Страница:
Затем Георгия Тусузова закружил вихрь прославленной «Синей блузы»:
Здесь и начинается новая и, пожалуй, главная страница биографии Георгия Бароновича Тусузова. Попав в блистательное окружение ярчайших звезд, великих комиков Поля, Кара-Дмитриева, Корфа, Хенкина, Курихина, Рудина, Холодова, Слоновой, Токарской, Милютиной, он не растерялся. При всем том, что каждый из них непроизвольно тянул одеяло на себя, превращая свой выход в отдельный спектакль, настоящий бенефис, Тусузов облюбовал уютное местечко на втором плане. Он сконцентрировался в эпизоде, проявив всю мощь своего уникального таланта на этом маленьком плацдарме.
Еще раз следует упомянуть его великолепного Гостя в «Клопе». Сцена «красной» свадьбы шла двадцать минут, столько же находился за столом тусузовский Гость. Но он не просто находился, он жил: думал, переживал, кушал, подергивал плечами в разгар танцев. Он все рассказал о себе без единого слова. И кульминацией роли становился момент, когда этот маленький, лысый, напоминающий какого-то диковинного старого грызуна человечек, в старомодном пенсне, потрепанном сером костюмчике, с франтоватыми некогда усиками, вскакивал и становился навытяжку при упоминании имени Карла Маркса. О «Клопе» в постановке Театра сатиры написаны горы рецензий, причем не только в СССР, и ни один из критиков не обошел игры Георгия Тусузова в роли Гостя.
Когда к маленькой роли прикасается мастер, она становится значительной. Услышав надоевший всем афоризм «нет маленьких ролей, есть маленькие артисты», некоторые тоскливо кивают головой — это, мол, красивая обертка горькой пилюли, которую преподносит режиссер в виде эпизода. Тусузов был нержавеющим режиссерским орудием в борьбе с такими актерами. Всегда поражало его пристальное внимание к жизни, в которой для него была важна любая мелочь, любой штрих. Грим для своих ролей он чаще создавал сам. Святого старикашку — Чудотворца в спектакле «Мистерия-буфф» — он «лепил» по рисункам Жана Эффеля: розовые щечки, нимб, кудрявая шевелюра, обрамляющая розовую лысину. Но Тусузов на этом не успокоился. Он пришел к Плучеку и попросил: «Можно я буду играть на контрабасе?» Режиссер удивился: что он опять задумал? Но разрешил. Георгий Баронович специально спустился в оркестр, научился играть какую-то мелодию из трех нот, и открывалась сцена Рая игрой Тусузова на контрабасе.
Когда Илья Эренбург привез из Парижа пьесу, в которой была сцена приема в парламенте, там тоже нашлось место для бессловесного прохода Тусузова. На премьере Эренбург сказал: «Вы знаете, точнее всех артистов был тот! — И указал на Тусузова. — Это абсолютная копия одного французского деятеля, который всегда присутствует на подобных приемах».
Конечно, далеко не все роли Георгия Бароновича были бессловесными. Эти работы актера любят приводить в пример как образец служения профессии. А всего на сцене Театра сатиры Тусузов сыграл более ста пятидесяти ролей. Он великолепно ладил с партнерами. В «Потерянном письме» Тусузов играл адвоката Брынзовонеску в дуэте с Владимиром Лепко, игравшем его начальника. Он не двигался, не говорил, а как робот слепо копировал своего шефа. Это был потрясающий по синхронности исполнения дуэт: выражение глаз, мимика, позы двух персонажей — все совпадало!
С блистательным комиком Владимиром Лепко Тусузов дружил много лет. Осенью 1941 года они вместе поехали на фронт в составе одной из двух фронтовых бригад Театра сатиры. Одна из них не вернулась. Другая давала концерты на передовой, в госпиталях, в частях ПВО. Георгий Баронович Тусузов пробыл на фронте почти всю войну, хотя ему уже было за пятьдесят. Однажды их бригада попала в окружении, актеры были на волосок от смерти. Лепко с трудом передвигался, и маленький человечек, Егорушка Тусузов, вынес его на своих плечах из этого ада. Спас ему жизнь. Лепко его боготворил, не расставался с ним до конца дней, и все умилялись их трогательной дружбе и поражались героическому характеру Георгия Бароновича.
Он был одиноким человеком. Никого, кроме друзей, у него не было. Вся жизнь Георгия Бароновича была связана только с театром. Это был его дом, его отдушина, его радость, его островок, на котором он спасался от одиночества. Он присутствовал даже на тех репетициях, где не был занят. Он все про всех знал — у кого с кем роман, кто какую роль получил, кто где отдохнул, причем это касалось не только родной Сатиры, но и вообще всех актеров Москвы. «Баронычу» было все интересно. В театре его дразнили Призраком, потому что, разговаривая с ним сейчас, через минуту его уже видели в другом конце здания, а кто-то еще клялся, что сидел с ним в это же время в буфете. Он жил жизнью всех. Все ему были одинаково дороги и интересны. Когда у Спартака Мишулина родилась дочь, Георгий Баронович стал бережно наклеивать на его трюмо фотографии очаровательных малюток и постепенно так залепил зеркало, что Мишулину оставалось гримироваться только по памяти.
Приезжая на гастроли в незнакомый город, Тусузов первым обегал все его достопримечательности и к вечеру знал о нем больше, чем старожилы. С утра отправлялся на пешую прогулку и к завтраку рассовывал своим друзьям под двери свежие газеты. Но все-таки человеком щедрым назвать его было трудно. О скупости Георгия Бароновича слагались легенды. Борис Тенин как-то разыграл его на гастролях во Владивостоке. За несколько дней до отъезда вошел к нему в номер и говорит: «Егор, у тебя нет соли? Я яичницу сделал». Тусузов немного помялся: «Да не знаю, где-то, может быть, и есть...» Оторвав кусочек газетки, завернул ему немного соли. На второй день Тенин опять пришел, на третий опять... Тусузов стал уже сердиться. «Да отдам я тебе, ну что ты в самом деле...» — отвечает Тенин. И в день отъезда — стук в дверь к Тусузову. Входит носильщик, у которого за спиной — трехпудовый мешок с солью. «Вот вам Тенин просил передать!» — и сваливает на пол. Но что было с Тусузовым! Он не знал, что с этим мешком делать, — ведь скоро самолет! Ему жалко было оставить и соль, и этот вместительный мешок. Наконец он сделал выбор — в угол на газету ссыпал соль, а мешок завернул и положил в чемодан.
