Каннингем Элейн. Алиса

   Я полез в карман.
   - Черта с два! - отрезал Дейв. - Почитай законы штата Нью-Йорк. Я не обязан продавать тебе оружие - и не продам! Оружие не решает проблем - оно их только создает. А ты собираешься с его помощью решить свои проблемы это у тебя на лбу написано. Нет, нет и ещё раз - нет. Пистолеты - это зараза. Хуже чумы. Извини, Джонни, но пистолет ты не получишь.
   Дейв раскрыл книгу и погрузился в чтение, весь дрожа от душивших его чувств и высказанных слов. Я был абсолютно уверен, что он не видит ни одной буквы. С минуту подождав, я горько произнес:
   - Спасибо за помощь.
   Я ушел, а Дейв даже не посмотрел мне вслед.
   На улице уже смеркалось, на небе громоздились облака, подернутые с востока золотистыми и оранжево-алыми бликами. Да, денек выдался жаркий. Он войдет в историю, как самый жаркий мартовский день за много лет. Первый по-настоящему весенний день, день пробуждения мира; а где-то в этом мире плакал несчастный ребенок. Я шагал к машине, но эти детские слезы навернулись мне на глаза; ноги у меня подгибались, я был напуган, обескуражен и обозлен. И вдруг меня окликнул женский голос:
   - Джонни Кэмбер?
   Ленни!
   Она сидела в красном спортивном "мерседесе", который стоял почти впритирку к моему допотопному "форду". Не веря свои глазам, я сделал ещё пару заплетающихся шагов, а Ленни распахнула дверцу и звонко прощебетала:
   - Садись, Джонни. Присядь хоть на минутку. И - не смотри на меня так.
   Розовый свет, просачивавшийся сквозь витрину лавки, падал на её лицо и, несмотря на весь пережитый ужас, я невольно признал, что в жизни не видел более прекрасной женщины. Ленни Монтес смотрела на меня широко раскрытыми невинными глазами. Ангел.
   - Подлая стерва!
   - Не говори так, Джонни. Сядь со мной рядом, пожалуйста. Я могу помочь тебе.
   Я забрался на переднее сиденье "мерседеса".
   - Ты уже помогла мне, - сказал я. - Ты украла моего ребенка. Чтоб ты сгорела в аду, подлая тварь! Как ты могла? Похитить крохотную беззащитную девчушку, которой едва исполнилось четыре. Как у тебя рука поднялась?
   - Меня заставили, Джонни.
   - Тебя заставили. Лжешь ты, гадина! Скажешь еще, что тебя заставили следить за мной?
   - Нет, Джонни, у меня не было другого выхода. Или ты предпочел бы, чтобы на моем месте оказался Энджи?
   - Где Полли? С ней все в порядке?
   - Да, не бойся. Но я не могу тебе сказать, где она.
   - С ней и вправду ничего не сделали? Ты клянешься? Ее не тронули?
   - Клянусь, клянусь. Послушай, Джонни, я ведь рискую собственной жизнью ради того, чтобы увидеться с тобой. Это правда. Если Монтес узнает, что я с тобой встретилась, он меня прикончит.
   - Опять лжешь.
   - Это правда, Джонни. Поверь мне.
   - Где Полли?
   - Господи, не могу я тебе это сказать, Джонни.
   - Но ты знаешь?
   - Нет, не знаю.
   - Тогда чего ты добиваешься?
   - Я хочу только одного, Джонни - чтобы ты меня выслушал. Пять минут. Выслушай мне и поверь мне. Поверь, что я никогда не испытывала ни к кому другому таких чувств, какие питаю к тебе.
   - Плевать мне на твои чувства!
