Каннингем Элейн. Алиса

   - Это стихотворение, - заявила она.
   - Стихотворение? - С набитым ртом у него это прозвучало как "штихошваренье".
   - Да.
   Алан проглотил огромный кусок пирога и заявил, что ему так не кажется. Полли возмутилась.
   - Не понимаешь, что ли - папа и лапа?
   Алан не понял. Я решил, что он зануда, и не стоит моей дочери из-за него убиваться.
   - Поэтому это и есть стихотворение, понял? - Голосок Полли предательски задрожал. Для женщины всегда оказывается страшным ударом, когда выясняется, что у мужчины, которого она полюбила за внешность, не хватает мозгов.
   Когда я собрался уходить, Полли взяла меня за руку и проводила до тротуара.
   - Подними меня, чтобы поцеловаться, - попросила она. Я взял её на руки. Полли огорченно спросила, не знаю ли я, почему Алан Харрис её не любит.
   - Что ты, он влюблен в тебя по уши.
   - Ему не понравилось мое стихотворение.
   - Это - разные вещи, малышка.
   - Вовсе нет.
   Дойдя до угла, я оглянулся. Полли стояла на прежнем месте, маленькая, прелестная и, по-своему, куда мудрее меня. Я помахал ей, она замахала в ответ, и я зашагал к автобусной остановке.
   Чувствовал я себя несравненно лучше. Все вчерашние события канули в Лету, растаяв, как кошмарный сон. Несколько раз за ночь, просыпаясь, я обдумывал происшедшее, и пришел к выводу, что инцидент исчерпан, что я замел все следы и опасаться мне нечего. Словом, я настолько успокоился, что напрочь позабыл о случившемся накануне и наслаждался прекрасным утром.
   Сидя в автобусе, я читал газету, и уже только в Нью-Йорке, когда впереди замаячил мост Джорджа Вашингтона, вспомнил о вчерашнем эпизоде и сунул руку в карман, чтобы ещё раз посмотреть на ключ.
   Ключ исчез!
   Реальность обрушилась на меня, как Ниагарский водопад. И я начал лихорадочно шарить по всем карманам, пытаясь нащупать проклятый ключ. Бесполезно, он как сквозь землю провалился.
   Однако уже в следующий миг я вздохнул с облегчением. У меня было три демисезонных костюма: темно-серый фланелевый, темно-серый же шерстяной и черный твидовый. Не слишком шикарно, но с моим жалованьем на большее рассчитывать трудно. Я мог позволить себе приобрести один костюм в год причем такой, в котором не стыдно появиться на работе. Вчера на мне был черный твидовый. Сегодня я вышел во фланелевом. Алиса следит за тем, чтобы костюмы всегда были чистые и отглаженные, а я, прежде чем лечь спать, выкладываю всю мелочь из брючных карманов. Только из брючных, к пиджаку я не прикасаюсь. Таким образом с ключом все прояснилось, но все же, чтобы сбросить камень с плеч, я решил позвонить домой. Сойдя с автобуса, я, рискуя опоздать на службу, уединился в будке телефона-автомата и позвонил Алисе.
   - Слушай, детка, - сказал я. - Я звоню с автовокзала. Это, конечно, не вопрос жизни и смерти, но меня разбирает любопытство: ты не залезешь в карман костюма, в котором я был вчера? Там должен быть ключ.
   - Как, ты забыл ключи? Джонни, это не страшно - я буду дома...
   - Нет, - перебил я. - Речь идет не о моих ключах. Там должен быть один ключ. Плоский. Ключ от индивидуального сейфа.
   - Джонни, но ведь у нас нет своего сейфа. Мы это обсуждали, но решили, что нам пока такое удовольствие не по карману. Неужели ты все-таки снял сейф?
   - Алиса, это не мой ключ. Прошу тебя, проверь у меня в карманах.
   - Судя по твоему голосу, можно подумать, что без этого ключа мир перевернется.
   - Извини, зайка, я не хотел тебя встревожить, - сказал я, пытаясь придать голосу легкость и беззаботность. - Ничего особенного в нем, конечно, нет. Просто это ключ от одного из сейфов в нашей конторе и мне бы не хотелось, чтобы он потерялся.
