Страница:
Из дермантинового портфеля появилась лабораторная склянка. Вслед за ней — консервная банка, заполненная разделанной селедкой с кружками лука.
— Спиритус медицинус, — нервно рассмеялся визитер. — Традиционная русская выпивка, полезная и для больных, и для здоровых… Симпатичный у вас халатик, — потрогал он подрагивающими пальцами рукав. Будто приценился к качеству ткани. — Мягонький…
За фанерной перегородкой — ехидный девичий смешок. Наверно обитатели соседней комнатенки изучили повадки своего любвеобильного начальника. Майор метнул грозный взгляд. Будто пронизал перегородку. Угрожающе покашлял. Смех мгновенно погас. Поговаривают, что у Цыпы двоюродный брат служит в Органах, капнет ему в ушко и смешливый обидчик вволю наплачется на Колыме.
— Я не пью, — отстранившись от протянутой к халатику мужской руки, проговорила девушка. — И вообще уже поздно, хочется спать.
— А я о чем? — удивился Фролов. — Сейчас выпьем, закусим и — на боковую.
Процесс празднования новоселья обозначен четко и ясно. Положение казалось безвыходным. Отвесить ловеласу звонкую пощечину? Но все же — командир, придерется к какому-то мелкому нарушению и отправит обратно в отдел кадров. Отойти к окну? Но страстный коротышка уже прижал новую фельдшерицу к стене, запустил бесстыдную руку за пазуху.
— Не надо, товарищ майор, — взмолилась Клавдия, держа обеими руками полы халатика. — Прошу вас…
— Надо… Обязательно надо, — опасливо косясь на перегородку, взволнованно шептал батальонный дон-жуан, не прекращая попыток преодолеть сопротивление упрямой девицы. — Познакомимся поближе, лучше узнаем друг друга…
Неожиданно из коридора донеслись четкие шаги. Знакомый мужской голос о чем-то спросил женщину. Та пугливо ответила. От сильного удара в дверь отвалилась защелкнутая майором задвижка.
На пороге — Видов.
Клавдия закрыла лицо руками, всхлипнула.
Минуты хватило Семену для того, чтобы оценить обстановку. Бутылка с закуской, прижатая к стене девушка, раскрасневшийся майор.
— Пошел вон, Цыпа! — негромко приказал капитан. — Устроил из медсанбата курятник, паскуда грязная! Кому сказано?
— Как вы смеете, капитан, так разговаривать со старшим по званию?
— поднялся на цыпочки коротышка. — Под суд пойдете, под трибунал!
— Ты еще и угрожаешь?
Видов сгреб майора за шиворот, поднял над полом. Кривые ножки коротышки выписывали в воздухе замысловатые па. Заглянувшая на шум дежурная по общежитию выскочила в коридор, расхохоталась и побежала разнести по комнатам приятное известие об устроенной над Цыпой расправе.
Выбросив неудавшегося любовника из комнаты, Семен отправил за дверь дермантиновый портфель с содержимым. Брезгливо потер ладони. Подошел к девушке, осторожно поднял за подбородок ее склоненную голову, всмотрелся в раскрасневшееся лицо с закрытыми глазами. Сейчас поцелует, замерла Клава. Не поцеловал. Будто испугавшись неприсущей ему нежности, отошел к двери.
— Собирайся, поедешь со мной. С полковым лекарем все решено. Служить будешь фельдшером в моем батальоне.
— Как ты узнал о моем приезде? — немного успокоившись, спросила Клавдия.
— Сашка Новоконев проинформировал… Долго ожидать? Сказано — собирайся!
— Выйди на минутку. Мне нужно переодеться.
Видов неизвестно чему рассмеялся, хлопнул ладонью по крутому лбу и вышел в коридор. Там на него насели девчонки, наперебой принялись выкладывать капитану свои обиды, рассказывали о приставаниях командира медсанбата.
— Сами виновны, — деловито советовал Видов. — Устроили бы ему пару раз темную, сразу бы взялся за ум! Таких только и «лечат» кулаками!
— Кулаками? У него двоюродный братан — чекист…
— А у нас — троюродные тети, — беззаботно отмахнулся капитан. — Не к чему раньше времени в штаны напускать, не так уж страшен черт, как его малюют…
Позже, сидя рядом с капитаном в двуколке, окончательно пришедшая в себя девушка спросила.
— У тебя неприятностей не будет? Все же — майор, командир медсанбата, у него, наверняка, связи с дивизионным начальством…
— Одним рапортом больше, одним меньше, — беззаботно отмахнулся «вечный комбат». — У полкового комиссара — целые папки жалоб на меня. Получит очередной донос — выговорешник обеспечен, отстреляется на отлично батальон — снимут… Все дела.
Вселив нового фельдшера в заранее убранную комнату общежития для холостяков, Видов наспех попрощался. На сегодня намечено присутствие на вечерней поверке в третьей роте, а заранее продуманные планы батальонный никогда не менял.
Вместо того, чтобы разобрать наспех уложенный чемодан, Клавдия уселась на застеленную кровать, положила на колени руки и задумалась. Вдруг Семен помог ей устроиться в своем батальоне по праву друга детства, односельчанина, и у него нет других чувств к девушке? Что делать тогда? Возвратиться в Степанковку, выйти замуж за Горячева, нарожать ему детишек? Или вести прежнюю холостяцкую жизнь, безрадостную и скучную?
Только в полночь, разложив вещи и заставив себя выбросить из головы дурацкие мысли, Клавдия безмятежно уснула.
Утром проснулась отдохнувшая, бодрая. Вчерашние сомнения переродились в уверенность, опасения — в легкую насмешку над девичьими страхами. Все будет нормально, все образуется, мысленно твердила она, Семка любит, еще как любит! Только он никогда не сделает первого шага, побоится резкого отказа. Значит, все зависит от нее.
Несмотря на ранее время — всего шесть утра, в штабе батальона Видова уже не было. Дежурный командир сообщил, что предстоит марш-бросок по пересеченной местности и капитан в сопровождении начальника штаба и двух ординарцев поскакал по маршруту, Привык сам проверять и перепроверять.
Батальоный врач, армянин с грустно повисшим мясистым носом, был предупрежден и с места в карьер отправил нового военфельдшера проверить санитарное состояние одной из рот. Четко сформулировал пункты проверки, начиная с содержимого красноармейских тумбочек и кончая отхожими местами.