   - Джонни, не добивай меня - мне и так тошно. Ты ведь не знаешь, как я жила. Даже представить себе не можешь. Ты никогда не варился в обществе таких людей. Сейчас ты понял, что попал в ловушку, подстроенную мерзкими и грязными людьми. А я всю жизнь была пленницей таких людей. А теперь я пленница Монтеса. Можешь ли ты представить, каково быть замужем за таким человеком? Испытывать бесконечные унижения? Ведь он и притрагивался ко мне лишь для того, чтобы напомнить, кто в доме хозяин, а кто - рабыня. Я вовсе не говорю, что я святая, Джонни, но и во мне есть хорошие черты. Всю жизнь я мечтала стать женой порядочного человека - не сумасшедшего и не борова. И вот теперь передо мной впервые забрезжила надежда. Клянусь, что говорю тебе правду, Джонни. Я знаю, где находится этот сейф. И я знаю, что в нем спрятано. И ещё я знаю, кому можно это продать - за два миллиона долларов. Два миллиона, Джонни - а ключ у тебя! Это все, что нам с тобой нужно - ключ и два миллиона долларов. Мы заживем с тобой припеваючи, будем как сыр в масле кататься...
   - А моя жена? - не выдержал я.
   - Причем тут твоя жена! Энджи рассказал мне про нее. Дурнушка и нескладеха. Кому она нужна!
   - А Полли?
   - Все можно пережить, Джонни. Поверь моему опыту. Ребенка ты забудешь. Погорюешь какое-то время, но, имея пару миллионов долларов, никто долго не горюет.
   - А почему, по-твоему, я должен забыть Полли?
   - Потому что тут уж ничего не попишешь. Не думаешь же ты, что они вернут тебе ребенка? Чтобы девочка потом указала на них пальцем? На Энджи? На Монтеса? Посмотри правде в глаза, Джонни.
   - Вот, значит, как, - задумчиво произнес я.
   - Скажи "да", Джонни. Умоляю - скажи.
   - Значит, жену я бросаю. Мою дочку убивают. Взамен я получаю тебя с двумя миллионами и - через какое-то время я счастлив. И ты веришь, что я способен на это согласиться? Да, ведь ты не увязалась бы за мной, если бы не рассчитывала на то, что я соглашусь.
   - Так что ты мне скажешь, Джонни?
   - Что же ты за человек? - прошептал я. - Неужели весь мир состоит из людей, вроде вас с Монтесом? А я в нем - белая ворона? Наивный глупец, безмозглый простофиля? Садясь к тебе в машину, я дал себе зарок, что непременно убью тебя. Я задушил бы тебя собственными руками, если бы это помогло мне вернуть мою дочурку. А теперь я даже не в состоянии к тебе прикоснуться. Слышишь, мерзкая стерва - мне даже тронуть тебя противно!
   Ленни наклонилась ко мне и внезапно плюнула мне в лицо. Я не шелохнулся, даже не попытался утереться. У меня свело ноги, а по спине пробежал холодок.
   - Американский мальчик, хотя и с огромным опозданием, но повзрослел, сказал я, глядя в упор на перекошенное от ярости лицо Ленни. Затем вытер рукавом её слюну и вылез из машины.
   Мотор "мерседеса" взревел и спортивный автомобиль, сорвавшись с места, бешено умчал в темноту.
   * * *
   К лодочной станции на реке Хакенсак я ехал вконец опустошенный. Не эмоционально, нет - я и в самом деле ощущал себя лишь оболочкой, внутри которой зияла пустота. Как будто мои сердце и внутренности растворились, оставив на своем месте только грызущую тоску. Сгустилась тьма. Когда фары моего "форда" выхватили из кромешного мрака совершенно пустынное шоссе, окаймленное густым кустарником и высоченными деревьями, я ощутил себя бесконечно потерянным и одиноким - человеком, потерявшим все самое дорогое, продирающимся через бесформенную ночь в символическую вечность сюрреалистического полотна.
   Признаться, вывеску лодочной станции я увидел с изрядным облегчением. Оставив машину перед самым входом, я взбежал по скрипучим деревянным ступенькам и прошагал по длинному дощатому помосту к расположенному в самом его конце домику на сваях. Причал вдавался в реку футов на сорок.
   Здесь, на реке, брезжил слабый свет - отражение последних отблесков зашедшего солнца и огней домиков, выстроившихся на берегу. Вода матово сияла и переливалась - ровная эбеновая мантия, подернутая прожилками света, точно черный мрамор.
   Несмотря на гнетущую тоску и отчаяние, величие и красота реки настолько захватили меня, что на несколько мгновений я застыл, как статуя, завороженный изумительным зрелищем.
   Из оцепенения меня вывел звук шагов за спиной. Резко развернувшись, я увидел крупного коренастого мужчину, который вышел из домика на сваях и приближался ко мне.
