Страница:
— Больше никогда со мной этого не делай.
Двери закрылись.
Потом она усмехнулась и добавила:
— Шучу…
Чип больше никогда и ничего с ней не делал. Но он запомнил эту последнюю ночь в Испании. Тогда случилось ЧТО-ТО очень важное. Мир остывал, но в нем еще оставались островки тепла. Случилось что-то очень важное, что Чип сможет противопоставить остывающему миру. И сейчас, слушая этого странного мальчика, сейчас, на краю катастрофы, Чип думал о стюардессе по имени Жанна, и об этой последней ночи в Испании, и о неожиданной просьбе, переданной ему командиром экипажа, и о нити, знающей выход из Лабиринта. О катушке ниток, которые надо смотать.
— Кому я должен буду о ней рассказать? — Чип посмотрел на мальчика. — Что это за человек?
Но тот лишь пожал плечами. Потом, подумав, сказал что-то странное:
— Его пока нет. Но я его обязательно узнаю.
— Когда?
Мальчик молчал.
— Ты ведь знаешь, что у нас заканчивается время. Посмотри внимательно, может, кто-то из членов экипажа?
Мальчик покачал головой:
— Я его обязательно узнаю.
— Когда?
Мальчик молчал.
Решение принято.
Бортинженер убирает РУДы, ручки управления двигателями, в режим «малый газ».
Штурвал — от себя!
Стрелка вариометра[9] начинает падать вниз и застывает на отметке "8". Поднявшиеся спойлеры[10] не дают возможности самолету разогнаться быстрее. Воздушное судно начало снижение со скоростью восемь метров в секунду. Но это была вовсе не посадка.
Самолет продолжал снижение. Чип знал, что ему пора идти к братьям-телевизионщикам и готовить камеру. Вскоре Чипу предстоит снять самый странный ролик в его жизни, может быть, лучший ролик. А баскетбольная корзина действительно оказалась установленной на носу лайнера, большого аэробуса «Ил-86». Чип посмотрел на часы — 15.32, скоро солнце пойдет к закату. Чип не знал, что так же скоро, через час двадцать восемь, может произойти еще одно событие, которое в состоянии сделать этот закат для него последним. И он также не догадывался, что из всех пассажиров, севших в этот самолет в чудном московском аэропорту Шереметьево-2, только ему и мальчику вскоре предстоит стать посвященными в эту тайну.
Мама парня уже давно вернулась, но мальчик сослался на очень важный разговор, и, что удивительно, эта милая и очень даже ничего дама не приняла Чипа за извращенца-педофила. Она послушалась сына и на какое-то время поменялась с Чипом местами.
— Хорошо, — улыбнулась она, а Чип подумал, что чертовски хороша у парня маман, — только не посвящайте его в тайны шоу-бизнеса.
Мальчик, знакомя их, успел рассказать, что Чип снял много рекламных роликов, в том числе и тот, помнишь, про шоколад. Чип действительно гордился роликом «про шоколад» и считал его очень удачным; он знал, что фильм нравится детям, и рассказал об этом мальчику. Чип считал, что парню необходимо снять напряжение. Им всем необходимо было снять напряжение сейчас, когда стюардесса по имени Мамнадь объявила, что самолет начал снижение, попросила пристегнуть ремни безопасности и не покидать своих кресел, только никакой информации о том, что через столько-то минут самолет совершит посадку в таком-то аэропорту, далее не последовало. Ее голос звучал спокойно и дружелюбно, но было что-то, какие-то паузы, и, наверное, не только Чип почувствовал в них с трудом скрываемый страх. Даже веселящиеся в конце самолета братья-телевизионщики стали говорить вполголоса. А может быть, это просто заложило уши?
Самолет продолжал снижение. Мальчик посмотрел на Чипа, а потом снова отвернулся к окошку. Чип вдруг заметил, что мальчик стал очень бледен. Чип уже давно увидел приближающуюся к ним черную точку. Потом точка выросла — черные хищные контуры. Это был очень быстро летящий вертолет, и Чип узнал его — «Черная Акула», лучший боевой вертолет в мире.
Мальчик смотрел в окошко как завороженный, потом Чип услышал, как он прошептал:
— Это началось.
Чип склонился к иллюминатору:
— Что началось?
Мальчик продолжал наблюдать за вертолетом, Чип с беспокойством отметил, что его губы задрожали.
— Что происходит, парень? — мягко спросил Чип. — Кто это?
Мальчик глухо повторил свою фразу:
— Это началось…
А потом Чип услышал нечто странное, потому что губы мальчика прошептали:
— «Священный ветер»… — И Чипа не столько удивила сама непонятная фраза, сколько то благоговение, с которым парень ее произнес.
— Что началось? — Чип постарался, чтобы его голос звучал мягко и спокойно. Он ободряюще дотронулся до плеча мальчика. — Что это ты такое говоришь, парень? Что значит «священный ветер»?
Мальчик оторвался от окна, вертолет продолжал двигаться параллельно с ними на безопасном расстоянии.
— Я не ошибся, ты сказал «священный ветер»? — Чип попытался улыбнуться.
Мальчик молчал. И тогда Чип понял, что в расширившихся глазах мальчика нет никакого благоговения, а лишь только самый настоящий панический страх.
— Что это значит? — Голос Чипа вдруг стал хриплым. Спокойно, просто ребенок испуган и не стоит поддаваться панике. — А, парень?
Мальчик тяжело выдохнул, но голос его окреп, и в нем появились отчаянно-металлические нотки. Но теперь уже настораживала вовсе не интонация, потому что мальчик совершенно отчетливо произнес:
— Это значит КАМИКАДЗЕ.
Дискета и время пить чай
Двери закрылись.
Потом она усмехнулась и добавила:
— Шучу…
Чип больше никогда и ничего с ней не делал. Но он запомнил эту последнюю ночь в Испании. Тогда случилось ЧТО-ТО очень важное. Мир остывал, но в нем еще оставались островки тепла. Случилось что-то очень важное, что Чип сможет противопоставить остывающему миру. И сейчас, слушая этого странного мальчика, сейчас, на краю катастрофы, Чип думал о стюардессе по имени Жанна, и об этой последней ночи в Испании, и о неожиданной просьбе, переданной ему командиром экипажа, и о нити, знающей выход из Лабиринта. О катушке ниток, которые надо смотать.
— Кому я должен буду о ней рассказать? — Чип посмотрел на мальчика. — Что это за человек?