Были у Георгия Бароновича и романы, но и здесь не обходилось без забавных ситуаций. Ухаживая за актрисой своего театра, он стал объектом дружеской заботы коллег. «Егор, купи ей подарок! Смотри, как хорошо она к тебе относится», — пристали они однажды. Тусузов непонимающе сопротивлялся: «Да что вы говорите? У нее и так все есть! Я даже ее обувь ношу к знакомому сапожнику — набойки делать...» В конце концов Георгий Баронович купил ей халат и долго ни с кем не разговаривал — обиделся. Зато сколько было смеха, когда друзья узнали, что халат своей женщины Тусузов держал у себя дома и надевал ей на плечи только тогда, когда она к нему приходила.
Щедр Георгий Баронович был только на книги. Он собрал огромную, уникальную библиотеку. Книги были для актера самыми дорогими и близкими друзьями, которые помогали ему творить. Он охотно давал их читать, но уже со следующего дня начинал звонить и спрашивать: «Ну что, не прочитали еще?»
Много легенд ходило и о вежливости Тусузова. «Встретит вас семь раз на дню — семь раз поздоровается». На восклицание «Бароныч, здоровались уже!» отвечал: «Ничего, кашу маслом не испортишь». Обожал хоккей, который много лет назад шел по телевидению исключительно в прямом эфире. Звонил поздно вечером молодому Мише Державину, тоже большому любителю хоккея, и кричал в трубку: «Ты подумай, не могу уснуть! 2:1 — чехи ведут!» Державин отвечал: «Ну вы не волнуйтесь так, Георгий Баронович, главное здоровье!» Старый актер выкрикивал еще несколько эмоциональных фраз, а потом вежливо предупреждал: «Ну, если ты не против, я тебе еще буду звонить...»
Георгий Тусузов много снимался в кино, тоже в эпизодах. Всей кинематографической братии было известно, что режиссер Вениамин Дорман считал его талисманом, приносящим успех. Тусузов снимался в его фильмах «Девичья весна», «Веселые истории», «Легкая жизнь», «Ошибка резидента», «Пропавшая экспедиция». Дорман выискивал для любимого актера любую возможность появиться на экране. Поэтому однажды, уехав на съемки на Байкал и не обнаружив в списке актеров фамилии Тусузова, он забил тревогу. В Москву срочно полетела телеграмма: «Приезжайте к нам на Байкал!» Может быть, эта телеграмма и дала название фильму «Приезжайте на Байкал»? Теперь трудно сказать. Но Георгий Баронович уложил вещи в свой видавший виды чемодан и понесся тремя самолетами и одним поездом на съемки новой картины. Там же он провел отпуск, совмещая приятное с полезным.
Одной из первых киноролей Тусузова стало появление в короткометражке «Преступление и наказание» по рассказу Зощенко. Фильм положили на полку на целых пятьдесят лет, а Тусузов вновь появился на экране через двадцать. В кинокомедии «Девушка без адреса» он играл старого соседа Феоктистыча. Сцена в коммуналке была лучшей во всем фильме — героя Николая Рыбникова, приняв за вора, запирают в туалете, а на стражу ставят «единственного мужчину в квартире», Феоктистыча. Весь эпизод Тусузов не выпускает из рук чайник, да еще и угрожает им незнакомцу: «Учтите, у меня в руках кипяток!» Этот чайник — явная находка актера. С ним он прибегает на шум, с ним же забирается на хлам, чтобы заглянуть в окошко ванной комнаты. А затем выскакивает на улицу, сопровождая незадачливого влюбленного к милицейской машине, правда, на этот раз в его руках не менее грозное оружие — веник.
Кинематографические работы Георгия Тусузова менее колоритны, чем театральные. Видимо, экран не смог передать какие-либо нюансы его актерской импровизации, а может быть, Георгий Баронович органично чувствовал себя только на сцене. Но и в кино актера использовали весьма эксцентрично. Он был старейшиной экзотического племени людоедов в «Человеке ниоткуда» и мужественным гладиатором в комедии «Разбудите Мухина!». Он скакал на голове по арене цирка в киноальманахе «Две улыбки» и блуждал по лабиринтам портового строительства в «Девичьей весне». В детективе «Ночное происшествие» его герой появляется лишь на мгновение, когда милиционеры изучают следы преступников, — так старенький «понятой» не менее внимательно принимается рассматривать подошвы собственных ботинок. В кино Георгий Тусузов сыграл лишь одну глубокую и серьезную роль — профессора Арона Израилевича в эпохальной ленте Фрунзе Довлатяна «Здравствуй, это я!».
Но в памяти зрителей он навсегда останется старым паном Пипусевичем, который тихонько похрапывал в уголке «Кабачка „13 стульев“». Несколько выпусков популярнейшей в застойные годы телепередачи включили в себя репризы с героем Тусузова, но они были столь же невелики, как и все другие его кинороли.
Георгий Баронович Тусузов прожил 95 лет. Этот факт тоже служил поводом для многочисленных шуток. Более добрая гласила: «В нашем театре есть два старейшины — Егорушка Тусузов и Жорик Менглет. Чего не помнит Менглет, всегда напомнит Тусузов. Чего не помнит Тусузов — не помнит и Менглет». Черная шутка, принадлежащая Анатолию Папанову, появилась в период, когда Театр сатиры стал довольно часто хоронить своих работников, совсем еще нестарых людей. Папанов громогласно заявил: «Умереть не страшно. Страшно, если над твоим гробом в почетном карауле будет стоять Егорушка».
Тусузов по-прежнему выходил на сцену. К своему девяностолетию он насчитал 2847 сыгранных за всю жизнь ролей! Когда Леонид Осипович Утесов поинтересовался у него: «Егор, в чем секрет твоего долголетия?» — Тусузов с присущим ему чувством юмора ответил: «Никому не говорил, тебе раскроюсь. Секретов три: я никогда не занимался спортом, не ел домашнюю пищу и не был официально женат!»