   - Хорошо, Джонни. Я схожу посмотрю.
   В ожидании её возвращения мне пришлось опустить в прорезь вторую монетку. Меня била мелкая дрожь, на сердце лежал тяжеленный камень, а со лба струились ручейки пота. Я вынул носовой платок и, кляня себя за трусость и легкомыслие, утер пот.
   Наконец Алиса взяла трубку и сказала:
   - Все в порядке, Джонни, я нашла его. Маленький плоский ключ с буковкой "ф".
   Должно быть, она услышала, как я шумно вздохнул, потому что взволнованно спросила:
   - У тебя все в порядке, Джонни?
   Теперь, когда я мог позволить себе расслабиться, я благодушно произнес:
   - Разумеется, милая. Только смотри, не выбрасывай его. Храни, как зеницу ока. Хорошо?
   - Да, Джонни, - просто сказала Алиса.
   * * *
   День снова обрел для меня прежнюю прелесть. Выйдя из будки, я нарвался на белозубую улыбку темнокожего мальчишки-чистильщика обуви. Весело подмигнув мне, он спросил:
   - Наведем глянец, мистер?
   Я спросил, почему он не в школе. Сердце мое перестало стучать, как отбойный молоток, и мне захотелось пару минут спокойно постоять и перевести дух.
   Я поставил ногу на деревянный ящик, а мальчишка серьезно сказал:
   - Почему-то, мистер, люди сразу думают самое плохое. Я вот, например, учусь во вторую смену. Поэтому по утрам успеваю немного подработать.
   Почему-то этот ответ настолько мне понравился, что я вручил мальчишке целых двадцать пять центов. Щедрый жест обошелся мне в необходимость перенести свой обед из дешевого ресторанчика в кафетерий и заодно подпортил мне настроение. Господи, до чего мне надоело считать центы, экономя на любых мелочах и, не будучи способным позволить себе и пообедать и почистить туфли, только перекидывать мелочь из одной статьи расходов в другую. У меня был приобретенный в кредит дом, купленные в рассрочку автомобиль, стиральная машина и телевизор - вот и вся моя собственность.
   Я спустился в подземку, сел в поезд и снова погрузился в газету. Новости не утешали. В нью-йоркском метро старик свалился под поезд. В Алжире террористы расстреляли двенадцать человек. Двоих - с особой жестокостью. На первой полосе были помещены фотографии. На одном фотоснимке была изображена знакомая мне платформа подземки. На втором - улочка в Алжире, на которой валялись окровавленные трупы.
   Как правило, читая газетные сообщения о насилии, я, как и большинство людей, остаюсь к ним равнодушен. Чужие страдания редко трогают людей.
   Теперь же все было не так. Я оказался замешан и сам. Я сам столкнулся со страхом и насилием и не знал, избавлюсь ли когда-нибудь от этого ощущения.
   Подняв глаза, я увидел, что прямо передо мной стоит необычайной красоты девушка. Взглянув на неё ещё пару раз, я встал и уступил ей место. Не потому, что я джентльмен - в Нью-Йорке джентльменов нет, - а по той лишь причине, что мне ещё никогда в жизни не приходилось видеть столь ошеломляюще прекрасную девушку, а, стоя, глазеть на неё было удобнее. Наградив меня милой улыбкой, красотка поблагодарила меня и села. Ее черные, как смоль, волосы изящно обрамляли прелестное ангельское личико с серыми, чуть раскосыми, глазами и молочно-белой кожей. Разглядывая незнакомку, я испытывал такой восторг, словно никогда прежде не видел женщину.
   Я молча стоял и любовался ею. Пусть я и не люблю свою жену со всей страстью восьмилетней давности, я все равно люблю её, но если найдется мужчина, который заявит, что никогда не пялится на хорошеньких девушек, то он - бессовестный лгун.