Но тот лишь пожал плечами. Потом, подумав, сказал что-то странное:
— Его пока нет. Но я его обязательно узнаю.
— Когда?
Мальчик молчал.
— Ты ведь знаешь, что у нас заканчивается время. Посмотри внимательно, может, кто-то из членов экипажа?
Мальчик покачал головой:
— Я его обязательно узнаю.
— Когда?
Мальчик молчал.
* * *
Командир экипажа принял решение. Он не послушал бы никаких приказов и ни за что бы не пошел на такой отчаянный шаг, если бы его не убедили, что в создавшейся ситуации это решение — единственно возможное. У них совсем нет времени: топлива еще оставалось на пару часов полета, но им придется переходить на низкие высоты, а там расход топлива значительно больше — на высоте 2400 метров самолет начнет буквально жрать керосин. Сейчас они находились к западу от Москвы, вернулись и кружили в районе Ивановского на высоте 9600 метров . Здесь господствовали северо-западные ветры, штурман уже закончил все расчеты, и сейчас Центр управления воздушным движением «Москва-контроль», находящийся во Внуково и обслуживающий все аэродромы столицы, получил доклад об их готовности.Решение принято.
Бортинженер убирает РУДы, ручки управления двигателями, в режим «малый газ».
Штурвал — от себя!
Стрелка вариометра[9] начинает падать вниз и застывает на отметке "8". Поднявшиеся спойлеры[10] не дают возможности самолету разогнаться быстрее. Воздушное судно начало снижение со скоростью восемь метров в секунду. Но это была вовсе не посадка.
Самолет продолжал снижение. Чип знал, что ему пора идти к братьям-телевизионщикам и готовить камеру. Вскоре Чипу предстоит снять самый странный ролик в его жизни, может быть, лучший ролик. А баскетбольная корзина действительно оказалась установленной на носу лайнера, большого аэробуса «Ил-86». Чип посмотрел на часы — 15.32, скоро солнце пойдет к закату. Чип не знал, что так же скоро, через час двадцать восемь, может произойти еще одно событие, которое в состоянии сделать этот закат для него последним. И он также не догадывался, что из всех пассажиров, севших в этот самолет в чудном московском аэропорту Шереметьево-2, только ему и мальчику вскоре предстоит стать посвященными в эту тайну.
Мама парня уже давно вернулась, но мальчик сослался на очень важный разговор, и, что удивительно, эта милая и очень даже ничего дама не приняла Чипа за извращенца-педофила. Она послушалась сына и на какое-то время поменялась с Чипом местами.
— Хорошо, — улыбнулась она, а Чип подумал, что чертовски хороша у парня маман, — только не посвящайте его в тайны шоу-бизнеса.
Мальчик, знакомя их, успел рассказать, что Чип снял много рекламных роликов, в том числе и тот, помнишь, про шоколад. Чип действительно гордился роликом «про шоколад» и считал его очень удачным; он знал, что фильм нравится детям, и рассказал об этом мальчику. Чип считал, что парню необходимо снять напряжение. Им всем необходимо было снять напряжение сейчас, когда стюардесса по имени Мамнадь объявила, что самолет начал снижение, попросила пристегнуть ремни безопасности и не покидать своих кресел, только никакой информации о том, что через столько-то минут самолет совершит посадку в таком-то аэропорту, далее не последовало. Ее голос звучал спокойно и дружелюбно, но было что-то, какие-то паузы, и, наверное, не только Чип почувствовал в них с трудом скрываемый страх. Даже веселящиеся в конце самолета братья-телевизионщики стали говорить вполголоса. А может быть, это просто заложило уши?
Самолет продолжал снижение. Мальчик посмотрел на Чипа, а потом снова отвернулся к окошку. Чип вдруг заметил, что мальчик стал очень бледен. Чип уже давно увидел приближающуюся к ним черную точку. Потом точка выросла — черные хищные контуры. Это был очень быстро летящий вертолет, и Чип узнал его — «Черная Акула», лучший боевой вертолет в мире.
Мальчик смотрел в окошко как завороженный, потом Чип услышал, как он прошептал:
— Это началось.
Чип склонился к иллюминатору:
— Что началось?
Мальчик продолжал наблюдать за вертолетом, Чип с беспокойством отметил, что его губы задрожали.
— Что происходит, парень? — мягко спросил Чип. — Кто это?
Мальчик глухо повторил свою фразу:
— Это началось…
А потом Чип услышал нечто странное, потому что губы мальчика прошептали:
— «Священный ветер»… — И Чипа не столько удивила сама непонятная фраза, сколько то благоговение, с которым парень ее произнес.
— Что началось? — Чип постарался, чтобы его голос звучал мягко и спокойно. Он ободряюще дотронулся до плеча мальчика. — Что это ты такое говоришь, парень? Что значит «священный ветер»?
Мальчик оторвался от окна, вертолет продолжал двигаться параллельно с ними на безопасном расстоянии.
— Я не ошибся, ты сказал «священный ветер»? — Чип попытался улыбнуться.
Мальчик молчал. И тогда Чип понял, что в расширившихся глазах мальчика нет никакого благоговения, а лишь только самый настоящий панический страх.
— Что это значит? — Голос Чипа вдруг стал хриплым. Спокойно, просто ребенок испуган и не стоит поддаваться панике. — А, парень?
Мальчик тяжело выдохнул, но голос его окреп, и в нем появились отчаянно-металлические нотки. Но теперь уже настораживала вовсе не интонация, потому что мальчик совершенно отчетливо произнес:
— Это значит КАМИКАДЗЕ.
Дискета и время пить чай
Четверг, 29 февраля
15 час. 42 мин. (до взрыва 1 час 18 минут)
Уже полтора часа лейтенант Соболев «взламывал» дискету. Легкость, с которой та поддалась, настораживала, однако потом дискета начала открываться сразу на множество паролей, и Соболь понял, что не все так просто — ее записывал человек с совершенно другими, то что он называл «незаштампованными», мозгами.