В канцелярии роты проверяющую ожидал старшина. Увидев Клавдию, он потешно вытаращил глаза и ущипнул себя за бок. Еще бы не удивиться, когда перед Сидякиным появилась оставленная в Степанковке подруга детства!
— Ты? — только и мог выдавить он. — Вот это фокус!
— Никаких фокусов, — рассмеялась девушка. — Они, фокусы, начнутся, если найду в тумбочках запрещенные вещи, или обнаружу какую-нибудь живность, на подобии тараканов… Будем служить вместе, Прошка. Думаю, ты не против?
— Семка уже знает?
— Встретились вечером, — не вдаваясь в подробности «встречи», туманно ответила Клавдия. — Пошли по взводам?
Сидякин безвольно кивнул и на ослабевших ногах пошел вслед за фельдшерицей. Голову буравили, кружились в хороводе завистливые мысли. Снова повезло не ему, а Семке, Видова любят, к нему приехали, а старшина как был одиноким, так им и остается.
Со свойственной ей проницательностью Клавдия расшифровывала потаенные мысли Сидякина и насмешливо улыбнулась. Да, она любит Семена и он отвечает ей взаимностью, не может не отвечать! В этом союзе просто нет места третьему человеку — мужчине или женщине!
Неугомонный армянин изобретал все новые и новые проверки, заставлял помощницу присутствовать на стрельбах, учавствовать в приеме больных, осматривать отхожие места, снимать пробы в столовой.
Семена она почти не видела. Он — то на совещании в штабе полка, то громит провинившихся командиров рот и взводов, то исчезает на несколько дней. Однажды, Клавдии удалось встретить его в коридоре холостяцкого общежития.
— Разрешите обратиться, товарищ капитан? — с едва прослушиваемой обидой официально обратилась она.
— Что случилось, сержант? — так же официально ответил Видов. Но тут же поправился. — Как живешь, Клавочка? Какие проблемы?
— Только одна, Семчик, — в свою очередь изменила тон девушка. — Не отметила ни новоселья, ни новую должность…
— Отмечай.
— Приглашаю тебя сегодня вечером. Будет Новоконев и наша медсестра Галилея Борисовна. Другими знакомыми еще не обзавелась… Придешь?
Видов заколебался. Сутки расписаны почти поминутно, как выкроить время для гостевания? Но обижать девушку отказом ему не хотелось.
— В десять вечера устроит? — предложил он, мысленно пробежав по странице еженедельника. — Раньше не могу — занят.
— Устроит, — заставила себя беззаботно улыбнуться Клава. — Только без опоздания…
Оба понимали, что присутствие старшего лейтенанта и батальонной медчестры — примитивная маскировка, что за праздничным столом будут сидеть только двое.
Новоконев служил в оперативном отделе штаба полка, приглашение бывшей попутчицы охотно принял. Галилея Борисовна, немолодая вольнонаемная медсестра откровенно обрадовалась. Хоть маленькое, но — развлечение!
Батальонного врача, начштаба, комиссара и командиров рот Клавдия решила не приглашать. Во первых, слишком большая компания, во вторых, Семка будет недоволен. Пробурчит: бездельники, пожаловали к бедной фельдшерице на дармовщину! А Сашка — не подчиненный, можно даже сказать — начальство. Что до пожилой медсестры — невелика фигура, чтобы крестить ее бездельницей.
Вспомнила Прошку и заколебалась. С одной стороны, друг детства, один из «трех мушкетеров», но, с другой, женское чутье подсказало — Сидякин неравнодушен к ней, вдруг выпьет и решит выяснить далеко не простые отношения в создавшемся «треугольнике»? Тогда задуманная вечеринка превратится в поле для нешуточного скандала. Нет, лучше не рисковать.
Оставшуюся половину дня девушка побывала на рынке, настрогала салатов-винегретов, наварила картошки — главной русской закуски. Из спиртного — легкое сухое вино, немного спирта. Покрыла стол расписной украинской скатертью, расставила тарелки, стаканы. Придирчиво оглядела. Получилось, вроде, неплохо, Семчик будет доволен.
Первым появился Новоконев. Праздничный, чисто выбритый, пахнущий одеколоном. Достал из портфеля букетик фиалок, встряхнул, будто банным веником, вручил виновнице торжества. Немного смутившись, поставил перед ней бутылку водки.
— С праздником тебя, сержант. С новосельем.
Галилея Борисовна, которую товарки просто звали Галкой, умудрилась напечь пирожков с капустой. Но главным «угощением» был патефон с набором пластинок. Торжественно водрузив его на прикроватную тумбочку, медсестра чмокнула Клаву в щеку.
До прихода главного гостя они просто болтали. Новоконев со вкусом рассказывал о бесплодных поисках «бухгалтера», Галка вежливо смеялась.
Ровно в десять — впору часы сверять! — появился Видов. Угрюмый, озабоченный. Что-то у него не заладилось, какой-то командирский замысел не сработал. Не поздоровавшись, уселся за стол, налил себе водки. Старший лейтенант демонстративно поухаживал за дамами — наполнил им стаканы.
— Ну, что ж, Клавдия Ивановна, — выдал он первый тост. — Здоровья тебе и успехов на медицинском поприще. Авось, нам не доведется стать твоими пациентами.
Выпили. Закусили. Галка поставила любимую пластинку — риориту, Сашка церемонно пригласил ее и они закружились по комнате.
— Что-нибудь случилось, Семчик? — склонившись к Видову, тихо спросила Клавдия. — Или — просто плохое настроение.
— И то, и другое. Мерзкий Цыпа все же написал рапорт, утром меня воспитывал полковой комиссар… Впрочем, все это чепуха, не забивай себе голову. Лучше пойдем танцевать.
То ли от выпитого вина, то ли от крепких объятий Семена, но девушка неожиданно ослабла. До такой степени, что мелко задрожали коленки и закружилась голова. Захотелось заплакать, смочить слезами расстегнутую гимнастерку Видова. Она крепче прижалась к груди комбата, рука с его плеча передвинулась на упрямый затылок.
— Что с тобой, Клавка? Заболела?
— Ничего страшного, Семчик, — и неожиданно по детски добавила. — Хочу быть с тобой… Понимаешь, ты и я…
— Понимаю, — серьезно прошептал Семен. — Сейчас все устроится. — выпустил девушку из объятий, остановил патефон. И — громко, командным голосом. — Все, дорогие гости, дайте отдохнуть хозяевам. Уже поздно, рано утром — на службу.