   * * *
   Мы с Алисой поженились за четыре года до появления на свет Полли. Алисе было тогда двадцать пять, а мне - двадцать семь. За шесть лет до нашей свадьбы Алиса перебралась в Штаты из Англии. Ей было двенадцать, когда немцы бомбили Лондон. Во время бомбежки погибли её родители и Алиса стала жить у старенькой тетки. Ей пришлось бросить школу и начать работать на ткацкой фабрике. После смерти тетки Алиса согласилась на предложение американской компании и эмигрировала в Нью-Йорк, где, по контракту, должна была проработать три года гувернанткой, чтобы возместить расходы компании на перевоз и предоставленное жилье. Вот так и случилось, что Алисе пришлось три года жить и по пятнадцать часов в день готовить, стирать, гладить и убирать в квартире на Парк-авеню, где обитала семья из пяти человек.
   Отработав три года, Алиса устроилась на курсы программистов, которые с успехом и закончила. Познакомились мы с ней в "Стивенс Ассошиейтс", крупной архитектурной компании, в которой мы оба служили. Одинокие и неустроенные (я приехал в Нью-Йорк из захолустного городка Толело, что в штате Огайо), мы приглянулись друг другу с первого взгляда и год спустя поженились.
   Алиса всей душой мечтала об обители посреди зелени или, хотя бы - о крохотном собственном садике. Поэтому, сложив свои скудные сбережения, мы внесли первый взнос за домик в Телтоне. Будущее нас не особенно тревожило мы были молоды и преисполнены самых радужных надежд и смелых замыслов. Детей мы обожали и решили, что заведем их целую кучу, чтобы отдать им всю любовь и тепло, которых были лишены сами в собственном детстве.
   Однако прошло почти четыре года, а дети не появлялись. Мы потратили уйму денег на врачей и специалистов, но, кроме заверений, что у нас с женой все в полном порядке, так ничего от них и не дождались.
   Когда появилась на свет Полли, ситуация была критической - жизнь Алисы висела на волоске. Пришлось делать кесарево сечение, после которого развились осложнения, заставившие Алису провести в больнице ещё пять недель. Врачи уверяли, что больше детей у нас не будет. Увы, жизнь подтвердила их правоту.
   * * *
   На службу я опоздал на целых двадцать минут. Фриц Мейсон съехидничал по этому поводу, а я ответил колкостью. Он удивленно заметил, что уж больно я обидчив сегодня. В ответ я уже в совсем резкой форме послал его к дьяволу.
   Фриц метнул на меня удивленный взгляд, но я смолчал. Я прекрасно понимал, что должен извиниться или хотя бы объяснить причину своего раздражения, но так и не собрался с духом. Пришпилив к доске ватманский лист, я погрузился в изучение планов. Из оцепенения меня вывел голос Фрица:
   - Что случилось, Джонни?
   - Что? - встрепенулся я.
   - Ты уже десять минут таращишься на этот план.
   - Неужели?
   - Я просто забеспокоился...
   В этот миг зазвонил телефон. Фриц снял трубку, потом протянул её мне.
   - Тебя, Джонни, - сказал он.
   Я поднес трубку к уху.
   - Алло?
   Молчание.
   - Алло! - сказал я. - Потом, ещё громче: - Алло!
   Я уже собрался было положить трубку, когда незнакомый гортанный голос прохрипел:
   - Кэмбер?
   - Да, это Джон Кэмбер, - произнес я. - А кто это говорит?
   - Ты меня не знаешь, Кэмбер. Старик был мой отец.
   - Какой старик? Вы уверены, что вам нужен именно я? Меня зовут Джон Кэмбер.
   - Я знаю, Кэмбер.
   - Так чего вы от меня хотите? Кто вы?
   - Моя фамилия Шлакман. Это тебе о чем-нибудь говорит?
   У меня перехватило дыхание. Я беспомощно оглянулся на Фрица, который смотрел на меня в упор. Перехватив мой взгляд, он потупил глаза и погрузился в работу.
   - Шлакман, - повторил гортанный голос.
   - Да...
   - Ганс Шлакман.
   - Чего вы хотите? - пролепетал я.
   - Я хочу с тобой поговорить, Кэмбер.
   - О чем?
   - О делах, Кэмбер. О разных делах.
   - Мне не о чем с вами разговаривать. Как я узнаю, что вы тот, за кого себя выдаете?
   - Поверь уж мне на слово, Кэмбер. Что случилось со стариком? Он упал? Его кто-нибудь столкнул? Расскажи мне, как он кончил.