Сначала Соболь решил идти по самому легкому пути, предположив, что пароль — это слово, набор цифр или комбинация цифр и букв. Соболь воспользовался специальной «взламывающей» программой, и компьютер просто начал перебирать все имеющиеся слова, прямо и наоборот, возможные числовые комбинации — даты рождения, тоже наоборот, сочетания слов и цифр. Это был как бы самый примитивный уровень защиты, самый легкий путь, азы, и Соболь даже подумал, что вряд ли стоит тратить на это время. Как же было велико его удивление, когда дискета раскрылась и Соболь получил доступ при парольном слове «Шатой». Набор цифр оказался текстом из книги «Война и мир», издание Учпедгиза 1970 года. Шифровальщики быстро нашли числовой код — 1, 9, 7, 0. Соболь посмотрел на год издания — 1970-й — и почувствовал какой-то непонятный привкус во рту. Случайное совпадение? Все очень просто или же все очень и очень непросто. Он решил проверить слово «Шатой». По имеющимся у него данным, этот горный аул в 1944 году, после депортации чеченцев, стал называться Советское и был районным центром. Именно в родильном отделении больницы в Советском появился на свет Зелимхан. Потом, при Дудаеве, селению вернули прежнее название. Числовой код 1, 9, 7, 0, год издания «Войны и мира» — 1970-й, пароль — место рождения Зелимхана — Шатой… Их держат за дураков или над ними издеваются? Соболь почувствовал, что имеет дело с тем еще шутником. Он продолжил поиск и неожиданно получил доступ к следующему файлу при пароле «волк». Неплохое имя для файла. Ну да, это их знамя, волк по-чеченски «борз», этим словом себя называют дудаевцы. Их любимая надпись на стенах: «Волк всегда вздрючит шакала». Наши либо не отвечают, либо пишут, что и того и другого поимеет медведь. Русский медведь. Соболь проверил слово «волк» и получил информацию: «Привет, сегодня четверг, 29 февраля. Трудись, трудись, военный». Соболь усмехнулся и набрал слово «борз». «Похвально, что не брезгуешь языком врага», — ответил компьютер. Соболь закурил и в задумчивости уставился на монитор. Запустил программу дальше. Дискета начала открываться при паролях — названиях животных и птиц. При слове «орел» Соболь получил просто нецензурное ругательство, при слове «галка» последовала какая-то бесконечная галиматья из набора цифр, при слове «кролик» он получил текст из «Алисы в Стране чудес» и после обработки текста шифровальщиками имел следующую информацию: «Телефон спасения — 911. Поищи еще одного». Соболь все это добросовестно записывал — так или иначе, дискета, помимо множества ложных ходов, содержала достоверную информацию. Это следовало из правил игры, но теперь лейтенант знал, что имеет дело с очень оригинальным парнем. «Телефон спасения — 911. Поищи еще одного». Получается 9, 1, 1, 1 — и это тоже может быть четырехзначным кодом. Соболь понял, какая перед ним титаническая работа. Он должен вытащить из дискеты всю информацию, потому что именно там, посреди всей этой галиматьи, находятся его четыре цифры. Числовой код, который остановит бомбу. Но самое страшное ждет его впереди, когда, вычистив всю дискету и получив множество значений, ему придется выбрать одно-единственное. Да, они имеют дело с тем еще шутником. И шутник любит поиграть. Правда, ставку он предложил немалую — жизнь трехсот человек. Соболь в задумчивости смотрел на монитор — компьютер трудился, байт за байтом вытряхивая всю дискету.
— Ну что, парень, поглядим, у кого яйца крепче?! — проговорил лейтенант Соболев и тут же почувствовал всю нелепость сказанного. Это все из дурацких американских боевиков, только перед ним сейчас вовсе не игра. Соболь вдруг отчетливо осознал, что имеет дело с сумасшедшим, с интеллектуальным маньяком, и что все это слишком сложно и не нужно для чеченских террористов, воюющих где-то в далеких горах и совершающих свои дерзкие вылазки на равнину. И причина не в классном программисте, хотя записано все весьма изящно, просто они действительно имеют дело с изощренным маньяком, затеявшим всю эту убийственную игру. Хотя, может, чеченцы просто заплатили какому-нибудь программисту с мозгами набекрень, какому-нибудь бесшабашному хакеру, а тот решил просто оттянуться, повеселиться на полную. Да, у этих ребят были все основания не волноваться за дискету — кстати, только что, при очередном пароле, на мониторе появилась эротическая картинка, примитивная, одни лишь линии.
Соболь присмотрелся и выговорил:
— Вот черт!…
Второй партнер, несмотря на некоторую женственность и длинноволосость, оказался тоже мужчиной.
— Это ты меня, что ли, имеешь в виду? — Соболь с силой затушил сигарету. — Мудак ты херов!… Точно маньяк.
Маньяк… И маньяк знал, что эту дискету будут пытаться взломать. Но все же лейтенант Соболев был абсолютно спокоен. Ко всей этой информации должен быть ключ. Таковы правила игры. Иначе не стоило городить всю эту галиматью.
Соболь посмотрел на часы. Он сможет отыскать ключ. Или понять, какая информация здесь действительно важна. Сможет. Рано или поздно. Только захочет ли время подождать его?
Дед ждал доклада и курил уже третью сигарету за сегодня и третью сигарету почти за два года, прошедших с тех пор, как он завязал с табаком. Вряд ли Дед нервничал. Подобные ситуации и их разрешение — это его работа, которую Дед любил больше всего на свете. Он понимал, что главное в его работе — это выполнение долга, но он также понимал, что выполнение долга — иногда последнее, что остается человеку, что так легче, как бы внутренняя система безопасности. Иногда выполнение долга удерживает тебя от необходимости оставаться один на один с тяжестью неразрешимых вопросов. Сегодня был горький день, один из самых горьких за последнее время. Поэтому Дед и курил третью сигарету «ЛМ», взятую у лейтенанта Соболева. Дед находился между молотом своих воспоминаний, где оставалось все — мужская дружба и офицерская честь, молодость, кодекс достоинства и братская взаимовыручка, и все это перечеркивалось одним словом «Любовь», может быть, преданная в эти минуты, но Дед находился между молотом Любви и наковальней выполнения Долга. От него требовался выбор. Дед уже все знал, но ему нужны были доказательства, и он ждал их.