Сашка понимающе скривился. Наверно, ему не хотелось уходить — пластинки превосходные, выпивки на столе навалом, закуска едва тронута. Но приказ есть приказ. Патефон — в одну руку, Галку — в другую. Клавдия демонстративно закрыла дверь не только на защелку, но и на два оборота ключа.
— Разбери постель, — все так же тихо попросил Видов. — Устал я страшно.
До утра они не спали. В кратковременные перерывы между объятиями — шептались. О будущей совместной жизни, о Семкиных родителях, вообще обо всем. Видов начисто позабыл о нестертом штампе в паспорте, об оставленной первой жене.
— Освобожусь немного — зарегистрируемся. Никаких свадебных застолий, легкий ужин наедине, — рассмеялся он. — Как сейчас.
На следующий день Видов переселился в комнату фельдшерицы. Не скрываясь и не оправдываясь перед жильцами общежития. Просто объявил: женился. Сомневаться, возражать никто не осмелился — характер «вечного комбата» известен, так отделает, что поневоле придется каяться и оправдываться.
Клава будто плавала на розовых облаках, она не требовала немедленной регистрации брака, не спрашивала, когда это произойдет. Семен вошел в ее жизнь грубо и надежно, сделался необходимостью.
Она не знала, что ее мужа вызывали в политотдел, что на парткомиссии он получил строгий выговор. Разбирать персональное дело «развратника» на партийном собрании не решились. Не потому, что пожалели Видова, просто решили не портить репутацию передовой в дивизии части. Обязали в двухмесячный срок разобраться с семейными делами.
До начала войны оставалось ровно три месяца…
Глава 14
— Спиритус медицинус, — нервно рассмеялся визитер. — Традиционная русская выпивка, полезная и для больных, и для здоровых… Симпатичный у вас халатик, — потрогал он подрагивающими пальцами рукав. Будто приценился к качеству ткани. — Мягонький…
За фанерной перегородкой — ехидный девичий смешок. Наверно обитатели соседней комнатенки изучили повадки своего любвеобильного начальника. Майор метнул грозный взгляд. Будто пронизал перегородку. Угрожающе покашлял. Смех мгновенно погас. Поговаривают, что у Цыпы двоюродный брат служит в Органах, капнет ему в ушко и смешливый обидчик вволю наплачется на Колыме.
— Я не пью, — отстранившись от протянутой к халатику мужской руки, проговорила девушка. — И вообще уже поздно, хочется спать.
— А я о чем? — удивился Фролов. — Сейчас выпьем, закусим и — на боковую.
Процесс празднования новоселья обозначен четко и ясно. Положение казалось безвыходным. Отвесить ловеласу звонкую пощечину? Но все же — командир, придерется к какому-то мелкому нарушению и отправит обратно в отдел кадров. Отойти к окну? Но страстный коротышка уже прижал новую фельдшерицу к стене, запустил бесстыдную руку за пазуху.
— Не надо, товарищ майор, — взмолилась Клавдия, держа обеими руками полы халатика. — Прошу вас…
— Надо… Обязательно надо, — опасливо косясь на перегородку, взволнованно шептал батальонный дон-жуан, не прекращая попыток преодолеть сопротивление упрямой девицы. — Познакомимся поближе, лучше узнаем друг друга…
Неожиданно из коридора донеслись четкие шаги. Знакомый мужской голос о чем-то спросил женщину. Та пугливо ответила. От сильного удара в дверь отвалилась защелкнутая майором задвижка.
На пороге — Видов.
Клавдия закрыла лицо руками, всхлипнула.
Минуты хватило Семену для того, чтобы оценить обстановку. Бутылка с закуской, прижатая к стене девушка, раскрасневшийся майор.
— Пошел вон, Цыпа! — негромко приказал капитан. — Устроил из медсанбата курятник, паскуда грязная! Кому сказано?
— Как вы смеете, капитан, так разговаривать со старшим по званию?
— поднялся на цыпочки коротышка. — Под суд пойдете, под трибунал!
— Ты еще и угрожаешь?
Видов сгреб майора за шиворот, поднял над полом. Кривые ножки коротышки выписывали в воздухе замысловатые па. Заглянувшая на шум дежурная по общежитию выскочила в коридор, расхохоталась и побежала разнести по комнатам приятное известие об устроенной над Цыпой расправе.
Выбросив неудавшегося любовника из комнаты, Семен отправил за дверь дермантиновый портфель с содержимым. Брезгливо потер ладони. Подошел к девушке, осторожно поднял за подбородок ее склоненную голову, всмотрелся в раскрасневшееся лицо с закрытыми глазами. Сейчас поцелует, замерла Клава. Не поцеловал. Будто испугавшись неприсущей ему нежности, отошел к двери.
— Собирайся, поедешь со мной. С полковым лекарем все решено. Служить будешь фельдшером в моем батальоне.
— Как ты узнал о моем приезде? — немного успокоившись, спросила Клавдия.
— Сашка Новоконев проинформировал… Долго ожидать? Сказано — собирайся!
— Выйди на минутку. Мне нужно переодеться.
Видов неизвестно чему рассмеялся, хлопнул ладонью по крутому лбу и вышел в коридор. Там на него насели девчонки, наперебой принялись выкладывать капитану свои обиды, рассказывали о приставаниях командира медсанбата.
— Сами виновны, — деловито советовал Видов. — Устроили бы ему пару раз темную, сразу бы взялся за ум! Таких только и «лечат» кулаками!
— Кулаками? У него двоюродный братан — чекист…
— А у нас — троюродные тети, — беззаботно отмахнулся капитан. — Не к чему раньше времени в штаны напускать, не так уж страшен черт, как его малюют…
Позже, сидя рядом с капитаном в двуколке, окончательно пришедшая в себя девушка спросила.
— У тебя неприятностей не будет? Все же — майор, командир медсанбата, у него, наверняка, связи с дивизионным начальством…
— Одним рапортом больше, одним меньше, — беззаботно отмахнулся «вечный комбат». — У полкового комиссара — целые папки жалоб на меня. Получит очередной донос — выговорешник обеспечен, отстреляется на отлично батальон — снимут… Все дела.
Вселив нового фельдшера в заранее убранную комнату общежития для холостяков, Видов наспех попрощался. На сегодня намечено присутствие на вечерней поверке в третьей роте, а заранее продуманные планы батальонный никогда не менял.