   - Я не могу говорить с вами по телефону.
   - А ключ, Кэмбер? Я слышал, что он достался тебе.
   - Я не могу с вами говорить, - беспомощно произнес я и положил трубку. Потом кинул взгляд на Фрица. Он казался по уши погруженным в работу. Я взял карандаш, но рука предательски дрожала. Телефон продребезжал снова. Я услышал тот же голос.
   - Кэмбер?
   - Да.
   - Не пытайся от меня отделаться, ублюдок. Усек? Не смей вешать трубку.
   - Я не знаю, кто вы такой, и не понимаю, о чем вы говорите.
   - Это тебе не бирюльки, Кэмбер. Это серьезная игра. Ты ввязался в опасное дело. Усек? Не будь козлом - не рассчитывай, что у тебя что-нибудь выгорит. Ты ведь уже встречался с Энджи?
   Я слушал, судорожно дыша.
   - Я тебе кое-что расскажу про Энджи. На первый взгляд, он не кажется таким опасным. Он ведь выглядит, как былинка, которая от ветра переломится. Так вот, Кэмбер, это не так. Энджи ходит без пушки, он носит с собой только кастет и консервный нож. Так вот, тебя вывернет наизнанку, если ты увидишь, как он ими пользуется. То, что сделал поезд с моим отцом, ничто по сравнению с тем, что делает Энджи со своими жертвами. Будь умницей, Джонни. Будь умницей. Я, например, давно в облаках не витаю. И слез над своим стариком не лью. Да, он предпочел свести счеты с жизнью таким тяжким образом. В жизни ему крепко досталось. Если бы нам с тобой давали доллар за всякий раз, когда мой старикан ввязывался в какую-нибудь свару, Рокфеллер просил бы у нас милостыню. Ну да ладно, речь не об этом, Джонни. Суть в том, что я должен с тобой поговорить. И, чем скорее, тем лучше. Для тебя. Ключ у тебя. Ты теперь на мушке. Знаешь, что такое - быть на мушке? Это значит, что все на тебя охотятся, а тебе и прикрыться нечем. Кроме ключа.
   - Я не понимаю, о чем вы говорите, - прошептал я.
   - Брось ты мне лапшу на уши вешать, Джонни! Я же тебе добра хочу. Кроме меня, тебе некому помочь. Так что давай потолкуем.
   Я положил трубку. Видя, как я тупо уставился перед собой, Фриц спросил:
   - Неприятности, Джонни?
   Я потряс головой. Я пока и сам не представлял, во что влип. Названия этому не было, хотя бы потому, что это просто не могло случиться. Или случилось, но не со мной. Не с Джонни Кэмбером.
   - Меня подловили на этой чертовой дымовой трубе, - сказал Фриц. - И теперь я только сплю и вижу это здание в две мили высотой, что так мечтал построить Фрэнк Ллойд Райт*). Еще ребенком я решил, что непременно возведу его. Я обожал этого старикана. Мне посчастливилось с ним познакомиться. Знаешь, какой он был, Джонни?
   *Знаменитый американский архитектор (1869-1959).
   - Нет, - замогильным голосом откликнулся я. - Не знаю.
   - Он был настоящей личностью, - мечтательно вздохнул Фриц. Цивилизованной личностью. Точнее так: он был единственным человеком в мире пещерных дикарей.
   * * *
   Фрэнк Яффи вызвал меня в свой кабинет. Это был жесткий и требовательный, но на редкость доброжелательный человек. Они со Стермом изначально распределили роли так: Стерм рычал и топал ногами, а Яффи уговаривал и сглаживал острые углы. Поскольку платили нам жалкие гроши, а требовали чересчур много, такое разделение было необходимо. Был он толст и с виду неповоротлив, с тройным подбородком и грушевидной головой. Примерный семьянин, живший в Коннектикуте с женой и тремя детьми, он также выполнял обязанности дьякона в местной церкви и содержал в Нью-Йорке маленькую квартирку, в которой удовлетворял свою страсть к женскому разнообразию. Так, во всяком случае, гласила конторская молва, подкрепленная показаниями двух соблазненных и уволенных стенографисток. Впрочем, что до меня, то Яффи мог содержать хоть целый гарем, повысь он мне только жалованье и не заставляй работать сверхурочно.