Друзья Георгия Бароновича любят вспоминать комическую историю, тоже в какой-то степени связанную с его долголетием. Однажды его приятеля как общественника попросили зайти в домоуправление. Он отказался, сообщив, что идет в театр на похороны друга. Жильцы решили, что умер Тусузов — ведь их всегда видели вместе. Кто-то решил перестраховаться и позвонил в Театр сатиры, где ответили, что Тусузов уже давно на кладбище. Дело в том, что на самом деле умер один из сотрудников театра, и все отправились хоронить именно его. Когда же Георгий Баронович вернулся домой, его квартира оказалась опечатанной. (Этот забавный случай лег в основу сюжета одного из рассказов Леонида Ленча — старого товарища Тусузова.) А если вспомнить народные поверья — такому человеку уготована длинная жизнь.
Последние годы, когда ему уже было очень трудно, театр проявил заботу о своем ветеране. За ним ухаживала женщина, из театра носили горячие обеды. А потом Георгий Баронович стал терять память. Он не помнил, когда должен был выходить на сцену, поэтому каждый вечер на всякий случай приходил в театр. У всех щемило сердце, подкатывались слезы при виде старого актера, который уже мало что помнил, но знал одно — он не должен опоздать на спектакль.
В самый последний год жизни у Тусузова отказали ноги. Его обнаружили сидящим на ступеньках служебного входа. Георгия Бароновича поместили в Дом ветеранов сцены. Работать он уже не мог и вскоре умер. Наверное, все это время его поддерживала мысль о сцене, жажда выходить к зрителям, работать. А когда это стало невозможно, жизнь потеряла всякий смысл.
Таких людей, каким был Георгий Баронович Тусузов, сейчас нет. По преданности театру, по любви к нему, по отдаче. Он был поразительно творческой личностью, способной любить искусство в очень малом, любить не тщеславно, не за объем ролей, не за славу и рецензии, а любить само пребывание на сцене и делать это пребывание праздником.
Мария Виноградова
С завода — на завод, с фабрики — на фабрику, в переполненных трамваях. Одна рука цепко держит товарища, тучного и доброго Михаила Гаркави, в другой руке — чемоданчик с синей блузой и реквизитом. На подхвате — молодые и озорные Миша Жаров, Эмма Геллер. Девять лет отдал Тусузов агитационно-пропагандистской «Синей блузе». А 1 января 1934 года он стал артистом Московского театра сатиры.
Мы — синеблузники! Мы — профсоюзники!
Нам все известно обо всем!
Мы вдоль по миру свою сатиру,
Как факел огненный, несем!
Здесь и начинается новая и, пожалуй, главная страница биографии Георгия Бароновича Тусузова. Попав в блистательное окружение ярчайших звезд, великих комиков Поля, Кара-Дмитриева, Корфа, Хенкина, Курихина, Рудина, Холодова, Слоновой, Токарской, Милютиной, он не растерялся. При всем том, что каждый из них непроизвольно тянул одеяло на себя, превращая свой выход в отдельный спектакль, настоящий бенефис, Тусузов облюбовал уютное местечко на втором плане. Он сконцентрировался в эпизоде, проявив всю мощь своего уникального таланта на этом маленьком плацдарме.
Еще раз следует упомянуть его великолепного Гостя в «Клопе». Сцена «красной» свадьбы шла двадцать минут, столько же находился за столом тусузовский Гость. Но он не просто находился, он жил: думал, переживал, кушал, подергивал плечами в разгар танцев. Он все рассказал о себе без единого слова. И кульминацией роли становился момент, когда этот маленький, лысый, напоминающий какого-то диковинного старого грызуна человечек, в старомодном пенсне, потрепанном сером костюмчике, с франтоватыми некогда усиками, вскакивал и становился навытяжку при упоминании имени Карла Маркса. О «Клопе» в постановке Театра сатиры написаны горы рецензий, причем не только в СССР, и ни один из критиков не обошел игры Георгия Тусузова в роли Гостя.
Когда к маленькой роли прикасается мастер, она становится значительной. Услышав надоевший всем афоризм «нет маленьких ролей, есть маленькие артисты», некоторые тоскливо кивают головой — это, мол, красивая обертка горькой пилюли, которую преподносит режиссер в виде эпизода. Тусузов был нержавеющим режиссерским орудием в борьбе с такими актерами. Всегда поражало его пристальное внимание к жизни, в которой для него была важна любая мелочь, любой штрих. Грим для своих ролей он чаще создавал сам. Святого старикашку — Чудотворца в спектакле «Мистерия-буфф» — он «лепил» по рисункам Жана Эффеля: розовые щечки, нимб, кудрявая шевелюра, обрамляющая розовую лысину. Но Тусузов на этом не успокоился. Он пришел к Плучеку и попросил: «Можно я буду играть на контрабасе?» Режиссер удивился: что он опять задумал? Но разрешил. Георгий Баронович специально спустился в оркестр, научился играть какую-то мелодию из трех нот, и открывалась сцена Рая игрой Тусузова на контрабасе.
Когда Илья Эренбург привез из Парижа пьесу, в которой была сцена приема в парламенте, там тоже нашлось место для бессловесного прохода Тусузова. На премьере Эренбург сказал: «Вы знаете, точнее всех артистов был тот! — И указал на Тусузова. — Это абсолютная копия одного французского деятеля, который всегда присутствует на подобных приемах».
Конечно, далеко не все роли Георгия Бароновича были бессловесными. Эти работы актера любят приводить в пример как образец служения профессии. А всего на сцене Театра сатиры Тусузов сыграл более ста пятидесяти ролей. Он великолепно ладил с партнерами. В «Потерянном письме» Тусузов играл адвоката Брынзовонеску в дуэте с Владимиром Лепко, игравшем его начальника. Он не двигался, не говорил, а как робот слепо копировал своего шефа. Это был потрясающий по синхронности исполнения дуэт: выражение глаз, мимика, позы двух персонажей — все совпадало!