   - Кто вы такой, черт побери? - спросил он, вполне, впрочем, миролюбиво. - Здесь частная резиденция, сезон ещё не открыт, да и мое рабочее время, в любом случае, давно кончилось. Чего вам надо?
   Насколько я мог разглядеть при скудном свете, он был краснолицый, курчавый, лет за пятьдесят, с могучими крутыми плечами и перебитым, как у боксера, носом. Словом, я бы предпочел с ним не ссориться.
   - Вы - Джек Маллиген? - спросил я.
   - Да.
   - Меня зовут Джон Кэмбер. Я живу в Телтоне.
   - Привет, Кэмбер. Чем могу помочь?
   - Вы сдаете лодки напрокат?
   - Сдаю - в соответствующее время.
   - Мне нужна лодка на эту ночь - с подвесным мотором в десять лошадиных сил.
   - Вы смеетесь, что ли? - Маллиген улыбнулся, сверкнув безукоризненными, явно искусственными, зубами. - Я сейчас ещё только крашу, смолю и шпаклюю свои суденышки. Сезон у нас открывается пятнадцатого мая, а сдаю я лодки с шести утра - до шести вечера. Ночной рыбалкой я не занимаюсь, Кэмбер. Ночью на этой реке не разгуляешься - как начинается Мидоус, так в его бесчисленных заливчиках и старицах сам черт себе ногу сломит. Только круглый идиот сдаст лодку на ночь за дохлые шесть долларов в день.
   Мидоус я знал не понаслышке. Так называли огромную болотистую пойму, начинавшуюся в паре миль к югу от того места, где мы находились, в месте впадения в Хакенсак небольшой речушки Оверпек. Оттуда Мидоус простирался вплоть до самого залива Ньюарк. Поразительно, но от этого дикого и колоссального, затапливаемого приливами болота, буквально рукой подать до нью-йоркской Пятой авеню. В ясный день, сидя в лодке посреди залива, можно даже разглядеть Эмпайр Стейт Билдинг. Однако близость к Нью-Йорку никак не повлияла на совершенно гиблый и заброшенный характер местности - земли, сулящие неслыханные прибыли своему владельцу, до сих пор оставались полузатопленными и неосвоенными.
   Испещренная бесчисленными речушками, старицами, заводями и протоками местность густо поросла непроходимой болотной травой, а обнажавшийся после отлива вязкий ил был такой же смертельной ловушкой для неосторожно забредшего в эти края путника, как зыбучие пески. Если по Хакенсаку корабли, яхты и баржи поднимались прямо к Нью-Йорку, то по соседству, в Мидоусе, царствовали змеи, болотная дичь, ондатры и ящерицы. Несколько раз летом я приезжал в эти места на рыбалку, но клевало под палящим солнцем неважно, да и плавать в мелких водах было довольно трудно и небезопасно. Даже сам дух Мидоуса был какой-то безжизненный и затхлый.
   Словом, я не мог не согласиться с Маллигеном.
   - Вы правы, - сказал я, - но мне совершенна необходима ваша лодка.
   - Почему?
   - Вот этого сказать не могу.
   - В чем дело-то, мистер? У вас неприятности, что ли? Или вы ищете приключения?
   - Да, у меня неприятности, - кивнул я. - Даже хуже. Словом, лодка мне нужна позарез.
   - Ничем не могу помочь, - пожал плечами Маллиген. - Я всегда рад выполнить любую просьбу клиента, но вы просите от меня невозможного. Мало того, что сезон ещё не наступил, так сейчас уже и ночь на носу. А вдруг вы расколотите лодку или сядете на мель - а то и вовсе затеряетесь. Я остаюсь без лодки, без мотора, да ещё и должен объясняться с полицейскими. А что я им скажу? Словом, мистер, выкиньте свою затею из головы. Кстати, у меня и лодки-то ни одной наготове нет.
   - Мистер Маллиген, - сказал я. - Мне нужна моторная лодка. Не для себя. Речь идет о жизни и смерти. Я заплачу вам двадцать пять долларов, даже пятьдесят долларов - сколько хотите. Но я должен получить моторку.
   Он долго и пристально изучал меня. Потом потряс головой.