Дед затянулся, глядя на бегущую по сигарете змейку огня, оставляющую после себя лишь пепел. Через несколько секунд он докурит сигарету, но удивительно, сколько иногда могут в себя вместить несколько секунд. Дед вспомнил «Команду-18». Это было лучшее элитное их подразделение. Дед действительно знал, что они были лучшими. И сейчас он вспоминал лето 1992 года, захват автобуса с террористами в аэропорту Минвод. Удивительное место — рядом Кисловодск и другие курорты, просто райский климат, но в Минводах всегда самая дрянная погода на Северном Кавказе. Тогда все его мальчики были еще живы, все восемнадцать человек, хотя они провели уже много операций. Время приблизилось к пяти вечера, жара вовсе не собиралась спадать. Командование согласилось с требованием террористов — они уже получили самолет, и скоро к самолету должен был подрулить заправщик. Самолет и автобус находились на летном поле примерно в 500 метрах друг от друга, и все пространство вокруг просматривалось. Террористы требовали денег и возможности уйти с самолетом в Иран.
Позже многие их коллеги будут ограничиваться Чечней, пиратской республикой, созданной Джохаром Дудаевым, пока в один из дней первый президент Ичкерии не выставит на городской площади головы сотрудников своих спецслужб — в наказание за сотрудничество с российскими спецслужбами в борьбе с воздушным терроризмом. В этой молодой республике будет немало беззакония, но ответ Российского государства окажется беспощадным, нелепым и кровавым. Самое страшное, что он окажется беспощадным и для своих, и для чужих и, наверное, для тех и других бессмысленным. Если, конечно, оставить в стороне совершенно конкретные интересы совершенно конкретных личностей. Но тогда, летом 1992 года, террористы еще собирались в Иран и требовали сумки долларов. Автобус — рейсовый «Икарус» — был захвачен ими в станице Зеленчукская, и их оказалось трое. По крайней мере на момент начала операции все в «Команде-18» были уверены, что имеют дело с террористами, вооруженными милицейским «Макаровым», двухствольным обрезом и самодельной бомбой. При любых резких телодвижениях противной стороны захватившие автобус обещали взорвать его, а в случае оттяжки времени — начать расправляться с пассажирами. Правда, чуть позже, когда уже автобус отрулили на летное поле, они выпустили беременную женщину и четырех малолетних детей, попросили сигарет и позволили доставить в автобус воду. Справлять естественную нужду несчастным заложникам приходилось там же, за автобусом. В нем оставалось тридцать четыре человека, в том числе молодые женщины и мужчины. Все это, помноженное на нестерпимую жару. Террористы вели себя сначала спокойно, потом грубо и нервно, потом, получив первые двести тысяч долларов из требуемого миллиона, снова успокоились, извинившись перед пассажирами за причиненные неудобства, рассказали что-то о своей священной борьбе и долге и в довершение ко всему выдали всем компенсацию — по сто долларов и обещали добавить еще. И позже оказалось очень сложным эти деньги у людей собрать — они к ним привыкли и считали честно заработанными за все испытания, что им пришлось пережить.
Потом было другое… Все пространство летного поля просматривалось. По требованию террористов и заправщик, и «Икарус» должны были подрулить к самолету одновременно. Недалеко от них находился резервуар с дождевой водой. В случае активных действий они сразу же обещали взорвать автобус и расстрелять заправщик. Они были уверены, что такая масса керосина немедленно сдетонирует, что неминуемо будет означать катастрофу. И все же Дед решил провести операцию именно сейчас. Стилет, Макс и Рябчик укрепились на ремнях под автомобильным шасси, под днищем цистерны, причем Рябчик — ближе к передним колесам. Заправщик медленно двинулся к самолету, одновременно движение начал «Икарус». Пахло горькими степными травами, парами топлива и зноем. Обе машины достигли самолета. Какое-то время, словно чего-то ожидая или присматриваясь друг к другу, просто стояли. Потом передняя дверь «Икаруса» не спеша открылась и появился первый террорист. Это был пышноусый человек с загорелым лицом, крупной загорелой шеей и несколько обиженными глазами. Он спрыгнул на землю, обошел вокруг автобуса, а потом — заправщика, осмотрел кабину, кивнул водителю и отправился убедиться в том, что, как им и обещали, в самолете никого нет. Появившийся следом второй террорист — молодой бритый парень с быстрым пронзительным взглядом — позволил начать заправку, но время от времени подозрительно косился на водителя. Он был вооружен милицейским «Макаровым» и каким-то почти животным чутьем, подсказывающим ему, что тут что-то неладно. Как сообщили отпущенные женщины и дети, третьим террористом был полноватый длинноволосый человек с крупным шрамом, пересекающим лицо. Именно у него находилась бомба, и, как он заявлял, его рука была на взрывателе, и стоило лишь отпустить ее… Аэропорт словно замер, стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом далеких пирамидальных тополей за оградой. Потом на трапе, подкатившем к средним дверям «Ту-134», появился первый террорист, проверявший самолет.
— Нормально! — бросил он.
Бритый парень вдруг насторожился, уставился на заправщик, вслушиваясь, потом перевел взгляд на «Икарус» и кивнул — сейчас они начнут пересаживать заложников из автобуса в самолет. Парень снова настороженно оглянулся — что-то не дает покоя, хотя вроде бы все в порядке. Замеревшая под армейским БТРом «Команда-18» следила за ними, готовая в любое мгновение начать действовать. Дед видел в мощный полевой бинокль многократного приближения Стилета, отстегивающего ремни, потом, переведя окуляры, видел «человека-бомбу», выходящего из «Икаруса» вместе с заложниками, — тот держался в самой гуще, чтобы у какого-нибудь лихого снайпера не появилось искушение убрать его. Позднее Дед вернулся к Стилету и заметил, как тот сделал пальцами знаки, указав на трап и на «Икарус». Стилет кивнул, и все — они пошли.
Происшедшее дальше заняло всего несколько секунд, но все же как много иногда могут вместить в себя несколько секунд. Рябчик выкатился из-под заправщика, через мгновение он был уже у трапа и начал вести огонь прямо сквозь ступени лестницы. Была короткая автоматная очередь. В несколько обиженных глазах пышноусого человека появилось удивление — трап под ним взорвался чем-то обжигающим и безапелляционно конечным, и выражение удивления так и не сошло с его лица, когда он, уже мертвый, скатывался по лестнице, возможно, ломая себе кости. Прыжку Макса — Дед это видел в бинокль и, любуясь им, улыбнулся, — наверное бы, позавидовала прима-балерина Большого театра. Бритый парень с «Макаровым» в руках даже не успел понять, что с ним происходит и что это за страшной силы удар обрушивается на него, вырубая сознание и желание сопротивляться. Он уже лежал, уткнувшись разбитым лицом в бетон аэродрома, обезоруженный и с заломленными за спину руками. А «человека-бомбу» этот сумасшедший Стилет оставил себе. Он вытащил его из гущи заложников стремительным движением. Они пролетели какое-то расстояние, но еще до приземления Стилет выхватил у него бомбу, нечто в кожухе со взрывателем от гранаты-лимонки образца Первой мировой войны, и закинул ее в открытый резервуар с дождевой водой. Бомба оказалась блефом или не сработал взрыватель. Все. Операция по освобождению заложников была закончена. Но, как выяснилось, не совсем. Потому что террористов оказалось четверо. Четвертый ничем не выдал себя до последнего момента, смешавшись с заложниками. Но когда Ворон склонился над обезоруженным «человеком-бомбой», четвертый террорист извлек такой же «Макаров» и передернул затвор.