Вместо того, чтобы разобрать наспех уложенный чемодан, Клавдия уселась на застеленную кровать, положила на колени руки и задумалась. Вдруг Семен помог ей устроиться в своем батальоне по праву друга детства, односельчанина, и у него нет других чувств к девушке? Что делать тогда? Возвратиться в Степанковку, выйти замуж за Горячева, нарожать ему детишек? Или вести прежнюю холостяцкую жизнь, безрадостную и скучную?
Только в полночь, разложив вещи и заставив себя выбросить из головы дурацкие мысли, Клавдия безмятежно уснула.
Утром проснулась отдохнувшая, бодрая. Вчерашние сомнения переродились в уверенность, опасения — в легкую насмешку над девичьими страхами. Все будет нормально, все образуется, мысленно твердила она, Семка любит, еще как любит! Только он никогда не сделает первого шага, побоится резкого отказа. Значит, все зависит от нее.
Несмотря на ранее время — всего шесть утра, в штабе батальона Видова уже не было. Дежурный командир сообщил, что предстоит марш-бросок по пересеченной местности и капитан в сопровождении начальника штаба и двух ординарцев поскакал по маршруту, Привык сам проверять и перепроверять.
Батальоный врач, армянин с грустно повисшим мясистым носом, был предупрежден и с места в карьер отправил нового военфельдшера проверить санитарное состояние одной из рот. Четко сформулировал пункты проверки, начиная с содержимого красноармейских тумбочек и кончая отхожими местами.
В канцелярии роты проверяющую ожидал старшина. Увидев Клавдию, он потешно вытаращил глаза и ущипнул себя за бок. Еще бы не удивиться, когда перед Сидякиным появилась оставленная в Степанковке подруга детства!
— Ты? — только и мог выдавить он. — Вот это фокус!
— Никаких фокусов, — рассмеялась девушка. — Они, фокусы, начнутся, если найду в тумбочках запрещенные вещи, или обнаружу какую-нибудь живность, на подобии тараканов… Будем служить вместе, Прошка. Думаю, ты не против?
— Семка уже знает?
— Встретились вечером, — не вдаваясь в подробности «встречи», туманно ответила Клавдия. — Пошли по взводам?
Сидякин безвольно кивнул и на ослабевших ногах пошел вслед за фельдшерицей. Голову буравили, кружились в хороводе завистливые мысли. Снова повезло не ему, а Семке, Видова любят, к нему приехали, а старшина как был одиноким, так им и остается.
Со свойственной ей проницательностью Клавдия расшифровывала потаенные мысли Сидякина и насмешливо улыбнулась. Да, она любит Семена и он отвечает ей взаимностью, не может не отвечать! В этом союзе просто нет места третьему человеку — мужчине или женщине!
Неугомонный армянин изобретал все новые и новые проверки, заставлял помощницу присутствовать на стрельбах, учавствовать в приеме больных, осматривать отхожие места, снимать пробы в столовой.
Семена она почти не видела. Он — то на совещании в штабе полка, то громит провинившихся командиров рот и взводов, то исчезает на несколько дней. Однажды, Клавдии удалось встретить его в коридоре холостяцкого общежития.
— Разрешите обратиться, товарищ капитан? — с едва прослушиваемой обидой официально обратилась она.
— Что случилось, сержант? — так же официально ответил Видов. Но тут же поправился. — Как живешь, Клавочка? Какие проблемы?
— Только одна, Семчик, — в свою очередь изменила тон девушка. — Не отметила ни новоселья, ни новую должность…
— Отмечай.
— Приглашаю тебя сегодня вечером. Будет Новоконев и наша медсестра Галилея Борисовна. Другими знакомыми еще не обзавелась… Придешь?
Видов заколебался. Сутки расписаны почти поминутно, как выкроить время для гостевания? Но обижать девушку отказом ему не хотелось.
— В десять вечера устроит? — предложил он, мысленно пробежав по странице еженедельника. — Раньше не могу — занят.
— Устроит, — заставила себя беззаботно улыбнуться Клава. — Только без опоздания…
Оба понимали, что присутствие старшего лейтенанта и батальонной медчестры — примитивная маскировка, что за праздничным столом будут сидеть только двое.
Новоконев служил в оперативном отделе штаба полка, приглашение бывшей попутчицы охотно принял. Галилея Борисовна, немолодая вольнонаемная медсестра откровенно обрадовалась. Хоть маленькое, но — развлечение!
Батальонного врача, начштаба, комиссара и командиров рот Клавдия решила не приглашать. Во первых, слишком большая компания, во вторых, Семка будет недоволен. Пробурчит: бездельники, пожаловали к бедной фельдшерице на дармовщину! А Сашка — не подчиненный, можно даже сказать — начальство. Что до пожилой медсестры — невелика фигура, чтобы крестить ее бездельницей.
Вспомнила Прошку и заколебалась. С одной стороны, друг детства, один из «трех мушкетеров», но, с другой, женское чутье подсказало — Сидякин неравнодушен к ней, вдруг выпьет и решит выяснить далеко не простые отношения в создавшемся «треугольнике»? Тогда задуманная вечеринка превратится в поле для нешуточного скандала. Нет, лучше не рисковать.
Оставшуюся половину дня девушка побывала на рынке, настрогала салатов-винегретов, наварила картошки — главной русской закуски. Из спиртного — легкое сухое вино, немного спирта. Покрыла стол расписной украинской скатертью, расставила тарелки, стаканы. Придирчиво оглядела. Получилось, вроде, неплохо, Семчик будет доволен.
Первым появился Новоконев. Праздничный, чисто выбритый, пахнущий одеколоном. Достал из портфеля букетик фиалок, встряхнул, будто банным веником, вручил виновнице торжества. Немного смутившись, поставил перед ней бутылку водки.
— С праздником тебя, сержант. С новосельем.
Галилея Борисовна, которую товарки просто звали Галкой, умудрилась напечь пирожков с капустой. Но главным «угощением» был патефон с набором пластинок. Торжественно водрузив его на прикроватную тумбочку, медсестра чмокнула Клаву в щеку.
До прихода главного гостя они просто болтали. Новоконев со вкусом рассказывал о бесплодных поисках «бухгалтера», Галка вежливо смеялась.
Ровно в десять — впору часы сверять! — появился Видов. Угрюмый, озабоченный. Что-то у него не заладилось, какой-то командирский замысел не сработал. Не поздоровавшись, уселся за стол, налил себе водки. Старший лейтенант демонстративно поухаживал за дамами — наполнил им стаканы.