   Однако Яффи пригласил меня к себе вовсе не для того, чтобы сообщить о повышении жалованья. Склонившись над моим последним чертежом, он устремил на меня испытующий взгляд, нацепил на лицо дежурную улыбку и поинтересовался, как я себя чувствую.
   - Нормально, - ответил я.
   - Садись, Джонни. - Я опустился в кожаное кресло, стоявшее напротив его стола. - Выглядишь ты неважно. Должно быть, прихворнул немного, да? Иначе я не могу это объяснить. - Он ткнул пальцем в мой последний чертеж. Работу ты запорол. Что ж, такое с каждым случается. Но ведь сегодня ты вдобавок и опоздал! - Он сокрушенно покачал головой. - Будь это в моих силах и, если бы ты справлялся с работой, я бы позволил тебе приходить и в десять и даже в одиннадцать. Но, увы, я распоряжаться не вправе. У нас есть определенный распорядок, которому подчиняются все. Впрочем, оставим это. У тебя нелады дома?
   - Нет, я просто не в своей тарелке, - сказал я. - Не стану притворяться. Просто сегодня неудачный день.
   - Ты заболел, Джонни?
   - Может быть. Точно не знаю.
   - Хочешь взять отгул?
   - Да, пожалуй, - кивнул я. - Если можно. За мой счет, разумеется.
   - Нет, один день компания тебе оплатит, - великодушно сказал Яффи. Езжай домой и отоспись. Приведи себя в порядок.
   Я кивнул, поблагодарил его и встал.
   - Джонни?
   - Да, сэр?
   - Джонни, я никогда не лезу в чужие дела. Я не позволяю себе вмешиваться в чужую жизнь. Но... ты не возражаешь, если я задам тебе один личный вопрос?
   - Нет, сэр - спрашивайте.
   - Ты поссорился с женой?
   Я глубоко вздохнул, потом сглотнул и ответил:
   - Нет, сэр. Мы не поссорились. Свои проблемы у нас конечно, есть, но до ссоры пока не дошло.
   - Ты ходишь в церковь, Джонни?
   Нет смысла терять работу ради того, чтобы послать своего босса к дьяволу. Тем более, когда на руках у тебя жена и ребенок, а за душой ничего, кроме долгов. Я набрал в грудь побольше воздуха и ответил Яффи, что церковь посещаю, но только время от времени.
   - А ведь живем-то мы отнюдь не время от времени, Джонни, - сказал он. - Начни ходить каждую неделю. Попробуй, Джонни. А теперь - ступай и приведи себя в порядок.
   Грушевидная физиономия расплылась в улыбке. Прикрыв за собой, я прошептал:
   - Черт бы побрал эту жирную скотину!
   Но радости не ощутил.
   Однако отгул, в котором я нуждался, как в воздухе, он мне все-таки дал!
   3. Дипломат
   Одиннадцать тридцать. Я вышел из коридора, прошагал к лифту и нажал на кнопку вызова. Подошла кабина и Крис Малдун услужливо распахнул двери. Малдун - плюгавый, скособоченный и на редкость безобразный человечек, для которого, по-моему, и с самим собой-то ужиться непросто. Он был признателен за малейшее проявление внимания, а я всегда старался обращаться с ним по-человечески. Увидев меня, он ухмыльнулся и произнес:
   - Да, мистер Кэмбер, если бы она дожидалась меня, я бы тоже постарался удрать как можно раньше.
   Я недоуменно уставился на него.
   - Кто?
   - Да эта дамочка.
   Лифт устремился вниз.
   - Какая дамочка?
   - Она спрашивала меня про вас.
   - Кто она? Как её зовут? - Мое сердце сжалось от одной лишь мысли о том, что какое-то несчастье заставило Алису примчаться в Нью-Йорк.
   - Не знаю, мистер Кэмбер. Я сказал ей, где вы служите, а она ответила, что подождет вас в вестибюле.
   Лифт спустился на первый этаж и Малдун кивнул в сторону поджидавшей меня девушки.