— Не надо! Не делай! — закричал «человек-бомба». Стилет обернулся. Ствол пистолета смотрел ему прямо в глаза. Никто не ожидал подобного поворота событий — операция завершена, и все вроде бы ясно. Этот шаг означал явное самоубийство. Но четвертый террорист решил прихватить Стилета с собой. Позже выяснилось, что полноватый человек со шрамом, «человек-бомба», был его отцом и вряд ли в действиях юноши был осознанный расчет. Его палец лег на спусковой крючок. Стилет, словно в замедленной съемке, видел, как палец начал движение — сейчас он вдавит курок и прогремит выстрел. Но еще до этого Макс прыгнул. Прыгнул так высоко, как он ни разу не делал до или после этого. Его полуботинок наотмашь впечатался в лицо юноши. Быстрые брызги крови. Безвольно разжатые пальцы. Пистолет, не совершив выстрела, падает на землю.
— Сынок, — говорит «человек-бомба», и Игнат слышит его всхлипывания, — что ты наделал…
Операция по освобождению заложников была завершена. Дальше за дело взялась милиция, и через пятнадцать минут Дед построил их у БТРа. Дед не любил лишнего пафоса.
— Молодцы, парни. Спасибо. — Вот и все, что он им сказал. Рябчик посмотрел на часы. Без одной минуты пять.
— Время выпить чаю! — пропел Рябчик, и все засмеялись.
— Рябов, — усмехнулся Дед, — я не знал, что ты у нас музыкант.
— Почему, товарищ генерал?
— А что ты сейчас пропел?
— Это наша, походная…
— Ну?
— Что, товарищ генерал?
— И ты знаешь, что это за мелодия?
— До-ре-ми-до-ре-до, — ухмыльнулся Стилет. — Музыкальное ругательство.
— Правильно, Игнатик, — улыбнулся Дед. — А ты знаешь, что это значит? Я вот знаю радистское ругательство: ДЛБ. Надеюсь, расшифровывать не надо… А это?
— По-со-си-за-лу-пу, — пропел Макс, и тут же все рассмеялись.
— Да, я гляжу, у меня здесь целый хор Пятницкого. — Дед улыбаясь смотрел на Макса. — И поют, а вот Макс десять минут назад показал, что и танцуют…
И снова все рассмеялись.
— Так мы ж это, мы не про хрен, мы про чай, — ухмыльнулся Рябчик. Снова смех.
— Отставить, Рябов… Ладно, думаю, что к пенсии этот поющий отряд разродится симфонией.
— Так точно, товарищ генерал.
— Хоть мы и не англичане, но уже пять, и чаю вы заслужили. Командуй, Макс…
С тех пор время от времени Дед слышал от них этот напев. Пять часов. Время выпить чаю. Потом они его забыли, у них появилось множество других присказок — фенечек, по словам Макса. И сейчас Дед смотрел, как сгоревшая сигарета стала сначала пеплом, а потом и пепел сломался. Пора выпить чаю..
Из всех его ребят только три человека ходили в детстве в музыкальную школу. Хотя, конечно, это мог притащить кто угодно, услышав на какой-то вечеринке. На заднике соболевской пленки была та самая мелодия… Пепел от сигареты сломался. У Деда был очень хороший музыкальный слух или слух классного радиста. Вот как сейчас это пригодилось. На заднике соболевской пленки был кто-то из его ребят — пепел от сигареты сломался, третьей сигареты, взятой у лейтенанта Соболева. Пепел…
Это, конечно, мог быть кто угодно. Но из всей его «Команды-18» только три человека ходили в детстве в музыкальную школу. Задник соболевской пленки… Только три человека, и одного из них подозревать уже не в чем, потому что о мертвых либо хорошо, либо ничего. Оставалось двое. Пепел от сигареты сломался. Дед знал, что ему придется с этим согласиться — оставалось только двое. И одним из них был Стилет.
Время выпить чаю…
Дед поднял голову — это был лейтенант Соболев, глаза его возбужденно горели.
— Я закончил, товарищ генерал. У меня есть восемь вариантов четырехзначных числовых кодов.
— Мне нужен один, — негромко произнес Дед. — Один. Понимаешь меня, Соболь?
— Так точно. Только… На этой дискете больше ничего нет. Вся информация. Правда… есть еще один файл — девятый, но там какая-то галиматья из бесконечного набора цифр и редких букв. Сейчас шифровальщики трудятся, но скорее всего это ложный ход. Типа графической картинки…
— Графической картинки?
— Ну да — вот она. Так сказать, похабщина.
Дед взглянул на картинку с совокупляющимися мужчинами, бросив:
— Больные…
— Ну так вот, — воодушевился Соболь, — скорее всего и этот девятый файл — ложный ход. Но у меня все записано. Птичий файл…
— Что-что?
— Птичий файл. Его имя «Галка».
— Понятно. Послушай, Соболь, мне нужен твой девятый птичий файл. Мне сейчас придется отъехать, но будь на связи. Все, военный, иди, трудись. Мне нужна вся информация. Девятый файл…
15 час. 42 мин. (до взрыва 1 час 18 минут)
Уже полтора часа лейтенант Соболев «взламывал» дискету. Легкость, с которой та поддалась, настораживала, однако потом дискета начала открываться сразу на множество паролей, и Соболь понял, что не все так просто — ее записывал человек с совершенно другими, то что он называл «незаштампованными», мозгами.