— Ну, что ж, Клавдия Ивановна, — выдал он первый тост. — Здоровья тебе и успехов на медицинском поприще. Авось, нам не доведется стать твоими пациентами.
Выпили. Закусили. Галка поставила любимую пластинку — риориту, Сашка церемонно пригласил ее и они закружились по комнате.
— Что-нибудь случилось, Семчик? — склонившись к Видову, тихо спросила Клавдия. — Или — просто плохое настроение.
— И то, и другое. Мерзкий Цыпа все же написал рапорт, утром меня воспитывал полковой комиссар… Впрочем, все это чепуха, не забивай себе голову. Лучше пойдем танцевать.
То ли от выпитого вина, то ли от крепких объятий Семена, но девушка неожиданно ослабла. До такой степени, что мелко задрожали коленки и закружилась голова. Захотелось заплакать, смочить слезами расстегнутую гимнастерку Видова. Она крепче прижалась к груди комбата, рука с его плеча передвинулась на упрямый затылок.
— Что с тобой, Клавка? Заболела?
— Ничего страшного, Семчик, — и неожиданно по детски добавила. — Хочу быть с тобой… Понимаешь, ты и я…
— Понимаю, — серьезно прошептал Семен. — Сейчас все устроится. — выпустил девушку из объятий, остановил патефон. И — громко, командным голосом. — Все, дорогие гости, дайте отдохнуть хозяевам. Уже поздно, рано утром — на службу.
Сашка понимающе скривился. Наверно, ему не хотелось уходить — пластинки превосходные, выпивки на столе навалом, закуска едва тронута. Но приказ есть приказ. Патефон — в одну руку, Галку — в другую. Клавдия демонстративно закрыла дверь не только на защелку, но и на два оборота ключа.
— Разбери постель, — все так же тихо попросил Видов. — Устал я страшно.
До утра они не спали. В кратковременные перерывы между объятиями — шептались. О будущей совместной жизни, о Семкиных родителях, вообще обо всем. Видов начисто позабыл о нестертом штампе в паспорте, об оставленной первой жене.
— Освобожусь немного — зарегистрируемся. Никаких свадебных застолий, легкий ужин наедине, — рассмеялся он. — Как сейчас.
На следующий день Видов переселился в комнату фельдшерицы. Не скрываясь и не оправдываясь перед жильцами общежития. Просто объявил: женился. Сомневаться, возражать никто не осмелился — характер «вечного комбата» известен, так отделает, что поневоле придется каяться и оправдываться.
Клава будто плавала на розовых облаках, она не требовала немедленной регистрации брака, не спрашивала, когда это произойдет. Семен вошел в ее жизнь грубо и надежно, сделался необходимостью.
Она не знала, что ее мужа вызывали в политотдел, что на парткомиссии он получил строгий выговор. Разбирать персональное дело «развратника» на партийном собрании не решились. Не потому, что пожалели Видова, просто решили не портить репутацию передовой в дивизии части. Обязали в двухмесячный срок разобраться с семейными делами.
До начала войны оставалось ровно три месяца…
Глава 14
Непрерывная тяга к связкам писем и общим тетрадям из дедова баула превратилась в самую настоящую болезнь. Романов будто жил двумя жизнями: прошедшей и настоящей, причем они причудливо переплетались друг с другом. Выслеживая сексуально озабоченных супругов-изменников, выстраивая версии исчезновения девочки, дочери бизнесмена, разыскивая похищенные из офиса деловые бумаги, он не мог отрешиться от мучающей его загадки: все же кто убил «вечного комбата»?
Казалось бы, что внуку бывшего комроты до событий полувековой давности? Сегодняшних забот и проблем не хватает? Если же появилось желание потеребить нервы остросюжетным чтивом — покупай книжный ширпотреб, специально для этого предназначенный, проводи ночи за чтением зарубежных боевиков. Стоит ли раскочегаривать себя знакомством с действительными событиями, зря терять дорогое время?
Тем более, что сыскная фирма постепенно хирела. Поток клиентов сократился до минимума, соответственно, похудел счет в банке. Дружинин охал, ахал, разводил руками, строил страшные гримасы, но ничего путного так и не предложил. Романов надеялся на окончательный расчет с Ванванычем, но, во первых, для этого нужно отыскать следы похищенной женщины, во вторых, криминальные заказчики будто растворились в предрассветном тумане — ни телефнных звонков с очередными порциями угроз, ни посещений офиса сыскной фирмы.
Кандидат в депутаты тоже тянет время, откладывает поездку к бывшему старшине, а она, эта поездка, по убеждению детектива, многое прояснит: и в прошлых и в настоящих событиях. Петька почти каждый час надоедает слезливыми телефонными объяснениями и просьбами. Обрыдло ему охранное существование, хочется заняться родным делом.
Ванваныч, Дружинин, Сидякины — дед и внук, Дашка вместе со своими «родными» родителями — все эти далеко не театральные персонажи сплелись в тугой клубок, болезненно царапающий сознание Романова. Единственно, что удержало его от полного безумия — Дашка.
Постепенно девчонка вошла во вкус полновластной хозяйки дома наивного «папашки». Безотчетно, но, приходится признаться, разумно тратила лежащие на видном месте деньги. Возвращаясь из школы, забегала в магазины и на рынки, набивала полиэтиленовые сумки-пакеты продуктами, дома раскладывала их по полкам пенала и в холодильник. Повязав Тамарин фартук, принималась мудрить с кастрюлями и сковородками. Поминутно сверялась с часами — не опоздать бы к приходу «папашки» изготовить обед!
В определенном месте лежат стопка наглаженных носовых платков, на полке шкафа — нижнее белье, полотенца, на вешалках — вычишенные костюмы, чистые рубашки. В прихожей надраенная до блеска обувь.
Вечером, вволю поворчав по поводу житейской неприспособленности Романова, внедрив в него десяток добрых советов, похожих на армейские приказания, «хозяйка» усаживалась с книгами и тетрадями за стол, что-то писала или, забавно шевеля пухлыми губешками, читала. Время от времени поглядывая на «папашку».
Когда с домашними заданиями было покончено, раскрывала невесть каким образом попавшую на стеллажи медицинскую энциклопедию. С недетским любопытством рассматривала самые откровенные цветные рисунки, изучала сведения о взаимоотношениях полов. Другие органы человеческого организма, их особенности и болячки девушку не интересовали.