   - Нет. Извините, мистер Кэмбер, но я ничем не могу вам помочь. Пятьдесят долларов - деньги большие, но...
   Я резко схватил его за руку.
   - Мистер Маллиген, вы женаты?
   - А какое вам дело, черт побери?
   - Дети у вас есть?
   - Слушайте, мистер - топайте отсюда. Мне надоели эти разговоры.
   - Только скажите - у вас есть дети?
   - Есть, - раздраженно буркнул Маллиген.
   - И у меня есть - одна-единственная дочка. Ей всего четыре года и её зовут Полли. Больше детей у нас с женой быть не может. Так вот, мою единственную дочку несколько часов назад похитили - вот почему мне так нужна лодка. Это мой последний шанс увидеть девочку живой. Пожалуйста, не отказывайте мне. Если хотите, я упаду на колени и буду вас молить. Дайте мне лодку, мистер Маллиген!
   Он ещё раз задумчиво посмотрел на меня, потом сказал:
   - Идемте со мной. Поговорим внутри.
   Он провел меня в маленький домик - скорее лачугу, одна комната которой была почти доверху заполнена моторами, запасными частями и всяким инвентарем, а во второй разместились обеденный стол со стульями и письменный стол, заваленный бумагами, картами и журналами. Маллиген кивком предложил мне сесть, а сам достал из холодильника две банки пива и откупорил их. Я замотал головой.
   - Выпейте, - сказал Маллиген. - Полегчает немного.
   * * *
   Я не скрыл от него ничего. После того, как данный мною обет молчания был нарушен, меня словно прорвало. Маллиген внимательно слушал, не перебивая; налитые кровью серые глаза, прищурившись, неотрывно смотрели на меня, обветренное лицо ничего не выражало. Когда я закончил, он только кивнул и сказал:
   - Да, Кэмбер, влипли вы по самые уши.
   Я тоже кивнул.
   - Для вас это, должно быть, как гром посреди ясного неба, да? Честные добропорядочные граждане, жили себе да поживали с ребенком, и вдруг вляпались в криминальную историю. Вы ведь наверняка никогда прежде не имели дела с бандюгами?
   Я помотал головой.
   - Понятно - вот они и возят вас мордой об пол. Скажите, Кэмбер, почему вы все-таки не обратились в полицию? Там, конечно, не ангелы служат, но ставить на место всякую шваль они умеют.
   - Мы с Алисой решили, что в этом случае Монтес прикажет своим людям убить Полли.
   - Вот как? Что ж, Кэмбер, тогда приготовьтесь к самому худшему. Вашу дочку они в любом случае убьют. Так уж обстоит дело с похищением детей преступников ждет одна и та же кара, вне зависимости от того, останется жертва жива или нет. А ребенок - ключевой свидетель.
   - Но пока они её ещё не убили. Да и что нам ещё остается, мистер Маллиген? Даже, если у нас есть всего один шанс из тысячи, чтобы спасти нашу Полли, мы обязаны им воспользоваться. Разве не так?
   - Если так смотреть, то да.
   - А как можно ещё смотреть?
   - Ваша беда, Кэмбер, в том, что вы - честный человек в бандитском мире. Бандюги не признают в игре никаких правил, да и совесть их не мучает. В отличие от вас. Вы любите жену, обожаете дочку и ожидаете, что и вас должны любить в ответ. Криминальный мир для вас - игра, потому что вы включаете телевизор и видите, как какой-нибудь размазня ловко обставляет целую шайку громил. Нет, Кэмбер - реальность совсем иная. Пора вам уже повзрослеть и понять, что это так. Я смотрю телевизор и слышу - зло всегда бывает наказано. Это - бессовестное вранье! Неудачник всегда проигрывает именно потому, что он неудачник. И в выигрыше всегда остаются громилы и жлобы.
   - А я, значит, неудачник?
   - Да, Кэмбер. Мне бы не следовало говорить такое в лицо клиенту, но с вами иначе нельзя. Кто вам ещё глаза откроет? Зачем им понадобилась лодка? Чтобы легче было отобрать у вас ключ. Вы сами привезете им ключ в такое глухое место, где никто вас днем с огнем не найдет. Может быть, они вам даже покажут вашу дочку - вполне возможно, что они укрывают её где-то неподалеку, среди этих болот. Впрочем, какая разница? Они убьют вашу дочку, а потом прикончат и вас с вашей женой. Они же бандиты. Ваша жизнь для них яйца выеденного не стоит. Скажите, Кэмбер - будь у вас этот ключ, вы бы продали его за двадцать пять штук?