Сначала Соболь решил идти по самому легкому пути, предположив, что пароль — это слово, набор цифр или комбинация цифр и букв. Соболь воспользовался специальной «взламывающей» программой, и компьютер просто начал перебирать все имеющиеся слова, прямо и наоборот, возможные числовые комбинации — даты рождения, тоже наоборот, сочетания слов и цифр. Это был как бы самый примитивный уровень защиты, самый легкий путь, азы, и Соболь даже подумал, что вряд ли стоит тратить на это время. Как же было велико его удивление, когда дискета раскрылась и Соболь получил доступ при парольном слове «Шатой». Набор цифр оказался текстом из книги «Война и мир», издание Учпедгиза 1970 года. Шифровальщики быстро нашли числовой код — 1, 9, 7, 0. Соболь посмотрел на год издания — 1970-й — и почувствовал какой-то непонятный привкус во рту. Случайное совпадение? Все очень просто или же все очень и очень непросто. Он решил проверить слово «Шатой». По имеющимся у него данным, этот горный аул в 1944 году, после депортации чеченцев, стал называться Советское и был районным центром. Именно в родильном отделении больницы в Советском появился на свет Зелимхан. Потом, при Дудаеве, селению вернули прежнее название. Числовой код 1, 9, 7, 0, год издания «Войны и мира» — 1970-й, пароль — место рождения Зелимхана — Шатой… Их держат за дураков или над ними издеваются? Соболь почувствовал, что имеет дело с тем еще шутником. Он продолжил поиск и неожиданно получил доступ к следующему файлу при пароле «волк». Неплохое имя для файла. Ну да, это их знамя, волк по-чеченски «борз», этим словом себя называют дудаевцы. Их любимая надпись на стенах: «Волк всегда вздрючит шакала». Наши либо не отвечают, либо пишут, что и того и другого поимеет медведь. Русский медведь. Соболь проверил слово «волк» и получил информацию: «Привет, сегодня четверг, 29 февраля. Трудись, трудись, военный». Соболь усмехнулся и набрал слово «борз». «Похвально, что не брезгуешь языком врага», — ответил компьютер. Соболь закурил и в задумчивости уставился на монитор. Запустил программу дальше. Дискета начала открываться при паролях — названиях животных и птиц. При слове «орел» Соболь получил просто нецензурное ругательство, при слове «галка» последовала какая-то бесконечная галиматья из набора цифр, при слове «кролик» он получил текст из «Алисы в Стране чудес» и после обработки текста шифровальщиками имел следующую информацию: «Телефон спасения — 911. Поищи еще одного». Соболь все это добросовестно записывал — так или иначе, дискета, помимо множества ложных ходов, содержала достоверную информацию. Это следовало из правил игры, но теперь лейтенант знал, что имеет дело с очень оригинальным парнем. «Телефон спасения — 911. Поищи еще одного». Получается 9, 1, 1, 1 — и это тоже может быть четырехзначным кодом. Соболь понял, какая перед ним титаническая работа. Он должен вытащить из дискеты всю информацию, потому что именно там, посреди всей этой галиматьи, находятся его четыре цифры. Числовой код, который остановит бомбу. Но самое страшное ждет его впереди, когда, вычистив всю дискету и получив множество значений, ему придется выбрать одно-единственное. Да, они имеют дело с тем еще шутником. И шутник любит поиграть. Правда, ставку он предложил немалую — жизнь трехсот человек. Соболь в задумчивости смотрел на монитор — компьютер трудился, байт за байтом вытряхивая всю дискету.
— Ну что, парень, поглядим, у кого яйца крепче?! — проговорил лейтенант Соболев и тут же почувствовал всю нелепость сказанного. Это все из дурацких американских боевиков, только перед ним сейчас вовсе не игра. Соболь вдруг отчетливо осознал, что имеет дело с сумасшедшим, с интеллектуальным маньяком, и что все это слишком сложно и не нужно для чеченских террористов, воюющих где-то в далеких горах и совершающих свои дерзкие вылазки на равнину. И причина не в классном программисте, хотя записано все весьма изящно, просто они действительно имеют дело с изощренным маньяком, затеявшим всю эту убийственную игру. Хотя, может, чеченцы просто заплатили какому-нибудь программисту с мозгами набекрень, какому-нибудь бесшабашному хакеру, а тот решил просто оттянуться, повеселиться на полную. Да, у этих ребят были все основания не волноваться за дискету — кстати, только что, при очередном пароле, на мониторе появилась эротическая картинка, примитивная, одни лишь линии.
Соболь присмотрелся и выговорил:
— Вот черт!…
Второй партнер, несмотря на некоторую женственность и длинноволосость, оказался тоже мужчиной.
— Это ты меня, что ли, имеешь в виду? — Соболь с силой затушил сигарету. — Мудак ты херов!… Точно маньяк.
Маньяк… И маньяк знал, что эту дискету будут пытаться взломать. Но все же лейтенант Соболев был абсолютно спокоен. Ко всей этой информации должен быть ключ. Таковы правила игры. Иначе не стоило городить всю эту галиматью.
Соболь посмотрел на часы. Он сможет отыскать ключ. Или понять, какая информация здесь действительно важна. Сможет. Рано или поздно. Только захочет ли время подождать его?
* * *
Дед ожидал доклада. Группа ВоенТВ должна была доставить ему одну очень важную видеокассету, запись того, что сейчас происходило в воздухе. И как только эта кассета будет у него, он заставит «заячьи уши» вылезти из капусты и уже ухватит их так крепко, что они будут просто рады расколоться до основания жопы и посадить этот несчастный самолет.Дед ждал доклада и курил уже третью сигарету за сегодня и третью сигарету почти за два года, прошедших с тех пор, как он завязал с табаком. Вряд ли Дед нервничал. Подобные ситуации и их разрешение — это его работа, которую Дед любил больше всего на свете. Он понимал, что главное в его работе — это выполнение долга, но он также понимал, что выполнение долга — иногда последнее, что остается человеку, что так легче, как бы внутренняя система безопасности. Иногда выполнение долга удерживает тебя от необходимости оставаться один на один с тяжестью неразрешимых вопросов. Сегодня был горький день, один из самых горьких за последнее время. Поэтому Дед и курил третью сигарету «ЛМ», взятую у лейтенанта Соболева. Дед находился между молотом своих воспоминаний, где оставалось все — мужская дружба и офицерская честь, молодость, кодекс достоинства и братская взаимовыручка, и все это перечеркивалось одним словом «Любовь», может быть, преданная в эти минуты, но Дед находился между молотом Любви и наковальней выполнения Долга. От него требовался выбор. Дед уже все знал, но ему нужны были доказательства, и он ждал их.