С блистательным комиком Владимиром Лепко Тусузов дружил много лет. Осенью 1941 года они вместе поехали на фронт в составе одной из двух фронтовых бригад Театра сатиры. Одна из них не вернулась. Другая давала концерты на передовой, в госпиталях, в частях ПВО. Георгий Баронович Тусузов пробыл на фронте почти всю войну, хотя ему уже было за пятьдесят. Однажды их бригада попала в окружении, актеры были на волосок от смерти. Лепко с трудом передвигался, и маленький человечек, Егорушка Тусузов, вынес его на своих плечах из этого ада. Спас ему жизнь. Лепко его боготворил, не расставался с ним до конца дней, и все умилялись их трогательной дружбе и поражались героическому характеру Георгия Бароновича.
Он был одиноким человеком. Никого, кроме друзей, у него не было. Вся жизнь Георгия Бароновича была связана только с театром. Это был его дом, его отдушина, его радость, его островок, на котором он спасался от одиночества. Он присутствовал даже на тех репетициях, где не был занят. Он все про всех знал — у кого с кем роман, кто какую роль получил, кто где отдохнул, причем это касалось не только родной Сатиры, но и вообще всех актеров Москвы. «Баронычу» было все интересно. В театре его дразнили Призраком, потому что, разговаривая с ним сейчас, через минуту его уже видели в другом конце здания, а кто-то еще клялся, что сидел с ним в это же время в буфете. Он жил жизнью всех. Все ему были одинаково дороги и интересны. Когда у Спартака Мишулина родилась дочь, Георгий Баронович стал бережно наклеивать на его трюмо фотографии очаровательных малюток и постепенно так залепил зеркало, что Мишулину оставалось гримироваться только по памяти.
Приезжая на гастроли в незнакомый город, Тусузов первым обегал все его достопримечательности и к вечеру знал о нем больше, чем старожилы. С утра отправлялся на пешую прогулку и к завтраку рассовывал своим друзьям под двери свежие газеты. Но все-таки человеком щедрым назвать его было трудно. О скупости Георгия Бароновича слагались легенды. Борис Тенин как-то разыграл его на гастролях во Владивостоке. За несколько дней до отъезда вошел к нему в номер и говорит: «Егор, у тебя нет соли? Я яичницу сделал». Тусузов немного помялся: «Да не знаю, где-то, может быть, и есть...» Оторвав кусочек газетки, завернул ему немного соли. На второй день Тенин опять пришел, на третий опять... Тусузов стал уже сердиться. «Да отдам я тебе, ну что ты в самом деле...» — отвечает Тенин. И в день отъезда — стук в дверь к Тусузову. Входит носильщик, у которого за спиной — трехпудовый мешок с солью. «Вот вам Тенин просил передать!» — и сваливает на пол. Но что было с Тусузовым! Он не знал, что с этим мешком делать, — ведь скоро самолет! Ему жалко было оставить и соль, и этот вместительный мешок. Наконец он сделал выбор — в угол на газету ссыпал соль, а мешок завернул и положил в чемодан.
Были у Георгия Бароновича и романы, но и здесь не обходилось без забавных ситуаций. Ухаживая за актрисой своего театра, он стал объектом дружеской заботы коллег. «Егор, купи ей подарок! Смотри, как хорошо она к тебе относится», — пристали они однажды. Тусузов непонимающе сопротивлялся: «Да что вы говорите? У нее и так все есть! Я даже ее обувь ношу к знакомому сапожнику — набойки делать...» В конце концов Георгий Баронович купил ей халат и долго ни с кем не разговаривал — обиделся. Зато сколько было смеха, когда друзья узнали, что халат своей женщины Тусузов держал у себя дома и надевал ей на плечи только тогда, когда она к нему приходила.
Щедр Георгий Баронович был только на книги. Он собрал огромную, уникальную библиотеку. Книги были для актера самыми дорогими и близкими друзьями, которые помогали ему творить. Он охотно давал их читать, но уже со следующего дня начинал звонить и спрашивать: «Ну что, не прочитали еще?»
Много легенд ходило и о вежливости Тусузова. «Встретит вас семь раз на дню — семь раз поздоровается». На восклицание «Бароныч, здоровались уже!» отвечал: «Ничего, кашу маслом не испортишь». Обожал хоккей, который много лет назад шел по телевидению исключительно в прямом эфире. Звонил поздно вечером молодому Мише Державину, тоже большому любителю хоккея, и кричал в трубку: «Ты подумай, не могу уснуть! 2:1 — чехи ведут!» Державин отвечал: «Ну вы не волнуйтесь так, Георгий Баронович, главное здоровье!» Старый актер выкрикивал еще несколько эмоциональных фраз, а потом вежливо предупреждал: «Ну, если ты не против, я тебе еще буду звонить...»
Георгий Тусузов много снимался в кино, тоже в эпизодах. Всей кинематографической братии было известно, что режиссер Вениамин Дорман считал его талисманом, приносящим успех. Тусузов снимался в его фильмах «Девичья весна», «Веселые истории», «Легкая жизнь», «Ошибка резидента», «Пропавшая экспедиция». Дорман выискивал для любимого актера любую возможность появиться на экране. Поэтому однажды, уехав на съемки на Байкал и не обнаружив в списке актеров фамилии Тусузова, он забил тревогу. В Москву срочно полетела телеграмма: «Приезжайте к нам на Байкал!» Может быть, эта телеграмма и дала название фильму «Приезжайте на Байкал»? Теперь трудно сказать. Но Георгий Баронович уложил вещи в свой видавший виды чемодан и понесся тремя самолетами и одним поездом на съемки новой картины. Там же он провел отпуск, совмещая приятное с полезным.