   - Нет, - бессильно прошептал я.
   - А почему? Ведь это чертова уйма денег.
   - Не нужны они нам - ни Алисе, ни мне.
   - Все верно. Не потому не нужны, что вы такой честный, а потому, что вы неудачник и размазня. Вы ведь вляпались в дерьмо по самую макушку. Будь у меня хоть капля здравого смысла, я бы и слушать вас не стал.
   - Нет, - взмолился я. - Пожалуйста, сдайте мне лодку!
   - Конечно - сдать вам лодку. Что я вам - Армия спасения? Вас неминуемо пришьют, а мою лодку пустят на дно. И что - ради какой-то паршивой полусотни я лишусь моторной лодки ценой в полтысячи зеленых, да ещё и навлеку легавых на свою голову? Нет уж, я должен умыть руки.
   - Ради всего святого, мистер Маллиген! - взвыл я. - Пожалуйста, выручите меня. Век не забуду.
   - Я тоже этого век не забуду. - Он метнул на меня тяжелый взгляд из-под нависших бровей и проворчал: - Ладно, дам я вам лодку!
   - О, мистер Маллиген...
   - Да хватит вам! Вам нужна лодка - забирайте её. Только - доставьте обратно, слышите? Самое главное для меня - получить её обратно. Я привяжу её в самом конце причала и подвешу новенький джонсоновский мотор в двадцать лошадей. Вы умеете управляться с "джонсоном"?
   - Умею... - только и выдавил я.
   - Все, значит - заметано. Только учтите - этот мотор обошелся мне в целое состояние.
   Я кивнул, не доверяя своему голосу.
   - Зарубите себе на носу, Кэмбер - они не зря хотят, чтобы я дал вам мотор мощностью всего в десять лошадей. Они хотят получить преимущество. А с двадцатью лошадями вы их в чистую обставите. Не знаю, что вы от этого выиграете, но мою посудину, надеюсь, вернете. Да, резервную канистру с горючим я шлангом подсоединю к мотору, чтобы вам не пришлось дозаправляться в темноте.
   Когда я путано бормотал слова благодарности, мои губы предательски дрожали.
   - За что? За то, что нашли дурака? Думаете, мне это приятно?
   - За то, что вы спасли жизнь моей дочери.
   - Бросьте, Кэмбер! Пора вам становиться мужчиной. Это будет вашей первой проверкой.
   - Позвольте мне хоть заплатить вам! - спохватился я.
   - Вали отсюда, молокосос, пока я не передумал! И ещё учти, Кэмбер когда хочешь кого-то подкупить, не предлагай полсотни баксов! Впредь приходи с нормальными деньгами.
   * * *
   Я отошел по причалу на дюжину футов, когда Маллиген окликнул меня:
   - Кэмбер!
   Я обернулся.
   - Еще кое-что, Кэмбер. Сегодня ночью...
   - Да, сэр?
   - Сегодня ночью позабудь про свою интеллигентность. Хватит причитать над своими обидами. Разозлись, Кэмбер! Покажи им, где раки зимуют!
   Я кивнул и зашагал прочь.
   9. Шлакман
   Алиса встречала меня, стоя у окна. Дождавшись, пока я припарковал машину у входа, она открыла дверь и - порывисто бросилась мне на грудь.
   - О, Джонни, как я тебя заждалась. Мне показалось, что прошла целая вечность. Почему ты так задержался?
   Я поцеловал её и мы ещё немного постояли, тесно прижавшись друг к другу. Я пообещал, что непременно обо всем расскажу. Чуть позже.
   - Но тебе хотя бы удалось взять лодку?
   - Да, - кивнул я. - Лодку я взял.
   - Слава Богу. Знаешь, Джонни, мы ведь с тобой ещё ничего не ели.
   - Я совсем не голоден. Да и потом у меня сейчас кусок в горло не полезет.