   Сначала у меня в голове промелькнуло лишь мимолетное ощущение чего-то знакомого, смешанное с восхищением перед столь чистой и девственной красотой. Но уже в следующий миг я её узнал. Эта была та самая ошеломляюще прекрасная девушка, которой я утром уступил свое место в вагоне подземки. Удивительно, но меня не столько поразило, что она здесь, как то, что она спросила именно меня.
   Прелестная незнакомка приблизилась вплотную ко мне, протянула руку и спросила:
   - Вы - мистер Кэмбер?
   Голос у неё был грудной и певучий, с каким-то едва уловимым акцентом.
   - Откуда вы меня знаете? - тупо спросил я.
   - Я все объясню чуть позже. Меня зовут Ленни Монтес. Я бы хотела поговорить с вами. Может, прогуляемся?
   - Прогуляемся? Э-эээ, куда? - неуклюже прохрипел я.
   - Да куда угодно. Вокруг квартала, если хотите. На улице очень приятно. Или у вас есть какие-то срочные дела, мистер Кэмбер?
   - Нет. Ничего срочного у меня нет.
   - Вот и чудненько.
   Она взяла меня за руку и увлекла к выходу. На полпути я остановился и сказал:
   - Я не совсем понимаю, мисс Монтес - мы ведь даже не знакомы.
   - О, но ведь я вас знаю. Вы так любезно уступили мне свое место в метро - таких джентльменов сейчас днем с огнем не встретишь.
   Глядя на девушку, трудно было поверить, что она ездит в метро. Одна бриллиантовая брошка, должно быть, стоила приличного отрезка любой линии метро. Да и серый, с иголочки, костюм совершенно не походил на унылую бесцветную униформу постоянных пользователей нью-йоркской подземки.
   Появление девушки и встревожило и озадачило меня, но тем не менее, пригласи она меня вскарабкаться вместе с собой по отвесной стене Эмпайр Стейт Билдинга, я бы согласился. И вдобавок присягнул бы на всех библиях штата Канзас, что это существо не способно даже затаить злой умысел, не то, что совершить дурной поступок. Вблизи я уже рассмотрел, что ей не девятнадцать, и даже не двадцать лет, но, будь ей даже двадцать семь или двадцать восемь, менее чистой и невинной она от этого не стала.
   Мы вышли на улицу и, при солнечном свете, её кожа засияла молочной белизной и свежестью. Природной, без тени косметики. Ленни снова взяла меня за руку и прильнула ко мне, словно мы были знакомы уже десять лет. Я сказал:
   - Я не могу поверить собственным глазам. Откуда вы знаете, как меня зовут? Кто вы? Ведь такие чудеса ни с кем не случаются. Можно прожить в Нью-Йорке пять жизней и не испытать ничего подобного. Разве что Роберт Луис Стивенсон мог написать такой роман, а доверчивые викторианцы проглотили бы его. Но я не реликт викторианской эпохи...
   - Отчего же нет, мистер Кэмбер? Вы - такой красивый и романтичный...
   - Вот уж нет. Не сегодня, во всяком случае.
   Дойдя до угла, мы свернули к Лексингтон-авеню. Я послушно шагал за Ленни и даже не удивился, когда она сказала:
   - Вы, конечно, догадались, что я ждала вас на автовокзале, а потом последовала за вами в подземку. Так что наша встреча - вовсе не случайность.
   - Я просто надеялся, что она может оказаться случайностью, - глухо пробормотал я. - Это ведь все из-за ключа, верно? Черт бы побрал этот проклятый ключ.
   - Да, - кивнула Ленни. - Это из-за ключа.
   * * *
   Мы пересекли Лексингтон-авеню, оставили позади Третью авеню и уже приближались ко Второй, а я все шагал рядом с ней, покорно, как теленок. С юношеской поры я не испытывал такого удивительного ощущения. Эта девушка словно околдовала меня, её близость, тепло её руки просто завораживали. Я утратил всяческий контроль над собой.
   - Если бы не злосчастный ключ, - говорил я себе, - она бы тебя даже не заметила. Опомнись, Джон Кэмбер, ведь твоего позорного жалованья не хватит ей даже на помаду. Неужели ты способен так беспамятно влюбиться в женщину, которой нужно от тебя только одно - без помех завладеть ключом?