Одной из первых киноролей Тусузова стало появление в короткометражке «Преступление и наказание» по рассказу Зощенко. Фильм положили на полку на целых пятьдесят лет, а Тусузов вновь появился на экране через двадцать. В кинокомедии «Девушка без адреса» он играл старого соседа Феоктистыча. Сцена в коммуналке была лучшей во всем фильме — героя Николая Рыбникова, приняв за вора, запирают в туалете, а на стражу ставят «единственного мужчину в квартире», Феоктистыча. Весь эпизод Тусузов не выпускает из рук чайник, да еще и угрожает им незнакомцу: «Учтите, у меня в руках кипяток!» Этот чайник — явная находка актера. С ним он прибегает на шум, с ним же забирается на хлам, чтобы заглянуть в окошко ванной комнаты. А затем выскакивает на улицу, сопровождая незадачливого влюбленного к милицейской машине, правда, на этот раз в его руках не менее грозное оружие — веник.
Кинематографические работы Георгия Тусузова менее колоритны, чем театральные. Видимо, экран не смог передать какие-либо нюансы его актерской импровизации, а может быть, Георгий Баронович органично чувствовал себя только на сцене. Но и в кино актера использовали весьма эксцентрично. Он был старейшиной экзотического племени людоедов в «Человеке ниоткуда» и мужественным гладиатором в комедии «Разбудите Мухина!». Он скакал на голове по арене цирка в киноальманахе «Две улыбки» и блуждал по лабиринтам портового строительства в «Девичьей весне». В детективе «Ночное происшествие» его герой появляется лишь на мгновение, когда милиционеры изучают следы преступников, — так старенький «понятой» не менее внимательно принимается рассматривать подошвы собственных ботинок. В кино Георгий Тусузов сыграл лишь одну глубокую и серьезную роль — профессора Арона Израилевича в эпохальной ленте Фрунзе Довлатяна «Здравствуй, это я!».
Но в памяти зрителей он навсегда останется старым паном Пипусевичем, который тихонько похрапывал в уголке «Кабачка „13 стульев“». Несколько выпусков популярнейшей в застойные годы телепередачи включили в себя репризы с героем Тусузова, но они были столь же невелики, как и все другие его кинороли.
Георгий Баронович Тусузов прожил 95 лет. Этот факт тоже служил поводом для многочисленных шуток. Более добрая гласила: «В нашем театре есть два старейшины — Егорушка Тусузов и Жорик Менглет. Чего не помнит Менглет, всегда напомнит Тусузов. Чего не помнит Тусузов — не помнит и Менглет». Черная шутка, принадлежащая Анатолию Папанову, появилась в период, когда Театр сатиры стал довольно часто хоронить своих работников, совсем еще нестарых людей. Папанов громогласно заявил: «Умереть не страшно. Страшно, если над твоим гробом в почетном карауле будет стоять Егорушка».
Тусузов по-прежнему выходил на сцену. К своему девяностолетию он насчитал 2847 сыгранных за всю жизнь ролей! Когда Леонид Осипович Утесов поинтересовался у него: «Егор, в чем секрет твоего долголетия?» — Тусузов с присущим ему чувством юмора ответил: «Никому не говорил, тебе раскроюсь. Секретов три: я никогда не занимался спортом, не ел домашнюю пищу и не был официально женат!»
Друзья Георгия Бароновича любят вспоминать комическую историю, тоже в какой-то степени связанную с его долголетием. Однажды его приятеля как общественника попросили зайти в домоуправление. Он отказался, сообщив, что идет в театр на похороны друга. Жильцы решили, что умер Тусузов — ведь их всегда видели вместе. Кто-то решил перестраховаться и позвонил в Театр сатиры, где ответили, что Тусузов уже давно на кладбище. Дело в том, что на самом деле умер один из сотрудников театра, и все отправились хоронить именно его. Когда же Георгий Баронович вернулся домой, его квартира оказалась опечатанной. (Этот забавный случай лег в основу сюжета одного из рассказов Леонида Ленча — старого товарища Тусузова.) А если вспомнить народные поверья — такому человеку уготована длинная жизнь.
Последние годы, когда ему уже было очень трудно, театр проявил заботу о своем ветеране. За ним ухаживала женщина, из театра носили горячие обеды. А потом Георгий Баронович стал терять память. Он не помнил, когда должен был выходить на сцену, поэтому каждый вечер на всякий случай приходил в театр. У всех щемило сердце, подкатывались слезы при виде старого актера, который уже мало что помнил, но знал одно — он не должен опоздать на спектакль.
В самый последний год жизни у Тусузова отказали ноги. Его обнаружили сидящим на ступеньках служебного входа. Георгия Бароновича поместили в Дом ветеранов сцены. Работать он уже не мог и вскоре умер. Наверное, все это время его поддерживала мысль о сцене, жажда выходить к зрителям, работать. А когда это стало невозможно, жизнь потеряла всякий смысл.
Таких людей, каким был Георгий Баронович Тусузов, сейчас нет. По преданности театру, по любви к нему, по отдаче. Он был поразительно творческой личностью, способной любить искусство в очень малом, любить не тщеславно, не за объем ролей, не за славу и рецензии, а любить само пребывание на сцене и делать это пребывание праздником.
Мария Виноградова
Самая народная незаслуженная артистка
«Самая народная незаслуженная артистка» — так называли режиссеры Марию Виноградову до того, как она получила свое первое и единственное звание. Мария Сергеевна переиграла сотню домработниц, уборщиц, кастелянш, контролерш, деревенских теток и городских старушек. И лишь в конце восьмидесятых появились роли, достойные таланта Виноградовой: Эмма Марковна в детективе «Бабочки», Варвара в трагифарсе «Сам я вятский уроженец», Федосья в «Ближнем круге», даже эпизоды выделялись какой-то нестандартностью, яркостью, философской эксцентрикой.
Ее ласково называли Мусей. Муся была безотказной. Имея два инфаркта, она могла по первому зову отправиться в глушь на встречу с детьми. Чаще всего бесплатно. Она была куражным человеком, поэтому особенно легко чувствовала себя в мультипликации: мгновенные переходы, смена настроения, озорство. Около тысячи рисованных и кукольных персонажей, от «Ежика в тумане» до Дяди Федора из Простоквашина, общаются между собой на экране ее голосом. Знаменитейшие актрисы мирового кино заговорили на русском языке тоже благодаря Виноградовой. Это и Одри Хепберн, и Ева Рутткаи, и Джина Лоллобриджида, и Мари Теречик, и даже Софико Чиаурели.