   - Я открыла банку сардин с помидорами. Съешь хоть что-нибудь, Джонни.
   - Нет-нет, я не могу. Звонил кто-нибудь? Я имею в виду...
   - Нет, - помотала головой Алиса. - Было всего три звонка. Но не от них. Странно все-таки устроены люди: они каким-то образом пронюхали, что у нас что-то неладно. Снова звонила Дженни Харрис, за ней - Фрида Гудман и наконец - Дейв Хадсон.
   Я насторожился.
   Уже на полпути в кухню Алиса обернулась и сказала:
   - Он был очень встревожен, Джонни.
   На кухонном столе уже были расставлены тарелки и кое-какая нехитрая снедь. Пахло свежесваренным кофе.
   - Сядь, - сказал я. - Выпей хотя бы кофе. А что встревожило Дейва? Надеюсь - не мой чек?
   - Нет, Джонни - не чек.
   Тогда я рассказал ей про спортивные пистолеты. Алиса выслушала и вздохнула.
   - Бедный Джонни.
   - Я не нуждаюсь в том, чтобы меня жалели, - раздраженно выпалил я.
   - А что бы ты сделал с этим пистолетом?
   - Сам не знаю. Я ведь никогда ещё ни на кого не злился по-настоящему. Что бы со мной ни случалось, я всегда винил в самого себя. Занятно вышло, когда я впервые увидел этого Маллигена, владельца лодочной станции - ну ты знаешь, да? Так вот, раньше я бы сказал себе: "это смутьян - держись от него подальше". Я ведь всегда страшился таких людей и сторонился их, как чумы. Так вот, этот Маллиген в качестве напутствия пожелал мне, чтобы я разозлился. Всю обратную дорогу я размышлял над его словами. Ты понимаешь, что я имею в виду, Алиса?
   Чуть помолчав, она ответила:
   - Кажется, понимаю, Джонни. Но, с другой стороны, все это случилось уже после того, как ты пытался купить пистолет у Дейва.
   - Да, это верно. Я был тогда сам не свой.
   - Джонни, зачем тебе сдался этот пистолет? Нас ведь уже не изменишь. Что бы ни случилось с Полли, мы с тобой останемся прежними. Или ты считаешь, что ты способен прицелиться и хладнокровно выстрелить в живого человека?
   Я взвесил её слова, прежде чем ответил:
   - Нет, не могу.
   - Я рада, - кивнула Алиса.
   - Что от меня мало толку в такой передряге? Что я вообще ни на что не годен?
   - Что ты такой, какой есть.
   Тогда я выложил ей все про Ленни и про красный "мерседес". Не утаив ни слова. Выслушав мою исповедь, Алиса, должно быть, с минуту, а то и две, молчала. То, о чем она потом спросила, неприятно меня поразило. Алиса пожелала знать, какие чувства я питаю к Ленни Монтес.
   - Никаких. Абсолютно никаких.
   - Ты ведь мог силой затащить её в полицию, - медленно произнесла Алиса. - Мисс Климентайн хорошо разглядела её, когда она приезжала за Полли. Неужели это не пришло тебе в голову, Джонни? Или - пришло?
   - Нет.
   Никогда прежде мне не приходилось видеть на лице Алисы такого выражения - ужаса, перемешанного с презрением.
   - Клянусь тебе - я этого просто не сообразил. Ей-богу, Алиса, я даже не подумал, что мисс Климентайн может опознать Ленни.
   - Неужели, Джонни?
   Слезы отчаяния, гнева и безнадежности навернулись мне на глаза.
   - Нет, нет и ещё раз - нет! Что я, по-твоему - совсем чудовище?
   - О, Джонни, я больше не знаю, что и думать.
   - Как бы я ни поступил, - попытался оправдаться я, - ведь Полли все равно осталась бы у них.
   - Джонни, Джонни, неужели ты не понимаешь - но ведь она-то оказалась бы у нас в руках! Твоя стерва! У нас наконец была бы козырная карта, с которой мы могли бы обратиться в полицию и покончить с этой шайкой.
   - Что ты пытаешься этим сказать? - выкрикнул я. - Что я собственноручно подписал смертный приговор нашей дочери? Ты к этому клонишь?
   - Нет, Джонни, я этого не говорила.