   Словно угадав мои мысли, она взглянула на меня и спросила:
   - Что тебя заботит, Джонни?
   Господи, мы и гуляли-то каких-то четверть часа. Почему она уже зовет меня Джонни? Почему бы и мне не называть её Ленни?
   - Ты такой молчаливый.
   - Да...
   - Я тебе, кажется, очень понравилась, да?
   Простота, с которой она произнесла эти слова, затенила их безыскусность.
   - Я тебе понравилась, а ты переживаешь из-за того, что ведешь себя, как мальчишка. Тебе стыдно за себя. Ты думаешь о том, что нас разделяет твой мир и мой...
   - Я даже не представляю, откуда ты взялась, - слабым голосом пробормотал я.
   - И все-таки, ты думаешь именно об этом и пытаешься понять - хорошая я или плохая. Значит, я была права, назвав тебя викторианцем. Ты ведь хочешь с головой окунуться в романтическое приключение, но не знаешь, можешь ли позволить себе влюбиться в меня.
   - Я не имею права влюбиться ни в тебя, ни в кого-либо другого.
   - Самое дешевое в мире удовольствие - и не можешь себе позволить?
   - Да, но ведь тебе нужен только ключ. Давай сперва поговорим о деле. Тебя интересует всего лишь этот чертов ключ, а я для тебя - не более, чем подопытный кролик. Хорошо. Мне не привыкать к такой роли.
   - Это все, на что ты способен, Джонни? Много ли ты знаешь о женщинах? Или о себе? Мне кажется, ты очень милый. Такой молодой и свежий...
   - Свежий?
   - О, мой английский не всегда позволяет мне сказать именно то, что я думаю. Я хотела сказать, что ты - чистый, искренний. Я ведь приехала из Европы, Джонни, а в Европе мужчины с такими качествами давно перевелись. Тебе ведь уже тридцать два, а то и все тридцать три...
   - Тридцать пять.
   - Видишь - даже тридцать пять, а ты все ещё по-юношески трогателен и чист душой. Меня, например, такие качества очень привлекают.
   - Но ещё более тебя привлекает ключ, - уточнил я.
   - Почему ты все время переводишь разговор на этот ключ, Джонни?
   - Потому что тебя интересует только он, - упрямо сказал я.
   - Нет, меня интересуешь ты.
   Мы свернули на Вторую авеню, медленно шагая под лучами приятного мартовского солнца. Мне хотелось, чтобы наша встреча продолжалась как можно дольше, до бесконечности. Какие бы неприятности ни доставил мне ключ, все-таки он подарит мне ещё четверть часа, а то и все полчаса общения с ней.
   - И почему все так гоняются за этим ключом? - не выдержал я. - Почему он настолько важен? Это ведь ключ от сейфа, да?
   - Ты только про ключ и думаешь, Джонни.
   - До тех пор, пока незнакомый старик не подсунул мне его, я жил совершенно нормальной жизнью. Без всяких проблем. То есть, свои сложности у меня, конечно, были, но самые обычные...
   - Правда, Джонни?
   - Да. У меня все было в порядке. Но со вчерашнего вечера у меня сплошные неприятности...
   - Не только, Джонни. Еще - я.
   - Да - ещё ты. Как и все остальные, ты, похоже, готова пойти на все, чтобы заполучить этот ключ.
   - Нет! - Она остановилась, как вкопанная, и посмотрела на меня. - Ты несправедлив ко мне, Джонни. Такие домыслы недостойны тебя. Мне вовсе не нужен этот ключ. Мне лично. Но я согласилась. Да, сказала я им, я поговорю с мистером Кэмбером.
   - Ага! - вскричал я. - Но откуда ты узнала, как меня зовут?
   - Речь шла о мужчине, а не об имени. Я должна была встретить тебя на автовокзале, познакомиться с тобой и поговорить. Я сопроводила тебя до твоей работы, а карлик-лифтер сказал, что тебя зовут Джон Кэмбер. Я пообещала, что попытаюсь уговорить тебя - не для себя, но для других. Ты мне веришь?