Муся могла многое, и сделала многое... Но след ее мог бы быть глубже и ярче. Такова участь сотен талантливых актрис, она не первая и не последняя.
Не люблю писать слово «я», так же как не люблю видеть его в чужих статьях. Но в некоторых случаях без него не обойтись. Например, говоря о Марии Сергеевне, не могу не упомянуть о ее роли в судьбе рядового московского журналиста. Муся стала моим талисманом. Первая статья в «Вечерке», первая передача на радио «Эхо Москвы», первая проведенная мной творческая встреча — все связано с ней. Я любил ее искренне и так же искренне был благодарен ей за внимание и терпение — Муся подолгу и с удовольствием рассказывала о профессии, о коллегах, о режиссерах. Она, в отличие от многих, умела слушать. Обожала вкусно и много готовить, а потом угощать. Муся познакомила меня с Любовью Соколовой, Людмилой Шагаловой, Лидией Королевой, Виктором Уральским, с которыми я подружился на многие годы. Плохого слова о ней никто ни разу не сказал, причем не только эти актеры — вообще никто. Видимо, Мария Сергеевна не давала для этого повода, что, согласитесь, нелегко. А ей порой было очень тяжко. Жизнь била Мусю нещадно, могла озлобить ее, очерствить, растоптать, но этого не случилось. Муся была добрым человеком и, несмотря на болезни и бесконечную занятость, безотказным. Что, в итоге, ее и сгубило.
К сожалению, у меня сохранились лишь отрывки из наших бесед, но это больше, чем ничего. Мария Сергеевна была интересным рассказчиком, поэтому ее монолог в этой главе важнее моего.
Как все, училась в школе, занималась в кружках. У меня был мальчишеский голос — альт, и в хоре взрослых я обычно запевала: «Каховка, Каховка, родная винтовка!..» или «Дан приказ ему — на Запад...» В те времена это модные песни были. А какой у нас был хор! Мы с ним всю «ивановскую» объездили, не раз дипломы получали. И танцевала я хорошо, особенно цыганочку.
В 1939 году курс набирал Лев Владимирович Кулешов. Я приехала буквально в последние дни. Не скажу, что очень волновалась — на сцене я уже не раз побывала, поэтому чувствовала себя несколько раскованнее. Да и жюри смотрело таким, я бы даже сказала, приветливым взглядом. Наверное, потому что я была очень смешной (хотя сама я так не считала!). Я решила прочитать «Ворону и лисицу» Крылова. Как потом выяснилось, все читали «Ворону и лисицу». И не успела я раскрыть рот: «Вороне-где-то-Бог-послал...» — мне говорят: «Стоп!» Думаю: «Провал». — «Что вы будете читать из поэзии?» Я опять, как все: «Стихи о советском паспорте!» По комиссии пошел шорох, начали улыбаться. Но я тем не менее, вытянув руку вперед, воскликнула: «Я волком бы выгрыз бюрократизм!..» Меня опять остановили и засмеялись. Когда я начала «Легенду о Данко», комиссия решила переключить меня на музыкальную тематику: «Простите, а вы поете?» А как же! Конечно, пою! «А вы „Кукарачу“ знаете?» — спрашивает Кулешов. «Слов, — говорю, — не знаю, а мотив — пожалуйста, напою». А про себя думаю: раз уж валюсь, надо как-то самой себя вытаскивать. И во все горло начинаю: «А-ляляля-ля! А-ляляля-ля!...» Тут все и покатились со смеха. Потом попросили сделать этюд, после чего спросили: «Ну а танцевать вы умеете?» Ой, танцевать-то?! Что другое, а это пожалуйста! В жюри сидел концертмейстер Дзержинский, так я прямо к нему и обратилась: «Вы „Калинку-малинку“ знаете?» Это только я по своей наивности могла спросить. Но он интеллигентно ответил, что знает. «Ну тогда подыграйте мне, — заявила я и пошла по кругу. „Калинка, калинка, калинка моя!..“ Два круга прошла и стала выписывать какие-то кренделя. Все хохотали. Супруга Кулешова, Александра Сергеевна Хохлова, со своей собачкой на руках, даже приподнялась с места, чтобы получше разглядеть, что я там выделываю.
В тот день желающих поступить на актерский факультет собралось много. А принять могли только троих. К концу просмотра из зала вышла секретарь комиссии, указала на двух пареньков и позвала: «А где эта маленькая, черненькая? Виноградова! Вы тоже приняты». И я начала учиться во ВГИКе.
Потом нас прикрепили к столовой, где кормили чем-то наподобие украинских галушек. Есть это было можно, но почему-то после них всегда было очень тяжело... внутри. И мы называли эту отируху «но пасаран» — что в переводе, как ты помнишь, «они не пройдут». Когда наступало обеденное время, так и говорили: «Пойду „но пасаран“ откушаю».
На третьем курсе пригласили на первую кинопробу — в фильм «Мы с Урала» про ребят-ремесленников, которые старались помогать фронту. И меня утвердили на роль героини. Мы проходили специальную подготовку на заводе, работали на станках. Снимал Кулешов, но, несмотря на его заслуги и регалии, картину обругали, назвали неудачной и слишком легкой для военного времени. Фильм положили на полку, и увидеть его я смогла только совсем недавно в Киноцентре. И то не полностью. Знаешь, я очень жестко отношусь к своим киноработам — это школа Николая Сергеевича Плотникова, которого я считаю своим главным учителем. Но! Я посмотрела «Мы с Урала», где играли совсем молодые Консовский, Жеймо, Барабанова, Граббе, Филиппов, Милляр, и первый раз не последовала заветам Плотникова. Мне понравилось, как я там сыграла. Может, потому что я увидела себя молодой, темпераментной, азартной. Думаю: «Ой, нормально!»
В 1944 я защитила диплом, а через год начала работу в открывающемся Театре-студии киноактера.
Потом я уехала сниматься в Польшу. Это была первая совместная картина — «Последний этап». Режиссер Ванда Якубовская посвятила ее нацистским лагерям. Мы и снимали в настоящем женском лагере. Страшный фильм, но работать было очень интересно.