Однажды, устремив на приемного отца многозначительный взгляд, задала ему такой вопрос, что Романов, позабыв дочитать начатое письмо, вытаращил глаза.
— Что ты сказала?
— Так себе, ничего. Слышала, что мужчина не может жить без женщины, а если и живет — болеет. Как же ты, папашка, обходишься? Воздержание вредно для здоровья — вот написано. — провела она отращиваемым ногтем по строчке энциклопедии. — Может быть поэтому ты так часто простужаешься?
Романов вообще не простужался, болел так редко, что сам себе удивлялся. Петька все время ходит с заложенным носом, кашляет на подобии каркающей вороны, а Роману — хоть бы хны, ни одна зараза не пристает.
объяснять все это упрямой девчонке — словно голым кулаком пытаться прошибить железобетонную панель перекрытия. К тому же, речь идет не о самих болезнях — о половом воздержании.
— Не знаю, не интересовался, — снова развернул Романов пожелтевший листок. — Читай и не задавай глупых вопросов.
— И вовсе не глупые, — обиженно возразила девица. — Не захотел меня взять в жены — найду тебе пару, не ошибусь.
Прекращая опасную дискуссию, детектив отгородился от настырной особы раскрытой общей тетрадью.
Утром разбежались: Романов — в офис, Дашка — в школу. Он тут же позабыл о странном интересе приемной дочери к физиологическим особенностям мужского организма, она не забыла.
Неприсущей Роману забывчивости способствовал выгодный заказ, удачное выполнение которого не только наполнит прохудившийся кошелек фирмы, но и поднимет ее авторитет.
В одном из московских банков непонятным образом исчезли бумаги, составляющие экономическую тайну. Не особенно доверяя способностям уголовного розыска и, возможно, опасаясь распространения нежелательных слухов, управляющий предпочел обратиться к частным детективам.
Предстояло прошерстить многочисленный коллектив банка, выявить предателя и заставить его вернуть похищенные бумаги. Одному с этой задачей не справиться — пришлось временно отозвать воспрянувшего духом помощника. Одновременно намекнуть кандидату в депутаты о необходимости выполнить данное им обещание.
— Что вы делаете, дорогой друг? — рыдающим голосом спросил Ефим Маркович. — Мы с женой только начали успокаиваться.
Зря успокоились, с иронией подумал Романов, от Дружинина в роли охранника — никакой пользы. Сыщик из него отменный, пастух классный, а вот телохранитель — пустое место.
— Отзыв моего сотрудника — временное явление, думаю, через недельку он к вам вернется… Кстати, как поживает героиеческий дед? Не болеет ли, не дай Бог? Возраст-то солидный.
Прозрачный намек на невыполненное бизнесменом обещание достиг своей цели.
— К сожалению, сейчас дедуля занят — перебирает свой архив. Может быть, в конце недели навестим его.
Очередная отсрочка! Ну, что ж, сделаем вид, чо она устраивает частных детективов, каким-то образом входит в их планы. Нетерпение или недовольство может насторожить владельца фирмы женского белья.
— Ничего ужасного, я сейчас тоже занят.
Телефонный разговор завершился заверениями в обоюдном уважении.
Через полтора часа в кабинетик Романова влетел сияющий компаньон. Для полноты картины ему только ангельских крылышек не хватает. Облапил друга, принялся тормошить его. Будто они не виделись, как минимум, полгода.
На шум заглянула любопытная Манька. Увидев, что мужчины обнимаются, подумала-подумала и внесла в кабинет шефа поднос с бутылкой коньяка и с тремя рюмками. Будто намекнула о своем желании отпраздновать какое-то событие, какое именно не имеет принципиального значения.
— Манька, ты — настоящая колдунья! — восторженно заорал Петька, обнимаю необъятную талию секретарши. — Не успел я подумать, а ты уже все поняла.
— Оставить на вечер! — проскрипел Романов, переставляя поднос подальше от жадных рук Дружинина. — Предстоит большая работа.
Услышав о полученном заказе и, главное, о солидном авансе, Петька на первых порах обрадовался, потом поскучнел. Ему больше по душе выслеживать, пасти, нежели ковыряться в душах банковских служителей. Но с «потомком императора» не поспоришь…
Банкир предельно деловит и краток. Детективы быдут работать под видом ревизоров Центробанка. Это не вызовет подозрений ибо кредитное заведение проверяется не реже шести раз в месяц. Для разговоров с сотрудниками выделен отдельный кабинет. Результаты ожидаются не позднее, чем через неделю, любое опоздание повлечет для банка неисчислимые бедствия. Для сыщиков — расторжение заключенного договора с возвратом полученного аванса.
Все это выдано на одном дыхании.
Легко сказать — неделя! Предстоит опросить два десятка служащих, так или иначе имеющих доступ к секретной информации. Потом просеять через мелкое сито их родственников, подруг и друзей, выстроить и проанализировать несколько версий. Для всего этого месяца и то недостаточно. Но спорить, выпрашивать хотя бы недельку-другую компаньоны не стали. Во первых, засушенного банкира не переубедить, во вторых, он абсолютно прав: когда сработает похищенная информация, поздно искать украденную бумагу и предателя.
Главная трудность заключалась в том, что «ревизоры» абсолютно не знали банковского дела, не разбирались в финансовых потоках, учете и отчетности, смутно представляли себе разные дебиты-кредиты. Любой финансист легко убедится в этом.
Поэтому, сыщики не вызывали в отдельный кабинет банковских служащих, бродили по помещениям, задавали осторожные вопросы, которые, как правило, касались состояния здоровья, времяпровождения, хобби. Удивленные сотрудники сначала скрытничали, считая дурацкий интерес «ревизоров» хитрым ходом, потом понемного раскрывались.
К концу третьего дня наметились первые подозреваемые: перекрашенная дамочка с солидным декольте, молоденький парнишка с крапчатой бабочкой на тощей шее и кассир-толстяк с пальцами-сардельками, унизанными кольцами. Дамочка — по причине заинтересованных взглядов, которыми она провожала «ревизоров». Худосочный парнишка при появлении сыщиков испуганно закрывал глаза. Кассир многозначительно захлопывал дверцу сейфа.
Утром четвертого дня Романов представил остробородому банкиру свои соображения. Для дальнейшей разработки подозреваемых требуется время и немалое, предстоит внедриться в их окружение, ознакомиться с привычками и метариальным благополучием семей.
