот момент я увидел, что на краю плато стоят, слегка размазанные обрывками тумана, мисс Панда Бабукар и Наджиб Алакве. Они смотрели вниз на меня, а я прекратил движение к берегу и задвигал ногами, пытаясь удержаться на одном месте.
   На Панде было распахнутое короткое кожаное пальто, ее руки лежали на бедрах зеленого мини-платья, а ее длинные, обтянутые капроном ноги казались еще длинней с той точки, откуда смотрел я. Она была такой высокой, что временами ее голова терялась в плывущих кусках облаков. Но когда ее смуглое лицо прояснялось, я видел ее радостную хищную улыбку и блеск белоснежных зубов. На Наджибе — хотя у меня совсем не было времени, чтобы удивиться — были строгий серый костюм, белая рубашка и темный галстук. Он стоял немного сзади, поэтому я не мог проверить, были ли на нем все те же рыжевато-коричневые ботинки. Но я хорошо видел, что в правой руке он держит пистолет.
   — Привет, Рекси-декси, — крикнула Панда. — Плыви сюда. Ты на верном пути. Тебя ожидает теплая встреча.
   — И будьте осторожны, не уроните сверток, — добавил Наджиб. И в подтверждение необходимости проявления мной осторожности он выстрелил в воду. Пуля вошла в полуметре от меня, я подпрыгнул, как идущий на нерест лосось, а он прокричал. — Нет нужды беспокоиться о личной безопасности. Отдайте нам сверток и все забыто.