А когда я вернулась в Москву, оказалась не у дел, несмотря на вгиковский диплом с отличием. Жить мне было негде. Кулешов сделал мне прописку в доме при Студии Горького, главк некоторое время платил за комнатушку, которую я снимала, потом перестал. И я поехала с частью нашей труппы в Потсдам.
В те годы через театр Группы советских войск в Германии прошли многие наши актеры. Это была очень хорошая школа, мы играли замечательный репертуар. Руководил театром все тот же Плотников. И хотя он занимал меня в своих постановках часто, поначалу видел во мне только травести. Но со временем я переиграла у него массу характерных ролей: Шурку в «Егоре Булычеве», Любу в «Свадьбе с приданым», массу старух, мальчишек и даже негритянку.
В Москве я снова поступила в труппу Театра киноактера и уже оставалась в ней до печального развала театра. Играла постоянно. Труппа насчитывала 200 человек, но реально работали единицы, не считая всевозможных концертов и творческих встреч. Последней постановкой театра стала комедия «Ссуда на брак». Когда начались распри и дележ труппы на два лагеря, я подала заявление об уходе.
Во-первых, директор мне сказал: «Качай пиво бесплатно». Все местные рабочие тут же прослышали об этом и сиганули в нашу пивную. И я качала пива столько, сколько требовали, благо уже обучилась всем этим премудростям. Когда первая бочка стала заканчиваться, директор начал проявлять беспокойство: «Что-то ты уж разошлась». А я что? Люди же просят!
Ее ласково называли Мусей. Муся была безотказной. Имея два инфаркта, она могла по первому зову отправиться в глушь на встречу с детьми. Чаще всего бесплатно. Она была куражным человеком, поэтому особенно легко чувствовала себя в мультипликации: мгновенные переходы, смена настроения, озорство. Около тысячи рисованных и кукольных персонажей, от «Ежика в тумане» до Дяди Федора из Простоквашина, общаются между собой на экране ее голосом. Знаменитейшие актрисы мирового кино заговорили на русском языке тоже благодаря Виноградовой. Это и Одри Хепберн, и Ева Рутткаи, и Джина Лоллобриджида, и Мари Теречик, и даже Софико Чиаурели.
Муся могла многое, и сделала многое... Но след ее мог бы быть глубже и ярче. Такова участь сотен талантливых актрис, она не первая и не последняя.
Не люблю писать слово «я», так же как не люблю видеть его в чужих статьях. Но в некоторых случаях без него не обойтись. Например, говоря о Марии Сергеевне, не могу не упомянуть о ее роли в судьбе рядового московского журналиста. Муся стала моим талисманом. Первая статья в «Вечерке», первая передача на радио «Эхо Москвы», первая проведенная мной творческая встреча — все связано с ней. Я любил ее искренне и так же искренне был благодарен ей за внимание и терпение — Муся подолгу и с удовольствием рассказывала о профессии, о коллегах, о режиссерах. Она, в отличие от многих, умела слушать. Обожала вкусно и много готовить, а потом угощать. Муся познакомила меня с Любовью Соколовой, Людмилой Шагаловой, Лидией Королевой, Виктором Уральским, с которыми я подружился на многие годы. Плохого слова о ней никто ни разу не сказал, причем не только эти актеры — вообще никто. Видимо, Мария Сергеевна не давала для этого повода, что, согласитесь, нелегко. А ей порой было очень тяжко. Жизнь била Мусю нещадно, могла озлобить ее, очерствить, растоптать, но этого не случилось. Муся была добрым человеком и, несмотря на болезни и бесконечную занятость, безотказным. Что, в итоге, ее и сгубило.
К сожалению, у меня сохранились лишь отрывки из наших бесед, но это больше, чем ничего. Мария Сергеевна была интересным рассказчиком, поэтому ее монолог в этой главе важнее моего.
* * *
О детстве
Родилась я на Волге, в городе Наволоки, что в Ивановской области. Родители мои были очень душевными людьми. Они принимали всех, кто бы к ним не зашел. Я была самой маленькой в доме, и поэтому меня все в семье воспитывали. К тому же я была очень озорной. Меня даже прозвали Маша-Коза, потому что однажды я перепрыгнула через забор в чужой огород, и там меня так боднула коза, что я вылетела обратно. А когда я уже училась во ВГИКе, за мой неуемный характер меня прозвали Мухой. Я часто всех копировала, любила это дело. Не знаю, осталась ли я такой веселой до сих пор, но, во всяком случае, пытаюсь.Как все, училась в школе, занималась в кружках. У меня был мальчишеский голос — альт, и в хоре взрослых я обычно запевала: «Каховка, Каховка, родная винтовка!..» или «Дан приказ ему — на Запад...» В те времена это модные песни были. А какой у нас был хор! Мы с ним всю «ивановскую» объездили, не раз дипломы получали. И танцевала я хорошо, особенно цыганочку.
О ВГИКе
Мне всегда хотелось выступать. Впервые я вышла на сцену в детском саду, читала стихотворение про Ленина. На меня нацепили громадный бант и вытолкнули к зрителям. Потом я часто участвовала в каких-то конкурсах самодеятельности, и в конце концов поехала в Москву поступать во ВГИК.В 1939 году курс набирал Лев Владимирович Кулешов. Я приехала буквально в последние дни. Не скажу, что очень волновалась — на сцене я уже не раз побывала, поэтому чувствовала себя несколько раскованнее. Да и жюри смотрело таким, я бы даже сказала, приветливым взглядом. Наверное, потому что я была очень смешной (хотя сама я так не считала!). Я решила прочитать «Ворону и лисицу» Крылова. Как потом выяснилось, все читали «Ворону и лисицу». И не успела я раскрыть рот: «Вороне-где-то-Бог-послал...» — мне говорят: «Стоп!» Думаю: «Провал». — «Что вы будете читать из поэзии?» Я опять, как все: «Стихи о советском паспорте!» По комиссии пошел шорох, начали улыбаться. Но я тем не менее, вытянув руку вперед, воскликнула: «Я волком бы выгрыз бюрократизм!..» Меня опять остановили и засмеялись. Когда я начала «Легенду о Данко», комиссия решила переключить меня на музыкальную тематику: «Простите, а вы поете?» А как же! Конечно, пою! «А вы „Кукарачу“ знаете?» — спрашивает Кулешов. «Слов, — говорю, — не знаю, а мотив — пожалуйста, напою». А про себя думаю: раз уж валюсь, надо как-то самой себя вытаскивать. И во все горло начинаю: «А-ляляля-ля! А-ляляля-ля!...» Тут все и покатились со смеха. Потом попросили сделать этюд, после чего спросили: «Ну а танцевать вы умеете?» Ой, танцевать-то?! Что другое, а это пожалуйста! В жюри сидел концертмейстер Дзержинский, так я прямо к нему и обратилась: «Вы „Калинку-малинку“ знаете?» Это только я по своей наивности могла спросить. Но он интеллигентно ответил, что знает. «Ну тогда подыграйте мне, — заявила я и пошла по кругу. „Калинка, калинка, калинка моя!..“ Два круга прошла и стала выписывать какие-то кренделя. Все хохотали. Супруга Кулешова, Александра Сергеевна Хохлова, со своей собачкой на руках, даже приподнялась с места, чтобы получше разглядеть, что я там выделываю.