Дамочку банкир сразу отверг. Вдова, несколько лет тому назад потеряла мужа и мечтает снова выйти замуж. Толстяк-кассир — вне подозрений, работает в банке со дня его основания, лично знаком хозяину. А вот мальчишкой не мешает заняться. На это отведено максимум три дня.
Романов с легким сердцем поручил слежку многоопытному компаньону, а сам удрал домой, к дедову баулу. Письма и тетради фронтовика превратились для его внука в самую настоящую наркоту. Не пообщается с ними всего один лишь день — наступает «ломка».
Предварительно по телефону коротко проинформировал толстую Маньку: буду дома, в случае чего — звони. Можно, конечно, сослаться на нездоровье, простуду, прострел, сердечный приступ, но — хозяин он или не хозяин?
Вчитаться в очередное письмо Романову не довелось. Помешала Дашка. С грохотом опустив на пол прихожей набитую чем-то сумку, она торжественно влетела в гостиную. Радостная улыбка, горящие глазища, кулачки упертые в бока — все это показывало отличное настроение и боевой настрой.
— Что произошло?
— Ничего, — тряхнула девчонка копной волос, назвать которую прической можно, обладая недюженной фантазией. — Сегодня вечером к тебе придет наша училка.
— Почему ко мне? У тебя есть родители.
Девчонка присела на край стула, окинула Романова насмешливым взглядом. Будто взрослая женщина, удивляющаяся дурацким вопросам неразумного ребенка.
— Потому что ты — мой папашка. Или хочешь, чтобы завтра вся школа узнала о моих алкашах?
Действительно, положеньице! С одной стороны жалко девчонку, с другой — не хочется выступать в роли этакого опекуна, заменившего ей настоящих родителей. Все же — придется.
Казалось бы, что внуку бывшего комроты до событий полувековой давности? Сегодняшних забот и проблем не хватает? Если же появилось желание потеребить нервы остросюжетным чтивом — покупай книжный ширпотреб, специально для этого предназначенный, проводи ночи за чтением зарубежных боевиков. Стоит ли раскочегаривать себя знакомством с действительными событиями, зря терять дорогое время?
Тем более, что сыскная фирма постепенно хирела. Поток клиентов сократился до минимума, соответственно, похудел счет в банке. Дружинин охал, ахал, разводил руками, строил страшные гримасы, но ничего путного так и не предложил. Романов надеялся на окончательный расчет с Ванванычем, но, во первых, для этого нужно отыскать следы похищенной женщины, во вторых, криминальные заказчики будто растворились в предрассветном тумане — ни телефнных звонков с очередными порциями угроз, ни посещений офиса сыскной фирмы.
Кандидат в депутаты тоже тянет время, откладывает поездку к бывшему старшине, а она, эта поездка, по убеждению детектива, многое прояснит: и в прошлых и в настоящих событиях. Петька почти каждый час надоедает слезливыми телефонными объяснениями и просьбами. Обрыдло ему охранное существование, хочется заняться родным делом.
Ванваныч, Дружинин, Сидякины — дед и внук, Дашка вместе со своими «родными» родителями — все эти далеко не театральные персонажи сплелись в тугой клубок, болезненно царапающий сознание Романова. Единственно, что удержало его от полного безумия — Дашка.
Постепенно девчонка вошла во вкус полновластной хозяйки дома наивного «папашки». Безотчетно, но, приходится признаться, разумно тратила лежащие на видном месте деньги. Возвращаясь из школы, забегала в магазины и на рынки, набивала полиэтиленовые сумки-пакеты продуктами, дома раскладывала их по полкам пенала и в холодильник. Повязав Тамарин фартук, принималась мудрить с кастрюлями и сковородками. Поминутно сверялась с часами — не опоздать бы к приходу «папашки» изготовить обед!
В определенном месте лежат стопка наглаженных носовых платков, на полке шкафа — нижнее белье, полотенца, на вешалках — вычишенные костюмы, чистые рубашки. В прихожей надраенная до блеска обувь.
Вечером, вволю поворчав по поводу житейской неприспособленности Романова, внедрив в него десяток добрых советов, похожих на армейские приказания, «хозяйка» усаживалась с книгами и тетрадями за стол, что-то писала или, забавно шевеля пухлыми губешками, читала. Время от времени поглядывая на «папашку».
Когда с домашними заданиями было покончено, раскрывала невесть каким образом попавшую на стеллажи медицинскую энциклопедию. С недетским любопытством рассматривала самые откровенные цветные рисунки, изучала сведения о взаимоотношениях полов. Другие органы человеческого организма, их особенности и болячки девушку не интересовали.
Однажды, устремив на приемного отца многозначительный взгляд, задала ему такой вопрос, что Романов, позабыв дочитать начатое письмо, вытаращил глаза.
— Что ты сказала?
— Так себе, ничего. Слышала, что мужчина не может жить без женщины, а если и живет — болеет. Как же ты, папашка, обходишься? Воздержание вредно для здоровья — вот написано. — провела она отращиваемым ногтем по строчке энциклопедии. — Может быть поэтому ты так часто простужаешься?
Романов вообще не простужался, болел так редко, что сам себе удивлялся. Петька все время ходит с заложенным носом, кашляет на подобии каркающей вороны, а Роману — хоть бы хны, ни одна зараза не пристает.
объяснять все это упрямой девчонке — словно голым кулаком пытаться прошибить железобетонную панель перекрытия. К тому же, речь идет не о самих болезнях — о половом воздержании.
— Не знаю, не интересовался, — снова развернул Романов пожелтевший листок. — Читай и не задавай глупых вопросов.
— И вовсе не глупые, — обиженно возразила девица. — Не захотел меня взять в жены — найду тебе пару, не ошибусь.
Прекращая опасную дискуссию, детектив отгородился от настырной особы раскрытой общей тетрадью.
Утром разбежались: Романов — в офис, Дашка — в школу. Он тут же позабыл о странном интересе приемной дочери к физиологическим особенностям мужского организма, она не забыла.
Неприсущей Роману забывчивости способствовал выгодный заказ, удачное выполнение которого не только наполнит прохудившийся кошелек фирмы, но и поднимет ее авторитет.
В одном из московских банков непонятным образом исчезли бумаги, составляющие экономическую тайну. Не особенно доверяя способностям уголовного розыска и, возможно, опасаясь распространения нежелательных слухов, управляющий предпочел обратиться к частным детективам.