Дед затянулся, глядя на бегущую по сигарете змейку огня, оставляющую после себя лишь пепел. Через несколько секунд он докурит сигарету, но удивительно, сколько иногда могут в себя вместить несколько секунд. Дед вспомнил «Команду-18». Это было лучшее элитное их подразделение. Дед действительно знал, что они были лучшими. И сейчас он вспоминал лето 1992 года, захват автобуса с террористами в аэропорту Минвод. Удивительное место — рядом Кисловодск и другие курорты, просто райский климат, но в Минводах всегда самая дрянная погода на Северном Кавказе. Тогда все его мальчики были еще живы, все восемнадцать человек, хотя они провели уже много операций. Время приблизилось к пяти вечера, жара вовсе не собиралась спадать. Командование согласилось с требованием террористов — они уже получили самолет, и скоро к самолету должен был подрулить заправщик. Самолет и автобус находились на летном поле примерно в 500 метрах друг от друга, и все пространство вокруг просматривалось. Террористы требовали денег и возможности уйти с самолетом в Иран.
Позже многие их коллеги будут ограничиваться Чечней, пиратской республикой, созданной Джохаром Дудаевым, пока в один из дней первый президент Ичкерии не выставит на городской площади головы сотрудников своих спецслужб — в наказание за сотрудничество с российскими спецслужбами в борьбе с воздушным терроризмом. В этой молодой республике будет немало беззакония, но ответ Российского государства окажется беспощадным, нелепым и кровавым. Самое страшное, что он окажется беспощадным и для своих, и для чужих и, наверное, для тех и других бессмысленным. Если, конечно, оставить в стороне совершенно конкретные интересы совершенно конкретных личностей. Но тогда, летом 1992 года, террористы еще собирались в Иран и требовали сумки долларов. Автобус — рейсовый «Икарус» — был захвачен ими в станице Зеленчукская, и их оказалось трое. По крайней мере на момент начала операции все в «Команде-18» были уверены, что имеют дело с террористами, вооруженными милицейским «Макаровым», двухствольным обрезом и самодельной бомбой. При любых резких телодвижениях противной стороны захватившие автобус обещали взорвать его, а в случае оттяжки времени — начать расправляться с пассажирами. Правда, чуть позже, когда уже автобус отрулили на летное поле, они выпустили беременную женщину и четырех малолетних детей, попросили сигарет и позволили доставить в автобус воду. Справлять естественную нужду несчастным заложникам приходилось там же, за автобусом. В нем оставалось тридцать четыре человека, в том числе молодые женщины и мужчины. Все это, помноженное на нестерпимую жару. Террористы вели себя сначала спокойно, потом грубо и нервно, потом, получив первые двести тысяч долларов из требуемого миллиона, снова успокоились, извинившись перед пассажирами за причиненные неудобства, рассказали что-то о своей священной борьбе и долге и в довершение ко всему выдали всем компенсацию — по сто долларов и обещали добавить еще. И позже оказалось очень сложным эти деньги у людей собрать — они к ним привыкли и считали честно заработанными за все испытания, что им пришлось пережить.
Потом было другое… Все пространство летного поля просматривалось. По требованию террористов и заправщик, и «Икарус» должны были подрулить к самолету одновременно. Недалеко от них находился резервуар с дождевой водой. В случае активных действий они сразу же обещали взорвать автобус и расстрелять заправщик. Они были уверены, что такая масса керосина немедленно сдетонирует, что неминуемо будет означать катастрофу. И все же Дед решил провести операцию именно сейчас. Стилет, Макс и Рябчик укрепились на ремнях под автомобильным шасси, под днищем цистерны, причем Рябчик — ближе к передним колесам. Заправщик медленно двинулся к самолету, одновременно движение начал «Икарус». Пахло горькими степными травами, парами топлива и зноем. Обе машины достигли самолета. Какое-то время, словно чего-то ожидая или присматриваясь друг к другу, просто стояли. Потом передняя дверь «Икаруса» не спеша открылась и появился первый террорист. Это был пышноусый человек с загорелым лицом, крупной загорелой шеей и несколько обиженными глазами. Он спрыгнул на землю, обошел вокруг автобуса, а потом — заправщика, осмотрел кабину, кивнул водителю и отправился убедиться в том, что, как им и обещали, в самолете никого нет. Появившийся следом второй террорист — молодой бритый парень с быстрым пронзительным взглядом — позволил начать заправку, но время от времени подозрительно косился на водителя. Он был вооружен милицейским «Макаровым» и каким-то почти животным чутьем, подсказывающим ему, что тут что-то неладно. Как сообщили отпущенные женщины и дети, третьим террористом был полноватый длинноволосый человек с крупным шрамом, пересекающим лицо. Именно у него находилась бомба, и, как он заявлял, его рука была на взрывателе, и стоило лишь отпустить ее… Аэропорт словно замер, стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом далеких пирамидальных тополей за оградой. Потом на трапе, подкатившем к средним дверям «Ту-134», появился первый террорист, проверявший самолет.
— Нормально! — бросил он.
Бритый парень вдруг насторожился, уставился на заправщик, вслушиваясь, потом перевел взгляд на «Икарус» и кивнул — сейчас они начнут пересаживать заложников из автобуса в самолет. Парень снова настороженно оглянулся — что-то не дает покоя, хотя вроде бы все в порядке. Замеревшая под армейским БТРом «Команда-18» следила за ними, готовая в любое мгновение начать действовать. Дед видел в мощный полевой бинокль многократного приближения Стилета, отстегивающего ремни, потом, переведя окуляры, видел «человека-бомбу», выходящего из «Икаруса» вместе с заложниками, — тот держался в самой гуще, чтобы у какого-нибудь лихого снайпера не появилось искушение убрать его. Позднее Дед вернулся к Стилету и заметил, как тот сделал пальцами знаки, указав на трап и на «Икарус». Стилет кивнул, и все — они пошли.