В тот день желающих поступить на актерский факультет собралось много. А принять могли только троих. К концу просмотра из зала вышла секретарь комиссии, указала на двух пареньков и позвала: «А где эта маленькая, черненькая? Виноградова! Вы тоже приняты». И я начала учиться во ВГИКе.
Об эвакуации
Когда я заканчивала второй курс, началась война. Нас повезли в Алма-Ату. Добирались очень долго, чуть ли не месяц. Приехали — а там тоже не сахар. Было очень тяжело. Наши ребята-художники где-то набрали бумаги и подделывали карточки на хлеб. Ведь тех 400 граммов, что выдавали, естественно, нам не хватало. Покупать что-либо было безумно дорогим удовольствием, а на второй талончик могли дать печенья, и нас это очень устраивало.Потом нас прикрепили к столовой, где кормили чем-то наподобие украинских галушек. Есть это было можно, но почему-то после них всегда было очень тяжело... внутри. И мы называли эту отируху «но пасаран» — что в переводе, как ты помнишь, «они не пройдут». Когда наступало обеденное время, так и говорили: «Пойду „но пасаран“ откушаю».
На третьем курсе пригласили на первую кинопробу — в фильм «Мы с Урала» про ребят-ремесленников, которые старались помогать фронту. И меня утвердили на роль героини. Мы проходили специальную подготовку на заводе, работали на станках. Снимал Кулешов, но, несмотря на его заслуги и регалии, картину обругали, назвали неудачной и слишком легкой для военного времени. Фильм положили на полку, и увидеть его я смогла только совсем недавно в Киноцентре. И то не полностью. Знаешь, я очень жестко отношусь к своим киноработам — это школа Николая Сергеевича Плотникова, которого я считаю своим главным учителем. Но! Я посмотрела «Мы с Урала», где играли совсем молодые Консовский, Жеймо, Барабанова, Граббе, Филиппов, Милляр, и первый раз не последовала заветам Плотникова. Мне понравилось, как я там сыграла. Может, потому что я увидела себя молодой, темпераментной, азартной. Думаю: «Ой, нормально!»
В 1944 я защитила диплом, а через год начала работу в открывающемся Театре-студии киноактера.
О театре
Театр для меня — это прежде всего Николай Сергеевич Плотников. В его знаменитых «Детях Ванюшина» я дебютировала в роли Кати. Плотников подсказал мне одну интересную деталь. В сцене, где приезжала Костина невеста, я выскакивала на сцену, металась направо-налево и скороговоркой кричала: «Приехали! Приехали! Она такая красивая, и в волосах — бриллиантовая звезда!» Всегда это принималось на аплодисменты. Потому что как актер Плотников все предвидел, знал все нюансы и тонкости ремесла. Он очень многому меня научил.Потом я уехала сниматься в Польшу. Это была первая совместная картина — «Последний этап». Режиссер Ванда Якубовская посвятила ее нацистским лагерям. Мы и снимали в настоящем женском лагере. Страшный фильм, но работать было очень интересно.
А когда я вернулась в Москву, оказалась не у дел, несмотря на вгиковский диплом с отличием. Жить мне было негде. Кулешов сделал мне прописку в доме при Студии Горького, главк некоторое время платил за комнатушку, которую я снимала, потом перестал. И я поехала с частью нашей труппы в Потсдам.
В те годы через театр Группы советских войск в Германии прошли многие наши актеры. Это была очень хорошая школа, мы играли замечательный репертуар. Руководил театром все тот же Плотников. И хотя он занимал меня в своих постановках часто, поначалу видел во мне только травести. Но со временем я переиграла у него массу характерных ролей: Шурку в «Егоре Булычеве», Любу в «Свадьбе с приданым», массу старух, мальчишек и даже негритянку.
В Москве я снова поступила в труппу Театра киноактера и уже оставалась в ней до печального развала театра. Играла постоянно. Труппа насчитывала 200 человек, но реально работали единицы, не считая всевозможных концертов и творческих встреч. Последней постановкой театра стала комедия «Ссуда на брак». Когда начались распри и дележ труппы на два лагеря, я подала заявление об уходе.
О режиссерах
У Динары Асановой я снималась несколько раз. Еще во время первой борьбы с алкоголизмом она сняла фильм в документальной стилистике. Я играла там продавщицу спиртного. За несколько часов до съемки я пришла понаблюдать, как работает мой «прототип». Передать ее жаргон, манеру разговаривать я не могу, хотя сейчас в кинематографе можно и это. Конечно, иногда мат бывает к слову, а иногда звучит слишком пошло, но когда я встала за стойку этого буфета...Во-первых, директор мне сказал: «Качай пиво бесплатно». Все местные рабочие тут же прослышали об этом и сиганули в нашу пивную. И я качала пива столько, сколько требовали, благо уже обучилась всем этим премудростям. Когда первая бочка стала заканчиваться, директор начал проявлять беспокойство: «Что-то ты уж разошлась». А я что? Люди же просят!