Предстояло прошерстить многочисленный коллектив банка, выявить предателя и заставить его вернуть похищенные бумаги. Одному с этой задачей не справиться — пришлось временно отозвать воспрянувшего духом помощника. Одновременно намекнуть кандидату в депутаты о необходимости выполнить данное им обещание.
— Что вы делаете, дорогой друг? — рыдающим голосом спросил Ефим Маркович. — Мы с женой только начали успокаиваться.
Зря успокоились, с иронией подумал Романов, от Дружинина в роли охранника — никакой пользы. Сыщик из него отменный, пастух классный, а вот телохранитель — пустое место.
— Отзыв моего сотрудника — временное явление, думаю, через недельку он к вам вернется… Кстати, как поживает героиеческий дед? Не болеет ли, не дай Бог? Возраст-то солидный.
Прозрачный намек на невыполненное бизнесменом обещание достиг своей цели.
— К сожалению, сейчас дедуля занят — перебирает свой архив. Может быть, в конце недели навестим его.
Очередная отсрочка! Ну, что ж, сделаем вид, чо она устраивает частных детективов, каким-то образом входит в их планы. Нетерпение или недовольство может насторожить владельца фирмы женского белья.
— Ничего ужасного, я сейчас тоже занят.
Телефонный разговор завершился заверениями в обоюдном уважении.
Через полтора часа в кабинетик Романова влетел сияющий компаньон. Для полноты картины ему только ангельских крылышек не хватает. Облапил друга, принялся тормошить его. Будто они не виделись, как минимум, полгода.
На шум заглянула любопытная Манька. Увидев, что мужчины обнимаются, подумала-подумала и внесла в кабинет шефа поднос с бутылкой коньяка и с тремя рюмками. Будто намекнула о своем желании отпраздновать какое-то событие, какое именно не имеет принципиального значения.
— Манька, ты — настоящая колдунья! — восторженно заорал Петька, обнимаю необъятную талию секретарши. — Не успел я подумать, а ты уже все поняла.
— Оставить на вечер! — проскрипел Романов, переставляя поднос подальше от жадных рук Дружинина. — Предстоит большая работа.
Услышав о полученном заказе и, главное, о солидном авансе, Петька на первых порах обрадовался, потом поскучнел. Ему больше по душе выслеживать, пасти, нежели ковыряться в душах банковских служителей. Но с «потомком императора» не поспоришь…
Банкир предельно деловит и краток. Детективы быдут работать под видом ревизоров Центробанка. Это не вызовет подозрений ибо кредитное заведение проверяется не реже шести раз в месяц. Для разговоров с сотрудниками выделен отдельный кабинет. Результаты ожидаются не позднее, чем через неделю, любое опоздание повлечет для банка неисчислимые бедствия. Для сыщиков — расторжение заключенного договора с возвратом полученного аванса.
Все это выдано на одном дыхании.
Легко сказать — неделя! Предстоит опросить два десятка служащих, так или иначе имеющих доступ к секретной информации. Потом просеять через мелкое сито их родственников, подруг и друзей, выстроить и проанализировать несколько версий. Для всего этого месяца и то недостаточно. Но спорить, выпрашивать хотя бы недельку-другую компаньоны не стали. Во первых, засушенного банкира не переубедить, во вторых, он абсолютно прав: когда сработает похищенная информация, поздно искать украденную бумагу и предателя.
Главная трудность заключалась в том, что «ревизоры» абсолютно не знали банковского дела, не разбирались в финансовых потоках, учете и отчетности, смутно представляли себе разные дебиты-кредиты. Любой финансист легко убедится в этом.
Поэтому, сыщики не вызывали в отдельный кабинет банковских служащих, бродили по помещениям, задавали осторожные вопросы, которые, как правило, касались состояния здоровья, времяпровождения, хобби. Удивленные сотрудники сначала скрытничали, считая дурацкий интерес «ревизоров» хитрым ходом, потом понемного раскрывались.
К концу третьего дня наметились первые подозреваемые: перекрашенная дамочка с солидным декольте, молоденький парнишка с крапчатой бабочкой на тощей шее и кассир-толстяк с пальцами-сардельками, унизанными кольцами. Дамочка — по причине заинтересованных взглядов, которыми она провожала «ревизоров». Худосочный парнишка при появлении сыщиков испуганно закрывал глаза. Кассир многозначительно захлопывал дверцу сейфа.
Утром четвертого дня Романов представил остробородому банкиру свои соображения. Для дальнейшей разработки подозреваемых требуется время и немалое, предстоит внедриться в их окружение, ознакомиться с привычками и метариальным благополучием семей.
Дамочку банкир сразу отверг. Вдова, несколько лет тому назад потеряла мужа и мечтает снова выйти замуж. Толстяк-кассир — вне подозрений, работает в банке со дня его основания, лично знаком хозяину. А вот мальчишкой не мешает заняться. На это отведено максимум три дня.
Романов с легким сердцем поручил слежку многоопытному компаньону, а сам удрал домой, к дедову баулу. Письма и тетради фронтовика превратились для его внука в самую настоящую наркоту. Не пообщается с ними всего один лишь день — наступает «ломка».
Предварительно по телефону коротко проинформировал толстую Маньку: буду дома, в случае чего — звони. Можно, конечно, сослаться на нездоровье, простуду, прострел, сердечный приступ, но — хозяин он или не хозяин?
Вчитаться в очередное письмо Романову не довелось. Помешала Дашка. С грохотом опустив на пол прихожей набитую чем-то сумку, она торжественно влетела в гостиную. Радостная улыбка, горящие глазища, кулачки упертые в бока — все это показывало отличное настроение и боевой настрой.
— Что произошло?
— Ничего, — тряхнула девчонка копной волос, назвать которую прической можно, обладая недюженной фантазией. — Сегодня вечером к тебе придет наша училка.
— Почему ко мне? У тебя есть родители.
Девчонка присела на край стула, окинула Романова насмешливым взглядом. Будто взрослая женщина, удивляющаяся дурацким вопросам неразумного ребенка.
— Потому что ты — мой папашка. Или хочешь, чтобы завтра вся школа узнала о моих алкашах?
Действительно, положеньице! С одной стороны жалко девчонку, с другой — не хочется выступать в роли этакого опекуна, заменившего ей настоящих родителей. Все же — придется.