Происшедшее дальше заняло всего несколько секунд, но все же как много иногда могут вместить в себя несколько секунд. Рябчик выкатился из-под заправщика, через мгновение он был уже у трапа и начал вести огонь прямо сквозь ступени лестницы. Была короткая автоматная очередь. В несколько обиженных глазах пышноусого человека появилось удивление — трап под ним взорвался чем-то обжигающим и безапелляционно конечным, и выражение удивления так и не сошло с его лица, когда он, уже мертвый, скатывался по лестнице, возможно, ломая себе кости. Прыжку Макса — Дед это видел в бинокль и, любуясь им, улыбнулся, — наверное бы, позавидовала прима-балерина Большого театра. Бритый парень с «Макаровым» в руках даже не успел понять, что с ним происходит и что это за страшной силы удар обрушивается на него, вырубая сознание и желание сопротивляться. Он уже лежал, уткнувшись разбитым лицом в бетон аэродрома, обезоруженный и с заломленными за спину руками. А «человека-бомбу» этот сумасшедший Стилет оставил себе. Он вытащил его из гущи заложников стремительным движением. Они пролетели какое-то расстояние, но еще до приземления Стилет выхватил у него бомбу, нечто в кожухе со взрывателем от гранаты-лимонки образца Первой мировой войны, и закинул ее в открытый резервуар с дождевой водой. Бомба оказалась блефом или не сработал взрыватель. Все. Операция по освобождению заложников была закончена. Но, как выяснилось, не совсем. Потому что террористов оказалось четверо. Четвертый ничем не выдал себя до последнего момента, смешавшись с заложниками. Но когда Ворон склонился над обезоруженным «человеком-бомбой», четвертый террорист извлек такой же «Макаров» и передернул затвор.
— Не надо! Не делай! — закричал «человек-бомба». Стилет обернулся. Ствол пистолета смотрел ему прямо в глаза. Никто не ожидал подобного поворота событий — операция завершена, и все вроде бы ясно. Этот шаг означал явное самоубийство. Но четвертый террорист решил прихватить Стилета с собой. Позже выяснилось, что полноватый человек со шрамом, «человек-бомба», был его отцом и вряд ли в действиях юноши был осознанный расчет. Его палец лег на спусковой крючок. Стилет, словно в замедленной съемке, видел, как палец начал движение — сейчас он вдавит курок и прогремит выстрел. Но еще до этого Макс прыгнул. Прыгнул так высоко, как он ни разу не делал до или после этого. Его полуботинок наотмашь впечатался в лицо юноши. Быстрые брызги крови. Безвольно разжатые пальцы. Пистолет, не совершив выстрела, падает на землю.
— Сынок, — говорит «человек-бомба», и Игнат слышит его всхлипывания, — что ты наделал…
Операция по освобождению заложников была завершена. Дальше за дело взялась милиция, и через пятнадцать минут Дед построил их у БТРа. Дед не любил лишнего пафоса.
— Молодцы, парни. Спасибо. — Вот и все, что он им сказал. Рябчик посмотрел на часы. Без одной минуты пять.
— Время выпить чаю! — пропел Рябчик, и все засмеялись.
— Рябов, — усмехнулся Дед, — я не знал, что ты у нас музыкант.
— Почему, товарищ генерал?
— А что ты сейчас пропел?
— Это наша, походная…
— Ну?
— Что, товарищ генерал?
— И ты знаешь, что это за мелодия?
— До-ре-ми-до-ре-до, — ухмыльнулся Стилет. — Музыкальное ругательство.
— Правильно, Игнатик, — улыбнулся Дед. — А ты знаешь, что это значит? Я вот знаю радистское ругательство: ДЛБ. Надеюсь, расшифровывать не надо… А это?
— По-со-си-за-лу-пу, — пропел Макс, и тут же все рассмеялись.
— Да, я гляжу, у меня здесь целый хор Пятницкого. — Дед улыбаясь смотрел на Макса. — И поют, а вот Макс десять минут назад показал, что и танцуют…
И снова все рассмеялись.
— Так мы ж это, мы не про хрен, мы про чай, — ухмыльнулся Рябчик. Снова смех.
— Отставить, Рябов… Ладно, думаю, что к пенсии этот поющий отряд разродится симфонией.
— Так точно, товарищ генерал.
— Хоть мы и не англичане, но уже пять, и чаю вы заслужили. Командуй, Макс…
С тех пор время от времени Дед слышал от них этот напев. Пять часов. Время выпить чаю. Потом они его забыли, у них появилось множество других присказок — фенечек, по словам Макса. И сейчас Дед смотрел, как сгоревшая сигарета стала сначала пеплом, а потом и пепел сломался. Пора выпить чаю..
Из всех его ребят только три человека ходили в детстве в музыкальную школу. Хотя, конечно, это мог притащить кто угодно, услышав на какой-то вечеринке. На заднике соболевской пленки была та самая мелодия… Пепел от сигареты сломался. У Деда был очень хороший музыкальный слух или слух классного радиста. Вот как сейчас это пригодилось. На заднике соболевской пленки был кто-то из его ребят — пепел от сигареты сломался, третьей сигареты, взятой у лейтенанта Соболева. Пепел…
Это, конечно, мог быть кто угодно. Но из всей его «Команды-18» только три человека ходили в детстве в музыкальную школу. Задник соболевской пленки… Только три человека, и одного из них подозревать уже не в чем, потому что о мертвых либо хорошо, либо ничего. Оставалось двое. Пепел от сигареты сломался. Дед знал, что ему придется с этим согласиться — оставалось только двое. И одним из них был Стилет.
Время выпить чаю…
* * *
— Разрешите, товарищ генерал?Дед поднял голову — это был лейтенант Соболев, глаза его возбужденно горели.
— Я закончил, товарищ генерал. У меня есть восемь вариантов четырехзначных числовых кодов.
— Мне нужен один, — негромко произнес Дед. — Один. Понимаешь меня, Соболь?
— Так точно. Только… На этой дискете больше ничего нет. Вся информация. Правда… есть еще один файл — девятый, но там какая-то галиматья из бесконечного набора цифр и редких букв. Сейчас шифровальщики трудятся, но скорее всего это ложный ход. Типа графической картинки…
— Графической картинки?
— Ну да — вот она. Так сказать, похабщина.
Дед взглянул на картинку с совокупляющимися мужчинами, бросив:
— Больные…
— Ну так вот, — воодушевился Соболь, — скорее всего и этот девятый файл — ложный ход. Но у меня все записано. Птичий файл…
— Что-что?
— Птичий файл. Его имя «Галка».
— Понятно. Послушай, Соболь, мне нужен твой девятый птичий файл. Мне сейчас придется отъехать, но будь на связи. Все, военный, иди, трудись. Мне нужна вся информация. Девятый файл…