   - Ты совсем безжалостная, Алиса.
   - Ты сам не хочешь, чтобы тебя жалели.
   * * *
   Мы молча сидели в гостиной, следя за бегом часов и ведя собственный мучительный отсчет времени. Мы просидели так около двадцати минут, но это были самые томительные и страшные минуты в моей жизни. Ничто не могло сравниться с безудержным и агонизирующим отчаянием, которое охватило меня в те минуты. Только что состоялся суд, признавший меня виновным в преступной небрежности. Приговор - убийство собственной дочери - я вынес себе сам. Поставьте себя на мое месте - и вы поймете, каково было мое состояние в эти двадцать минут.
   Алиса это прекрасно понимала. Она не пыталась хоть как-то ослабить мое бремя - это было бы бесполезно, - но через двадцать минут вдруг нарушила молчание и произнесла, как бы между прочим:
   - Знаешь, Джонни, пока тебя не было, я все время ломала голову над загадкой исчезновения ключа...
   Я промолчал, а она продолжила:
   - И, мне кажется, я поняла, кто его взял.
   - Ты это поняла?
   - Думаю, что да. Точно я не уверена. Но, чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь в своей правоте.
   - И кто же его взял, Алиса?
   - Полли.
   - Полли?
   - Да. После того, как ты мне позвонил утром, я положила его на кухонный стол, а сама вышла в гостиную. Полли оставалась на кухне. Она видела, как я положила ключ на стол. Она ещё спросила меня, что это такое. Когда я показала, она воскликнула: "Ой, какой забавный ключик! Он совсем плоский". Я объяснила, что этот ключ отпирает специальный шкафчик, в котором люди хранят свои самые большие ценности, например, такие, как её куколки. Должно быть, этот ключ поразил воображение нашей малышки. Потом, когда я собралась, я просто крикнула из гостиной: "Пойдем, Полли, а то опоздаем". В кухню я больше не заходила и ключа не видела.
   - Да, но Полли скорее всего зажала бы ключ в своей ладошке. И ты бы его увидела. В её платьицах ведь карманов нет! Или я ошибаюсь?
   - Она была в своем сером костюмчике, а в нем как раз карманы есть. Должно быть, малышка просто положила ключ в один из них.
   - В таком случае, - с расстановкой произнес я, - они уже могли его найти...
   - Я как раз об этом подумала.
   - И, если нашли...
   - Джонни, вполне возможно, что они его не нашли, а Полли о нем забыла. Да и с какой стати им бы понадобилось расспрашивать маленького ребенка или - шарить у неё по карманам? Но все же...
   В этот миг кто-то позвонил в дверь черного хода.
   * * *
   Я пошел открывать через кухню, погруженный в мысли о том, что мы опять вернулись к ключу, и - одновременно пытаясь переложить хотя бы часть вины на Алису. Не потеряй она ключ, мы бы отдали его Энджи, и наша дочурка была бы сейчас дома и в безопасности. И все же нутром я сознавал, что сравнивать степень нашей виновности неправомерно. Ведь я не предупредил Алису, что ключ имеет для меня такое огромное значение...
   Я открыл заднюю дверь. Точнее, повернул ручку вниз, а тот, кто стоял за дверью, рывком распахнул её и вошел в кухню. Увидев его, я остолбенел никогда в жизни мне не приходилось сталкиваться с таким исполином. Незнакомец был не столь высок - хотя и далеко за шесть футов, - как могуч; широченные плечи, бычья шея, ноги-бревна и - чудовищной толщины руки с ладонями-лопатами. У него было круглое, мертвенно-бледное лицо, крохотные синие глазки, нос-пуговка и коротко подстриженные соломенные волосы, торчавшие, как иголки на спине ежа. Щеки заросли двухдневной щетиной. Губы были такие тонкие, что рот походил на едва затянувшийся шрам. Словом, с более отвратительной, отталкивающей и вместе с тем устрашающей личностью я никогда не сталкивался.
   Звериную силу чудовища я испытал на себе сразу же. Распахнувшаяся дверь ударила меня по плечу так, что меня отшвырнуло назад, как котенка, и я врезался в стену. Я невольно подумал, что, окажись на пути двери моя голова, она бы треснула от страшного удара, как бильярдный шар.